Текст книги "Хитмейкер. Последний музыкальный магнат"

С самого начала наша связь включала в себя все те замечательные вещи, которые присущи любящей семье. Мэрайе досталось все то, что я усвоил на примере моей семьи, не исключая и домашних блюд, готовить которые я научился от бабушки. Хотя сами мои родители не вполне разобрались с тем, как им следует воспринимать мою новую личную жизнь, они встретили Мэрайю с распростертыми объятиями. Ей это нравилось, и она платила им той же монетой. Любой, включая и саму Мэрайю, подтвердит, что она любила и ценила всю эту теплоту.

Сразу скажу, что я не пытаюсь уклониться от ответственности. Отношения с Мэрайей были штукой неуместной и неправильной – и это так вовсе не из-за разницы в возрасте. С Талией меня вообще разделяет целое поколение, но она все равно снизошла ко мне, как ангел с Небес, и мы уже четырнадцать лет наслаждаемся счастливейшими годами нашей жизни. У Селин Дион и ее мужа Рене такой же разрыв, а они вместе уже двадцать лет! Когда ты в объятиях нужного человека, возраст не имеет значения.

Однако мне следовало прислушаться к советам моего психотерапевта и сохранить дистанцию. Даже сейчас, более двадцати лет спустя, мне неловко видеть, как Мэрайя снова и снова вспоминает в интервью многое из того, в чем я и правда перед ней виноват. При всех добрых намерениях, я причинил Мэрайе много боли – и не только ей. Моим старшим детям в те годы тоже пришлось нелегко. Но мои мотивы были честны, да и потом, как вы увидите далее, это ведь она сама предложила мне жениться на ней.

У нас была «музыкальная» связь. У Мэрайи был талант, поразительные вокальные и творческие способности. А я знал, как наилучшим образом использовать их, – и у меня, к счастью, были все полномочия и все возможности для того, чтобы применить это знание на деле. В самом начале наши мечты полностью совпадали, и все наши ежедневные беседы проходили в едином ключе. Вполне вероятно, что она добилась бы не меньших успехов и в том случае, если бы мы так и остались друг для друга «певицей Мэрайей Кэри» и «Томми Моттолой, главой Sony Music». Теперь я понимаю, что это был бы для нас идеальный вариант сотрудничества. Хотел бы я, чтобы тогда нашелся крепкий парень, который запер бы меня где-нибудь и колотил до тех пор, пока я не признал бы, что слепо бросаться в эти отношения с Мэрайей – ошибка. Многие предупреждали меня на этот счет. Но я был словно под гипнозом и действовал тогда вопреки моему собственному личному и профессиональному опыту, то есть делал как раз то, от чего сам всегда предостерегал других. Все, что я тогда мог видеть, – это фантастическая совместная работа и успех, который нас наверняка ожидал.

В начале 1992 года мы с Мэрайей пришли к полному взаимопониманию относительно того, что нам делать дальше. Дело в том, что ее вокал в песне Emotion был настолько уникальным и сложным, что нашлись критики, утверждавшие, что голос Мэрайи является плодом студийной обработки. Конечно, ведь в песне есть места, где она выдает такие последовательности высоких нот, что и певчая птица позавидует.

Одной из причин, по которым такие слухи вообще могли распространиться, было то, что Мэрайя никогда до этого не участвовала в концертных турне. Ни критики, ни массы фанатов не видели ее поющей «вживую», а потому никто и не мог опровергнуть эти инсинуации. Я-то, конечно, знал, каким удивительным голосом она обладала. И в Sony это тоже было всем известно, но дело было именно в общественном мнении, только оно имело значение. А я всегда был очень чувствителен к любым отзывам: хорошим, дурным или нейтральным, которые могли повлиять на мнение и поведение потребителя. Заметив же проблему, я всегда предпочитал сразу заняться ею. Так что мы решили не тратить время попусту.

