Текст книги "Детокс"

Так что я погружаюсь в Женин рассказ о его развивающемся бизнесе, достижениях в компьютерных технологиях и только что закончившемся ремонте в квартире. Спустя некоторое время я размякаю от неожиданно приятного ощущения сытости и начинаю мечтать. Было бы здорово встречаться с таким парнем, как Женя. Свободным. Серьёзным. С перспективами. С квартирой и машиной, в конце концов.

Поэтому, когда Женя предлагает поехать к нему, оценить ремонт и посмотреть какой-нибудь фильм, я соглашаюсь. Нет, я не дура и вполне понимаю, что ремонт и фильм здесь совсем не при чём. Я знаю, зачем он зовёт меня к себе. Но какая разница? Кому мне хранить верность?

В дело снова вступает память. Рома тоже позвал меня к себе – попить вина и послушать музыку, и мы действительно пили вино и слушали музыку, и с этого всё началось. Но я понимаю, что больше такого не будет. Не сегодня. Не с этим мужчиной. Чудо не случается дважды. Что ж, по крайней мере, сегодня на мне приличное бельё, а вчера я побрила ноги.

Это немного странно – в десять утра ехать в квартиру к незнакомому мужчине, чтобы заняться с ним сексом. Если бы дело было вечером, я была бы уже навеселе, да и с собой мы бы точно взяли чего-нибудь горячительного, и всё это не было бы таким… болезненно-очевидным. Но у меня не хватает духу просить выпивку в десять утра, хотя организм (да и психика тоже) был бы совсем не против.

Кажется, Женя читает мои мысли, потому что спрашивает со смущённой улыбкой:

– Слушай, я понимаю, что ещё утро… но, может, ты хочешь выпить вина или чего-то ещё?

Водки! Я хочу водки! Хочу напиться в дым, потому что всё это уже просто слишком! – вопит мой мозг.

– Можно выпить немного вина, – соглашаюсь я. Женя не похож на алкоголика, скорее, хочет подпоить меня, чтобы быстрее уломать. Он не понимает, что, раз я села в его машину, значит, меня не придётся уламывать.

Его квартира в самом начале Московского проспекта, на одиннадцатом этаже. Ну и… ничего особенного, ремонт как ремонт, стандартный, я бы сказала. Единственное, что мне действительно нравится – это вид из окна.

– Не впечатлена? – тихо спрашивает Женя. – Ты ещё не видела мою комнату.

Ну, началось.

Эй, а как же вино? – спрашивает мой мозг, и я разделяю его недоумение. Но Женя уже тянет меня к двери в конце коридора.

И – да – я впечатлена.

У него в комнате – зеркало. Огромное зеркало. Во всю стену. И это реально круто. Женя замечает, что мне понравилось, и снова улыбается. Пока я кручусь и верчусь перед зеркалом, он открывает вино и разливает его по бокалам. Краем глаза я замечаю, что себе он наливает гораздо меньше, чем мне, но ничего не говорю: мне это только на руку. С каждым глотком вина зеркало нравится мне всё больше. Да и Женя, пожалуй, тоже. Мне весело и хорошо, от алкоголя внутри приятное тепло, я чувствую себя расслабленно и легкомысленно, а тут ещё и это зеркало!

А потом всё портится. Всё ломается, когда мы занимаемся сексом и я вижу в этом долбаном зеркале наши отражения. Всё рушится. Это не Рома! – кричит мой мозг. Это не Рома. И, пожалуй, это уже и не я.

Я стискиваю зубы и позволяю Жене закончить, а потом мгновенно встаю и натягиваю на себя одежду. Вот теперь Женя не улыбается.

– Крис, ты куда? – тянет он тоном маленького обиженного ребёнка. – Я думал, мы весь день проведём вместе! Можно сходить в кино, или заказать на дом еду, или… Ты мне очень нравишься!

– Мне нужно идти, дела, – говорю я излишне резко. Кто знает, нравлюсь ли я ему действительно или ему просто одного раза мало? Да и какая разница?

– Послушай, но я не смогу тебя отвезти, я выпил. Я сейчас вызову тебе такси, – суетится Женя.

