Текст книги "Очкарик"

Женщина в белой униформе за стойкой регистратуры на первый взгляд тоже совершенно не напоминала медсестру-садистку. Одарив Залусскую кротким взглядом, она молча выдала ей бейджик с надписью «посетитель». Саша резво двинулась вдоль длинного коридора. Кроме нее и женщины в белом, вокруг не было ни души. Подозрительную тишину нарушало лишь цоканье ее подкованных ботинок. Саша стала сомневаться, что клиника работает в нормальном режиме. Огромные современные помещения были совершенно необитаемы. Казалось, что кроме небольшой группы людей в парке здесь нет больше ни одного пациента. Потом Залусская подумала, что, возможно, находится в отделении хосписа.

– Где кабинет директора? – спросила сбитая с толку Саша, когда дошла до поворота в конце коридора, но наткнулась там лишь на вазон с папоротником на подставке и доску объявлений.

– Дальше, в глубине, первая дверь направо, – прозвучал ответ. – Но на месте только заместитель. Пан директор должен был уйти.

Саша бегом вернулась.

– Мне было назначено. Я проехала половину Польши, чтобы встретиться с заведующим.

– Директором. – Женщина вдруг перестала быть любезной. В ее глазах появилась настороженность. – Это частное заведение, а не больница. Хотя мы наблюдаем также пациентов, направляемых к нам судами или судебными медиками, одобренными прокуратурой. Ваша фамилия?

– Залусская. – Профайлер взглянула на часы, которые все еще показывали четверть одиннадцатого. Стрелки находились в таком же положении, когда она проснулась. – Который час?

– Три минуты первого, – отчеканила, как робот, медсестра, не переставая просматривать документы на столе. Листы книги посетителей порхали в ее руках, как рисунки в мультипликационном фильме. Наконец они остановились. Саша перегнулась через стойку и увидела свою фамилию с пометкой «Полиция – частный визит».

– Директор прождал вас до половины двенадцатого и слегка разозлился. Он специально приехал сегодня на работу и ушел совсем недавно. Вы разминулись с ним. Водитель несколько минут назад сидел здесь, на этом вот стуле, – показала медсестра.

Вдруг раздался звук огромного мощного пылесоса. Саша не расслышала последних слов медсестры. Она повернула голову и поняла наконец, почему здесь так стерильно чисто. За ее спиной как раз проезжал огромный автоматический полотер, водитель которого был тоже одет в униформу и кепку с козырьком. Он ликвидировал малейшие следы странствия Саши до папоротника и назад, после чего повернул за угол и отключил двигатель. Саша не верила своим глазам. Таким оборудованием пользуются супермаркеты или огромные корпорации. У «Тишины» должен иметься приличный бюджет, раз уж им по карману профессиональный полотер и ставка для водителя.

– Вот холера. – Саша тяжело вздохнула. – Надо ж было так…

– Вы из Варшавы?

– Хуже. – Саша улыбнулась, как бы извиняясь. – Из Гданьска. Приехала под утро. Проспала. Знаю, что это звучит по-дурацки, но у меня часы остановились.

Медсестра с интересом смотрела на Залусскую. Вместо настороженности в ее взгляде появилось сочувствие.

– Приходите в понедельник. Я передам, что вы были.

Саша оперлась о столешницу и впилась взглядом в карие глаза медсестры. Она говорила медленно, тщательно артикулируя каждый слог.

– В понедельник я должна быть в Гданьске. В восемь утра у меня экзамен по стрельбе. Мне необходимо поговорить с директором сейчас.

Медсестра медленно покачала головой. Опять настороженность.

– Сожалею.

– Это маленький город. Где он живет?

– Я не имею права. Поймите.

Карие глаза сейчас с трудом скрывали страх.

– Номер телефона? Адрес электронной почты?

– Он есть на сайте. Но прочитано будет не раньше понедельника. Сегодня и завтра он не придет на работу.

Саша уперла руки в бока.

– То есть вы избавляетесь от меня?

– Это не так, – испугалась медсестра и нацарапала на листке бумаги электронный адрес, а потом приписала номер телефона. – Могу помочь только этим.

