Текст книги "Горький аромат фиалок. Роман. Том третий"

В Собачьей слободе жила одна женщина, колдунья и ворожея. Ее адрес Аликееву дала Жакен. Жакен раньше была женой одного подчиненного Аликеева – Ардака. Тогда она была молода и красива. Сегодняшний босс тогда еще не был, ни богатым, ни могущественным. Но был начальником пусть и маленького, но денежного учреждения. И уже обзавелся кое-какими связями. И сумел при содействии районного прокурора сфабриковать дело против Ардака. Ардак тогда работал бухгалтером под началом Аликеева. Он был обвинен в хищении социалистической собственности. В особо крупных размерах. И загремел на двадцать лет. Аликеев просил своих друзей подвести его под «вышку», но времена тогда несколько смягчились, поэтому вышестоящий суд заменил расстрельный приговор нижестоящего на тюремный срок по апелляции.

Аликеев вынудил Жакен сожительствовать с ним, с помощью «кнута и пряника» – он, с одной стороны, угрожал и ее отправить за супругом, а с другой, обещал вытащить Ардака из зоны на вольное поселение или на «химию», на крайний случай. Жакен согласилась – она тоже работала бухгалтером в другом учреждении и понимала, что Аликееву ничего не стоит сфабриковать дело и против нее. Она не могла оставить своих маленьких дочек сиротами при живых родителях. Тумар и Лиза не были дочерьми Аликеева, хотя они не знали ничего о своем настоящем отце.

Теперь Жакен постарела и не прельщала босса мафии. Теперь его сердцем овладела другая юная красавица. И Аликеев пообещал Жакен вытащить Ардака и отпустить ее с миром. Он даже обещал вознаградить ее за долготерпение и обеспечить ее и ее несчастного мужа на всю оставшуюся жизнь. О будущем своих дочерей Жакен могла не тревожиться – к чести Аликеева, он принял их в свое время, как своих. А свои дети у него так и не появились.

Недавно между ней и Аликеевым состоялся серьезный разговор. Нужно сказать, что босс редко разговаривал с ней в последние годы. И редко оставался с ней наедине. Они уже давно не спали вместе. Аликееву хватало девочек по вызову. Но тут он сам уединился с Жакен и завел разговор.

– Жакен, ты хочешь вернуться к Ардаку? – спросил он. Этот вопрос застал женщину, уже потерявшую всякую надежду когда-нибудь увидеть своего мужа живым, врасплох. Дело в том, что по истечении срока по первому приговору Ардак «заработал» другой срок. К тому времени Аликеев стал могущественным человеком, и ему ничего не стоило подстроить драку с поножовщиной в той зоне, где отбывал наказание Ардак.

В той драке погиб заключенный. Ардак не участвовал в ней, но нож с запекшейся кровью был подброшен под его матрац и он был признан убийцей. Теперь Жакен понимала, что муж закончит свои дни там, за решеткой. Поэтому понятно, как взволновал ее вопрос Аликеева.

– Как – вернуться? – сказала она еле слышно. Ее горло сжало спазмой.

– Просто. Я освобожу его и отпущу тебя к нему. Ты хочешь этого?

Жакен молчала. Хочет ли она этого? Она уже не знает. И хочет ли этого Ардак? Знает ли он о том, с кем она жила все эти годы? И с кем делила постель? Ведь он догадывается, очевидно, кто засадил его за решетку.

Но вернется она к нему или нет, а Ардака нужно бы освободить. И Жакен взглянула на босса.

– Что я должна сделать?

Аликеев усмехнулся. Жакен достаточно изучила его и знает, что он ничего не делает просто так.

– Мне нужна Зайра, – прямо сказал он, – И ты мне поможешь заполучить ее.

Жакен изменилась в лице. «Бедная девочка!» Зайра повторит судьбу самой Жакен. Вначале будет любовницей. Но это продлится недолго, пока она не наскучит боссу. А потом? Потом долгие годы ежедневного рабства. И холодные ночи в одинокой постели. И слезы, слезы, слезы…

Но у Жакен нет выбора. Может ли она отказаться? Нет. И Ардак тут ни при чем. Хотя, может быть, и при чем. Ведь он достаточно настрадался. А Зайра? Что ж, ей просто не повезло. Она имела несчастье оказаться на пути этого сластолюбца. Ее отец имел неосторожность связаться с этим монстром с человечной улыбкой и благообразным лицом. И откажись Жакен от содействия Аликееву, это ничего не изменит – босс все равно заполучит эту юную красавицу в свою постель.