У меня почти вырывается отказ, но какого чёрта? Почему бы не доехать до Ленки на такси? Так что я киваю, диктую Ленкин адрес, поправляю макияж и даю Жене неправильный номер телефона. И всё это время молюсь, чтобы не разреветься.

* * *

Обычно в машине я всегда сажусь рядом с водителем, но в этот раз забираюсь на заднее сиденье и забиваюсь в уголок. Слёзы, которые я едва могла сдерживать при Жене, теперь уже текут безостановочно.

Нет, я не ощущаю себя грязной, использованной или ещё какой-то там плохой. Я просто чувствую, что, переспав с другим человеком, – не с Ромой, – я перешла некую границу и окончательно попрощалась – со своей любовью, и с надеждами, и с чудесным летом, которое было так недавно… Теперь кажется, что с тех пор прошла тысяча лет. И я не ощущаю освобождения, только горькую печаль, словно второй раз переживаю все свои потери.

Это просто невыносимо, и мне обязательно надо выпить.

На подъезде к Парку Победы я вытираю слёзы и кое-как пудрюсь, чтобы не выглядеть окончательным страшилищем. Затем вылезаю из такси и иду прямиком в магазин. Внезапно меня осеняет, что я даже не сообщила Ленке, куда собираюсь, и она вполне могла, не дождавшись меня, рвануть в институт. При мысли о возвращении домой у меня скулы сводит. Я достаю телефон, на котором отключила звук, как только забралась к Жене в машину: три пропущенных от Ленки. Перезваниваю, но она не отвечает. Очень долго не отвечает, так что я уже почти уверена, что она занята, и на глаза у меня снова наворачиваются слёзы. Но спустя пару минут Ленка перезванивает мне сама.

– Где ты? – шепчу я в трубку.

– Дома, где же ещё? – бурчит в ответ Ленка. Я слышу, как она душераздирающе зевает, и чуть не сползаю по стенке от накатившего облегчения. – Я спала. А ты где?

– Я сейчас буду, – говорю я. – Приготовь стаканы.

Спустя пять минут я вваливаюсь в квартиру к Ленке, и она явно сразу понимает, что со мной что-то не так. Возможно, на эту мысль её наводят две бутылки конька, которые я протягиваю с порога.

– Ты рехнулась! – верещит Ленка, потом смотрит в мои заплаканные глаза и уже гораздо тише спрашивает: – Что с тобой?

Слёзы снова льются нескончаемым потоком – наверное, минут двадцать я плачу так сильно, что не могу произнести ни слова. В глубине души я даже удивлена – как можно плакать так долго? Откуда в организме столько жидкости?

Наконец, спустя полчаса, пока я иду в ванную, чтобы умыться, Ленка разливает коньяк. Я мешаю его с колой, выпиваю первый стакан, и только теперь могу говорить.

– Я переспала с одним парнем. Сегодня утром, – бормочу я еле слышно. Ленка ахает и прижимает руки к губам.

– Боже мой! Как? Зачем? Нет, подожди. Вы предохранялись?

Я подавленно киваю. Ленка кивает в ответ.

– Теперь рассказывай. Я здорово удивилась, когда ты не позвонила сегодня утром. Веришь, уже отвыкла быть дома без тебя, – она хихикает, но моментально снова становится серьёзной. – Ладно. Я думала, ты решила поехать в институт, а ты, оказывается… Рассказывай.

И я рассказываю, попутно попивая коньяк, чтобы хоть как-то заглушить боль. Если расплачусь ещё раз, мои глаза-щёлочки окончательно закроются, и я не смогу добраться до дома.

– Это ты посоветовала мне найти парня, – подытоживаю я, наконец. – Всё вышло просто ужасно.

Ленка всплёскивает руками.

– Я хотела, чтобы ты нашла человека, который тебя полюбит, а не прыгала в койку к первому встречному!

– Он казался неплохим, – пожимаю я плечами. – Симпатичным и порядочным. Может, он такой и есть. Дело-то не в этом.

– Да, я уже поняла, что дело в Роме, – кривится Ленка. – Всегда всё дело в Роме, и белый свет сошёлся на нем клином.

