Текст книги "Крокодилий сторож"

– Отлично, Бовин сходит.

– Он из гражданских?

– Да, но толковый. Пришлю его, как только он тут закончит.

Йеппе легонько похлопал Клаусена по плечу и вышел из комнаты. Место преступления во многом напоминает театральную постановку. Та же система условностей, в совокупности создающих целостную картину. Те же ключевые реплики и сигналы. Йеппе испытывал постыдную зачарованность динамикой и органичным ритмом действий специалистов на месте преступления.

Кухню оккупировал судмедэксперт Нюбо, он занимался трупом, лежащим головой к стене и напоминавшим предмет, забытый кем-то на пестром тряпичном коврике. На девушке были обрезанные джинсы, белый кружевной бюстгальтер, кеды, руки были обнажены. Ее длинные светлые волосы раскинулись липкими щупальцами, создав вокруг головы подобие солнца с детского рисунка.

Нюбо был зрелым почтенным мужчиной, разговаривавшим со свойственным медикам участием и очень быстро, словно стремясь отпугнуть дилетантов первыми же фразами. Это был патологоанатом на государственной службе, он пользовался огромным уважением, но Йеппе он не очень нравился. У него было смутное ощущение, что эта антипатия взаимна.

– Здорово, Нюбо, ну как там? – Йеппе присел на корточки рядом с судмедэкспертом и посмотрел на тело.

Нюбо покачал головой.

– Какое-то дерьмо. – На этот раз он говорил в обычном ритме. – Жертва – молодая женщина двадцати с небольшим лет. Она подверглась грубому насилию, на голове несколько глубоких порезов и следы от ударов тяжелым предметом. Тимпанальная температура 28 градусов, окоченение к моменту моего прихода чуть менее часа назад уже началось. Значит, смерть, вероятно, наступила между десятью вечера и четырьмя утра. Однако, как ты догадываешься, пока что я ничего не могу сказать наверняка. Никаких внешних признаков сексуального насилия. Порезы на ладонях и предплечьях указывают на то, что она оказывала сопротивление, но есть также несколько, гм… порезов, нанесенных, пока она еще была жива.

– Ты хочешь сказать, ее изрезали до того, как наступила смерть?

Нюбо кивнул с серьезным выражением лица. Между двумя мужчинами повисло молчание. Оба знали, что впереди – натиск прессы и распространение панических настроений среди населения. Не говоря уже о реакции достойных всяческой жалости родственников.

– Лицо повреждено довольно сильно, но, к счастью, есть несколько татуировок, которые упрощают опознание. Да, еще обнаружен орнамент.

– Орнамент? – Йеппе поймал взгляд Нюбо.

– Преступник изрезал лицо жертвы после наступления смерти. Я не искусствовед, но похоже на художественную резьбу по бумаге. – Нюбо устало вздохнул.

– Резьбу по бумаге? И что это значит? – Йеппе недоуменно сдвинул брови.

Нюбо взял труп за подбородок. Осторожным движением он развернул окровавленное лицо к резкому свету из прихожей.

– Кажется, убийца вырезал для нас валентинку.

Плохие прогнозы Йеппе в отношении предстоящего дня сменились на худшие.

*

Перед зеркалом в человеческий рост Эстер застегнула винтажный блейзер от Хальстона, осторожно разгладив ладонью ткань. Тонкие шерстяные брюки, шелковая блузка и блейзер; она чувствовала, что одета слишком изысканно, слишком формально, но ей нужна была одежда, которая помогла бы ей выдержать этот день.

Мысли роились в голове. Юлия или Каролина? Нет, Юлия не может быть. Не должна быть Юлия. Но и не Каролина. Крошка Каролина, которую она знала с самого рождения. Какова вероятность того, что это окажется незнакомка? Подруга попросилась переночевать и пригласила подозрительного субъекта? Головная боль тяжким бременем таилась позади глазных яблок, не реагируя на пару таблеток ипрена, проглоченных перед приемом ванны.

Эстер услышала, как в кухне копошится Кристофер, и мысленно благословила его. Он уже почти четыре года был ее учителем пения, но со временем отношения между ними развились в нечто более глубокое. Он стал ее близким другом, хотя она была в три раза старше. Никого другого она бы сейчас не вынесла.

