Текст книги "Очерки по аналитической психологии"

Карл Густав Юнг
Очерки по аналитической психологии

2-е издание с изменениями

Научный редактор перевода:

Поликарпов В.А.

© Подготовка, оформление. «Харвест», 2003

О психологии бессознательного

Предисловие к первому изданию

Этот небольшой труд[1]1
  Die Psychologie der unbewufiten Prozesse, 1917.


[Закрыть] – итог усилий, которые я предпринял, удовлетворяя просьбу издателя: подготовить второе издание статьи «Новые пути психологии», опубликованной в 1912 г. в ежегоднике издательства Рашера. Таким образом, предлагаемое сочинение представляет собой прежнюю статью с некоторыми изменениями и дополнениями. В упомянутой статье я ограничился изложением одной существенной части способа психологического исследования, открытого Фрейдом. Учитывая многообразные и значительные перемены, произошедшие в последние годы в психологии бессознательного, я был вынужден существенно дополнить прежнюю статью. Многие рассуждения о Фрейде в данном сочинении сокращены, но зато уделено внимание психологии Адлера и, насколько это было возможно в рамках новой работы, в общеориентирующем плане изложены также мои собственные воззрения. Читателю следует обратить внимание на то, что изложение затронутых проблем из-за довольно сложного материала требует значительного терпения и внимания. Я вовсе не считаю, что это сочинение в каком-либо отношении является истиной в последней инстанции. Окончательные или более убедительные выводы могут быть сделаны лишь в обширных научных трудах, посвященных отдельным затронутым в данной работе проблемам. Поэтому тем, кто хочет глубже вникнуть в затронутые вопросы, настоятельно рекомендую обратиться к специальной литературе. Я же предполагаю лишь в определенной степени сориентировать относительно современных взглядов на сущность психологии бессознательного. Проблему бессознательного я считаю настолько важной и актуальной, что, по-моему, было бы большой потерей, если бы проблема, так близко затрагивающая каждого, была отправлена «в ссылку» на страницы какого-нибудь специального научного журнала и выпала из поля зрения образованных непрофессионалов, чтобы влачить призрачное бумажное существование на полке библиотеки. Невероятная деградация общепринятых суждений, взаимная клевета, небывалая страсть к разрушению, неслыханные потоки лжи и неспособность людей остановить кровавого демона, т. е. все психологические процессы, сопровождающие современную войну, способны как ничто другое решительно обратить взор мыслящего человека к проблеме хаотического бессознательного, беспокойно дремлющего под упорядоченным покровом сознания. Война неумолимо доказала культурному человеку, что он еще варвар, и вместе с тем показала, какое наказание уготовано ему, если, скажем, этому культурному человеку еще раз взбредет в голову возложить ответственность за свои собственные дурные качества на ближнего. Психология отдельного человека к тому же соответствует психологии наций. То, что делают нации, делает и каждый отдельный человек, и пока он это делает, это делает и нация. Лишь изменение установки отдельного человека становится началом изменения психологии нации. Великие проблемы человечества еще никогда не решались посредством всеобщих законов, но всегда – только посредством обновления установки отдельного человека. Если и существует время, когда самоосознание считалось безусловно необходимым и единственно реальным, то это наша современная катастрофическая эпоха. Но каждый, кто осознает самого себя, сталкивается с границами бессознательного, содержащего как раз то, что прежде всего надо бы знать.

Кюснахт – Цюрих, декабрь 1916 г.

Автор

Предисловие ко второму изданию

Отрадно, что этому небольшому сочинению посчастливилось в столь короткий срок пережить второе издание, несмотря на то что его содержание многим, разумеется, нелегко понять. Я оставил второе издание в основном без изменений, исключая небольшие дополнения и исправления, хотя вполне осознаю, что именно последние главы из-за чрезвычайно трудного и нового материала необходимо было разработать гораздо более пространно, чтобы достичь более легкого всеобщего понимания. Однако подробнее рассматривать изложенные основоположения означало бы настолько расширить рамки более или менее популярно ориентирующего сочинения, что я предпочел посвятить этим вопросам отдельную книгу, которая сейчас готовится к изданию[2]2
  Psychologische Ту pen. Ges. Werke, Bd. 6.


