Текст книги "Крокодилий сторож"

Йеппе отметил все эти обстоятельства, констатировав при этом, что его наблюдательный аппарат остался на сто процентов отстраненным. Ни единого колебания барометра в сторону сопереживания. Что с ним стряслось, скажите на милость?

– Мы обнаружили труп молодой женщины в квартире Юлии и Каролины, – попытался продолжить он, вклиниваясь между криками отца. – К сожалению, вынужден сообщить вам, что это Юлия. Нам еще предстоят… некоторые процедуры, прежде чем опознание будет признано официально, но у нас нет сомнений.

Пока что не стоило упоминать о вскрытии и стоматологическом обследовании.

– Мне очень жаль…

Йеппе замолчал.

Кристиан Стендер съежился на полу в хлюпающий комок. Его супруга стояла за креслом и теребила край обивки, не спуская с мужа глаз.

– Мы можем ненадолго остаться наедине? – Улла Стендер говорила тихо, но с неожиданной властностью. – Я понимаю, что нам, наверное, придется последовать с вами в полицейский участок или что-то в этом роде, но не будете ли вы так любезны оставить нас на минуту, чтобы мы немного пришли в себя? Наедине.

Направляясь к выходу, Йеппе встретил взгляд Анетте. Они одновременно подошли к двери, стремясь поскорее покинуть душную комнату с кипевшими страстями.

– Мы подождем в фойе. Можете не спешить. – Никакое выражение соболезнования сейчас не прозвучало бы из его уст доброжелательно, так что он предпочел на этом остановиться. Просто закрыл дверь. Последним, что он увидел, прежде чем дверь сомкнулась с косяком, был силуэт хрупкой женщины, устремившейся к мужу с распростертыми объятиями.

Отец звонил раз в неделю убедиться, что у нее все нормально и денег хватает. Иногда она принимала его помощь. Ему сложно было понять, почему ей понадобилось уехать учиться в сам Копенгаген, а главное – почему бы ей не поучиться чему-то достойному. Датский язык она вроде и так знает. А Орхус ведь тоже большой город. По телефону он казался стариком.

На знакомство с городом ушло много времени. Главная библиотека напротив синагоги, улица Стор Канникестреде, по которой так хорошо прокатиться на велосипеде, несмотря на одностороннее движение, посетить самый прелестный уголок в Конгенс Хэве в солнечную погоду, проехаться по мосту Лангебро в опасной близости от потока машин.

Жизнь, именно такая, о которой она всегда мечтала, теперь кипела вокруг нее. И все же сейчас она предавалась мечтаниям, как никогда прежде.

Когда она пошла в школу, в шествии в честь Святой Люсии всегда принимали участие ученицы пятого класса. Она стояла, прижатая к стене, с мандарином в руке и наблюдала облаченных в ангельские одеяния девушек со свечами, проходивших мимо. Думала о том, что скоро и сама дорастет. Но когда она перешла в пятый класс, в школе сменился инспектор, и с тех пор в шествие стали брать четвероклассниц. Внезапно она стала слишком взрослой. Она всюду оказывалась либо до, либо после, но всегда вне фокуса происходящего.

С нетерпением ожидала она того возраста, когда наконец окажется в самой сути событий. Когда она будет не за пределами, а внутри. Должен же этот возраст был прийти.

Глава 4

Боги не дадут соврать, комната под номером шесть, предназначенная для дачи показаний, совершенно не похожа на полулюкс, однако в данный момент эта казенная обстановка показалась Йеппе гораздо более комфортной, нежели во всех смыслах невыносимый номер в отеле «Феникс», который они только что покинули. Кристиан Стендер наконец притих, сжав руку жены своей рукой. Бессознательно раскачиваясь в кресле, он еле слышно бубнил себе что-то под нос. Йеппе вновь ощутил укол совести из-за того, что не испытывал искренней жалости к этому мужчине. Обычно, сидя напротив родственников жертвы, ему приходилось буквально подавлять свои переживания, чтобы чувства не помешали выполнению профессиональных обязанностей. По отношению к Кристиану Стендеру он не испытывал абсолютно никаких эмоций.