– Кристофер, милый, кофе готовишь? – Она вошла в гостиную; он, улыбаясь, наливал кофе из френч-пресса.

Она улыбнулась в ответ и, как всегда, обрадовалась его симпатичному лицу, черты которого свидетельствовали о наличии азиатской примеси в родословной. Раскосые карие глаза, растянувшиеся почти до самых висков, иссиня-черные волосы, худощавое телосложение. Как обычно, он был одет не по размеру: толстовка с торчащей из-под нее рубашкой, джинсы с мотней, болтающейся где-то у колен, вязаная шапка и кожаная куртка. В таком облачении он выглядел еще моложе. Этакий уличный подросток.

Кристофер оставил многообещающую сольную карьеру в пользу нерегулярных подработок и беспорядочного образования. Он сам не знал толком, почему. Однако, казалось, он вполне доволен своей нынешней работой костюмера при Королевском театре, которая позволяла ему по ночам колдовать над весьма специфической электронной музыкой, а также давать уроки нескольким тщательно отобранным ученикам.

Уйдя из университета на пенсию прошлой весной, Эстер пообещала себе всю оставшуюся жизнь заниматься только тем, что ей казалось по-настоящему интересным. Петь, писать и готовить. Множество путешествий, возможно, даже сексуальная связь, если ей еще доведется когда-нибудь встретить кого-то, кого она возжелает. Никаких больше экзаменов и преподавательских совещаний!

Эстер плюхнулась в персиковое каминное кресло, водрузив ноги на специальную подставку из того же комплекта. Кристофер устроился на марокканской подушке на полу. Эпистема и Докса не преминули тут же вскарабкаться к нему на колени, рассчитывая на то, что он их погладит.

– Что стряслось внизу? Почему приехала полиция? – Он интересовался с таким невинным видом, что ей было сложно ответить на эти вопросы. Мягкий тембр его голоса относился к совершенно иной реальности, нежели ужасающие новости.

– На втором этаже обнаружили труп. – Она откашлялась. – Девушка. Они еще не знают, кто. Но выглядит все очень серьезно. Похоже на преступление. – Ее голос охрип. – А Грегерс – в Королевской больнице с инсультом, или что там у него. Как будто весь мир сегодня обрушился.

Кристофер почесывал брюхо Доксы, потупив взгляд. Другой на его месте вскрикнул бы от ужаса, начал докучать расспросами и выказывать потрясение. Но не Кристофер. – Чем я могу помочь?

Сердце Эстер наполнилось благодарностью, и переносить свалившиеся на нее проблемы стало гораздо легче. Она была не одинока.

– Нужно выгулять собак. И еще – не приготовишь нам чего-нибудь поесть?

– Хорошо, пойду прогуляюсь с собачками, и обед за мной. Может, рыбы купить? Посмотрю, что там есть на Фредериксборггеде. – Эстер кое-чему научила его на кухне, и постепенно Кристофер превратился в искусного домашнего повара.

– Спасибо, дорогой, возьми денег из кошелька в коридоре, ты знаешь, где он лежит.

Эстер откинула голову на спинку кресла и попыталась расслабиться с помощью дыхательных упражнений. Не странно ли, что он не стал ничего спрашивать?

Прекрати! – прошептала она сама себе. – Тебе везде мерещатся привидения, старая дура!

Кристофер заглянул в гостиную.

– Ты что-то сказала?

Она подняла голову и увидела его бледное лицо под серым капюшоном толстовки.

– Я очень сожалею о случившемся. Надеюсь, что не все так плохо, как сейчас кажется, – тихо произнес он, бережно выпихнул собак в коридор и открыл дверь. Эстер услышала незнакомый голос.

– Здесь проживает хозяйка дома?

Эстер выпрямилась и повернулась к прихожей. Кристофер стоял между тявкающих мопсов, уставившись на одетого в белый комбинезон мужчину в дверях.

– Да, это я.

