Текст книги "Петербург. Тени прошлого"

От Охты до Купчина

Подъезд и двор составляли границу, где «дом» соприкасался с большим миром. Но чувство связи «родного порога» с окружающим дом городом на этой границе не останавливалось.

В своем знаменитом исследовании городской среды основоположник гуманитарной географии И-Фу Туан утверждает, что «улица, где человек живет, является частью его интимного опыта. Единица побольше – квартал, район – уже концепция» [Tuan 1977: 170]. В Ленинграде и Санкт-Петербурге дело обстояло ровно наоборот. Улицы, особенно в новых районах, часто были далеки от «интимности». Свои дворы люди часто знали лучше, чем часть улицы перед подъездом, – особенно если они жили где-то далеко в новом районе. А если дом стоял в глубине двора, прихотливая система нумерации означала, что здание могло формально числиться по улице, к которой не имело пространственного отношения. Мало какие улицы (даже старые) обладали той живописной самодостаточностью амстердамской улицы, которую описывает Э. Соджа, – с ее вытянутыми в линию узенькими домами XVII века, где на каждом этаже аккуратные квартиры, а на первых этажах – специализированные продуктовые магазины, мастерские ремесленников, ателье мод, букинистические и антикварные лавки [Soja 1996: 285–309]. На самых «живописных» петербургских улицах (таких как улица Рубинштейна с ее кафе и ресторанами, или Стремянная с красочными антикварными магазинчиками) крайне не хватало, например, продуктовых магазинов, а владельцы заведений редко «жили при лавке» (если такое вообще случалось). В неординарном, почти бессюжетном документальном фильме В. Косаковского «Тише!» (2003) камера зафиксирована на небольшом отрезке улицы, за которым автор наблюдает из окна квартиры в стандартном доме XIX века. Фиксация крупным планом происходящего на улице воспринимается как «искусство», поскольку педантичное воспроизведение реальности перечеркивается тем фактом, что в обычной жизни никто бы не стал с такой всепоглощающей увлеченностью наблюдать за уличной жизнью[498]498
  «Нитью» повествования в фильме «Тише!» служит постоянное заделывание огромной ямы на проезжей части, но зритель осознает это лишь постепенно и поначалу наблюдает на первый взгляд не связанные между собой сцены: робкий юноша неловко тащит букет, направляясь на встречу с девушкой; люди раскрывают зонтики и снимают пальто – в зависимости от погоды; пожилая дама шикает на свою собаку (отсюда название фильма). Как бы то ни было, смотреть фильм – одно наслаждение, своей причудливой оригинальностью он выбивается из целого ряда стандартных лент, посвященных трехсотлетию города.


[Закрыть].

Но микрорайон, где непосредственно обитал петербуржец, оказывал значительное влияние на его жизнь и в практическом, и в эмоциональном плане. «Районы» как административные единицы были в определенной степени абстракцией, в частности, из-за гигантских размеров (до 400 тыс. жителей). Даже бытовые контакты с местными чиновниками чаще всего происходили на уровне микрорайона[499]499
  В повседневной жизни «микрорайон» был и остается территориальной единицей с филиалами районной администрации и т. д. В 1960-е это слово на короткое время обрело утопический смысл и стало означать место, где выкристаллизовывается советская цивилизация, некое воображаемое сообщество, вроде реформированного «двора», но в большем масштабе. Подробнее об этом см. [Smith 2010: 116–121]. Как признает сам М. Смит, не вполне ясно, не были ли сообщения о подобных тенденциях в прессе обычной пропагандой; мне, конечно, попадались материалы о цивилизаторских инициативах, но в более скромном масштабе (см. выше).


[Закрыть]. К тому же границы районов неоднократно менялись – последняя волна перекраивания границ и переименований случилась 21 марта 1994 года [Юлин 1994]. В результате одни районы получили постсоветские, политически нейтральные названия (Центральный вместо Куйбышевского, Дзержинского и Смольнинского; Адмиралтейский – вместо Октябрьского и Ленинского), а другие сохранили советские коннотации (Калининский, Красногвардейский). Был и ряд районов с изначально несоветскими названиями (Невский – до 1917 года известный как «Невская застава», или Выборгский – на Выборгской стороне).

Как бы то ни было, в большинстве официальных названий районов отсутствовал какой-либо местный колорит – семиотически пустые, они не несли в себе значения «данной местности»[500]500
  Исключением стал, по-видимому, Невский район с высокой концентрацией предприятий, но «промзоны» вызывают неприятие у социальной элиты, где бы они ни были расположены (см. ниже).


[Закрыть]. Объясняя, где они живут, люди чаще были склонны использовать названия, связанные с физической географией города, – скажем, «Охта», «Васильевский остров» или «Петроградская сторона». (Иногда могли употребить ласковое уменьшительное – «Васька» или «Петроградка», но люди постарше не одобряли такую привычку, считая ее вульгарной и даже – о ужас! – «московской»)[501]501
  Я слышала подобное от своей подруги, дамы за шестьдесят, с рождения проживающей в районе, который упорно отказывается называть «Васькой». «Петроградку» считает приемлемой большее количество людей, хотя мне доводилось слышать критику и в адрес этого варианта.


[Закрыть]. Но главный смысл для местного жителя содержался в названии квартала (или, неофициально, «пятачка»). Названия кварталов иногда отсылали к дореволюционным территориям, когда-то имевшим ярко выраженные характеристики, например, Роты (район за Троице-Измайловским полковым собором)[502]502
  Е. Шварц некоторое время жила в этом районе и увековечила его в своих стихах.