[Закрыть].

После выхода в свет первого издания я получил много писем, и мне стало ясно, что интерес к проблемам человеческой души у широкой публики намного живее, чем я предполагал. Этот интерес можно было бы в определенной степени объяснить тем глубоким потрясением, которое испытало наше сознание во время мировой войны. Подобная катастрофа отбрасывает человека, чувствующего полную беспомощность, назад к себе самому. Это чувство обращает его внимание внутрь, и поскольку все шатается, то он ищет нечто, что могло бы дать ему опору. Слишком многие еще ищут вовне: одни верят в обман победы и победоносную власть, другие верят в договоры и законы, а третьи – в разрушение существующего порядка. Слишком мало еще тех, кто ищет внутри, в своей самости, и слишком мало еще тех, кто задает себе вопрос: не полезнее ли было бы, в конце концов, для общества, если бы каждый сначала у себя самого, исключительно на своей собственной личности и в своем собственном внутреннем государстве, подверг испытанию и то изменение устойчивого порядка, и те законы, и те победы, о которых он проповедует на каждом углу, вместо того, чтобы требовать этого от окружающих? Каждому отдельному человеку необходимы переворот, внутреннее раздвоение, разложение устойчиво существующего и обновление, а не навязывание всего этого окружающим под лицемерным предлогом христианской любви к ближнему или чувства социальной ответственности – или каких бы там еще ни было красивых слов для обозначения бессознательной личной жажды власти. Самоосознание отдельного человека, возвращение индивида к основе человеческой сущности, к своей собственной сущности и ее индивидуальной и социальной определенности есть начало исцеления от слепоты, которая является властелином нынешнего дня.

В интересе к проблеме человеческой души видится симптом этого инстинктивного возвращения к самому себе. Пусть мое сочинение послужит этому интересу.

Кюснахт – Цюрих, октябрь 1918 г.

Автор

Предисловие к третьему изданию[3]3
  В третьем издании название было изменено следующим образом: Das Unbewufite im normalen und kranken Seelenleben.


[Закрыть]

По существу, своим возникновением эта работа, написанная во время мировой войны, обязана психологическому резонансу великого события. Теперь война позади, и произведенные этим потрясением волнения начинают постепенно стихать. Однако великие проблемы человеческой души, поднятые войной, все еще занимают души и дух всех, кто мыслит и ищет. Вероятно, из-за этого обстоятельства настоящее небольшое сочинение пережило и послевоенную эпоху, и нынче выходит в свет третьим изданием. Поскольку со времени второго издания прошло семь лет, я счел необходимым сделать довольно крупные изменения и исправления, особенно в главах о типах и о бессознательном. Главу «Развитие типов в аналитическом процессе» я полностью опустил, ибо за это время данный вопрос был подробно разработан в моей книге «Психологические типы», к которой я и предлагаю обратиться всем интересующимся.

Тот, кто уже пробовал писать популярно о весьма и весьма сложной материи, которая находится в стадии научного становления, согласится со мной, что задача эта непростая. К тому же трудность усугубляется еще и тем фактом, что многие душевные процессы и проблемы, которые мне приходится разбирать, разумеется, почти совершенно неизвестны. Многое, возможно, в связи с предрассудками может показаться произвольным. Однако следует учитывать, что задача подобного сочинения может состоять самое большое только в том, чтобы дать приблизительное понятие о своем материале и тем самым пробудить к нему интерес, а вовсе не в том, чтобы входить во все детали рассуждений и доказательств. Если это небольшое сочинение отвечает такой задаче, то я вполне удовлетворен.

Кюснахт – Цюрих, апрель 1925 г.