Эстер с трудом встала из глубокого кресла и прошла к входной двери, чтобы встретить незнакомца. Это был один из дактилоскопистов; утром она не раз видела, как он входит и выходит из квартиры девушек. Он доверху застегнул свой защитный костюм; красная полоса на лбу говорила о том, что еще мгновение назад на нем был капюшон.

– Мне необходимо взять у вас отпечатки пальцев. – Мужчина протиснулся мимо Кристофера и очутился в тесной прихожей.

– Конечно. Мне сказали, что кто-то за ними придет. Добрый день. Эстер ди Лауренти.

Эстер протянула ему руку. Мужчина поставил на пол тяжелый с виду портфель и ответил на рукопожатие с едва заметной улыбкой.

Наверное, собирать улики на месте преступления – непростая работа. В животе у Эстер сжалось при мысли о том, что происходило на втором этаже ее дома.

– Как это делается? Что нам понадобится?

– Стол и ваши ладони, вот и все. Это займет не больше минуты.

Эстер закатала рукава и указала на рабочий стол. К своему удивлению, она обнаружила, что Кристофер по-прежнему с мрачным видом стоит в дверях. Она замерла и тепло улыбнулась ему. Он явно был потрясен не меньше ее.

Она вскакивает на велосипед и мчится по центру города. Это старенький дамский «Ралей», купленный на полицейском аукционе, да в Копенгагене никто и не ездит на новых велосипедах. Она летит по узеньким улицам навстречу одностороннему движению и наслаждается ветром, от которого щиплет в носу и глазах. Остановиться и купить дорогущий круассан в маленьком кафе, всегда переполненном горожанами с непременными одноразовыми стаканчиками кофе в руках. Бариста долго игнорирует ее, хотя ничего, кроме переполненной раковины, не мешает ему обслужить девушку. Она в раздражении принимает решение уйти, но все-таки остается и ждет.

В городе, где она выросла, нет ни одного кафе, не считая гриля на железнодорожных станциях DSB и пары кофейных столиков в мебельном магазине на центральной улице. С тяжелым сердцем она вспоминает бесконечно тянущиеся вечера с вечной темнотой и скукой. Массивные деревянные двери, всегда плотно закрытые, чтобы не дуло, и вымученные разговоры родителей за гратеном из брокколи. Мать все время болела и очень рано умерла. Ощущение хрупкости было обязательной составляющей их дома, оно присутствовало в бытии столь же конкретно, как большой угловой диван, на котором никогда не сидели гости. Хрупкость и болезнь.

Прохладные летние вечера в тонкой джинсовке и беспокойные метания между заправкой и футбольным полем. Словно шаги могли их куда-то привести. Словно польская водка, которую наливали в банки из-под колы и потягивали через соломку, могла заполнить их существо. Они слонялись по улицам, не она одна была такой; никто не хотел оставаться дома. Они тусовались на остановке и смотрели на проезжающие автобусы. Такой мелкий городок не мог рассчитывать даже на мало-мальски приличный поезд-спаситель. Молодежь была вынуждена связывать свои упования с изношенными рейсовыми автобусами, идущими на Хольстебро.

Она берет свой кофе, прижимает бумажный пакет к рулю и вновь вскакивает на велосипед.

Глава 3

Вернувшись в офис, Йеппе и Анетте уселись за свои регулируемые по высоте столы и принялись вырабатывать план действий. Йеппе принес из кухни две чашки кофе, себе – с двойной порцией сливок, Анетте – черный с сахаром. Они были в одном звании, но, когда работали в команде, он всегда отвечал за кофе, она – за вождение. Это было чуть ли не единственное, что не вызывало никаких споров, этакий островок спасения в бурном водовороте их взаимодействия.

Полицейская префектура Копенгагена – это довольно красивое в своей внушительности здание, прелесть которого в значительной степени была нарушена целым рядом модернизаций, прошедших в последние годы. Однако перемены не коснулись Отдела расследований преступлений против личности, также именуемого Отделом убийств, которому позволили сохранить свой первоначальный зловещий облик со сводчатыми потолками и темно-красными стенами с лампами. Здесь дизайнерам разрешили лишь поменять мебель, не трогая облупившуюся краску и атмосферу катакомб. Результатом оказалась причудливая комбинация запущенности и неестественности.