Саша села на стул с бумажкой в руке и набрала номер с мобильного. Раздался звонок на столе регистраторши. Та смотрела на мигающую лампочку, но не взяла трубку. Саша невежливо рассмеялась и отсоединилась. Телефон на столе замолчал.

– Ловко, – пробормотала она. Встала и пошла к выходу. – Спасибо за помощь. Приятных выходных.

Регистраторша, однако, двинулась за Залусской и догнала ее, когда та была уже в дверях.

– Есть заместитель. Пани доктор приехала к пациентке. Может, она даст мобильный директора? Если вам удастся ее убедить. – Она развела руками и добавила: – Но имейте в виду: входите вы под собственную ответственность.

– Где это?

– Тринадцатый кабинет, на втором этаже. И ваши документы, пожалуйста. Мне нужно вас зарегистрировать.

Саша выудила из кармана удостоверение личности. Медсестра едва успела переписать ее личный номер в журнал, как Залусская буквально вырвала документ из ее рук и бегом понеслась к лестнице. Она была уже наверху, когда услышала шум автоматического полотера. Уборщик опять стер ее следы. Странное место.

* * *

Врач Магдалена Прус не была красавицей в классическом понимании слова, но уж точно была отлично «сработана». Все в ней казалось идеальным, словно в мадонне Боттичелли. Умный взгляд лишь дополнял картину. Саша подумала, что мужчины должны ее побаиваться, а в женщинах она возбуждает атавистическую зависть. Залусская рядом с ней чувствовала себя бедной родственницей и гадким утенком одновременно. Натурально-русые волосы врач расчесала на прямой пробор и собрала в хвост серебряной заколкой. Вместо белого халата она носила платье по фигуре в голубые бабочки, хотя это был скорей небольшой отрез тонкого шелка, который как вторая кожа облегал ее идеальное тело. В области живота Саша заметила небольшую выпуклость, которую можно было рассмотреть только, когда платье натягивалось. Скорей всего, у пани доктора имелся пирсинг в пупке, и Саша готова была биться об заклад, что это бриллиант внушительных размеров. Туфли были на слишком высоком для такой должности каблуке, но дама передвигалась на них свободно и с грацией. Когда Саша поймала ее во время визита у пациентки – как потом оказалось, четырнадцатилетней девочки, больной анорексией, – врач вежливо попросила ее из палаты, а потом молча открыла дверь своего кабинета и велела ждать.

Саша предполагала, что разговор будет тяжелым. Придумывала, каким образом уговорить психиатра ответить на ее вопросы. Она даже готова была исповедаться, рассчитывая на то, что ее история растрогает женщину: о похищении, зависимости, работе в СВР и неудачной акции под прикрытием. При условии, что пани доктор сохранит в секрете все, что услышала. Но такой необходимости не возникло. Прус с первого взгляда поняла, кто такая Саша и что ей нужно.

– Его здесь уже нет, – заявила она без вступлений.

Саша замерла. Она не была готова к такому развитию событий. Это был самый худший из возможных сценариев. Она даже не допускала, что такое возможно.

– Значит, я зря приехала?

– Речь идет о Лукасе Поляке, как я понимаю? – убедилась пани доктор и указала на тонкую папку с фамилией пациента на сгибе. В течение всего разговора она держала на ней свою очень ухоженную руку.

Залусская пожалела о том, что ей не пришло в голову пошарить на столе в отсутствие докторши. Никто и не подумал прятать бумаги в сейф. Она кивнула, не в состоянии выдавить ни слова.

– Картину он забрал с собой, – прибавила врач.

Саша остолбенела от услышанного. В голове вертелась единственная мысль: что еще известно докторше?

– Она была у него?

