Текст книги "Цена крови"

Ночь четвертая,
когда границы грез и реальности наконец устанавливаются, а беседа уже не имеет к ним никакого отношения

– Мы, кажется, остановились на том, как Кодекс заставляет Высших оценивать поступки тех, кого они считают Фишками, – произнесла Аджан, едва ее собеседник устроился среди подушек и поднес ко рту трубку кальяна. Властитель Турракана поперхнулся благовонным дымом и откашливался с минуту.

– Ты несколько искажаешь мои слова, – наконец сказал он, – Высших ЗАСТАВИТЬ не проще, чем меня или тебя. Дело обстоит так: если Высшему понадобилась одна из Фишек – он объявляет ее «своей», тем самым считается, что именно ему предстоит расплачиваться за все поступки реального прототипа этой Фишки (или напротив, получать с них барыш) до тех пор, пока Фишка принадлежит ему. Часто за «нужные» Фишки, способные принести своему «хозяину» – Игроку некоторый доход, идет борьба, причем тем более серьезная, чем «нужнее» Фишка… Ты играешь в шахматы? – Собеседница кивнула. – Ну так вот, представь себе, что каждая фигура «ценится» не только в зависимости от того, что это – Пешка ли, Слон, Всадник или Башня, – но и от позиции. Иными словами, Пешка в нужном месте в нужный момент может стоить побольше Башни или даже Советника.

– Но что значит – «нужный»?

– Этого не скажу. Иногда «нужный» подразумевает «выгодный»; выгодный для Высшего, разумеется, это совсем не обязательно для самой Фишки будет так же – но только иногда. Как и в шахматах, порою Игрок жертвует Пешками и Фигурами для проведения сложной комбинации и выигрыша партии. Твой случай, думаю, как раз из таких.

Аджан передернуло: возвращения к ЭТОЙ теме она не желала.

– Ну так вот, есть в Игровом Кодексе такое понятие – «цена крови». В некотором роде, это подобно компенсации, которая полагается семье убитого в бою солдата, или родичам погибшего на поединке – готландцы зовут это vehrgeld. Но только в некотором роде…

– Неужели кровь можно оценить золотом?

– Я ни слова не говорил о золоте или деньгах. Это – термин Кодекса, а Высшие мыслят иными категориями. «Заплатить» не означает для них «выложить столько-то монет», хотя порой это так и есть. У всего на свете есть цена. У крови – тоже.

– ЧТО может быть ценой крови? – Она говорила, проталкивая слова сквозь подступивший к горлу комок. Образы прошлого, которое Аджан так надеялась позабыть, снова пришли… и яркость их с годами не померкла.

Алхимик же холодно заявил:

– Цена крови – это цена крови. И берут ее – кровью. Или чем-то равноценным. Так, как то сделала ты.

– Но есть ведь кровная месть, столь любимый составителями сказаний старины способ сведения счетов…

– Вспомни-ка, чему тебя учил Яргист. Или он никогда не говорил, ПОЧЕМУ месть редко бывает эффективной?

Аджан покачала головой.

– Что ж, – проворчал Джафар, – вижу, надо показать тебе кое-что из начальной арифметики – авось и поймешь…

* * *

В отличие от многих установленных смертными сводов законов, Игровой Кодекс объективен. Но объективность эта не дает преимуществ никому из тех, кто не находится на одной ступени с Высшими.

И потому (хотя цена крови не миф и не пустое понятие) для обиженного отомстить гораздо легче и быстрее, чем добиться справедливого расчета. Для мести не нужно особых талантов и умений; достаточно лишь освободить всю свою ненависть, боль и гнев – и направить их, не особо заботясь о точной цели.

Как всякий иной поступок, месть (особенно – кровная месть, или, как говорят Высшие, en Vend'ett) имеет свои последствия. Последствия эти точно соответствуют разнице между истинной ценой крови и реально взятой при мести. И разница эта составляет приблизительный выигрыш того из Высших, кто поставил в соответствующий момент Игры на нужную сторону…

Удивительно ли, что продиктованные Высшими легенды и саги воспевают месть, но ни слова не говорят о цене крови?

* * *

– И это – ВСЕ?!

– И это – все.

– И ради этого?..