– Мы уверены в точности опознания? – выдала Анетте. Теперь, когда они сидели друг напротив друга, он, к своему неудовольствию, видел, какой бодрой она выглядела по сравнению с ним. На веки аккуратно наложены голубоватые тени, за истекшие сутки ей, казалось, удалось заполучить и секс, и здоровое питание, и восемь часов беспробудного сна. Ему захотелось обойти стол и спихнуть ее со стула.

Он понимал, что вопрос ее – риторический. Они сопоставили общий вид тела и, с особой тщательностью, две татуировки – одну, в виде пера, на лопатке, вторую, в виде двух звезд с короткой надписью, на правом запястье – с многочисленными фотографиями, обнаруженными в ноутбуке. Жертвой оказалась Юлия Стендер, одна из двух юных квартиранток Эстер ди Лауренти. Если бы им пришлось опознавать жертву исключительно по изуродованному лицу, то определенности быть не могло бы.

– Это Юлия. Несомненно, она. Кто оповестит семью?

Йеппе пролистал свою записную книжку.

– Родители живут в маленьком городке под названием Сёрвад, где-то неподалеку от Гернинга. Займешься?

Анетте напечатала что-то на клавиатуре, после чего набрала номер управления полиции по Средней и Западной Ютландии, чтобы запустить процесс. Ее звонок станет неприятностью для коллег на другом конце провода. Йеппе открыл в блокноте чистый лист и составил список вопросов. В юности он записывал все подряд – идеи, мысли, планы на будущее. Даже путевые заметки. Теперь он целиком и полностью сосредоточился на работе.

ЗНАКОМЫЕ МУЖЧИНЫ, – аккуратно написал он заглавными буквами.

НАЙДЕННЫЙ НОЖ?

КАРОЛИНА, – добавил он и поставил восклицательный знак.

ОРУДИЕ УБИЙСТВА (НЮБО/КЛАУСЕН)

КОМПЬЮТЕР И ТЕЛЕФОН ЮЛИИ, – продолжил он и добавил:

ЖИТЕЛИ ДОМА в конец перечня.

Он услышал, как Анетте лающим голосом дает распоряжения в телефонную трубку:

– Я же говорю – Стендер! С-Т-Е-Н-Д-Е-Р, поняли наконец? Кристиан и Улла Стендер. Они проживают в Сёрваде на ферме рядом с полями. Улица Лесная. Только проинформировать, не расспрашивать ни о чем, ясно? Мы сами приедем. Перезвоните, когда вернетесь.

Кроткое «до свидания» на другом конце провода было прервано стуком трубки, брошенной Анетте на телефон.

– Можешь вычеркнуть этот пункт из списка, Йеппесен! – сухо усмехнулась она и вскочила со своего места; на брюках не успели расправиться неряшливые складки на широких ляжках. – Ну что же, перейдем к брифингу? Нам нужно распределить кое-какие задания.

Она направилась к двери, не дожидаясь ответа. Йеппе еще немного задержался за столом, проверяя свой список. Йеппесен! Он ненавидел, когда она так его называла.

Сердце Йеппе сжалось при мысли о предстоящих днях. Это дело взбудоражит весь Копенгаген, едва только пресса возьмется за дело. Он уже представил себе заголовки. «Молодая женщина подвергнута издевательствам, изуродована и убита». «Преступник разгуливает на свободе». Это дело было одним из тех, которые полиция обычно считает излишне раздутыми. В среде полицейских подобные случаи называются «женщина в подлеске», то есть преступник успевает удрать задолго до появления полиции. Они чрезвычайно редки. Но время от времени происходят.

Ему нужно было поговорить с комиссаром полиции о том, чтобы во избежание паники как можно дольше не обнародовать подробностей об изуродованном лице. Все подробности, свидетельствующие о психических проблемах преступника, необходимо до поры до времени держать в тайне. Сколько времени они таким образом выгадают? Сутки, максимум двое, и все же это лучше, чем ничего.