Автор

Предисловие к четвертому изданию

За исключением некоторых исправлений, четвертое издание выходит без изменений. Из многочисленных читательских откликов я узнал, что особый интерес вызвала идея коллективного бессознательного, которому посвящена глава этой работы. Поэтому хотелось бы обратить внимание моих читателей на последние выпуски ежегодника Eranos-Jahrbuch (Rheinverlag), содержащие весьма значительные в этом отношении труды различных авторов. Предлагаемая книга не претендует на то, чтобы дать, так сказать, развернутую информацию об аналитической психологии в ее полном объеме, поэтому многое в ней остается лишь намеченным, а кое-что вообще не упоминается. Надеюсь, однако, что она и в дальнейшем будет выполнять свою скромную задачу.

Кюснахт – Цюрих, апрель 1936 г.

Автор

Предисловие к пятому изданию[4]4
  Название изменено на: Uber die Psychologie des Unbewufiten.


[Закрыть]

Со времени последнего издания, которое практически не содержало изменений, прошло шесть лет, поэтому мне показалось своевременным при подготовке нового издания подвергнуть эту книгу о бессознательном основательному пересмотру, что позволило устранить многие недостатки и излишества. Такой трудный и сложный материал, как психология бессознательного, служит источником не только новых знаний, но и заблуждений. Перед нами еще необозримая область неизведанного, куда мы пытаемся проникнуть, но лишь окольными тропами открываем прямой путь. Хотя я старался отразить как можно больше новых точек зрения, читателю не стоит ожидать здесь сколько-нибудь полного изложения всех основных моментов современного психологического знания в данной области. В этом популярном сочинении я знакомлю – в масштабах введения – лишь с некоторыми из самых существенных взглядов, относящихся как к медицинской психологии, так и к моему собственному исследовательскому направлению. Основательные знания можно приобрести, с одной стороны, лишь изучая специальную литературу, а с другой – посредством практического опыта. Хотел бы порекомендовать, особенно тем читателям, которые желают получить подробные знания в этой области, не только познакомиться с основными трудами по медицинской психологии и психопатологии, но также основательно изучить учебники по психологии. Это наиболее верный способ получить необходимые знания о месте и значении медицинской психологии. Из этого сравнительного изучения станет понятно, насколько оправданны жалобы Фрейда на «непопулярность» его психоанализа и мое собственное ощущение, будто я нахожусь в изоляции. Думаю, не будет преувеличением сказать, что представления современной медицинской психологии еще слишком малодоступны для университетской науки, хотя уже порой не сравнимы с тем, что было раньше.

Кюснахт – Цюрих, апрель 1942 г.

Автор

I. Основы психоанализа

Если врач, так называемый невропатолог, хочет помочь своим пациентам, то он нуждается в психологических занятиях, ибо нервные расстройства, т. е. все то, что называют «нервозностью», истерией и т. д., имеют психическое происхождение и логически требуют психотерапевтического подхода. Холодная вода, свет, воздух, электричество и т. д. оказывают преходящее воздействие, а порой и вовсе неэффективны. Больного заставляет страдать его душа, и притом в ее наиболее сложных и высших функциях, которые теперь уже едва ли осмеливаются причислять лишь к сфере медицины. Здесь врач должен быть и психологом, т. е. знатоком человеческой души.

Более пятидесяти лет назад с психологической подготовкой врача дело обстояло довольно плохо. Учебник по психиатрии для него ограничивался лишь клиническим описанием и систематизацией душевных болезней, а преподаваемая в университетах психология была либо философией, либо так называемой экспериментальной психологией, начало которой положил Вильгельм Вундт[5]5
  Grundziige derphysiologischen Psychologie, 5.Aufl. 1902.


[Закрыть]. Школа Шарко (Salpetriere[6]6
  Название больницы.


[Закрыть], Париж) дала первотолчок развитию психотерапии неврозов: Пьер Жане[7]7
  L’Automatisme psychologique, 1889; Nevroses et idees fixes, 1898.


