Текст книги "Реальное и сверхреальное"

Синхронистичность предполагает значение, априорно связанное с человеческим сознанием и существующее вне человека [273]273
  С учетом того, что синхронистичность – не только психофизический феномен, что она может проявлять себя и без участия человеческой психики, я бы хотел пояснить, что в данном случае мы говорим не о смысле в буквальном значении этого слова, а о тождестве или соответствии.


[Закрыть]. Это допущение опирается, прежде всего, на философию Платона, где принимается за данность существование трансцендентальных образов или моделей эмпирических объектов – εἵδη, то есть форм и видов, чьи отражения – εἴδωλα – мы видим в феноменальном мире. Ранее это допущение не просто не вызывало удивления, но считалось не требующим доказательств. Идею априорного смысла можно найти у старых математиков, например, в сделанном математиком Якоби [274]274
  Один из виднейших математиков своего времени, младший брат российского физика Б. С. Якоби. – Примеч. пер.


[Закрыть] парафразе стихотворения Шиллера «Архимед и ученик». Вознося хвалу вычислению орбиты Урана, парафраз завершается такими строками:

 
      В космосе зришь ты лишь отблеск величия Бога,
      Там, на Олимпе, Число вековечно царит.
 

Великому математику Гауссу [275]275
  За заслуги перед наукой (математикой, физикой, астрономией) был удостоен неофициального титула «короля математиков». – Примеч. пер.


[Закрыть] приписывают выражение: ὁ Θεὸς ἀριθμητίςει («Бог арифметизирует) [276]276
  Но в одном письме (1830) Гаусс отмечал: «Мы должны смиренно признать, что, будь число сугубым творением нашего разума, пространство обладало бы реальностью за пределами нашего постижения» (см.: Leopold Kronecker, Über den Zahlenbegriff, Werke, III, p. 252.) Герман Вейль тоже принимает число за плод разума (см.: Wissenschaft als symbolische Konstruktion des Menschen, p. 375), но Маркус Фирц больше склоняется к платоновской идее (см.: Zur physikalischen Erkenntnis, p. 434). [Г. Вейль (Вайль) – немецкий математик и физик, его труды по линейной алгебре легли в основу программирования. – Примеч. пер.]


[Закрыть].

Представление о синхронистичности и о самодостаточном смысле, составляющее основу классического китайского образа мышления и наивного мировоззрения средневековья, нам кажется архаичным, и мы полагаем, что его следует избегать. Запад сделал все возможное, чтобы дискредитировать эту древнюю гипотезу, однако о полной победе говорить все-таки не приходится. Некоторые магические практики вроде бы исчезли, но астрология, которая в наши дни обрела невиданное прежде величие, продолжает жить. Детерминизм научной эпохи тоже не сумел искоренить убедительность принципа синхронистичности. Ведь, по сути, речь идет здесь не столько о суеверии, сколько об истине, которая до сих пор не познана потому, что она относится в меньшей степени к физической стороне событий и в большей – к их психической стороне. Современная психология и парапсихология доказали, что каузальность не в состоянии объяснить ряд событий, в случае которых нужно принимать во внимание некий формальный фактор (formaler faktor), то есть синхронистичность, в качестве объяснительного принципа.

Тем, кто интересуется психологией, я не премину указать, что особую разновидность самодостаточного смысла преподносят нам сновидения. Однажды, когда эта идея обсуждалась в моем кругу, кто-то заметил: «Геометрический квадрат природе неведом, он встречается разве что в кристаллах». При этом разговоре присутствовала одна дама, и ночью ей приснилось следующее. В саду имелась большая яма с песком, которую слой за слоем заваливали мусором. В одном из этих слоев нашлись тонкие и шершавые пластинки зеленого серпентина. На одной обнаружился узор из концентрически расположенных черных квадратов. Эти квадраты были не нарисованы, а словно вытравлены в камне, как прожилки агата. Схожие узоры удалось отыскать на двух или трех других пластинках, которые господин А. (не очень близкий знакомый) потом забрал у этой дамы [277]277
  Согласно правилам истолкования сновидений, этот господин А. воплощает собой animus, который, будучи персонификацией бессознательного, отнимает пластинки, поскольку сознанию нет до них дела, поскольку для него это всего лишь lusus naturae.


