Текст книги "Нефтяной принц"

– И все же надо судить не только их, но и себя, сэр! – прервал его рассказ Шеттерхэнд. – Мне непонятно доверие, которое вы питали к этим мерзавцам. И непонятно то благодушие, с которым вы торопились в расставленную на вас ловушку. Не сердитесь, но в том, что случилось с вами, виноваты вы сами. Вы оказались чересчур доверчивыми.

– Я считал Гринли порядочным человеком… – защищался Роллинс.

– Хо! Да ведь достаточно только взглянуть ему в глаза. И потом, когда речь идет о таких больших суммах, о таком серьезном предприятии, надо вести себя по-другому.

– Нет, нет, по его мнению, все должно было произойти тайно.

– А что, мистера Баумгартена можно считать крупным специалистом по нефти?

– Нет.

– Что же вы за люди! Вы должны были захватить с собой хотя бы одного профессионала.

– Гринли считал это излишним. Нефть же плавала прямо на поверхности озера, достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, какое это выгодное для меня дельце. Разве вы не согласитесь, сэр, что здесь превосходное место для нефтяного источника?

Шеттерхэнд испытующе посмотрел на говорившего, потом ответил:

– Вы, кажется, и теперь еще не понимаете, что произошло. Вы считаете это озеро природным резервуаром для нефти?

– Конечно. Здесь Гринли не соврал. После того как он получил мой чек, они на нас напали и заперли в пещере, где нас ждала медленная смерть. Возможно, он хотел заманить на озеро других покупателей.

– А вы не огляделись в пещере?

– Да как же мы могли? Когда пришли в сознание, кругом было темно. И ужасно пахло нефтью. Видимо, в пещере и в самом деле находятся ее выходы. Там стоит поискать нефтяной источник.

– Верно, только не один источник, а много. И все они в деревянных бочках.

– При чем тут бочки? Не понимаю вас.

– Идите и при свете дня осмотрите пещеру. Я, правда, и сам там еще не был, но, думаю, знаком с ее содержимым. И еще один вопрос. Прибыв сюда, вы рассмотрели нефть?

– Разумеется, я это сделал.

– И как вы ее нашли?

– Отличной!

– Да? И я тоже! – засмеялся Олд Шеттерхэнд. – У нее совсем не то качество, что у сырца; она уже очищенная. Разве вы этого не заметили?

– Хотите сказать, что эта нефть не сырая? Что же тогда это такое?

– На этот вопрос вы, пожалуй, и сами сможете ответить, когда побываете в пещере. А как долго, по вашему мнению, в этом озере находится нефть?

– Кто же знает! Несколько столетий, а то и больше.

– Я-то, пожалуй, знаю. Мы с Виннету несколько лет назад бывали на этом озере.

– Вы? – удивился Роллинс. – И вы не воспользовались этим нефтяным богатством? Не понимаю вас, сэр! Почему?

– Потому что здесь не было видно ни капли нефти.

– Значит, она выступила позже.

– Да, всего лишь позавчера.

– По-за-вче-ра? – по слогам повторил банкир. – Я снова не понимаю вас, сэр.

– Скажу яснее. Вы своими глазами видели в воде массу мертвой рыбы. Что бы могло стать причиной ее смерти?

– Нефть, разумеется. Рыбы же не могут жить в нефти.

– Правильно! И давно подохли эти рыбы?

– Ну, дня два назад, не раньше.

– Интересно тогда, в какой же среде они жили до этого? Может, порхали по деревьям?

– Я попросил бы, сэр, не считать меня ребенком, – с укоризной в голосе проговорил Роллинс. – Я еще не сошел с ума!

– Очень хорошо, мистер Роллинс! Теперь вы поймете, куда я клоню. Рыбы мертвы в течение двух дней, значит, раньше они жили в озере. Так когда же там появилась нефть?

Только теперь до Роллинса дошло. Он вскочил, вытаращив глаза, посмотрел на Олд Шеттерхэнда, потом перевел взгляд на других, пошевелил губами, словно что-то проговаривая, но не сказал ни слова.

– Молчите, сэр? Если с позавчерашнего дня в озерную воду вылили очищенную на заводе нефть, то можно задаться вопросом, откуда ее взяли. Ответ вы найдете в пещере. Сходите туда, мистер Роллинс.

