Текст книги "Такой забавный возраст"

– Эй-эй-эй.

– Ммм? – издала вопросительный звук Эмира.

Келли запрокинул голову на спинку дивана.

– Тебе ведь, к примеру, не двадцать?

– Нет. Мне двадцать пять.

– Оппа. – Он заложил руки за голову. – Мне тридцать два.

Эмира приподнялась, чтобы снять легинсы.

– Окей.

– То есть я на семь лет старше тебя.

– Угу. – Эмира, уже начав расстегивать его ремень, коротко усмехнулась. – Ты… отлично считаешь, молодец.

– Окей, мисс. – Келли рассмеялся. – Я так, на всякий случай.

Между поцелуями и поглаживаниями Келли достал презерватив и положил на диванную подушку слева от себя. Презерватив, этот силиконовый символ согласия, покоился там, словно дар в знак примирения – или тревожная кнопка. В какой-то момент Келли приподнял ее бедра и, попросив: «Сядь-ка сюда», прижал ее лобок к своему рту. Эмира сказала – и тут же почувствовала, что это очень белое выражение: «О, ты вовсе не обязан…» Под этим она подразумевала: Не рассчитывай, что я отплачу тебе тем же. Келли, похоже, понял, что она имеет в виду. Он рассмеялся и сказал: «Да ладно» – и снова впился в нее губами. Потом прервался еще раз, чтобы сказать: «Но если тебе не очень…» – на что Эмира быстро ответила: «Нет, мне – очень». Она удерживала равновесие, упираясь руками и одним коленом в спинку дивана. Второй раз за эту ночь она подумала: Знаешь что? А вот да. Да, и пошло оно все, – и обхватила его за затылок.

Потом, опускаясь, она потянулась за презервативом. То, что она остается сверху, казалось само собой разумеющимся.

Позже, все еще не протрезвев, она достала телефон и написала Заре: Ты где? Келли, натянув шорты и футболку, принес ей на диван стакан воды со льдом, вернулся в кухню и тоже стал пить воду, глядя на Эмиру через длинный стол-остров. Часы на микроволновке показывали 1:10.

Эмира потянулась за туфлями:

– Можно мне «Убер» и что-нибудь перекусить?

Келли потянулся за телефоном:

– «Убер» – пожалуйста, а перекусить – после того как дашь мне свой номер.

Эмира рассмеялась. Справа от нее, рядом с проигрывателем, стоял ящик из-под молочных бутылок, полный виниловых пластинок.

– «В ожидании выдоха»?[7]7
  «В ожидании выдоха» (Waiting to Exhale, 1995) – романтическая драма Фореста Уитакера о жизни четырех афроамериканок.


[Закрыть] Зачем тебе этот саундтрек? – спросила она. Ей видна была и пара других обложек: Чака Хан, Отис Реддинг.

Келли вздохнул, не поднимая глаз от своего телефона.

– Затем, что у меня музыкальные вкусы, как у черной женщины средних лет, – сказал он.

Эмира закатила глаза, но Келли этого не заметил. Может быть, Джосефа права и у него действительно фетиш? Эмира чуть было не спросила, сколько раз он произносил эту фразу, но вместо этого сказала:

– У тебя тут красивые вещи. – Она чувствовала легкость, и усталость, и радость. Она огляделась по сторонам, заметила проигрыватель, стул (на вид явно не из ИКЕА), черную кофеварку в кухне (на вид из каталога свадебных подарков), прислоненные к стене велосипед и насос. Снова повернула голову влево. – Красивые, взрослые вещи.

– На воровку ты не похожа, но если ты – она, то самая бездарная в мире. Через три минуты за тобой приедет Хассан.

– Аллентаун, – сказала Эмира. Она смотрела, снизу вверх, на название города у себя над головой, хлопала глазами – буквы исчезали и появлялись. – Кого-то я знаю из Аллентауна…

– Из Аллентауна ты знаешь меня. – Келли подошел, положил ей на колени пакетик попкорна и сказал: – Начнем с кода.

Хрустя попкорном, счастливо забросив правую руку за голову, Эмира продиктовала Келли свой номер телефона. На плане города, в двух улицах от ее расслабленно свисающего мизинца, располагалось место, в котором Келли Коупленд испортил последний школьный год Алекс Мерфи. Весной 2000 года, задолго до того, как она стала Аликс Чемберлен.