Анетте принесла два пластиковых стаканчика со сладким чаем. Йеппе откашлялся, чтобы обозначить начало процесса.

– Я понимаю, для вас это настоящий шок. К сожалению, мы вынуждены сообщить вам некоторые подробности и задать несколько вопросов, хотя сейчас вам придется непросто. – Йеппе поднял голову и посмотрел Улле Стендер в глаза, она несколько раз моргнула. – Мы уже совершенно уверены в том, что личность установлена, так что вам не нужно проходить через процедуру опознания… тела. Вы можете посмотреть на нее в последний раз. Тем не менее я настоятельно рекомендую вам этого не делать. Она совсем не похожа на ту, какой вы ее знали.

Улла Стендер поморщилась от неприятных слов, но кивнула.

– Также я обязан спросить о вашем отношении ко вскрытию тела. У вас есть возражения?

Улла взглянула на мужа и покачала головой. Этот вопрос являлся простой формальностью – тело подлежит вскрытию, даже если они будут возражать.

– Благодарю. Кроме того, мы хотим спросить, знаете ли вы что-нибудь о местонахождении Каролины Боутруп? Принимая во внимание обстоятельства дела, нам срочно нужны эти данные, – продолжал Йеппе.

Скорбящий отец закрыл глаза и продолжал свой внутренний разговор с высшими силами, поэтому отвечать приходилось женщине.

– Юлия никогда ничего нам не рассказывала, но от родителей Каролины мне известно, что на этой неделе они с подругой собирались в поход на байдарках. Куда-то в Швецию.

Йеппе подтолкнул через стол блокнот.

– Напишите здесь имена ее родителей. И еще, пожалуйста, имена друзей, одноклассников и другие контакты, имевшиеся у Юлии в Копенгагене и дома, в Сёрваде. Возможно, нам придется переговорить со всеми, кого она знала.

Улла Стендер задумалась и написала несколько имен.

– Также мы просим сообщить, где вы находились вечером во вторник и этой ночью? Это стандартная процедура, мы задаем эти вопросы всем, кто имеет хоть какое-то отношение к делу.

– Этой ночью? – Улла Стендер подняла взгляд от блокнота и отвечала, вернувшись к записям. – Ну как же, мы спали здесь, в отеле. Мы приехали во вторник – господи, неужели это было вчера? – и вечером встретились с Юлией в кафе на Конгенс Нюторв. – Она выделила слово Конгенс. – На среду и четверг Кристиан назначил несколько важных встреч в разных галереях, но теперь-то мы, конечно, все отменили.

– Вы не выходили из гостиницы выпить чего-нибудь или еще зачем-либо?

– Нет-нет, мы вчера рано проснулись, поэтому просто прошлись немного по Нюхавн и, вернувшись в отель, поужинали в номере. Думаю, часов в десять мы уже легли спать.

– Как вела себя Юлия во время вашей встречи?

– Ну, как всегда. Довольная, веселая. Рассказала нам о предстоящей учебе. В основном была поглощена своим телефоном, но такая уж теперь молодежь.

– Мы понимаем, сейчас трудно говорить об этом, но нам нужно знать о Юлии как можно больше. Не могли бы вы немного о ней рассказать? – попросил Йеппе. – Какой она была? Что любила делать? Что-нибудь в этом роде.

Улла Стендер неуверенно посмотрела на мужа, который по-прежнему сидел с закрытыми глазами.

– Ну, Юлия – дружелюбная, жизнерадостная девочка, – осторожно начала она. – Совершенно обычная, знаете, милая… молодая. Она много писала и любила играть в театре. – Мачеха тщательно подбирала слова, но затруднялась найти подходящие случаю.

– Вы не представляете, кто бы мог причинить ей вред?

Улла Стендер возмущенно покачала головой.

– Кто хотел бы досадить вам? Причинить вам зло через Юлию?