– Иду, иду! – затараторил банкир. – Мне пришла в голову мысль. Пойдемте со мной, мистер Баумгартен! Оставайтесь уж до конца моим спутником!

Бухгалтер поднялся и исчез в пещере вместе с Роллинсом. Оставшиеся снаружи прислушались. Сначала раздались крики, потом послышался шум скидываемых и катящихся бочек, а потом из пещеры выбежал разъяренный банкир:

– Надувательство! Изощренный обман! Привозить сюда нефть, чтобы выжать из меня деньги!

– Итак, сэр, – обратился к нему Шеттерхэнд, – что вы нашли в пещере?

– Массу пустых бочек, кое-какие инструменты и больше ничего. Никакого источника!

– Вот так-то! Услышав от тех парней о том, что они якобы нашли здесь много нефти, я был убежден, что это мошенничество. Гринли послал Батлера и Поллера вперед не ради безопасности, а для того, чтобы они вылили нефть из бочек в озеро. Обман потребовал от них многих усилий и длительной подготовки: не просто ведь покатать туда-сюда сорок тяжелых бочек.

– Они знали, ради чего старались, хи-хи-хи, – рассмеялся Сэм Хокенс. – Вы будете вычерпывать нефть, мистер Роллинс, или просто заберете пустые бочки?

– Не смейтесь надо мной, – буркнул банкир. – Я должен вернуть свои деньги! И вы мне поможете, мистер Шеттерхэнд!

– Пока что речь идет не о деньгах, а только о чеке, – возразил охотник. – Вы считаете, что распоряжение будет исполнено в Сан-Франциско?

– Несомненно, если только этим парням удастся вырваться из рук индейцев и добраться до Фриско. Вы, кажется, упоминали, что их взяли в плен нихора?

– Да, нихора напали на навахо и отняли у них пленников.

– Значит, если у Нефтяного принца забрали бумагу, то никто ее и не представит во Фриско.

– Думаю, что бумага все еще при нем. Есть индейские племена, так далеко прошедшие по пути цивилизации, что умеют и читать, и писать, но здешние индейцы к таковым не относятся. Дикие индейцы каждый исписанный листок считают колдовским и не рискуют с ним связываться. Поэтому нихора, вероятно, оставили Нефтяному принцу ваш чек. Если ему удастся бежать, то он, разумеется, поедет во Фриско и получит денежки.

– Что вы думаете, сэр, о том, чтобы мы с мистером Баумгартеном немедленно отправились в Сан-Франциско и договорились с тамошним банком? Если негодяй туда явится, его тут же арестуют.

– Сейчас вам лучше всего оставаться с нами. Далеко вы не уедете. Да и вообще вряд ли надо совершать далекое путешествие. Достаточно приехать в Прескотт и предупредить местные власти, а городской банк передаст ваше сообщение по почте.

– Вы правы! Тогда едем в Прескотт!

– Не так скоро, мистер Роллинс! От этих мест до Прескотта по меньшей мере десяток дней пути, хотя по прямой до города не больше пятидесяти миль. А потом, дорогу-то вы знаете?

– Нет. Может, один из вас, из тех, кто знает эту дорогу, будет иметь удовольствие поехать с нами? Мы хорошо заплатим!

– Никто из нас не поедет. Дорога эта в нынешних условиях слишком опасна. Даже если ваш проводник окажется очень дельным человеком, можно ожидать, что живыми вы до цели не доберетесь.

– Значит, делать нечего, и я могу считать свои деньги потерянными?

В этот момент к Олд Шеттерхэнду подошел юный Ши-Со и сказал:

– Разрешите мне ответить на только что поставленный вопрос?

– Пожалуйста, обращайся! – охотник обратился к юноше на «ты», ибо был другом его отца, а самого Ши-Со знавал еще мальчишкой.

– Вам нечего бояться, сэр, – спокойным тоном сказал индеец банкиру. – Вы получите свой документ назад.

– В самом деле? – воскликнул обрадованный банкир. – Каким образом?

– Я его принесу вам.

– Вы? Вы намерены отнять этот чек? Но вы же знаете, что ее нынешний владелец находится в руках нихора.

– А меня воспитали навахо! Теперь мы с нихора враги, они пленили восьмерых моих соплеменников, и я обязан сделать все возможное, чтобы освободить их. Там и Нефтяной принц попадет в мои руки. Я возьму ваш чек и отдам его вам.

