Текст книги "Нефтяной принц"

– Приедут ли бледнолицые? – спросил один.

– Приедут, – ответил другой. – Они должны забрать свою бумажку.

– Тогда они едут к смерти. Если они поедут за нашими воинами, их возьмут в плен, а если не поедут, чего-то испугаются, мы их застрелим.

– Слышали? – прошептал Нефтяной принц Батлеру и Поллеру. – Больше нам нечего ждать.

– Да, так что нам делать? – спросил Батлер.

– Отправить их в ад. Цельтесь в головы, – Гринли первым вскинул ружье и отсчитал – Раз… два… три!

Раздались три выстрела. Кусты, в которых прятались краснокожие, зашелестели, послышались короткие хрипы и стоны. Потом все стихло.

Белые оставили свое укрытие, продрались сквозь кусты, а вскоре остановились перед лежавшими на земле индейцами с простреленными головами. Оба были мертвы.

– Вот так! – произнес Нефтяной принц. – Пусть остаются грифам и койотам.

Поллер довольно кивнул, да и Батлер ничего не имел против. Они развернулись, собираясь отправиться к своим лошадям, как вдруг Батлер остановился и сказал:

– Подождите! Давайте поглядим, что у них с собой.

Трое бандитов бесцеремонно ограбили мертвых. Особенно желанными у них стали оружие и амуниция. Взяли они, конечно, и индейских лошадей, которые могли облегчить им дорогу. Если беглец меняет лошадь, он выигрывает время. К своей радости они нашли в седельных сумках значительный запас сушеного мяса. Краснокожие вдоволь запаслись им, ибо рассчитывали на долгую разлуку со своими.

Далее трое убийц продолжили путь с пятью лошадьми. Теперь им не надо было осторожничать – никаких засад больше не ожидалось. Всадники вовсю погнали лошадей, пока не добрались до того места на берегу реки, где останавливались на ночь навахо. Бандиты спешились, чтобы изучить лагерь, но ничего особенно интересного не нашли, кроме следов, оставленных рано утром краснокожими, двинувшимися вверх по реке.

Они проехали по ним и через четверть часа достигли места, где навахо переправились через реку. Здесь трое мерзавцев обнаружили следы лагеря белых. Они снова спешились, чтобы получше обследовать окрестности. Люди они были опытные и, конечно, не обманулись в отпечатках, хотя подробности узнать не смогли.

– Здесь был лагерь, – произнес Нефтяной принц. – Знаете, чей?

– Естественно, Олд Шеттерхэнда и его людей, – ответил Батлер. – Никого другого здесь быть не могло. Смотри! Их следы идут по берегу на запад.

– А навахо перешли реку и присоединились к белым. Теперь они все вместе выступили на нихора. Это…

Тут Нефтяной принц неожиданно замолчал. Видно было, что ему не по себе.

– В чем дело? – удивился Батлер.

– Черт возьми! Мне в голову пришла мысль, такая жалкая, ничтожная мыслишка…

– Да говори скорее, чего тянешь!

– Если дела обстоят так, как я прикинул, нам надо немедленно сматываться отсюда, как старым псам, никогда и ничего, кроме побоев, от хозяев не получавшим!

– Почему? Объясни.

– Что тут объяснять? Ты бы сам мог догадаться, если бы имел хоть что-нибудь в башке. Или тебе ее совсем отшибло? С деньгами все кончено! Мы не получим ни единого доллара, ни единого цента.

– Дьявол! Но почему?

– Чек полетел к чертям собачьим!

– Ничего не понимаю.

– Да, у тебя точно проблемы с мозгами. Ты же знаешь, что Шеттерхэнда с Виннету называют лучшими друзьями навахо?

– Хочешь сказать, что красномазые все рассказали о нас белому охотнику?

– Пожалуй. Они нас сейчас, похоже, водят за нос. У кого был чек?

– У немца, у Вольфа.

– Ну! Он-то уж наверняка свиделся с банкиром и поговорил с ним. Что отсюда следует?

– Черт! Теперь я понял. Он все рассказал, и этот Вольф… этот Вольф передал чек банкиру в руки, не так ли?

– Да.

– Тогда все пропало!