Мне хочется наорать на неё. Сказать, что она ничего не понимает, что понятия не имеет, что такое любовь, а её отношеньки с Дэном не стоят выеденного яйца. Но у меня нет сил, я так устала. Внутри всё словно выгорело, не осталось никаких сильных эмоций, только горькие мысли и больше ничего. Бесконечные слёзы и коньяк сделали своё дело, и я практически засыпаю.

Ленка разливает по стаканам остатки коньяка из первой бутылки и убирает в холодильник вторую.

– Нажраться всегда успеем, – хмыкает она. – Иди поспи, на тебя смотреть больно.

– Когда я проснусь и всё это вспомню, мне будет ещё хуже, – бормочу я, пока она тащит меня в комнату.

– Когда ты проснёшься, у нас будет ещё целая бутылка коньяка, чтобы пережить твоё горе, – ухмыляется Ленка. – И вообще забудь. Ты предохранялась и дала неправильный номер, так что никаких последствий. Всё в прошлом. Забудь.

Я опускаю голову на подушку и почти моментально проваливаюсь в сон. Но когда я засыпаю, в ушах у меня всё звучат и звучат Ленкины слова.

Всё в прошлом.

Часть 2
Побочные действия

Глава 1
Горе

 
Я смотрел в эти лица и не мог им простить,
Того, что у них нет тебя,
И они могут жить…
 

Наутилус Помпилиус «Я хочу быть с тобой»

Я долгое время не понимала, что со мной происходило тогда, почему я чувствовала то, что чувствовала, и вела себя так, как вела. Что заставляло меня поступать таким образом?

Возможно, это была депрессия. Не та, о которой любят говорить подростки в чёрно-розовом в своих блогах. Настоящая депрессия. Болезнь. Я думаю, что у меня могла быть депрессия. Конечно, тогда мне и в голову не пришло отправиться со своим разбитым сердцем к психотерапевту, а сейчас уже слишком много времени прошло. Тем не менее, я не исключаю этот вариант.

Но одно я теперь знаю точно: это было горе.

Можно сколько угодно стыдить меня, повторять, что тогда со мной не происходило ничего страшного, никто не умирал, не было войны, не было голода, я не была смертельно больна, не попадала в аварии и не подвергалась насилию. Всё это правда, но это никак не меняет того, что тогда я чувствовала горе.

И, само собой разумеется, я проходила через стадии горя: отрицание, злость, торг, депрессия, принятие. Правда, до принятия мне на тот момент было как до луны пешком. Я достаточно быстро проскочила отрицание, а потом зависла где-то между злостью, торгом и депрессией. Надолго зависла.

* * *

Ленка оказывается права. Постепенно я перестаю придавать случаю с Женей такое уж большое значение. До меня начинает доходить: этот случай – лишь одна из границ, которые я перешла с конца лета. Первый прогул института. Первая пьянка с утра и до позднего вечера. Порезанные вены. Столько всего… Неудивительно, что я больше не чувствую себя прежней Кристиной: правда в том, что я ею больше и не являюсь, и пора уже это признать и смириться.

По мере того, как тянется октябрь, Ленка начинает всё больше и больше переживать из-за пропусков института.

– Прогулять неделю, две, ну ладно, месяц – это ещё куда ни шло! – восклицает она день за днём. – Но пошёл уже второй! Конечно, я понимаю, что я уже на втором курсе, и меня вряд ли выгонят, и всё же…

Я понимаю, на что она намекает. Она на втором курсе, а я на первом, да ещё и на бесплатном отделении, и как раз меня запросто могут отчислить – и, скорее всего, так и сделают… Но, честное слово, если я начну волноваться ещё и из-за этого, у меня просто голова лопнет. Я отмечаю про себя ещё одну перейдённую грань: прежняя Кристина так много трудилась, чтобы поступить, а нынешней совершенно наплевать на учёбу. Ну что ж…

Гораздо больше меня беспокоит то, что Ленка может действительно начать ходить в институт – и куда тогда деваться мне? Каждое утро мы с мамой выходим из дома одновременно, и мне ещё сильно повезло, что нам не нужно вместе ехать в метро, и она не видит, на какой станции я выхожу. И я до ужаса боюсь соваться домой днём: вездесущие соседи непременно доложат всё маме.

