Текст книги "Алмазы перуанца"

Теперь все общество вернулось на полянку. Здесь их глазам представилось удивительное зрелище: их мулы спокойно растянулись на мягкой траве, лениво пощипывая ее вокруг себя, а у них на спинах толпились с оживленным квохтаньем сотни кур, суетясь и усердно работая в качестве санитаров. Эти пернатые самаритяне с видимым наслаждением вырывали и склевывали клещей, впившихся в тело бедных мулов, которые с чувством благодарности предоставляли этим домашним птицам хозяйничать у себя на спинах. Освоившиеся с присутствием пришлых людей собаки индейцев, подходя, зализывали ранки, оставшиеся от клещей, и, таким образом, довершали дело кур.

Солнце начинало уже садиться, тени деревьев ложились далеко на полянку; наши друзья сложили всю свою кладь и все свои пожитки в отведенную для них хижину, в которой теперь стало уже совершенно темно.

По приказанию одного из индейцев маленький мальчуган притащил длинную палку из крепкого дерева, кусок древесной коры и немного легких сухих стружек. Кроме того, он принес два толстых узелочка, связанные между собой и обернутые какими-то растительными волокнами.

Туземец положил кору на землю, всунул в нее палку и принялся старательно крутить между ладонями рук. Спустя несколько секунд дикарь ловко поймал концом сухой стружки вылетевшую искру и поджег этой стружкой сухую лучину. Затем он достал из узла черный воск диких лесных пчел, скатанный наподобие свечей с фитильком в середине, которые тотчас же зажег. Внутренность хижины осветилась ровным приятным светом.

– Как здесь уютно и красиво! – воскликнул Бенно. – Целая выставка изящных вещиц из коры, соломы, стружек, сушеных трав, бамбука и глины. И все это служит украшением для стен, а вместе с тем и для повседневных потребностей этих людей. Смотрите, вон люлька, изукрашенная затейливой резьбой; я видел сегодня, как матери надевают эти люльки за плечи, словно короб, и ставят в них своих туго спеленутых младенцев.

Между тем индеец, услуживавший нашим друзьям, доставив им освещение, тихонько дотронулся до руки Рамиро и заглянул ему в лицо; казалось, он просил у него чего-то, затем, бормоча какие-то слова, указал рукой на свою прическу.

– Так, – догадался Рамиро, – и тебе, приятель, понадобилась оловянная ложка! Ну что же, если уж царедворец украсил себя такой ложкой, то почему бы и человеку из народа не дождаться такой же чести?

Халлинг раскрыл свой дорожный несессер и достал из него другую оловянную ложку.

– На, получи и иди к месту заключения бедного затворника и покажись там с этим новым орденом, которого удостоился и ты!

Индеец громко вскрикнул от радости и, схватив блестящую оловянную ложку обеими руками, выбежал из хижины, держа ее высоко над головой.

– Смотрите, он не бежит, а пляшет! – сказал кто-то.

Действительно, счастливец кружился, подпрыгивал и приседал на ходу, не переставая размахивать ложкой у себя над головой.

– Пожалуй, нам придется наделить всех этих дикарей ложками, так что нам нашего запаса, чего доброго, и не хватит.

– Как красиво это убранство стен, – сказал Бенно, – заметьте, что все свободные от украшений места заполнены початками кукурузы! А вот и сиденья! – и он указал на низенькие скамеечки, украшенные резьбой.

– Да, все это красиво, но провести хоть одну ночь в этой духоте прямо-таки невозможно для человека непривычного! – заметил сеньор Рамиро.

– И я того же мнения. Пойдемте поохотимся на броненосцев, сеньоры. Кроме того, нельзя же всецело оставаться на иждивении туземцев, ведь нас восемьдесят человек, и нашему больному необходим завтра суп и жаркое из свежего мяса.

– Да, да, – послышалось со всех сторон, и несколько человек отправились на поиски дичи. На этот раз охотниками были Халлинг, Бенно, Тренте в качестве переводчика и еще несколько перуанцев.

