Текст книги "Галки"

Глава восьмая

Генерал сэр Бернард Монтгомери, командующий 21-й армейской группой, которая должна была высадиться во Франции, устроил себе импровизированную штаб-квартиру на западе Лондона, в школе, ученики которой в целях безопасности были эвакуированы. По случайному совпадению именно в этой школе Монти[14]14
  Прозвище генерала Монтгомери.


[Закрыть] учился в детстве. Совещания проводились в спортзале, и все сидели на твердых деревянных скамейках – генералы, политики, а в одном легендарном случае даже и сам король.

Британцы считали, что это очень мило. Пол Чэнселлор из Бостона, штат Массачусетс, считал, что это полный идиотизм. Что им стоит принести сюда несколько стульев? В общем и целом британцы ему нравились, но не в тех случаях, когда они демонстрировали свою эксцентричность.

Пол входил в личный штаб Монти. Многие считали, что такую честь он заслужил благодаря отцу-генералу, но это было неверное предположение. Пол действительно неплохо чувствовал себя в обществе старших офицеров – отчасти благодаря отцу, но также и потому, что до войны Армия США была крупнейшим потребителем его продукции

(а его фирма производила учебные граммофонные записи, главным образом с курсами обучения иностранным языкам). Ему нравились в военных такие качества, как дисциплина, аккуратность и пунктуальность, но у него была и своя голова на плечах, и Монти полагался на нее все больше и больше.

Пол отвечал за разведку. Он был неплохим организатором, поставив дело так, что нужные Монти отчеты оказывались у него на столе в нужное время, наказывал тех, кто опаздывал, собирал совещания с ключевыми фигурами и от имени шефа подавал дополнительные запросы.

Он лично располагал опытом подпольной работы. В свое время он служил в американской разведке, Управлении стратегических служб, и находился на нелегальной работе во Франции и франкоговорящей Северной Африке (ребенком он жил в Париже, где его отец служил военным атташе в американском посольстве). Шесть месяцев назад Пол был ранен в перестрелке с гестапо в Марселе. Пуля оторвала большую часть левого уха, но от нее пострадала только его внешность. А вот вторая пуля раздробила правое колено, которое уже никогда не придет в норму, и именно по этой причине Полу пришлось перейти на канцелярскую работу.

По сравнению с опасной деятельностью на оккупированных территориях эта работа была легкой, но отнюдь не скучной. Они планировали операцию «Оверлорд», которая должна была положить конец войне. Пол был одним из всего нескольких человек, которые знали дату высадки, – правда, гораздо больше людей могли об этом догадываться. Собственно, возможных дат было три – в зависимости от приливов, морских течений, фаз луны и продолжительности светового дня. Для вторжения требовался день, когда луна поздно восходит, так как первые передвижения армии должны происходить под покровом темноты, но потом нужен лунный свет, когда первые парашютисты начнут прыгать с самолетов и планеров. Отлив на рассвете был нужен для того, чтобы разглядеть препятствия, которые Роммель расположил на побережье. Другой отлив, перед наступлением темноты, требовался для высадки войск второго эшелона. Все эти требования оставляли лишь узкое окно: флот мог отправляться в следующий понедельник, 5 июня, либо в следующий вторник или среду. Окончательное решение должно было быть принято в последнюю минуту (в зависимости от погоды) Верховным главнокомандующим союзников генералом Эйзенхауэром.

Три года назад Пол отчаянно стремился бы занять место в силах вторжения. Его одолевала бы жажда действий, положение домоседа его бы смущало. Теперь он стал старше и мудрее. Он уже выполнил свой долг: в школе он был капитаном команды, выигравшей чемпионат Массачусетса, но теперь он уже никогда не ударит по мячу правой ногой. Что еще важнее, он понимал, что его организационные таланты на войне важнее, чем умение метко стрелять.