А мама уже что-то подозревает. Она, к моему счастью, много работает, очень устаёт и не вникает во все детали моей жизни, но она же не слепая! Она видит, что я не делаю никаких домашних заданий и вообще не открываю учебники – я вяло вру, что сейчас только начало первого курса, и нас особенно не загружают. Пару раз она замечает запах перегара – я объясняю, что после института встречалась со старыми друзьями, и в дальнейшем стараюсь не приближаться к маме на расстояние ближе двух метров. Мама видит, что я всё время грустная и постоянно сплю – я валю всё на усталость от новых впечатлений и осеннюю хандру. Но мама не перестаёт смотреть на меня подозрительно. Я понимаю, что разоблачение – это дело времени.

Но, если честно, дело даже не в маме. Я перестаю понимать саму себя. Я совершенно не могу быть одна, в одиночестве я моментально утопаю в воспоминаниях, сожалениях и мрачных мыслях. Но и с людьми мне фигово, почти физически плохо от пустых разговоров и от того, что они, – другие люди, – живут полной жизнью. Учатся, работают, интересуются новыми фильмами и книгами, с радостью встречаются с друзьями, спокойно спят по ночам, они живут счастливо. А я просто выживаю.

Я завидую им. И они меня раздражают.

Меня бесит и Ленка. Мне не интересно ничего из того, о чём мы разговариваем – если речь не заходит о Роме. Но такое случается редко: обычно Ленка болтает о каких-то пустяках, сплетничает об общих знакомых или причитает о пропусках в институте. А чаще всего она рассказывает о перипетиях их отношений с Дэном, и тогда на меня накатывает ужасное раздражение напополам с дикой завистью, и я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать.

Но даже это лучше, чем остаться совсем одной, поэтому раз за разом я выдумываю всё новые и новые предлоги, чтобы не пустить Ленку в институт, начиная от холодной погоды и заканчивая плохим гороскопом. Я бессовестно давлю на жалость: мне приснился Рома, и я проснулась в слезах, вчера я ужасно поругалась с мамой, ах, у меня ужасное похмелье, нужно срочно выпить, институт подождёт до завтра. Некоторое время это действует. Справедливости ради, Ленку никогда не приходится уговаривать долго, так что совесть не слишком меня мучает.

Но наши отношения ухудшаются, и даже я не могу этого не заметить.

– Мне всё это надоело, – бурчит Ленка, в который раз оставаясь дома по моей просьбе. – Ладно, я не поеду в институт, хрен его знает уже почему. И что мы будем делать?

Я пожимаю плечами.

– А что мы делали все эти полтора месяца?

– Ничего! – заводится Ленка. – В том-то и дело! Ничего мы не делали все эти грёбаные полтора месяца! Сейчас мы выпьем чаю, и я буду пытаться поболтать, а ты не будешь меня слушать. Потом мы будем тупить в телек. То есть, это я буду тупить в телек, а ты будешь сидеть и грузиться. Потом ты предложишь выпить, и мы пойдём в магазин. А потом мы напьёмся. Вот и всё!

– И что? – ору я в ответ. – Раньше тебя всё это устраивало!

– Вот именно – раньше! – кричит Ленка. – Это было весело первые две недели, такая, знаешь, свобода и вседозволенность. К тому же, у тебя случилась эта фигня с Ромой, и я должна была тебя поддержать. Но прошло полтора месяца, Крис! Полтора месяца, и мы всё ещё здесь, и всё ещё страдаем фигнёй! У меня волосы шевелиться начинают, как представлю, сколько у меня в универе долгов, и как придётся всё догонять. У меня, блин, постоянное похмелье весь последний месяц, и глаза в щёлочки скоро превратятся! Меня уже Дэн спрашивает, не слишком ли много я пью, и предки скоро запретят с ним встречаться, потому что думают, что это он меня спаивает. А о себе подумай – ты вообще на первом курсе! Ты хоть вспомни, как ты старалась, чтобы поступить, неужели тебе не обидно всё это выкинуть на помойку? Да хрен с ним, с институтом, постараешься и догонишь, но, блин, в кого ты превращаешься? С тобой просто поговорить стало невозможно, ты постоянно либо пьяная, либо грустная, а с Ромой вы уже полтора месяца, как разошлись. Полтора месяца, Кристина…

– Так и говори, что дело не в универе, – мрачно отвечаю я. – Просто я тебе надоела, и Дэн меня не одобряет.