Нам всего лишь нужно было показать миру, что Мэрайя обладала одним из величайших вокальных дарований всех времен и народов. И мы нашли прекрасный способ сделать это – поучаствовать в шоу MTV Unplugged.

В том, что касалось промоакций, канал MTV был тогда самой могущественной силой музыкального бизнеса, а серия передач Unplugged стала одним из крутейших шоу своего времени. Смысл его заключался в том, чтобы показать, как звезды выступают вне студий, и позволить публике получить представление о естественных возможностях и талантах того или иного артиста. Шоу стартовало в 1989 году и приобрело немалую популярность после того, как Пол Маккартни выступил на нем в 1991 году. Так что мы договорились с каналом, и Мэрайя должна была продемонстрировать там свой голос «как он есть».

Конечно, имелся определенный риск. Мэрайя возникла из ниоткуда и сразу добилась очень многого, у нее не было возможности расти и развиваться, выступая в небольших клубах и на различных мероприятиях. Брюс Спрингстин, Билли Джоэл и Боб Дилан потому и стали столпами музыкальной культуры, что использовали все эти шумные, тесные и прокуренные помещения, годами выковывая там свой индивидуальный стиль. Это был бесценный опыт, и Мэрайе еще только предстояло приобрести его, чтобы создать свой собственный подход к выступлениям на публике. Но у нее за спиной стояла вся наша компания, и мы решили смело бросить кости.

Она вышла на сцену в джинсах и черном кожаном жакете… С первой же минуты она развеяла слухи о «студийном» голосе, поскольку начала именно с песни Emotions и взяла такие высокие ноты, что они, казалось, пробивали крышу и устремлялись в облака. Она поочередно исполнила все свои хиты, располагая из всего студийного арсенала только микрофоном, хором на заднем плане и аккомпанементом рояля, скрипок, барабанов и гитар. Никакой техники! Для финала она выбрала песню I’ll Be There группы Jackson-5, и это было вторым лучшим исполнением этой песни в истории. Я думаю, что этого успеха никому уже не превзойти.

Фанаты засыпали MTV просьбами повторить трансляцию концерта, и канал начал ставить ее в эфир в три раза чаще, чем обычные выпуски Unplugged. После этого «живого» выступления ни у кого уже больше не возникало вопросов относительно подлинности голосовых возможностей Мэрайи.

У меня бывали моменты, когда я отвлекался и делал паузу, чтобы немного поразмыслить. Времени поразмыслить как следует постоянно не хватало, поскольку обычно я чувствовал, как будто сижу у подножия протекающей дамбы, которая вот-вот рухнет и которую приходится постоянно латать всеми подручными средствами и материалами.

Но я помню, как однажды направлялся повидать Брюса Спрингстина… Подходя к студии, я вызвал в памяти тот вечер, когда впервые встретил Брюса в нью-йоркском ночном клубе Max’s Kansas City, где он зажег толпу из примерно сотни посетителей, исполнив свою знаменитую песню Rosalita. Потом мои мысли перескочили вперед, к тому моменту, когда я услышал Born to Run и погрузился в образы этой песни настолько, что мне тогда пришлось себя ущипнуть.

А в тот день я шел на студию, чтобы услышать новые произведения Брюса, и шел не как гость и не как менеджер дуэта Hall&Oates, которым я был во время того концерта в Max’s Kansas City. Я уже не был сторонним наблюдателем, а превратился в главу компании и посредника, помогающего песням Спрингстина достичь широкой публики.

В начале 1992 года Брюс и Джон Ландау решили одновременно выпустить два альбома – Lucky Town и Human Touch. Я понятия не имел, что они для меня приготовили, но был взволнован и предвкушал нечто интересное. В конце концов, это была первая работа Брюса с того момента, как я начал работать на Sony.

