Текст книги "Место под названием «Свобода»"

Глава третья

Небольшое помещение церкви заполнилось до отказа. Значительную часть мест в центре заняли Джеймиссоны и их гости – женщины в необъятно широких юбках и мужчины при шпагах с треуголками на головах. Шахтеры и фермеры, составлявшие основную массу конгрегации в обычное воскресенье, сумели оставить пустой коридор между собой и знатью, словно опасались случайно прикоснуться к изысканным одеяниям и испачкать их угольной пылью или навозом.

Мак нарочито громко разговаривал с Эстер, но при этом держался настороже. Владелец шахты был наделен правом пороть непокорных рабочих. Сэр Джордж Джеймиссон являлся к тому же еще и мировым судьей, а это означало, что он мог запросто приговорить любого к повешению, и никто не посмел бы оспорить его вердикт. Мак действительно подвергал себя безрассудному риску навлечь гнев столь могущественного человека.

Но ведь правда оставалась за ним. С Маком и другими шахтерами обходились несправедливо, незаконно, и каждый раз, когда он думал об этом, им овладевала такая злость, что он был готов кричать обо всем с крыши каждого дома в деревне. Он не мог распространить новость втихаря, как будто в ней не заключалась истина. Следовало либо выступить открыто и отважно, либо отступиться.

На мгновение он задумался о возможности промолчать. Зачем нарываться на неприятности? Но затем зазвучал псалом, и горняки гармонично подхватили его, заполнив церковь своими взволнованными голосами. У себя за спиной Мак мог слышать высокий тенор Джимми Ли, лучшего певца в деревне. И пение заставило его мысленно вернуться к долине Хай Глен, к мечте о свободе. Он обуздал свои нервы, полностью овладел собой и преисполнился решимости исполнить намеченный план.

Пастор – преподобный Джон Йорк – был сорокалетним добряком с начавшей редеть шевелюрой. Он говорил с запинками, явно попав под впечатление от великолепия редких в его церкви высокородных визитеров. Темой проповеди он на сей раз избрал Истину. Как он отреагирует, когда Мак прочитает вслух письмо? Инстинктивно он, разумеется, захочет встать на сторону владельца шахты. Вероятно, он даже получил приглашение отобедать в замке по окончании службы. Но в то же время он все-таки оставался священником. В его обязанности входило выступать в защиту справедливости и закона независимо от мнения сэра Джорджа, не так ли?

Простые каменные стены церкви были лишены каких-либо украшений. Огня для отопления не разводили, и дыхание Мака паром затуманивало холодный воздух. Он всматривался в тех, кто приехал из замка. Ему были знакомы почти все члены семьи Джеймиссон. Когда Мак был еще мальчишкой, он невольно проводил в замке много времени. Сэра Джорджа трудно было бы не различить по неизменно красному лицу и толстому брюху. Рядом с ним сидела его жена в узорчатом розовом платье, которое выглядело бы очень красивым на более молодой женщине. Роберту, старшему из сыновей, молодому человеку с жестким взглядом и не умевшему улыбаться, уже исполнилось двадцать шесть, и он постепенно начал приобретать пухлый живот и прочие округлые формы тела отца. Его соседом был привлекательный светловолосый молодой мужчина примерно одного с Маком возраста – наверняка это Джей, младший сын. Еще в шесть лет Мак играл с Джеем в соседнем с замком лесу почти каждый день, и тогда оба думали, что на всю жизнь останутся друзьями. Но уже следующей зимой Мак начал трудиться на шахте, и у него больше никогда не оставалось досуга для игр.

Узнал он и некоторых из гостей Джеймиссонов. К примеру, леди Хэллим и ее дочь Лиззи. Лиззи Хэллим давно стала источником сенсационных сплетен и скандальных новостей по всей округе. Ходили слухи, будто она разгуливает в мужском костюме и носит на плече ружье. Она была способна отдать собственные башмаки босоногому ребенку, а потом отругать его мать за небрежное содержание своего дома. Мак не встречался с ней уже несколько лет. В усадьбе Хэллимов построили свою церковь, а потому обычно по воскресеньям они не приезжали сюда, появляясь в деревне только в тех крайне редких случаях, когда в замок наведывались Джеймиссоны. И теперь Мак вспомнил последний раз, когда видел Лиззи. Ей исполнилось лет пятнадцать. Ее нарядно одели в стиле настоящей леди, но она, как простой мальчишка, принялась тогда кидать камни в белок.