Глава VIII

Жертвоприношение колдуна. – «Dios te de!» – Пойман за хвост. – Хромоногий. – Сбор яиц. – Как стать колдуном

У хижины, в которой была сложена вся кладь и все вещи путешественников, дежурил поочередно кто-нибудь из членов каравана. Больной также был оставлен под надежным присмотром. Луна светила ясно, заливая окрестность мягким серебристым светом. Настроение туземцев было, по-видимому, самое миролюбивое, и сами они казались такими чистосердечными, такими безобидными, как дети.

– Ты, Мигель, укажешь нам дорогу к жертвеннику? – спросил Рамиро.

– Это дальше вправо, неподалеку от хижины пленного вождя.

– Прекрасно, может быть, нам удастся увидеть его; интересно знать, какое преступление он умудрился совершить здесь, среди этого народа, не имеющего ни законов, ни храмов.

– Быть может, какие-нибудь личные счеты – месть, убийство или честолюбивые замыслы!

– Одно несомненно, что среди этого племени нет другого человека, мечтающего стать вождем вместо Тенцилея, – сказал Тренте, – это я успел уже разведать. Вот там, внизу, виднеется строение; это, вероятно, и есть жилище вождя.

– А как вы полагаете, – спросил кто-то, – следует ли нам еще более приближаться к нему? Не рискуем ли мы при этом головой?

– Не думаю; у вождя всего трое друзей, и один из них – наш приятель и доброжелатель Обия, чего же нам бояться?

Охотники двинулись дальше. Дорога постепенно все более суживалась и вместе с тем становилась все живописнее и разнообразнее; по обе стороны возвышались громадные деревья, пальмы, пробковые, хлопковые и банановые деревья, кусты коки и чудные гроздья пурпурных фуксий. Листья одних были широкие, блестящие, точно залиты кроваво-красным лаком, другие казались снежно-белыми, иные серебристыми или стальными, иные были покрыты нежным пушком, а между ними изумрудно-зеленая и темно-зеленая листва других растений, и всюду гирлянды пестрых цветов, перевитых причудливыми цепкими лианами, среди которых искрились светящиеся червячки и жучки.

Громадные деревья сплелись ветвями над кровлей хижины вождя; внизу царил полнейший мрак: быть может, царственный узник спал и грезил о своем былом величии и славе.

– Мы проберемся здесь сторонкой слева, – сказал Рамиро, – а то, пожалуй, хозяева не похвалят нас.

Едва успел он выговорить эти слова, как в хижине послышалея легкий шум; охотники все мигом попрятались, кто куда мог. Из хижины вышел человек; с первого взгляда он казался воплощением духа зла: выкрашенный с ног до головы огненно-красной краской, совершенно нагой, с замысловатой высокой прической выкрашенных в тот же цвет волос, с вплетенными в них лисьими хвостами, которые, соединяясь одни с другими, спускались длинной волочащейся по земле мантией. Дополнением этого странного наряда служил высокий посох или жезл, производивший при малейшем движении странный своеобразный шум: весь он сверху донизу был увешан скелетами мелких животных, птиц, рыб, лягушек и ящериц.

Всем сразу стало ясно, что это страшный колдун Непорра. В руках он нес кроме жезла корзиночку с чем-то черноватым и свернутый гамак.

Колдун окинул внимательным испытующим взглядом всю местность и произнес несколько слов.

– Он окликает, нет ли здесь кого-нибудь из людей, – шепнул еда слышно Тренте.

Все было тихо. Непорра снова стал говорить, и в голосе его слышались какие-то угрожающие ноты. Тренте дрожал как лист. Между тем колдун перекинул через руку свой шлейф из лисьих хвостов и прошел в глубь леса как раз мимо того места, где притаились охотники. Здесь он подыскал подходящее место и, повесив гамак, вернулся тем же путем обратно в хижину изгнанника.