Нефтяной принц хотел что-то добавить, но начался такой ожесточенный спор, что оба брата были близки к тому, чтобы вцепиться друг другу в глотки. В этот момент между ними протиснулся Поллер и воскликнул:

– Эй, вы точно скрутите себе шеи! Что изменится? От надежды пока не стоит отказываться. Еще ничего не потеряно.

– Не понимаю! – повернулся к нему Нефтяной принц. – Чека же нет. Так?

– Да есть чек. Сперва он был у Вольфа, теперь перешел к Роллинсу. Какая разница? Не все ли равно, кто им владеет?

– Это-то мне рассказывать не надо. Откуда ты знаешь, что Роллинс его сразу же не уничтожил?

– Разорвал что ли? Мы бы хоть клочок бумажки нашли. А ветра ни вчера вечером, ни сегодня не было. Ничто не могло унести эти обрывки, они должны были бы лежать здесь. Давайте поищем, да повнимательнее. И не только здесь, но и в окрестностях лагеря.

Трое очень старались, но так ничего и не нашли. В конце концов, Нефтяной принц тяжело вздохнул, лицо его разгладилось, и он заметил:

– Между прочим теперь у меня снова улучшилось настроение. Поллер прав. Бумажек нет, значит, банкир оставил чек при себе.

– Конечно! – обрадованно вторил Поллер. – А не уничтожил он чек, видимо, потому, что решил оставить его на память о своих приключениях на Диком Западе.

– Возможно. Кстати, мне с банкиром даже лучше иметь дело, чем с Вольфом. Этот банкир ни черта не смыслит в здешних обычаях, он и защитить-то себя не сможет. Если чек и в самом деле не уничтожен, я убежден, что мы получим его гораздо проще, чем раньше.

– Согласен, – кивнул Батлер. – С этим Роллинсом церемониться нечего. Итак, решение принято. Что будем теперь делать? Поедем за белыми и индейцами?

– Только с двойной осторожностью!

– Это вовсе не нужно. Они же выслали навстречу нам разведчиков и пока не догадываются, что мы пристрелили этих парней. Они полагают, что мы находимся под наблюдением и что разведчики предупредят их о нашем приезде. Можно ехать, не оглядываясь.

Они снова расселись по седлам и поехали по следам навахо и белых, ведя индейских лошадей в поводу. Все шло так, как было задумано, никто их не беспокоил. Постепенно они приближались по высокому берегу реки к опушке невысокого лесочка. Через некоторое время бандиты достигли места, где следы стали шире и глубже. Что было тому причиной? Именно здесь накануне вечером Ши-Со поджидал с лошадьми Олд Шеттерхэнда и Виннету и именно здесь апач сегодня утром намеревался встретить объединенный отряд краснокожих и белых.

– Здесь они долго стояли, – прокомментировал Батлер. – Лошади топтались на месте и долбили землю копытами.

– Так в чем же дело? – спросил Нефтяной принц.

– Позже узнаем.

– Я бы хотел знать сейчас. Смотрите, следы отсюда ведут в кусты! Поглядим, что там.

Они оставили лошадей и направились к кустарнику. Вдруг чей-то голос по-немецки закричал:

– На помощь! На помощь! Сюда!

Бандиты в удивлении переглянулись и стали прислушиваться.

– Что он там бормочет? – удивился Нефтяной принц.

– Кажется, что-то по-немецки. Впрочем, я ничего не понимаю, – пробормотал Батлер.

– Зато я понимаю, – усмехнулся Поллер, бывший проводник переселенцев. – Кто-то зовет на помощь.

– А если это всего лишь финт и нас хотят заманить в ловушку?

– Не думаю. Пошли за мной!

И они отправились по следам, которые вели в кустарник. Вскоре бандиты увидели две оседланные лошади, стоявшие в зарослях. Человек, звавший на помощь, увидел пришельцев и закричал:

– Сюда, сюда, герр Поллер! Скорее развяжите меня!

– Он меня знает! – удивился Поллер.

– Подойдите же, герр Поллер, скорее, скорее!

– Черт возьми! Если не ошибаюсь, это же голос того чокнутого кантора, что хочет сочинить оперу в двенадцати актах. Пошли! Его точно нам нечего бояться.

– Но, – осторожно возразил Нефтяной принц, – может, это ловушка? Кто знает, не та ли это петля, куда мы должны сунуть головы?