Картину безуспешно разыскивали на протяжении всего следствия. Это она была главным доказательством по делу. Саше сказали, что Поляк погиб при пожаре, что оказалось абсолютным вздором. Сейчас она узнаёт, что картина сохранилась. Знала ли об этом полиция? Саша догадывалась, что криминалисты не изучили полотно. А уж тем более никто не занимался его анализом с точки зрения профайлинга. Возможно, что сегодня, после стольких лет, эта картина ничего не значила ни для кого, кроме нее, Саши Залусской. Просто мазня, намалеванная пациентом в рамках арт-терапии. Однако если бы Саша увидела результат, то поняла бы, был ли автором Красный Паук, и могла бы добиться возобновления следствия. Оригинал был визиткой серийного убийцы. Преступник убивал, чтобы закончить произведение. Картина составляла комплект с фотографиями, которые Саша уже видела. Для установления деталей можно было бы обратиться в архив. Снимки будут доступны в течение ближайших тридцати лет, если только материалы не уничтожат, в чем Саша, впрочем, сомневалась. Красный Паук отправлял в полицию поляроидные фото трупов, чтобы сообщить об очередной жертве. Такие же, как то, что выложено на страничке Лидки Вроны. Он вел ищеек словно на веревочке, указывая, когда и где им следует искать тело. Его забавляло, что они не в состоянии остановить его. Потом он воспроизводил некоторые детали с фотографий на своих картинах. Саша видела такое полотно лишь однажды, когда Лукас похитил ее и удерживал в квартире. Замысел картины заставлял вспомнить о Босхе, хотя макабрический эпатаж был здесь важнее художественных достоинств. Никто не знал деталей жизни и смерти жертв, кроме самого убийцы. Если же картина окажется лишь реминисценцией уже известных произведений Красного Паука, то Лукас невиновен. Она могла бы освободить его от обвинений исключительно ради себя самой, потому что для польских судебных органов это дело все равно уже закрыто. Для нее речь все еще шла о жизни и смерти. В буквальном смысле.

– Картина все время была у него? – повторила Саша, не веря своим ушам.

Прус внимательно вгляделась в Залусскую и злорадно усмехнулась.

– В течение трех лет. Он постоянно ее подправлял. Я вижу очень сильное сходство с вами одного из персонажей. Можно сказать, заглавного.

– Что именно изображено на картине? – Саша громко сглотнула. – Кроме меня.

Доктор постучала рукой по папке с документами.

– У нас есть фотокопия, но я, разумеется, не могу вам ее предоставить, – предупредила она, все еще держа руку на папке. – Закон об охране личных данных. Необходима доверенность.

– От кого?

– Прокуратуры, министра юстиции. Может быть, этого было бы достаточно. Без согласия пациента я не показала бы это даже родственникам. Но, конечно, окончательное решение принимает директор. – Прус откашлялась и поправила платье. – Он может выдать разрешение.

– Директор согласится. – Саша протянула руку к документам, но докторша быстро отодвинула их. – Смелее. Достаточно одного звонка. Министром я займусь через неделю.

Улыбка сию секунду исчезла с лица пани Прус. На щеках проступили мелкие красные пятна, и какое-то время она выглядела старше сорока лет. Психиатр быстро сунула папку в ящик стола. Видимо, местная красавица не понимает шуток, подумала довольная Залусская.

– Куда его перевели? – спросила она, не надеясь услышать ответ и обдумывая следующий ход. На этот раз ей придется попросить помощи у Духа. В Польше на данный момент действуют сто тридцать две частные психиатрические клиники. Практически все с поэтическими названиями. Ни одна из них не предоставляет информацию о своих пациентах. Проще найти иголку в стоге сена.

– Он признан здоровым и выписан из клиники.

– Вышел? На свободу?

Врач покачала головой. Первая скрипка была ее любимой партией, поэтому она триумфально добавила:

– Его не держали под замком. Пациент находился здесь добровольно. Ежемесячная плата поступала регулярно, он прошел все тесты. Его обследовали три комиссии, и их решение однозначно: болезнь отступила.

Теперь уже врачиха упивалась своей безграничной властью. Еще немного, Саша была уверена, и докторша раздавит ее как таракана. На помощь с ее стороны рассчитывать не приходилось, зато на препоны – вполне. Даже если она знает, где сейчас находится Поляк – ни за что не скажет. Профайлеру сейчас следовало встать и уйти, но ей слишком хотелось противоборства. Эта мимоза вызывала в ней бойцовый дух. Амбиция всегда была ахиллесовой пятой Саши.

