Текст книги "Мир по «Звездным войнам»"

Сахарный человек

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте обратимся к еще одной кинокартине. Она не имеет никакого отношения к космическим кораблям или дроидам. В 2012 году премию «Оскар» получила документальная лента «В поисках Сахарного человека». В фильме рассказывалось о неудачливом музыканте из Детройта по имени Сиксто Родригес, также известном под именем Сахарный человек. В начале 1970-х у него вышло два альбома. Он хороший, даже выдающийся исполнитель, но вряд ли вы слышали о нем. Его альбомы почти не продавались, и студия звукозаписи перестала с ним сотрудничать.

Вполне естественно, что Родригес перестал писать песни и нашел другую работу (по сносу ветхих домов). Оба его альбома были забыты. Родригес стал одним из несметного количества людей, которые попытались осуществить творческую мечту, но обнаружили, что конкуренция слишком велика и выживают там немногие. Нельзя сказать, что Родригес, женатый мужчина с тремя дочерьми, был несчастен. Однако он едва сводил концы с концами.

Итак, Родригес забросил музыкальную карьеру – и понятия не имел, что в ЮАР он знаменитость, звезда, легенда, сравнимая с «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Там его имя выговаривали медленно и с почтением: «Род-ри-гес». Южноафриканцы называли его творчество «саундтреком к нашей жизни» и начиная с 1970-х годов раскупили сотни тысяч его альбомов. Поклонники гадали о загадочном исчезновении Родригеса с музыкальной сцены. Почему он вдруг перестал издавать новые песни? Ходили слухи, будто он поджег себя прямо на сцене. Фильм «В поисках Сахарного человека» рассказывает о контрасте между несложившейся карьерой никому не известного жителя Детройта, зарабатывающего на жизнь сносом домов, и загадочным рок-идолом Южной Африки.

Эту ленту легко принять за сказку, невероятную и такую странную, что ее лучше всего описывает выражение «нарочно не придумаешь». Но на самом деле она не так уж необычна, как кажется, и позволяет сделать важные выводы относительно успеха и провала в культуре – и о том, что стало ключом к популярности «Новой надежды».

Начнем с допущения, что некий уровень качества в любом случае необходим. Если бы Родригес писал по-настоящему плохие песни, они не стали бы хитами в Южной Африке. Но зачастую одного качества недостаточно. (Поэтому прощай, первая гипотеза.) Для большинства произведений, оказывающих заметное культурное влияние, решающим фактором становится социальная динамика. Требуется определенная удачливость, а также умение, чтобы сдвинуть эту динамику в нужную сторону. (Повстанцам в «Возвращении джедая» это удалось, Императору в «Мести ситхов» тоже.) Кто же передает энтузиазм и кому, насколько громко, где и в какой момент? Ответы на эти вопросы могут отделить рок-идола от бедняка, зарабатывающего сносом развалюх, и провести границу между оглушительным успехом и полным провалом. Изучение этой динамики позволяет понять, почему невозможно предсказать, успешен будет фильм или нет.

Культурный резонанс

Возможно, на этом этапе вам захочется обратиться к третьей гипотезе и оценить культурную среду в ЮАР 1970-х годов. Может быть, Родригес со своими песнями о протесте, свободе и неравенстве задел некую струну в южноафриканском обществе, расколотом из-за разногласий относительно апартеида. Может быть, тамошние слушатели – в подавляющем большинстве молодые и белые – были особым образом подготовлены к восприятию творчества Родригеса.

А может быть, и нет. На рубеже 1960–1970-х годов было огромное множество хороших исполнителей, которые пели о протесте, свободе и неравенстве (в то время почти все об этом пели). Однако в Южной Африке прославился только Родригес. Почему? Трудно сказать. Оглядываясь назад, можем только предположить, что он и Южная Африка были созданы друг для друга.

То же самое верно для других произведений или продуктов, которые становятся необыкновенно успешными. Потом, когда это свершилось, мы конструируем подробные объяснения, и они абсолютно правдоподобны. После 1960-х годов мир был готов к «Звездным войнам», а после терактов 9/11 мир был готов к Гарри Поттеру, а еще к телесериалу «Безумцы», «Голодным играм» и Тейлор Свифт. После мирового финансового кризиса детективный триллер «Исчезнувшая»[15]15
  Фильм режиссера Дэвида Финчера по одноименному роману Гиллиан Флинн. – Прим. ред.