Часть вторая

Шесть

В прихожей дома Чемберленов у входной двери стоял столик из тикового дерева, а на нем – фарфоровая чаша для мелочи, три молоденьких суккулента в деревянном ящичке и вертикальная зарядка для телефона, включенная в розетку. В последние несколько недель Аликс приобрела ужасную и навязчивую, она это понимала, привычку – по возвращении домой очень тихо закрывать за собой дверь и, сильно наклонившись, смотреть на экран Эмириного телефона. Маленькую прихожую от основного холла отделяла дверь, отчего Аликс казалось, что она как бы еще не вполне дома и что она на самом деле не заглядывает в Эмирин телефон, а лишь поглядывает на него. Пароля она не знала, а если бы знала, ни за что бы им не воспользовалась, но на экране и без того всегда было полно информации, которая бурлила молодостью, выдавала подробности и затягивала, как наркотик.

Аликс никогда не снимала Эмирин телефон с зарядки и крайне редко на что-нибудь нажимала (сообщения и уведомления высвечивались сами), но трижды в неделю скроллила средним пальцем, прислушиваясь, как Эмира наверху готовит ужин и говорит Брайар, чтобы та подула, если горячо. За месяц, прошедший с того вечера в «Маркет депо», Аликс начала испытывать к Эмире чувства, не слишком отличавшиеся от влюбленности. Ее охватывало волнение при повороте Эмириного ключа в двери, она огорчалась, когда Эмире пора было уходить, и у нее возникало ощущение, будто она сделала что-то хорошее и правильное, когда Эмира смеялась или говорила что-то не в ответ, а по собственной инициативе. Таких случаев было по пальцам пересчитать, и происходили они крайне редко, потому-то Аликс и продолжала заглядывать в Эмирин телефон. Она предпочла бы просто просматривать ее аккаунты в социальных сетях, но, судя по результатам поиска, их у Эмиры не было.

У Эмиры был групповой чат Сестры+брат, куда брат и сестра присылали ей песни, мемы и трейлеры новых фильмов. Эмира постоянно писала Заре – в контактах она значилась как Царица Зара, – которая обычно отвечала залпами лаконичных сообщений (Нет. Перестань. Даже не думай. Не могу). Зара с Эмирой почти каждые выходные куда-то отправлялись и в переписке часто обсуждали детали: где, как, во сколько. Однажды Эмира, должно быть, поставила телефон на зарядку буквально за несколько секунд до прихода Аликс, потому что экран был еще разблокирован. Аликс даже скроллить не пришлось. Эмира написала: Что наденешь? и Зара ответила: Что-нибудь блядское, а Эмира: Супер, я тоже. Когда Аликс поднялась наверх, Эмира играла на полу с Брайар и говорила: «Окей, а теперь назови мне свой второй любимый овощ».

Иногда Аликс никаких диалогов увидеть не удавалось, но зато всегда была стоя́щая на паузе музыка. Кое-какие имена она узнавала – например Дрейк и Джанет Джексон, Ауткаст и Ашер, но по большей части это были совершенные незнакомцы: Джей Коул и Тайга, Биг Шон и Трэвис Скотт. В итоге Аликс начала вбивать в поисковую строку Гугла запросы типа: Чайлдиш Гамбино – человек или группа? Как произносится SZA? Однажды вечером Аликс постаралась запомнить название одной из песен и позже в своей комнате нагуглила ее. В наушниках зазвучали начальные строки: «Если ниггер полезет ко мне, ко мне, я устрою пиздец всей его гребаной родне»[8]8
  Аликс прослушала начало песни «Только попробуй» (Try Me) американской чернокожей рэп-певицы Дедж Лоуф.


[Закрыть]. Брови у Аликс поползли ко лбу. Она глянула на лежавшую рядом Кэтрин и прошептала: «Упс».

Но из всей информации, которую она добыла за эти несколько недель, самым интригующим и перспективным в качестве потенциальной точки соприкосновения был тот факт, что Эмира явно начала с кем-то встречаться. С кем-то, кто был обозначен в ее телефоне как Кинан&Кел[9]9
  Kenan & Kel («Кинан и Кел») – американский ситком о двух чикагских подростках, который пришелся как раз на Эмирино детство (4 сезона, с 1996 по 2000 год).