Она снова замотала головой.

– Никогда! Естественно, у Кристиана бывали какие-то разногласия с партнерами и клиентами, да и с персоналом, но никогда не было никаких проблем, которые нельзя было бы уладить переговорами или партией в гольф. Никому ведь не могло бы прийти в голову обидеть Юлию из-за этого? Это какое-то безумие!

Йеппе уставился в стол и дал собеседнице время высморкаться.

Анетте, наблюдавшая диалог, облокотившись о стену, нарушила молчание:

– Как долго вы знали Юлию? Когда вы поженились?

Тоже мне, самозваный Филип Марлоу из комиссариата. Неужели она не может просто спокойно посидеть?

– Это произошло в марте 2004 года. Юлия сочинила для нас песню под названием «Прекрасна, как падающая звезда». Ей исполнилось всего девять лет! Все были весьма впечатлены.

Кристиан Стендер взвизгнул и поднес ладони к глазам. Его супруга нерешительно продолжала:

– Но Юлии был всего лишь год, когда я начала работать в компании, я давно знала их семью. Когда фру Стендер, ну, то есть мать Юлии, э-э… отошла в мир иной, ну да, у нее был рак, мы оказались, если можно так сказать, связаны теснее. И, да, тогда мы с Кристианом поженились, и я… я надеюсь, что Юлия воспринимает меня как мать. Или воспринимала…

Над верхней губой Уллы Стендер выступили капельки пота, она стала теребить цепочку с кулоном, символизирующим веру-надежду-любовь.

– Когда умерла мать Юлии? – Анетте пока не собиралась отпускать Уллу Стендер с крючка.

– Ирена умерла в 2003 году, но она долгое время болела. Кристиан был очень утомлен постоянным пребыванием в больнице. Это был ужасный период.

В первую очередь для Ирены, подумал Йеппе. Было очевидно, что Улла Стендер привыкла защищать свой брак. Наверняка по городку Сёрваду ходили сплетни, когда господин Стендер женился на своей секретарше через пять минут после похорон жены.

Пестрая шелковая блузка Уллы Стендер покрылась пятнами пота, взгляд бегал, как у ребенка, желающего выйти из игры и спрятаться под стол. Йеппе решил сменить тему и послал Анетте предостерегающий взгляд.

– Как долго Юлия жила в Копенгагене?

– Всего полгода. Она переехала в марте, чтобы обжиться в квартире и подыскать какую-нибудь подработку до конца лета, пока не началась учеба. Она шаталась без дела и после окончания школы нигде толком не работала. Немного подрабатывала в кафе, ездила в какую-то семью в Америке, все в этом роде…

– Ее… изнасиловали? – Голос отца, похожий на ржавое железо, вдруг разрезал пространство комнаты. Изнасилование – это, в представлении отца, худшее, что может случиться с дочерью. Улла Стендер потрясенно посмотрела на него.

– Никаких признаков сексуального насилия обнаружено не было. – Отвечая, Йеппе пристально наблюдал за парой. – Однако преступник использовал нож. – Отец тяжело задышал и опустил голову. – И к сожалению, он порезал ее… – Йеппе отметил пронзительный взгляд Анетте, но проигнорировал его. – Преступник порезал ее, прежде… – продолжал он. – Мы пока не знаем, почему и как именно, но некоторые насильственные действия были совершены до наступления смерти. Мне очень больно говорить вам об этом. Если у вас есть какие-либо догадки насчет того, что все это может означать, очень важно, чтобы вы нам о них рассказали.

Улла Стендер закрыла руками рот и, потрясенная, стала мотать головой.

– У нас есть специальная команда в Королевской больнице, которая может оказать вам неотложную психологическую помощь, если вы… вот номер.

Кристиан Стендер поднял голову и выпучил глаза. Его лицо приобрело такой же цвет, как стена позади него. Затем его вырвало.