Когда Йеппе вошел в столовую, там было на редкость тихо. Обычно в столовой велись разговоры и звучал громкий смех, но по-настоящему серьезные дела всегда подавляли непринужденную атмосферу. Шутки об отрубленных головах, которыми играют в футбол, были частью повседневного грубоватого общения в этой среде. Но на некоторых темах лежал негласный запрет. Дела, связанные с детьми. Дела, в ходе которых явный преступник избегал наказания по небрежности судопроизводства или вследствие каких-то формальностей. И дела вроде этого, которые обещали отобрать у сотрудников все свободное время на неопределенный период.

Один из сотрудников сидел и хрустел пальцами, ритмично и навязчиво. Йеппе пытался абстрагироваться от отвлекавшего его звука. Насильники и убийцы не вырезают на своих жертвах, еще живых, узоры. Рано было строить предположения о том, шла ли в данном случае речь о бывшем возлюбленном с садистскими наклонностями или о чем-то еще более жутком, но, как бы то ни было, в штабе воцарилась давящая тишина, если не считать хруста пальцев. Йеппе оглядел коллег и удалился.

*

– Какой вам этаж? Я нажму, – дружелюбно улыбнулась плешивая женщина с подставкой для капельницы, ее палец застыл в воздухе перед многочисленными кнопками лифта. Эстер улыбнулась в ответ, пожалуй, чересчур широко.

– Пятнадцатый, большое спасибо.

Двери лифта закрылись, между дамами повисло молчание. Эстер была не прочь поболтать – о погоде, о чем угодно, но она понятия не имела, когда эта женщина в последний раз была на улице. Так что ей так и не пришлось раскрыть рта. Женщина вышла на третьем этаже, еще раз улыбнувшись Эстер, и привычно покатила свою капельницу по коридору. Несчастная, подумала она. Впрочем, возможно, она просто напридумывала. Она чуть заметно плюнула на кончики пальцев и, вынув из кармана бумажную салфетку, попыталась оттереть остатки чернил.

Дактилоскопист сказал ей, что Дания является одной из немногих стран мира, которые продолжают применять чернила, и что переход на современную систему сканирования, которую давно использует весь мир, обойдется в сто миллионов крон. Даже Центральная Африка в этом отношении обогнала датчан, просветил он ее, прижимая ее пальцы к подушечке с чернилами, а затем двигая их по картону. Странный тип. Сразу же по окончании процедуры она принялась отмывать руки при помощи щетки для ногтей, но краситель въелся намертво. Пришлось прямо-таки соскабливать его.

Отделение интенсивной кардиотерапии Королевской больницы казалось не самым приятным местом для пребывания. Кто-то попытался замаскировать вездесущее страдание картинами и плакатами. Самые жизнерадостные цвета всегда используются там, где не остается места ни малейшей надежде. Рядом с лифтом даже висела реклама музыкального вечера с участием бывшего начальника полиции, обещающая восемь номеров с аккомпанементом на пианино из песенника для высших народных школ. Эффект оно производило удивительно удручающий. Неужели пациентам поднимет настроение такое сомнительное развлечение, которого и здоровый-то человек больше пяти минут не выдержит? Так думала Эстер, толкая стеклянную дверь в палатное отделение с номером 3-15-2 на серой табличке.

Грегерс Германсен лежал один в двухместной палате лицом к окну, из которого открывался вид на Копенгаген, и, казалось, пытался телепортироваться оттуда усилием воли. Эстер осторожно постучала в открытую дверь. Не оборачиваясь, Грегерс заплакал. Словно ребенок, который сдерживался до того момента, когда наконец придет мать, подует на разбитую коленку и слезы по приходе адресата обретут смысл. Эстер стояла в дверях, быстро подумав, успеет ли она улизнуть, прежде чем он обернется.

– Привет, Грегерс, это я. – Она одумалась и подошла к койке.

Грегерс дал волю слезам, перешедшим в безудержное рыдание с хрипом. Она взяла его за руку и долго простояла так, не говоря ни слова.