– Дэн здесь не причём, – отмахивается Ленка. – Он хорошо к тебе относится. И мне надоела не ты, мне надоело… вот это всё. Что ничего не меняется. Ничего не происходит. Как болото какое-то. Мы никуда не ходим. Ни с кем не видимся. Всё одинаковое, сил больше нет.

Я закуриваю, размышляя над её словами. Запихиваю обиду поглубже и признаю, что в её словах есть смысл. Да, мы много пьём – с этим я ничего не могу поделать. Да, из меня не лучший собеседник – хотя в нетрезвом состоянии я вполне успешно вникаю в ерунду, которую она несёт. Да, мы никуда не ходим, ни с кем не видимся…

– Знаешь что? А давай позвоним Серёге с Димкой? Мы сто лет не виделись, вдруг они свободны?

Внутренний голос тут же говорит мне, что это дурацкая затея. Сейчас ещё утро, ребята, скорее всего, в институтах, как все приличные люди. К тому же, в последний раз мы виделись не так уж и давно, и мне вовсе не хочется вспоминать этот день – день, когда я поняла, что между нами с Ромой всё кончено, и перерезала себе вены. Меня передёргивает при мысли, что ребята видели меня такой несчастной, жалкой и отчаявшейся. Какой стыд.

Но мне позарез нужно задобрить Ленку, чтобы она выкинула из головы мысль об институте и не бросила бы меня прямо сейчас. А ей нравится моя идея, она приободряется и начинает улыбаться. Значит, так тому и быть. Мы звоним ребятам и договариваемся встретиться днём. Я думаю, что, возможно, всё неплохо устроилось.

* * *

Я немного нервничаю: воспоминания о нашей прошлой встрече ещё слишком живы. Но ребята проявляют чудеса деликатности и ни единым жестом не дают понять, что помнят о моей глупости. Мы обнимаемся, словно не виделись не пару недель, а пару лет. А затем решаем, чем займёмся.

Моё предложение очень простое: купить пару литров коньяка и вернуться в Ленкину квартиру. Я открываю рот, чтобы это озвучить – и тут же закрываю его. Могу поспорить, что Ленка не захочет сидеть дома.

Она действительно не хочет, как и мальчики. Они втроём накидывают всевозможные варианты развлечений – от кино до аквапарка. Моё сердце сжимается от тоски – я не хочу, не хочу идти туда, где много людей, где придётся изображать интерес и радость, и самое главное – где нельзя выпить. К счастью, когда встаёт выбор между бильярдом и боулингом, начинается дождь, и Ленка предлагает переместиться в ближайшую кофейню. Очень вовремя, я уже совсем продрогла.

В кафе мы, разумеется, заказываем алкоголь (клянусь, если бы ребята попросили кофе и мороженое, я бы плюнула на свою идиотскую затею и ушла бы). Мальчикам приносят пиво, нам с Ленкой – коктейли, и постепенно я начинаю расслабляться. Тем более, спустя некоторое время оказывается, что мы слишком хорошо сидим, чтобы срываться куда-то прямо сейчас.

Сидим мы и впрямь неплохо, в основном вспоминая старые времена или болтая на какие-то отвлечённые темы. Я не хочу говорить о том, что происходит в моей жизни сейчас, иначе неизбежно всплывёт тема Ромы и моего идиотского поведения. Ленка, кажется, тоже не горит желанием обсуждать настоящее – ещё бы, догадываюсь я, – как рассказывать об учёбе в институте, в котором не бываешь? Словом, мы вдвоём очень умело сворачиваем разговор с насущных дел на фильмы, книги и сплетни. Я уже выпила, поэтому вполне в состоянии поддерживать беседу. Ленка смотрит на меня с одобрением – вот и славно.

Постепенно мы всё больше и больше надираемся, и вечер становится всё веселее и веселее. Мы вспоминаем старые прикольные истории и смеёмся буквально до колик. Как я могла забыть, что с друзьями мне так хорошо?