[Закрыть]. Таковы и некоторые современные названия, нередко связанные с крупными магистралями или станциями метро. Район вокруг станции «Проспект Просвещения», например, известен как «Просвет», станция «Улица Дыбенко» дала название всему микрорайону и т. д.[503]503
  Одно из редких упоминаний этой темы см. в [Губин и др. 1999].


[Закрыть]

То, что жители квартала или микрорайона считали своей территорией, включало в себя множество разнообразных и, возможно, даже противоречащих друг другу понятий: «местоположение» в понимании риэлтора (удобство и престижность конкретного микрорайона), топографию, ландшафт, архитектурные стили и «характер» данного места (человеческий фактор и не только). По сути, людям, живущим в конкретном месте, казалось в нем особенным все.

В советские времена существование таких кварталов не носило никакого административного статуса. В официальной мифологии были запечатлены только официальные же названия районов. На майские и октябрьские праздники в каждом районе формировалась своя колонна демонстрантов, а затем все они стекались на Дворцовую площадь – это действо одновременно и отмечало вклад отдаленных рабочих районов в революционное прошлое, и подчеркивало их подчиненность центру. Выражением автономии в сочетании с субординацией были так называемые народные музеи, в которых рассказывалось об истории отдельных районов[504]504
  В число таких музеев входят музей Невской заставы, основанный в 1967 году, и музей Нарвской заставы, основанный в 1990 году Музеи есть и в районных школах – например, Музей Арктики в школе № 336 по ул. Седова, основанный в 1969-м.


[Закрыть].

Жилищная политика тоже никак не учитывала специфику места. Хотя в каждом районе был свой главный архитектор, концепции рационального планирования принимались на уровне города: «местного» архитектурного стиля, который был бы присущ тому или иному микрорайону, не существовало. «Дискриминирующая» идея, что один тип жилья может быть лучше или хуже другого, в любом случае не поощрялась. Схемы переселения работали по принципу «из ветхого жилья в прекрасные новые квартиры», независимо от местоположения. Можно было переехать в старый фонд после капремонта или в новый дом – и то и другое было делом случая. Как и в 1920-е годы, в шикарных домах на набережной Мойки вполне мог оказаться рабочий контингент[505]505
  Ср. Oxf/AHRC SPb-11 PF4 NG (мужчина 1961 г. р., рабочая семья жила в престижной части набережной Мойки).


[Закрыть].

Как для счастливых обитателей отдельных квартир, так и для все более несчастных жильцов коммуналок местоположение тоже не было первоочередной заботой. Юридически жилищная норма выражалась в квадратных метрах, и те, кто жил в коммунальных квартирах, описывали свои условия чаще всего именно с точки зрения метража («Я выросла в комнате площадью двадцать семь квадратных метров…»). Однако с ростом числа отдельных квартир количество комнат тоже стало обретать социальный вес. Люди говорили обычно, что живут в трехкомнатной квартире, а не в квартире площадью 60 м (стандартизация пространства в новых и перестроенных старых домах позволяла четко представить размер жилища исходя из количества комнат)[506]506
  Любопытно, что до революции в объявлениях указывали не размер квартиры, а количество комнат, см. [Юхнева 2008: 111].


[Закрыть].

Тем не менее сосредоточенность на частной среде обитания, превалирование в сознании «места» над «местностью» не исключает представления, что в некоторых местностях жить приятнее, чем в других. При переезде семьи могли исходить именно из этого принципа, отказываясь от большей по размерам квартиры на окраине в пользу квартиры поменьше, но в старой части города – «если в Ленинграде, тогда только в историческом центре», или наоборот[507]507
  Первый случай – личная информация, 2003 год. Сам этот человек родился в далеком провинциальном городе, еще одно указание на то, что аффективная и объективная идентичность часто различаются. Противоположное мнение («Ржевка – единственный вариант, который подошел») см. Oxf/ AHRC SPb-11 PF20 EL


[Закрыть]. Люди «со связями» могли добиться разрешения на переезд в жилье лучшего качества в том же районе, или даже в том же доме, если знали, что подходящий вариант существует. В архиве одного из крупных ленинградских театров имеются многочисленные образцы особых просьб от сотрудников. Ведущему актеру нужна была отдельная квартира, обеспечивающая покой и комфорт, так необходимые таланту, и к тому же расположенная недалеко от театра (то есть в центре); заслуженному гримеру, который не раз делал грим актерам, игравшим Ленина, надо было предоставить комнату побольше[508]508
  См. материалы БДТ в ЦГАЛИ СПб. Ф. 268. Оп. 3. Д. 697 (переписка 1986 года) и Д. 720 (переписка 1989 года).


[Закрыть].

Горожане также пользовались законным правом обменивать квартиры в частном порядке – например, при вступлении в брак можно было поменять две однокомнатные на двухкомнатную, или наоборот – разменяться при разводе[509]509
  Этот процесс описан в известной повести Ю. В. Трифонова «Обмен» (1969); в Ленинграде он работал точно так же, как и везде по стране. К 1986 году ленинградский филиал государственного учреждения, которое занималось подобными сделками, обработал более 120 тыс. заявлений; еще тысячи обменов совершались неофициально, так как это было быстрее (Как обменять квартиру// Ленинградская панорама. 1986, № 4. С. 19–20, интервью с В. Ф. Федоровым, главой Горжилобмена). Наряду с прямыми обменами существовали также «многоступенчатые», где все, конечно же, существенно усложнялось (ср. цепочки покупателей жилья в рыночных экономиках). Местная ситуация отличалась тем, что бюрократические ведомства (особенно жилотделы домов и паспортные столы) обрабатывали документы чудовищно медленно и с капризным упорством требовали бесконечное количество справок. См. статью Г. Силиной в «Литературной газете» от 7 июля 1982 года и ответы на нее представителей городских партийных властей (которые называли статью «односторонней», как бы признавая, что сделанные в ней выводы по большей части верны). ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 191. Д. 16. Л. 35–38.