[Закрыть]. Приведу и другой мотив подобного сновидения. Спящий очутился в дикой гористой местности и находит на поверхности слои триасовых отложений. Он расшатывает камни и, к своему безграничному удивлению, видит вырезанные в них изображения человеческих голов. Это сновидение повторялось несколько раз с большими перерывами [278]278
  Возвращение сновидения указывает на упорное стремление бессознательного донести содержание сна до сознательного разума.


[Закрыть]. Еще сновидцу довелось во сне путешествовать по сибирской тундре, где он встретил животное, которое долго искал, – петуха, размерами гораздо крупнее обычного, будто вытесанного из тонкого бесцветного стекла. Петух был живой и по чистой случайности вылупился из микроскопического одноклеточного организма, который умел превращаться в любое животное (в том числе в тех, которые в тундре не водятся) и даже в предметы человеческого потребления самых разных размеров. В следующий миг после превращения все эти спонтанные формы исчезали без следа. Или такой пример сновидения. Спящий идет по лесистой гористой местности. На вершине крутого склона он видит каменный гребень, буквально изобилующий дырами, и там встречает смуглого карлика, чья кожа по цвету напоминала следы окиси железа на камнях [279]279
  Антропарион, или «металлический человек». [В переводе с греческого слово anthroparion означает то же, что и латинское homunculus, – маленький человек. О создании искусственного человека алхимики грезили еще со времен Зосима Панополитанского (см. выше). – Примеч. пер., ред.]


[Закрыть]. Этот карлик усердно расширял пещеру, в глубине которой виднелось скопление колонн в естественной скальной толще. Каждую колонну венчала темно-коричневая человеческая голова с большими глазами, вырезанная с величайшей тщательностью из какого-то очень твердого камня наподобие лигнита. Карлик освободил это скопление колонн от аморфного нагромождения камней вокруг. Сновидец не верит собственным глазам, но все же признает, что колонны глубоко уходят в скалу и потому должны были возникнуть без помощи человека. Он думает, что камень возрастом никак не меньше полумиллиона лет и что эти творения вряд ли созданы человеческими руками [280]280
  Ср. с идеями Кеплера, изложенными выше.


[Закрыть].

Эти сновидения как будто указывают на присутствие в природе того самого формального фактора. Они описывают не просто lusus naturae, а «значимое совпадение» совершенно естественного явления и независимого от него, по-видимому, человеческого представления. Вот о чем, вне сомнения, повествуют сновидения [281]281
  Если кому-либо эти сны покажутся непостижимыми, такие люди почти наверняка заподозрят в них какой-то иной смысл, более соответствующий их предубежденному мнению. О снах, в конце концов, можно фантазировать в той же степени, что и обо всем прочем. Лично я предпочитаю как можно строже следовать содержанию сна и стараюсь истолковывать его в соответствии с явно выраженным значением. Если соотнести сон с осознанной ситуацией в жизни сновидца невозможно, тогда я честно признаю, что не понимаю данное сновидение, а также воздерживаюсь от желания совместить его с какой-либо готовой теорией.


[Закрыть], вот что они стараются подсказать сознанию через повторы.

D. Заключение

Изложенные соображения ни в коем случае не следует считать окончательным доказательством моей точки зрения; это лишь выводы из эмпирических посылок, которые я хотел бы предложить вниманию читателя. Материал, изученный нами, не предполагает, как мне кажется, никаких иных гипотез, убедительно объясняющих факты (в том числе и эксперименты с ЭСВ). Я очень хорошо понимаю, что синхронистичность есть величина чрезвычайно абстрактная и «непредставимая». Она наделяет движущееся тело неким психоидным качеством, которое, подобно пространству, времени и каузальности, выступает характеристикой поведения этого тела. Мы должны полностью отказаться от мысли, что психическое каким-то образом связано с мозгом, и вспомнить вместо этого о «значимом» или «разумном» поведении низших организмов, лишенных мозга. Здесь мы оказываемся гораздо ближе к тому формальному фактору, который, как я уже сказал, не имеет ничего общего с активностью мозга.