Допрос пришлось отменить. Кристиан Стендер лежал на диване со стоящим перед ним ведром, но во время отключения сознания между двумя рвотными позывами его переложили на пол на бок, вызвали «скорую». Его жена дышала часто и резко, как будто взбегала по крутой лестнице. Прежде чем она последовала за носилками с обмякшим телом супруга и за ней захлопнулись двери «скорой», Йеппе все-таки успел предупредить ее, что им придется вновь встретиться на следующий день.

– Какая муха тебя укусила? – принялась возмущаться Анетте, едва карета «скорой» съехала с тротуара.

– Ты о чем?

– Зачем было рассказывать этим беднягам о том, что преступник издевался над их дочерью? Это было совершенно неуместно. Такая чудовищная бесчувственность для тебя как-то нетипична.

– Но ведь нам нужно понять, какой в этом был смысл.

– Да, но не сию секунду, черт возьми. Дай им немного отойти. Они должны хотя бы осознать, что она мертва.

– Какая разница? – Йеппе раздраженно замахнулся ногой, чтобы пнуть камень, но промазал.

– Просто ты не такой, как обычно. Портье в отеле чуть в штаны не наложил. Это был откровенный перебор.

– К чему ты клонишь?

– Да успокойся же наконец! Просто ты не имеешь обыкновения ни с того ни с сего терять голову. Молчу!

Анетте развернулась и пошла обратно к зданию. Йеппе на мгновение замешкался, провожая взглядом машину «скорой помощи». Затем последовал за напарницей.

*

Эстер ди Лауренти скинула туфли и налила бокал красного вина. Собаки суетились под ногами. На сей раз она позволила себе шираз из бутылки, настроение сегодня не соответствовало коробочному вину. Стоя у кухонного стола еще в верхней одежде, она сделала большой глоток, закрыла глаза и ощутила, как по всему телу разливается блаженство. Божественно!

Кристофер чистил овощи в раковине. Он махнул ей рукой, когда она вошла в квартиру, но не стал расспрашивать о больнице. Он хорошо ее знал. Ей нужно было дать время прийти в себя.

В гостиной она тяжело опустилась на диван. Собаки подпрыгивали, лизали ее в лицо и оставляли шерсть на кашемировом блейзере. Ничего не поделаешь, потом можно будет почистить, а в данный момент ей требовалась забота. В квартире пахло свежеиспеченным хлебом. Очевидно, это был хлеб со свежими травами, приготовленный в чугунной форме, результат последних кулинарных экспериментов Кристофера. Этот аромат настолько ассоциировался с утешением, что Эстер расплакалась. Тяжесть на сердце – вот как точнее всего можно назвать то, что я в сейчас чувствую, подумала она. Она снова отпила из бокала, позвала Эпистему на диван и откинула голову.

В такси по дороге домой она услышала, как в выпуске новостей упомянули об убийстве молодой девушки в историческом центре города, но было невозможно осознать, что речь шла о ее собственном доме, о ее квартирантке. Об ее Юлии. А ведь убита именно Юлия. Пока что никто этого не сказал, но Эстер была уверена в этом настолько, насколько можно быть уверенным в том, что немецкий поезд отправится точно по расписанию. Водитель выключил радио и покачал головой, а она сидела на заднем сиденье и чувствовала себя виновной.

– Я готовлю баранину и горячий салат с помидорами и фасолью. Пойдет?

Кристофер стоял в проеме арки между кухней и гостиной и вытирал руки ветхим полотенцем. Его взгляд был направлен влево и вниз, как обычно, когда он с кем-то говорил. Она улыбнулась и кивнула.

– Прекрасно, дорогой. Спасибо!

Он вновь скрылся на кухне; оттуда донесся грохот мисок и сковородок. Уют в сложившейся ситуации был бы практически противоестественным. Она не могла спокойно вдыхать аромат еды, домашней выпечки, хорошо себя чувствовать, когда двумя этажами ниже только что произошло убийство. В такой день она предпочла бы прозябать в одиночестве, напиться, реветь и бодрствовать всю ночь. Это гораздо лучше соответствовало бы моменту.