В тот раз мы услышали много отличных песен, но одну из них я выделил для себя особо. Текст If I Should Fall Behind так точно отразил мои чувства к близким и дорогим мне людям, что я едва не заплакал. Мне тогда даже понадобилась небольшая передышка. Я тогда сразу полюбил эту песню, люблю ее сейчас и вечно буду любить! Если вы спросите меня, что давало мне силы вставать по утрам и гонять себя и свою команду до изнеможения в попытках стать крупнейшей музыкальной компанией в мире, – то вот вам ответ. Именно такие песни, как эта.

Одной из многих наших стратегий в Sony был комплексный подход, при котором мы не зацикливались на наших внутренних делах, а старались найти новые возможности на стороне. Одним из лучших примеров такого рода была одна история с Брюсом Спрингстином, которая как раз произошла примерно в то время. Киностудия TriStar Pictures работала тогда над фильмом «Филадельфия», где снимались Том Хэнкс и Дензел Вашингтон. Режиссер картины Джонатан Демми нуждался в саундтреке. И мы решили предложить этот проект менеджеру Брюса Джону Ландау.

Тут надо остановиться и сказать пару слов о Джоне, поскольку без этого нельзя в полной мере понять, кто такой Брюс Спрингстин. Собственно, вы и с самим Брюсом не смогли бы пообщаться, не переговорив сначала с Ландау. Брюсу повезло найти в своем менеджере человека, который был столь маниакально предан ему и одновременно разделял его образ мысли, имел с ним общее художественное видение и понимание музыки. Никто не мог подкатить к Брюсу с новым предложением, если до того Джон не услышал и не одобрил бы его. Если Джон все же убеждался, что ваша идея послужит интересам Брюса, то лишь тогда он… возможно, мог бы замолвить за вас словечко.

В тот раз Ландау сначала посмеялся над нами.

– Послушай, – сказал я. – Это просто превосходный фильм. Он про человека, который умирает от СПИДа! Можем мы хотя бы пригласить Брюса на просмотр?

Брюс согласился, и картина глубоко тронула его. Потом он познакомился с Джонатаном Демми и Томом Хэнксом – они моментально нашли общий язык. Саундтрек фильма, сделанный в итоге Брюсом, поднял «Филадельфию» на новую высоту и сам по себе оказался отличной песней. Когда думаешь об этой кинокартине, то и Streets of Philadelphia тоже сразу приходит на ум… и наоборот. Казалось, песня и фильм созданы друг для друга. А то чувство удовлетворения, которое я получил в результате, было похоже на эффект наркотика – я с нетерпением ждал случая повторить этот опыт.

Время для этого было подходящее, и нам повезло провернуть подобную же сделку с Шаде Аду, так как подвернулась возможность создать музыкальную тему для фильма «Непристойное предложение».

Мягкий и сексуальный вокал Шаде был своего рода парадоксом с коммерческой точки зрения. Ее песни редко попадали на первые места в хит-парадах, но их все равно всюду слушали, и не только по радио. Когда вышел сингл Smooth Operator, его практически невозможно было не услышать. Он звучал всюду: в маленьких бутиках, в дорогих ресторанах, в спа-салонах… Я и теперь в любое время не прочь послушать дома какой-нибудь из ее хитов. Скажем, сингл No Ordinary Love я за свою жизнь прослушал, без преувеличения, порядка трех тысяч раз.

Помню, как я однажды признался в этом во время совместного ужина с Шаде. Мы тогда обсуждали подготовку ее нового альбома, и она обрадовалась моим словам, хотя и была смущена. Ей не нравилось избыточное внимание, и она не любила быть на виду, предпочитая уединение и самосозерцание. Она записывала свои альбомы, а после могла исчезнуть с горизонта на годы. Такова уж была Шаде Аду. Однако приближался выход ее альбома Love Deluxe, и нам был нужен особый инструмент для того, чтобы стимулировать спрос на него. Сингл был уже записан и отлично подходил к фильму, так что нам нужно было лишь правильно все организовать.