– Значит, вам неизвестно, где он находится?

– Пациент признан дееспособным. Мы не имеем права следить за ним. Он совершенно свободный человек.

– Это убийца! – Залусская повысила голос. Говорила путано, несвязно. – Я принимала участие в расследовании. Мы чуть не прижали его. Я одна из потенциальных жертв. Боюсь, что… Понимаете, мне необходимо знать, где он! – Ее голос вдруг дрогнул.

– Это наш пациент. Не заключенный. – Врачиха направила на Сашу стальной взгляд. – Что, на самом деле, вы хотите узнать?

– Мне надо с ним поговорить.

– Это ведь вы – Милена, правда?

– Что, простите?

– Его любовница. Это из-за вас он заболел.

Саша не ответила, чувствуя, что заливается румянцем. Это ее разозлило.

– Он был моим пациентом, – продолжала тем временем психиатр. – Я знаю все о вас обоих.

– О нас? – фыркнула Саша. – Не было никаких нас. Он похитил меня и удерживал силой.

– Не кричите, пожалуйста, – успокоила ее Прус жестом милостивой государыни. Залусская тут же пожалела о своих словах. Ей уже не хотелось никакого противоборства. Мало того что она приехала зря, так ее еще и унизили. К тому же теперь она знала меньше, чем до поездки. Отвратительно сдержанная и вежливая Прус тем временем продолжала: – Я была его лечащим врачом в течение нескольких лет. Можно сказать, с того самого момента, как он оказался у нас. И уверяю вас, что ничего, кроме глубокой депрессии и посттравматического стрессового расстройства у него не диагностировано.

– Значит, все ошибались, а вы, вне всяких сомнений, правы.

– Этот человек не страдает психическими расстройствами, – подчеркнула Прус. – Это совершенно точно. Он даже не «пограничник». Это приятный молодой человек, которому сейчас требуется поддержка, а не обвинения.

Саше захотелось плакать. Водка, ликер, вино, самая дешевая бормотуха, промелькнуло в голове. Она чувствовала приближающуюся панику. Ехать домой? Ждать там дочку? Или, может, сразу забрать ее с Крита и улететь в Шеффилд? Она была уверена: если он на свободе, то непременно захочет увидеть дочь. Ведь он знает о ее существовании. Никто и ничто не помешает ему в поисках. Не исключено, что он уже поджидает их у подъезда в Сопоте. Саша была раздавлена.

– Тем хуже, – сказала она, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, но у нее это не очень получалось. Ее просто трясло от бешенства. Немедленно припомнился вино-водочный магазин, который она проезжала по пути сюда. Всего несколько минут дороги. Но она подавила эту мысль, словно тявкающего не по делу пса. Ей необходимо было говорить. Это был способ подавить тягу к спиртному. Лишь бы не напиться. Она снова повысила голос на несколько тонов. – Потому что это означает, что все преступления он совершил абсолютно сознательно, и мы имеем дело с психопатом. Дело надо возобновить и предать виновного суду.

– В таком случае вам тоже пришлось бы ответить за свои действия, – бесстрастно процедила Прус. – Вы перестарались. Отправили на тот свет трех женщин. Все погибли. Преступник до сих пор не пойман. Лукас рассказывал мне. Откуда нам знать, не сотрудничали ли вы с настоящим убийцей? Пусть неосознанно.