Он был чрезвычайно рад тому, что входит в состав команды, планирующей крупнейшую за всю историю десантную операцию. Разумеется, он испытывал и беспокойство. Боевые действия никогда не развертываются в соответствии с планом (хотя Монти – и в этом его слабое место – считает, что у него получается по-другому). Пол знал, что любая его ошибка – описка, пропущенная деталь, не проверенное дважды разведсообщение – приведет к гибели солдат союзников. Несмотря на громадную численность сил вторжения, боевые действия могут развернуться по-разному, причем малейшая ошибка может изменить баланс.

Сегодня на десять утра было назначено пятнадцатиминутное совещание, посвященное французскому Сопротивлению. Это была идея Монти, который придавал деталям исключительное значение. По его мнению, чтобы выиграть сражение, надо не ввязываться в него до тех пор, пока не будут сделаны все необходимые приготовления.

Без пяти десять в зал вошел Саймон Фортескью – один из руководителей МИ-6, секретной разведывательной службы. Этот высокий мужчина в костюме в полоску держался весьма уверенно, но Пол сомневался, что он действительно разбирается в вопросах нелегальной работы. За ним вошел Джон Грейвс, нервного вида государственный служащий министерства экономической войны – правительственного учреждения, курировавшего работу УСО. На Грейвсе была обычная форма чиновника с Уайтхолла – черный пиджак и серые брюки в полоску. Пол нахмурился – Грейвса он не приглашал.

– Мистер Грейвс! – резко сказал он. – Я не знал, что вас к нам приглашали.

– Через секунду я все объясню, – сказал Грейвс. С озабоченным видом он уселся на школьную скамью и раскрыл портфель.

Пол был раздражен – Монти не терпел сюрпризов. Тем не менее Пол не мог просто так вышвырнуть Грейвса из помещения.

Через мгновение туда вошел Монти. Это был маленький человек с острым носом и редеющими волосами. Лицо с коротко подстриженными усами было изборождено глубокими морщинами. Ему было пятьдесят шесть лет, но выглядел он старше. Полу он нравился. Монти был настолько педантичен, что некоторых людей это раздражало и они называли его «старухой». Но Пол считал, что подобная дотошность как раз и спасает человеческие жизни.

Вместе с Монти вошел американец, которого Пол не знал. Монти представил его как генерала Пикфорда.

– Где этот парень из УСО? – глядя на Пола, резко спросил Монти.

– Боюсь, что его вызвали к премьер-министру, – ответил Грейвс. – Он шлет свои глубокие извинения. Надеюсь, я смогу быть вам полезным…

– Я в этом сомневаюсь, – холодно заметил Монти.

Пол внутренне застонал. Это прокол, в котором обвинят именно его. Однако здесь было кое-что еще – британцы играли в какую-то игру, смысла которой он не понимал. Он внимательно смотрел на присутствующих, пытаясь уловить хоть какие-то намеки.

– Уверен, что смогу заполнить пробелы, – спокойно сказал Саймон Фортескью.

Монти казался взбешенным – он обещал генералу Пикфорду брифинг, и вот ключевая фигура отсутствует. Тем не менее он не стал терять время на упреки.

– В предстоящей битве, – без дальнейших предисловий заговорил он, – самый опасный момент нас ожидает вначале. – Странно, что он говорит об опасных моментах, подумал Пол. Обычно у него выходит так, словно все будет происходить с точностью часового механизма. – В течение дня мы будем висеть на скале, держась за нее кончиками пальцев. – Или двух дней, подумал про себя Пол. Или недели. Или даже больше. – Противнику это предоставляет прекрасные возможности. Ему нужно будет лишь прищемить нам пальцы каблуком.

Как просто, подумал Пол. Операция «Оверлорд» была крупнейшей за всю историю человечества: тысячи кораблей, сотни тысяч военнослужащих, миллионы долларов, десятки миллионов патронов. От ее исхода зависит будущее мира. Тем не менее все эти силы можно легко нейтрализовать, если в первые несколько часов дела пойдут плохо.

– Все, что мы сможем сделать, чтобы замедлить ответные действия противника, будет иметь решающее значение, – закончил Монти и посмотрел на Грейвса.