Банкир удивленно посмотрел на юношу, так уверенно с ним говорившего, и спросил:

– Молодой человек, вы хотите освободить навахо? А вы знаете, сколько воинов нихора следит за ними?

– Всего тридцать.

– Всего?! И вы в одиночку хотите управиться с ними?

– Я не боюсь их. И я не один. Я разыщу воинов моего племени.

– Значит, вы знаете, где их найти?

– Они здесь недалеко.

– Пока вы будете их искать, пройдет время, и нихора ускользнут.

– Они никуда не уйдут, – вмешался в разговор Олд Шеттерхэнд. – Мы же здесь. Что скажет мой брат Виннету?

– Мы последуем за нихора, освободим навахо и отнимем чек у Нефтяного принца.

– Благодарю вас! – торжествующе закричал Роллинс. – Как вы сказали, так оно и будет. Когда выступаем?

– Как можно скорее, – ответил Олд Шеттерхэнд. – Сначала давайте еще раз осмотрим пещеру, а потом Виннету поведет нас в лес, где располагались на ночлег нихора со своими пленниками.

Пещера оказалась естественной вырытой – она образовалась в результате действия воды, сочившейся с гор и позже сливавшейся в озеро. Оттого-то и появились две узеньких полоски мелкой гальки, протянувшиеся от пещеры к Мрачной Воде. В пещере нашли сорок пустых бочек, две-три кирки и топор. Две бочки оказались расколоты: вероятно, их доски предназначались для костра.

Виннету и Олд Шеттерхэнд ушли изучить следы нихора, а остальные расположились в траве, ожидая их возвращения. Темой разговоров были переживания этого дня. Все согласились, что спасением они обязаны только Виннету и Олд Шеттерхэнду, и хвала им слетала с уст каждого. Особенно старался Хромой Фрэнк. Усевшись среди немецких переселенцев, он рассказывал им эпизоды из совместных скитаний с двумя знаменитыми вестменами. Кантор слушал с неослабным вниманием. Воспользовавшись небольшой паузой, он заметил:

– Это именно то, что мне нужно. Перенесенные на сцену их деяния окажут именно то действие, на которое я рассчитываю. Но есть здесь и трудности, преодолеть которые вы мне, вероятно, поможете, герр Франке.

– Это какие еще трудности? Я вообще-то трудности люблю. Все, что требует труда и напряжения, во всякое время было моим любимым занятием. Обращайтесь смело ко мне, герр кантор эмеритус. Я для вас стану и настоящим человеком, и настоящим героем. Ну, что там за трудности? Я очень легко с ними разделаюсь.

– Хм! Слышали вы когда-нибудь, чтобы Виннету и Олд Шеттерхэнд пели?

– Пели? Нет!

– Но ведь должны же они петь? Как вы считаете?

– Что за индигоцветный вопрос! И вы не стыдитесь так думать или аллювиально выражаться? Скажу вам, что эти двое могут делать абсолютно все.

– А как вы думаете, споет когда-нибудь Олд Шеттерхэнд, если я его об этом попрошу?

У Хромого Фрэнка на лице появилось выражение крайней задумчивости.

– А Виннету?

– Вот этот не запоет. Точно знаю! Он велик во всех делах, и я убежден, что поет он замечательно: мастер колоратуры! Но, откровенно говоря, я просто не могу себе представить его певцом. Вообразите-ка стоящим его в концертном зале с расставленными ногами и широко разинутым ртом, поющим скандинавскую арию: «Милый месяц, ты так тихо выплываешь из-за соседской груши!» Можете вы нарисовать себе такую картину?

– Но ведь индейцы вообще-то поют.

– Конечно, и я даже слышал их пение.

– Как оно звучало? Что они пели? Это было многоголосие или одноголосие? Мне очень важно услышать это от вас.

– Ну, опять вы с этими эпилептическими вопросами! Когда поет один человек, это, ясно, будет одноголосие. Или вы считаете, что один-единственный человек может исполнить восьмиголосие? Как это звучит? Ну, не так, как у великих Моцарта, Гальвани [65]65
  Гальвани Луиджи (1737–1790) – итальянский физиолог и анатом, один из основателей учения об электричестве


[Закрыть] и Корреджо [66]66
  Корреджо (Аптонио Аллегри; ок. 1489–1534) – один из крупнейших живописцев итальянского Возрождения


[Закрыть]. Это нелегко описать. Представьте себе кузнечные меха, в которых спрятались белый медведь, индюк и три молоденьких поросенка. Если привести меха в действие, то что-нибудь, вероятно, услышите. Вот примерно так и звучит настоящая индейская гражданская оперетта. Понятно?