Саша с трудом сжала губы, чтобы не сказать ничего такого, о чем потом придется пожалеть. Она была поражена как наглостью докторши, так и ее информированностью. До сих пор это была строжайшая тайна. Никто – ни профессор Абраме, ни родственники Залусской – не знал стольких деталей операции «Дюймовочка». О том, что Саша тоже значилась в списке подозреваемых, были осведомлены только она сама, Дед и Поляк. Последнему она призналась в этом в постели. Ее тоже хотели упразднить. Она узнала об этом и потому заключила союз с Лукасом. Они были в одинаковом положении. Парадоксальным образом пожар спас ее от обвинений. Дело замяли, потому что на Красного Паука у них не было ничего существенного. Они даже не знали, не передавала ли ему Дюймовочка секретные данные. Была и такая гипотеза. Правда, совершенно секретная и неподтвержденная. А теперь, после стольких лет, эта тайна готова стать городской легендой этого захолустья. Достаточно, что докторша на каком-нибудь званом обеде расскажет историю как профессиональный анекдот. Саша не могла этого вынести и вовсе не хотела доставлять собеседнице удовольствие понять это. Единственное, что ей оставалось, – не позволить, чтобы Прус увидела, какое огромное впечатление произвели на нее эти слова. Поэтому Саша звонко рассмеялась, как от доброй шутки. Прус недоуменно замерла, после чего вдруг резко заявила, что очень спешит. Докторша принялась быстро складывать бумаги в элегантную сумку и наводить порядок на столе, явно не собираясь продолжать разговор. Красавица Боттичелли превратилась вдруг в чудовище Босха.

– Насколько мне известно, против Лукаса не было возбуждено уголовное дело и, тем более, не проводилось судебное расследование, – отрезала она.

Саша прищурилась. Она была уверена, что Прус, несмотря на отвлекающие маневры, заметила ее страх. Это профессионал, причем хороший. Ничего удивительного. Исследование человеческих реакций – ее работа, она специализируется в этом. Мяч опять был на ее стороне. Пани доктор снова вытащила документы Поляка и с любопытством их перелистывала.

– То, что вы говорите, является для меня новостью, – флегматично и высокомерно начала она, чтобы еще сильнее разозлить Сашу. Она поняла, что ее панцирь равнодушия действует профайлеру на нервы. – Однако не беспокойтесь, пожалуйста. Хоть я и знаю, кто вы, и располагаю достаточным количеством данных о вашем коротком, но бурном романе, это является врачебной тайной и ею же останется. Но вы, наверное, догадываетесь, почему я решила посвятить вам время в свой выходной день? Сочувствие. Только это. Сейчас единственное, что я могу посоветовать, – это встретиться с Лукасом. Вы должны с ним откровенно поговорить. Выяснить отношения, привести в порядок мысли. Это же не черт с рогами. Если будет необходимость, я могу поучаствовать в качестве примирителя. У меня есть опыт в бракоразводных процессах. – Она засияла, как телеведущая программы «Доброе утро».

– Ничего другого я и не хочу, – соврала Саша и трагически рассмеялась. – Его адрес или телефон очень бы мне помог.

Докторша не отреагировала, изображая равнодушие, но это у нее плоховато получалось. Она вся сжалась и прикусила губу: явно нервничала, причем сильно. Саша внезапно почувствовала себя лучше.

– Вам так не кажется?

– В этом, к сожалению, не могу помочь.

– Чудесно, – усмехнулась Залусская. – Я гоняюсь за ним, след в след, и, когда наконец почти нахожу, оказывается, что вы его выпустили и советуете мне искать ветра в поле. Если бы я знала, что он выписывается, то не дурила бы себе голову, а свалила бы в Антарктиду, например.

Прус смерила ее взглядом, но от комментариев воздержалась.

– Если бы он пожелал оставить свой адрес, вы бы его уже знали.

– Интересно, каким образом.

– Ведь вы получили письмо.

– Письмо?

– Перед выпиской Лукас написал вам письмо и выслал его на адрес полицейского управления в Гданьске. Вы ведь там работаете, не правда ли? А может, это был все-таки домашний адрес? – Прус сделала вид, что не помнит.

Саша с трудом отошла от шока. Она была уверена, что, если бы такое письмо действительно пришло, Духновский наверняка передал бы его ей. Но ее обеспокоило не это.

– Он знает, где я работаю? Живу? Он сам высылал это письмо?

Прус подтвердила и закрыла сумку.

– Имея знакомых в полиции, совсем не трудно найти нужное отделение.