Мать Мака в свое время служила горничной в особняке Хай Глен, основном доме семьи Хэллим, но даже после замужества иногда наведывалась туда по воскресеньям, чтобы повидаться с друзьями из числа прислуги и похвастаться красотой своих близнецов. Мак и Эстер играли с Лиззи во время таких визитов. Причем леди Хэллим могла даже не догадываться об этом. Лиззи всегда была проказницей и шалуньей, но в ней рано стали проступать черты хозяйки – эгоистичной и избалованной. Однажды Мак осмелился поцеловать ее. В отместку она больно оттаскала его за волосы, заставив расплакаться. Сейчас она выглядела так, словно в ней мало что изменилось. У нее оставалось то же округлое лицо с постоянно озорным выражением, вьющиеся темно-русые волосы и почти черные глаза, легко прятавшие лукавство во взгляде. Рот имел изгиб розового боевого лука. Рассматривая ее, Мак подумал: а ведь я не прочь снова попытаться поцеловать эту девушку. И стоило подобной мысли промелькнуть в его сознании, как она поймала на себе его взгляд. Он в смущении отвернулся, словно опасался, что ей удастся понять, какая дерзкая идея пришла ему в голову.

Проповедь подошла к концу. Но сегодня в дополнение к обычной пресвитерианской службе намечались крестины. Джен – двоюродная сестра Мака – родила своего четвертого ребенка. Ее старшенький, Вулли, уже работал в шахте. И Мак решил, что самым подходящим временем для подготовленного им заявления станет один из моментов обряда крещения. И по мере того, как это мгновение становилось все ближе, у него внизу живота начало нарастать несколько тошнотворное ощущение. Ему пришлось собрать волю в кулак и запретить себе думать о глупостях. Он ежедневно рисковал жизнью, спускаясь в шахту. Так с чего ему так нервничать, выступая против толстопузого богача?

Джен уже стояла у купели с предельно усталым видом. Ей едва исполнилось тридцать, но она родила четверых детей, сама двадцать три года работала в шахте и выглядела изможденной. Мистер Йорк опрыскал водой головку младенца. А потом ее муж Сол повторил словесную формулу, превращавшую прежде в рабов всех сыновей шотландских шахтеров.

– Я клятвенно налагаю на это дитя обязательство работать в шахтах сэра Джорджа Джеймиссона мальчиком и мужчиной, пока он будет способен трудиться, или же до наступления его смерти.

Именно этот момент избрал для решительного вмешательства Мак.

Он резко поднялся со скамьи.

Обычно после произнесения клятвы надсмотрщик Гарри Рэтчет должен был подойти к купели и вручить Солу так называемый «честный залог», традиционную, но чисто символическую плату за передачу хозяину в полную собственность своего сына – кошелек с десятью фунтами. Однако, к величайшему удивлению Мака, на сей раз сэр Джордж вознамерился лично совершить ритуал.

Он тоже поднялся со своего места и почти сразу заметил, как пристально смотрит на него Мак.

Несколько секунд двое мужчин стояли неподвижно, вглядываясь друг в друга.

Затем сэр Джордж направился к купели.

В свою очередь Мак вышел в центральный проход церкви и громогласно сказал:

– Выплата «честного залога» – устаревшая и бессмысленная процедура!

Сэр Джордж застыл, приподняв ногу для очередного шага, а головы всех присутствовавших повернулись в сторону Мака. Воцарилась мертвая тишина. Мак даже мог слышать сейчас биение своего сердца.

– Вся эта церемония не имеет никакой юридической силы, – продолжал Мак. – Новорожденный мальчик не может быть клятвенно передан в собственность владельца шахты. Ребенка нельзя обратить в рабство.

Ожил и заговорил сэр Джордж:

– Сядьте на свое место, молодой дурак, и немедленно заткнитесь.

Высокомерное пренебрежение разозлило Мака до такой степени, что у него пропали последние сомнения.