– Ради этого. Иных причин нет. – Иных разумных причин, мысленно поправился Алхимик; Высшие, бывает, ведут себя неразумно даже со своей высшей точки зрения. – Собственная выгода – вот тебе основная движущая сила Большой Игры. Просто опытные Игроки, которые не только знают Кодекс, но и умеют применять различные его аспекты в различных ситуациях, имеют более чем широкое понимание «выгоды». Иной раз это Власть, иной раз – Мощь. Иногда – Знание, Слава или Опыт. Иногда – Умение, Удача или Желание. Разные, знаешь ли, существуют ставки в Большой Игре… и иногда это – цена крови.

– Но это значит, что вина – не на том, кто… – она замялась, – заплатил цену крови – а на Игроке, который управлял в этот момент его фишкой!

– Не уподобляйся пророкам этой секты Несущих Свет, – резко сказал Джафар, сверкнув глазами, – проклятье, напрочь забыл, как они себя зовут… Короче говоря, эти проповедники верят, что за все наши хорошие поступки ответ несет Ангел Света, за плохие – Ангел Тьмы, а мы сами тут вроде как ни при чем – надо только не слушать наущения Ангела Тьмы и идти по дороге Света.

– Не глупее, чем многие иные верования.

– Не глупее. Но и ничуть не умнее. Потому как земными воплощениями Ангела Света сии проповедники считают – угадай кого? Правильно. Себя, любимых и пользующихся полной взаимностью.

Аджан против воли хихикнула.

– За свои поступки отвечаем лишь мы сами. Не ищи демонов там, где их нет. – Властитель Турракана немного успокоился, глаза его снова были спокойными осколками янтаря, а не раскаленными углями. – Дела Высших касаются только Высших. Да, многое, что происходит здесь, приносит им выгоду – но они не властны манипулировать фишками-смертными так, как пожелают. Отчасти это – заслуга (или вина) Кодекса; но – только отчасти…

 
Нет Истины в сиянии рассвета,
И в жаре полдня ей укрытья нету…
Где отыскать источник нужных слов,
Чтоб тайны озарить разгадки светом?
 

И снова стихи пришли на помощь там, где грубая проза жизни оказалась бессильна. С молчаливого согласия собеседницы Алхимик заставил свое зеркало показать то, что следовало бы открыть с самого начала…

* * *

Караван из Дамаска в Сидон следовал не по наезженной дороге через Иссиму, а прямым путем, через Хребет Полумесяца. Вряд ли торговец рассчитывал сэкономить таким образом время – по степи-то он мог двигаться почти с той же скоростью, что и по дороге, а вот по горным тропам – никак. Скорее причина заключалась в том, что начальник иссимской Стражи ас-Селим в свое время обещал при первой же встрече посадить Рашида на кол (а потом, мол, можешь до посинения доказывать, что ты не фальшивомонетчик).

Караван Рашид организовал на сей раз небольшой, но прибыль рассчитывал получить немалую. Нанимать усиленную охрану он не хотел: чем меньше будут задаваться вопросами, что он там везет, тем лучше. Однако по нехоженным горным тропам никак нельзя было двигаться без охраны – Хребет Полумесяца издавна служил как рассадником всякого рода нечисти, так и приютом «вольных людей», которых прочие именовали не иначе как грабителями с большой дороги. На большую дорогу, правда, эти удальцы выходить опасались (это ж на отряд рейнджеров можно нарваться, оно кому-то надо?), зато окрестную территорию считали своей вотчиной.

Сию сложную проблему Рашид блистательно разрешил, когда встретил в Дамаске как раз направлявшегося на юг старого своего знакомца ар-Рахима, охотника на крупную дичь (под крупной дичью понимались как различные Твари, беспокоившие мирных обитателей хуторов и поселков, так и особо опасные разбойники). За умеренную плату ар-Рахим согласился держаться на своем грифоне примерно над караваном, и в случае чего – немедленно придти на помощь. Подобная «воздушная поддержка», как было известно не только Рашиду, но и любому десятнику турраканской армии, стоила полусотни обученных солдат. А сам ар-Рахим – еще как минимум двух дюжин (об этом было известно уже меньшему числу людей, но Рашид аль-Марин входил в их число).

И вот, уже в горах, караван возжелала сожрать некая Тварь, напоминавшая огромного паука (по крайней мере, на паука она походила больше, чем на что-либо еще – Рашиду, спрятавшемуся под одной попоной с вьючным ослом, в тот момент было не до зоологических изысканий). Воздушный эскорт мгновенно обратился в крылатого защитника, и паук сперва был осыпан градом дротиков, а затем ар-Рахим спрыгнул наземь и пустил в ход копье, приказав грифону воспользоваться когтями и клювом. В общем, после тяжкого боя Тварь отползла издыхать куда-то в ущелье, и раззадоренный охотник пустился преследовать ее в компании двух следопытов. В компании – потому что паук оцарапал грифона, и тот нуждался в небольшом лечении и отдыхе.