Она выпрямилась, расправила плечи и принялась описывать руками круги над головой, словно пыталась поймать воображаемый поток воздуха. Ежедневные дыхательные упражнения еще со студенческих времен помогали ей успокоиться. Эстер закрыла глаза и расслабилась. С ворохом тревожных мыслей невозможно было справиться таким образом.

Неужели это действительно Юлия? Она была прекрасной квартиранткой, спокойнее и аккуратнее Каролины. Может, не такая красивая, но привлекательная не только благодаря молодости. В уголках ее ангельской улыбки скрывались дерзость и способность к бунту. Юлия подавляла в себе мятежницу. Эстер сразу это увидела и почувствовала сильнейшую нужду взять ее под крыло и помочь ей добиться в жизни гораздо большего, чем она сама. Не как суррогатная мать, но как товарищ по страданиям; как женщина, которая сама получила от жизни пинок, но встала и пошла дальше.

Юлия часто сидела на кухонном подоконнике, говорила с ней или слушала, как Эстер разучивала гаммы. Несколько раз она помогала Эстер во время приемов гостей, но редко принимала активное участие в беседе, предпочитая вытирать тарелки и с улыбкой вбирать в себя шум и смех, как аккумулятор. Вообще-то Эстер всегда считала молчаливых людей жутко скучными, но с Юлией было иначе. Юлия была как тихое озеро, полное тайн и неведомых чудищ.

Кристофер включил блендер, от чего Эпистема вздрогнула и спрыгнула с дивана. Наверное, Кристофер готовит дукку к баранине. А может, песто. Эстер осушила бокал и вспомнила, что Юлия с Кристофером несколько раз помогали ей принимать гостей.

Нужно было поинтересоваться у него, насколько близко он успел ее узнать. Нужно было переосмыслить весь свой проект. Нужно было решить, рассказывать ли полицейским, что это она убила Юлию.

Глава 5

Йеппе плеснул себе в лицо водой и посмотрелся в зеркало на кафельной стене туалетной комнаты. Он выглядел уставшим и понимал, что дело тут не только в свете энергосберегающих ламп полицейского управления. Дурацкая затея с осветлением волос не помогла, не стоило поддаваться на уговоры Йоханнеса. Наверное, разумнее было бы побриться наголо. Так по крайней мере он был бы похож на полицейского. В одном зеркале над раковиной отражение получалось каким-то вогнутым, второе неестественно растягивало лицо вширь. Он все время забывал, какое из них дает какой эффект, пока не начинал мыть руки. Сейчас он выбрал вогнутое и поэтому походил на мунковский «Крик». Это было очень кстати.

Анетте была права – он пребывал в отвратительном настроении. Поясница ныла, и он напомнил себе, что нужно позвонить врачу и попросить очередной рецепт на оксиконтин. Дело дрянь. Самая отвратительная дрянь.

В последний раз нечто похожее на то, что досталось ему теперь, было пять лет назад, семейная трагедия. Несчастный отец в отчаянии убил свою бывшую жену на глазах у их троих детей, а затем попытался сжечь всю семью, чтобы скрыть преступление. Тогда у него была Тереза, которая поздними вечерами, когда он возвращался домой, окутывала его домашним теплом. Тогда он успокаивал себя тем, что самоотверженная забота Терезы в глобальном смысле уравновешивала недостатки человечества. Теперь он уже в этом сомневался.

В канун последнего Нового года она была красивее, чем когда-либо. Так по крайней мере помнилось ему сейчас – хотя он и не смог бы вспомнить в подробностях, что на ней было надето. Что-то черное, сверкающее, как глаза летучих мышей во мраке пещеры. Но не платье придавало ей красоту, а отстраненность и его усиливавшаяся неуверенность, которая делала ее недостижимой. Они ехали в центр города на такси, чтобы успеть к новогодней речи королевы, и каждый в свое окно смотрел на падающий снег. Она сидела в полуметре от него и не видела свободного падения его сердца. Он упустил ее и сам это прекрасно понимал, он слишком часто отсутствовал и был полностью поглощен карьерой. Избегал личных поражений и домашних перепалок. Но ведь и она тоже. Со следующего года все будет иначе: знай, наступающий год станет особенным для нас и нашей будущей семьи, я приложу к этому все усилия. Наконец-то у нас все получится! Ведь для меня нет ничего важнее в жизни, ты же знаешь?