– Ну, УСО, а именно секция Ф, располагает во Франции более чем сотней агентов – собственно, там находятся практически все наши люди, – начал Грейвс. – И за ними, естественно, стоят тысячи бойцов французского Сопротивления. За последние недели мы сбросили им многие сотни тонн оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ.

Вот ответ бюрократа, подумал Пол; он ухитрился сказать обо всем и одновременно ни о чем. Грейвс собирался продолжить, но Монти прервал его, задав ключевой вопрос:

– Насколько это будет эффективно?

Государственный служащий замялся, вместо него поспешил высказаться Фортескью.

– Мои ожидания весьма скромные, – сказал он. – Деятельность УСО дает весьма нестабильные результаты.

Пол понимал, что здесь существует свой подтекст. «Старые» профессиональные разведчики из МИ-6 ненавидели новичков из УСО с их залихватским стилем. Когда силы Сопротивления атаковали немецкие объекты, гестапо сразу же активизировало свою деятельность, из-за чего в руки гестаповцев иногда попадали люди из МИ-6. Здесь Пол был на стороне УСО – война и заключается в том, чтобы наносить удары по врагу.

Похоже, это какая-то игра. Бюрократическая свара между МИ-6 и УСО.

– Каковы же конкретные основания для вашего пессимизма? – спросил Монти.

– Возьмем хотя бы вчерашнее фиаско, – тут же ответил Фортескью. – Когда группа Сопротивления под командованием офицера УСО атаковала телефонный узел возле Реймса.

– Думаю, наша задача состоит не в том, чтобы атаковать телефонные узлы – мы сами сможем их использовать, если вторжение будет успешным, – впервые заговорил генерал Пикфорд.

– Вы совершенно правы, – сказал Монти. – Однако для Сан-Сесиля мы сделали исключение. Это узел доступа для новой кабельной трассы в Германию. Через это здание проходит большая часть телефонного трафика между Верховным командованием в Берлине и немецкими силами во Франции. Его уничтожение не нанесет нам большого вреда – мы ведь не собираемся звонить в Германию, – но нарушит вражеские коммуникации.

– Они переключатся на беспроводную связь, – сказал Пикфорд.

– Именно так, – сказал Монти. – И тогда мы сможем читать их сообщения.

– Благодаря нашим шифровальщикам в Блетчли, – вставил Фортескью.

Пол был в числе тех немногих, кто знал, что британская разведка вскрыла немецкие коды и может читать многие вражеские радиосообщения. МИ-6 очень этим гордилась, хотя, по правде говоря, она была особенно ни при чем – всю работу проделала временная группа математиков и любителей кроссвордов, многие из которых в обычное время были бы сразу арестованы, как только попали в штаб-квартиру МИ-6. Сэр Стюарт Мензис, глава МИ-6 и любитель верховой охоты на лис, ненавидел интеллигентов, коммунистов и гомосексуалистов, в то время как Алан Тьюринг, математик, возглавлявший группу дешифровки, был сразу и тем, и другим, и третьим.

Тем не менее Пикфорд был прав: если немцы не смогут пользоваться телефонными линиями, им придется использовать радио, и тогда союзники будут знать, о чем они говорят. Уничтожение телефонного узла в Сан-Сесиле дало бы союзникам решающее преимущество.

И все-таки операция закончилась неудачей.

– Кто там был старшим? – спросил Монти.

– Я еще не видел полного отчета… – начал Грейвс.

– Могу вам это сказать, – вмешался Фортескью. – Майор Клэре. – Он сделал паузу. – Девушка.

Пол слышал о Фелисити Клэре. Среди узкого круга людей, посвященных в секреты тайной войны союзников, ее имя стало почти легендарным. Она провела во Франции на нелегальном положении дольше, чем кто-либо другой. Ее кодовое имя было «Пантера», и говорили, что она передвигается по улицам оккупированных городов так же бесшумно, как и эта опасная кошка. Также говорили, что это хорошенькая девушка с каменным сердцем – она убила уже не одного врага.

– И что же случилось? – спросил Монти.