– Нет, это вы сядьте на свое место, – ответил он, отбросив опасения, и конгрегация дружно охнула от подобной дерзости. Мак указал на мистера Йорка: – Вы говорили в своей проповеди об истине, пастор. А сами готовы сейчас встать на защиту правды?

Святой отец смотрел на Мака с нескрываемой тревогой.

– О чем вы толкуете, Макэш?

– О рабстве!

– Бросьте, вы не хуже меня знаете шотландский закон, – сказал Йорк увещевающим тоном. – Шахтеры-угольщики являются собственностью владельца шахты. Как только мужчина проработает ровно год и один день, он лишается своей свободы.

– Верно, – отозвался Мак. – Закон порочен, но это закон. Однако я лишь хочу подчеркнуть, что даже такой закон не дозволяет обращать в рабство детей, и могу доказать это.

Подал голос Сол.

– Но мы нуждаемся в деньгах, Мак! – выдвинул он свое возражение.

– Возьмите деньги, – кивнул Мак. – Ваш мальчик отработает на сэра Джорджа, пока ему не исполнится двадцать один год, и его труд окупит полученные десять фунтов с лихвой. Но… – Он заговорил еще громче. – Но как только достигнет совершеннолетия, он станет свободным!

– Советую вам попридержать язык, – сказал сэр Джордж угрожающе. – Вы ведете опасные речи.

– Но я тем не менее говорю правду, – упрямствовал Мак.

Сэр Джордж окончательно побагровел. Он не привык, чтобы с ним препирались так настойчиво.

– Я с вами сам разберусь, когда закончится церковная служба, – с яростью пообещал он. Передав кошелек Солу, магнат обратился к пастору: – Продолжайте, пожалуйста, мистер Йорк.

Мак на мгновение растерялся. Неужели они просто продолжат молебен как ни в чем не бывало?

Пастор провозгласил:

– Так давайте же споем завершающий псалом.

Сэр Джордж вернулся на свое место. Мак по-прежнему стоял, не способный поверить, что все закончилось.

– Псалом номер два. «Почему бесчинствуют еретики, а люди веруют ложно?»

Но из-за спины Мака вдруг донесся голос:

– Нет, нет, погодите!

Мак оглянулся. Это был Джимми Ли, молодой шахтер и превосходный певец. Он уже однажды пытался сбежать и теперь в наказание должен был носить железный ошейник с вырезанными на нем словами: «Этот мужчина является частной собственностью сэра Джорджа Джеймиссона из Файфа. 1767 г. н. э.». Благослови тебя бог, Джимми, подумал Мак.

– Вы не можете теперь остановиться, – продолжал тот. – На будущей неделе мне исполняется двадцать один год. И если мне положена после этого свобода, я хочу все узнать об этом.

Ма Ли, матушка Джимми, поддержала сына:

– И мы все тоже.

Она была сильной женщиной, давно лишившейся всех зубов, но пользовавшаяся большим уважением в деревне, и с ее мнением приходилось считаться. Еще несколько мужчин и женщин восклицаниями выразили свое согласие с ней.

Эстер тянула Мака за рукав.

– Письмо! – взволнованно шептала она. – Покажи им письмо!

Охваченный волнением Мак совершенно забыл о письме.

– В законе все изложено иначе, сэр Джордж, – выкрикнул он, размахивая над головой письмом.

– Что это за документ, Макэш? – спросил пастор.

– Письмо от лондонского юриста, у которого я проконсультировался.

Сэра Джорджа охватил такой безудержный гнев, что казалось, он готов от него взорваться. Маку оставалось только радоваться, поскольку их разделяли несколько рядов скамей и хозяин шахты не мог при всем желании вцепиться ему в горло.

– Ты посмел проконсультироваться с юристом? – возопил он, брызжа слюной.

Сам по себе этот факт, по всей видимости, разъярил его больше всего.

– О чем говорится в письме? – спросил Йорк.