[Закрыть]. Хотя главным фактором здесь было манипулирование квадратными метрами, уверенность в том, что район X – неблагополучный и грязный или, наоборот, слишком стерильный и унылый, тоже играла свою роль.

Литература и городской фольклор также способствовали живому восприятию местности. Это не имело почти никакого отношения к официальным памятникам – к ним, как правило, относились с иронией. Бытовал, например, анекдот про пьяницу, который проснулся с гудящей головой, не соображая, где находится. «У Нарвских ворот», – объясняет ему прохожий, имея в виду триумфальную арку, возведенную по проекту В. П. Стасова в 1824–1837 годах в честь победы в войне с Наполеоном. На что пьяница дрожащим голосом отвечает: «Закройте ворота, дует сильно!»[510]510
  Полевые заметки автора, сентябрь 2008 года. Шутка отражает реальную ситуацию – Нарвские ворота регулярно становились объектом вандализма. См. отчет Музея городской скульптуры за 1964 год, ЦГАЛИ СПб. Д. 405. Оп. 1. Д. 102. Л.54.


[Закрыть]

В литературе привязанность к определенному городскому локусу часто выражалась в подчеркивании его маргинальности – традиция эта восходит к авторам XIX – начала XX веков: Пушкин и Блок воспели тихую провинциальную Коломну, а петербургская проза Достоевского неразрывно связана с кварталами в районе Екатерининского канала (ныне – канала Грибоедова). Если в официозной ленинградской литературе географическое место действия обычно обозначалось довольно расплывчато, неофициальная проза и поэзия восполняли этот недостаток: Р. Мандельштам отдавал дань Новой Голландии, Л. Лосев воспевал районы за Обводным каналом, а С. Довлатов уделял особое внимание Пяти углам – все эти авторы исследовали пространство за пределами «парадных кварталов».

В то же время воспетые в литературе районы, как правило, ограничивались периферийными участками старого центра[511]511
  Это зачастую было справедливо и для более поздних этапов. См., например, альбом «местных» фотографий, вошедший в книгу «Петербург как кино», где Купчино – единственный «спальный район», изображения которого предваряет статья И. Чечота, где автор как бы оправдывается.


[Закрыть]. В романе А. Битова «Пушкинский дом» (1978), герой, навещая деда в новом районе, оказывается среди «последних домов» (в районе и, видимо, в городе, да и во всем мире):

Деду дали квартиру в новом районе, последние дома… Лева никогда не бывал тут. С удивлением поймал себя на соображении, что, пожалуй, во всю жизнь, ни разу не покидал старого города, жил (курсив автора. – К. К.) в этом музее, ни один его житейский маршрут не пролегал за пределы музейных же проспектов-коридоров и зал-площадей… странно. Он знал об окраинных новостройках понаслышке: что они есть, – но имена их путались в его сознании – вот и сейчас он забыл, как называется район, куда он прибыл: не то Обуховка, не то Пролетарка… снова полез в записную книжку.

У него было такое чувство, что он попал в другой город. [Битов 2007: 58].

Подобное отношение возникало отчасти оттого, что социальный статус нередко определялся принятой в советские времена политикой зонирования, Развитие некоторых окраинных районов Ленинграда / Санкт-Петербурга (например, Нарвского) превратило их в промышленные ландшафты, «промзоны», где природный пейзаж был так же непривлекателен, как и архитектура – по словам Н. Слепаковой, «кроме снега, не было природы» [Слепакова 2012: 85][512]512
  Официальная политика зонирования изложена в [Махровская 1974: 5-14].
  В Зоне III, где преобладали промышленные предприятия, не было никаких ограничений по строительству. Указанный источник признает, что антисанитарные условия и шумовое загрязнение были в этих зонах проблемой [Махровская 1974: И].


[Закрыть]. Убогие жилищные условия в центре можно было компенсировать: «На 12 человек жильцов – один сортир, ванная без горячей воды и одна плита с 4 конфорками. В качестве компенсации – Летний сад в пяти минутах ходьбы» [Колкер 2008а]. Но при всей неказистости окраин далеко не все их жители были эстетически неразвиты. Некоторые участки Выборгской стороны, к северу от Невы (например, «Гражданка», Гражданский проспект) были анклавами интеллигенции[513]513
  Ср. данные по районам в [Васильева 1973]. Оговаривая, что в ее анализе город рассматривается как единая целостная территория, а различия, существующие между отдельными зонами и школами, не принимаются во внимание, Васильева все же добавляет, что различия эти весьма важны [Васильева 1973:19]. Ей удалось показать, что базовая дихотомия «центр/периферия» корректируется уровнем образования и родом занятий родителей: 88 % живших в центре детей, чьи родители имели среднее образование, посещали музеи, среди тех же, кто жил не в центре, таких было 73 %. При этом показатели для детей родителей с высшим образованием составили соответственно 89 % и 83 % [Васильева 1973: 19].


[Закрыть].