Вот оно, – думает мой захмелевший мозг. Вот оно, счастье. Хорошие друзья, приятные воспоминания, замечательный вечер, и не нужны никакие парни и никакая долбаная любовь. Затем мысли сворачивают в сторону, и некоторое время спустя я обнаруживаю, что прикидываю, с кем из мальчишек я могла бы встречаться. Неважно, что ни Дима, ни Сергей не вызывают во мне никаких чувств, кроме дружеских. Вдруг это только начало? Вдруг это то, о чём говорила Ленка, вдруг кто-то из них – именно тот, кто мне нужен, кто сможет полюбить меня и позаботиться обо мне?

Воспоминание о Роме простреливает сердце острой болью. Внезапно кафе из уютного местечка превращается в обшарпанную забегаловку, все наши истории становятся детскими бреднями, а смех друзей раздражает.

– Может, ещё по коктейльчику? – спрашиваю я, и всё встаёт на свои места.

Вечер действительно замечательный, такой замечательный, что мы договариваемся встретиться на следующий день и всё же сходить куда-нибудь развлечься. Алкоголь ударил мне в голову, и я на всё согласна. К тому же, Ленка больше не упоминает институт, а значит, моя затея удалась.

Значит, ещё некоторое время мне не придётся оставаться в одиночестве.

* * *

Каким-то неожиданным образом мы начинаем встречаться каждый день. Ну, или почти каждый. Ленка и ребята выдумывают всё новые и новые развлечения: кино, бильярд, катание на коньках и на роликах, даже поход в зоопарк. Я таскаюсь за ними хвостом, как прицеп.

И поначалу мне всё это почти нравится. Всё же, какое-никакое разнообразие после целого месяца сидения на одном месте. К тому же, наши вылазки в люди заставляют меня следить за своим внешним видом: каждый день приходится прилично одеваться, краситься и укладывать волосы. Мне хорошо с ребятами, и даже Ленка начинает меньше меня раздражать: при мальчишках она лишена возможности круглыми сутками разоряться про Дэна. Мне должно быть весело, мне должна нравиться наша новая жизнь.

Но это не так. Я обнаруживаю этот факт спустя несколько дней после начала нашей светской жизни. Я ужасно устаю – даже больше, чем раньше, а я и не думала, что такое возможно. Устаю не столько от бесконечных мотаний по городу, сколько от попыток изображать радость и веселье и постоянной необходимости держать лицо. К концу дня я приползаю домой совсем вымотанная и тут же заваливаюсь спать, у меня даже нет сил поговорить с мамой, успокоить её, убедить, что у меня всё в порядке. И её взгляд с каждым днём делается всё подозрительнее и подозрительнее.

Правда в том, что мне не интересно, и не весело, и совсем не хочется никуда ходить. Мне не хочется жить дальше, с ужасом понимаю я. Я должна отпустить прошлое, отпустить Рому и минувшее лето, но я совсем этого не хочу. Не хочу тусоваться с друзьями, не хочу узнавать что-то новое, не хочу налаживать жизнь. Я предпочитаю тонуть в воспоминаниях, раз за разом оживляя их в памяти. Ничего я не хочу отпускать.

Усталость будит во мне раздражение. Вид веселящихся ребят и Ленки непроизвольно вызывает зависть. Я снова и снова думаю о том, что Ленка, конечно, может интересоваться всякой фигнёй типа новых фильмов, может с энтузиазмом бегать по городу и так беззаботно смеяться – ведь вечером её ждёт встреча с Дэном, его объятия и поцелуи, его любовь. А меня никто не ждёт – пустая холодная постель, подступающее похмелье и осуждающий взгляд матери. Дельфин в наушниках. Банка Ред Девила, спрятанная на утро и выпиваемая вечером. И воспоминания. Так чему же мне радоваться? Как они не могут понять, что радоваться мне нечему?

Некоторое время я умудряюсь подавлять раздражение, но оно накапливается с каждым днём, с каждой вылазкой в город. Я начинаю огрызаться в ответ на вопрос, куда нам пойти завтра. Безумно хочется ответить – идите на хрен. Я перестаю наигранно улыбаться и изображать интерес – у меня просто нет на это сил. Ленка снова хмурится, ребята смотрят с недоумением, но, честное слово, я ничего, абсолютно ничего не могу с этим поделать

* * *

Однажды в середине октября мы с Ленкой вместе возвращаемся из кафе – ребятам нужно было ехать в другую сторону. Всю дорогу в метро молчим. У меня сегодня особенно плохой день: раздражение достигло предела, я огрызалась буквально на всех, начиная от друзей и заканчивая официантами, и даже спиртное (ослиная моча, а не пиво!) на этот раз не помогло.