[Закрыть] не мог не стать бестселлером, а «Безумный Макс» был обречен на продолжение и новый виток славы.

Ну да, два последних примера как будто ни к селу ни к городу – так об этом я и говорю! Всегда можно подыскать объяснение, почему все, что случилось, должно было случиться, вот только правильность таких объяснений нельзя проверить.

Стал ли эпизод «Новая надежда», подобно песням Родригеса в Южной Африке, выгодоприобретателем благоприятной социальной динамики, которая и катапультировала фильм на вершину популярности? Не могло ли случиться так, что из-за какой-то мелочи «Новую надежду» постигла бы судьба Родригеса в Америке и творение Лукаса пало бы жертвой негативной социальной динамики, влившись в сонм незамеченных (хотя порой прекрасных) научно-фантастических фильмов и сериалов? (Сразу приходит на ум показательный пример: «Пробуждение» – телесериал 2012 года, который продержался всего один сезон. Это сильный и оригинальный детектив не стал хитом. Почему он не нашел свою Южную Африку? Посмотрите его!)

Музыкальная лаборатория

Несколько лет назад социологи Мэтью Салганик, Дункан Уоттс и Питер Доддс заинтересовались вопросом культурного успеха и провала. Дело в том, что незадачливые предсказатели, предрекавшие «Новой надежде» фиаско, далеко не единственные в своем роде. Продавцы книг, фильмов, сериалов и песен часто попадают впросак, когда пытаются угадать, какой из их товаров окажется популярным. Тем не менее мы видим, что среди хитов гораздо больше действительно хороших продуктов, чем средних. Другими словами, то, что возносится на пик славы, должно быть гораздо лучше того, что исчезает в безвестности. Но если эти произведения настолько лучше, почему так трудно предсказывать их судьбу?

Вот конкретное доказательство проблем прогнозирования, даже в экспертной среде. В 1996 году рукопись первой книги Джоан Роулинг о Гарри Поттере отвергли ни много ни мало 12 издательств. В конце концов Bloomsbury согласилось напечатать ее, но заплатило писательнице очень маленький аванс – полторы тысячи фунтов стерлингов. На сегодняшний день по всему миру продано более 450 млн экземпляров книг серии. Как вышло, что ни одно из 12 издательств не вычислило будущий бестселлер? Почему не состоялась битва за право издания книги о Поттере?

Чтобы исследовать источники культурного успеха и провала, Салганик и его соавторы создали искусственный музыкальный рынок на веб-сайте и назвали его «Музыкальная лаборатория». Сайт предлагал посетителям прослушать 48 неизвестных песен неизвестных групп. Например, там была песня «Застрявший в апельсиновой кожуре» (согласен, это худшее в мире название) некой группы «Нагрев». А творческий союз «Гидравлический сэндвич» выложил песню «Страх разлуки».

Экспериментаторы произвольно выделили половину из 14 000 посетителей сайта в группу «независимой оценки», где предлагалось прослушать отрывки песен, оценить их и решить, стоит загрузить их себе или нет. Основываясь на оценках примерно 7000 посетителей, Салганик с коллегами мог узнать, что людям на самом деле нравится больше, а что меньше. Вторая половина составила группу «социального влияния», единственное ее отличие от первой состояло в том, что этим 7000 человек дополнительно сообщалось, сколько раз была загружена та или иная песня другими участниками эксперимента.

А дальше экспериментаторы сделали нечто гениальное: случайным образом разбили категорию «социального влияния» на восемь подгрупп, в каждой из которой люди могли видеть число загрузок, сделанных только членами их подгруппы. Естественно, в силу разнообразных факторов у разных песен было разное количество загрузок на момент разбивки на подгруппы. Например, в одной подгруппе «Застрявший в апельсиновой кожуре» мог понравиться нескольким первым слушателям, а в другой – ни одному.

Эксперимент должен был ответить на следующий вопрос: окажут ли начальные цифры загрузок влияние на то, какие песни окажутся на верхних строчках рейтинга? Здравый смысл подсказывает, что определяющим всегда будет качество – тогда популярность песен, измеренная количеством загрузок, получится примерно одинаковой во всех восьми подгруппах категории «социального влияния». Такое предположение соответствует нашей первой гипотезе: «Новая надежда» была обречена на успех, потому что хорошо сделана.