Перейдем к описанию самой картины. В ней снимались Роберт Редфорд, Деми Мур и Вуди Харельсон, а сюжет замечательно годился для наших целей. Харельсон и Мур играли супружескую пару, которая просаживала все свои средства в казино Лас-Вегаса. Потом появлялся Редфорд и предлагал Харельсону миллион долларов за ночь с его женой. Тот соглашался. Почти невозможно передать те эмоции, которые No Ordinary Love добавляла к видеоряду в сцене на яхте, где камеры фокусируются на персонажах Редфорда и Мур. Музыка буквально электризует этот эпизод, пробуждает чувства намного более сильные, чем это смог бы сделать любой диалог. Потом при первых же звуках этой мелодии перед глазами возникал тот момент, когда Деми Мур буквально растирала свое тело купюрами…

Как только мы ознакомились с фильмом, то сразу поняли, что он сможет стать превосходным рычагом для продвижения альбома Шаде. Так и случилось. Сами диски с альбомом лежали в магазинах за месяцы до выхода «Непристойного предложения», и едва фильм попал на экраны, как мы сразу приобрели бешеную популярность на радио – No Ordinary Love требовали ставить так часто, что телефонные линии раскалились от перегрузки. Вот так всего лишь одна сцена в кинокартине способствовала дополнительным продажам миллионов альбомов Шаде по всему миру.

Таким образом, помещая нашу музыку в фильмы, мы достигали феноменальных успехов, но большая их часть приходилась вовсе не на долю принадлежащей Sony студии Columbia Pictures. То взаимодействие корпоративных возможностей, на которое рассчитывали мы с Уолтером, Огой и Моритой, когда планировали покупку этой студии, воплотилось в жизнь, пожалуй, только применительно к «Филадельфии». Проект Кевина Костнера «Танцующий с волками», успех Селин Дион в «Красавице и Чудовище», отличный результат Шаде в «Непристойном предложении» и Брюса Спрингстина в «Филадельфии» вместе навели нас на мысль о том, чтобы создать в компании специализированное подразделение для выпуска саундтреков. Прежде никто ничего подобного не делал. Sony Soundtrax возглавил Глен Брунман, и под его руководством подразделение стало одним из самых прибыльных во всей компании. Например, песня Селин Дион в «Титанике» принесла нам в целом более миллиарда долларов. Как вам такое, а?

Иногда такие вот попытки организовать что-то новое заводили меня очень далеко. Как, например, в истории с песней Hero…

Однажды вечером, когда Уолтер А. и Мэрайя работали в студии над ее следующим альбомом, я решил навестить их по пути в ресторан.

В тот день мне позвонили из Columbia Pictures. Они тогда как раз работали над фильмом «Герой» с Дастином Хоффманом и Джиной Дэвис, а Epic занималась для них музыкальной частью. Для записи саундтрека мы думали также привлечь Глорию Эстефан.

Я пересказал Мэрайе и Уолтеру сюжет и поинтересовался, не смогут ли они написать подходящую к нему песню. Уолтер даже попробовал несколько нот, пытаясь нащупать первые такты будущей мелодии. Они с Мэрайей явно двигались в верном направлении, так что я оставил их и отправился ужинать.

Когда я вернулся часов в одиннадцать, они все еще работали. Песня была почти готова, и они хотели узнать мое мнение, но стоило Мэрайе начать петь, как я почувствовал, что начинаю дрожать. Где-то на середине песни я больше уже не мог сдерживаться и воскликнул:

– Стоп! Стой! Пожалуйста, остановись!

Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.

– В чем проблема?

Проблема? Никаких проблем. Просто ощущения оказались слишком сильными.

Уолтер и Мэрайя смотрели на меня в смущении, а я чувствовал себя так, будто присутствовал при первом исполнении My Way Фрэнком Синатрой или на первом прогоне песни People у Барбры Стрейзанд… Или как если бы на моих глазах Элтон Джон нашел бы мелодию, подходящую для текста Candle in the Wind…

В тот момент я внезапно отчетливо понял, что и спустя полвека люди будут с восхищением слушать эту песню и голос Мэрайи Кэри.