Если это так, тогда мы должны спросить себя: а возможно ли рассматривать под этим углом зрения взаимоотношения души и тела, то есть возможно ли трактовать сочетание психических и физических процессов в живом организме как синхронистический феномен, а не как причинно-следственную связь? Гелинк и Лейбниц считали сочетание психического и физического Божьим промыслом, неким обособленным принципом вне эмпирической природы. С другой стороны, допущение наличия причинно-следственной связи между психическим и физическим приводит к выводам, которые затруднительно примирить с нашим опытом: либо существуют физические процессы, вызывающие психические события, либо есть предсущее психическое, которое упорядочивает материю. В первом случае непросто понять, каким образом химические процессы могут порождать какие-либо психические процессы, а во втором случае неясно, как нематериальное психическое заставляет материю двигаться. Нам ни к чему воображать предустановленную гармонию Лейбница или нечто ей подобное, абсолютное и проявляющее себя во вселенском соответствии и притяжении, вроде «значимого совпадения» временных точек, лежащих на одном и том же градусе широты (по Шопенгауэру). Принцип синхронистичности обладает свойствами, которые могут помочь в разрешении мнимого противоречия между душой и телом. Прежде всего, сам факт беспричинного порядка или, скорее, «значимой упорядоченности», способен пролить свет на психофизический параллелизм. «Абсолютное знание», характерный признак синхронистического феномена, есть знание, которое не опосредуется органами чувств, и оно подтверждает нашу гипотезу о существовании самодостаточного смысла – или даже выражает его существование. Такая форма существования может быть исключительно трансцендентальной, поскольку, как показывает знание о будущих или пространственно отдаленных событиях, она содержится в психически относительных пространстве и времени, то есть в непредставимом пространственно-временном континууме.

Может быть полезным более внимательно изучить с этой точки зрения некоторые ощущения, указывающие как будто на существование психических процессов в том, что принято считать бессознательными состояниями. Здесь я размышляю преимущественно о замечательных наблюдениях, сделанных при глубоких обмороках, которые были вызваны серьезными повреждениями мозга. Вопреки ожиданиям, рана головы далеко не всегда влечет за собой потерю сознания. Стороннему наблюдателю раненый может показаться апатичным, «впавшим в транс» и ничего не сознающим. Впрочем, субъективно сознание никуда не пропадает. Чувственные взаимодействия с внешним миром в значительной степени ограничиваются, но связь не обязательно разрывается целиком, пусть шум битвы, например, может вдруг уступить место «торжественной» тишине. В этом состоянии порой возникает отчетливое и поразительное ощущение, галлюцинация левитации, когда раненому чудится, будто он парит в воздухе, причем в том же положении, в каком находился в миг ранения. Если его ранили стоя, он воспаряет в стоячем положении; если ранили лежа, то поднимается в лежачем положении; если ранили сидя, то взмывает сидячим. Иногда мнится, что и мир вокруг поднимается вместе с ним, – скажем, тот блиндаж или бункер, где он находится. Высота левитации может быть какой угодно, от нескольких десятков сантиметров до нескольких метров. Исчезает всякое ощущение тяжести. В ряде случаев раненым казалось, что они совершают руками плавательные движения. Если вообще воспринималась окружающая обстановка, то она представала по большей части воображаемой, то есть состоящей из образов памяти. В подавляющем большинстве случаев при левитации преобладала эйфория: «Веселье, восторг, блаженство, расслабленность, счастье, надежда, возбуждение – вот те слова, какими обычно описывают это ощущение» [282]282
  См.: Jantz und Beringer, Das Syndrom des Schwebeerlebnisses unmittelbar nach Kopfverletzungen, p. 202.


[Закрыть]. Янц и Берингер правильно отмечают, что раненого возможно вывести из обморока, причем на удивление легко – достаточно позвать его по имени или прикоснуться к нему, а вот на жестокий артобстрел он никак не реагирует.