– Разумеется. Вы привели достаточно красноречивый пример.

– Ну, а что вы затеваете с Олд Шеттерхэндом и Виннету? – Я должен знать, какие у них голоса.

– Хорошие голоса, можно даже сказать: отличные. Думать об их голосах иначе – значит, оскорблять их!

– Я совсем о другом говорю. Я хотел бы знать, поют они тенором, баритоном или басом. Они будут главными героями моей оперы и мне обязательно нужно знать позицию их голоса.

– Ерунда какая-то! Позиция голоса! Голос всегда находится в глотке. Я еще не видел ни одного человека, который пел бы желудком или локтями. Такое надо бы знать, раз уж вы взялись за двенадцатиактную оперу. Да и не надо ничего предусматривать заранее. Вот услышите, как поют Шеттерхэнд и Виннету, и сами догадаетесь, тенора у них или басы.

Хромой Фрэнк еще долго бы разглагольствовал, но вернулись те, о ком они говорили, и знаменитый вестмен приказал готовиться к выступлению:

– Мы довольно далеко проехали по следам нихора. Кажется, они направляются к реке Челли, что вполне нам подходит.

Глава 9
Проделки кантора Эмеритуса

Отряд снова тронулся в путь. Заделывать вход в пещеру не было никакой надобности, поэтому его оставили открытым.

Проехав ущелье, Виннету, возглавивший отряд, сразу свернул в лес, где ночевали нихора. Очень скоро обнаружили их следы. Они вели сначала вверх, а потом в глубокую долину, выходившую в широкую прерию. Опасаться внезапного нападения не приходилось, поэтому всадникам разрешили ехать, как они хотят, и громко переговариваться между собой.

Кантор пристроился к Фрэнку сбоку и спросил:

– Герр Франке, не окажете ли вы мне любезность?

– Почему же не оказать? А в чем дело?

– Я заметил, что вы в исключительных отношениях с Олд Шеттерхэндом…

– Да, мы с ним в прекрасных отношениях! На условиях полного равенства.

– Тогда попросите его спеть песню или хотя бы один куплет.

– Э-э, милый друг, нет… Этого я не хочу делать.

– Не хотите? Почему?

– Если бы я попросил его лечь в обнимку с гризли или схватить за рога бизона, он бы сделал это. Но петь? Нет, таких способностей я в нем не предполагаю. Да, кстати, вы все время говорите о музыке вашей оперы, а текст-то у вас есть?

– Нет пока.

– Так не теряйте времени. Поищите подходящего поэта.

– Я хотел бы сам сочинить текст.

– Сами? – удивленно спросил Фрэнк и взглянул на кантора сбоку. – Значит, вы уже изучили науку рифмосложения? И можете выпускать своих героев из-за кулис, чтобы они укладывали свои мысли в рифмованные строфы?

– Надеюсь. К тому же здесь вряд ли найдешь хотя бы одного поэта.

– Ба! Да здесь их тысячи! У вас просто-напросто обман зрения. А между тем даже среди нас есть один поэт…

– В самом деле? Кто же это?

– Не догадываетесь? Мне вас жаль. Приглядитесь повнимательней, и вы сразу увидите, кто хранит в голове крайне редкую стихотворческую формацию. Это доказывают его благородные духотворные и мелодически деликатные черты лица.

– Кого же вы имеете в виду? – спросил кантор, после того как несколько минут внимательно разглядел почти всех присутствующих.

Фрэнк ткнул себя в грудь указательным пальцем и важно произнес:

– Себя.

– Вы умеете сочинять стихи? Невероятно!

– Отчего же невероятно? Я все могу! Вы уж должны были это заметить. Назовите мне любое слово, и я найду вам два десятка рифм к нему! За два, самое большее три часа я готов написать вам весь текст. Я столь потребительски владею своим родным языком, что рифмы так и летят от меня во все стороны. Если вы сомневаетесь, испытайте меня.

– Испытать? А вы не обидитесь?