– Это, возможно, лучшая песня из всех, что мне доводилось слышать, – сообщил я им.

Они были счастливы слышать это, но я еще не закончил:

– Эта песня так хороша, что фильму она не достанется и никто больше не будет записывать ее. Мэрайя, это будет только твоя песня, она принадлежит тебе и будет частью твоего наследия. Она должна войти в твой следующий альбом, ведь это одна из самых значимых работ в твоей карьере… или даже самая значимая! Она станет эталоном, классическим образцом.

Вот тут Мэрайя перестала улыбаться и возразила:

– Я писала эту песню для другого артиста, а сама я такое петь не могу. Слишком уж она мещанская, это совсем не похоже на меня.

Надо сказать, что она всегда боролась с желанием творчески развиваться в сторону хип-хопа. И ее можно понять, так как она выросла на госпеле и ритм-н-блюзе, а хип-хоп стал музыкой ее времени, ее поколения. Он был частью того, чем она являлась, – я это осознавал. Пусть она и согласилась написать главную песню для фильма Hero, это еще не значило, что она хочет сама исполнять ее.

– Пожалуйста, послушай! – убеждал я. – Измени ее, если хочешь. Спой эту песню в своем стиле, с душой, со страстью! Сделай ее своей!

Тогда она вернулась к работе с Уолтером А. и вскоре сделала именно то, о чем я просил. Для подготовки окончательной версии Hero мы пригласили лучшего звукооператора тех лет Мика Гузоски, который и прежде помогал нам с многими хитами. Помню, как сидел рядом с ним за пультом, пока шла запись.

Мэрайя с таким мастерством вложила свою душу в эту песню, что трудно было поверить, будто она изначально относилась к ней довольно прохладно. Отличный текст, прекрасная мелодия, выдающиеся исполнитель и продюсер. В этой песне было все самое лучшее, и каждый нашел бы в ней что-нибудь для себя, настолько сильный и универсальный посыл она передавала.

Можно было представить, что это песня про маленькую девочку, отец которой является для нее героем. Или что это песня про подростка, которого жизнь проверяет на прочность. Песня словно и правда была о любом человеке, который смело сделал шаг вперед, когда это было необходимо. Она затрагивала душу каждого и могла вызвать душевный подъем как у шестилетней девочки, так и у семидесятилетнего старика. Мэрайя и Уолтер создали произведение искусства, содержащее все ингредиенты, с помощью которых машина компании Sony могла установить новый стандарт в жанре.

И это было очевидно для всех, кроме самой Мэрайи. Она с некоторой опаской слушала сделанную запись Hero. В душе я полагаю, что она на самом деле полюбила ее, но считала, что песня может выставить ее на посмешище в кругах фанатов хип-хопа. Я чувствовал, что дело по большей части было именно в этом, а не в ее отношении к самой песне. В конце концов, никто ее не принуждал, и поработала она от всей души… просто это была работа не в том направлении, куда она стремилась двигаться. Ее следующий альбом – Music Box – был построен на смешении различных стилей, но, с ее точки зрения, Hero в него не вписывался.

А я, напротив, считал, что это и есть недостающий элемент. Как бы волшебный ключик, готовый открыть для нее доступ к любой категории слушателей. С этой песней она кого хочешь могла поймать на крючок. И не только в США.

Обычно артист не может охватить сразу все направления. Он всегда попадает в ту или иную категорию: поп-музыка, современная музыка, ритм-н-блюз, хип-хоп… Никому до того не удавалось оккупировать все ключевые форматы музыкального радиовещания и покорить все демографические категории возможных фанатов. Но с этой песней Мэрайя получила именно то, о чем можно только мечтать в начале карьеры. Все в Sony просто влюбились в эту песню, а потому дело было явно не в том, что это я один впал в самообман насчет ее перспектив в будущем альбоме. Я видел, что не включить Hero в Music Box – это как вычеркнуть из истории Тони Беннета, исполняющего I Left My Heart in San Francisco.