3.12. Коломна, 2012, на заднем плане – Адмиралтейские верфи. Один из немногих районов в городе, где движение транспорта даже в XXI веке оставалось на советском уровне, хотя с появлением арт-центра на острове Новая Голландия, настоящего рая для прозападной хипстерской культуры (в народе его называют «хипстерятней»), ситуация обещает измениться

Достаточно сказать, что два главных «властителя дум» эпохи, А. М. Панченко и Д. С. Лихачев, провели последние годы жизни именно в этих новых районах. Но молодое поколение задыхалось в однообразии новых домов. Это ясно хотя бы из песни В. Цоя, говорившего от имени тех, кто «родился в тесных квартирах новых районов»:

 
Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив,
Мы хотим жить, мы живучи, как кошки.
И вот мы пришли заявить о своих правах: «Да!»
Слышишь шелест плащей – это мы…
Дальше действовать будем мы[514]514
  Песня В. Цоя «Дальше действовать будем мы» (из фильма «Конец каникул», 1986). URL: http://www.youtube.com/watch?v=tnXtrCodJmU (дата обращения: 11.09.2021).


[Закрыть].
 

Для Е. Шварц новостройка была местом, где Христос мог бы родиться после того, как его мать изнасиловал пьяный плотник, но куда ни за что бы «не дошел» архангел Гавриил [Шварц 2002,1:46].

Часть города, откуда человек был родом, служила знаком местной идентичности. Для ленинградца слова «Я с Охты» значили совсем не то, что для приезжего[515]515
  Ср. обмен репликами в довлатовской «Зоне» (1982): «– Ты питерский? – С Охты. – В штабе рассказывают такой анекдот. Приехал майор Бережной на Ропчу. Дневальный его не пускает. Бережной кричит: “Я из штаба части!” Дневальный в ответ: “А я – с Лиговки!”» [Довлатов 1991: 45].


[Закрыть]. В рабочих районах границы между территориями порой утверждались с помощью кулаков:

…вот раньше воевали, это… – район на район. Василеостровский район на этом… на стадионе Ленина был каток. «Ты откуда? С Васильевского?» – бамс! – в морду. «С Петроградской?» – бамс! – с Васильевского в морду. Это всегда дрались. Ну, вот. Витька на не той стороне стоял, помню, ему тоже врезали. Там, не та… А, у нас [проспект] Культуры был – с одной стороны Выборгский район, с другой стороны – Калининский. Он жил в Калининском, а остановка – на Выборгской… Выборгский район. По морде получил. И это было всегда![516]516
  Oxf/AHRC SPb-08 PF25 IN (Интервью с женщиной 1941 г. р., из рабочей семьи). Ср. Oxf/Lev SPb-03 PF24B АР (мужчина 1960 г. р. из рабочей семьи). Рассказав, как между дворами шли масштабные бои («ходили ломать бока другим <…> Чтоб набеги не делали на нашу территорию, на наши помойки»), информант признает, что точно так же ходили район на район; так же см. разговоры о «крестовских сорванцах» и «Крестовской шпане», Oxf/AHRC SPb-07 PF 17 IN (мужчина 1929 г. р., ленинградец, из рабочей семьи, сам рабочий).


[Закрыть]

Чувство личной принадлежности к району стало особенно сильным в постсоветскую эпоху. Как только в газетах в начале 1990-х стали появляться объявления об обмене, в них часто указывали, какое место податель объявления считал приемлемым для переезда:

Однокомнатную квартиру 16 м., приватизированную и комнату 28 м., П. С. в малонаселенной квартире – на крупногабаритную 3-х комн., П. С. Варианты доплаты: садовый участок с домиком, ВАЗ.

2-комн. кв. 30 м., кухня 5,5 м., 4-й этаж (5), лоджия, все удобства + две комнаты вместе (9+26) с отдельным входом и прихожей 6 м., отдельным телефонным номером, 4-й этаж (4) центр, все удобства – на 3-комн. кв. от 45 м., не корабль, не крайние этажи, не старые районы[517]517
  Объявления в газете «Невское время», 10 декабря 1992 года. С. 5; 17 декабря 1992 года. С. 5.


[Закрыть].

Прежний критерий – количество квадратных метров – оставался в силе, но теперь людей интересовал и тип здания (упомянутый во втором объявлении «корабль» входит в число особенно нелюбимых блочных домов – окна в нем маленькие, точно иллюминаторы). Значение имело и то, где находится квартира – действовали не только универсальные критерии, вроде близости к станции метро. Так, всеобщая любовь к «крупногабаритным» квартирам с высокими потолками, по сути, повысила привлекательность Петроградской стороны и Московского проспекта – двух районов масштабной застройки подобного рода[518]518
  Это работало и в обратную сторону: люди убеждали себя, что высокие потолки нравились им всегда, лишь когда районы, подобные названным, становились престижными. См., например, интервью Oxf/AHRC SPb-11 PF7 El, где информант (1985 г. р.), говоря о детстве, признается: «Я помню ужасные высокие потолки».


[Закрыть]. Таким образом, рост внимания к различным характеристикам домашней среды сопровождался растущим осознанием специфики конкретных районов.

То, что считалось «престижным» в советские времена, сохранило свою притягательность отчасти потому, что тогда было еще недоступнее для простых смертных, чем в 2000-е самый дорогой новый дом с теплым подземным гаражом. При том что список самых востребованных адресов, составленный Д. Губиным, Л. Лурье и И. Порошиным в 1999 году, десять лет спустя выглядел уже несколько устаревшим, некоторые из перечисленных в нем локаций, вроде Таврического сада, все еще пользовались повышенным спросом [Губин и др. 1999: 226–231][519]519
  Ср. сайт о недвижимости URL: https://lifedeluxe.ru/catalog (дата обращения: 11.09.2021).