– Ну, и что же это было? – мрачно спрашивает Ленка, когда мы выходим из метро. – А, нет, не отвечай. Опять Рома, да? Что у тебя сегодня – годовщина вашего секса, или он тебе приснился, или…

– Заткнись, будь добра, – говорю я и стискиваю зубы, чтобы не разораться прямо посреди улицы. Но Ленка и не думает умолкать.

– Это невыносимо, Кристина. Просто невыносимо, – говорит она. – Я думала, тебе будет веселее с ребятами. Думала, ты развлечёшься, придёшь в себя, станешь снова самой собой, чёрт возьми! А ты вместо этого сидишь или с кислой рожей, или злая, и портишь настроение всем…

– А я не имею права на плохое настроение? – я начинаю повышать голос. – О моём настроении кто-нибудь подумал? И, кстати, ни хрена я не развлекалась, и ни хрена мне не было весело! Если хотела обо мне позаботиться, могла бы спросить меня, чего мне хочется на самом деле!

– А хочешь честно? Я уже устала о тебе заботиться! – Ленка тоже уже практически кричит. – Я знаю, чего тебе хочется! Сидеть у меня в квартире и напиваться, а потом дома рыдать в подушку по своему долбаному Роме! Всё, больше тебе ничего не нужно! Ты даже не пытаешься прийти в себя, отвлечься или… ты даже не пытаешься, Крис. Только я так больше не могу.

Желание послать её матом борется во мне со страхом остаться в полном одиночестве, и, в конце концов, страх побеждает. К тому же, она в чём-то права. Я знаю, что много пью, знаю, что у меня портится характер, знаю, что сама на себя не похожа. Я только не знаю, что мне делать с этим знанием.

– Послушай, я не хочу плакать в подушку, – говорю я уже тише. – Я на самом деле не хочу так жить. Не хочу пить постоянно, не хочу вылететь из института, – вот тут я бессовестно вру, потому что алкоголь – моё единственное спасение, а на институт мне наплевать. – Просто я не могу…я не могу пока по-другому. Эти чувства… их нельзя просто взять и выключить. А сами они не уходят, мне только хуже с каждым днём, и…

– Тебе проще так, как сейчас, – тихо говорит Ленка. – Но я так больше не могу, Крис. Прости. Мне пора взяться за учёбу, и я задолбалась постоянно ходить пьяная, и мне правда хочется развлекаться и заводить новых знакомых. Я не могу больше так, как хочешь ты. Это в любом случае не могло длиться вечно, понимаешь?

Я киваю. Внутри становится так пусто, что я чувствую себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Наверное, теперь так будет всегда.

– На следующей неделе мне будет восемнадцать, – бормочу я. – Так что я стану совершеннолетней и начну новую жизнь. Брошу пить. Пойду в институт. Попытаюсь всё исправить, может, ещё не поздно.

– Честно? Ты правда так решила? – с надеждой спрашивает Ленка.

– Да, – отвечаю я абсолютно неискренне. – После дня рожденья.

– Погудим напоследок, – Ленка улыбается и даже приобнимает меня. – Должно быть весело, ты уже решила, где будем праздновать? Давай-ка подумаем…

* * *

Мы решаем отпраздновать в клубе, нашей небольшой компанией. Чуть позже Ленка предлагает пригласить Дэна.

– Может, и Рома с ним придёт, – говорит она и заговорщически улыбается.

Моё сердце колотится, когда я обдумываю эту идею. Рома на моём дне рожденья, когда мне исполнится восемнадцать и я наконец перестану быть маленькой ничего не понимающей девочкой. На моём дне рожденья Рома не сможет меня игнорировать, он не будет холодным и отстранённым, ему придётся уделить мне внимание, и тогда уж… На секунду я испытываю давно позабытое чувство – безумную, сводящую с ума надежду. Что, если я смогу всё изменить, всё исправить, всё вернуть? Это же мой шанс! К тому же, мы не виделись целый месяц, и даже просто увидеть его…

Если он вообще придёт.