Вернулись они нескоро, и настроение у ар-Рахима было препаршивым. В ответ на вопросы он буркнул, что тварь улизнула, а следопыты лишь пожимали плечами – сами они паука не видели…

* * *

– Нет нужды говорить о дальнейших странствиях этого каравана, – молвила Аджан, – достаточно того, что он целым и невредимым добрался до Сидона, ар-Рахим же вновь отправился на север…

– И неважно также, что было в том караване, – заметил Джафар. – А была там контрабанда для г'нолла – рецепт обработки камня, временно обращающего его в мягкую глину, рецепт состава для смягчения кости, а также формулы и образцы снадобий, нейтрализующих эти воздействия. Разработка одной из «секретных» алхимических лабораторий в Дамаске, которые полагают, что способны что-то делать в тайне от меня.

Властитель Турракана ухмыльнулся, и в ухмылке той было не много хорошего.

– Г'нолла не умеют обрабатывать металлы, а дерева в их краю не водится. Что ж, с оружием, изготовленным с помощью моих рецептов, им будет проще отражать попытки вестерлингов обосноваться в Квейсте… но если их Властитель, Стервятник, вдруг посмеет двинуть свои орды на МЕНЯ – он в момент усвоит, что свою-то магию я нейтрализовать сумею. Причем ОЧЕНЬ быстро…

– Благодарю за доверие, лорд Джафар, – сказала Аджан. – Постараюсь не обмануть его. Не многие посвящены в тайны отношений между Властителями.

– Пустое. Итак, теперь мы видели всю историю. С трех, так сказать, сторон. Ты ничего не хочешь добавить?

– Не хочу. Но должна.

Алхимик хмыкнул.

– Так я и думал. Слушаю.

* * *

Она знала, что совершила ошибку, оставшись в этом мире. И главной ошибкой было – недооценивать смертных.

Когда Крылатые обнаружили в межзвездных просторах этот мир, что был пуст и девственно чист, они решили поселиться здесь, хотя бы на некоторое время, передышки ради – им столь редко выпадала возможность отдохнуть от скитаний в Бездне…

Но прошло некоторое время (теперь совершенно неважно, недели то были или века…), и Те, кто создал Арканмирр – небожители, как предпочитали называть драконы Владык Высших Сфер, – привели сюда другие народы. Ни один из них не мог сравниться с Крылатыми ни по силе, ни по уму, ни по продолжительности жизни – однако их было куда больше. Как обычно, вести с пришельцами смертельный бой за жизненное пространство драконы сочли нецелесообразным, ибо им было куда отступить в случае необходимости. Поэтому несколько самых мудрых и могучих драконов вошли в контакт с небожителями, выяснили, что Арканмирр необходим тем в качестве Игровой Доски, узнали, какая роль в этой Игре будет отведена оставшимся здесь Крылатым, попросили некоторое время на принятие решения (Владыки с радостью предоставили им это время, потому как совершенно не горели желанием воевать за то, что могли получить без лишних затрат) – а затем на всеобщем собрании объявили, что лично им Арканмирр больше не нравится, объяснили все причины, и предложили каждому сделать свой выбор. Значительная часть драконов последовала примеру временных вожаков, согласившись уйти сквозь Врата. Некоторые, однако, предпочли остаться, принять правила Игры небожителей и самим поучаствовать в этом развлечении, благо сия возможность им предоставлялась…

Сама Аджан знала те отдаленные времена лишь по рассказам, а вот Яргист видел все собственными глазами (как сам утверждал). Примерно двадцать лет назад, когда родители Аджан решили уйти, Врата еще были открыты, но молодая драконица не захотела покидать мир, который считала своей родиной.

Теперь она знала, что ошиблась. Потому что Игра принимала всех, однако далеко не все имели шансы подняться в ней выше некоторого предела. И если Яргист нашел способ не просто подняться, но и занять в раскладе составляющих Игру сил не последнее место, то самой Аджан – такой, какой она была до сегодняшнего утра, до своего визита к черному Алтарю Видений, – по различным причинам ни один из подобных способов не годился. А спасительные Врата несколько лет назад замкнулись, и чтобы открыть их вновь, нужна была мощь, которой Аджан не обладала.