[Закрыть] начал свои фундаментальные исследования психологии невротических состояний, а Бернхейм[8]8
  Hippolyte Bernheim. De la Suggestion et de ses Applikations a la
  Thtrapeutigue, 1886. Немецкое издание 3. Фрейда: Die Suggestion und ihre Heilwirkung, 1888.


[Закрыть] в Нанси с большим успехом возродил в свое время забытую инициативу Льебо[9]9
  A. A. Libault. Du Sommeil et des etats analogues consideres au point de vue de I’aktion du moralsurlephysique, 1866.


[Закрыть] по лечению неврозов суггестивным методом. Зигмунд Фрейд перевел книгу Бернхейма, ставшую значительным импульсом для его собственного творчества. Психологии неврозов и психозов тогда еще не было. Бессмертная заслуга Фрейда именно в том, что он заложил основы психологии неврозов. Его учение исходило из практического опыта лечения неврозов, т. е. из опыта применения метода, который он назвал психоанализом.

Прежде чем приступить к более подробному изложению, стоит кое-что сказать об отношении прежней науки к обозначенной проблеме. Здесь мы наблюдаем любопытную картину, снова подтверждающую замечание Анатоля Франса: «Les savants ne sont pas curieux» (ученые нелюбопытны). Первая крупная работа в этой области[10]10
  Breuer und Freud. Studien iiberHysterie, 1895.


[Закрыть] фактически не получила резонанса, хотя дала совершенно новое понимание неврозов. Некоторые авторы отзывались об этом как будто с одобрением, но уже на следующей странице продолжали рассматривать случаи истерии по-старому. Это похоже на то, как если бы кто-то признавал идею или факт шаровидной формы Земли и при этом спокойно продолжал представлять ее в виде диска.

Следующие публикации Фрейда вообще остались без внимания, хотя и содержали наблюдения, имевшие, в частности, для психиатрии неоценимое значение. Когда Фрейд в 1900 г. написал первый труд по психологии сновидений[11]11
  DieTraumdeutung, 1900.


[Закрыть] (до этого в данной области господствовал почти полный мрак), его идеи в ученых кругах были осмеяны, а когда около 1905 г. он выпустил книгу о психологии сексуальности[12]12
  Drei Abhandlungen zurSexualtheorie, 1905.


[Закрыть], то навлек на себя поток «ученого негодования». И не в последнюю очередь именно он способствовал чрезвычайно широкой известности Фрейда, простирающейся далеко за пределы науки.

Поэтому мы должны более внимательно рассмотреть эту новую психологию. Уже во времена Шарко знали, что невротический симптом имеет «психогенный» характер, т. е. исходит из души. Знали также, более благодаря работам школы Нанси, что любой истерический симптом может быть вызван посредством суггестии. Наравне с этим благодаря исследованиям Жане были знакомы с психомеханическими условиями такого нарушения функций истерического характера, как анестезия, парез, паралич и амнезия. Однако не было известно, каким образом укореняется в душе истерический симптом; психические причинные взаимосвязи были совершенно неизвестны. В начале восьмидесятых годов доктор Брейер, венский врач старой школы, сделал открытие, которое, собственно, стало началом новой психологии. У него была молодая, весьма интеллигентная пациентка, страдавшая истерией со следующими симптомами, в частности: спастический (сковывающий) паралич правой руки, возникающие время от времени состояния «отсутствия» или сумеречности сознания; определенная потеря способности говорить: она уже не владела своим родным языком, но могла еще изъясняться по-английски (так называемая систематическая афазия). В то время делались попытки выдвинуть анатомические теории объяснения подобных нарушений, хотя в мозговых центрах, обеспечивающих функцию руки, практически не наблюдалось каких-либо повреждений. Симптоматология истерии располагает многими примерами нарушения сенсорных функций. Одна дама, которая вследствие истерического возбуждения полностью утратила слух, имела обыкновение довольно часто петь. Однажды, как раз тогда, когда пациентка пела, ее врач незаметно сел за фортепиано и стал ей тихо аккомпанировать. При переходе от одного куплета к другому он внезапно изменил тональность. В ответ пациентка, сама не замечая этого, стала петь дальше в измененной тональности. Итак, она слышит и… не слышит. Сходными являются различные формы симптоматической слепоты. Так, один мужчина страдал полной слепотой истерического происхождения. В ходе лечения он снова стал видеть, но сначала – и притом довольно долго – лишь частично: он видел все, кроме голов, т. е. всех людей он видел безголовыми. Итак, он видит и… не видит. Благодаря множеству наблюдений за заболеваниями подобного типа было установлено, что не видит и не слышит лишь сознание больного, тогда как в остальном функции зрения находятся в полном порядке. Эти факты прямо противоречат сущности органического нарушения, которое всегда влечет за собой нарушение самой функции.