Сходные симптомы во множестве наблюдаются при глубокой коме, вызванной иными причинами. Позвольте привести пример из моего медицинского опыта. Моя пациентка, в правдивости и здравомыслии которой у меня нет оснований сомневаться, рассказала мне, что первые роды для нее были очень тяжелыми. После тридцати часов бесплодных схваток врач решил, что настала пора применить щипцы. Эту операцию проводили под легким наркозом. Женщина получила серьезные телесные повреждения и потеряла много крови. Когда ушли врач, ее мать и супруг и когда все привели в надлежащий вид, а сиделка захотела перекусить, то моей пациентке почудилось, что у двери сиделка обернулась и спросила: «Вам что-нибудь еще нужно, пока я не ушла?» Женщина попыталась ответить, но не смогла. Ей казалось, что она проваливается сквозь постель в бездонную пропасть. Сиделка торопливо подошла и взяла ее за руку, чтобы проверить пульс. По тому, как сиделка шевелила пальцами, стало понятно, что пульс почти не прощупывается. Но пациентка при этом чувствовала себя вполне сносно, и обеспокоенность сиделки слегка ее позабавила. Сама она ничуть не испугалась. Это было последнее, что она запомнила перед забытьем. Когда сознание снова к ней вернулось, она не ощутила ни собственного тела, ни положения в пространстве, зато осознала, что смотрит вниз из-под потолка и видит все, что происходит внизу, в том числе себя, лежащую на кровати с закрытыми глазами и смертельно бледную. Рядом стояла сиделка. Врач возбужденно расхаживал взад и вперед по комнате, и женщине подумалось, что он растерялся и не знает, как быть. У двери толпились ее родственники. Ее мать и супруг с испуганными лицами замерли у кровати. Женщина сказала себе, что с их стороны просто глупо думать, будто она собирается умереть, ведь она непременно вернется к ним. Все это время она осознавала, что у нее за спиной раскинулся великолепный сад, похожий на парк и сверкающий яркими красками, а в особенности красив изумрудно-зеленый луг с короткой травой, который плавно поднимался от ведущих в парк ворот из кованого железа. Стояла весна, среди травы проступали маленькие и яркие цветы, которых она раньше никогда не видела. Ласково светило солнце, все краски буквально искрились в его лучах. По обе стороны покатого луга росли темно-зеленые деревья. Чудилось, что это поляна в лесу, на которую никогда не ступала нога человека. «Я знала, что передо мною вход в другой мир, что, стоит мне повернуться лицом к саду, я могу поддаться искушению пройти за ворота и тем самым уйти из жизни». На самом деле женщина не видела этот пейзаж у себя за спиной, но твердо знала, что сад, или парк, ее ждет. Ничто, как она чувствовала, не препятствовало ей пройти за ворота, но она знала, что должна вернуться в свое тело и не должна умирать. Вот почему возбуждение врача и беспокойство родных ее позабавили и показались неуместными.

Выйдя из комы, она увидела склонившуюся над кроватью сиделку. Ей сказали, что она пролежала без сознания приблизительно полчаса. На следующий день, то есть часов пятнадцать спустя, когда ей стало чуть лучше, женщина коротко посетовала в присутствии сиделки на некомпетентное и «истерическое» поведение врача во время ее комы. Сиделка решительно не согласилась: мол, она-то знает, что больная лежала без сознания и потому не вправе судить о действиях врача. Только когда женщина описала случившееся во всех подробностях, сиделке пришлось признать, что больная видела события в точности так, как они происходили в реальности.

Можно высказать предположение, что это всего-навсего психогенное сумеречное состояние, в котором отщепленная часть сознания продолжала функционировать. Впрочем, моя пациентка никогда не страдала истерией, зато перенесла остановку сердца, после чего случился вызванный церебральной анемией обморок, на что указывали все внешние и явно тревожные симптомы. Она действительно впала в кому, следовательно, должна была полностью отрешиться от мира психически, а потому вряд ли могла наблюдать за происходящим и выносить здравые суждения. Примечательно здесь то, что перед нами вовсе не непосредственное восприятие ситуации через косвенное или бессознательное наблюдение: пациентка видела всю ситуацию сверху, словно, как она выразилась, ее «глаза были на потолке».

Разумеется, совсем непросто объяснить, каким образом протекают и запоминаются столь интенсивные психические процессы в состоянии очевидного телесного коллапса и каким образом пациентка могла воспринимать реальные события со всеми подробностями, лежа с закрытыми глазами. Пожалуй, тут можно было бы ожидать – при явной церебральной анемии – прекращения или предотвращения чрезвычайно сложных психических процессов такого рода.

Сэр Окленд Геддес на заседании Королевского медицинского общества 26 февраля 1927 года поведал об очень похожем случае, хотя здесь гораздо ярче выражен синдром ЭСВ. В состоянии коллапса пациент ощутил «отрыв» своего внутреннего сознания от сознания плотского, которое постепенно стало распадаться на органические фрагменты. А другое сознание отчетливо демонстрировало надежные признаки ЭСВ [283]283
  Ср. с отчетом в: Tyrrell, The Personality of Man, p. 197 и далее. Там же, p. 199 и далее, приводится еще один случай такого рода.


[Закрыть].