– Хорошо, – сказала Жакен, – Что от меня требуется?

– Как можно сделать, чтобы Зайра согласилась стать моей женой?

Жакен пожала плечами. Зачем ему согласие этой девушки? Ему нужна ее любовь? Но отдает ли отчет тому, что представляет собой он сам? Почему он не затащит Зайру в постель и, угрожая и одаривая своей милостью, не вынудит стать наложницей?

– Тебе нужна ее любовь? – сказала она.

Аликеев вновь усмехнулся. Жакен отлично понимает его.

– Да. Я не хочу добиваться ее силой. Я хочу, чтобы она сама отдалась мне. Ты можешь что-нибудь придумать?

Минуту помолчав, Жакен заговорила:

– Я знаю одну ворожею, которая, возможно, поможет тебе.

Аликеев заинтересованно придвинулся к ней.

– Что за ворожея? Где она живет?

– В Собачьей слободе.

– Откуда ты ее знаешь?

Жакен отвела глаза. И вздохнула. Что теперь скрывать – нужно рассказать.

– Я ходила к ней – гадать.

– Когда?

– Давно. Когда у Ардака заканчивался первый срок. Я хотела узнать, что будет со всеми нами.

– И что тебе нагадала та ворожея?

– Она сказала, что ему еще придется посидеть. Но…

Жакен замолчала. Аликеев не отрывал от нее глаз. Потом не выдержал, спросил:

– Что – «но»?

– Она сказала, что, в конце концов, мы с ним соединимся.

Аликеев откинулся на спинку кресла.

А эта ворожея чего-то стоит. Как она могла предугадать, что Ардаку придется еще посидеть? Или то, что Аликееву когда-нибудь придет мысль отпустить Жакен? И он вновь наклонился к Жакен.

– Ты думаешь, – эта ворожея может мне погадать насчет Зайры?

– Да. И не только это. Такие женщины способны на многое. Может быть, она сможет заворожить Зайру.

Ага! Вот это-то ему и нужно. Аликеев сказал быстро:

– Как ее зовут? Ты знаешь ее адрес?

– Зовут ее Роксана. А адрес… я не помню его. Но найти ее просто. Я могу показать тебе ее дом, но возможно она там уже не живет. Во всяком случае, там, в Собачьей слободе, ее все знают.

И вот Аликеев сидит перед этой женщиной и ждет, что она скажет.

– Я смогу заворожить ту девушку, – сказала она, глядя с неприязнью на клиента. Но это будет стоить денег. Больших денег. Такие дела – самое трудное.

– Можете об этом не беспокоиться – у меня их хватает. За любовь этой девушки я отдам все свое состояние.

Ворожея усмехнулась.

– Я не могу обещать тебе ее любви. Любовь – это такая штука… тут никакая ворожба не поможет. Но я сделаю так, что она отдастся тебе без сопротивления. Если этого недостаточно, то можешь обратиться к кому-нибудь другому.

– Хорошо, я согласен. Что от меня требуется?

– Привези ее ко мне.

– Сюда? – Аликеев невольно огляделся. Под каким предлогом он затащит сюда Зайру?

– Да. Я не работаю на выезде.

– Но вряд ли та девушка согласится приехать. Что я ей скажу?

– А это уже твои проблемы.

6

Подошло время призыва, и Шокан получил повестку. И всего одни сутки на сборы и проводы. Он оббегал своих бывших одноклассников из двух школ. Собралась внушительная компания. Девчонки помогали маме Шокана и Анаре готовить блюда, парни позаботились о выпивке и музыке. Все уже перезнакомились; бывшие ученики из разных школ рассказывали о своих учителях.

– А Заманжол Ахметович придет? – спросил кто-то Шокана, – Ты его пригласил?

– Естественно! Как же я мог его не пригласить? Обещал прийти. Правда, Балжан Жасаровна не сможет – у них сейчас маленький ребенок.

– У них родился ребенок?! – удивилась Оля.

Шокан растерянно улыбался.

– Наверное, – сказал он, – Балжан Жасаровна так и сказала.