Но попроси она тогда о помощи – эта ошибка не стала бы роковой. В Арканмирре были Крылатые, обладавшие достаточной мощью; и саму ее, и детей без труда провели бы сквозь Врата в иной, более безопасный мир. Однако Аджан не попросила – потому что не видела, не понимала угрозы.

За что и заплатила. И заплатила страшную цену, которой обретенная мудрость никоим образом не стоила.

Цену крови.

* * *

– Так мне и представлялось, – кивнул Властитель Турракана. – Ни одно разумное существо не способно не допускать ошибок. К сожалению, твоя ошибка имела тяжкие последствия. Бывает. И у драконов, и у людей – бывает. Исправить этого – нельзя. Можно только научиться жить с этим.

– Или умереть, – пробормотала Аджан.

Джафар пожал плечами.

– Или умереть. Но этим все равно ничего не изменить – мало кто способен умереть навсегда по собственному желанию. Умереть же на время… это немногим отличается от тех, кто вдребезги надирается, стараясь позабыть уже случившееся несчастье. Ведь вскоре они все равно приходят в себя, и помнят еще яснее, чем до того…

– Знаю. Теперь – знаю.

– Хорошо. Кажется, на этом история завершена?

Аджан задумчиво посмотрела в окно; засушливую равнину уже озаряли первые предрассветные лучи.

– Мне добавить нечего.

Алхимик пристально взглянул на собеседницу.

– А по-моему, есть что. Но об этом – потом. Сейчас отдохни.

День пятый,
завершающий все, что должно завершить, но оставляющий непроясненными иные вопросы…

Властитель до сих пор не очень понимал, что его так зацепило в этой истории, по большому счету вполне стандартной. Разумность и даже изысканность манер у драконов?

Вздор. Если люди когда-то и считали драконов простыми животными, это старое суеверие исчезло уже очень давно. Что с того, что кое-кто из Крылатых погибал от рук тех, кто именовал себя «драконоборцами»! Относиться к существам другой расы лучше, чем к самим себе, не способно ни одно из человеческих племен – а сколько людей было благополучно переправлено на тот свет руками себе подобных? Нет, этот аспект происходящего не имел решающего значения, а то и вообще служил лишь антуражем.

Тогда что же? Перевоплощение Аджан из дракона в человека?

Случай редкий, признал Джафар, но нисколько не более редкий, чем Перевоплощение вообще. Любому, кто изучал тонкие материи разума, души и духа, было известно, что плоть – это только оболочка, и высшие формулы вроде Перевоплощения обращают на сию оболочку не больше внимания, чем мчащий галопом конь – на попавший под его копыта куст перекати-поля. К примеру, один из Героев Готланда, Ангус по прозвищу Кровавый Щит, был рожден, естественно, человеком; затем он ушел странствовать, каким-то чудом оказался на Темной Стороне Арканмирра, сразился на склонах Неугасимого Вулкана с троицей Великих Драконов (Алхимик скептически подумал, что великого в тех драконах было не больше, чем в прочих Крылатых), в этой битве был смертельно ранен и умер – после чего Перевоплотился (доподлинно неизвестно, как и почему именно – разные источники утверждали разное, сам же Перевоплощенный отмалчивался как проклятый), став наполовину человеком, наполовину гномом. Об Ангусе и этих его путешествиях готландские сказители-скальды сочинили не одну дюжину саг…

Джафар никак не решался признаться себе, что влечет его не история, а ее участница.

Властители всегда одиноки – это часть той цены, которую им приходится платить за право зваться Властителями. И хотя Властитель может найти себе спутника (или спутницу) жизни, проведенное вместе время никогда не бывает долгим. И дело тут не в том, что смертные быстро стареют – например, лесной народ Фейра, сидхе, старости вовсе неподвластен, и только их странным лесным богам ведомо, умирают ли они вообще своей смертью. К тому же Властитель вправе продлить жизнь тому, кому считает необходимым, и уж всяко способен сделать это для своего избранника (или избранницы). Нет, все куда сложнее: очень немногие способны разглядеть за ореолом Власти и Могущества – живую личность. Очень немногие способны увидеть не Властителя Турракана, а обычного мага и алхимика Джафара, некогда – в ином мире и в иное время – служившего придворным астрологом у владыки сияющего белокаменного города-государства… города, название которого Джафар проклял всеми известными ему способами, но так и не смог позабыть…

Алхимик стиснул в кулаке лазуритовый Жезл Власти. Острые грани знака Властителя врезались в плоть, кровь окрасила голубовато-синий камень. Отстранившись от боли, Джафар отстранился и от грызущих сердце воспоминаний.