– Вряд ли. Скорее думаю, что его наказали за какую-нибудь очередную дурацкую выходку. Не бойтесь, идем.

Поллер первым устремился в чащу, и двое других последовали за ним. Предположение бывшего скаута оправдалось – они увидели кантора со связанными за спиной руками да еще прикрученного к стволу дерева. Впрочем, кантора привязали весьма осторожно: его положение не причиняло никакой боли и даже позволяло удобно усесться в мягкой траве, прислонившись спиной к дереву.

– Герр кантор, вы? – окликнул Поллер. – Просто удивительно!

– Кантор эмеритус, попросил бы я вас! Все это ради полноты и отличия, ибо я отставной, а значит, уже не действующий, герр Поллер.

– Ваше положение можно было бы считать безнадежным. Что стряслось?

– Меня привязали.

– Вижу, но кто?

– Стоун и Паркер.

– Они не могли это сделать по собственной воле!

– Не по собственной. Им приказал Олд Шеттерхэнд.

– Почему?

– Этого… я не знаю, – ответил он, стесняясь назвать истинную причину.

– Шеттерхэнд ничего не делает без повода.

– Пожалуй, и здесь у него был повод, но я его не знаю. Не спрашивайте меня, а лучше скорее развяжите!

– Это произойдет не так скоро, как вы думаете.

– Почему?

– Я должен знать причину, чтобы не наделать глупостей. Шеттерхэнд приказал привязать вас здесь, чтобы помешать вам совершить очередную глупость. Хотя лично я считаю это жестоким: привязывать в такой глуши человека к дереву и оставлять одного, безо всякой защиты…

– Одного? Но я ведь не один.

– Кто здесь еще?

– Герр Роллинс, банкир.

– Кто? – переспросил Поллер, и на лице его появилось удивление, тотчас сменившееся удовлетворением. – Только он или еще кто-нибудь?

– Только он. Он должен был охранять меня, причем сам напросился. Я умолял его развязать меня, но он оставался глух ко всем моим мольбам. Бесчувственный и жестокий человек!

Такая характеристика пришлась Поллеру по вкусу, поэтому он подбавил масла в огонь:

– Да, очень жестоко с его стороны и достойно примерного наказания. Надо вас освободить, а его привязать!

– Точно, это было бы правильно! Я тоже не стал бы его развязывать, как бы сильно он меня об этом не просил. Я оставил бы его на привязи, а сам поскорее сбежал бы, чтобы не слышать его жалоб и упреков.

– И куда бы вы пошли?

– За другими, прямо к Зимней Воде.

– А что вы хотите там делать?

– Броситься на нихора и взять их в плен. Знаете, они хотят подстеречь нас!

– И вам это удастся?

– Конечно! Шеттерхэнд убежден в этом, и Виннету тоже. Виннету, кстати, оставался здесь всю ночь и подслушивал нихора. Я не мог пойти с ними, потому что они думали, что если… что я… хм… В общем, они привязали меня, а банкир вызвался охранять, ибо других желающих не нашлось. Ему, похоже, лучше находиться здесь, чем среди опасностей, где во время сражения можно оказаться раненным или даже убитым дикарями.

– Весьма разумно с его стороны. А не скажете ли вы нам, разговаривал ли он с Вольфом?

– С тем немцем, что пришел вместе с навахо? Конечно.

– О чем?

– О-о, о разном. Я не прислушивался – ведь мои мысли постоянно заняты героической оперой.

– Тогда, может быть, вы видели, как он банкиру что-нибудь передавал?

– Передавал? Конечно! Чек, который он взял у вас.

– Вот как! Вы это точно знаете?

– Нет, но я слышал про это.

– Хм, это мне нравится. Теперь чек находится в надежных руках.

– Да, банкир его больше никому не отдаст.

– Он что, уничтожил его?

– Нет, он хочет сохранить его на память.

– Что же, хорошее воспоминание о пережитых приключениях… Наверняка он положил чек вместе с другими документами в бумажник и…

– Нет, нет! Он считает, что чек слишком опасен для него, – и кантор залился писклявым смехом. – Если этот документ попадет в чужие руки и будет предъявлен в Сан-Франциско, то Роллинс потеряет много денег, поэтому он хорошенько спрятал бумагу.