[Закрыть]. Однажды днем – Аликс увидела это сообщение, выходя из дома, – он написал: Может, в следующий раз догадаешься сообщить, что не пьешь кофе, чучело. В другой раз, в среду вечером, спросил: А баскетболом ты случайно не интересуешься? И еще один раз Эмира послала скриншот их диалога Заре, и Зара ответила: Этот мальчик не шутит. Переписка между Эмирой и этим новым человеком была радостной и осторожной, как бывает только в самом начале, когда пытаешься излучать естественность и непринужденно шутить, когда перед ответом долго тянешь паузу, чтобы казаться занятой и хладнокровной. Аликс умирала от любопытства, ей мучительно хотелось расспросить Эмиру о нем, узнать, как его зовут – Кинан, или Кел, или ни то ни другое. Ей не терпелось пересечь черту, за которой Эмира сама доверит ей свои секреты и, что гораздо важнее, не усомнится, что Аликс сумеет их сохранить. И сегодня, прочитав свежее сообщение (Жду не дождусь вечерней встречи, мисс Такер) в Эмирином телефоне, облаченном в грязный розовый резиновый чехол, Аликс решила: пора.

Она поднялась в кухню. Брайар оторвала взгляд от рисунка и сказала: «Мама? Мама, это привидение не страшное, окей?» Аликс положила сумочку на рабочую поверхность и осознала, как тепло и мило стало в кухне. В то утро она выложила в центре стола тыквы, круглые и горлянки, и повесила на окно, выходящее на улицу, букеты осенних листьев, собранные во внутреннем дворике. Перед Брайар, раскрашивающей очень дружелюбное привидение, стояла тарелка с макаронами, нутом и огурцом. К холодильнику были примагничены новые поделки: войлочная ведьма – пластмассовые глазки с бегающими зрачками – и лист фиолетовой бумаги с надписью БУУ! Объемные буквы были закрашены с одной стороны так ровненько, что становилось ясно: Эмира «помогала» Брайар. Аликс скинула драпированный кардиган, поцеловала Брайар в щеку и перехватила Кэтрин у Эмиры, которая уже держала ее на вытянутых руках, готовясь передать матери.

– Ну, девочки, хорошо провели день?

– Ага. – Эмира сняла со своих джинсов кусочек засохшей еды. – По-моему, у нас был отличный день, а, Би?

Брайар высоко подняла цветной карандаш и сказала:

– Хотю, чтоб ты!

Эмира села с ней рядом:

– Хочешь, чтоб я что?

– Брай, мы говорим «пожалуйста», – сказала Аликс и добавила: – Эмира, вы вино пьете?

Эмира аккуратно взяла у Брайар карандаш, поморгала и ответила:

– Ну как… я – да.

Аликс достала из кухонного шкафа два бокала, думая: О да, ты – да. Она села и, зажав бутылку между колен, кое-как умудрилась ее откупорить с Кэтрин на руках. Когда Кэтрин подняла на нее взгляд, Аликс сказала:

– Привет. Кто тут соскучился по маме?

Аликс посоветовала Эмире взять бокал с собой, когда она пойдет с Брайар в ванную; сказала, что сама она все время так делает. Она ничего не ела с самого ланча (после дружеского и заботливого вмешательства в свою жизнь она уже сбросила пять фунтов) и теперь, отхлебывая вино, убирая игрушки с кухонного стола и слушая, как Эмира купает Брайар, она с наслаждением ощущала, как внешние приличия разжимают свою хватку, а на их место приходят легкость и расслабленность. Она зажгла две свечи, поставила на рабочую поверхность в кухне. Включила музыку – в плейлисте были Флитвуд Мак и Трейси Чепмэн. И, погасив яркие кухонные лампы и оставив только люстру над столом, осознала: а ведь она сейчас ухаживает за Эмирой, добивается благосклонности своего бебиситтера. И все же этот вечер так напоминал пятничные вечера с Рейчел, Джоди и Тамрой… Она уже много месяцев не наливала вино другой женщине.

Эмира появилась с полупустым бокалом, стопкой книжек-картинок под мышкой и в сопровождении Брайар – переодетой в пижамку и укутанной в любимое истрепанное белое одеяльце. Эмира остановилась у стола и сделала еще глоток.

– Очень вкусно, – сказала она.