Этот опыт показывает, что в обморочных состояниях, когда, по всем человеческим меркам, обязательно должны временно прекращаться деятельность сознания и чувственное восприятие, налицо продолжение существования воспроизводимых идей, актов суждения и восприятия. То чувство полета, изменение угла зрения, утрата слуха и кинестетических ощущений, которыми сопровождаются обмороки, свидетельствуют об изменении локализации сознания, о его своеобразном отделении от тела или от коры головного мозга, которая считается местом нахождения сознательного разума. Если наше предположение верно, то мы должны задаться вопросом, не существует ли в нас, наряду с корой головного мозга, какой-то другой нервный субстрат, способный к мышлению и восприятию, и не являются ли психические процессы, протекающие при потере сознания, синхронистическими феноменами, то есть событиями, не связанными каузально с органическими процессами. Такую возможность нельзя отвергать, принимая во внимание существование ЭСВ, то есть независимого от пространства и времени восприятия, которое невозможно объяснить процессами в биологическом субстрате. Там, где чувственное восприятие исходно недопустимо, вряд ли следует искать что-либо еще, кроме синхронистичности. Но там, где существуют пространственные и временные условия, которые делают сознательное восприятие возможным в принципе, а прекращается лишь деятельность сознания, или кортикальная функция, и где, как в нашем примере, все-таки происходят сознательные акты перцепции и апперцепции, – там стоит обдумать вероятность существования нервного субстрата. Почти аксиома, что сознательные процессы связаны с корой головного мозга и что ниже расположенные нервные центры содержат только рефлективные цепочки, которые сами по себе бессознательны. Это в первую очередь справедливо по отношению к симпатической нервной системе. Поэтому насекомые, у которых вообще нет спинномозговой нервной системы, а есть лишь двойная цепь нервных узлов, считаются рефлекторными автоматами.

Эту точку зрения недавно оспорил Карл фон Фриш из Граца, который изучает жизнь пчел. Выяснилось, что пчелы не просто сообщают сородичам посредством своеобразного «танца», что нашли подходящее место для кормежки, но также указывают расстояние до него и направление движения, тем самым облегчая перелет до цели [284]284
  См.: Aus dem Leben der Bienen, p. 111 и далее.


[Закрыть]. Такой способ общения принципиально не отличается от человеческого. В последнем случае мы, конечно, посчитали бы подобное поведение сознательным и преднамеренным, и не думаю, что кто-либо способен доказать в суде бессознательность этих шагов. Да, возможно, опираясь на результаты психиатрии, признать, что объективная информация в исключительных обстоятельствах может передаваться и в сумеречном состоянии, но мы наверняка категорически откажемся считать, что такое общение в целом является бессознательным. Тем не менее допускается, что у пчел этот процесс протекает бессознательно. Увы, это открытие для нас малопригодно, ведь факт остается фактом: цепочка нервных узлов обеспечивает точно такой же итог, как и деятельность коры головного мозга. Кроме того, нет ни малейших доказательств отсутствия у пчел сознания.

Словом, мы вынуждены сделать вывод, что нервный субстрат подобен симпатической нервной системе, которая кардинально отличается от спинномозговой системы по происхождению и функциям, и он способен ничуть не хуже порождать мысли и восприятия. Как нам тогда трактовать симпатическую нервную систему у позвоночных? Может ли и она порождать или передавать специфически психические процессы? Наблюдения фон Фриша доказывают существование, если угодно, трансцеребрального мышления и восприятия. Следует помнить об этом, если мы хотим найти объяснение существованию какой-то формы сознания при бессознательной коме. Кома не парализует симпатическую нервную систему, и потому последняя может считаться вероятным носителем психических функций. Если это так, то нужно спросить, возможно ли считать таковыми нормальное состояние бессознательности во сне и содержащиеся в бессознательном потенциально сознательные сновидения – иными словами, не порождаются ли сны не столько спящей корой головного мозга, сколько неспящей симпатической нервной системой, то есть не обладают ли они трансцеребральной природой?

За пределами владений психофизического параллелизма, который мы в настоящее время не понимаем настолько, что бессмысленно притворяться в обратном, синхронистичность не является феноменом, регулярность которого достаточно непросто продемонстрировать. Нас одинаково сильно поражает дисгармоничность мира и его случайная гармония. В противоположность понятию предустановленной гармонии синхронистический фактор лишь допускает существование интеллектуально необходимого принципа, которым возможно дополнить уже признанную триаду пространства, времени и каузальности. Указанные факторы являются обязательными, но не абсолютными – большая часть элементов психического внепространственна, а время и каузальность психически относительны; точно так же и синхронистический фактор оказывается действенным только при определенных условиях. Но, в отличие от каузальности, которая деспотически правит над восприятием макрофизического мира и всеобщая власть которой исчезает лишь на некоторых нижних уровнях восприятия, синхронистичность есть явление, связанное в первую очередь с психическими условиями, то есть с процессами в бессознательном. Синхронистические проявления обнаруживаются эмпирически, довольно регулярно, при интуитивных, «магических» процедурах, в которых они выглядят субъективно убедительными, однако их чрезвычайно трудно проверить объективно и оценить статистически (во всяком случае, сегодня).