– Что значит «спрятал»?

– Роллинс засунул его под подкладку воротника своего сюртука. Там-то уж никто искать не будет.

– Хитро придумано! И все же я не вижу банкира. Где он?

– Ушел. Он сидел у края кустарника и глядел вперед, а как только увидел вас, испугался и спрятался.

– Значит, он нас узнал?

– Нет. Вы были слишком далеко. Но вы ехали не со стороны наших друзей, поэтому он посчитал вас врагами.

– Ушел, значит. И вы не знаете, куда?

– Нет.

– Не темните! Давайте-ка признавайтесь, герр кантор, и мы докажем, как любезно обойдемся мы с ним и с вами!

– Любезно обойдетесь? – задумался кантор, стараясь придать лицу лукавое выражение всезнайки. – Пожалуй, вы думаете, что я поверю вашим словам, уважаемый герр Поллер?

– Конечно.

– И не подумаю. Нас, слуг науки, так легко не обманешь.

– Да я и не пытаюсь. Все, что я говорю, чистая правда: я хорошо отношусь к вам и к нему.

– Ко мне – возможно, но не к нему.

– Почему?

– Потому что вы плохо обошлись с ним. Я знаю об этом!

– Чепуха! Это его фантазия.

– Нефтяное месторождение оказалось липовым, так? А вы хотели похитить у него много денег…

– Глупости! Если бы он как следует изучил озеро, он давно бы уже нашел источник нефти. Он ничего в этом не понимает и настраивает против нас остальных. Мы – честные люди, и это видно хотя бы потому, что мы сами отдали чек Вольфу, когда еще находились у навахо.

– Разве он не отобрал его у вас?

– Что? Снова чьи-то бредни? У нас никто ничего не отбирал. Он же не знал, что у нас есть чек, а мы ему сами об этом сказали. Теперь мы бы очень хотели поговорить с мистером Роллинсом и наставить его, что он должен делать, если хочет заполучить месторождение и стать очень богатым человеком. Ну, так где же он скрывается?

– Хм, прямо не знаю, надо ли вам об этом говорить.

– Надо – не надо, вопрос другой! Я-то думал, что вас позабавит, если мы привяжем его к тому же самому месту.

– Это меня действительно ужасно позабавит! Он ведь заслужил такое обхождение…

– Тогда мы вас освободим.

– Вы забыли, как я помог вам освободиться, дав перочинный нож? Черная неблагодарность с вашей стороны, если вы оставите меня связанным.

– Хм, это разные вещи. Нам грозила смертельная опасность. Нас связали враги, а вас привязали только в целях предосторожности. Скоро придут ваши друзья и развяжут вас. Если бы речь шла о том, чтобы вырвать вас из рук врагов и спасти вашу жизнь, я бы сейчас же развязал ваши путы, но я боюсь делать что-либо противное воле Олд Шеттерхэнда. Самое большее, на что я способен, так это на то, чтобы посадить на ваше место банкира и таким образом наказать его за жестокость, проявленную к вам.

– Да, он поступил жестоко, крайне жестоко!

– А подумайте-ка, какая сцена появится в вашей опере! Тот, которого вы тщетно умоляли, станет просить пощады у вас! Это же торжество правосудия – величайшая находка для театра!

– Да, тут вы, пожалуй, правы, – воскликнул кантор, словно наэлектризованный. – Какая сцена для моей оперы, какая великолепная, величественная сцена! Сначала я его умоляю – это ария для баритона. Он отказывается выполнить мою просьбу вторым басом. Потом баритон освобождается, а второго баса связывают. И снова жалостная ария, за которой следует пространный дуэт между басом и баритоном. Какой необычный эффект! Я чрезвычайно благодарен вам за то, что вы указали мне такую возможность.

– Остается только притащить банкира и привязать его на ваше место.

– Так тащите его!

– А где он?

– Он сказал, что где-то сзади в прибрежных скалах есть расщелина, заросшая кустами. В ней он и пересидит.

– Хорошо, мы найдем ее, но сначала я должен передать моим спутникам содержание нашего разговора и спросить, согласны ли они.

Поллер кратко передал своим сообщникам содержание беседы. Конечно, они с большой охотой просто высмеяли бы недалекого кантора, но не хотели терять время. Чек сам шел к ним в руки. Они ничего не имели против того, чтобы привязать банкира вместо кантора, которого якобы должны отблагодарить.