После этого отступления вернемся к случаю, приведенному Брейером. Органические причины нарушения отсутствовали, поэтому случай следовало понимать как истерический, т. е. психогенный. Брейер заметил, что когда он заставлял пациентку во время ее искусственно вызванных или спонтанных сумеречных состояний рассказывать о своих навязчивых воспоминаниях и фантазиях, то в каждом случае ее состояние затем на несколько часов улучшалось. Это наблюдение он планомерно использовал для дальнейшего лечения, которому пациентка придумала удачное название «talking сиге» (англ. – лечение разговором) или еще – в шутку – chimney sweeping (англ. – чистка дымохода).

Пациентка заболела, ухаживая за своим смертельно больным отцом. Понятно, что ее фантазии были связаны главным образом с этим полным переживаний временем. В сумеречных состояниях реминисценции того периода снова выступали с фотографической четкостью, и притом настолько отчетливо, вплоть до мельчайших деталей, что приходилось предполагать, будто бодрствующая память никогда не была в состоянии действовать столь пластично и точно. (Эту обостренную способность воспоминания, нередко встречающуюся в состояниях сужения сознания, называют гипермнезией.) Выявились удивительные вещи. Один из многочисленных рассказов был примерно таким.

Однажды ночью, напряженно ожидая приезда из Вены хирурга для операции, она сидела в большой тревоге у постели охваченного сильным жаром больного. Мать на некоторое время вышла, и Анна (пациентка) сидела, положив правую руку на спинку стула. Вдруг она стала грезить наяву, и ей почудилось, что от стены к больному приближается черная змея, чтобы укусить его. (Вполне вероятно, что на поляне за домом и вправду встречались змеи, которых девушка уже раньше пугалась, и теперь это дало материал для галлюцинаций.) Она хотела отогнать мерзкую тварь, но была словно парализована: правая рука, свисавшая со спинки стула, онемела, лишилась чувствительности и способности двигаться, и, когда Анна смотрела на нее, пальцы превращались в маленьких змей с головами мертвецов. Вероятно, она пыталась прогнать змею парализованной правой рукой, поэтому потеря чувствительности и двигательной способности руки оказалась в ассоциативной связи с галлюцинацией со змеями. Когда галлюцинация прошла, она в страхе хотела молиться, но не могла вспомнить ни одного языка, пока наконец не пришел на память один английский детский стишок, тогда она стала продолжать думать и молиться на этом языке.

Таковы были обстоятельства, в которых возникли паралич и нарушение речи; в процессе проговаривания этой ситуации устранялось и само нарушение. Таким способом, судя по всему, этот симптом был полностью устранен, и пациентка выздоровела.