– Как может лев или орел обижаться на воробья! Да я вообще не обидчив, что само собой разумеется при моем благородном характере. Ну, дайте мне задание, скажите, про что я должен написать.

– Хорошо, давайте попробуем. Возьмем первый акт моей оперы. Занавес поднимается: сцена представляет собой девственный лес, на земле лежит Виннету и осторожно передвигается, выслеживая врага. Что вы заставите его петь при этом?

– Петь? Да ему в это время совсем не до песен!

– Почему? Он должен что-то петь. Если занавес поднялся, публика должна слушать пение.

– Глупая какая-то публика! Виннету выслеживает врага. С чего ему петь? Чтобы враг услышал его пение и смог удрать?

– Это же сцена! Здесь ему необходимо петь!

– Ну, раз необходимо, чтобы звучал его голос, то он может и спеть. Тогда я готов. Итак, он ползет по земле и поет:

Я знаменитый Виннету,

Родился я в Америке.

Два зорких глаза у меня,

Два чутких уха, верите?

Ползу на брюхе я в траве,

Учует нос мой все везде!

Продекламировав незатейливый стишок, он торжествующе взглянул на кантора, ожидая всемерного одобрения, но тот тактично промолчал, и тогда Фрэнк спросил:

– Что скажете? Удивлены, не так ли? Надеюсь, вы сумеете по достоинству оценить услышанное.

– Вынужден вас огорчить, – решился возразить кантор. – Вы сочинили ходульные вирши. Попытайтесь придумать что-нибудь другое.

Когда Хромой Фрэнк услышал этот приговор, глаза его буквально вылезли из орбит, брови высоко поднялись, он закашлял, а потом, перевел дух, обрушился на собеседника:

– Что вы сказали? Как вы назвали? Ходульные вирши, говорите? Кто-нибудь слышал такое? Я, знаменитый охотник, вестмен и Хромой Фрэнк, сочинил ходульные вирши! Мне такое не говорил еще никто, ни один из живущих на Западе людей! В таком случае я вынужден сказать вам, что вы сами стали излишним, прямо-таки ненужным человеком! Почему вы оставили свою службу? Ясное дело – потому что оказались не нужны. А я не последний среди охотников, да еще и корреспондент знаменитого штуттгартского «Доброго приятеля» [67]67
  «Добрый приятель» – немецкий журнал, в котором публиковались романы и повести Карла Мая


[Закрыть]! Стало быть, общепризнанный литератор. Сойдите с лошади и развяжите ремни на моих ботинках, вы, несчастный арфист и двенадцатиактный барабанщик, скрипач и треугольничник [68]68
  Треугольничник – так называет музыканта, играющего на треугольнике


[Закрыть]! Мне бы надо произнести обвинительную речь, которую греки называли филиппиной [69]69
  Имелась в виду филиппика – обвинительные речи, в которых знаменитый древнегреческий оратор Демосфен нападал на македонского паря Филиппа II


[Закрыть], чтобы у вас навсегда отпали уши, но я считаю это недостойным моего кальцинированного [70]70
  Хромой Фрэнк хотел сказать «рафинированный», «утонченный»


[Закрыть] достоинства. Лучше я промолчу и просто обдам вас пылью со своих ног, отказывая в своей дружбе. Я даю легированную [71]71
  Речь шла о легитимной, законной отставке


[Закрыть] отставку и буду отныне ездить только в тех районах, где воздушный шар моих мыслей не может быть настигнут и акклиматизирован вашим тяжким взглядом. Пребывайте в своем земном естестве! Я же буду обитать в стране сильных духом, настоящих олимпийцев, в круг которых вы никогда не попадете!

Он пришпорил лошадь и галопом помчался в прерию.

– Стой, Фрэнк, куда ты? – крикнул ему вдогонку Дролл.

– За ваш духовный горизонт, – донеслось в ответ.

Разгневанный малыш ускакал бы очень далеко, если бы не повелительный окрик Олд Шеттерхэнда, вынудивший Хромого возвратиться.

– Что случилось? – спросил у него Дролл. – У тебя лицо свирепого дикаря. Тебя что, снова разозлили?

– Заткнись! Не восставай против моего снисхождения и упорного терпения! Меня унизили таким образом, что мои волосы стоят горным хребтом.

– Кто?

– Этот кантор эмеритус.

– Как?

– Тебе этого знать не надо. Занимайся своим хозяйством, не трогай меня и мои гражданские права!