Бандиты ненадолго удалились. Расщелину они нашли легко – та действительно находилась в небольшом удалении от дерева, к которому был привязан кантор. Откинув ветки, прикрывавшие щель, трое увидели Роллинса. В руках у них сверкнули ножи, и Нефтяной принц издевательским тоном спросил:

– Как дела, мистер Роллинс? А что вы тут делаете в этой трещине? Может, ищете нефть?

Узнав троих пришельцев, банкир лишился дара речи. Конечно, от этой троицы ничего хорошего ждать не приходилось. Героем он не был, но одному из них просто так не сдался бы. Перед ним же стояли трое, да еще с ножами в руках. Он понял, что сопротивление только усугубит его положение.

– Давайте, выбирайтесь к нам! – потребовал Нефтяной принц. – Вы совершенно забыли о своем долге.

– О долге? – переспросил банкир, боязливо вылезая из трещины.

– Конечно, сэр. Вы должны охранять своего доброго друга кантора. Почему же вы убежали?

– Я увидел трех всадников, но не знал, что это были вы.

– Так! Значит, если бы вы нас узнали, то не убежали бы?

– Нет.

– Меня радует ваше дружеское расположение и доверие к нам. Раз вы знаете, что всадниками были мы, тогда будьте добры вернуться с нами к кантору. Ну, пошли!

Они потащили кантора к дереву. Там Нефтяной принц отобрал у него оба револьвера и боеприпасы, сказав:

– Отныне вы находитесь под могучей защитой и вам не нужно оружие, тогда как мы чертовски плохо вооружены. Разумеется, вы нам охотно поможете. А теперь я скажу вам кое-что веселенькое. Несмотря на просьбы кантора, вы отказывались развязывать его, так?

– Но мне это было запрещено.

– Да? Однако кантор очень рассердился и теперь хочет дать вам прочувствовать, каково сидеть привязанным к дереву. Мы добрее, чем вы думаете, и выполним это скромное желание.

– Что вы имеете в виду? – не без испуга забормотал Роллинс. – Что это значит? Не хотите ли вы…

– Привязать вас? Вы угадали!

– Послушайте, я этого не потерплю!

Он весь вытянулся и попытался придать себе воинственный вид. Тогда Нефтяной принц хлопнул банкира по плечу и сказал, смеясь:

– Не пыжьтесь напрасно, сэр! Мы-то вас знаем. Если будете сопротивляться, нам придется применить силу. А вы нас знаете! Потом мы уедем и забудем обо всем, что здесь было. Мы всего лишь хотим выполнить пожелание кантора. Когда мы удалимся, он может снова отвязать вас. Ну, что на это скажете?

Нефтяной принц застыл в угрожающей позе, поигрывая своим ножом. Батлер и Поллер прилагали не меньшие усилия, чтобы запугать банкира. От страха Роллинс буквально остолбенел. Он знал, что эти мерзавцы его не пощадят. Гордость его была задета: он, банкир, джентльмен, должен унижаться перед этими обманщиками и убийцами. Все это его дико возмущало, но даже мысли о сопротивлении у него не появилось. Они же хотят всего лишь связать его, а потом уехать. Подавив в душе свой гнев, Роллинс, как бы тяжело ему не было, ответил:

– Что я скажу на это? Ничего. Мне все равно, где сидеть: у этого дерева или еще где. Если это вас позабавит, выполните безумное желание этого сумасшедшего человека. Драться с вами я не стану.

– Очень разумно с вашей стороны, в высшей степени разумно, – кивнул Нефтяной принц. – Наш сочинитель полностью помешался. Он так разозлился на вас, что мы пообещали выполнить его желание, всего лишь на короткое время. Итак, пошутим немного!

Нефтяной принц развязал кантора. На его место стал Роллинс со словами:

– Что ж, получайте свое дешевое удовольствие!

Если он считал, что свяжут его столь же слабо, как и кантора, то весьма заблуждался. Поллер быстро схватил его за правую руку, Батлер – за левую. Они придавили беднягу к стволу так, что он вскрикнул, и завели руки за ствол. Пока они крепко держали его за предплечья, Нефтяной принц крепко вязал банкиру кисти, приговаривая:

– Да, мистер Роллинс, дешевое удовольствие начинается, но для вас оно легко может стать очень дорогим.