– Мне тоже нравится. – Аликс взяла со стола свой бокал, полюбовалась цветом. Она придерживала Кэтрин у себя на плече и кормила из бутылочки, исхитряясь делать это одной рукой. – Вы вообще скорее по вину или по чему-то другому?

– Я в смысле… мне-то вкусно. – Эмира поставила бокал на другой конец стола, потом достала из-под мышки книги и положила их тоже. – Но обычно я пью вино… в общем, из пакета, так что тут я профан.

Это был один из тех моментов, от которых Аликс пыталась отмахнуться и забыть, но они застревали где-то между сердцем и ушами. Она знала, что Эмира окончила университет. Знала, что ее специальность – английский язык. Но иногда, после того как она видела в Эмирином телефоне песни с названиями вроде «Обдолбанная сучка» или «Да все типа в курсе»[10]10
  «Обдолбанная сучка» (Dope Bitch) – песня американского композитора и певца Териуса Янгделла Нэша, известного как The-Dream; «Да все типа в курсе» (Y’all Already Know) – песня ганского рэп-певца и композитора Майкла Овусу Аддо, известного как Саркоди.


[Закрыть], а потом слышала из ее уст слова наподобие «профан», ее охватывали смешанные чувства – от удивления и восторга до стыда и вины за эту первую реакцию. У Эмиры не было никаких причин не знать этого слова. А у Аликс не было никаких причин удивляться и восторгаться. И Аликс все это прекрасно понимала – но только когда напоминала себе, что прекрасно это понимает.

– Да-а, я тоже когда-то предпочитала из пакета, – сказала Аликс. – Но вы же знаете, да, что это вино не купленное?

Эмира села и усадила Брайар к себе на колени:

– Ммм?

– Да-да, я больше не покупаю вино. Как и кучу других вещей. – Аликс сделала глоток. – Я уже много лет так делаю. Просто пишу письмо в винную компанию, говорю, что устраиваю званый вечер с дегустацией вин. И они присылают мне несколько бутылок бесплатно. Вот это, – она повернула бутылку этикеткой к себе, – кажется, из Мичигана.

– То есть у вас скоро званый вечер?

– Как только выйдет моя книга, так сразу. – Аликс подмигнула.

Эмира рассмеялась:

– А, окей.

– Я титаю! – возвестила Брайар, поднимая книжку-картонку. – Я титаю воть это!

– Хорошо, – сказала Эмира, – начинай.

Когда Брайар читали вслух днем, она, так и быть, соглашалась слушать, однако из всех известных Аликс детей ее дочь была единственным ребенком, который не хотел, чтобы ему читали на ночь. Брайар хотела другого: чтобы ее держали на ручках, а она бы «читала» себе сама, пока ее глазки не начинали сонно глядеть в одну точку на странице. При этом она постоянно шикала на того, у кого сидела на коленках, даже если этот человек не издавал ни единого звука. Аликс старалась говорить ровным, бесцветным голосом, чтобы Брайар не возмущалась, а Эмира не прерывала разговор.

– Идете куда-то сегодня?

Эмира кивнула:

– Просто ужинать.

– Уже знаете куда?

Эмира скрестила руки у Брайар на коленке:

– В мексиканский ресторан, «Глория».

– «Глория»? Это то место, – уточнила Аликс, – куда можно приходить со своим вином? И где очень шумно?

– Угу.

– Я там была. Там классно. О, а возьмите это с собой! – Аликс щелкнула пальцем по бутылке. – Мне все равно нельзя больше одного бокала, я ведь еще сцеживаюсь.

Когда Эмира спросила: «Правда можно?» – Брайар подняла на нее взгляд и сказала: «Тише, Мира, неть, Мира, неть». Эмира кивнула, приложила палец к губам, и Брайар перевернула страницу. Спасибо, одними губами произнесла Эмира, и Аликс сказала: «Не за что».