Спустя немного времени из хижины высунулась голова человека; темные как уголь горящие глаза быстро окинули всю местность; еще мгновение – и на освещенной луной площадке появился сам Тенцилей. Это был рослый, чрезвычайно красиво сложенный мужчина, еще молодой и весьма привлекательный. На всем его стройном красивом теле не замечалось ни малейшего следа раскраски, так безобразившей всех остальных его соплеменников. Лицо его хранило следы тревоги и опасения; он как будто не решался идти один и поджидал кого-то. Вышел Непорра, и тогда оба индейца направились в лес к тому месту, где висел гамак.

Охотникам отлично было видно это место и все, что там происходило.

Тенцилей лег в гамак и оставался неподвижен, а Непорра приступил к приготовлениям, предшествующим колдовству: соорудил на живую руку маленький жертвенник, затем принес из хижины блюдо с сырым мясом, состоящее из отдельных маленьких кусочков, причем четыре таких кусочка разложил по одному на каждый из четырех углов жертвенника.

– Это – сердца, сердца животных! – пояснил Тренте.

Затем Непорра положил на жертвенник три розы, три цветка мирты и три голубых колокольчика; после этого колдун развел огонь, тотчас же охвативший и сам жертвенный столик, и все, что на нем было; сам колдун между тем начал исполнять какой-то мистический танец: он медленно кружился вокруг гамака, в котором покоился опальный вождь, издавая при этом тихие, своеобразные звуки, похожие на воркование дикой голубки. Но чем ярче разгорался огонь, тем быстрее становились его движения, тем громче и неприятнее издаваемые им звуки. То они походили на свист, то напоминали удары твердого клюва дятла, усиленно долбящего дерево, то звучали как отдаленный собачий лай, то вырывались каким-то горьким воплем, воплем измученной человеческой души.

Все быстрей и быстрей становились движения колдуна; длинная вереница лисьих хвостов то обвивалась вокруг его тела, то описывала причудливые линии в воздухе, то извивалась по земле.

Вдруг Непорра захватил из корзиночки щепотку чего-то и всыпал ее в жертвенный огонь.

Послышался треск и шипение, затем появилось белое облачко дыма, и кругом разнеслось одуряющее, но приятное благоухание.

Непорра изгибался во все стороны, делая скачки, прыжки, полз и извивался, как змея в траве, и при этом мяукал, как кошка, ревел, как разозленная обезьяна, кричал, как сокол, кидающийся на добычу.

– Нельзя не сознаться, что это отвратительное кривлянье производит какое-то жуткое впечатление! – сказал Бенно. – Неудивительно, что бедные дикари позволяют этим фиглярам делать с собой что угодно. Однако он уже утомился и охрип, значит, скоро и конец представлению.

Напрягая последние силы, колдун стал завывать на все тона и голоса; вой этот производил жуткое впечатление; почти изнемогая, бросил он в умирающее уже пламя жертвенного костра остатки того благоухающего порошка, и слабые бледные струйки стали медленно взвиваться вверх. На губах колдуна показалась пена; казалось, он был уже совершенно вне себя, а вождь в своем гамаке лежал по-прежнему неподвижно, точно каменное изваяние.

Наконец Непорра вскинул кверху руки, последний слабеющий гортанный звук вырвался из его уст, и дикарь грузно упал на землю, точно сраженный внезапной смертью. Последние слабые искорки пробежали по умирающему костру, и затем все погрузилось во мрак.

– Представление кончилось! – прошептал Бенно.

– Да, но нам следует выждать, пока мы не узнаем, что сталось с Тенцилеем и этим кудесником, и тогда только можно будет ускользнуть отсюда!

В этот момент у хижины послышался легкий шум; глаза всех обратились в ту сторону. Кто-то вышел оттуда. То был Обия с оловянной ложкой в волосах и еще другой, без сомнения, Барудо, третий верный друг опального вождя. Оба они осторожно и осмотрительно пробрались к тому месту, где находился в гамаке их король. Когда эти два верных воина подошли и встали по правую и по левую сторону вождя, он вдруг ожил и ловким движением очутился на земле. Тревожно спросив о чем-то Обию и получив от него отрицательные ответы, он быстрым, смелым шагом пошел в сопровождении своих друзей к хижине. Непорра же оставался по-прежнему неподвижен, как мертвый.