Старый друг, бедняга, вот что тебе выпало пережить, думала она, переполняясь состраданием к человеку, с которым была знакома двадцать лет, но которого все-таки не знала. Пожалуй, они никогда не были друзьями, хотя прожили под одной крышей целую вечность. Сейчас это казалось упущением.

Вошла медсестра, та же, которая показывала ей дорогу, и принялась крутить крантик на шланге капельницы, висевшей над кроватью.

– Да, он много плачет. Это нормально, сердечный приступ часто вызывает сильную эмоциональную реакцию. Он очень тяжело перенес шок. Это не редкость у пожилых пациентов. Ведь другого шанса может и не быть.

Как будто он не лежал рядом и всего не слышал! Эстер смущенно кивнула и сжала руку Грегерса.

– Вы не знаете, он действительно обнаружил труп? Тут в кофейной комнате пошли такие сплетни.

Эстер решила, что отвечать на такие вопросы – ниже ее и Грегерса достоинства.

– Ему ввели морфин, так что, вероятно, он покажется вам слегка заторможенным. Но его состояние полностью стабилизировалось. Вы вполне можете остаться и поговорить с ним, это пойдет ему только на пользу. Так ведь, Грегерс?

Медсестра похлопала его по руке и удалилась, не дожидаясь ответа. Эстер придвинула стул к кровати, расстегнула жакет и снова взяла Грегерса за руку. Она хотела сказать что-нибудь утешительное, но все казалось некстати, поэтому пришлось просто сидеть и слушать этот плач, неуместный и несвоевременный. Ей нужен был отдых, бокал красного вина. Покой в голове. Ни к чему сейчас были тысячи роящихся мыслей, неизбежно приводивших к короткому замыканию. Ни к чему вспоминать тот момент тысячу лет назад, когда она сама лежала на больничной койке и рыдала. Тогда никто не держал ее за руку.

Она поняла, что слишком сильно сжала немощную кисть. Ослабив хватку, она неловко похлопала его руку. Слезы потихоньку уходили.

– То… – Голос дрожал, дребезжал, как у отшельника. Эстер наклонилась и напрягла слух.

– То. То. Ил? – Он так осип, что поначалу Эстер не поняла, о чем он спрашивает. Он раздраженно откашлялся и показал на пластмассовый кувшин с красной жидкостью. Она налила немного в стоявший рядом стакан и дождалась, пока он выпьет. Затем налила еще и снова терпеливо подождала, пока он закончит.

– Я упал на… тело. Там была кровь на стенах. Полицейские ничего не стали мне рассказывать. Только спрашивали все время об одном и том же.

Грегерс снова принялся плакать. Он выглядел дряхлым, немощным, и неожиданно она поняла, что воспринимает его старым, чего не могла сказать о себе.

– Я не знаю, кто это, Грегерс. Полиция пока ничего не сказала.

– Она была мертва? Когда я… нашел ее. Мертва, да?

Естественно. Вот чего он боялся. Что он мог ее спасти. Неужели полицейские вообще с ним не поговорили? Не выслушали его?

– Грегерс, послушай меня. Когда ты к ним пришел, она уже давно была мертва. Ты ничего не мог поделать, слышишь? – На самом деле она понятия не имела, когда умерла девушка, не знала никаких подробностей, но не видела причин не успокоить его любой ценой. Вдруг она поняла, нутром ощутила, что произошло. Весь день она шаталась в похмельном пузыре и вот теперь, когда она переключилась с себя на другого, этот пузырь лопнул. Как же это все было ужасно. Слишком ужасно для осознания. Ее горло сжалось. Неужели это действительно произошло? В ее доме, в ее жизни?

«Почему»? Он умоляюще смотрел на нее, понятия не имея о том, что его мысли были отзвуком того, что происходило у нее в голове. Эстер пришла в голову одна мысль, из-за которой она почувствовала острый укол совести, но она быстро отогнала ее прочь. Должно быть, простое совпадение. Абсурдное, прискорбное совпадение.