Хорошо, думала Аликс. Расслабляться рано, но мы на верном пути. Аликс понимала, что, возможно, ждет от отношений с Эмирой чересчур многого, поскольку ее ожидания строились на наблюдениях за подругами и их бебиситтерами. Рейчел и ее няня Арнетта любили обсудить свои разводы, самых неприятных детей в классе Хадсона и самых симпатичных пап. Тамра однажды взяла выходной и разрешила детям пропустить несколько уроков ради того, чтобы посмотреть серию мыльной оперы, которая шла в первой половине дня и в которой у их любименькой Шелби, бебиситтера, была эпизодическая роль со словами. А Джоди вечно покупала шарфики и туалетную воду, потому что ее бебиситтер Кармен такое любит и вдруг ей понравится. Аликс же пока не знала, что любит Эмира и чего не любит, и как она ухитряется оставаться такой худющей, и верит ли она в Бога. И конечно, в один миг все это не узнать, но она была настроена стараться, пусть даже это означало всякий раз заговаривать первой, прерывая затянувшуюся паузу – каковые в разговоре с Эмирой возникали то и дело.

– Вы идете с подружками?

Эмира улыбнулась и помотала головой.

Аликс сделала по-мультяшному заговорщицкие глаза.

– Ооу! – сказала она, и Эмира засмеялась. Аликс шутливо сомкнула губы – мол, только между нами, я умею хранить секреты. – Ну же, колитесь. Он симпатичный?

Эмира кивнула с серьезно-задумчивым видом. Она приставила прямую ладонь к уголку рта и прошептала:

– Он очень высокий.

– Класс! – сказала Аликс, и Эмира снова засмеялась.

Аликс чувствовала, что смеется Эмира отчасти из вежливости, но ей было наплевать. Все равно это было лучше любой из бесед с сотрудницами Питера.

– А как вы с ним познакомились? – спросила она, покачивая Кэтрин.

– Ммм… – Эмира взъерошила волосы Брайар, которая захлопнула книжку и принялась за следующую. – Мы встретились в метро.

– Правда? Какая прелесть. – Кэтрин начала засыпать, но губы ее продолжали совершать яростные сосательные движения. Аликс поставила опустевшую бутылочку на стол и сунула мизинец в ротик дочери. – Это ваше первое свидание?

– Это для лошадок, – сказала Брайар книге. – Нам нужна карта.

– Это… кажется, четвертое?

– Тшш, Мира, – сказала Брайар.

– Да-да, тшш, – шепнула Эмира в ответ.

Аликс покачала головой и закатила глаза:

– Извините.

«Все хорошо», – снова безмолвно, одними губами, изобразила Эмира.

Промежуток времени, когда уснувшую после кормления Кэтрин можно было переложить в кроватку так, чтобы она не проснулась, был очень короток, и Аликс знала, что сейчас он как раз настал, но ей не хотелось разрушать этот момент. Она не могла спросить у Эмиры, как его зовут, – это прозвучало бы так по-старушечьи. И о том, что она хотела знать на самом деле, тоже спросить не могла: спала ли уже с ним Эмира, и спала ли она с кем-нибудь раньше, и что для нее значит спать с кем-нибудь, если вообще что-нибудь значит. Было уже семь минут восьмого – никогда раньше Эмира так не задерживалась. Аликс понимала, что может задать не больше одного вопроса, прежде чем придется ее отпустить.

– Как думаете, из этого может выйти что-то серьезное?

Эмира легонько пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она со смехом. – Он милый. Но я пока что не хочу, ну, типа… ни с кем связывать свою жизнь.

От этого Аликс мысленно так и вскрикнула. Ей хотелось спросить у Эмиры, во сколько лет ее мать вышла замуж, и сказать, что ее, Аликс, мать вышла в двадцать пять. Ей хотелось знать, были ли у Эмиры раньше серьезные отношения и кем работает этот ее новый парень. Но Брайар уже не шептала, а клевала носом, и Эмира положила ей ладонь на лоб, чтобы та не ударилась головкой о стол. Из колонок полился голос Фила Коллинза. Оба бокала были теперь пусты и прозрачны.

Аликс дважды понимающе кивнула:

– Вот и хорошо. – Она встала с Кэтрин на руках, коснулась винной бутылки и сказала: – Пойду поставлю к вашей сумке.

Семь

Около дома Чемберленов был двухэтажный «Старбакс», где часами зависали фрилансеры и студенты. Освободившись, Эмира обычно поднималась на второй этаж – вроде как для того, чтобы присоединиться к компании приятелей или однокурсников, – и переодевалась в туалете. В этот вечер к джинсам она надела белую футболку, темно-красные ботинки и взятую у Шони бордовую университетскую спортивную курточку с выпуклой буквой S слева на груди. Эмира накрасила губы перед зеркалом, собрала волосы в хвост и написала Келли: Опоздала прости бегу.