[Закрыть]. Очарование этих районов было именно советским: редкие адреса из списка 1999 года оказались бы в аналогичном списке, будь он составлен в 1910-м[520]520
  Согласно Санкт-Петербургскому альманаху 1910 года («Almanach de St Pétersbourg», 1910), бомонд плотно селился вокруг Зимнего дворца (Дворцовая наб., Миллионная ул.), на запад от Сенатской площади (Галерная ул., Английская наб.) и от северной оконечности Литейного на восток (ул. Сергиевская, Фурштатская, Преображенская, Жуковская).


[Закрыть]. Высокий статус Таврического сада обусловлен тем, что вокруг него сосредоточены дома для партийных и городских функционеров – ведь Смольный, где находился горком КПСС, совсем рядом[521]521
  Ср. присутствие в списке Губина, Лурье и Порошина дома 4 по Петровской наб. («Дворянское гнездо») и брежневских домов на Наличной, также построенных для партийных и городских «шишек». Информант в Oxf/AHRC SPb-11 PF6 EI вспоминает, как снимал в этом районе (на Морском проспекте) двухэтажную квартиру в 1990 году, после того как они с друзьями украли груз промышленного серебра.


[Закрыть].

Стороннего наблюдателя в 2000-е мог удивить бум строительства дорогих «таунхаусов» и «элитных» квартир на Удельной, в северной части города. Но люди сведущие знали, что место это «хорошее», в 1970-1980-е на Удельной строили кооперативные дома для представителей творческой интеллигенции. Одним из самых дорогих районов в городе стал, безусловно, Крестовский остров, в прошлом – средоточие заводского жилья. Причиной тому было соседство с Каменным островом – парком-заповедником, где располагались летние резиденции партийных властей, а позже – различных городских «шишек»[522]522
  К 2008 году, по сведениям с риэлторских сайтов, квартиры в самых привлекательных комплексах строили около $12 тыс. за кв. м (примерно в два раза дороже квартир в районе Таврического сада), ав 2011-м – 15 тыс. Что касается Каменного острова, где жилье не продавалось, а строить официально не разрешали, он превратился в излюбленное место для частных резиденций местных политиков. Остров стали часто называть «петербургской Рублевкой» по аналогии с подмосковной Рублевкой. (Событием стала постройка первого жилья, доступного для простых, хотя обеспеченных, покупателей в 2020 году. – Примеч. К. К. 2021 года.)


[Закрыть]. И, наоборот, красивые, построенные еще до Первой мировой войны рабочие городки в Гавани и народные дома Нобеля на Лесном проспекте так и оставались пролетарскими анклавами и поэтому были менее востребованы, нежели бетонные новостройки вокруг станций метро Приморская, Удельная и Политехническая[523]523
  Все данные – из интервью. Удельную особенно часто называли как место, где люди хотели бы жить.


[Закрыть].

Такое отношение потенциальных жильцов влияло на строительство и освоение различных территорий, ведь качественные квартиры в районах, ранее не считавшихся престижными, продавались плохо [Томчин 2003: 11]. А вокруг Таврического сада и в «коридоре» вдоль Каменноостровского проспекта на Петроградской, наоборот, начали как грибы расти безвкусные пристанища минигархов. Как и в Москве, небогатые жители востребованных районов имели все шансы оказаться выселенными – вне зависимости от того, были они собственниками квартир или нет. Стандартная процедура была такова: здание объявляли «непригодным для проживания» и сносили, очистив место для «элитного жилья» или бутик-отеля. Об этом есть и местный анекдот:

Красная Шапочка идет к бабушке. Приходит, а там сидит волк посредине пустого совершенно помещения, все вынесено уже, а волк так щепочкой в зубах ковыряет. Красная Шапочка: «Ой, ой, а где же бабушка?» Волк: «Не знаю». Красная Шапочка: «Ой, ой, а что же теперь будет?» Волк: «Не знаю. Офис»[524]524
  В 2007 году я беседовала с женщиной, работавшей в гардеробе БАН: из ее дома напротив Юсуповского сада насильно выселили пожилых людей, проживших там не один десяток лет, с тем чтобы разместить в здании гостиницу (полевые заметки автора, сентябрь 2007 года). Анекдот см. в интервью Oxf/AHRC SPb-11 PF6 EL


[Закрыть].

Однако масштабы коммерческой джентрификации в Санкт-Петербурге были куда скромнее, чем, скажем, в Лондоне или Москве. Джентрификацию по личной инициативе встретить можно было еще реже. На практике люди часто оказывались жителями той или иной местности случайно. Человек либо рождался в районе, либо попадал туда в результате переезда, и выбирать было особенно не из чего. Непропорционально высокая по сравнению с уровнем зарплаты стоимость жилья означала, что среднестатистическому обитателю Петербурга приходилось в основном мириться с тем, что удавалось заполучить. Часто, переехав в город, люди поначалу жили у друзей, а затем перебирались в квартиру, которую снимали с кем-нибудь на паях, или находили комнату в коммуналке – порой одна комната сменяла другую, – а то и устраивали сквот[525]525
  См., например, Oxf/AHRC SPb-11 PF9 EI (мужчина 1987 г. р., снимавший угол на кухне у друзей). В Oxf/AHRC SPb-11 PF18 EI описанацелая серия скитаний, вызванная вредными соседями или хозяевами, у которых не было права сдавать жилье, или неприятными условиями, вроде вонючей старой мебели… О жизни в сквоте см. там же.