– Много же вы обо мне знаете. – Саша изменила стратегию и перешла в наступление. – Очень много. Что это за увлечение – копаться в чужих делах? У вас хватает на это времени?

– Это моя работа.

– Совсем наоборот, – возразила Залусская. – Это вовсе не профессиональный интерес. У меня вот, например, нет личной жизни. А у вас?

Прус побледнела.

– Постыдитесь.

– Просто я в этом разбираюсь и тоже погружаюсь в дела, которыми занимаюсь. За это можно расплатиться серьезным помешательством. Вы согласны?

– Считаю, что ваш визит исчерпал себя, – заявила Прус, но Саша лишь поудобнее расположилась на стуле. Происходящее начало ее забавлять. Было интересно, как именно докторша ее выставит. Позовет охрану или примется кричать? Скорее, первое. Это тип человека, разгребающего жар чужими руками. Классическая психопатка. Через год она либо станет здесь директором, либо перейдет в другое, более престижное учреждение.

– Вы ведь ждали меня, – вдруг сказала Саша. – Признайтесь.

Докторша даже не взглянула на нее, считая равнодушие во время неприятных разговоров самым серьезным оскорблением. Для Саши же это был ответ на ее вопрос. И ответ положительный. Они обе это знали.

– И что? Вы меня такой и представляли?

– Не совсем. Я думала, вы выглядите моложе.

– Мне жаль, что разочаровала.

– Старение – это естественный процесс. Не всем дано приостановить его.

– Значит, именно это не дает вам покоя? Довольно мелко для человека вашего уровня, – с удовольствием бросила Саша. – Не ожидала. Кривоватый фуэте.

– Что-то еще? Я спешу. – Прус легко проглотила оскорбление.

Папка с историей болезни Поляка все еще лежала на столе. Докторша не собиралась никуда ее убирать, и, скорей всего, она так и останется лежать на этом месте. Саша не могла в это поверить. Любая уборщица может заглянуть внутрь в любой момент, а ей, заинтересованному лицу, видите ли, запрещено.

– Моя фамилия не упоминается на официальном сайте. Я не дала на это согласия, – подчеркнула она. – Кто помог ему найти меня?

На лице Прус проявилось искреннее удовольствие.

– Может, я, а может, кто-то другой. Какое это имеет значение? Вы перегибаете, ведете себя как брошенка. – Она резко прервалась, словно опомнившись, и опять надела маску профессионала. – Вы не отработали свою травму. Боитесь встречи с прошлым. Зачем смешивать это с уголовными делами и какими-то киношными убийцами? Я говорю это вам чисто по-человечески, как женщина женщине. Чего вы хотите на самом деле? Вы его еще любите?

– Я перегибаю?

Саша вспомнила тела убитых женщин, их выпотрошенные чрева. Ужасающие посмертные позы, в которые извращенец укладывал трупы. Переодевал, мыл, расчесывал. Все из любви к искусству. Для пущего эффекта он фотографировал трупы с большой высоты. С такого расстояния, выложенные на траве, песке, в цветных платьях либо обернутые пленкой мертвые девушки напоминали абстрактные картины. Например, та, самая молодая, выловленная из воды и закутанная в рыбацкую сеть ярко-розового цвета. При рассмотрении с близкого расстояния поражала его жестокость, издалека – восхищала эстетика. Красный Паук жаждал славы. Он был рабом собственной праздности. Написание писем, рассылка фотографий… Ему хотелось, чтобы о нем говорили, но он этого так и не добился. Большую часть подробностей удалось скрыть от СМИ, поскольку жертвами чаще всего были проститутки. Никто их не разыскивал, не требовал довести следствие до конца. Личности нескольких жертв так и не удалось установить.

С двумя из этих женщин Саша была знакома лично. Они тусовались по клубам в поисках клиентов. И это были не какие-нибудь притоны со стриптизом. Хорошие рестораны, модные дискотеки, элитные клубы и отели с магнитными карточками вместо ключа. Нескольких студенток ей удалось спасти. Но они никогда не пойдут в прокуратуру и не расскажут, что пережили, потому что тогда следовало бы сообщить суду и то, что помимо менеджмента, химии или лингвистики они изучали и ars amandi[6]6
  Искусство любви (лат.); синоним эротического искусства.