В «Глории», как всегда, было не протолкнуться. На стенах, вместе с сахарными черепами ко Дню мертвых, розами и узорными одеялами, висели неснимаемые рождественские гирлянды. Эмира пролавировала сквозь очередь из парочек и компаний и, войдя в зал, протиснулась мимо девушки-администратора, кричащей: «Реувен, столик на шестерых!» Когда глаза привыкли к полумраку, она разглядела Келли за столиком в углу.

– Прости, мне так неловко.

– Все хорошо, все в порядке. – Келли тронул ее за локоть и поцеловал куда-то между щекой и ухом. Отстранившись, он улыбнулся и произнес: – Если я скажу, что ты пахнешь как ванна, это не очень странно прозвучит?

Келли Коупленд родился в Аллентауне, Пенсильвания, у него была старшая сестра, которая растила ребенка, и двое младших братьев, работавших в том же почтовом отделении, где двадцать восемь лет проработал их отец. Келли изо всех сил старался не пялиться в гаджеты после десяти вечера. Он читал только бумажные книги, а перед сном надевал гигантские очки с оранжевым напылением – защиту от синего света. Полдня он сидел за компьютером, писал код и разрабатывал для фитнес-клубов, велотренажерных залов, курсов лечебной физкультуры и семинаров по йоге интерфейсы, требовавшие от клиентов регистрации через приложения с претенциозной рекламой и всплывающими уведомлениями. Эмира знала, что Келли дважды ломал ключицу, что он впадает в «иррациональную ярость», когда люди в кофейнях не слышат, как бариста окликает их по имени, и что его передергивает от одной мысли о глотке цельного молока; но чего она не знала, так это каково будет с ним в постели во второй раз.

Через четыре дня после того вечера в «Лукасе» Келли спросил Эмиру, не выпьет ли она с ним кофе перед работой. Эмира послала скриншот Заре, та ответила: Не пойму, нанимают тебя или увольняют. Кофепитие с Келли было странно формальным. Они как будто оба притворялись, что в прошлую встречу не занимались сексом, что она не убирала его руки со своих волос (он дважды сказал: «Прости», а она дважды сказала: «Ничего») и что он не вытащил, ужасно мило, из-под себя пульт от телевизора, на который случайно сел, не положил его рядом на тумбочку и не сказал: «Пардон. Продолжаем». В супермодном заведении с кучей ламп дневного света и холодным капельным кофе по четыре доллара Эмире казалось, что Келли сейчас предложит ей повышение или спросит, как ей работалось в предыдущем коллективе. Но он расспрашивал, откуда она родом, на кого такого она подписана в Инстаграме, что признаться стыдно (у него это был ручной енот, у нее вообще не было инстаграм-аккаунта), и бывало ли с ней когда-нибудь, что вот ты делаешь среди дня что-то совершенно обычное и вдруг вспоминаешь сон, который видел этой ночью.

Если бы Келли познакомился с Эмириной матерью, та бы сказала что-то в духе: «Вот ведь болтун – трещит без умолку». Поговорить Келли, безусловно, любил, это было ясно по тому, как он задавал вопросы и выслушивал ее ответ с явным намерением дать потом свой собственный, подробный. Но Эмира не возражала, потому что Келли умел и слушать. Он постоянно дурачился, но не шумно и не нахально. Однажды он затеял игру «угадай, что у прохожего в наушниках». В другой раз, проходя мимо двух плачущих младенцев, глянул на Эмиру и сочувственно произнес: «Да, разрыв отношений – дело такое…» А еще как-то раз, когда они после баскетбольного матча уходили со стадиона вслед за маленьким мальчиком, распевавшим «Эта песня никогда не кончится», Келли прошептал Эмире на ухо: «Я тебе дам семьдесят пять долларов, если ты выльешь ему на голову свою колу. Но только прямо сейчас».

Эмира уселась напротив, сбросила курточку Шони и посмотрела Келли в глаза:

– Я бы пришла минута в минуту… Но моя работодательница вдруг вздумала расспрашивать меня о том о сем. Ей очень хотелось поговорить.

Келли снова опустил глаза, вглядываясь в меню при свете свечи:

– Боится, как бы ты не засудила ее за то, что она отправила тебя в самый белый магазин во всей Филадельфии?