– Когда это она успела? – удивилась Катя, – Ведь вроде не была беременной.

– А что – она с тобой говорила об этом? – сострил Азамат.

– Да иди ты! – огрызнулась Катя, – По-твоему, я не могу отличить беременную от не беременной?

– И чем они отличаются? – Азамат продолжал дурачиться.

– Ребята, прекратите! Разве этично обсуждать такие дела? – пожурила их мама Шокана. Катя взглянула на Азамата с упреком, а он состроил рожицу.

– Да это все Азамат! – оправдывалась Катя, – Вечно встревает со своим идиотизмом.

– При чем тут я?! – воскликнул Азамат, – Ведь это ты начала.

И он произнес, передразнивая Катю: «Когда это она успела? Ведь вроде не была беременной».

Все захохотали. Катя покраснела. Она накинулась на Азамата и начала дубасить его своими пухлыми кулачками. Анара поспешила разнять их.

– Ладно, ладно! – просила она Катю, – Перестань. Вы оба хороши. Лучше расставляйте столы – все в сборе. Только Заманжола Ахметовича нет. Надо позвонить…

В этот момент в дверь постучали. Анара бросилась открывать.

– Заманжол Ахметович! – раздался в прихожей ее радостный голос, – Проходите. Вы пришли вовремя – мы собираемся накрывать столы.

Ребята начали наперебой здороваться со своим учителем, а Заманжол еле успевал отвечать на приветствия и пожимать протянутые руки. На его лице играла счастливая улыбка. Его усадили на самое почетное место. К нему подсел папа Шокана и начал расспрашивать о житье-бытье. Мама Шокана выглянула из кухни и поздоровалась.

– Поздравляю с пополнением в семье, – она говорила, обмахиваясь салфеткой, – Шокан сказал, что ваша супруга не сможет прийти – у вас маленький ребенок. Кого она родила – сына или дочь?

Заманжол улыбнулся смущенно. Он сказал:

– Спасибо, Жанна Елемисовна. Но Балжан никого не родила – мы усыновили мальчика из детдома.

Катя взглянула на Азамата с превосходством в глазах.

– Да, Катерина, ты оказалась права, – намеренно громко отозвался тот.

Заманжол обратил внимание на его слова.

– В чем оказалась права Катя? – спросил он.

Все переглянулись. Катя зарделась. Она молча показала Азамату кулак – тот намеревался что-то сказать Заманжолу Ахметовичу.

– Она сама знает, в чем, – Азамат решил пощадить свою бывшую одноклассницу, и она облегченно вздохнула.

– Да вы сделали доброе дело, – сказал папа Шокана, – Не каждый отважится в наше время завести даже своего ребенка.

Заманжол быстро взглянул на него.

– А мы не считаем Толегена чужим ребенком, – сказал он, и пояснил, – Так зовут нашего мальчика.

– Простите – я не то хотел сказать, – папа Шокана смутился. И поспешил перевести разговор на другую тему:

– Вас еще не восстановили в школе?

Ребята переглянулись. Об их поездке в столицу Заманжол Ахметович не знал. И теперь папа Шокана собирался открыть их маленькую тайну. Катя толкнула Азамата, мол, сделай что-нибудь. Тот вытаращился на нее, словно бы не понимая. Катя пыталась знаками объяснить, чего она от него хочет. Тем временем Заманжол Ахметович сказал:

– Нет. А почему вы решили, что меня должны восстановить?

– И никто не приезжал к вам из столицы? Из министерства?

Заманжол взглянул на собеседника с изумлением.

– Приезжал, – сказал он, – Но откуда вам это известно?

– Нет, мне ничего не известно. Просто хотел узнать, как отреагировало министерство образования.

– Что-то не пойму я вас, Каир Токсанбаевич. Как вы догадались, что сюда приезжал человек из министерства? Если вам ничего не известно?

– Но ведь за вас ходатайствовали ваши ученики.

Заманжол непонимающе оглядел присутствующих. Его ученики отводили глаза со смущением на лицах. До него начало что-то доходить. Он спросил:

– Какие ученики ходатайствовали за меня, Каир Токсанбаевич? И перед кем?

– Вы что – ничего не знаете? – теперь пришел черед удивиться папе Шокана, – Ведь наши ребята ездили в столицу, и их приняла сама министр образования. И обещала разобраться с вашим увольнением.