Дролл улыбнулся и замолчал. Он понял, что сейчас Фрэнка лучше оставить в покое.

Лишенная всякой растительности равнина тянулась бесконечно, почва была твердая, каменистая. На ней просто не могло взойти ни единого ростка. Всадники находились на небезызвестном плато Колорадо, что обрывается ущельями и каньонами к реке того же названия и ее притокам.

Только острый глаз мог заметить здесь следы нихора. Оставалось только удивляться, с какой уверенностью Виннету, ехавший во главе отряда, находил следы, которые бы ни один другой всадник не заметил, кроме, конечно, Олд Шеттерхэнда.

В полдень остановились, чтобы дать отдохнуть женщинам и детям. После двухчасового отдыха отряд продолжил путь, и только к вечеру апач спешился. Олд Шеттерхэнд сделал то же самое.

– Почему остановились здесь? – удивился Сэм Хокенс. – Неужели мы будем ночевать в этой голой местности?

– Нет, – ответил апач, – но осторожность требует, чтобы мы дождались темноты. До Челли осталось полчаса пути. У реки растет лес, в котором нихора, видимо, разобьют лагерь. Местность здесь слишком ровная, они издалека заметят нас и устроят засаду. Придется дождаться ночи, чтобы они нас не увидели.

– Но тогда и мы их не увидим.

– Мы найдем их, если не сегодня, то завтра.

Теперь спешились и остальные, обратив внимание, что на севере, у самого горизонта, кружились несколько грифов. Шеттерхэнд указал на этих птиц:

– Где кружат грифы, есть либо падаль, либо какая-то другая пища. Он кружат почти над одним местом. Видимо, там и расположились нихора.

– Мой белый брат угадал, – согласился Виннету. – Птицы укажут нам путь. Мы еще сегодня подкрадемся к лагерю.

– Но надо быть очень осторожными. Эти тридцать нихора проделали далекий путь от Глуми-Уотер. Когда лазутчики делают долгий переход, они обязательно возвращаются туда, откуда начали разведку. Следовательно, на Челли должны собраться все воины нихора перед походом на навахо.

Примерно за четверть часа до наступления сумерек решили снова продолжать путь. Еще не стемнело, и на горизонте отчетливо вырисовалась черная полоска леса.

– Лес на реке Челли, – пояснил Олд Шеттерхэнд. – Оставайтесь здесь. Дальше я поеду один. Одинокого всадника не так легко заметить, как целый отряд.

Охотник, пришпорив коня, поскакал вперед. Вскоре можно было заметить, как он, остановившись в отдалении, рассматривает лес в подзорную трубу. Затем он вернулся и сказал:

– Река Челли течет в глубоком ущелье с крутыми стенами, которые как раз и поросли этими деревьями. Если бы нихора остановились наверху, я бы их увидел. Значит, они остановились внизу, у самой реки. Едем дальше!

Сумерки в тех краях недолги: вскоре стало совсем темно, и теперь все были уверены, что с реки их не увидят. Спустя какую-нибудь четверть часа, по звуку копыт стало ясно, что лошади теперь идут по траве. Вскоре приблизилась и лесная опушка, где путники остановились и спешились. Нечего было и думать о том, чтобы разжечь костер. Надо было также держаться подальше от индейцев, чтобы те не услышали случайного лошадиного ржанья.

Где точно находятся нихора, пока никто не знал, поэтому Олд Шеттерхэнд и Виннету отправились на разведку. Они ушли в лес, и только через полчаса вернулся один белый охотник.

– Мы вышли в самое подходящее место, затем спустились, что в таких потемках было делом самым легким, а потом увидели пламя. Мы насчитали три костра, но их может быть и больше. Возможно, что там находятся не только тридцать краснокожих, но и все воины нихора. Мы можем оказаться в трудном положении.

– А где Виннету? – спросил Сэм.

– Апач спустился на самое дно долины, чтобы вернее осмотреться. Думаю, раньше, чем через час он не вернется. В такой местности, да при стольких кострах надо много труда и времени, чтобы осмотреть весь лагерь.

Как оказалось, времени потребовалось больше, чем полагал Шеттерхэнд: апача они снова увидели только через два часа. Тот, вернувшись к своему другу, произнес:

– Виннету увидел еще два огня. Всего горят пять костров, возле которых расположились нихора. Виннету думает, что их три раза по сто.