*

Комната для отдыха была полна шелеста бумаг и картонных тарелок и стуком клавиатуры. Йеппе понимал, что от него ждут обобщения. Он окинул взглядом собранную для него полицейским комиссаром команду. Следователь Торбен Фальк, искушенный и обстоятельный, следователь Сара Сайдани, несомненная удача, ну и Анетте, от которой явно просто так не отделаться. Единственным, с кем он ощущал некоторую натянутость в отношениях, был следователь Томас Ларсен. Он служил в главном управлении всего лишь полгода, но продвигался по службе с молниеносной скоростью. Йеппе усердно пытался приклеить к Ларсену прозвище Ириска, но почему-то коллеги, которые обычно были не прочь поострить, тут его не поддержали. К тому же комиссар полиции, увы, очень любила ирис.

– Итак, с сегодняшнего дня мы ежедневно встречаемся в столовой сразу после смены вахты в 8 и 16 часов, ну и, естественно, дополнительно по мере необходимости, и сообщаем друг другу, кто как продвинулся. Предлагаю собрать все документы и фотографии в нашем с Анетте кабинете, я попрошу кого-нибудь из секретарей подготовить для нас доску. К сеансу видеосвязи в 15.00 мы попросим другие полицейские отделения доложить о результатах опросов жителей и прохожих о второй половине вчерашнего дня и вечера на улице Клостерстреде, чтобы можно было получить какие-либо свидетельства, пока они не устарели. Фальк, ты отправишься обратно в больницу и поговоришь с Грегерсом Германсеном, если он находится в подходящем для этого состоянии, а затем с владельцами кофейни на Клостерстреде, 12. Это два молодых парня, у секретаря есть их имена. Именно они обнаружили утром Грегерса Германсена и тело Юлии Стендер, они также находятся в Королевской больнице в связи с перенесенным сильным шоком. Сейчас, как я понял, они чувствуют себя превосходно.

Фальк отсалютовал по-скаутски, двумя пальцами от воображаемого козырька.

– Ларсен возьмется за исследование окружения Юлии Стендер – семья, друзья, коллеги, вероятные любовные связи, бывшие одноклассники. Сайдани, как обычно, возьмет на себя Фейсбук и все, что связано с компьютером, телефоном и социальными сетями.

Сайдани оторвалась от ноутбука и кивнула; подпрыгнули ее темные кудряшки. Ларсен смотрел на Йеппе, сложив руки на груди.

– Мы с Анетте свяжемся с родителями погибшей и снова навестим Эстер ди Лауренти. Вскрытие назначено на раннее утро, нам также необходимо там присутствовать, Анетте! Не только полиция Копенгагена, но и наши коллеги из южной Швеции полным ходом ведут поиски Каролины Боутруп с подругой. – Йеппе заглянул в свои записи. – Нам еще нужен кто-то для проверки камер видеонаблюдения на маршруте. Банки, «Севен-Элевен», «Матас» и так далее. Кто возьмет на себя?

Фальк вновь сделал скаутский жест. Йеппе перенес вес на другую часть седалищной кости, чтобы разгрузить позвоночник, и встретился взглядом с Анетте, державшей у уха мобильный. Отговорив, она вперилась в него звериным взглядом.

– Центральная и Западная Ютландия. Они съездили домой к Стендерам, но тех там не оказалось. Попробуй угадать, где, по словам соседей, они находятся?

Наверное, даже пытаться не стоило.

– В Копенгагене! Они, черт их подери, в Копенгагене! Остановились в отеле «Феникс». Свяжусь с отелем, узнаю, в номере ли они. В случае чего, у меня есть мобильный отца. – Говоря это, она набросила пиджак и очутилась у лестницы, прежде чем Йеппе успел подняться с кресла.

*

Широкая улица жужжала ленивым утренним трафиком на фоне измороси, Йеппе и Анетте припарковались рядом с гостиницей. Группа японских туристов вооружилась зонтиками, дождевиками, а женщины – еще и странными перчатками из белого материала, которые вызвали у Йеппе ассоциации с беспечным периодом середины 80-х годов, когда в «Бургер Кинге» проходили дни, посвященные танцевальному стилю электрик буги. Конечно, очень может быть, что эти японцы как раз собирались на какой-нибудь танцевальный фестиваль, но он сильно в этом сомневался.