[Закрыть]. Как и в других городах страны, в Петербурге толком не знали, что такое ипотека, и боялись брать ссуду на жилье, казавшуюся им опасно большой и обременительной[526]526
  Об отрицательном отношении постсоветских россиян к ипотеке см. [Za-visca 2012]. Нежелание брать ипотеку можно противопоставить оживленному рынку в сфере микрозаймов (об этом подробнее см. главу 2). (К концу 2010-х картина уже начала меняться, особенно после введения в 2020 году «семейных ипотек» с господдержкой. – Примеч. К. К. 2021 года.)


[Закрыть]. Приобрести квартиру сразу человек мог только в том случае, если его доходы были существенно выше средних. Когда же жилье, хотя бы наполовину удовлетворявшее требованиям, было найдено, переезд предполагал массу рисков. В каком состоянии будет новая квартира и весь дом? Не будет ли там слишком шумно, пыльно, душно, холодно или (в зависимости от предпочтений) так тихо, что вызовет клаустрофобию? Приличные ли попадутся соседи? Учитывая все это, переезд был делом нелегким.

Но когда люди все-таки решались переехать, выбор района давал некоторое пространство для маневра. Обычный путь для (платежеспособного) покупателя заключался в том, чтобы найти риэлтора, назвать район и цену, которую готов заплатить. Люди начали верить, что место, где они живут, – отражение их личного выбора. Новый рынок приватизированной недвижимости не привел, как могли бы ожидать непосвященные, к очевидному бинарному делению на «центр» и «окраины». На самом деле произошел всплеск «новостроечного патриотизма», отчасти в результате возросшего осознания экологических проблем. По словам человека, родившегося в 1938 году и всю жизнь прожившего в Ленинграде, он любил Васильевский остров, но большая часть центра казалась ему грязной (Невский проспект, например, был «заплеванный» и «безобразный»). Ему очень нравилось жить в Красногвардейском районе (флагманский проект 1960-1970-х), удобном и к тому же тихом и зеленом. Ценности нового времени – свет, свежий воздух, благоустроенная территория – разделяли многие[527]527
  Юрий Н. 1938 г. р., ленинградец из интеллигентной семьи, с высшим образованием, Oxf/AHRC SPb-07 PF3 IN. О заплеванности и безобразии Невского см. там же PF1. Ср. Юлия С. 1968 г. р., ленинградка, из рабочей семьи, с высшим образованием, Oxf/AHRC SPb-07 PF16 IN; Oxf/AHRC SPb-11 PF 17 El (женщина 1981 г. p.).


[Закрыть]. Прямая связь между жилищными проектами нового времени и опасностями и неудобствами городской жизни, которая стала считаться данностью после выхода в 1961 году классической работы Дж. Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов», в этом городе не работала[528]528
  См. [Джекобс 2019]. Ш. Зукин в «Обнаженном городе» [Зукин 2019] ставит эту связь под вопрос, ссылаясь на Нью-Йорк и отмечая, что в традиционных кварталах, которые Джекобс рассматривает как образец, жили гомогенные, устоявшиеся сообщества, так что для жилищных проектов они были не самой удачной «контрольной группой».


[Закрыть].

Окраинные районы начинали обретать собственную литературную традицию. В 2005 году писатель И. Стогов выступил против общепринятого мнения, будто о городе следует судить исключительно с точки зрения его «исторического центра». Сам он несколько лет прожил в Купчине, и там ему как раз нравилось:

Все считают, Петербург – это квадратный километр вокруг Эрмитажа. Нет, у нас есть свои Южные Бронксы, свои Западные Гарлемы. Пришло время и нам полюбить эти места. – Купчино, Просвет. У меня напротив дома – Твин Пикс – два 30-этажных небоскреба, единственных в городе, – и я горжусь этим. Если бы мне кто-нибудь подарил футболку с надписью «Купчино», я бы ее носил[529]529
  Чувак в майке своего района – это круто // Мой район (Выборгский). 2 июня 2005 года. С. 4). Действие самой известной книги И. Стогова «Мачо не плачут», например, происходит в мрачноватых уголках старого центра, что лишний раз демонстрирует наличие разрыва между воображаемым и реальным (см. [Стогов 2001]).


[Закрыть].

Для А. Аствацатурова («Скунскамера», 2011) район вокруг площади Мужества на Выборгской стороне – источник интенсивного, самоироничного анализа локальной микросреды. Отрезанный от внешнего мира новыми немецкими двойными стеклопакетами в новостройке, стены которой покрыты теперь разноцветной керамической плиткой (когда-то вся она была белой, но многие квадратики поотклеивались и после долгих лет упадка были неожиданно заменены на новые, коричневатого оттенка), Аствацатуров с лукавым сожалением обращает взгляд в советское прошлое, когда площадь была уставлена пивными ларьками:

Что толку сидеть в баре и толстожопить? В этом нет никакой романтики, никакого движения, никакого порыва. Даже если твой бар называется «Гренада». Другое дело – ларьки. Их можно обойти по очереди. В одном спросить маленькую, в другом – большую, в третьем – с подогревом, у четвертого – покурить, возле пятого – с кем-нибудь познакомиться, схватить нового знакомого за грудки, а в ответ – получить в дыню. Словом, попутешествовать по кольцу местной империи. Такие путешествия забулдыги, ну те самые, которые общежитие окрестили «обезьянником», называли «экскурсиями по золотому кольцу» [Аствацатуров 2011: 11].