– Я прочитаю его вам, – сказал Мак. – «Церемония «честного залога» не является обоснованной ни английским, ни шотландским законом». – Среди паствы пробежал гул удивления. Это противоречило всему, во что этих людей прежде заставляли верить. – «Родители не имеют права продавать то, чем они не владеют, а именно – свободу взрослого мужчины. Они могут принудить своего ребенка работать на шахте до достижения им возраста двадцати одного года, но затем… – Мак сделал исполненную драматизма паузу и прочитал следующую фразу очень медленно и отчетливо: – Но затем он получит свободу и возможность уйти»!

И сразу же каждому захотелось высказать что-то свое. Воцарился хаотичный шум, когда не меньше сотни людей пытались говорить, кричать, восклицать или задавать вопросы. Не менее половины присутствовавших в церкви мужчин подверглись процедуре клятвенного обетования еще детьми, а потому всегда считали себя обреченными на рабский труд. А теперь им сообщили, что их обманули, и им не терпелось узнать правду.

Мак поднял руку, призывая всех успокоиться, и почти мгновенно в церкви вновь стало тихо. На мгновение он сам поразился своей власти.

– Позвольте мне все же прочитать еще одну строку, – сказал он. – «Однако как только мужчина достигает совершеннолетия, закон становится применим к нему, как и к любому другому жителю Шотландии. Отработав в зрелом возрасте год и один день, он лишается своей свободы».

Послышались возгласы, исполненные злости и разочарования. Никакой революции не произошло, поняли эти мужчины. Большинство из них не могли стать свободными сейчас, как и прежде. Но вот их сыновья имели возможность избежать такой же участи.

– Дайте мне взглянуть на письмо, Макэш, – попросил Йорк.

Мак прошел к алтарю и передал письмо священнику.

Все еще пылавший гневом сэр Джордж задал вопрос:

– И кто же он, этот ваш так называемый юрист?

– Его зовут Каспар Гордонсон, – ответил Мак.

– О да, – вскинул голову Йорк, – я о нем наслышан.

– Как и я сам, – презрительно подтвердил сэр Джордж. – Неисправимый радикал! Тесно связан с Джоном Уилксом. – Имя Уилкса было знакомо всем. Это был знаменитый лидер либералов, живший ссыльным в Париже, но постоянно угрожавший вернуться и свергнуть правительство в Лондоне. Сэр Джордж продолжал: – Гордонсона повесят за это. Я уж приложу к этому все усилия. Это письмо равнозначно государственной измене.

Пастора шокировало упоминание о казни.

– Не думаю, что здесь может идти речь о государственной измене…

– А вам будет лучше ограничиться делами божественными, – резко оборвал его сэр Джордж. – И предоставьте нам, мирянам, решать, что является предательством национальных интересов, а что – нет.

С этими словами он выхватил письмо из руки Йорка.

Паству повергло в шок столь грубое обращение со своим духовным наставником, и все замерли, ожидая его реакции на бесцеремонный выговор. Йорк поначалу невозмутимо выдерживал исполненный бешенства взгляд Джеймиссона, и у Мака возникла надежда, что пастор найдет возражения для знатного землевладельца. Но затем Йорк потупил взгляд, и Джеймиссон приобрел вид триумфатора. Он снова уселся, давая понять, что инцидент исчерпан.

Мака возмутила трусость Йорка. Предполагалось, что именно церковь обладала наибольшим моральным авторитетом. А пастор, подчинявшийся приказам богача, совершенно обессмысливал свою роль. Мак посмотрел на него с открытым пренебрежением, а потом спросил почти издевательским тоном:

– Так мы будем подчиняться закону или нет?

В этот момент поднялся Роберт Джеймиссон, раскрасневшийся от злобы, как и его отец.

– Вы непременно будете подчиняться закону, – сказал Роберт, – а ваш хозяин растолкует вам, в чем суть закона.

– Но это означает полнейшее беззаконие, – возразил Мак.

– Что лично для вас не имеет никакого значения, – ухмыльнулся Роберт. – Вы – простой шахтер, и законы вас нисколько не касаются. А что до писем к юристам… – Он забрал листы у отца. – То вот что я думаю о вашем консультанте.

И он порвал письмо.

Шахтеры в голос охнули. Их будущее было описано на этих листках, а Роберт Джеймиссон только что уничтожил их.