В общем, Мэрайя была не в восторге, но Hero все равно попала в новый альбом. И этот факт еще больше укрепил мою подругу во мнении о том, что я ее чрезмерно контролирую.

Я думаю, что осознание моей правоты пришло к ней постепенно. Сначала Hero стала мировым хитом, и подростки начали писать Мэрайе письма, где многие признавались, что подумывали о самоубийстве, пока не услышали ее голос и не поняли, что в жизни есть вещи, за которые стоит бороться. Потом к ней обратились с просьбой спеть Hero дуэтом с Лучано Паваротти на концерте по сбору средств для Косово. Затем ее просили выступить с этой песней для утешения общественности после опустошительного теракта против Всемирного торгового центра. Наконец, даже Барак Обама захотел услышать Hero на своей инаугурации! В итоге я однажды увидел по телевизору, как она поет ее для своих близнецов, которыми она тогда была беременна…

Мэрайя была еще ребенком, когда сочинила Hero, и полное понимание значения этого произведения пришло к ней не раньше, чем она повзрослела.

У всех этих успехов была и другая сторона. В очень многих случаях артисты отвергали советы, которые я им давал, основываясь на своих инстинктах. Приведу отличный пример. Приблизительно в то же самое время я посетил Майами, чтобы пообщаться с Глорией Эстефан у нее дома на острове Стар. Тогда и состоялся разговор, подобного которому в нашей совместной работе прежде не случалось.

Все предыдущие месяцы мы с Эмилио обсуждали то, в каком стиле должен быть выдержан будущий альбом Глории. Это было критически важное время, поскольку мы уже приобрели определенный «импульс», и каждый новый альбом привлекал все больше пылких фанатов из все более широких слоев общества. Продажи тоже постоянно возрастали. Железо было уже горячо, время было ковать. В тот момент Глория могла выпустить поп-альбом, дополнить его мировым турне – и это с легкостью удвоило бы продажи ее предыдущего диска. Но у Эмилио было другое предложение – записать новый альбом полностью на испанском, отдавая дань уважения кубинским корням артистки.

Я уже слышал, как Глория поет песню под названием Mi Tierra, и счел ее просто потрясающей. Но выпускать полностью испаноязычный альбом прямо тогда было рискованным шагом. Это могло сузить ее аудиторию как раз в тот момент, когда мы планировали шаги, чтобы добиться радикально противоположного. Было бы намного разумнее выпустить такой альбом по следам крупного успеха в более традиционном поп-направлении. Мои коллеги в Нью-Йорке, а равно и наши представители в заграничных офисах – все были в равной мере критически настроены по отношению к предложенному Эмилио неожиданному маневру.

Я знал, что этот вопрос придется разрешить во время моего следующего визита к Глории в Майами. Эмилио был того же мнения. Когда я приехал, было видно, что он взволнован.

– Глория хочет поговорить с тобой наедине, – сказал он.

Мы все были как семья, но отношениями с Sony у них ведал Эмилио, и Глории прежде не было нужды в том, чтобы обращаться с подобными вопросами напрямую ко мне. Не говоря уже о том, чтобы делать это в приватной обстановке. Когда мы расположились на заднем дворе их дома, то поначалу застыли в неловком молчании. Мы сидели под пальмами, вокруг плескалось море, но все же в тропической атмосфере ощущался нервный холодок. Стоило нам начать беседу, как я неожиданно обнаружил в Глории качество, которое трудновато описать словами. Но я постараюсь. Это была стальная непреклонность – качество, которое, вероятно, всегда у нее было, но особенно ярко проявилось после аварии. Психологическое напряжение закалило Глорию морально, а изнурительные тренировки реабилитации – физически. Ее личность как будто приобрела новое измерение. В тот раз она сразу же перешла к делу и прямо заявила, что хочет записать следующий альбом полностью на испанском.