– Плохое планирование, неопытный командир и слабая дисциплина – все это сыграло свою роль, – ответил Фортескью. – Здание слабо охранялось, но у немцев солдаты были хорошо подготовлены, и они просто истребили бойцов Сопротивления.

Монти был взбешен.

– Похоже, в деле разрушения линий снабжения Роммеля мы не должны слишком полагаться на французское Сопротивление.

Фортескью кивнул:

– Бомбардировки в этом деле надежнее.

– Думаю, что это не совсем справедливо, – слабо запротестовал Грейвс. – У бомбардировщиков тоже есть минусы. А УСО обходится гораздо дешевле.

– Боже мой, мы здесь не ради справедливости! – проворчал Монти. – Мы просто хотим выиграть эту войну. – Он встал. – Думаю, мы выслушали вполне достаточно, – сказал он генералу Пикфорду.

– Так что нам делать с телефонным узлом? – спросил Грейвс. – УСО разработало новый план…

– Господи! – прервал его Фортескью. – Разве нам нужен еще один провал?

– Разбомбите его, – сказал Монти.

– Мы уже пробовали, – сказал Грейвс. – Бомбы попадают в здание, но ущерб недостаточен, чтобы вывести из строя телефонный узел дольше, чем на несколько часов.

– Тогда бомбите снова, – сказал Монти и вышел из помещения.

Грейвс бросил на представителя МИ-6 взгляд, полный бешенства.

– В самом деле, Фортескью! – сказал он. – Я имею в виду – в самом деле!

Фортескью ничего не ответил.

Все вышли из помещения. Снаружи в коридоре их ожидали двое – мужчина лет пятидесяти в твидовом пиджаке и невысокая светловолосая женщина в поношенном синем кардигане[15]15
  Вязаный шерстяной жакет с длинными рукавами без воротника; назван по имени графа Кардигана, 1797–1868.


[Закрыть] поверх выцветшего хлопчатобумажного платья. Стоя перед витриной со спортивными трофеями, они сильно напоминали директора школы, беседующего с ученицей, – разве что у школьницы на шее красовался ярко-желтый шарф, повязанный, по мнению Пола, с истинно французской элегантностью. Фортескью поспешно прошел мимо них, а Грейвс остановился.

– Они от вас отказались, – сказал он. – Они собираются снова бомбить.

Пол догадался, что женщина и есть Пантера, и посмотрел на нее с интересом. Она была маленькая и стройная, с коротко остриженными вьющимися светлыми волосами и, как заметил Пол, с прекрасными зелеными глазами. Он не назвал бы ее хорошенькой – для этого ее лицо было слишком взрослым. Первоначальное представление о школьнице сразу исчезло – прямой нос и точеный подбородок выглядели для этого слишком агрессивно. Кроме того, в ней было нечто сексуальное, нечто такое, что заставляло Пола гадать, как выглядит это стройное тело, скрытое под убогим платьем.

Заявление Грейвса вызвало у нее возмущение.

– Нет смысла бомбить этот объект с воздуха, подвал ведь укреплен. Господи, с чего это они так решили?

– Возможно, вам стоит спросить вот этого джентльмена, – сказал Грейвс, поворачиваясь к Полу. – Старший советник, познакомьтесь с майором Клэре и полковником Твейтом.

Полу вовсе не улыбалось защищать чужое решение. Захваченный врасплох, он ответил с недипломатичной откровенностью.

– Не вижу, что тут объяснять, – отрывисто сказал он. – Вы провалились, и вам просто не дали второго шанса.

Женщина посмотрела на него с возмущением – она была ниже его сантиметров на тридцать – и со злостью спросила:

– Провалились? Что, черт возьми, вы хотите этим сказать?

Пол почувствовал, что краснеет.

– Возможно, генерала Монтгомери дезинформировали, но разве вы не впервые командовали подобной операцией, майор?

– Вам так сказали? Что причиной стала моя неопытность?

Она все же красива – теперь он это видел. От гнева ее глаза расширились, а щеки покраснели. Но она повела себя слишком грубо, и он решил открыть огонь из всех орудий.

– Это и еще плохое планирование…

– В этом плане все было правильно!