Роберт продолжал рвать письмо на все более мелкие кусочки, а потом швырнул клочки в воздух. Они просыпались на Сола и Джен, как конфетти на свадьбе.

Мак ощутил такое горестное чувство, словно у него на глазах кто-то умер. Письмо стало самым важным событием, когда-либо случившимся в его жизни. Он собирался показать его каждому из обитателей деревни. Уже воображал, как отправится с ним в другие шахтерские поселки, пока его содержание не станет известным по всей Шотландии. А Роберт разрушил его мечты в одно мгновение.

Должно быть, ощущение поражения отчетливо читалось на его лице, поскольку Роберт возомнил себя победителем и не скрывал этого. При виде его Мак теперь сам пришел в неистовство. Им не удастся так легко раздавить его. Ожесточение только подхлестнуло решимость. «Со мной еще далеко не покончено, – подумал он. – Письма больше нет, но закон остался прежним».

– Как я вижу, вы достаточно перепугались, чтобы уничтожить письмо, – сказал он и сам удивился пренебрежительно брезгливой интонации в своем голосе. – Но вам не под силу уничтожить закона этой страны. Он изложен на бумаге, которую вы не сможете так легко порвать.

Роберта его тирада откровенно изумила. Он замялся, не зная, как ответить на столь красноречивые слова. Ему потребовалось время, чтобы собраться и с ненавистью произнести:

– Убирайтесь отсюда!

Мак посмотрел на Йорка, как и все семейство Джеймиссонов. Ни один мирянин не имел права изгонять члена конгрегации из церкви. Неужели пастор сдастся и позволит сыну землевладельца вышвырнуть за порог представителя своей паствы?

– Этот дом принадлежит богу или сэру Джорджу Джеймиссону? – потребовал ответа Мак.

Наступил решающий момент, а Йорку не хватало характера, чтобы выдержать напряжение. Не сумев скрыть стыда за себя, он все же сказал:

– Вам действительно лучше будет уйти, Макэш.

Мак не удержался от язвительной прощальной ремарки, хотя понимал ее бессмысленность.

– Что ж, благодарю вас за проповедь об истине, пастор, – сказал он. – Поверьте, я ее никогда не забуду.

Он повернулся к выходу. Эстер последовала за братом. Когда они шли по центральному проходу, со скамьи встал Джимми Ли и присоединился к ним. Поднялись еще двое или трое, а затем на ноги вскочила Ма Ли, и внезапно исход из церкви стал массовым. Раздавался громкий стук башмаков и хруст накрахмаленных платьев по мере того, как шахтеры покидали свои скамьи и уводили за собой семьи. Уже добравшись до двери, Мак понял, что вслед за ним все шахтеры выходили из церкви, и его охватило настолько глубокое чувство общности с ними и итоговой победы, что слезы навернулись на глаза.

Они собрались вокруг него в церковном дворе. Ветер утих, но пошел снег, и его крупные хлопья плавно и лениво опускались на надгробные камни погоста.

– Он поступил скверно, порвав письмо, – со злостью сказал Джимми.

Раздались несколько голосов тех, кто разделял его мнение.

– Мы снова напишем в Лондон, – заявил кто-то.

Но Мак возразил:

– Может оказаться не так-то легко отправить подобное письмо во второй раз.

Ему трудно было сейчас сосредоточиться на подобных деталях. Он тяжело дышал, ощущал усталость, но и радость, какую испытывал, поднявшись на самую высокую вершину гор Хай Глен.

– Закон есть закон! – заявил еще один шахтер.

– Да, но и хозяин есть хозяин, – отозвался его более осторожный товарищ.

Немного успокоившись, Мак принялся оценивать с реальной точки зрения, чего он добился. Верно, ему удалось, конечно, заставить каждого всерьез задуматься, но от одного только этого ничто по-настоящему не менялось. Джеймиссоны наотрез отказались признать закон и подчиниться ему. И если они не пойдут на попятную, что могли сделать шахтеры? Был ли хоть какой-то толк в продолжении борьбы за справедливость? Не лучше ли покориться хозяину и надеяться однажды получить должность надсмотрщика, как Гарри Рэтчет?