– Послушай, Глория, – отвечал я. – Это отличная идея. Она мне нравится! Да и музыка просто невероятно хороша. Но давай просто сделаем еще один поп-альбом – сейчас, когда для этого есть благоприятные условия. А альбом на испанском выпустим сразу после этого. Успех первого из двух послужит мотором для второго.

– Я хочу начать с альбома на испанском, – твердо сказала она.

Она произнесла это безо всякой агрессии, но я внезапно почувствовал себя чем-то вроде штанги, которую она твердо вознамерилась поднять.

Мне вовсе не хотелось, чтобы она и дальше рассматривала меня в таком качестве. Я лишь пытался дать ей осознать тот риск, с которым сталкивается артист, резко меняющий стиль своей работы. Тут нужен был крайне деликатный подход.

– Глория, – сказал я, – иногда стремления артиста и аппетиты публики не совпадают. Ты можешь, конечно, повести публику за собой, но это получается хорошо и гладко, только если новое звучание имеет какие-то узнаваемые для фанатов корни. Эта узнаваемость успокаивает людей. А если ты откажешься от этого принципа, то можешь отпугнуть часть аудитории.

Потом мы где-то с полчаса обсуждали разные тонкости, но в конце она сказала следующее:

– Томми, я все понимаю. Я от всей души благодарна тебе за то, что ты так тщательно это обдумывал ради меня. Но этот альбом значит для меня все. Сейчас именно он внутри меня, и его нужно выпустить на свободу.

В тот миг я почувствовал, что альбом, о котором она вела речь, должен был стать своего рода кульминацией всего того, что с ней произошло. И речь не только о несчастном случае, а вообще обо всем, что случилось с ней после того, как она маленькой девочкой иммигрировала в Соединенные Штаты с Кубы. Дело было не в том, что она хотела экспериментов, а хиты старого образца ей наскучили. Просто она, словно мотылек, стремилась к огню, который парадоксальным образом все это время горел внутри ее самой.

Для нее это был не каприз, а вполне естественный шаг. Это нужно было принять.

Sony никогда раньше не готовила выход альбома на иностранном языке теми же методами, что применялись для обычных поп-альбомов. Насколько предупредительным я был в самом разговоре с Глорией, настолько же напористым мне нужно было бы стать после него – и все для того, чтобы успешно воплотить в жизнь наши новые планы.

Мы встали и обнялись.

– Я верю в тебя, – сказал я.

– А я верю в эту музыку. Мы справимся, и ничто нас не остановит. За дело!

Альбом Mi Tierra был не только выдающимся произведением искусства, заслуженно отмеченным «Грэмми», – он также стал и самым продаваемым в Испании. Да что там Испания – одноименный сингл попал в Топ-40 даже в таком далеком краю, как Австралия! И среди всех когда-либо изданных испаноязычных альбомов Mi Tierra тоже оказался наиболее популярным.

Мы никогда не узнаем, что произошло бы, выйди он после крупного успеха Глории в «традиционной» поп-музыке. Да и наплевать. Я счастлив, что Глория тогда оказалась права.

Голоса друзей

Глория Эстефан

Когда я вышла на ту сцену, восстановившись после аварии, то я так нервничала, так волновалась! Томми сидел в середине первого ряда и был первым, кого я увидела. Он плакал, как ребенок… и тогда я смогла отбросить все свои страхи и сомнения.

Селин Дион

Томми – бизнесмен, да. Но он также человек очень чувствительный. Я не раз видела, как он плачет, а для меня это важно, поскольку значительная часть моей жизни и карьеры основана на понимании человеческих эмоций.

Я не стала бы работать с людьми, у которых эмоциональной чувствительности нет. Зато представьте, как здорово иметь дело с человеком, который обладает большой властью, но при этом сохранил живую душу. Не знаю, есть ли для этого подходящее выражение на английском, но по-французски мы называем это так: «Une main fer dans un gant velour». Это значит: «Железная рука в бархатной перчатке». Томми именно таков. Когда мы познакомились, он быстро понял, насколько застенчивой, нервной и даже напуганной я тогда была. И потому дела коммерческие он обсуждал с Рене, а в наших беседах изо всех сил старался подбодрить и успокоить меня.