– Черт возьми! – выругался банкир. – Да как вы смеете? Так мы не договаривались!

– Вы – нет, мы – да!

– Вы вывернете мне все руки!

– Ничего с вами не случится. Это не надолго. Постойте-ка спокойно и не вертите головой, иначе я отрежу вам уши!

И двумя-тремя быстрыми движениями Нефтяной принц срезал воротник сюртука банкира, который не мог сопротивляться, даже если бы захотел.

– Эй, что вы сделали? – взорвался Роллинс.

В ответ тот молча встряхнул перед банкиром отрезанным воротником.

– Мой… мой… воротник! – закричал Роллинс, и лицо его сделалось почти бескровным.

– Воротник? Ну нет! Вы заблуждаетесь. Я держу в руках моднейший карман для ценных бумаг.

– Карман… Ценные бумаги… – бормотал Роллинс. – Что… что вы имеете в виду?

– Сейчас покажу.

Нефтяной принц залез под подкладку, вытащил оттуда маленькую бумажку, развернул ее, бросил взгляд на содержание и торжествующе продолжал:

– Вот содержимое этого великолепного кармана. Надеюсь, вы знаете, что это за документ. Он должен был напоминать вам о приключениях, но мне кажется, я лучше вас знаю его цену. Такие бумаги не носят в воротниках сюртуков, а везут во Фриско, чтобы обменять на звонкие монеты.

– Вы негодяй, грабитель…

Гнев отнял у Роллинса дар речи, и он не мог больше произнести ни слова. Губы его посинели, а глаза, казалось, выкатились из орбит. Банкир попытался оторваться от дерева, но при этом ремни так сильно врезались ему в тело, что он дико закричал от боли.

– Стойте тихо, успокойтесь! – приказал Нефтяной принц. – Я лишь забираю назад то, что у меня отняли. Сегодня вас перехитрили, сэр. Не трудитесь: без посторонней помощи вам не отвязаться от этого дерева. Каждое движение будет причинять вам боль.

Роллинс только бессильно заскрипел зубами. Кантор продолжал оставаться безмолвным свидетелем происходящего. Теперь он решил вмешаться и крайне вежливо спросил:

– Уважаемые господа! Вынужден попросить вас объяснить мне, почему вы срезали воротник с сюртука этого человека?

– Потому что он уже вышел из моды и не подходит к его сюртуку, – засмеялся в ответ Поллер.

– Ого! Этот воротник – собственность герра Роллинса, и он может носить его, как угодно и где угодно, хотя бы и на сюртуке.

– Да не воротник это, а карманчик для ценных вещей.

– Разве? И куда же помещают подобную вещь?

– В карман.

– Хорошо, тогда засуньте ее в карман сюртука.

– Охотно выполню это ваше пожелание.

Поллер взял у Нефтяного принца выпотрошенный воротник и сунул его банкиру в карман.

– А документ! – настаивал кантор.

– Чек принадлежит мистеру Гринли, и он его оставит у себя.

– Чек не принадлежит ему. Вы же мне раньше сами сказали, что добровольно отдали навахо этот документ.

– Да, а теперь столь же добровольно забираем обратно.

– В таком случае, вы – мошенники!

– Какие уж есть, герр кантор.

– Тогда слуге искусства, каковым являюсь я, не о чем больше говорить с вами. Убирайтесь!

– Непременно! – ухмыльнулся Гринли. – Будьте здоровы!

Трое бандитов спокойно пошли к своим лошадям, забрались в седла и поскакали прочь, очень довольные удачей, неожиданно свалившейся на них в последние полчаса.

Кантор присел напротив банкира и с удовольствием стал его разглядывать. Роллинс никак не мог понять его поведение. Он давился от гнева, временами с губ его срывались угрозы, он требовал, чтобы кантор немедленно развязал ремни. Но говорил он по-английски, а кантор, к сожалению, совершенно не понимал его. Раньше, будучи привязанным к дереву, тот обращался с такими же просьбами, но результат их был тот же, поскольку банкир, в свою очередь, ни слова не понимал по-немецки. Роллинс тогда полагал, что кантор просто жалуется на Шеттерхэнда и на тех двух людей, что его связали. Развязывать кантора было запрещено, и поэтому банкир не понимал, чего хочет слуга искусства, который, естественно, знал о запрете. Отставник же, напротив, полагал, что банкир просто не хочет освобождать его. Оттого он и злился, оттого теперь с удовлетворением слушал крики другого и созерцал его попытки освободиться.