[Закрыть]. Лидка Врона тоже принадлежала к этой элите. Сегодня проституция класса люкс называется спонсорством, и даже матери многих девиц не считают это чем-то постыдным. Под фонарями стоят только девушки, находящиеся в безвыходном положении. Из неблагополучных семей, с финансовыми проблемами, одинокие, но при этом с внебрачными детьми или сожителем-бандитом. Таких, если они пропадают, особенно и не ищут. Никто по ним не горюет. Так это и было с тремя последними, например. Родственники не расклеивают объявления на всех столбах. Отцы жертв не жаждут мести. Ну пропала, ну уехала на Запад, нашла место получше, сбежала от сутенера, для которого отсутствие новостей – тоже хорошая новость. Одним ртом меньше. Наверное, много болтала.

Лидка Врона была единственной, чья история получила огласку. Студентка из приличной, хоть и неполной семьи. Кружок подружек на манер «Секса в большом городе». Ни одна из них даже не заикнулась о том, что Лидка тоже была потаскушкой, пусть класса люкс. Саша знала ее. Лидка была помешана на брендовых вещах, она издалека распознавала мужиков при деньгах. На ловца и зверь бежит. Никто лучше Саши не знал, на какие сбережения Лидка купила матери квартиру. Врона была последней. После нее наступило затишье. До недавнего времени Залусская думала, что психопат не убивает, потому что находится под замком и не представляет никакой опасности для общества и других Лидок. Сейчас, когда он на свободе, все изменится. Она была почти уверена.

– Теоретически – возможно, что и перегибаю, – очень спокойно признала она. – У меня не все в порядке с головой, забыла сказать с самого начала.

Сунув руки в карманы, она сжала в ладони пачку сигарет и слегка усмехнулась. Нет, она не доставит докторше такого удовольствия. Не закурит, игнорируя запрет. Но зато она точно знала, что сделает, выйдя из этой богадельни. Купит бутылку и выпьет из горла столько, сколько влезет. Ей был необходим наркоз. Лишь подумав об этом, она сразу почувствовала себя намного лучше. Мозг навсегда запоминает состояние алкогольного забвения. Сию секунду появилось чувство свободы. Теперь уже все ясно. Докторша с самого начала была настроена против нее, переломить ее мнение было невозможно, и теперь абсолютно ясно, что она играет на стороне симпатичного пациента. Залусская понимала ее. В свое время и она капитулировала перед очарованием Лукаса. Психопаты умеют быть обаятельными. Мягко стелют, манипулируют. При необходимости надевают маску невинного барашка. Она знала это по собственному опыту. Докторша стала одной из жертв его обаяния, хотя пока не отдавала себе в этом отчета. Он все еще использовал ее как алиби, и возможно, она останется жива до тех пор, пока будет ему полезна. К тому же ее возраст не вписывается в стандартный профиль его жертвы.

– Я рада нашему согласию. – Прус встала, дав понять, что встреча окончена.

Саша не отреагировала. Она по-прежнему сидела на своем месте без движения.

– Разговор с Лукасом, возможно, развеял бы все мои сомнения. – Она легко вошла в роль хорошо подзаправившейся джином Сашки восьмилетней давности. В таком состоянии она могла моментально превратиться из милой и спокойной дамы в агрессивную хищницу. На этом базировалась ее работа под прикрытием. Она тоже в некоторой степени была психопаткой, что, откровенно говоря, подтвердили психологические тесты. Из семнадцати тестовых черт у нее наблюдались десять. Поэтому она и была когда-то прекрасным агентом под прикрытием и очень хорошо понимала тех, кто находился по ту сторону. – Когда я наконец найду его адрес, то спрошу, сколько раз он представлял себе, как душит, насилует любимого доктора, разрезает этот плоский живот с пирсингом в пупке от лобка и по солнечное сплетение.

Прус вздрогнула.