В любом случае, решил он, возвращая мыслям ясность и четкость, это – ее выбор. Каков бы этот выбор ни был, сделает его – она.

* * *

– Думаю, мы можем продолжать, Властитель.

Алхимик, не оборачиваясь, кивнул.

– Отлично. Ты подготовила то, что нужно сказать?

– В некотором роде.

Аджан присела рядом с Джафаром, посмотрела в большое голубовато-серебристое зеркало (в котором не отражалось ни их самих, ни зала за их спинами), передернула плечами, и проговорила:

 
Слова – лишь тень. Мир делают дела.
Кто может делать – честь тем и хвала.
Но если миф, из дела ставший словом,
Исчезнет – мир покроют тени зла…
 

Зеркало откликнулось на эти слова замелькавшей в глубине чередой образов, читавшихся яснее, чем любая книга…

* * *

Во многих мифах Дракон обозначает Мудрость. Чертовски символично, если вспомнить о частом наличии в тех же мифах смертного-Драконоборца, то есть – Уничтожителя Мудрости (в случае его победы). Некоторые Мифотворцы не желали выводить в своих рассказах подобного «положительного героя», и создали пословицу «победивший дракона сам становится драконом».

К сожалению, эта пословица применима не ко всем мифам, и уж подавно – не ко всем реальным событиям. Потому как «победу» (впрочем, равно как и «мудрость») всякий понимает по-своему; для одних победа наступает тогда, когда противник повержен наземь и беспомощен, для других – когда оный противник испускает последний дух, для третьих – когда удается уцелеть самому, еще кто-то не считает победой никакой иной результат, кроме признания противником своего проигрыша, а некоторые вообще полагают, что победа – это заключенная сражающимися сторонами дружба, любой же иной исход есть поражение. И при этом все они забывают, что миф – это не руководство к действию и не описание реальных фактов.

Миф – это история, которой не было и не могло быть, потому что никогда не существовали ни описываемые персонажи, ни перечисляемые события, ни даже тот моральный кодекс, которым руководствовались все участники оного повествования. Миф – это не история реального мира; миф существует только в момент рассказа, и исчезает после его завершения.

Миф – это история Мира Нереального, мира грез и иллюзий. Именно поэтому для персонажей мифов и легенд столь важны мечты и сновидения, именно поэтому Мифотворцы часто выглядят безумцами – да и не только выглядят…

Но даже среди Мифотворцев не все сознают, что слова сотворенных ими легенд иногда способны обрести плоть.

Потому что миф есть история, которой в действительности не было и не могло быть, однако которая очень хотела этой действительностью стать…

* * *

– Ибо Миф, – нараспев проговорил Джафар, – есть та единственная форма, в которой Высшие имеют право передавать инструкции земным жителям…

– Это тоже Игровой Кодекс?

– Не сам Кодекс. Комментарии и дополнения. Однако, быть может, ты объяснишь, как следует правильно понимать последний… пассаж? Опасаюсь, что я не уловил здесь связи с основной историей в любом из ее аспектов.

Аджан улыбнулась так, как иногда улыбаются сидхе – давая собеседнику понять, что в сокрытом за невысказанными словами кроется тайная прелесть, и раскрыть секрет – означает уничтожить всю прелесть и красоту на корню.

– Так ведь вся эта история – и есть миф.

Сперва Алхимик подумал, что ослышался. Потом решил, что над ним издеваются: ведь он самолично видел картины, подтверждавшие правдивость истории – причем много больше, чем описала или подразумевала Аджан!..

А затем понял.

И Аджан торжественно поклонилась, когда в тишине Цитадели прозвучали негромкие, восхищенные аплодисменты Властителя Турракана.

– Отличная игра, – признал Джафар, – лучшей я не встречал, сколько себя помню. Твой талант заслуживает вознаграждения.

Лицо женщины, только что горевшее румянцем удовольствия, вдруг стало мраморно-непроницаемым.

– И вознаграждением этим станет цена крови? – резко проговорила она. – Нет уж, благодарю покорно.

Поднявшись, Аджан какой-то деревянной походкой прошествовала к двери и с шумом захлопнула ее за собой.

Алхимик изумленно молчал. С тех пор, как подобные чувства приходили к нему, прошло уже столько лет, что Властитель не мог сразу решить, каким же должен быть следующий его ход.

И когда наконец принял решение, то понял, что опоздал.

Лет этак на двадцать пять, а то и тридцать.