Джон Ландау

Знаете, в ситуации, когда артист и его менеджер предлагают звукозаписывающей компании новую песню, иногда возникают трудности. Мне доводилось встречаться с такими руководителями, которые могли прослушать альбом, а потом тупо посмотреть на тебя и сказать: «Э-э-э? И что это было?» Они просто не могли прочувствовать звучание, а когда дело именно в этом, то это очень сложно скрыть.

Томми же был очень толковым слушателем. Время от времени он даже мог эмоционально отреагировать и вообще без проблем выражал свои чувства по поводу услышанного.

Он обладал этими качествами потому, что и сам прежде был менеджером, он знал наизусть все мои возможные проблемы. Достаточно сказать, что иногда нам доводилось с полуслова понимать друг друга, не консультируясь на каждом шагу с музыкантами.

Я, например, мог сказать Томми:

– Послушай, давай взглянем на это с точки зрения Брюса…

Ведь если тот или иной вопрос решался не в нашу с Брюсом сторону, то именно мне предстояло рассказать артисту об этом.

И Томми это отлично осознавал, ведь он знал, каково это – быть менеджером. Это очень помогало нам в работе. Нет, Томми не из тех, кто идет у менеджеров на поводу и разбрасывается миллиардами. Но наше взаимопонимание позволяло вести диалог легко и свободно.

Глория Эстефан

Единственный раз мы с Томми поспорили из-за моего альбома Mi Tierra. Но в итоге он понял, как важно для нас с Эмилио было отдать дань уважения Кубе, а поняв, поддержал нас всеми силами.

У Томми не бывает полутонов. Если ему что-то понравилось, то он сообразит, как лучше подать это аудитории. И он подключит всех своих ребят, чтобы добиться успеха.

Он поверил в нас тогда и решил рискнуть. Про тот альбом я еще скажу, что Томми обеспечил для него превосходную обложку, прямо произведение искусства.

Если уж Томми сказал «да» – он сделает все возможное, чтобы у артиста все получилось.

Кори Руни, продюсер и композитор

Из той истории с песней Hero можно понять, как легко в нашем деле пропустить что-то важное. В какой-то момент Мэрайя намеренно, будто из вредности пытаясь испортить не нравившуюся ей песню, перепела ее совсем уж в духе госпела. А Томми сказал на это:

– Хорошо. Классно. А теперь спой ее правильно.

Знаете, если очистить песню от наслоений и не ударяться в крайности, то потенциал ее даже возрастет. А то, что в ней на самом деле должно быть, все равно останется. Просто прослушав оба исполнения Hero и почувствовав разницу, я понял: этот парень знает, о чем говорит. И дело не в том, что он не любил госпел, напротив, Томми с огромным удовольствием его слушает. Вся штука в том, что Томми сразу понял, как нужно исполнить конкретную песню для того, чтобы она захватила массы слушателей.

Дэйв Марш, музыкальный критик

Чтобы преуспеть в музыкальном бизнесе, важно разбираться в тонкостях межрасовых отношений в культуре США. Например, Томми знал, как грамотно поместить образ Мэрайи Кэри «на стыке» трех расовых групп: черных, белых и латиноамериканцев. В этом проявлялось его мастерство. С Мэрайей он проделал прекрасную работу, а это было непросто. Есть куча людей с отличным голосом, но лишь немногим из них удается чего-то достичь. И еще меньшее число добивается такого успеха, как у Мэрайи Кэри.

Дэйв Глю

Изучая успех Sony, многие упускают из виду один момент. Серьезным недостатком системы компаний Warner, Elektra и Atlantic было то, что они состояли из двух частей – американской и международной. При этом высшее руководство было сосредоточено в США. Я все это отлично видел, ведь я почти двадцать лет работал на них.