Я вынужден ограничиться лишь одним примером. В цитированной же книге Брейера и Фрейда подобных примеров приведено множество. Понятно, что такого рода ситуации оказывают весьма сильное воздействие и впечатляют, поэтому легко допустить их причинное значение для возникновения симптома. Господствовавшая тогда в учении об истерии теория «nervous shock» (нервного шока), имеющая английское происхождение и энергично поддерживаемая Шарко, была способна объяснить открытие Брейера. Отсюда произошло так называемое учение о травмах, согласно которому истерический симптом (и – поскольку совокупность симптомов составляет болезнь – истерия вообще) имеет причиной душевные травмы (Traumata), следы которых неосознанно сохраняются годами. Фрейд, вначале работавший с Брейером, мог весьма основательно подтвердить это открытие. Оказалось, что ни один из сотен истерических симптомов не возникает случайно, а всегда восходит к душевным событиям. В этом отношении новая концепция открывала простор для эмпирической работы. Но творческий дух Фрейда не мог долго оставаться на такой поверхности, ибо перед ним уже вставали более глубокие и трудные проблемы. Понятно, разумеется, что моменты сильного страха, подобные тем, которые переживала пациентка Брейера, могут оставлять следы надолго. Однако как вообще случилось такое, что именно она переживала такие моменты, которые уже сами по себе имеют весьма отчетливую печать патологии? Может быть, это вызвано напряженным уходом за больным? Но тогда подобное должно было

бы случаться гораздо чаще, ибо, к сожалению, необходимость напряженного ухода за больными не редкость, а психическое здоровье сиделки и без того не всегда бывает на высоте. На эту проблему в медицине есть замечательный ответ: предрасположенность. Некто «предрасположен» именно к таким вещам. Но проблема Фрейда была такова: в чем заключается предрасположенность? Такая постановка вопроса логически вела к исследованию предыстории психической травмы. Ведь мы часто наблюдаем, как ситуации, вызывающие нервное возбуждение, весьма по-разному воздействуют на различных участников или как вещи, безразличные или даже приятные одним, другим внушают величайшее отвращение, например лягушки, змеи, мыши, кошки и т. д. Случается, что женщины спокойно ассистируют при кровавых операциях, однако прикосновение кошки заставляет их содрогаться всем телом от ужаса и отвращения. Мне известен случай с одной молодой дамой, которая страдала тяжелой истерией, возникшей вследствие неожиданного испуга. Однажды она была на званом вечере, и, когда около полуночи с еще несколькими знакомыми возвращалась домой, вдруг сзади на огромной скорости на них едва не налетела карета. Все остальные отскочили в сторону, а она осталась на середине улицы и побежала вперед прямо перед лошадьми. Кучер щелкал кнутом и нещадно ругался, но тщетно: она пробежала всю улицу, которая вела к мосту. Там она, совершенно обессилев, боясь попасть под лошадей, в полнейшем отчаянии хотела броситься в реку, однако прохожим удалось ее остановить. Эта же дама в то самое «кровавое воскресенье», 9 января 1905 г. в Санкт-Петербурге, случайно оказалась на улице, которую солдаты как раз «очищали» залповым огнем. Вокруг падали убитые и раненые, она же, сохраняя полнейшее спокойствие и хладнокровие, заметила подворотню, через которую ей удалось выбраться на другую улицу и спастись. Эти ужасные мгновения впоследствии не вызвали у нее никаких осложнений. Она чувствовала себя потом вполне здоровой и находилась даже в лучшем расположении духа, чем всегда.

Похожее, в принципе, поведение можно наблюдать достаточно часто. Отсюда следует неизбежный вывод, что интенсивность травмы сама по себе, очевидно, является малозначительным патогенным фактором, но сама травма, надо думать, имеет для пациента особое значение, т. е. выходит, что шок сам по себе при любых обстоятельствах не имеет патогенного характера, наоборот, чтобы воздействовать на человека, он должен сочетаться с некоторой обостренной психической предрасположенностью, которая в определенных обстоятельствах выражается в том, что пациент бессознательно придает шоку гораздо большее значение. Тем самым найден ключ к тайне предрасположенности. Таким образом, мы должны задаться вопросом: что же это за особые обстоятельства в той ситуации с конным экипажем? Страх охватил даму, когда она услышала топот приближающихся лошадей. Ей на миг показалось, что в этом заключен страшный злой рок, что это означает ее смерть или еще что-нибудь ужасное, и тогда она совсем потеряла рассудок.