– Ты видел вождя?

– Да. Это Мокаши, которого ты тоже знаешь.

– Он воин, которого я уважаю. Если бы мы пришли как друзья, он нам, конечно, ничего плохого не сделал бы.

– Но мы хотим освободить пленников, а значит, стали его врагами и не должны показываться на глаза ни ему, ни его воинам. Виннету видел пленных: восемь навахо и троих бледнолицых. Они лежат возле одного костра и окружены двойным кольцом воинов.

– Ого! Нелегко будет их вытащить.

– Почти невозможно. Сегодня мы ничего не станем делать. Надо ждать до утра.

– Согласен с моим краснокожим братом. Было бы глупостью подвергать свою жизнь опасности, когда успех под большим сомнением.

– Позвольте сказать, что я не согласен, – вмешался в разговор Сэм Хокенс. – Думаете, что завтра нам удача улыбнется больше, чем сегодня?

– Конечно. Надеюсь, вы разделяете нашу уверенность в том, что нихора намерены выступить против навахо?

– Еще бы!

– И вы считаете, что они отяготят себя одиннадцатью пленными?

– Хм! Можно предположить, что они не потащат их с собой.

– Не потащат, а оставят под охраной. Мы дождемся того момента, и нам будет гораздо легче.

– Стало чуть-чуть яснее. Об этом я не подумал, если не ошибаюсь. Вот только бы знать, когда они уйдут.

– Предполагаю, что завтра.

– Было бы хорошо. Но если они останутся, мы подвергнемся большой опасности.

– Придется рискнуть.

– Конечно, но это легко сказать. Здесь нет воды, но есть трава, поэтому лошади будут страдать меньше. Но мы! На Глуми-Уотер мы не могли пить из-за нефтяных пятен, да и сегодня за целый день не выпили ни одной капли воды. Если и завтра не пить, то леди и детям будет тяжело. О мужчинах я не говорю.

– О, и о нас надо говорить, дорогой Сэм! – вмешался Фрэнк. – Мы с вами пока еще не бессмертные души, а всего лишь люди, смертность которых, увы, доказана. Каждое смертное существо должно пить, и я, правду сказать, испытываю такую жажду, что за пару глотков воды или за стакан пива готов заплатить целых три марки.

При этих словах кантор не смог сдержаться:

– Мне чрезвычайно жаль, герр Франке. Если бы у меня была вода, я бы с вами охотно поделился.

Добродушие кантора, похоже, сильно действовало на его душу, ибо его уже печалило, что он недавно разозлил Хромого Фрэнка. Того, временами не менее добродушного, терзало то же чувство. Он укорял себя, что был слишком груб с сочинителем и бывшим органистом. Фрэнк был готов примириться, но боялся уронить свое достоинство и ответил так:

– И вы думаете, что я принял бы ее от вас? Как ни велика моя жажда, характер мой куда тверже. Даже если бы вы откачали для меня весь Мировой океан, я не глотнул бы ни капли. Знайте, что своими «ходульными виршами» вы оттолкнули от себя лучшего друга! Это тяжелая потеря для вас, и печальная, но я при всем своем желании не смогу вам помочь.

Кантора это задело больше, чем можно было ожидать. Когда все поели, пришло время отправиться на покой, он никак не мог заснуть, а все спрашивал себя, каким бы образом он мог помириться с Фрэнком. Неожиданно ему пришла в голову идея, которую он счел превосходной. Фрэнк страдал от жажды. Если бы он смог помочь ему? Внизу, в долине, была вода, а в вещах кантора хранилась кожаная фляга. Конечно, спускаться в долину было запрещено, поэтому он должен был проделать это тайно.

Кантор приподнялся и прислушался. Все спали, кроме дежурившего Дика Стоуна, отошедшего в ту минуту к лошадям. Подушкой слуге муз служило седло, а фляга находилась в седельной сумке. Кантор осторожно вытащил ее и тихо пополз. Действовал он из двух побуждений: хотел помочь Фрэнку и надеялся хоть один-единственный раз оказаться настоящим «героем Запада». Сама лишь мысль о том, что он добудет воду под носом у врага, наполняла его смелостью и гордостью. Каково будет удивление, когда он удачно вернется! Если только принять необходимые меры предосторожности, все должно пройти нормально.