– … а также тот факт, что хорошо подготовленные силы защищали объект от недисциплинированных бойцов.

– Да вы просто невежественная свинья!

Пол невольно отступил назад. Так разговаривать с женщинами ему еще не доводилось. Пусть в ней нет и ста пятидесяти сантиметров, но готов поспорить, что нацисты ее боятся. Глядя на ее взбешенное лицо, он вдруг понял, что больше всего она злится на себя.

– Вы считаете, что это ваша вина, – сказал он. – Никто так не бесится из-за чужих ошибок.

Теперь уже он застал ее врасплох. Челюсть у нее отвисла, сама она словно онемела.

– Ради Бога, успокойтесь, Флик, – впервые заговорил полковник Твейт. – Дайте я угадаю, – повернувшись к Полу, продолжал он, – вам сказал об этом Саймон Фортескью из МИ-6, не так ли?

– Это так, – неохотно признал Пол.

– А он не упомянул, что план атаки базировался на разведданных, поступивших из его организации?

– Не помню.

– А я думаю, что не упомянул, – сказал Твейт. – Спасибо, майор, я больше не хочу вас беспокоить.

Пол не считал, что разговор окончен, но старший по званию посылал его прочь, и ему ничего не оставалось, как подчиниться.

Он явно оказался под перекрестным огнем в ведомственной схватке между МИ-6 и УСО. Больше всего он злился на Фортескью, который использовал совещание, чтобы набрать очки. Правильно ли сделал Монти, решив бомбить телефонный узел, вместо того чтобы дать УСО еще один шанс? Теперь Пол не был в этом уверен.

Перед тем как зайти в свой кабинет, он оглянулся. Майор Клэре все еще спорила с полковником Твейтом – тихим голосом, но лицо ее было оживленным, широкие жесты выражали ярость. Поза у нее была мужская – рука на бедре, тело наклонено вперед, указательный палец она угрожающе выставила перед собой, – и вместе с тем в этом было нечто очаровательное. Пол подумал о том, каково было бы держать ее в объятиях и водить руками по ее маленькому телу. Хоть она и крутая, думал он, но все-таки женщина.

Но вот права ли она? Действительно ли бомбить этот объект бессмысленно?

Он решил задать еще несколько вопросов.

Глава девятая

Закопченная громада кафедрального собора нависала над центром Реймса словно божественный упрек. В полдень небесно-голубая «испано-сюиза» Дитера Франка остановилась возле гостиницы «Франкфурт», реквизированной немецкими оккупантами. Выйдя из машины, Дитер посмотрел вверх, на две приземистые башни колоссальной церкви. Традиционный средневековый дизайн требовал наличия элегантных шпилей, которые из-за недостатка средств так и не были построены. Вот так мирские препятствия разрушают самые благочестивые надежды.

Дитер велел лейтенанту Гессе вести машину в Сан-Сесиль и убедиться, что гестапо готово к сотрудничеству. Ему не хотелось второй раз наталкиваться на отказ со стороны майора Вебера. Когда Гессе уехал, он поднялся в номер, в котором прошлым вечером оставил Стефанию.

Когда Дитер вошел, она встала с кресла. То, что он увидел, доставило ему большое удовольствие. Рыжие волосы Стефании падали на голые плечи, каштановый пеньюар дополняли туфли на высоких каблуках. Жадно ее поцеловав, Дитер провел руками по стройному телу Стефании, благодарный судьбе за ее красоту.

– Как замечательно, что ты так рад меня видеть, – с улыбкой сказала она. Как всегда, между собой они говорили по-французски.

Дитер вдохнул ее аромат.

– Ну, ты пахнешь лучше, чем Ганс Гессе, особенно когда он всю ночь не спит.

Мягкой рукой она откинула назад его волосы.

– Ты всегда шутишь. Но Ганса ты не прикрывал собственным телом.

– Это точно. – Вздохнув, он отпустил ее. – Боже, как я устал!

– Пойдем в постель.

Он покачал головой:

– Мне нужно допросить заключенных. Гессе вернется за мной через час. – Он тяжело опустился на кушетку.