– Ну, скоро и этот хитрец уберется восвояси, – сказал Рамиро. – Долго он здесь один впотьмах не останется!

И действительно, вскоре странный шум скелетиков, ударявшихся друг о друга, возвестил друзьям, что колдун поднимается.

Тяжелой, усталой поступью прошел он мимо них и поплелся в деревню, уверенный, что там уже никого не встретит. Ведь эти простодушные люди, слышавшие издали и рев, и крики, и все эти дикие звуки, наверное, попрятались как можно дальше в свои хижины и притаились там, дрожа и замирая от ужаса. Им известно, что в эту пору повсюду бродят духи, вызванные из преисподней колдуном, и они знают, как обходятся эти духи с людьми, попадающимися в их лапы: они выворачивают им руки и ноги, свертывают шею, сворачивают лицо на затылок и затем оставляют умирающего на краю дороги. Конечно, никто из них никогда не видал этих несчастных жертв, но все твердо верят этому, как верили их отцы, деды и прадеды.

– Ну, сеньоры, скорее в путь! Надо стряхнуть это тяжелое оцепенение! Хочется вдохнуть полной грудью; охота и движение лучше всего сумеют загладить эти тяжелые впечатления! – сказал Рамиро. – Мигель, где же жертвенный стол с яствами?

– Немного подальше, туда – у реки!

Приходилось с трудом пробираться между деревьями, росшими близко-близко друг к другу и, кроме того, опутанными почти непроницаемой сетью лиан и других вьющихся растений, среди которых красовались высокие нежные папоротники. Сотни и тысячи пестрых колибри, голубых мушек и жучков, светящихся мух и червяков населяли эту чащу, и всюду из зелени выглядывали цветы, незабудки, величиной каждая с василек.

– Какие странные наросты на этом стволе! – сказал Бенно, указывая на совершенно мертвое дерево.

Халлинг достал из кармана небольшой стальной молоточек и ударил им по одному из таких шарообразных наростов.

– Это постройки термитов, – сказал он, – и притом очень древние, их можно разрушить только острым топором, и то не без труда. Смотрите, вот это их крытый ход, он проходит, извиваясь, по всему дереву и ведет к каждому отдельному гнезду. Внутри весь ствол этого дерева представляет собой тоненькие трубкообразные ходы. Если бы это дерево стояло одиноко, на открытом месте, его бы давно разбила первая же буря.

– Смотрите, вот еще такое дерево, а вот там еще и еще!

– И все они соединены между собой подземными ходами и все – давно уже во власти термитов. А вот и броненосец! Слышите этот тихий, чуть слышный протяжный свист? Это он и есть!

В траве промелькнуло блестящее чешуйчатое животное и, поводя острой мордочкой, остановилось, как бы выглядывая, не грозит ли ему опасность.

Медленной трусцой приближался броненосец – не слишком большое, красиво окрашенное животное со множеством щитков на спине и остроконечной мордой, из которой высовывался наружу длинный тонкий язычок. Целое облако москитов окружало его, так как ничем не защищенная нижняя часть его тела была вполне доступна для них.

Халлинг поторопился и выстрелил, но его пуля только скользнула по твердым щиткам животного, не причинив последнему никакого вреда.

– Нет, мы это дело иначе устроим, – сказал Рамиро, – туземцы, охотясь на броненосцев, делают вот так!

Он потопал ногой о землю.

– Видите, здесь бесчисленные норы броненосцев. Можно ожидать, что с минуты на минуту появится другое такое тупоумное животное. Становитесь тесным кругом позади деревьев и отнюдь не вздумайте стрелять. Тот же, к кому ближе всех окажется животное, пусть схватит его за хвост, а затем уже ничего не стоит его добить.

– Для чего, собственно, их убивают?