– Может, он еще воспользуется вашим телом, – продолжала Залусская, фальшиво упиваясь своей фантазией. – Оно будет еще теплое. Человек ведь не так уж быстро остывает после смерти. Потом он моет, переодевает и укладывает тело в желаемой позе, такой, которая подходит к всему пазлу. Вам наверняка достался бы образ нагого пажа королевы.

Магдалена Прус подошла к Залусской. Взглядом заставила ее встать. Она была того же роста, что и Саша, но, благодаря каблучищам, казалась выше сантиметров на пятнадцать.

– Это вы должны лечиться, – уверенно заявила она. Легкий румянец на ее щеках превратился в красные блины. Саша раздумывала над тем, сколько операций перенесла докторша, чтобы так молодо выглядеть. Делала ли она круговую подтяжку, колет ли ботокс в лоб, и подштопано ли у нее за ушами. Может, поэтому ее лицо не выдает почти никаких эмоций. И дело тут вовсе не в сильной психике, а в банальном колбасном яде? Тем временем Прус слегка повысила голос и отчеканила: – До тех пор, пока ничего не произошло, нет повода для паники. Пан директор позаботился о том, чтобы пациент раз в месяц являлся на контрольные осмотры. Их провожу я. А значит, – она слегка запнулась, видя издевательскую усмешку на лице Саши, – все под контролем.

– Значит, вы все-таки испугались. – Залусская опять была серьезна. Она успокоилась, благодаря воспоминаниям о состоянии опьянения. Во рту явственно ощущался вкус джина, в ноздрях – запах можжевельника, несмотря на то что это был лишь мираж. Но она чувствовала, как горючая жидкость проходит через горло, успокаивая гортань. Саша очень неохотно отогнала это воспоминание и прошептала: – Потому что точной, стопроцентной уверенности в том, что я не права, у вас нет. Вам известна его версия. Вы хороший врач, но криминалист здесь я. И ручаюсь вам, что в следующий раз появлюсь здесь со всеми возможными разрешениями, и тогда мне не придется выпрашивать у вас документацию.

– С разрешением вы получите всю документацию.

Прус протянула руку для прощания.

Саша неохотно пожала ее. Но когда докторша хотела забрать руку, Залусская сжала ее, как в тисках.

– Где он?

Прус испуганно заморгала.

– Где?

– Не знаю, – соврала докторша.

– Конечно, знаешь, красавица. – Залусская улыбнулась.

Саша была уверена, что, как только она выйдет, докторша сразу же позвонит своему любимому пациенту. Она чувствовала, что их отношения намного ближе, чем это предполагает врачебная этика. Но Прус ни за что не призналась бы в этом. Да и документы были наверняка в полном порядке. Такой же порядок царил на ее столе, в сумке и машине, которую она – Залусская была уверена, потому что с самого начала подспудно профилировала собеседницу, – отдавала в ручную мойку как минимум раз в неделю. Животных не держит. Если и есть ребенок, то один, дошкольного возраста. Занимается им свекровь или платная нянька. Но, скорей всего, детей нет. Муж, видимо, занимает в городе какую-нибудь статусную должность. Советник или юрист. Спят по разным спальням. Если бы с сексом все было в порядке, то она держалась бы свободнее. А потребности – будь здоров. Наверняка есть любовник, возможно, даже не один, а несколько – случайных. Она значительно превосходит их интеллектом, поэтому втюхивает им байки о полиамории. Скорей всего, это пролетарии. Только простой работяга в состоянии подчинить ее. Однако пани доктор не доводит отношения до стадии привыкания, поскольку боится близости и демонстрации себя настоящей. В общем, все суперпрофессионально. Создала себе имидж ходячей добродетели. Миссионерский тип. В этом ее слабость. Саше следовало по-другому провести эту беседу. Теперь уже поздно. Слишком агрессивно сыграла, не теми картами. Надо было гнуть в сторону сочувствия, спрятать гордыню. Позволить доктору почувствовать себя нужной, сочувствующей, незаменимой матерью Терезой, заступницей угнетенных. Холера, выругалась Саша про себя. Опять упустила шанс. Причем безвозвратно.