На органическом уровне, быть может, допустимо применять синхронистический фактор для оценки биологического морфогенеза. Профессор А. М. Дальк [285]285
  Бельгийский биолог и философ. – Примеч. пер.


[Закрыть] из Брюсселя описывает форму, несмотря на ее связь с материей, как «высшую непрерывность живого организма» [286]286
  См.: La Morphogenese dans la cadre de la biologie generale. Ср. с приведенным выше сходным выводом зоолога А. Харди.


[Закрыть]. Сэр Джеймс Джинс видит в радиоактивном распаде беспричинное событие, которое, как мы убедились, подразумевает синхронистичность. Он пишет: «Радиоактивный распад представляется следствием без причины и наводит на мысль, что главные законы природы отнюдь не каузальны» [287]287
  См.: Physics and Philosophy, p. 127.


[Закрыть]. Такое предельно парадоксальное утверждение от физика типично для интеллектуальной дилеммы, которую ставит перед нами радиоактивный распад. Этот распад – точнее, феномен «полужизни» – кажется образцом акаузальной упорядоченности, то есть феномена, который включает в себя синхронистичность и к которому я вернусь ниже.

Синхронистичность – это не философская категория, а эмпирическое понятие, допускающее существование интеллектуально необходимого принципа. Это не материализм и не метафизика. Никакой разумный исследователь не станет утверждать, что природа наблюдаемой реальности, наряду с природой наблюдателя, то есть психического, суть известные и общепризнанные величины. Если новейшие открытия науки все ближе подводят нас к идее унитарного бытия, которой свойственны пространство и время, с одной стороны, и каузальность и синхронистичность, с другой стороны, то о материализме нет повода рассуждать. Скорее, становится как будто ясно, что есть способ избавиться от несоизмеримости наблюдаемого и наблюдающего. Результатом должно быть единство бытия, которое надлежит выражать на новом понятийном языке – или на нейтральном языке, как однажды выразился Вольфганг Паули.

Итак, к триаде классической физики – пространство, время и каузальность – добавляется фактор синхронистичности, и триада превращается в тетраду, quaternio, которая позволяет охватить картину целиком:

Здесь синхронистичность является для трех других принципов тем, чем для трехмерности пространства выступает одномерность времени [288]288
  Оставляем вне рассмотрения идею Дирака о многомерности времени. [П. Дирак – английский физик, один из создателей квантовой механики. – Примеч. пер.]


[Закрыть], или напоминает об отсутствующем четвертом госте из «Тимея» (как говорит Платон, ему помешала прийти некая хворь) [289]289
  См. мою статью «Попытка психологического истолкования догмата о Троице» (рус. пер. – Юнг К. Г. Бог и бессознательное. М., 1998. – Ред.).


[Закрыть]. В современной физике добавление времени в качестве четвертого измерения подразумевает существование непредставимого пространственно-временного континуума, а понятие синхронистичности с присущим ему качеством смысла рисует картину мироздания, столь неожиданную, что поневоле теряешься [290]290
  Сэр Джеймс Джине (см.: Physics and Philosophy, p. 215) считает возможным, что «пружины событий в этом субстрате [то есть континууме пространства и времени] захватывают и нашу умственную деятельность, а потому будущий ход событий может отчасти зависеть от умственной деятельности». Этот довод в пользу каузальности не кажется мне слишком убедительным.


[Закрыть]. Впрочем, это понятие полезно тем, что оно позволяет расширить наше определение и познание природы психоидным фактором, то есть априорным смыслом или «тождеством». Тем самым задача, красной нитью пролегавшая через размышления алхимиков на протяжении полутора тысяч лет, снова возникает и саморазрешается в так называемой аксиоме Марии-Иудейки [291]291
  Также Мария Пророчица, женщина-алхимик, упоминания о которой сохранились в отрывках из сочинений Зосима Панополитанского. Подробнее об «аксиоме Марии» см. работу Юнга «Психология переноса». – Примеч. пер.