– Чтобы избавиться от его соседства, так как повсюду, где только заведутся эти животные, легко можно переломать себе ноги благодаря глубоким ямам, которые они вырывают в земле под травой.

– Однако надо молчать, сеньоры, потому что как ни глуп броненосец, но слух у него превосходный!

Все смолкли. Вдруг откуда-то из глубины леса послышался громкий, отчетливый крик какой-то, вероятно крупной, птицы. Ей отозвалась другая, третья, и все они издавали тот же сильный чистый звук, хотя и на разные голоса. Охотники прислушивались к этих звукам. Рамиро и Педро переглянулись, и первый из них чуть слышно прошептал: «Dios te de!»[9]9
  Дай тебе Бог!


[Закрыть]

– Да, родные звуки, – прошептал Педро, – как давно мы не слыхали этой птицы!

– Действительно, ее крик звучит как «Dios te de!». А что это за птица?

– Туканы, или перцееды. Индейцы их называют также дикими павлинами – они еще попадут нам под выстрел, потому что летят к воде.

– Смотрите, вон опять подкрадывается броненосец! Тише, сеньоры! Чур, не стрелять!

Все с напряженным вниманием следили за армадиллом, как называют броненосца испанцы, как он осторожно приближался к веренице термитов, высунув далеко вперед свой длинный гибкий язык, чтобы изловить добычу.

Увидев его язык, черные и белые термиты с жадностью набросились на эту мнимую добычу и, увы, пристали к его липкой поверхности, так что, несмотря ни на какие усилия, не могли уже оторваться. Когда коварное животное удовлетворилось числом своих жертв, то проворно втянуло язык, поглотило всех их разом и тотчас же снова высунуло его для сбора новых жертв.

По знаку Рамиро охотники тесным кольцом окружили броненосца, который с быстротой молнии скрылся в высокой траве и изо всей силы принялся рыть землю. Прежде даже чем Рамиро успел его схватить за хвост, туловище армадилла более чем на половину уже исчезло под землей.

– Тащите! Тащите его, сеньоры! – кричал Халлинг.

Рамиро только засмеялся в ответ:

– Не только я один, но даже трое или четверо сильных мужчин не в состоянии вытащить его из земли, если он уже успел зарыться на три четверти. Можно попытаться осторожно вырыть его или, что еще лучше, заставить его самого вылезти из своей норы!

– Как это сделать?

– А очень просто!

И, сорвав соломинку, он стал щекотать броненосца в пахах. Животное стало извиваться, а затем когти его, вцепившиеся в землю, вдруг разжались, и все животное очутилось висящим в воздухе на хвосте, который держал в своих сильных руках сеньор Рамиро.

Тренте проворно выхватил из-за пояса нож и одним взмахом вспорол броненосцу брюхо; животное перестало биться и тут же издохло.

– Ну, эта охота мне совсем не по душе, – сказал Бенно, – я не согласен вторично принимать в ней участие!

– И я тоже! – поддержал его Халлинг. – Утешимся хоть тем, что из его мяса можно приготовить хороший суп нашему больному.

– А вот сейчас мы добудем для него и жаркое! – сказал Рамиро. – Туканы приближаются! Это прелюбопытная птица; она не только не боится говора и шума, а идет на него, подбирается туда, где заслышит шум, и, разузнав, в чем дело, поднимает такую тревогу, что ее на весь лес слышно.

«Dios te de!» послышалось снова почти над самыми головами охотников в самых вершинах деревьев, и затем тяжелый полет нескольких десятков грузных, крупных птиц и громкий оклик десятков голосов, молодых и старых: «Dios te de!»

На мгновение среди лиан и ветвей мелькнули громадные клювы, красивое пурпурное и голубое оперение и черные лоснящиеся спины и затем, только по движению в ветвях, можно было угадать, где именно укрылась стая перцеедов.

Раздалось пять-шесть выстрелов, и, грузно падая с сука на сук, две большие птицы упали на землю. Но вот еще и еще выстрел: молодой олень, запутавшийся рогами в лианах и орхидеях, упал, сраженный насмерть. Несколько штук диких гусей, вспугнутых этим шумом, поднялись из прибрежных камышей и, попав под выстрелы, тоже простились с жизнью.