Когда Роллинс выложил весь известный ему запас ругательств, композитор сел напротив и, глядя прямо в глаза банкиру, стал насвистывать мелодию, которая, похоже, позже должна была развиться в арию. Банкир весь кипел от гнева и, наверное, тысячу раз пожалел, что вызвался охранять кантора. Ярость его достигла апогея, как вдруг потом внезапно наступило расслабление, он успокоился и начал рассуждать. От своего бухгалтера он выучился каким-то обрывкам немецких фраз, да и кантор тоже немного поднаторел в английском. Разве нельзя было, соединив эти взаимно ограниченные познания, прийти хоть к какому-то пониманию? Роллинс попытался:

– Мистер кантор, unbind, unbind! [76]76
  Развяжите, освободите! (англ.)


[Закрыть]

– Кантор эмеритус, пожалуйста!

– Unbind!

– Что, надеть? [77]77
  Английское unbind при произношении созвучно немецкому umbinden (надеть, обвязать)


[Закрыть] – удивился кантор. – Вы замерзли? Хотите что-нибудь надеть или чем-нибудь накрыться? Чем же?

К сожалению, он не знал, что слово unbind означает «развязывать». В таких вот бесплодных переговорах прошло еще полчаса. Кантор, во-первых, не понимал банкира, а во-вторых, никак не мог уразуметь, почему тот, кто оставлял его на привязи, не может сам чуть-чуть побыть в таком же положении. Но потом добродушие в нем победило. Когда Роллинс возобновил свои мучительные попытки освободиться, кантор подошел к нему и с большим трудом развязал крепко затянутые узлы. Он надеялся на слова благодарности, но сильно заблуждался. Роллинс принялся растирать затекшие руки, а потом вдруг нанес отставнику удар кулаком такой силы, что тот, потеряв сознание, рухнул в кусты. Потом Роллинс отвязал лошадь и быстро поскакал на запад, где находились его спутники.

Кантор постепенно пришел в себя, потрогал ушибленную голову и сказал вслух:

– Благодарность – редчайшее из качеств. Это я, конечно, знал, но за мою добрую волю и за услугу получить такую затрещину – это переходит мыслимые границы! Банкир, можно сказать, образованный человек, а ведет себя по-варварски. В очередной раз убедился в том, что истинная просвещенность доступна только слугам искусства. Голова гудит так, словно в ней исполняют десять арий одновременно, да еще и вторыми басами! Кстати, а что мне одному здесь делать? Ждать, когда приедут другие мошенники и ограбят меня? Нет, лучше уж я поеду.

Он вывел из зарослей свою лошадь, вскарабкался на нее и направился на запад, куда вели следы белых и навахо.

Но как же случилось, что добрейший кантор был брошен и даже привязан к дереву? Не удивительно, что все его спутники считали кантора чем-то вроде ужасного ребенка. Он все путал, повсюду вносил неразбериху и часто не только ставил все общество в крайне затруднительное положение, но даже навлекал смертельные опасности, от которых потом с огромным трудом избавлялись. Его последняя ночная прогулка к реке, где он подражал голосам оркестра, к счастью, не имела пагубных последствий, но у Шеттерхэнда лопнуло терпение. Чтобы ничего подобного не повторилось, он пригрозил привязывать кантора.

И вот сегодня утром, почти сразу же после пробуждения, кантор обратился к Хромому Фрэнку:

– Герр Франке, вы же знаете, куда мы поедем?

– Да, – ответил тот.

– А я не знаю. Я, понимаете ли, вынужден был так долго оставаться у индейцев, что вернулся в наш лагерь уже после совета и в гневе своем совершенно не обратил внимания на то, о чем же меня спрашивали. Если вы подумаете, как со мной обошлись, то увидите, что у меня был повод разгневаться.

– Лично я, откровенно говоря, не вижу.

– Нет? А я-то всегда считал вас разумным и серьезным человеком.