Но все пошло совсем не так. «Застрявший в апельсиновой кожуре» где-то мог быть хитом, а где-то – жалким аутсайдером, и зависело это только от того, сколько людей загрузили эту песню до разбивки на подгруппы, создав ее первоначальный рейтинг для конкретной подгруппы. Короче говоря, все определяет начальная популярность. Почти любую песню может постигнуть судьба Родригеса в ЮАР или судьба Родригеса в США – в зависимости от того, понравится она первым слушателям или нет. Важно отметить: песни, которые в группе «независимой оценки» были самыми популярными, редко оказывались аутсайдерами в подгруппах «социального влияния», а песни, оказавшиеся у независимых слушателей худшими, практически никогда не становились хитами у второй половины участников эксперимента. Но в остальных случаях судьба песни могла сложиться как угодно.

Приведем самую умеренную интерпретацию результатов этого эксперимента. Есть продукты, которые обречены на успех, а есть продукты, которые неизбежно ждет провал. Если песня – настоящая сенсация, она станет хитом. Моцарт, Шекспир и Диккенс неминуемо прославились бы (это верно и для «Новой надежды»). Если песня режет слух, ее не станут слушать. Если у вас нет таланта, сразу забудьте об успехе. Но великое множество песен могут как стать популярными, так и сгинуть в безвестности, это просто невозможно предсказать. В музыке, по-видимому, все зависит от социальных влияний.

Такое прочтение результатов эксперимента «Музыкальная лаборатория» допустимо, однако, на мой взгляд (и со мной согласны Салганик и его соавторы), оно слишком уж осторожное. Понятно, что из рук вон плохие песни, фильмы и книги не имеют шансов прославиться. Но успех не может быть гарантирован и лучшим произведениям. Успех вообще никогда и никому не гарантирован. В конце концов эксперимент Салганика проводился в узких рамках – всего 48 песен. Реальный музыкальный рынок предлагает бессчетное их количество. И на этом реальном рынке большую роль играют внимание средств массовой информации, отзывы критиков, маркетинг и скрытая реклама. Вспомните хотя бы определяющую роль Чарли Липпинкотта, который дал «Новой надежде» первый сильный толчок.

Мы не пришли к окончательному выводу, но моя вторая гипотеза – о том, что успех «Новой надежды» зависел от удачи, например, в виде благоприятных социальных влияний, – выглядит все более убедительной.

Кукушка

Давайте вернемся к Джоан Роулинг и рассмотрим судьбу книги «Зов кукушки». Этот блистательный детективный роман, «с душой» написанный неизвестным автором Робертом Гэлбрейтом, вышел в 2013 году. Книга получила прекрасные отзывы критики, но продавалась плохо. Казалось, что успех у рецензентов не перевесит коммерческой неудачи, и Гэлбрейт пополнит ряды литературных «родригесов» – авторов прекрасных, а порой и гениальных произведений, не сумевших достичь славы. Возможно, он бросит писать книги и займется сносом домов.

Вскоре, однако, появилась информация: на самом деле Роберт Гэлбрейт – это Джоан Роулинг!

«Зов кукушки» тут же оказался на вершине списка бестселлеров, и вполне заслуженно. Он не попал бы туда, если бы не магия имени Роулинг. Конечно, это не совсем случай «Музыкальной лаборатории». «Зов кукушки» не стал провальным, потому что первым читателям он понравился. И все же сходство налицо: каким бы ни было качество детектива, ему потребовался некий социальный толчок, и таким толчком стало почти магическое имя. (Заметьте, однако: если бы книга была написала плохо, ей не помогло бы даже имя Джоан Роулинг. Качество – это необходимое условие.) После «Зова кукушки» вышли еще два романа Гэлбрейта/Роулинг (на начало 2016 года). Оба они блестящие, всем советую прочитать их. Но без имени Роулинг они не стали бы бестселлерами.

Все еще сомневаетесь? Тогда поговорим еще об одном хитроумном эксперименте Салганика и Уоттса. Он стал продолжением их работы с «Музыкальной лабораторией», только в этом случае они поменяли фактическое количество загрузок так, чтобы люди думали, будто наименее популярные песни являются самыми популярными, и наоборот. Если качество – истинный критерий успеха, тогда следует ожидать, что худшие песни рано или поздно опустятся в самый низ рейтинг, а лучшие окажутся на верхних строчках. Наверное, так и произошло?

Ничего подобного. Поменяв данные о загрузках, Салганик и Уоттс превратили худшие песни в победителей. Таким же образом они превратили большую часть лучших песен в неудачи. Этот небольшой эксперимент, как и их основное исследование, показывает нам, что для людей очень важно, что думают другие, и информация о популярности может все изменить. Есть лишь одно уточнение: самые лучшие песни (то есть получившие наивысший рейтинг в независимой группе) всегда умудрялись оказаться на самом верху. Никакие социальные влияния не могли удержать их в нижней половине рейтинга.

Все это наводит на размышления, но сначала нужно понять, а так ли все происходит в реальном мире. Предположим, некто снял отвратительную картину «Звездные вагоны» и каким-то образом добился, чтобы о ней заговорили. Долго ждать не придется – такой фильм исчезнет с экранов, и все о нем забудут. Роберт Гэлбрейт написал превосходный роман, но, пока не стало известно об авторстве Роулинг, книга продавалась плохо.

«Начертано на воде»

Если составлять список гениев литературы, то в шорт-лист наверняка войдут Уильям Вордсворт, Джон Китс, Джейн Остин и Уильям Блейк. Столь же уверенно можно заявить, что Джордж Крабб, Роберт Саути, Барри Корнуолл, Ли Хант и Мэри Брантон туда не попадут. Однако глубокая работа Хизер Джексон, посвященная изучению литературной репутации, заставляет предположить, что даже для величайших из великих немалую роль играет случай, непредвиденные обстоятельства и удача.

Что касается качества стихов, то Вордсворта, Крабба и Саути при жизни относили к одной группе. То же самое верно для Китса, Корнуолла и Ханта, а также для Остин и Брантон. Если бы вы спросили их современников, чьи имена из нашего списка будут знамениты в XXI веке, никакого консенсуса относительно Вордсворта, Китса и Остин не получилось бы.

Джексон отмечает, что Китс может считаться наиболее любимым поэтом всех времен – однако перед смертью он был уверен, что безнадежно проиграл в своей отчаянной борьбе за литературную славу. Он оставил указание, чтобы на его могильном камне высекли не имя, а только эти жалобные строки: «Здесь лежит тот, чье имя было начертано на воде». Во времена Китса Корнуолл был куда более популярен; именно его считали великим поэтом, а на долю Китса приходилось «равнодушие или враждебность».

Рассказывая о том, как Китс получил признание спустя десятилетия после смерти, Джексон пишет: «По-видимому, его репутация зависела не столько от усилий отдельных людей, сколько от групп, от пересекающихся сообществ единомышленников и знакомых, которые начали между собой обсуждать поэзию Китса, и постепенно их коллективный голос перерос в ажиотаж славы». (Значит ли это, что Китс похож на Родригеса в ЮАР?) Если говорить о качестве поэзии, то сильные и слабые стороны Корнуолла по большому счету совпадают с сильными и слабыми сторонами Китса. (Значит ли это, что Корнуолл похож на Родригеса в США?)

Джексон делает примечательный и притом весьма убедительный вывод: «В том, что касается репутации, различия между ними в основном личностные и случайные». По крайней мере необходимо разобраться с «парадоксом популярности Барри Корнуолла у той же публики, которая с презрением отвергала Китса». Действительно, современники ставили Корнуолла гораздо выше Китса, а ныне забытый Хант почитался выше их обоих. А если мы обратимся к мнению профессионалов, то узнаем, что Вордсворт, Сэмюэл Тейлор Кольридж и лорд Байрон считали Корнуолла лучшим из этой троицы.

Говоря о том, как репутация меняется с течением лет, Джексон подчеркивает значение эффекта эхо-камеры, который может укрепить образ писателя. В свое время Мэри Брантон и Джейн Остин пользовались примерно равным признанием, но затем, как мы знаем, об одной из них забыли. Джексон показывает, что «судьбу Брантон – постепенно забывание и стирание имени из анналов литературной славы – запросто могла разделить и Остин». Долго остававшийся непризнанным (и прекрасный) Блейк сам оказался бенефициаром невероятного и сложного проекта, который чудом спас его от литературного забвения. Пока он был жив, его труды «были практически неизвестны его современникам». Джексон заключает, что «выживание в долгосрочной перспективе больше зависит от внешних обстоятельств и благоприятных случайностей, чем от качества литературы».