– Вот оно что! – воскликнул Заманжол, вновь оглядывая ребят. Те улыбались виновато.

– А я-то думал – чего это вдруг мной заинтересовалось министерство?

И пояснил:

– Недавно приезжал заместитель министра образования. Явился ко мне на станцию – я как раз разгружал вагон. Но разговора не получилось – очевидно, он до этого побывал в школе и побеседовал с Дарьей Захаровной. Она, конечно, постаралась обрисовать все в выгодном для себя свете. Вообще чувствовалось, что его визит к нам – мероприятие для галочки. Министр как-то должен отреагировать на обращение учеников – она посылает своего заместителя. А тот обязан поговорить с обеими сторонами – с Дарьей Захаровной и со мной. Чтобы со спокойной совестью отчитаться перед своим начальником. Теперь ребята могут ждать стандартной отписки из министерства, – мол, их учитель уволен правильно, все по закону. Конечно, на той отписке будет подпись министра и его печать – как положено.

Заманжол Ахметович заметил разочарование на лицах ребят и спохватился.

– Да вы не переживайте так, – сказал он с улыбкой, – Все нормально. Спасибо вам за участие в моих делах. Но вы должны знать, – добиться справедливости не очень легко. И думать, что одним визитом к министру можно достичь этого, просто наивно.

– Но ведь она обещала разобраться! – воскликнула Катя. А Оля грустно улыбнулась – она успела узнать о жизни немного больше своей сверстницы.

– Ну, она и разобралась – чего тебе еще надо? – сыронизировал Азамат, – Ведь она не обещала, что Заманжол Ахметович будет восстановлен.

– Ладно, ребята, оставим этот разговор, – сказал Заманжол Ахметович.

– Как это – оставить?! – не согласилась с ним Катя, – Мы не можем этого так оставить. Правда, ребята?

И она оглядела одноклассников. Те улыбались ей, не зная, что сказать.

– Ну что же вы все молчите? – не унималась Катя, – Что, – съездили один раз в столицу, и вышел весь запал? Слабо до конца добиваться справедливости?

– Но что мы можем еще сделать? – сказала Анара.

– Поговорим еще раз с Санией Калиевной. Не поможет – обратимся к президенту.

Ребята заулыбались недоверчиво.

– А чего – напросимся прямо к президенту. Неужели он не примет нас?

Заманжол с интересом оглядывал своих бывших учеников.

Анара пожала плечами. Мол, почему бы не напроситься?

Тут в разговор вступил Шокан. Он сказал:

– Правильно говорит Катя – нужно еще раз съездить в столицу. Жаль – я не смогу. Но, если что, звоните. Я помогу.

– Чем это ты сможешь помочь? – Анара взглянула на него с удивлением.

– Подам рапорт Главнокомандующему Вооруженными Силами.

– А при чем тут главнокомандующий?

– При том, что он и президент – это одно лицо.

– Да иди ты! – Анара засмеялась и вместе с ней засмеялись и остальные. Заманжол смотрел на своих веселящихся учеников и думал:

«Какие они все же славные! И ведь они добьются справедливости. Обязательно добьются!»

Мама Шокана выглянула из кухни и крикнула, перекрывая шум и смех:

– Девочки, давайте уставлять столы. Шокан, попроси гостей к столу.

Все поднялись со своих мест и начали, – кто усаживаться за стол, а кто – уставлять стол всякими яствами. Заманжол придвинулся к папе Шокана, освобождая место рядом, и только тут заметил маму Анары – все это время эта женщина просидела в углу незамеченная.

– Здравствуйте, – поздоровался он с ней. И добавил:

– Извините, я забыл ваше имя.

Вообще-то Заманжол не знал ее имени – он видел ее лишь однажды, когда подрались Азамат и Шокан, и Дарья Захаровна почему-то пригласила и маму Анары. Тогда она посидела молча и ушла.

– Мое имя – Зайнаб, – сказала мама Анары.

– А по отчеству?

Зайнаб смутилась. Она сказала:

– Зовите меня по имени – у меня нет отчества. У меня не было отца. И матери тоже. Я выросла в детдоме. И очень признательна вам, за то, что усыновили мальчика – вы подарили человеку отца. И когда ваш сын вырастет, он будет с гордостью произносить свое отчество.