Выстрелы вызвали страшнейший переполох среди бесчисленных обитателей леса: оглушительный крик и гомон стоял в воздухе.

Наконец перепуганные животные, пернатые и пресмыкающиеся понемногу успокоились, и наши охотники, забрав свою добычу, пустились в обратный путь, рассчитывая посвятить остаток ночи сну.

Вот и деревня. Но почему же между хижинами мелькает яркое зарево? Может быть, путешественники развели костер от москитов? Но нет – их лагерь в другой стороне. Уж не пожар ли? Но ни малейшего шума, ни звука голосов, ни суматохи!

– Странно; огонь разложен кольцом, и в этом кольце прикорнули на земле индейцы, – сказал Рамиро, – дети и женщины в самой середине, мужчины теснятся вокруг них!

– Уж не показался ли поблизости ягуар?

– Нет, – возразил Рамиро, – индейцы, без сомнения, знают, что ягуару ничего не стоит перескочить через эту огненную ограду, кроме того, все они безоружны, насколько я вижу!

– А вон и Непорра, он один стоит вне огненного круга!

– Да, но посмотрите, какой у него вид: он точно приговоренный к казни, готовящийся удрать при первой возможности.

– Заметьте, что все они смотрят в землю. Как странно! Смотрите, вон и Обия там, в кругу!

– Послушай, Обия, поди сюда! Мы подарим тебе что-нибудь хорошее!

Бедняга пошевелил руками, как подстреленная птица шевелит крыльями, и затем совершенно обескураженно приник к земле, безнадежно покачав головой.

Рамиро, раскидав ногой ближайшие горящие сучья, вошел в круг и позвал к себе Тренте.

– Переводи мне его слова, а ему мои вопросы! – сказал Рамиро. – Спроси его, что тут происходит и почему все они смотрят в землю?

– Не говори так громко, незнакомец! Скажи, ты сам-то осмеливаешься подняться на ноги?

– Да почему же нет?

– Ты не видишь ничего грозного за моей спиной? Раньше ты тоже не видел ничего? – спросил Обия голосом, полным страха.

– Да, решительно ничего, могу тебя в этом уверить! Чего ты опасаешься? Злого человека или зверя?

– Нет, Хромоногого! – замирающим от ужаса голосом чуть слышно прошептал Обия.

– Хромоногого? А кто он, этот Хромоногий?

– Это страшный демон с головой скелета. Из глазных впадин его светится сверхъестественный огонь, широкий белый плащ весь соткан из тумана и блеска, и когда он идет, то волочит за собой правую ногу. Всякий, на кого Хромоногий взглянет, будет век свой нести проклятие, как и он сам, а когда умрет, то Хромоногий возьмет его в свое огненное царство, где текут реки пламени, где земля – раскаленные уголья и где царит вечная мука и погибель. Если же никто на него не взглянет, то с восходом солнца власть его кончается.

– Чего вы только не выдумаете! – засмеялся добродушно Рамиро. – Ну а через горящий костер ваш хромоногий демон, вероятно, не может перепрыгнуть? Не так ли?

– Конечно! Всякого, кто укроется от него в огненном кольце, он не может тронуть!

– Но почему вы вообразили, что Хромоногий бродит около вашей деревни непременно в эту ночь?

– Мы слышали его дыхание, подобное раскатам грома, и видели его там у реки, его огонь!

– Да ведь это наши выстрелы! – воскликнул Бенно.

– Да! Да! – обрадовался Тренте. – Никакого тут Хромоногого нет! Никакого громоподобного дыхания! Смотрите сюда, друзья!

И он выстрелил в воздух раз, другой; затем, увидев торжественно и плавно царившего в воздухе, почти над самой его головой, громадного орла, быстро выхватил из рук Педро заряженную двустволку и выстрелил в него. Птица упала, как громом пораженная, в самую середину группы дикарей. Все шарахнулись в разные стороны с испуганными воплями.