Она улыбнулась, слегка смущенно, и похлопала его по руке, как учительница, которая хвалит детский несуразный рисунок, потом отвернулась и продолжила смотреть в окно. Он тоже отвернулся, что ему еще оставалось делать, и принялся рассматривать капли на стекле, которые сплющивались от большой скорости.

Праздник сделался кафкианским с первой минуты прямой трансляции из Амалиенборга. Он стоял с бокалом слишком сладкой кавы и смотрел на ту, которую любил и которая была его женой. И в то же время уже нет. Еда, разговоры, еще еда, еще вино – он не мог вспомнить в деталях, как он провел тот вечер, но к моменту, когда часы пробили двенадцать, он ни разу не прикоснулся к ней. Поцелуй, который она ему подарила, казался принужденным, был слишком кратким и не шел в счет. Он уже знал, что все кончено.

Он даже совсем не удивился, когда в первом часу она подошла к нему и рассказала о подруге, которая проводит новогоднюю ночь в одиночестве, жаль ее все-таки. Она, пожалуй, съездит и утешит ее. Нет-нет, он пускай остается на празднике, она скоро вернется. Все удивились, когда она ушла, но уже слишком много выпили, чтобы проявить настоящее беспокойство, даже когда он тоже оделся и последовал за ней. Ведь новогодняя ночь располагает к подведению итогов и наведению порядка в хитросплетениях супружеских отношений.

Он следовал за ее узкой спиной через весь центр старого города, чувствуя себя актером в посредственной мелодраме, разбитым, одновременно испытывающим прилив адреналина и готовым сбить с ног любого, кто встанет у него на пути.

Когда она вошла в чужую дверь, за которой совершенно точно не было никакой подруги, он досчитал до десяти и позвонил. Нильс – было написано под звонком. Нильс. Она открыла без малейшего раскаяния и просто попросила его уйти. Это было хуже всего. То, что она не стыдилась, не сожалела, даже не позаботилась о том, чтобы он не пошел следом. Тебе нужно уйти, Йеппе! Уходи! И закрыла дверь.

Он отправился пешком к Йоханнесу и Родриго на Скюдебанегеде и позвонил к ним в дверь посреди ночи. Обескураженный, отвергнутый, уничтоженный. Он прожил у них на диване две недели, взяв больничный и укрывшись в пещере из шерстяных пледов и утешений. Йоханнес и Родриго заботились о нем, как о ребенке, и выплакали все слезы, которые он сам был не в состоянии из себя выжать. Они выслушали его рассказ тысячу раз и поддерживали его, пока он не смог встать и снова встретиться с миром.

Когда он наконец очутился дома, там не оказалось всех ее вещей и большей части их общей мебели. Остался лишь кратер жилища с тоскливыми контурами, оставшимися на стенах от демонтированных полок. Диван она оставила, на него он и завалился. Он лежал, как губка, в прослойке из несчастья, и впитывал, впитывал, лежал, пока у него не искривилась спина, а на зубах не появился кариес. Он не помнил этого времени, не знал, сколько это длилось.

Однажды в дверь постучал Йоханнес. Когда Йеппе не открыл, друг выбил подвальное окно, встряхнул его, запихнул в ванну и приготовил кофе. Он снова начал работать. Сейчас был август. Совсем недавно он получил по почте свидетельство о расторжении брака. Разведенный коп в разгар жизненного кризиса. Классика.

Йеппе вытер руки серым бумажным полотенцем и перевел взгляд с зеркала на мусорное ведро.