Фойе отеля напоминало внутренности меренги с алмазными капельками хрустальных люстр и тяжелыми парчовыми гардинами. Анетте решительно обогнула фонтан по беломраморному полу с выражением глубокого презрения. За стойкой стоял молодой человек с синтетической бабочкой на шее и раздражающим взглядом. Телефон настойчиво трезвонил, и юнец косился на аппарат, не зная, что ему нужно делать. Йеппе перегнулся через стойку и заговорил тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания:

– Полиция. Мы звонили вам некоторое время назад. Нам нужно поговорить с Кристианом Стендером. В каком номере он остановился?

– Я буду к вашим услугам через мгновение. – Портье потянулся к трубке.

– Я же говорю, мы из полиции, дело не терпит.

– Момент, мсье, я сию минуту освобожусь.

Он выставил ладонь в направлении полицейских и, отведя глаза, снял трубку, после чего, преисполненный усталого высокомерия, начал заученное приветствие на английском языке. Йеппе схватил его руку, прежде чем портье успел сообразить, что к чему, и сильно сжал ее.

Молодой человек казался перепуганным.

– Я сказал, сейчас же! Как тебя зовут, придурок? Ну-ка, что там у тебя на бейдже? Николай? – Он повернулся к Анетте, которая наблюдала за его действиями с удивлением. Откашлялся.

– Следователь полиции Вернер, который час? – Йеппе элегантным движением освободил запястье от рукава и взглянул на свои старенькие часы «Омега». Портье затараторил так быстро, что даже стал запинаться.

– Комната 202, третий этаж, лифт за углом.

– Благодарю, Николай, хорошего дня.

Анетте в изумлении смотрела на него всю дорогу до лифта.

Они поднялись на третий этаж и нашли номер 202. В соответствии с инструкциями, данными Анетте, управляющий отелем без разъяснений попросил чету Стендер оставаться в своей комнате. Йеппе постучался. Через мгновение дверь открыла миниатюрная элегантная женщина с короткими седыми волосами. Она серьезно кивнула им, выразив волнение морщинкой, пролегшей над перламутровой оправой очков и напоминающей кастовый знак, и попятилась, пропуская их в душную комнату.

Кристиан Стендер сидел в мягком плюшевом кресле, обхватив голову руками. Он расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, так что можно было лицезреть ворох седых волос, выбившихся наружу, и верхнюю часть порядочного пуза. Лаптеобразные ботинки, давно требовавшие чистки, стояли рядом со стулом и свидетельствовали о том, что их владелец ставил удобство гораздо выше стиля. Он поднял голову и взглянул на гостей, после чего вновь обмяк. Лицо его было покрыто каплями пота, глаза сузились и покраснели. Мужчина пребывал в страхе или испытывал серьезное расстройство желудка.

– Кристиану стало плохо, когда позвонил портье и сказал, что с нами хочет поговорить полиция. Он уверен, что что-то случилось с Юлией, его старшей дочерью. Моей… э-э, падчерицей. Она не отвечает на звонки. Я пыталась успокоить его, но он ничего не желает слушать. Вы, наверное, по поводу взлома? Взлома на фирме?

– К сожалению, фру Стендер, мы здесь не в связи со взломом. Мне жаль, но у нас плохая новость. Речь идет как раз о Юлии Стендер.

Кристиан Стендер глянул со своего пропитавшегося потом кресла, зрачки глаза у него были крошечные, словно он злоупотреблял героином. Он словно стоял на паузе, пребывал в неподвижном ожидании. Йеппе пытался обнаружить признаки наигранной реакции, но увидел лишь выражение ужаса, которого было вполне естественно ожидать в момент, когда родитель сталкивается с вероятностью воплощения своих самых страшных опасений.

– Мне очень больно сообщать вам…

Не успел Йеппе закончить фразу, как Кристиан Стендер издал рык безумца, загнанного в угол. Он съехал с кресла и, не переставая вопить, очутился на полу на коленях в гротескной позе человека, делающего предложение руки и сердца. Лицо его исказилось, волосы лоснящимися тонкими нитями лежали на блестящем темени. Он напоминал оперного певца, играющий сцену грандиозного умопомешательства.