И она улыбнулась. И эта улыбка совершенно преобразила казавшуюся невзрачной женщину.

«Вот на кого похожа Анара, – подумал Заманжол, – Она тоже преображается улыбаясь».

– Простите, но моей заслуги в том нет. Это Балжан, моя жена, решила усыновить Толегена, – сказал Заманжол смущенно.

Мама Шокана решила сгладить неловкость и сказала:

– Заманжол Ахметович, поздравьте нас – Шокан с Анарой поженились.

Все обернулись к ней.

– Да, я не шучу, – сказала она, – Они уже побывали в загсе и подали заявления. Вот только не успели зарегистрироваться. И сыграть свадьбу не успеем – Шокан завтра уезжает. Ну да ладно – отгуляем, когда вернется.

Все начали наперебой поздравлять Шокана и Анару. Азамат крикнул:

– Посадить жениха и невесту во главе стола. Сейчас сыграем малую свадьбу. А я буду дружкой.

– А я – подружкой! – подхватила его шутку Катя.

– Нет-нет, ты не годишься! – запротестовал Азамат, – Подружкой будет Оля.

Но Катя протиснулась к Анаре, и, схватив ее за руку, начала умолять:

– Анара, давай я буду твоей подружкой, а?

Та со смехом согласилась. Азамат начал отталкивать Катю от Анары, та отчаянно сопротивлялась. Началась возня, и все потонуло в шуме и смехе.

Когда все уже сидели за столом, предоставили произнести тост родителям Шокана. Отец говорил о том, чтобы его сын выполнил свой долг с честью, и вернулся из армии, не опозорив себя и своих родителей. Мама Шокана поднялась со своего места, но не смогла сказать ничего – расплакалась. Все начали успокаивать ее. Шокан сказал:

– Мама, не плачь – не на войну же я ухожу. Ты и не заметишь, как пролетят эти два года.

Потом обратился к своему учителю:

– Заманжол Ахметович, скажите вы свое пожелание. Мама что-то совсем раскисла. А я-то считал ее сильной женщиной.

Все заулыбались, а Заманжол встал и заговорил серьезно:

– Да, Шокан, наши мамы сильные женщины. Они плачут, переживают, но их нелегко сломать. Я что хочу сказать – конечно, служба не война. Да. Но и не мед. Не хочу кривить душой, говорить, что это пустяк. Нет, это очень серьезное испытание. И желаю тебе пройти это испытание с честью, не уронив своего достоинства. У нас какие-то непонятные традиции. Везде действуют неписанные законы – в тюрьме, в армии и даже на гражданке. И человек иногда не знает, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать каждый день, каждый час, каждую минуту, что он человек. Свободный человек, а не раб. И что с ним нужно обращаться, как с человеком, а не как с рабом.

Заманжол оглядел присутствующих и, заметив печаль на их лицах, постарался вернуть праздничное настроение, царившее до этого за столом.

– Что вы приуныли? Не надо смотреть на жизнь так печально. Вопреки всему она прекрасна. Я желаю тебе, Шокан, отслужить с честью и вернуться к маме и папе. И к своей Анаре. И пусть меж вами всегда будет любовь. Ведь без нее жизнь – не жизнь.

Все зааплодировали Заманжолу Ахметовичу, а он улыбнулся и сказал:

– Не надо! Я же не артист.

Когда выпили за тост учителя, Шокан спросил:

– А вы служили, Заманжол Ахметович?

– Да. Я рос слабым и болезненным. И к восемнадцати годам еле набрал нужный вес и рост, чтобы пройти комиссию. И когда я сидел вот так же на своих проводах, и потом, в пути к месту службы, мне казалось, что все – жизнь кончена. Передо мной словно стояла черная ночь. Да, мне пришлось нелегко, особенно в первое время. Но в армии я обрел своих друзей, и мы сплоченно противостояли всем бедам. Да, тогда у меня были друзья.

Заманжол вздохнул и добавил:

– Пусть и у тебя будут верные друзья – с ними жить намного легче.

И Шокан отправился служить. Попал он на границу. Он вначале обрадовался, узнав, что станет пограничником. Ведь это так романтично. Но очень скоро понял, что романтика и служба на границе – две разные вещи. И несовместимые. Потянулись тяжелые будни. Днем муштровка и многокилометровые марши вдоль границы. И все это на голодный желудок. Голодом не морили, но Шокану еще ни разу не удалось поесть, как следует. Все урывками что-то перехватывал.