Причина, по всей видимости, крылась в лошадях. Предрасположенность пациентки к тому, чтобы столь странным образом отреагировать на это несущественное событие, могла, таким образом, состоять в том, что лошади для нее означают нечто особенное. Можно предположить, что она, например, как-то пережила опасный случай, связанный с лошадьми. Так в действительности и оказалось. Ей было около семи лет, когда она однажды каталась со своим кучером, и лошади, испугавшись, понесли к высокому и крутому берегу реки. Кучер спрыгнул и крикнул ей, чтобы она сделала то же самое, однако девочка из-за смертельного страха словно оцепенела. Правда, она все же спрыгнула вовремя, а лошади погибли, карета разбилась вдребезги. То, что подобное событие оставляет в душе глубокие следы, едва ли нуждается в доказательствах. Однако не объясняет, почему впоследствии вполне безобидный намек на сходную ситуацию вызвал столь неадекватную реакцию. Пока нам известно лишь то, что позднейший симптом имел свой пролог еще в детстве. В чем здесь состоит патология, пока неясно. Чтобы проникнуть в эту тайну, нужна дополнительная информация. Так, накопленный опыт показал, что во всех проанализированных до сих пор случаях наряду с травмирующими жизненными событиями имеют место нарушения особого рода, которые следует отнести к сфере эротики. Любовь, как известно, понятие растяжимое, охватывающее небесные выси и преисподнюю, объединяющее в себе добро и зло, высокое и низкое. Знание об этой сфере в концепции Фрейда претерпело значительное преобразование. Если раньше он, находясь в определенной степени под влиянием учения Брейера о травмах, искал причины неврозов в травмирующих жизненных событиях, то теперь центр тяжести проблемы сместился совсем в иную сторону. Лучше всего пояснить это на приведенном выше случае. Понимая, что лошади, пожалуй, могли играть в жизни пациентки особую роль, мы не можем понять ее позднейшей столь преувеличенной и неадекватной реакции. Характерная черта этой истории, свидетельствующая о болезни, видится в том, что дама испугалась вполне безобидных лошадей. Если вспомнить, что нередко наряду с жизненными событиями, чреватыми травмой, бывают нарушения в сфере эротики, то и в данном случае следовало бы выяснить, не имеем ли мы дело с чем-нибудь необычным в этом отношении.

Дама намерена обручиться с одним молодым человеком, которого любит и с которым надеется стать счастливой. Больше пока ничего не известно. Однако отрицательный результат первоначального опроса не должен смущать и исследование следует продолжить. Когда прямой путь не достигает цели, имеются окольные пути. Поэтому вернемся снова к тому странному моменту, когда дама бежала перед лошадьми. Расспросив о званом вечере, с которого она возвращалась, выясняем: это был прощальный ужин в честь ее лучшей подруги, которая отправлялась на заграничный курорт для лечения расстроенных нервов. Подруга замужем, и притом, как выясняется, счастлива; у нее есть ребенок. К сообщению о том, что она счастлива, мы вправе отнестись с недоверием: если бы это было действительно так, то у нее, вероятно, не имелось бы причин для лечения нервного расстройства. Задавая вопросы по поводу других обстоятельств, я узнал, что, когда пациентку догнали знакомые, ее снова доставили в дом, где проходил прощальный ужин: это было наиболее подходящее место, так как было уже очень поздно. Там ее, находящуюся в полном изнеможении, радушно встретил хозяин. На этом моменте пациентка прервала свой рассказ, запнулась и, смутившись, попыталась сменить тему. Здесь дело явно касалось какого-то неожиданно всплывшего неприятного воспоминания. Преодолев упорное сопротивление больной, я выяснил, что той ночью произошло еще нечто весьма примечательное: радушный хозяин страстно признался ей в любви. Естественно, возникла ситуация, которую, учитывая отъезд хозяйки дома, можно было бы считать весьма затруднительной и тягостной. Это признание в любви, по утверждению больной, было для нее как гром среди ясного неба. Однако подобные вещи обычно всегда имеют свою предысторию. И на протяжении следующих недель шаг за шагом была исследована вся длинная любовная история. В итоге получилась полная картина, которую я попытаюсь кратко обрисовать следующим образом.