Быть может, самые известные литераторы действительно талантливее тех, кто не сумел прославиться. А может, и нет. Тут бы подтолкнули, там подвинули бы, и в нынешнем литературном пантеоне восседали бы Крабб, Хант и Брантон. Возможно, на самом деле они Родригес в Детройте или неизвестный автор «Зова кукушки».

Что делает толпа

Давайте вернемся к «Музыкальной лаборатории» и попробуем объяснить, что там произошло. Как станет понятно, это объяснение поможет нам понять и секрет успеха саги «Звездные войны».

Сетевые эффекты

Есть вещи, которыми лучше наслаждаться одному. Прогулка в солнечную погоду, чашка кофе или короткий заплыв в бассейне – все это возможно и даже приятнее в одиночестве. Есть и постыдные удовольствия. Возможно, вам нравится глупейшее телешоу, и вы не хотите, чтобы об этом узнали другие, а потому смотрите его, только когда рядом никого нет. Но иногда ценность хорошего зависит от того, сколько других людей пользуется им. Мало радости иметь телефон, если вы единственный в мире человек с телефоном. Люди пользуются Facebook, потому что им пользуется много людей. Если бы Facebook не сумел создать сеть, он бы провалился. Сетевые эффекты возникают, когда ценность увеличивается с увеличением числа пользователей.

Конечно, «Звездные войны» не телефон, однако и они очень сильно выиграли от сетевых эффектов: сага попала в число тех культурных продуктов, о которых люди, как им кажется, должны быть в курсе. Даже если оставить в стороне ее достоинства, полезно иметь о ней представление, чтобы можно было поддержать разговор с другими людьми. Глупо ведь молчать с недоуменным видом, когда кто-то отпустит знающее замечание о Кайло, Хане, Палпатине, Рей или даже Чубакке. Если вы считаете, что окружающим нравятся «Звездные войны» и что они уделяют саге много внимания, вы, скорее всего, вольетесь в их число уже по одной только причине – вам не захочется остаться в стороне. Нам нравится быть частью группы.

Арион Бергер отмечает, как «увлекательно участвовать во всеобщем культурном экстазе», а «Звездные войны» именно такой экстаз и вызвали. Вот как пишет об этом Энн Фридман: «Наконец я поняла, что пойду на „Пробуждение Силы“ потому, что все мои друзья собирались посмотреть ее и их друзья тоже. Меня захватило редкое в наше время явление – поистине массовое культурное событие».

Первый трейлер к фильму «Пробуждение Силы» за 24 часа набрал 88 млн просмотров. Это абсолютный рекорд. Можете быть уверены, что многие зрители жаждали не столько увидеть трейлер, сколько иметь возможность обсудить его с другими. Как говорит Бергер, «Звездные войны» это «одновременно и культовый артефакт, и ошеломительно популярный феномен». В эру культурной фрагментации достичь такого непросто, а в социальном смысле даже бесценно. Людям это нравится, более того, они нуждаются в этом.

Информационные каскады

Одно важное объяснение культурного успеха, имеющее отношение и к «Новой надежде», и к «Пробуждению Силы», носит скучное название «информационные каскады». Нам предлагается слишком много товаров и слишком много идей. Мы не способны их все рассортировать. Что именно заставило вас остановить выбор на романе, который вы недавно дочитали? Почему вы так восторженно относитесь к конкретному политику? Обычно мы полагаемся на то, что, как нам кажется, думают другие. А когда много людей думает или поступает сходным образом, мы, скорее всего, также вольемся в общий поток.

Чтобы увидеть, как действуют информационные каскады, представьте себе, что в кружке любителей чтения собралось семь человек. Они решают, какую книгу они будут читать в следующий раз. Допустим, участники кружка высказывают свои предложения последовательно. Каждый человек прислушивается к суждениям остальных, что естественно. Первой говорит Лея. Она предлагает новую книгу Роберта Гэлбрейта. Финн теперь знает мнение Леи, он определенно поддержит ее идею, если этот автор или книга ему тоже нравится. Но давайте подумаем, что будет, если у Финна нет четкого мнения. Если он доверяет Лее, то может просто согласиться: «Давайте прочитаем Гэлбрейта».