Когда волнение немного улеглось, Тренте стал что-то объяснять, втолковывать, наконец, достав из своей кожаной сумочки патрон, зарядил на глазах у всех свое ружье и, указав на отдельно висевший спелый плод пальмы, сказал: «Ну, смотрите!» – и удачным выстрелом сшиб плод.

Теперь и дикари поняли, что причиной их ужаса были всего лишь выстрелы. Тогда все они добровольно покинули огненный круг, и чувство смертельного страха быстро сменилось чувством нескрываемого удовольствия.

Десятки темных рук потянулись к этим заряженным палкам, желая поближе рассмотреть их, дотронуться до них хоть одним пальцем. Радости и удивления не было конца.

Вдруг женщины, а за ними и маленькие ребятишки убежали куда-то и вскоре стали возвращаться один за другим. Первая из женщин молча сунула Тренте в руку свежеснесенное еще теплое куриное яйцо, которое он тут же и выпил. За первой женщиной подошла другая, третья, четвертая и все они несли яйца. Штук десять Тренте проглотил с видимым удовольствием, но затем стал уже делиться с товарищами. Яиц женщины нанесли в таком множестве, что, наполнив ими шляпу и все карманы Тренте, женщины стали класть их перед ним в мягкий песок.

– Будет, будет! Куда мне столько яиц?! Да и за что вы вздумали так одаривать меня?

– За то, что ты убил этого орла, от которого мы никак не могли уберечь наших цыплят! – ответила одна женщина. – За это-то мы и стараемся тебя вознаградить.

После этого все отправились к костру, разведенному путешественниками в другом конце селения, чтобы провести там остаток ночи.

Халлинг и Бенно все время внимательно следили за колдуном, который, очевидно, давно сбросил свой фантастический наряд и был совершенно наг, как и все остальные, следил за происходящим с тем же выражением тайного страха и удивления.

Когда все разошлись, Непорра тайно подобрался к нашим приятелям и сказал:

– Непорра могущественный колдун, он умеет заставить демонов повиноваться себе; он желал бы предложить вам нечто: он согласен научить вашего вождя своему искусству, если вы подарите ему одну из ваших громовых тяжелых палок. Ему необходимо иметь такую палку!

– А, вот что! К сожалению, это совершенно невозможно, нам предстоит еще далекий путь, и эти палки нам самим нужны; не пожелает ли Непорра заиметь что-либо другое?

Тот отрицательно покачал головой.

– Что же требуется для того, чтобы научиться твоему искусству?

– Надо спать без огня в темном лесу, надо в течение четырех месяцев ходить следом за мной и не произносить ни единого слова до того времени, когда я тебе разрешу!

Рамиро засмеялся.

– Благодарю! – сказал он. – Счастье, что наш Мигель спит, а то он наверняка прельстился бы твоим предложением, и нам ни за что не удалось бы увести его отсюда! Видишь ли, искусству твоему никто из нас учиться не желает, но мы охотно подарим тебе что-нибудь другое, если ты сообщишь нам некоторые сведения, интересующие нас.

– Какие? – оживился приунывший было Непорра.

– Мы хотели бы знать, что произошло с вашим вождем?

Колдун отвечал злобным, полным ненависти взглядом и мгновенно скрылся, не проронив ни звука.

«Что за странная тайна окружает пленного вождя?» – мысленно спросил себя Рамиро.

– Во всяком случае, – заметил Бенно, – Тенцилей человек недюжинный, он единственный из всех своих соплеменников не искал спасения в огненном кольце. Может, сходить к нему завтра? Чем он может нам повредить?

– Трудно сказать, я попытаюсь разузнать кое-что у старой колдуньи: ей, очевидно, все известно! – решил Рамиро.

На этом и кончился разговор. Все один за другим, закрыв лица для защиты от насекомых, стали засыпать. Только у гамака больного да у хижины, где были сложены вещи путешественников, бодрствовали караульные.