Небольшая фигурка, закутанная в черный мех, стремительно выскочила на крыльцо церкви, как охотничья собака, спущенная с поводка. Это была Лиззи Хэллим. Она направилась прямиком к Маку. Шахтеры расступились перед ней.

Мак удивленно уставился на нее. Она выглядела достаточно привлекательно со спокойным лицом, но сейчас, пылая негодованием, стала без преувеличения восхитительно красивой. Ее черные глаза сверкали огнем, когда она спросила:

– Кто вы такой, по-вашему?

– Меня зовут Малакай Макэш…

– Мне известно ваше имя. Но кто вы такой, чтобы осмеливаться разговаривать в подобном тоне со здешним землевладельцем и с его сыном?

– А как смеют они превращать нас в рабов, если закон запрещает им это?

Среди шахтеров раздались одобрительные возгласы.

Лиззи огляделась, всматриваясь в окружавших ее людей. Снежинки налипали на мех ее шубки. Одна приземлилась прямо на кончик носа, и ей пришлось смахнуть ее нетерпеливым жестом.

– Вам повезло вообще иметь работу, за которую платят деньги, – заявила она. – Вы все должны испытывать глубокую благодарность к сэру Джорджу за то, что он построил шахту, обеспечив ваши семьи средствами к существованию.

Ответил ей Мак:

– Если мы такие счастливчики, какими вы нас считаете, то почему им требуется закон, запрещающий нам покидать деревню и искать для себя другую работу?

– Потому что вы слишком глупы, чтобы понимать, насколько хорошо вам живется здесь!

Мак вдруг почувствовал удовольствие от этого спора. И не только из-за того, что перед ним стояла красивая женщина благородного происхождения. Как оппонент, она была значительно утонченнее сэра Джорджа и Роберта.

Он нарочито понизил голос и поинтересовался:

– Мисс Хэллим, вы когда-нибудь сами спускались в угольную шахту?

Ма Ли, услышав его вопрос, просто покатилась со смеху.

– Вот только не надо этих нелепостей, – отозвалась Лиззи.

– Просто если вам однажды доведется попасть туда, даю гарантию, что вы больше никогда не назовете нас везучими людьми.

– Я сыта по горло вашей наглостью, – сказала она. – Вас следовало бы хорошенько выпороть.

– Вполне вероятно, что именно порка меня и ожидает, – кивнул он, хотя сам не верил своим словам.

На его памяти порке не подвергался ни один из шахтеров, хотя это часто случалось во времена молодости его отца.

Ее грудь вздымалась от волнения. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы даже мельком не смотреть на ее бюст.

– У вас есть заранее заготовленные ответы на любые вопросы, – сказала она. – И таким вы были всегда.

– Точно. Но вот только вы никогда не желали прислушиваться к моему мнению.

Он внезапно почувствовал, как острый локоть ударил его под ребра. Это Эстер напоминала ему об осторожности: еще никому не приносила пользы победа в споре с кем-то из высшего сословия.

– Мы обдумаем ваши слова, мисс Хэллим, – сказала сестра. – Спасибо вам за то, что вразумили нас.

Лиззи снисходительно кивнула.

– Вы ведь Эстер, не так ли?

– Да, мисс.

Лиззи вновь повернулась к Маку.

– Вам было бы разумнее внять сказанному вашей сестрой. Она обладает более развитым здравым смыслом, чем вы сами.

– Это первая неоспоримая истина, какую я услышал от вас сегодня.

– Мак! Заткни свою пасть! – прошипела Эстер.

Лиззи усмехнулась, и внезапно с нее слетела вся светская спесь. Ее лицо осветила улыбка, и она вдруг предстала перед ними совершенно другим человеком: дружелюбным и жизнерадостным.

– Боже, как же давно я не слышала такой фразы!

Потом она и вовсе рассмеялась, а Мак не удержался и захохотал ей в унисон.

Лиззи повернулась, все еще продолжая хихикать.

Мак наблюдал, как она вернулась на крыльцо церкви и присоединилась к Джеймиссонам, которые только сейчас начали выходить наружу.

– Господи, прости и помилуй! – воскликнул он, покачивая головой. – Но что за чудесная девушка!