*

– То есть вы утверждаете, что у Юлии было мало друзей среди сверстников? – Йеппе почувствовал, как к его горлу подкрадывается потребность зевнуть, но успешно подавил ее. Этот долгий день был полон всякой информации, как жизненно важной, так и абсолютно бесполезной, и в данный момент он слишком устал, чтобы заниматься сортировкой сведений. Он сменил позу на хрупком кофейном стуле за небольшим обеденным столом на кухне у Эстер ди Лауренти и открыл чистую страницу в записной книжке. Анетте проводила второй брифинг в управлении, они договорились встретиться по его окончании и подвести итоги.

В настоящий момент он был рад возможности побеседовать с Эстер ди Лауренти наедине. Во время разговора миниатюрная женщина мыла щеткой посуду, топорщившиеся щетинки соскребали с блюда мясной жир. Ее реакция на опознание жертвы была сдержанной, словно подтвердилось то, что она знала заранее и в связи с чем горевала.

Эстер подлила себе в бокал красного вина из картонной коробки, которая, казалось, занимала постоянное место на кухонном столе, и, подняв бровь, предложила ему выпить с ней. Он отказался интернациональным жестом – нахмурив лоб, покачал пальцем – и терпеливо ждал. Хозяйка уже слегка захмелела и не торопилась.

– Она относилась к разряду девушек, предпочитающих общение со зрелыми мужчинами. Не потому, что она не интересовалась сверстниками. Я думаю, иногда они ей надоедали.

Эстер произносила звук «р» сочно, словно выплевывала его, больше ничем не выдавая опьянения.

– Конечно, Юлия частенько тусовалась с Каролиной и ее парнем, но она не могла избавиться от чувства, что она третья лишняя… Вы нашли ее? Каролину?

Йеппе на мгновение задумался, до какой степени стоит делиться сведениями.

– Ее телефон находится вне зоны доступа, но сегодня утром их с подругой местоположение было зафиксировано в Бромёлла. Они использовали карту «Виза» Каролины, поэтому мы практически уверены, что это они. Шведская полиция в данный момент разыскивает их и отправит обратно в Копенгаген.

Эстер ди Лауренти кивнула себе с явным облегчением.

– Знаете, я ведь здесь родилась. Вот в этом доме. Мои родители приобрели его в 1952 году и сделали в гостиной бар. Он назывался «Пеликан». Мама стояла за стойкой, отец больше играл с посетителями в бильярд. Не сказать, что это было спокойное детство. Зато веселое. Вся улица гуляла на прощальной вечеринке, когда маме пришлось закрывать заведение. Отец умер, в одиночку она не справлялась. Сама она умерла через год. Осталась только я. Для меня это не просто дом…

Йеппе кивал и дожидался момента сменить тему ровно столько, чтобы не показаться невежливым.

– А что из себя представляет этот Даниэль? Насколько я понял, он тоже из Сёрвада, так что они с Юлией могли быть знакомы… – Йеппе оборвал фразу, и она прозвучала чем-то средним между вопросом и намеком. Эстер ди Лауренти тут же подхватила ее.

– Забудьте! Даниэль прекрасный мальчик. Если бы все были такими во времена моей молодости.

Она запрокинула голову, дожидаясь, когда последняя капля сбежит из бокала ей на язык. Отставив бокал, она словно рассердилась на то, что он пуст. Вздохнув, бросила через плечо кухонное полотенце.

– Скажите мне, господин полицейский, что, черт возьми, происходит? Почему моего жильца убили в моем доме, и почему вы тратите время на допрос меня, хотя я ничего не видела и не слышала, вместо того, чтобы ловить психопата, который это сделал?

Отлично, подумал Йеппе, такие общительнее всего как раз в моменты раздражения.

– А кто такой… – он нарочито прищурился, заглянув в свою записную книжку, – кто такой Кристофер?

По выражению ее лица, которое застыло всего лишь на секунду, он понял, что удар пришелся в цель.