[Закрыть] (или Коптийки): «ἐκ τοῦ τρίτου τò ἔ τέταρτον» («Из Троицы Один выходит как Четвертый») [292]292
  См. мою работу «Психология и алхимия».


[Закрыть]. Эта загадочная фраза подтверждает то, о чем я говорил выше: принципиально новые точки зрения, как правило, отыскиваются не на изведанной территории, а в укромных уголках, куда могут даже опасаться заглядывать из-за их дурной славы. Старинная мечта алхимиков о трансмутации химических элементов, многократно осмеянная, в наши дни сделалась реальностью, а ее символизм, тоже предмет многочисленных насмешек, оказался поистине золотым дном для психологии бессознательного. Алхимическая дилемма тройки и четверки, которая началась с истории, послужившей завязкой для «Тимея», а впоследствии воплотилась в сцене с кабирами из второй части «Фауста», для алхимика шестнадцатого столетия Герхарда Дорна стала выбором между христианской Троицей и serpens quadricornutus, четырехрогим змеем, то есть дьяволом. Как будто предвосхищая грядущие события, он предавал анафеме языческую четверку, вообще столь ценившуюся алхимиками на том основании, что она происходит от «бинария» (число 2) и поэтому представляет собой нечто материальное, женское и дьявольское [293]293
  См.: Theatrum chemicum (1602), I: De tenebris contra naturam, p. 518 и сл. [Бернард из Тревизо – легендарный итальянский алхимик. М. Майер – немецкий врач, политик и пользовавшийся немалой славой алхимик. – Примеч. пер., ред.]


[Закрыть]. Доктор М.-Л. фон Франц отметила проявления «тринитарного» мышления в «Притче» Бернарда Тревизанского, в «Amphiteatrum» Кунрата, в трудах Михаеля Майера и в анонимном сочинении «Aquarium sapientum» [294]294
  См.: M.-L. von Franz, Die Parabel von der Fontina des Grafen von Tarvis. Я имел возможность прочесть этот текст в рукописи.


[Закрыть]. Вольфганг Паули обратил внимание на полемические сочинения Кеплера и Роберта Фладда (теория соответствия Фладда потерпела поражение и уступила место кеплеровской теории трех принципов) [295]295
  См. статью Паули в сборнике «Объяснение природы и психического».


[Закрыть]. За выбором в пользу триады, который в некоторых отношениях противоречит алхимической традиции, последовала научная эпоха, ничего не ведавшая о соответствиях, но с отчаянным упорством цеплявшаяся за «троичное» мировоззрение, это продолжение мышления «тринитарного», которое все описывало и объясняло в категориях пространства, времени и каузальности.

Революция, вызванная открытием радиоактивности, значительно видоизменила классические воззрения физики. Изменения оказались настолько велики, что нам придется перерисовать классическую схему, о которой я говорил выше. Поскольку у меня была возможность благодаря дружественному интересу профессора В. Паули к моим изысканиям обсуждать эти принципиальные вопросы с профессиональным физиком, который при этом был в состоянии оценивать мои психологические аргументы, я считаю себя вправе выдвинуть предположение, где учитываются достижения современной физики. Паули предложил заменить классическое противопоставление пространства и времени на энергию (сохранение энергии) и пространственно-временной континуум. Тем самым я сумел более точно определить другую пару противоположностей – каузальность и синхронистичность, желая установить некую связь между двумя этими гетерогенными понятиями. Вот какова итоговая согласованная схема (quaternio):

Эта схема, с одной стороны, отвечает постулатам современной физики, а с другой стороны, удовлетворяет положениям психологии. Психологическая точка зрения нуждается в пояснении. По изложенным выше соображениям каузальное объяснение синхронистичности неприемлемо, ведь синхронистичность проявляется, прежде всего, в «случайных» тождествах. Их tertium comparationis [296]296
  Здесь: трехчленное сравнение (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть] зиждется на психоидных факторах, которые я называю архетипами. Они лишены определенности, то есть могут быть познаны и определены только приблизительно. Пускай они связаны с каузальными процессами или «передаются» такими процессами, эти факторы постоянно вырываются за их пределы, и возникает нарушение порядка, которое я назову «трансгрессией», поскольку архетипы встречаются не только в психической сфере, но и, едва ли не столь же часто, при обстоятельствах, которые психическими не являются (не забудем, что мы говорим о тождественности внешнего физического процесса психическому). Архетипические тождества не обусловлены каузальной детерминацией, то есть между ними и каузальными процессами нет никакой закономерной связи. Поэтому складывается впечатление, что они выступают наглядными примерами хаотичности, случайности или тех «хаотических состояний», которые, по словам Андреаса Шпайсера, «перемещаются во времени совершенно закономерным способом» [297]297
  См.: Über die Freiheit, p. 4 и сл.