Теперь переходим к третьему участнику, Люку. Положим, Лея и Финн сказали, что они хотят почитать Гэлбрейта, но у Люка может быть иное мнение: он где-то слышал, что книга не очень хороша. (Люк неправ, потому что Гэлбрейт/Роулинг великолепен, но это замечание мы оставим в скобках.) Даже если у Люка есть такие сведения, он все-таки может отбросить их и присоединиться к Лее и Финну. Дело не в том, что он трус. Дело в том, что у Леи и Финна есть основания для их энтузиазма. Если Люк не считает свою информацию более достоверной, чем та, которой располагают его друзья, он не станет им противоречить.

И это означает, что Люк попал в каскад. Разумеется, он будет сопротивляться, если у него есть серьезные основания считать, что Лея и Финн говорят глупости. Но если таких оснований у Люка нет, скорее всего, он последует за ними.

Предположим далее, что теперь настало время высказаться Хану, Чубакке, Биггсу и Рей. Если Лея, Финн и Люк сказали, что Гэлбрейт – тот самый автор, которого они хотят читать, все остальные участники клуба, подобно Люку, вероятнее всего, поддержат идею, даже если у них будет иное мнение. Этот пример показывает, что начальное высказывание Леи инициировало процесс, в котором некоторое количество людей создали каскад, и в результате вся группа проголосовала за Гэлбрейта. (Как мы увидим, таким же образом зачастую начинаются политические движения, в том числе мятежи и сопротивление.)

Конечно, это довольно-таки искусственный пример, но суть явления он, надеюсь, иллюстрирует наглядно. Нам свойственно учиться у окружающих, и если нескольким людям что-то нравится, то вам это тоже может понравиться – если только у вас нет весомой причины не доверять этим людям и оснований считать, что они ошибаются.

Информационные каскады характеризуются неустойчивостью, и, если они ведут людей «не туда», то обычно прерываются. Если наш маленький читательский клуб выберет неудачную книгу, его члены довольно быстро поймут это, и если они общаются с другими людьми, то отсоветуют остальным браться за Гэлбрейта, а значит, в других книжных клубах читать его будут с меньшей вероятностью. Молва распространяется стремительно, и потому каскады, с одной стороны, неизбежны, а с другой – очень уязвимы.

«Новая надежда» сильно выиграла от информационного каскада. Но не будь этот фильм по-настоящему классным, увлечение им быстро сошло бы на нет.

Репутационные каскады

Иногда мы обращаем внимание на мнение окружающих, потому что хотим узнать, что стоит посмотреть или почитать. Но бывает, что нам на самом деле хочется всего лишь понравиться другим людям или хотя бы не вызвать их неодобрения. Вот почему мы поддерживаем мнение или действия третьих лиц. Если большинство в восторге от новой песни или книги, мы тоже выразим энтузиазм или хотя бы послушаем или почитаем то, что хвалят. В этом случае движущей силой является конформизм.

В репутационном каскаде человек думает, что он лучше других понимает, что правильно, но тем не менее следует за толпой, чтобы сохранить у окружающих хорошее мнение о себе. Предположим, Боба заявляет, будто фильм «Звездные вагоны» потрясающий, а Кайло соглашается с Бобой, но не потому, что считает заявление Бобы правильным, а потому, что не хочет выглядеть в глазах Бобы дурачком или тупицей. Если Боба и Кайло хором говорят, что «Звездные вагоны» – отличное кино, то Рей может воздержаться от публичных возражений и даже сделает вид, будто разделяет их мнение – вовсе не потому, что встала на их точку зрения, а потому, что не хочет натолкнуться на враждебность с их стороны или утратить их доброе отношение к себе.

Теперь несложно представить, как этот процесс может развиться в каскад для «Звездных вагонов». Когда Боба, Кайло и Рей выскажутся по поводу фильма в единой тональности, их друг По вряд ли рискнет спорить с ними, даже если будет считать их мнение ошибочным. Общая, по-видимому, точка зрения Бобы, Кайло и Рей несет в себе информацию; возможно, они правы. Но даже если По имеет причины считать, что они заблуждаются, все же маловероятно, что он станет вслух оспаривать их точку зрения. Его молчание в свою очередь усилит репутационное давление на того, кто будет следующим.