– Понятия не имею. Ой, погоди! – Эмира обернулась и извлекла из своей сумки, висевшей на стуле, заткнутую пробкой бутылку. Миссис Чемберлен оставила ее на столике, где заряжался Эмирин телефон. – Зато она дала мне вот что.

Келли вынул свой телефон и в свете экрана прочел надпись на этикетке.

– Вот прямо взяла и дала?

– Сперва спросила, хочу ли я выпить, а потом такая: забирайте с собой!

– На вид стоит бешеных денег, – сказал Келли. – Можно я посмотрю?

– Конечно. – Эмира потянулась за долькой чипсов, обмакнула в сальсу. – Она его даже не покупала. Она пишет письма в винные компании, говорит им, что устраивает какой-то там званый вечер, и они присылают ей кучу всякой хрени.

– Серьезно? – Лицо Келли было подсвечено экраном его телефона. – Кем, ты говорила, она работает?

– Она писательница, – сказала Эмира. И добавила, поскольку недавно гуглила миссис Чемберлен и видела ее фотографии с юными студентками: – И, может быть, преподавательница? Не знаю. Она пишет книгу по истории, в следующем году должна выйти.

– Ни фига себе. – Келли глянул на Эмиру и сощурил глаза. – Это рислинг ценой пятьдесят восемь долларов за бутылку.

– Охренеть, – сказала Эмира, но не удивилась. У миссис Чемберлен было пристрастие к дорогим вещам, чего она, однако, никогда не признавала открыто. Наоборот, ей нравилось хвастать перед Эмирой выгодными покупками. Она доверительно сообщала точную цену какого-нибудь коврика, добавляя «буквально даром!», или говорила, что «гордится собой», оттого что ей удалось отхватить дешевые авиабилеты на Рождество. Эмира недоумевала: почему бы миссис Чемберлен не гордиться тем, что она платит полную цену, поскольку может себе это позволить? Эмира часто смотрела в интернете стоимость чего-нибудь, что имелось у миссис Чемберлен дома, или упоминалось ею, или было связано с ее образом жизни. Во всех до единой ее сумках лежала тушь для ресниц «Джус Бьюти» по двадцать два доллара штучка. В Бостоне она останавливалась в отеле, где одна ночь обходилась, как выяснила Эмира, в триста шестьдесят восемь долларов, и это по будням. А как-то раз, когда Эмира объяснила, что ей пришлось купить Брайар новые трусики, после того как та уселась в грязь, миссис Чемберлен стала рыться в бумажнике, рассыпаясь в извинениях: «Позвольте мне заплатить вам! Тридцати долларов хватит?» Упаковку трусиков Эмира купила в аптеке «Уолгринз» – десять долларов девяносто девять центов за две штучки. Эмира потом пересказала этот диалог Заре, и Зара была вне себя от того, что Эмира не взяла всю предложенную сумму. «Ты совсем уже, что ли? – возмущалась она. – Надо было сказать: да, трусы стоят ровно тридцать долларов, не за что, до свиданья».

– Ну что ж. – Келли передал ей бутылку через стол. – Я-то принес пиво, думал, мы с тобой простые честные представители рабочего класса, но если б я знал, что ты попытаешься меня соблазнить…

– Ага. Именно. – Эмира улыбнулась с долькой чипсов во рту.

Это было еще одно, что она решила прощать Келли: так и быть, пусть считает себя рабочим классом. Келли работал в одном из тех навороченных опенспейсов, где все сидят в огромном зале в шикарных наушниках и полно бесплатных хлопьев и газировки «Ле Крой». Но, вместо того чтобы напомнить ему об этом или, например, отметить тот факт, что он живет над тренажерным залом «Кросс Фит» в районе рынка Фиштаун, она сказала:

– Врать не буду, это лучшее вино в моей жизни.

В итоге они все-таки пили пиво, потому что в «Глории» было правило: нельзя пить то, что уже почато. Эмира сунула бутылку обратно в сумку, и Келли сказал:

– Мы с ней позже разберемся.