И снова взгляд местного жителя иронически противопоставляется оценке туриста: «Золотое кольцо» – официальный «бренд», под которым интуристам пакетом продавали туры по старым русским городам[530]530
  См. главу 8.


[Закрыть].

Местным фотографам тоже были по душе новые районы с их гигантскими бетонными корпусами недостроя и циклопическими башнями жилых комплексов[531]531
  См., например, фото А. Бондаря в [Аркус, Шавловский 2011].


[Закрыть]. Некоторые значимые стихотворения о Петербурге постсоветской эпохи, в том числе «Растут города» («В гостях на Поклонногорской улице») Н. Ямаковой и «Воспоминание о проспекте Ветеранов» Д. Суховей, обращены как раз к окраинным районам, интересным именно отсутствием очевидных ориентиров[532]532
  Подробнее см. [Келли 2013].


[Закрыть]. Н. Ямакова пишет:

 
из промерзшей земли ввысь до неба растут города,
соляные столбы телеграфа, дороги: бегут провода.
глянец памяти – лба и катка – от зазубрин коньков —
весь в царапинах – наших деньков,
дорогих двойников,
дневников[533]533
  URL: http://www.pereplet.ru/text/yamakova05yan04.html (дата обращения: 05.09.2021).


[Закрыть].
 

Здесь нет зданий, способных служить культурными «маркерами», как в старом центре, зато видна особая, новаторская, сакральная топография:

 
больше нет стадионов, простуд и разбитой скулы,
купола не видны из оврага – и нет похвалы.
а зато! посмотри! посмотри! всё стекло и бетон!
с колоколен тех церковок льется малиновый звон
 

[Зубова, Курицын 2005: 461–462][534]534
  О художнике из Средней Азии, которого так же вдохновили «анонимные» пространства так называемых спальных районов см. [Skakov 2008].


[Закрыть].

Такие образы прямо противоположны тому, что увидел в новостройках, например, С. Стратановский в 1972 году: «дома, где не будет вовек домовых», «…бессмысленный Орфей / И блуждающие очи / Развеселых пустырей» («Так уходит земля, от которой рождаются боги…» [Стратановский 1993]).

На самом деле решение не жить в центре вовсе не означало кануть в алкогольную пустоту. На окраинах можно обнаружить не только древнейшие следы поселений, где люди жили задолго до «Петербурга» (вроде города Ниен на Охте), но и важные исторические здания. Неподалеку от Московского проспекта с его по большей части сталинской застройкой притаилась Чесменская церковь, изящный, карамельно-розовый шедевр русской неоготики. До 1971 года на южной оконечности проспекта у Средней рогатки еще стоял не раз переделывавшийся и изрядно изуродованный путевой дворец, построенный для императрицы Елизаветы по проекту Растрелли[535]535
  О попытках сохранить это сооружение см. дискуссии в ГИОП в 1967 году – ЦГАНТД СПб. Ф. 386. Оп. 1–1. Д. 31. Л. 88.


[Закрыть]. Выборгская сторона прячет Сампсониевский собор, один из старейших храмов Петербурга.

3.13. Чесменская церковь и дворец на южной окраине Ленинграда в окружении новостроек. Аэрофотоснимок В. П. Самойлова, 1981. На фотографии сохранился штамп, указывающий на то, что она была разрешена к публикации Ленинградскими военными цензорами. ГМИ СПб

Местные жители знают об этих достопримечательностях и гордятся ими, но есть и более потаенные места, представляющие исторический интерес: Скотопригонный двор в стиле классицизма, построенный в 1821–1825 годах по проекту И. И. Шарлеманя, где до конца 2000-х размещалось молочное производство «Пет-мол» (Московский район), прелестная церковь в «английском стиле» в Шуваловском парке или дом призрения душевнобольных в «русском стиле» на Фермском шоссе[536]536
  Лечебница обычно закрыта для посещений, но церковь за ее высоким забором посмотреть можно (полевые заметки автора, сентябрь 2012 года).


[Закрыть]. Примерно в полутора километрах от мрачноватого железнодорожного узла и станции метро «Девяткино», на северной границе города находится Мурино, где сохранилась одна из самых очаровательных церквей XVIII века постройки конца 1780-х (архитектор Н. А. Львов) – в советские годы церковь находилась в полуразрушенном состоянии, но была заботливо отреставрирована в 1990-2000-е.

К концу XX века авторы специальных путеводителей и газетных статей принялись каталогизировать подобные места[537]537
  См., например, [Гусенцова, Добрынина 2007]. Особенно впечатляющий пример краеведческого исследования – «Лесной: исчезнувший мир», об анклаве на Лесном проспекте, где с дореволюционных времен живет уже несколько поколений известных семей, представителей городской интеллигенции, например, Кобаки (см. [Глезеров и др. 2011]).


[Закрыть]. Стандартное однообразие новостроек сообщало старой архитектуре новую ценность[538]538
  Отличный анализ этого явления в контексте московского Зарядья с гигантской и уродливой гостиницей «Россия» (построена в брежневскую эпоху, затем демонтирована) см. [Куприянов, Садовникова 2009].


[Закрыть]. На рост «верности» своему району повлияли и популярные книги Н. М. Синдаловского, где собраны анекдоты и легенды об отдельных местах и зданиях, находящихся как в центре, так и за его пределами[539]539
  Книги Н. М. Синдаловского упоминаются, например, в интервью Oxf/AHRC SPb-07 PF 19В. Нелестно отзываясь о достижениях автора, информант все равно в значительной степени опирается на его работы. Более мистический, если не сказать странный, взгляд на город можно обнаружить в «астрологическом путеводителе», где утверждается, например, что рожденные под знаком Весов бывают особенно счастливы в районе Летнего сада и улицы Чайковского, а «Девам» суждено процветать на Васильевском острове (см. [Леонидова 1999]).


[Закрыть]. Начиная с 1990-х краеведение на уровне района вошло также в школьные программы, ученикам начали задавать сочинения про их «малую родину»[540]540
  См., например, два сборника таких сочинений, опубликованных в конце 1990-х, «Моя петроградская сторона». В довоенном СССР краеведение в некоторых школах преподавалось, но только в начальных классах и без конкретных фактов: обходили местные дороги и дворы, пересчитывали, а то и изготавливали дорожные знаки и т. д.


[Закрыть]. В 2000-е годы коммерческая культура также начала замечать городские окраины. Похвалы Купчину у Стогова были вдохновлены появлением линейки футболок с местными названиями районов – в том числе «Просвет» и «Гражданка». По сообщениям, футболки стали ответом на уже сформировавшийся запрос рынка[541]541
  «Чувак в майке».


[Закрыть]. Если количество мероприятий, где районные администрации могли внести свой вклад в оформление общегородских торжеств, было ограничено (новые праздники – День города, День России, День молодежи или Петербургский пивной фестиваль – в отличие от советских демонстраций, не предусматривали представительства отдельных районов), различные церемонии районного масштаба только множились. Порой у организаторов таких событий появлялись идеи, гораздо более интересные, чем ежегодное муссирование петровских мотивов в День города. Так кураторы мероприятий Фрунзенского района в начале 2010-х взяли за образец для подражания авангардное выставочное пространство «Лофт Проект Этажи», а местный журнал «Неспальный район» был оформлен так, что ему могли позавидовать и некоторые коммерческие издания[542]542
  Oxf/AHRC SPb-11 PF24 MS. «Неспальный район» (например, выпуск за октябрь 2011 года). В 2013 году в районе планировалось провести международный фестиваль искусств с целью прославить местную историю (за информацию благодарю ирландского художника Гарета Кеннеди, принимавшего участие в подготовке). Следует отметить, что официальные СМИ других районов не были такими увлекательными – см., например, бесплатную газету Невского района «Славянка», выпуск от 17 декабря 2010 года.


[Закрыть]. Если идея разместить таможенные посты на мостах, ведущих на Васильевский остров, и ввести новую валюту «васюки» была просто шуткой (как в классическом «лондонском» фильме «Пропуск в Пимлико»), гордость за свой район была делом абсолютно серьезным[543]543
  Об идее введения валюты Васильевского острова (ее название также напоминает о городе Васюки, который, как утверждал Остап Бендер, должен был стать столицей СССР, а затем и всего мира) см. Oxf/AHRC SPb-10 PF4 MS. По сведениям информанта, идея возникла в годы перестройки.


[Закрыть].

Газета «Мой район», где был опубликован материал о футболках с надписью «Купчино», самим своим названием подчеркивала важность местного патриотизма[544]544
  В 2010-е «Мой район» (издающийся и в других российских городах, в т. ч. Москве) превратился в скучную официозную газетенку, но в 2000-е газета еще была источником живой и разнообразной городской информации. (Увы, ее так ничего и не заменило: газета «Деловой Петербург», например, не отражает жизнь отдельных районов. – Примеч. К. К. 2021 года.)


[Закрыть]. Начав с выпусков, предназначенных для жителей центра, газета быстро разрослась, охватив районы, расположенные далеко за пределами «квадратного километра вокруг Эрмитажа». По утверждениям газеты, в 2008 году ее тираж составлял 933 тыс. экземпляров, а аудитория – 1,3 млн человек; в 2006 году появилось и интернет-издание[545]545
  Статистику см. URL: http://dimagubin.livejournal.com/36351.html (дата обращения: 11.09.2021). По информации TSN Gallup Media, цифры составляли 769 200 человек аудитории при тираже 435 тыс. экземпляров (октябрь 2006 – февраль 2007). URL: http://www.mr-spb.ru/companynews/2007/03/20/news_13. html (в настоящее время ссылка недоступна).


[Закрыть]. В интернете публиковались материалы о районах в формате, позволявшем читателям кликнуть на свой район и получить информацию. Темами публикаций могло стать что угодно: от проблем на дорогах до местной истории, от вызывающих сочувствие рассказов о больных детях и борющихся с зависимостью алкоголиках до сообщений о поразительных преступлениях («Жена раздавила мужа складным диваном», сюжет от 8 июля 2008 года) и анонсов интересных событий («Пляж Петропавловки украсят песчаные скульптуры», 9 июля 2008 года). Нередко материалы газеты были направлены именно на то, чтобы продемонстрировать уникальность окраин. В статье, опубликованной 3 июля 2008 года, например, сообщается о мерах по обеспечению спальных районов собственными памятниками и разъясняется, что нужно делать, чтобы установить скульптуру во дворе своего дома[546]546
  «Где назначают свидания влюбленные в районах новостроек? У метро, у торгового центра. Романтичней было бы встретиться у памятника Доброте или у скульптуры Купидона. Однако малые архитектурные формы – преимущество центра города, а спальные районы прозябают без красот из камня. “Районы формируются вне петербургских традиций, где веками развивалась городская скульптура”, – говорит Анатолий Дема, заведующий кафедрой скульптуры и пластики Художественно-промышленной академии» [Морозова 2008].


[Закрыть].