Когда пациентка была еще ребенком, ее отличал чисто мальчишеский характер: она любила только озорные мальчишеские игры, презирала свой собственный пол и избегала каких бы то ни было свойственных этому полу форм поведения и занятий. Достигнув половой зрелости, когда проблемы, связанные со сферой эротики, казалось, могли стать ей ближе, она стала избегать общения, ненавидела и презирала все, что хотя бы отдаленно напоминало о биологическом назначении человека, и создала себе мир фантазий, не имеющий ничего общего с реальностью. Так, примерно до 24 лет она избегала каких бы то ни было небольших приключений, надежд и ожиданий, обычно глубоко волнующих женщину в этом возрасте. Но вскоре она близко познакомилась с двумя молодыми людьми, которые, видимо, смогли прорвать воздвигнутую ею колючую ограду. Господин А. был мужем ее тогдашней лучшей подруги, а господин В. – его холостым приятелем. Оба ей нравились. Однако через какое-то время ей показалось, что господин В. ей нравится гораздо больше, и между ней и господином В. быстро установились близкие отношения, и даже поговаривали о возможной помолвке. Благодаря своим отношениям с господином В. она часто встречалась и со своей подругой, и с господином А., присутствие которого ее нередко совершенно необъяснимо возбуждало и нервировало. Как-то в то время пациентка оказалась на большом званом вечере, где присутствовали также и ее знакомые. В глубокой задумчивости она рассеянно играла своим кольцом, которое вдруг соскользнуло с пальца и укатилось под стол. Оба молодых человека бросились искать его, и господин В., найдя, с многозначительной улыбкой надел кольцо даме на палец и сказал: «Вы знаете, что это означает!» Тогда ее охватило странное, непреодолимое чувство: она внезапно сорвала кольцо с пальца и швырнула его в открытое окно. Возникла, как нетрудно догадаться, неловкая ситуация, и вскоре она, сильно расстроенная, покинула общество. Через какое-то время после этого по воле так называемого случая наша дама оказалась в летнем отпуске на курорте, где отдыхали также господин и госпожа А. У последней в ту пору явно начали расстраиваться нервы, и из-за недомоганий она часто оставалась дома. Пациентка поэтому имела возможность гулять с господином А. наедине. Однажды они катались в маленькой лодке. Дама бурно веселилась и по неосторожности упала за борт. Плавать она не умела, и господин А. с трудом смог спасти ее и, в полуобморочном состоянии подняв в лодку, поцеловал молодую женщину. Это романтическое событие закрепило ее привязанность. Однако пациентка не позволяла себе осознать глубину этой страсти, очевидно потому, что издавна привыкла избегать подобных впечатлений, или, точнее говоря, убегать от них. Чтобы обмануть себя, она все более активно стремилась обручиться с господином В. и постоянно убеждала себя в том, что любит только его. Эта странная игра, разумеется, не могла остаться незамеченной острым взглядом женской ревности. Госпоже А., ее подруге, чутье подсказало о существовании тайны, и поэтому та страдала, ее нервозность возрастала, и возникла необходимость отправиться на лечение за границу. На памятном прощальном ужине словно злой дух подступил к нашей пациентке и прошептал ей: «Сегодня ночью он будет один; с тобой должно что-нибудь произойти, чтобы ты оказалась в его доме». И это, как мы помним, действительно произошло: с помощью своего странного поведения она попала в его дом и добилась того, чего хотела.