– Кристофер – это мой… мой учитель пения. И друг. Я знаю его уже четыре года. Он… – Она замолчала, озадаченно посмотрела на свои пальцы прачки, стараясь отыскать лазейку, чтобы уйти от дальнейших вопросов. Бинго!

– Они с Юлией были знакомы? – рискнул он.

На ее носке зияла дыра, на которую они оба теперь уставились. На кухне установилась тишина, и он почувствовал, как она подбирает слова. Через несколько мучительных секунд она вдруг разразилась плачем. Он смутился, однако у нее слезы, струившиеся по щекам и заливавшиеся в носовые пазухи, никакой неловкости не вызвали. Видимо, она была из тех, у кого слезы близко.

– Вы должны понимать, что Кристофер совсем другой. – Слова вдруг заструились так же легко, как слезы. – Я имею в виду, действительно другой, даже что-то типа аутиста, одиночка, если хотите. Он интроверт, сдержанный человек, но это не делает его опасным, понимаете?

Йеппе кивнул, ничего не понимая – кроме того, что его собеседница хочет держать оборону.

– Он чудаковатый, но безумно одаренный, феноменальный ребенок в плане искусства. Он поступил в консерваторию в девятнадцать лет, но бросил учебу, так как предпочел сочинять собственную музыку. Знаете, сколько у них каждый год человек на место? Он уникален. К тому же на него можно положиться, он всегда приходит, когда мы договариваемся, заботится обо мне и собаках. Да он мухи не обидит, слышите?

Чем больше она говорила, тем менее уверенной выглядела.

– Они с Юлией были знакомы? – повторил он. Эстер ди Лауренти вытерла лицо рукавом блузки и на мгновение задержала дыхание. Затем выплюнула слова:

– Да, черт побери, они были знакомы. Они были прекрасно знакомы!

Бывает, инфантильные люди спрашивают друг друга, кто что будет делать, если вдруг узнает, что на следующий день умрет. Покорить вершину, выпить большую бутылку шампанского «Кристалл», найти пустынный пляж и целоваться с возлюбленным, пока хватает воздуха. Если бы она вдруг узнала, что завтра ее не станет, то, вероятно, отправилась бы в библиотеку.

В мире не было места, где она ощущала бы себя так комфортно, как в старинном читальном зале Королевской библиотеки. В противоположность невыразительной серости Главной библиотеки, этот читальный зал изысканный и красивый. Высокие потолки, отделка темным деревом, стеллажи со стремянками, окна со свинцовыми перегородками и настольные лампы. Каждый стол представляет собой островок сосредоточенности и академической самодостаточности. Всякий раз, переступая порог этого зала, она думала о Хогвартсе, хотя никогда никому об этом не говорила.

Она оставляла свою сумку в ячейке хранения и всегда представляла себе, что все это – ее собственность. Как в американском колледже. Это было бы лучше, чем членство в каком-нибудь VIP-клубе. Здесь она могла сидеть часами и листать энциклопедии в кожаных переплетах, записывая в свой блокнотик кое-какие мысли. Предстоящая учеба была для нее чуть ли не второстепенной по отношению к пребыванию в библиотеке, необходимым поводом приходить сюда.

Отец по-прежнему был настроен скептически, ему казалось, что ей стоит взяться за что-нибудь прикладное. Если не за делопроизводство и бухгалтерский учет, которые совершенно точно обеспечили бы ей рабочее место, то по крайней мере за иностранный язык. Она не будет служащим ни в коем случае, она всегда знала, что будет писать. Естественно, она станет писателем, возможно, в какой-то степени будет связана со средствами массовой информации. Она молода, у нее все впереди. Время мечтать, влюбляться, путешествовать, время повзрослеть, не ожесточившись, состариться, избежав болезней и сожалений об упущенном.

Она оставила свой видавший виды дамский велосипед у специальной подставки на площади Сёрена Кьеркегора среди множества других велосипедов и в последний раз в своей слишком короткой жизни направилась к главному входу в Королевскую библиотеку.