Ночью издевательства стариков. Деды устроили «принятие присяги». А выглядело это так – после отбоя они построили салаг, и замкомвзвода Шилов, здоровенный сержант, начал бить «принимающих присягу» в грудь прикладом автомата. Считалось, что «присяга принята», если салага выдержал достойно этот страшный удар, если он не свалился с ног, как подкошенный. Кто-то выдерживал, а кто-то падал и тогда этому несчастному сообщали, что он не прошел обряд посвящения, и что придется еще раз «принимать присягу» – потом, когда немного оправится. «Принявших присягу» одобрительно хлопали по спине и, поздравив, отводили в сторону. Не сумевших принять обзывали всякими обидными словами, мол, слабак, баба и т. п. Тех, кто отступал, устрашившись занесенного приклада, хватали за руки и подводили силой к Шилову и тогда тот бил особенно зло, так, чтобы затвор автомата взвелся самопроизвольно от удара.

Это был жестокий обряд. Неизвестно, кем и когда он был изобретен. Но каждый солдат на этой заставе прошел в свое время через это и считал, что будет несправедливым, если чья-то грудь избежит удара прикладом. Шокан видел, что испытывали прошедшие экзекуцию солдаты – задыхались, хватая ртом воздух, потирали ушибленную грудь, мотая головой от нестерпимой боли, не решаясь даже застонать – это тоже считалось признаком слабости. В этот момент ему вспомнились напутственные слова Заманжола Ахметовича: «Человек не знает иногда, где он – за решеткой или на воле. И везде ему приходится отстаивать свое человеческое достоинство, доказывать, что он человек. Свободный человек, а не раб». Шокану показалось, что его учитель незримо присутствует здесь, смотрит на него испытующе – сумеет ли его ученик отстоять свое человеческое достоинство? Или даст слабину, позволит обращаться с собой, как с рабом. И когда дошла очередь до его соседа, хилого, тщедушного паренька, который побледнел и зажмурился, Шокан вдруг шагнул к Шилову и вцепился в занесенный автомат. Тот сверкнул возмущенно глазами и попытался вырвать оружие – Шокан не выпустил.

Неизвестно, кто бы кого одолел, но тут другие деды опомнились и набросились на «оборзевшего салабона». Общими усилиями она свалили Шокана и били ногами до тех пор, пока не поняли – еще немного, и они убьют солдата. Шилов бил прикладом автомата – да по ребрам, по ребрам!

На другой день Шокан попал в санчасть – сказали, что он сорвался со скалы. Командиры вряд ли поверили этому, но их устраивала такая версия. Ведь дедовщину и существующие порядки им не изменить. Кроме многочисленных ушибов у Шокана были сломаны ребра. Но зато, когда немного оправился, он смог отправить письма домой. Он представил, как тревожится за него Анара. Он написал ей первой.

«Здравствуй, моя женушка! – писал он, – Как вы поживаете с мамой? Как там мои родители? Прости, что не сразу написал – не было времени. Но ты не беспокойся – у меня все хорошо. Даже отлично! Я стал пограничником. Это так романтично! Застава наша стоит в горах, на высоте тысячу двести сорок метров над уровнем моря. Мы уже ходим охранять границу. Командиры наши отличные – учат нас всяким премудростям. И товарищи по заставе подобрались хорошие, – душевные парни. Кормят нас отлично – три раза в день, по три блюда. И добавки дают – сколько хочешь. Короче, все у меня хорошо. Так что не переживай. С такой службой и не заметишь, как пролетят эти два года. Передавай нашим ребятам привет. Скажи – пусть хорошо учатся.

Что еще написать? Как там наш ребеночек? Шевелится? Береги его. Когда родишь – отправь телеграмму. К тому времени я может, и заслужу отпуск. Ну, пока. Целую. Береги себя. Твой Шокан».

Анара прочла это письмо со слезами на глазах. Она пыталась представить Шокана в военной форме, но это ей не удавалось. Она перечитывала немногие строки, и ее не смог обмануть их бодрый тон. Ей чудились другие слова между ними – о тяжелой участи молодого солдата, о боли и тоске по дому, по своей любимой.