Он полз и полз, пока не решил, что Дик Стоун уже не может ни видеть, ни слышать его. Кантор поднялся и ощупью пошел дальше. Вскоре он оказался у спуска в долину. Трудности начинались только теперь. Повернувшись, он стал медленно соскальзывать по склону, цепляясь за землю всеми четырьмя конечностями и осторожно ощупывая ногами стену. Только поставив на твердое одну ногу, он вытягивал другую. Острые камни и колючки расцарапали ему руки, но кантор эмеритус этого не замечал. Чем ниже он спускался, тем сильнее становилось его желание довести до конца свое начинание. Временами он терял почву под ногами и пролетал сразу на пару метров вниз. Спуск получался шумным, но кантор в радостном возбуждении не слышал ни треска ломающихся ветвей, ни стука сталкиваемых им камней.

Он уже заметил свет лагерных костров, полагая, что выиграл свою партию и торопился еще быстрее приблизиться к кострам. Он не заметил, как там насторожились, а пятеро или шестеро индейцев вскочили и вышли навстречу. Остановившись, они затаились и стали ждать. Кантор дышал настолько громко, что нихора теперь уже отчетливо слышали его.

– Уфф! – прошептал один из них. – Это не зверь, а человек! Надо его схватить!

Кантор подбирался все ближе. Индейцы нагнулись, чтобы лучше рассмотреть спускавшегося человека в отблеске костров. Убедившись что он один, нихора вытянули в ожидании руки. Как только сильные и цепкие руки схватили его под мышками, кантор настолько испугался, что просто онемел. Ему крикнули несколько слов, но он их вообще не слышал. Гораздо лучше он понял язык ножа, приставленного к его груди. Ему даже не пришло в голову защищаться.

Можно себе представить, какое впечатление произвело его появление в лагере, хотя оно и не вызвало шума. Белый подкрадывался к лагерю и был схвачен! В этих краях он не мог быть один, а значит, где-то поблизости находятся его спутники. Значит, шуметь нельзя было ни в коем случае. Пленника тотчас же окружили, но никто ничего не говорил. В середину круга вышел сам Мокаши. Прежде всего вождь сделал то, что положено каждому мудрому предводителю: он послал разведчика осмотреть окрестности лагеря. Потом Мокаши спросил у пленника его имя и поинтересовался его намерениями. Кантор ни понял ни слова и что-то пробормотал по-немецки. Тогда Мокаши сказал:

– Он не понимает нашего языка, мы не можем понять его. Надо показать его трем бледнолицым, возможно, они знают его.

Кантора подтащили к костру, возле которого лежали пленники. Как только он появился в свете пламени, Поллер изумленно воскликнул:

– Немецкий регент! Дьявольщина! Этот чокнутый, похоже, сбежал из пуэбло!

Он говорил по-английски с примесью индейских слов, чтобы названный его не понял. Но тот догадался, что разговор идет о нем, и сразу узнал бывшего проводника.

– О, вот и наш проводник! Да еще со связанными конечностями! Герр Поллер, как это вы попали в такое положение? Очень рад вас видеть!

– Эти парни взяли нас в плен, – ответил скаут, естественно, по-немецки.

– Вы не должны говорить то, чего я не понимаю! – резко вмешался в их разговор вождь. – Или вы хотите, чтобы наши ножи проверили ваши шкуры? Ты знаешь этого человека? Кто он?

– Приехал из Германии.

– Уж не та ли это страна, в которой родился Шеттерхэнд?

– Она самая.

– Значит, он тоже знаменитый охотник?

– Нет, он ничего не понимает ни в охоте, ни в оружии. Он сочиняет музыку и поет. Он просто ненормальный!

Вождь взглянул на кантора с меньшей враждебностью. Кстати, у некоторых диких народностей умалишенные даже пользуются уважением. Про таких людей думают, что ими овладел дух, неземное существо. Эту точку зрения разделяют и большинство индейских племен. Они не решаются поднять руку на сумасшедшего, даже если он из враждебного племени. Вождь продолжал расспрашивать:

– А ты точно знаешь, что этот человек не в себе?

– Точно, – ответил Поллер, которому в голову пришла мысль, что он сможет извлечь некоторую выгоду из создавшегося положения. – Я долго был с ним и его спутниками.

– Кто эти спутники?

– Тоже немцы. Они приехали, чтобы купить землю, принадлежащую краснокожим людям.