– Да, я такой, и никому не советую думать обо мне иначе.

– В таком случае вы должны согласиться, что я не сделал ничего недозволенного.

– Недозволенного? Это слишком мягкое выражение для того, что вы тут натворили.

– Значит, и вы тоже несправедливы ко мне…

– Конечно! Представьте себе, что ночью, когда все стихло, да еще здесь, в самом сердце Дикого Запада, можно часами слушать, как кто-то трещит и пищит на всех мыслимых и немыслимых музыкальных инструментах. Такое баловство могло бы свалить на наши шеи всевозможных врагов.

– Но их же не оказалось вовсе.

– А кто об этом знал? А если бы рядом оказались нихора, к которым мы теперь отправляемся, а не навахо, которых нам, слава богу, бояться нечего?

– Так значит, теперь мы направляемся к нихора? Именно это я и хотел узнать у вас. Как вы считаете, нападут ли они на нас?

– Обязательно.

– Это меня радует, необычайно радует!

– Почему?

– Вы-то уж могли бы и не спрашивать! Вы же знаете, что я собираюсь сочинить двенадцатиактную героическую оперу!

– Помнится, об этом мы как-то уже говорили.

– Во всяком случае, я вам точно рассказывал. И вот я нашел нужных мне героев, но в действии их, собственно говоря, так и не видел.

– А по-моему, случилось уже достаточно всего. Мы прямо-таки попадаем из одного приключения в другое.

– Охотно соглашусь с вами, но еще не произошло того, в чем геройство проявляется в полном своем блеске.

– И в чем же?

– В битве, всеобщей борьбе, где человек противостоит человеку, а герой убивает врагов одного за другим.

– А зачем она нам нужна, эта битва? Это, видите ли, штука опасная и вовсе не желанная.

– Но она нужна в моей опере. Само собой, не может быть героической оперы без сражения!

– Это на сцене, а здесь, в жизни, нет никакой нужды в настоящем сражении или в кровопролитии.

– И все-таки! Увидишь и переживешь такое, и тогда сочинение твое пойдет гораздо лучше! Представляете: шум боя, крики и стоны, лязг оружия, хлопки выстрелов – все это воспроизводится звуками, которые сам услышал!

– Это может стоить вам жизни, и тогда плакала вся ваша прекрасная опера!

– Ерунда! Мы, композиторы, находимся под особой защитой муз. С нами никогда ничего не случается. Или, может быть, вы когда-нибудь слышали, что индейцы закололи или застрелили хоть одного знаменитого композитора?

– Нет, не слышал.

– Вот! Если мое желание исполнится, никакая опасность мне не грозит – можете мне поверить. Как вы полагаете, дойдет сегодня дело до сражения?

– Хм! Если все случится так, как думают Олд Шеттерхэнд с Виннету, то враги попадут в наши руки, не сделав ни единого выстрела. Ну, а если что-то не заладится, то может произойти и самое худшее. Всего же никогда нельзя предугадать. Например, стоит только нихора заметить спрятавшихся навахо, как начнется суматоха.

– А как они могут заметить?

– Да по-разному. Глупый всегда задает больше вопросов, чем сможет ответить умный. Я скажу, что не знаю, как все произойдет. Например, вашей лошади, когда мы поедем к броду, взбредет в голову пойти налево, а не направо, и пиши пропало.

Хромой Фрэнк сказал это с иронией, но по лицу кантора пробежала тень глубокого удовлетворения, и он спросил:

– Значит, налево, а не направо? Я правильно понял? Не так ли?

Хромой Фрэнк кивнул; он и не догадывался, какую опасную мысль подал охочему до битвы кантору. А тот решил последовать неосмотрительно данному ему указанию и у брода свернуть налево. Правда, он все же призадумался об ответственности, но только на несколько мгновений, потому что больше вдохновлялся творческими впечатлениями, которые мог получить от непосредственного созерцания битвы. Однако при всей своей непредусмотрительности кантор все же подумал, что те упреки, которые на него обрушатся, хорошо бы с кем-нибудь разделить. Надо найти соучастника или соучастницу, и его выбор пал на фрау Розали. Он надеялся, что эта энергичная женщина сможет постоять и за себя, и за него. И вот во время движения он подъехал к ней и заговорил: