Текст книги "О том, что есть в Греции"

Дядя Янис

К нам приехал погостить брат свекра, дядя Янис.

Красивый бородатый старик. Тот самый дядя Янис, который, отработав полжизни таксистом, отверг блага цивилизации и, как Антей, уехал в деревню делать каберне.

Дядя Янис – холостяк. Единственный из пяти братьев так и не женился. В семье не принято спрашивать о причинах. Может быть, виной целибата была романтическая травма, пережитая в молодости? Скажем, на Кипре, где Янис проходил службу в армии. Мелькала в рассказах тетушек какая-то роковая киприотка, но подробностей не добыть. Такова сила деревенской этики: личных вопросов не задают. Городские уже сто раз бы докопались до причины. В любом случае это уже неважно.

Провинция, одиночество, вино. Это его вселенная. Время дядя проводит так: утром пьет маленькую чашку кофе, а потом сидит на диване в гостиной, одетый в куртку, подбрасывая четки. Обязательно делает ежедневный моцион до булочной. Обед лаконичный – холестериновые безумства в прошлом, как и любовные волнения. Из чувственных радостей осталось вино: дядя пьет только свое, только красное.

На Рождество и Пасху Янис снимается с места, покидает деревню, чтобы погостить у женатых братьев. Он покорно разделяет быт и меню каждой семьи, активно играет с двоюродными внуками и ненавязчиво делится советами, деликатно уравновешивающими судьбу деревенского бобыля с полной семейных и городских радостей жизнью братьев.

Мы собирались навестить друга в больнице. Но встретили Яниса, заговорились и, посмотрев на часы, поняли, что не успеваем.

– А вы скажите, что приехали из деревни, – мягко подсказал дядя Янис, заворачиваясь поплотнее в куртку, которую он не снимает даже дома. – И перед вами откроются все двери!

Психотерапия а-ля грек

Человек обречен на то, чтобы постоянно размышлять о себе. Мы вынуждены рефлексировать. Не можем без этого. Сильные, зрелые натуры справляются с проблемой самостоятельно. Но это продвинутый философский уровень. Просто ответственные люди (интеллигенты средней руки) пользуются помощью профессионалов-психологов. А что делают слабаки? Слабаки идут на курсы иностранных языков.

Я-то не знала об этом, когда начинала преподавать русский для иностранцев. Штудировала книжки по лингвистике. А надо было сосредоточиться на «психопатологии обыденной жизни», но кто же мог вообразить, что будет происходить на уроках русского языка?

Пациентка, то есть, пардон, ученица, приходит, садится. Закрывает лицо руками.

– Я опять не выучила первое склонение существительных! Сколько это может продолжаться! У меня всегда так! Заплатила за абонемент в качалку, ни разу нога не ступила. Ыыы!

Вернее, не «ыыы», а «иии», потому что наше суровое русское «ы» ни один иностранец выговорить не может.

Молчу. Я не знаю, что говорят в таких случаях. То, что учила в институте, сейчас неактуально. Точно помню: советов давать нельзя. Это осуждается. Называется: без запроса. Поэтому я лицом выражаю эмпатию. И даже это стараюсь делать этически нейтрально.

– Нет, все, – успокаивается потихоньку ученица. – Завтра я просыпаюсь в шесть. Иду в зал. После зала – душ, а потом русский. Недолго, минут сорок, зато регулярно. Все! Завтра новая жизнь, ты меня не узнаешь, Катерина!

Пожаловалась коллеге, матерому психоаналитику (за спиной десять лет преподавания русского как иностранного). У меня, говорю, переносы начинаются. Самой нужна сессия у супервайзера, помоги. Коллега прищурил глаз иронически. Закурил сигарету.

– Эх ты, новичок. От обычного психостеника нервишки сдали. Ты не представляешь, с каким типом я работаю в этом году. Запущенный случай. Клиент приходит на курсы на целый день. Первые два часа у него урок с итальянцем. Вторые два часа – у меня, русский.

– Так а что с ним?

Коллега делает две отрывистые, крепкие затяжки, по-солдатски.

– Помешался на альфа-самцах. Последствия травматического опыта в пубертате. Эдипов комплекс, то-се.

– То есть?

– Он приходит только для того, чтобы поговорить о Путине и Берлускони! Проходим винительный падеж: что ест Путин? Творительный: чем Путин режет хлеб? Я тебе говорю: сложный случай.

– Так. А Берлускони?

– О-о! Там терапия еще более виртуозная. Приходится разыгрывать целую психодраму. Скажем, изучают прилагательные, так приходится разбирать, каких женщин любит Берлускони!

Коллега понизил голос:

– Преподаватель-итальянец просто умоляет меня поменяться с ним временем. Говорит, несправедливо, что клиент у него всегда бодрый и полный сил. Итальянец еле до дому доезжает потом. На восстановление уходит три дня. Ох уж эти нереализовавшиеся альфа-самцы!

– Ты поменяешься?

Коллега тушит сигарету.

– Конечно, нет. Каждый за себя в этом жестоком мире психоанализа. Это еще Фрейд говорил.

Лучший греческий повар

В учебнике русского языка текст: лучший повар – итальянец, лучший любовник – француз…

Мои ученики со значением переглядываются. Что, говорю, такое – не согласны?

– Лучший любовник – грек! – твердо возражает Эвклид, юноша тихий и скромный, обычно помимо неправильных глаголов слова от него не дождешься.

Пунцовеет, но не сдает позиций. Вслед за ним вспыхивает его подруга Дионисия.

– Так, – говорю, прерывая насыщенную паузу. – Ну хорошо. А с поваром что? Кто, по-вашему, лучший повар?

– Лучший повар – мама! – нестройным, но дружным хором кричит вся группа.

Приготовим фрикасе, как меня учила моя свекровь Василики.

Классическое фрикасе – это рагу из белого мяса под белым соусом.

Греческое фрикасе имеет отличия. Традиционный его вариант – свинина, тушенная с травами.

Легкое, сытное блюдо с необычным тонким вкусом. Горячо советую сделать его на какой-нибудь праздник.

Ингредиенты:

1 кг хорошей, лучше парной свинины (нежирная мякоть)

3 больших пучка салата

1 пучок сельдерея со стеблями

пучок укропа

пучок зеленого лука

обычная луковица

белое вино

оливковое масло

для яично-лимонного соуса авголемоно:

2 яйца

2 средних лимона

или 1 большой

• Режем мясо на порционные куски среднего размера. Обжариваем мелконарезанный репчатый лук и белую часть зеленого лука в оливковом масле, затем добавляем свинину.

• Слегка обжариваем куски свинины со всех сторон. Солим, перчим.

• Теперь надо налить белого вина и дождаться, пока испарится алкоголь.

• После этого добавляем воды – немного, так, чтобы покрыла мясо, и тушим на медленном огне до мягкости.

• Можно делать фрикасе в скороварке – за полчаса, если свинина парная.

• В обычной кастрюле время приготовления на медленном огне может доходить до 2 часов.

• Следим за водой – ее должно быть немного, но не допускаем, чтобы мясо пригорело.

• Тем временем тщательно моем зелень и нарезаем ее. Потом бросаем салат и сельдерей в кипящую воду в отдельную кастрюлю минут на 10. Вынимаем сильно уменьшившиеся в объеме травы и откидываем их на дуршлаг. Отставляем в сторону.

• Как только мясо разварилось до мягкости, кладем в него нарезанный зеленый лук и укроп. Проверим еще разок бульон – его не должно быть слишком много, но и зажариваться мясо не должно. Закладываем всю остальную подготовленную ранее зелень, даем ей недолго повариться со свининой, пропитаться бульоном.

• Жидкости на этом этапе почти не должно оставаться, иначе фрикасе получится водянистым.

• Отставляем кастрюлю с горячим фрикасе в сторону и готовим авголемоно.

• Это популярный средиземноморский соус, который попал в греческую кухню через сефардское влияние. Он придает блюдам приятную тонкую кислинку и объем.

• Делается очень просто. Отделяем белки от желтков. Выжимаем сок из лимонов. Все ингредиенты должны быть подготовлены заранее и находиться под рукой.

• В глубокой тарелке или миске взбиваем белки – не останавливаясь и не меняя направления движения венчика или вилки. Когда белки превращаются в пышную пену, по одному кладем в миску желтки, продолжая взбивать.

• После по капле начинаем лить лимонный сок, ни на секунду не прекращая взбивать. Когда соус хорошенько перемешается с лимонным соком, его можно заливать большими дозами. То есть сок первого лимона вводится в соус по капле, следующий уже можно лить залпом.

• Потом, взбивая, начинаем вводить горячий бульон из фрикасе – также по капельке. Когда соус достигнет температуры фрикасе, он готов и им можно заправлять мясо с травами. После того как соус вылит в кастрюлю, покачайте ее, чтобы соус разошелся равномерно повсюду. Ложкой лучше не мешать – чтобы не раздавить разваренную до мягкости свинину.

Вот увидите, как фрикасе сразу раздастся, распухнет и похорошеет. Теперь мгновенно эту штучку на стол!

Если вы ждете гостей, не заправляйте фрикасе соусом заранее. Пусть все придут и рассядутся, и вы сделаете его при них. Поверьте, будет лучше для всех, если вы подождете авголемоно, чем авголемоно придется ждать вас.

Еще один нюанс, или секрет, если хотите. Я, честно говоря, даже не знаю, как об этом рассказать. Ну, за что купила, за то и продаю. Речь идет об изготовлении авголемоно.

Старые греческие поварихи-хозяйки поверяют своим дочерям тайну приготовления соуса. Надо тщательно взбивать яйцо – это ясно.

«Но пока взбиваешь, – советуют мастерицы, – надо губами время от времени издавать поцелуйный звонкий звук – а именно в те моменты, когда в соус добавляется новая капля лимонного сока, а затем бульона».

Звучит смешно, но я сама видела, как необыкновенно пышно взбивался соус на этих «поцелуях» в считаные мгновения. А «поцелуйный» секрет авголемоно мне рассказала интеллигентная женщина, известная греческая радиоведущая.

На уроке

Идет урок. Проходим тему «Болезнь». Вот, говорю ученикам, допустим, у вас кашель, насморк, температура, озноб… Одним словом, грипп… Какое средство от него самое эффективное?

– Бабушка… – хором отвечает класс.

Антонис – новенький. Атлетический тип: круглые мускулы, торс музейной красоты. Пришел заниматься ко мне, потому что бросил французский. Объяснил: «Не могу продолжать. Дурацкий язык, не для мужчин. Я специально говорил с греческим акцентом, а мне за это снижали баллы. А вот русский звучит в самый раз!» Учили с ним слово «вино». По новой методике использовали для перевода внеязыковые приемы. Учитель показывает пантомиму, а ученик сам догадывается, что за слово имеется в виду. Итак, вино. Пощелкала себя по шее: Антонис – ноль реакции. Подсказываю:

– Мерло, каберне, кьянти… шардонне, совиньон-блан…

Антонис молчит. В глазах такая знакомая преподавателю иностранных языков тоска человечества по поводу разрушения Вавилонской башни.

– Ну ладно. Слово вино! – прерываю неудавшуюся шараду. – Но… неужели вы никогда не слышали слов «каберне» и «мерло»?

– Нет, – искренне отвечает Антонис. – Видите ли… Видите ли, я знаю только плохое вино. Хорошее покупать нет смысла – не пьянею. Вы сказали бы «Погребок дядюшки Яниса», я бы сразу понял, о чем речь. А то какое-то мерло… Только вы не думайте, что я неразборчивый. Например, я очень, очень строго выбираю сувлаки. Если сувлаки плохие, то я… Нет, я не то чтобы не стану есть. Я их, конечно, съем. Но… без всякого удовольствия!

На переменах ученики обсуждают политику. Солирует Савва.

– Ох и зол же сейчас коротышка на турков! – произносит он с апломбом ведущего новостей.

– В смысле? Кто коротышка?

– Ну, Путин. Злится из-за русского дипломата. Он устроит вендетту! Вообще, – Савва таинственно понижает голос, – Путин готовит альянс с Грецией. Он нам – двести пятьдесят военных самолетов. А мы ему – апельсины и мандарины!

– Э-э-э, – скептически качают головами собеседники. – С чего бы ему помогать Греции? Какой ему профит? Он нас что, как-то особенно любит, сам как думаешь?

Савва делает затяжную паузу. Откидывается на стуле и по-бонапар-товски скрещивает руки на груди. Окидывает аудиторию торжествующим взглядом и заявляет:

– Любить он нас, конечно же, не любит. Но… Вы забыли про апельсины и мандарины!

Ностальгия

Иногда я скучаю по дому. Да что я говорю, в самом деле – иногда? Часто. Всегда. Сажусь, вспоминаю.

Бабушка размешивала тесто для блинов вручную, деревянной ложкой. Садилась у круглого стола. Добавляла в муку теплого парного молока. И начинала постукивать о края большой фаянсовой миски. Тук-тук-тук. В маленькое окно сочилось солнце: кухню перестроили из бывшего хлева. Рядом с печью так и осталось утопленное в стену кольцо: к нему когда-то привязывали корову. Стены, сложенные из местных розоватых камней, были выкрашены сверху белым. Снаружи ширма из «золотых шаров» деликатно загораживала навозную кучу, отбрасывая сепиевые тени на грядки с картошкой. Время в этом цветописном сказочном мире притормаживало, застревало, стекало в сумерки медленными густыми каплями, как блинное тесто с ложки.

Бабушка никогда не спешила. Относилась к любому процессу добросовестно. Я первая вошла в ее спальню после ее смерти – вся одежда аккуратно висела на вешалках. Как на выставке, для чужих глаз. Хотя, когда она оттуда уходила, она не знала, что больше никогда не вернется. Она щедро расходовала время на порядок. Свежие завтрак, обед и ужин, чистые полы, идеально сложенное накрахмаленное белье в шкафу. Вот и с блинами – бабушка лично разбивала комочки о стенки миски, не доверяя миксеру. С философской точки зрения выстраивала телеологически оправданный быт. Делала ставку на соматику. Заряжала жизнь ручной работой.

Я так не умею. Я ламер в онтологии. Все время дилетантски ускоряюсь, несусь сломя голову. Держусь обеими руками за комп, телик, телефон – это мои костыли. Пролистываю дни, не вникая толком в содержание. Вместо созерцания золотых теней бег по кругу. Одежда кучами валяется на стульях.

Иногда становится прямо невмоготу. Мне сорок, время уже лет пять как разреженное, бесплотное, я лечу сквозь него, задыхаюсь, паникую. Погибаю от страха и лени одновременно.

Но выход есть. Я достаю муку. Наливаю теплого молока в миску. Начинаю постукивать деревянной ложкой о края – тук-тук-тук. Заговоренные стрелки на часах замедляют ход. Время уплотняется. И можно успеть вскочить в последний вагон.

Родина театра

Это не выдумки учебников по истории Древнего мира, что отсюда, из Греции, есть-пошли множество важных фундаментальных вещей. Отчетливые следы инженерности античного мышления сохраняются и по сию пору.

Вот пример. В зоопарке у вольера с верблюдами ход мыслей обычного негреческого человека в лучшем случае такой:

– Господи, какой огромный.

Или корабль пустыни, но это если негрек настроен романтически.

Рядом стоящий эллин спрашивает себя вслух: «Интересно, как его сюда довезли?»

Ну что же, добро пожаловать на родину физики.

В Греции игрушки продают всего две фирмы: «Джамбо» и «Мустакас». Общество раскололось надвое: кто-то закупается исключительно в «Джамбо», а кто-то наоборот. Знакомый поделился: я, говорит, покупаю игрушки только в «Мустакасе». Почему? Во-первых, в «Джамбо» узкие проходы и там мне не по себе. Накрывает клаустрофобия. Вторая причина – в «Мустакасе» заботятся о персонале. Платят больше, относятся по-человечески. А у продавцов ведь тоже есть душа!

Становится ясно, почему «психология» – греческое слово, а «маркетинг» – американское. Здесь рыночное поведение покупателя обусловлено саспенсом. Новая грань брендинга для тех, кто интересуется.

Как-то к нам пришли на кофе муж с женой, соседи. Приятная пара: открытые, хорошие ребята. Сидим, общаемся. Сосед спрашивает:

– Катя, ты слышала, Путин звонил нашему премьеру, Ципрасу?

– Нет, – говорю, – не в курсе.

– Естественно! Это был секретный звонок. Один депутат предупредил Ципраса: сегодня тебе позвонит Путин. Нельзя, чтобы вас подслушали. Прикажи секретным службам отключиться. Ципрас послушался совета, приказал. Путин действительно звонит и говорит Ципрасу: «Ясу, Алексис!» Прикинь – ясу! Привет то есть по-гречески, – восторгается сосед. – Ципрас, конечно, не ожидал, что Путин свободно владеет греческим. Обрадовался.

– Погоди, – перебивает соседа жена. – А как ты узнал содержание разговора, если даже секретным службам запретили прослушивать?

Сосед недовольно морщится: не мешай рассказывать!

– Так вот. Ципрас продолжает разговор: «Слушай, Вова. Похоже, нас все-таки подслушивают. Ты дашь нам десять миллиардов? Очень надо». Путин отвечает: «Не вопрос. А то, что нас кто-то слышит, так это мне абсолютно по бараба…»

Сосед тормозит в миллиметре от окончания слова: все-таки дамы, кофе. Потом поворачивается ко мне и спрашивает налитым слезой голосом, протягивая руки:

– Ну как, спасет нас Россия?

Тут главное ни на секунду не забывать, что Греция – это родина театра.

Тетя София

Тетя София вызывает смешанные чувства. Точнее, противоположные. Расстояние между ними – как между эросом и танатосом. Итак, София, ласково – Софула. Такая аккуратная старушка. Не старушка даже, а, наверное, дама. У нас нет специального слова в русском языке для обозначения женщины 74 лет в юбке-годе, глухом черном бадлоне, перетянутом на горле ослепительной брошью, с элегантно уложенными волосами, идеально прямой спиной. Пахнет она бабушкиным буфетом: корицей, гвоздикой и ладаном. Руки у нее округлые, мелкой лепки, многими трудами достигшие идеальной формы для ведения домашнего хозяйства. Булочки и пироги, выходящие из ее пухлых пальчиков, вскормили не одно поколение. Когда я впервые приехала в Грецию, София приняла меня как родную дочь. Кормила с руки бифштексами. Обнимала. Улыбалась. Но гармония неизменно обрывалась на моменте, когда она открывала рот.

– Диван? Зачем вы купили такой диван? Он же неудобный. Проваливается. Надо его сдать в магазин и купить новый.

– О, какое красивое зеркало! Ему, конечно, здесь не место, надо перевесить.

– Катерина! Ты почему без носков? Ты простудишься, и тебе придется лечь в больницу.

– Зачем ты сюда приехала? Как тебе пришло в голову оставить своих родных?

– Дай-ка я покажу тебе, как мыть посуду. Ты все неправильно делаешь. Отдай тарелку. Намыливаем… тааак… Ну, что ты стоишь? Бери тарелку, я же рядом и говорю, как надо!

Жизнь тети протекла безупречно и размеренно. Вышла замуж, родила, вела дом – все по правилам. Соблюдала посты, воскресенья. Девиз: чистая совесть и соответствующие полы дома.

Ты можешь метаться, находить, терять, погружаться в отчаяние, парить в эйфории – София не меняется. Она стабильна, как ход луны и солнца. Всегда дома, на том же месте, в том же ровном, спокойном настроении. Устанешь, загрустишь, придешь к ней, встанешь, как блудный сын, на колени. Она примет, обнимет, пожалеет. Какое счастье, что есть на кого опереться в этом мире, всхлипываешь ты на ее родном плече, уютно пахнущем гвоздикой. И вдруг слышишь какое-то шуршание. Что такое? А это София потихоньку подкладывает тебе подушку – диван-то купили негодный, вон как проваливается, а я же говорила.

Национализм

Купила теплую шапку в стиле «эй, казак, налей мне русской водки» и сразу вспомнила, как меня в Греции ущемляют по нацпризнаку. Я даже выучилась делать в ответ безучастное, всепрощающее лицо. Надоело. Каждой зимой одно и то же.

– Катерине не холодно! Она не мерзнет никогда! Почему? Так ведь она из России, с севера!

То есть. Когда все нормальные люди синеют, как цуцики, лязгают зубами и дрожат, я, по их фряжской логике, должна потеть и изнывать от жары.

Г реки педалируют эту свою арийскую тепличность. Слышу шовинистический заспинный шепоток:

– Она же русская. Прочная, как брюква. Что ей дождь и ветер? Чай не привыкать к штормам. А нашим хрупким южным хромосомам всегда будет холодно!

Вот что я вам скажу, господа расисты, следите за руками. Одеваться надо теплей, и тогда не будете мерзнуть. А хромосомы ни при чем.

Ваша брюква.

Греческое вино

Разгорелась дискуссия о вине. Я в этом деле безнадежный дилетант, признаю, но кое-какие направляющие у меня все же есть. Например, я четко знаю, что хорошее вино должно быть, во-первых, сухим, во-вторых, зрелым. (А в-третьих, итальянским или французским, но этого я вслух не сказала, мне еще тут жить.) Играет роль купаж. Вот мое несложное кредо, согласно которому я получаю удовольствие от жизни. Греки рассмеялись мне в лицо.

В Греции две с лишним тысячи островов. И вот на этих самых островах – особенно лысых, типа Санторини – делают преимущественно сладкие вина. Причем издревле. То есть это визитная карточка греческих вин. Сладкое – иронически заламывали бровь греки, объясняя мне азы винного эпикурейства, – это не значит, что там есть сахар. Солнце работает так мощно, что заизюмливает виноград еще на ветке. Потом его хитро довяливают в тени (как завещал великий Гесиод) и только после этого давят. Сладкое вино самое вкусное. Великое. Один его глоток гарантирует нетривиальные ласки для нёба. В общем, выяснилось, что мои принципы – обычные скифские комплексы. Я целомудренный варвар, который ничего не понимает в искушениях.

Гости увлеклись славлением сладких вин. Чмокали губами, вспоминая их солнечный вкус, и водили своими чуткими к удовольствиям греческими носами круги по воздуху, воображая матовый медовый аромат. Один рассказал, что, когда он был маленьким и его причащали в церкви, он ухватил священника за бороду и не отпустил, пока ему не дали еще. Второй добавил, что на острове Самос приобщают не красным, а белым вином.

– Это еще почему? – удивилась я.

– Потому что оно там вкусное.

– Так ведь неканонично, не? Это же кровь Христова?

– А что делать? Это вино гораздо старше христианства!

Греция: каждый день новости о событиях V века до нашей эры.