Они обсудили, как у каждого из них прошел день, но фоном Эмира все время думала: Если ты сегодня меня не трахнешь, я озверею. Ей казалось – и Зара поддержала это предположение, – что его слегка напрягает их разница в возрасте. Как белые женщины зачастую проявляли избыточное дружелюбие, когда Эмира оказывалась в сугубо белых местах (у стоматолога, или на вечеринке, где смотрели церемонию «Оскара» и где она была единственной черной, или в офисе «Зеленой партии» по вторникам и четвергам), так Келли, опасаясь всего, что может последовать из их разницы в возрасте, водил ее в подчеркнуто асексуальные места и в завершение встречи целовал куда-то в воздух около уха. В ту первую ночь Эмира поразилась, до чего гармонично и естественно у них все вышло – с ее точки зрения, такое обычно требовало времени; теперь же, после двух свиданий, состоявших преимущественно из «А ты бывала в Европе?» и «Что бы ты делала, если бы выиграла в лотерею?», она была более чем готова опять оказаться у него дома. Тогда, в ту первую ночь, на его диване, Эмира не думала ни о Брайар, ни о том, что надо что-то решать с медстраховкой. Ни даже о том, что с нового года ее квартплата вырастет на девяносто долларов.

Келли заложил руки за голову, но быстро опустил, когда приблизилась официантка с их ужином.

– Итак. Пора рассказать мне обо всех тех лузерах, с которыми ты встречалась до меня, – сказал он.

Эмира рассмеялась и поставила пиво на стол.

– Думаешь, пора?

– Угу. А также о том, как они теперь живут и как без тебя страдают.

– Ладно, окей. – Она села удобнее. – Этим летом я пару месяцев встречалась с одним парнем, и сперва все было как бы ничего. Но потом он начал мне слать всякие, знаешь, мотивирующие цитаты? Постоянно. И я тогда такая: не-а, с меня хватит.

– Мне нужно срочно увидеть хотя бы одну.

– Да я их небось поудаляла. – Эмира разреза́ла энчиладу, пытаясь припомнить. – Ну, ты знаешь, картинки и фразочки типа: Когда Майкл Джордан учился в школе, его не приняли в баскетбольную команду. И я каждый раз такая: ну окей, дальше?

– Так, понял, никаких цитат. Хочешь еще? – Келли показал на пиво, и она кивнула.

– В универе я год встречалась с одним музыкантом, и вроде как было нормально, но в целом какая-то хрень. Сейчас он, наверно, на гастролях с какой-нибудь группой, гитары им настраивает.

Келли дожевал и произнес:

– Почему у меня такое чувство, как будто это группа «Ред Хот Чили Пепперз», не меньше?

– Ой, я тебя умоляю. Я знаю его группу. – Эмира ухмыльнулась. – А еще раньше я встречалась с парнем месяцев десять – конец школы и потом начало универа. Но мы же разъехались далеко, так что тоже вышло непонятно что.

– Ага. – Келли утерся салфеткой и положил руки на стол. – То есть у тебя не было, как бы так сказать, серьезных, взрослых отношений?

Эмира улыбнулась, не переставая жевать:

– Ну, у меня не было и серьезной, взрослой жизни, так что, видимо, нет. Это ты к чему клонишь? Хочешь сказать, что был женат и у тебя есть дети или что-то в этом духе?

– Нет-нет-нет… черт, почему так хочется добавить «насколько мне известно»?

Эмира изобразила приступ тошноты:

– Не надо, пожалуйста.

– Я знаю. Забудь. – Келли тряхнул головой и начал сначала: – С моей последней девушкой мы познакомились еще в университете, но встречаться стали много лет спустя. Сейчас она акушерка в резервации в Аризоне… До того у меня была подруга на старших курсах, мы встречались два года, теперь изредка пишем друг другу «С днем рождения» или «Веселого Рождества». Кажется, она живет в Балтиморе. Еще с одной девушкой я встречался раньше, на первом курсе, совсем недолго. С ней мы до сих пор в хороших отношениях. И еще… раз уж ты отмотала назад до самой школы, то и я, по-честному, должен. В семнадцать лет у меня была девушка, которая была самой богатой девушкой в нашем городе.

Эмира забросила ногу на ногу.

– Самая богатая – это насколько?

Келли поднял палец:

– Я тебе скажу насколько. Она училась на класс старше, у нас была экскурсия от школы в Вашингтон, и человек тридцать летели одним рейсом. Она первая вошла в самолет, а я шел прямо за ней. И когда она нашла свое место, она бросила свои вещи – багаж, все дела – в проходе, а потом просто села. И не стала их убирать.

Эмира cклонила голову, «конский хвост» мотнулся из стороны в сторону.