Я резко возвращаюсь с небес на землю. Если он не придёт, это просто разобьёт мне сердце… если там осталось, чему биться. А если придёт… Возможно, он посчитает себя обязанным прийти. Возможно, он поймёт, что, приглашая Дэна, я приглашаю и его. Возможно, подумает, что я снова навязываюсь ему… Хотя он чётко дал мне понять, что между нами всё кончено, навсегда.

– Нет, – тихо говорю я. – Извини, Лен, ты и так видишься с Дэном почти каждый день. Нет, я не хочу его звать. Ни его, ни Рому.

Удивлённый вид Ленки сменяется пониманием.

– Новая жизнь? – спрашивает она. Я киваю.

– Типа того.

В день праздника мне снова дико грустно. Мысленно я возвращаюсь назад, в конец лета, когда у меня было столько мечтаний и столько планов. Не таким я представляла себе этот день рожденья. Не такой я представляла эту осень. Если бы всё не разрушилось, если бы всё не сломалось… что бы я делала сейчас, как провела бы этот день? Если бы я не прогуливала институт, если бы училась и общалась с одногруппниками, возможно, я пригласила бы кого-то из них? Возможно, на моей вечеринке было бы не четверо человек, а гораздо больше? А возможно, и не было бы никакой вечеринки, только я и Рома, вдвоём. Если бы он не отказался от меня.

Как бы то ни было, я жду его звонка. Ведь он может просто позвонить и поздравить меня, верно? Не каждый день исполняется восемнадцать! Я не помню, говорила ли я Роме, когда у меня день рожденья. Даже если и упоминала об этом, он вполне мог забыть. Но ведь Ленка сказала Дэну, куда собирается сегодня вечером. Дэн вполне мог упомянуть при Роме о моём празднике. Значит, Рома может позвонить. Наверняка позвонит, нужно только подождать.

А пока я собираюсь, одеваюсь, крашусь и раздумываю о том, как же мне чертовски не повезло родиться осенью. Люблю летние дни рожденья друзей – пикники на природе и лёгкие наряды. Никуда не надо торопиться, и время течёт так плавно и неспешно, словно день не заканчивается, а просто постепенно перетекает в другой. К сожалению, мне приходится натягивать на себя зимнюю куртку и бежать к метро под дождём. Я почти уверена, что тушь размазалась, а тщательно выпрямленные волосы завиваются колечками.

Но, несмотря ни на что, начинается всё неплохо. Мы идём в Route 148, байкерский клуб с живой музыкой. Мне там нравится – насколько, насколько что-то может мне нравиться сейчас. Что меня действительно воодушевляет, так это то, что сегодня мой праздник, а значит, никто не собирается ограничивать меня в выпивке, и даже Ленка не станет смотреть укоризненно. Я начинаю с коньяка – он обычно настраивает меня на дружелюбный и миролюбивый лад.

И всё вроде бы неплохо. Все меня поздравляют, мне дарят подарки и говорят приятные слова. Пьют за моё здоровье и счастье. Раз за разом произносят какие-то тосты.

Но Рома не звонит. Я пялюсь на телефон, сжимаю его в руках, я умоляю Богов о том, чтобы он зазвонил – но он молчит. После двенадцати я понимаю, что ждать уже нечего. Он забыл. Или не захотел. Да какая теперь разница?

Настроение резко портится. Больше я ничего не хочу, кроме, пожалуй, алкоголя. Всё меня раздражает теперь: громкая музыка, люди в дурацких байкерских прикидах и, в первую очередь, друзья. На них алкоголь подействовал прямо противоположным образом: им хорошо и весело. Никто даже не замечает, что моё настроение изменилось. И это просто ужасно меня бесит.

Диджей ставит The Beatles, которых мы с Ленкой обожаем с детства, и смеющаяся подруга зовёт меня на танцпол. Я сжимаю зубы, чтобы не заорать, и молча мотаю головой, но она не сдаётся. Она хохочет, и приплясывает на месте, и тащит меня за руку в толпу, и в какой-то момент всего этого оказывается слишком много. Я не могу больше сдерживаться.