[Закрыть]. Это первоначальные состояния, которые «не подчиняются механистическому закону», но суть его предпосылки, случайный субстрат для такого закона. Если рассматривать синхронистичность или архетипы как случайность, то последняя приобретает специфическое выражение модальности – с функциональной значимостью мироформирующего фактора. Архетип выражает психическую вероятность, когда повседневное инстинктивное событие становится типическим. Это особый психический образчик общей вероятности, которая «образуется законами случайности и устанавливает для природы правила точно так же, как их устанавливают законы механики» [298]298
  Там же, p. 5 и сл.


[Закрыть]. Мы должны согласиться со Шпайсером в том, что, пусть в царстве чистого интеллекта случайность является «бесформенной субстанцией», она раскрывается психической интроспекции – если внутреннее восприятие вообще способно ее уловить, – предстает как образ, или скорее как тип, который лежит в основе не только психических тождеств, но и (примечательный факт!) тождеств психофизических.

Трудно избавить понятийный язык от каузальной «окраски». Слово «основа», несмотря на свою вроде бы очевидную каузальность, должно пониматься не как что-то причинное, а как просто обозначение существующего качества, несводимой случайности «самой по себе». А «значимое совпадение», или тождество психического и физического состояний, между которыми не существует никакой каузальной связи, есть, если брать широко, модальность без причины, «акаузальная упорядоченность». Но тогда встает вопрос – возможно ли расширить наше определение синхронистичности с учетом тождества психических и физических процессов, или, точнее, должно ли оно быть расширено? Кажется, что это требование буквально навязывает себя, когда мы размышляем над сказанным выше, над понятием синхронистичности как «акаузальной упорядоченности». Ведь под эту категорию подпадают все «акты творения», все априорные факторы наподобие свойств натуральных чисел, дискретностей современной физики и т. д. Соответственно, нам придется включать в рамки нашего расширенного понятия постоянные и воспроизводимые экспериментальным путем явления, хотя, на первый взгляд, это противоречит природе феноменов, в том числе природе узко понимаемой синхронистичности. Последняя охватывает прежде всего индивидуальные случаи, которые нельзя повторить экспериментально. Разумеется, это не совсем верно, доказательством чему служат эксперименты Райна и многочисленные образчики ясновидения. Данные факты доказывают, что даже в обособленных случаях, которые нельзя свести к общему знаменателю и которые относятся к разряду «диковинок», налицо некоторые регулярности, некие постоянные факторы, из чего мы вынуждены заключить, что более узкое понятие синхронистичности, пожалуй, чрезмерно узкое и действительно требует расширения. В целом сам я склоняюсь к мнению, что синхронистичность в узком смысле слова есть всего-навсего отдельный пример общей акаузальной упорядоченности – а именно, тождества психических и физических процессов, где наблюдатель занимает выгодную позицию, будучи в состоянии опознать tertium comparationis. Но, стоит ему рассмотреть архетипическую основу, возникает искушение проследить взаимную ассимиляцию самостоятельных психических и физических процессов до (каузального) воздействия архетипа, и в результате он упускает из вида случайный характер этих процессов. Мы избежим этой опасности, если станем трактовать синхронистичность как особое проявление общей акаузальной упорядоченности. Тем самым мы также не допустим неправомерного умножения наших объяснительных принципов, ибо архетип есть интроспективно познаваемая форма априорной психической упорядоченности. Если внешний синхронистический процесс в настоящий момент обращается к архетипу, то этот процесс включается в ту же базовую схему – иными словами, тоже «упорядочивается». Такая форма упорядоченности отличается от упорядоченности натуральных чисел или прерывностей (diskontinuitäten) физики [299]299
  Так у автора; сегодня чаще говорят о «дискретностях». – Примеч. пер.


[Закрыть] в том отношении, что последние существуют «от века» и регулярно повторяются, а вот формы психической упорядоченности суть акты творения во времени. Кстати, именно поэтому я выделил элемент времени как характерный признак этих явлений и назвал их синхронистическими.