– Я распоряжусь, чтобы тебе дали что-нибудь поесть. – Она нажала кнопку звонка, и через минуту в дверь постучал пожилой официант-француз. Стефания знала Дитера достаточно хорошо, чтобы сама сделать заказ. Она велела принести тарелку ветчины с горячими булочками и салат из помидоров. – Вина? – спросила она.

– Нет – от него я засну.

– Тогда кружку кофе, – сказала она официанту. Когда тот ушел, она села на кушетку рядом с Дитером и взяла его за руку. – Все прошло по плану?

– Роммель был со мной вполне приветлив. – Он озабоченно нахмурился. – Лишь бы мне удалось выполнить те обещания, которые я ему дал.

– Уверена, что ты справишься. – Она не спрашивала подробностей, зная, что он расскажет ей столько, сколько захочет, и не более того.

Он посмотрел на нее с нежностью, не зная, сказать ли то, что было у него на уме. Это может испортить приятную атмосферу – и все же это нужно сказать.

– Если вторжение будет успешным и союзники вернут Францию, для нас с тобой все будет кончено, и ты это знаешь.

Она поморщилась, как от внезапной боли, и отпустила его руку.

– Разве?

Он знал, что ее муж убит на войне, а детей у них не было.

– У тебя есть хоть какие-то родственники? – спросил он.

– Родители умерли много лет назад. У меня есть сестра в Монреале.

– Наверное, стоит подумать, как отправить тебя туда.

Она покачала головой:

– Нет.

– Почему?

Она не смотрела ему в глаза.

– Я просто хочу, чтобы война закончилась, – пробормотала она.

– Нет, не хочешь.

Она продемонстрировала редкую вспышку раздражения.

– Конечно, хочу!

– Для тебя это несколько странно, – с легкой насмешкой сказал он.

– Ты ведь не думаешь, что война – это хорошо?

– Если бы не война, мы бы с тобой не встретились.

– Но ведь она приносит такие страдания!

– Я экзистенциалист. Война дает людям возможность стать такими, какие они есть в действительности: садисты превращаются в мучителей, психопаты – в бравых фронтовиков, головорезы и их жертвы получают возможность играть свои роли по полной программе, а шлюхи всегда заняты делом.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Мне предельно ясно дали понять, какую роль играю я. Он погладил ее по нежной щеке и кончиком пальца коснулся губ.

– Ты куртизанка – причем очень хорошая.

Она отодвинула голову.

– Ты все это говоришь несерьезно. Ты импровизируешь – словно сидишь за пианино.

Он улыбнулся и кивнул – к ужасу своего отца, он немного умел играть джаз. Аналогия была точной. Вместо того чтобы выражать твердые убеждения, он экспериментировал с идеями.

– Может, ты и права.

Гнев Стефании сразу испарился, она стала печальной.

– Ты всерьез говорил о том, что мы расстанемся, если немцы уйдут из Франции?

Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Расслабившись, она положила голову ему на грудь. Поцеловав в голову, он погладил ее по волосам.

– Этого не случится, – сказал он.

– Ты уверен?

– Я это гарантирую.

Второй раз за день он давал обещание, которое, возможно, не смог бы выполнить.

В этот момент официант принес еду, и разговор прервался. Дитер слишком устал, чтобы испытывать сильное чувство голода, но он все же съел несколько ложек и выпил весь кофе. Затем он умылся и побрился, после чего сразу почувствовал себя лучше. Когда он застегивал чистую форменную рубашку, в дверь постучал лейтенант Гессе. Поцеловав Стефанию, Дитер вышел из номера.

Машина объехала улицу, движение по которой было перекрыто – ночью опять бомбили, и возле вокзала было разрушено несколько домов. Выехав из города, они направились в Сан-Сесиль.

Дитер сказал Роммелю, что допрос заключенных может дать ему возможность нанести ущерб Сопротивлению перед вторжением, однако Роммель, как и любой военачальник, принял возможность за обещание и теперь будет ждать результатов. К несчастью, любой допрос ничего не гарантировал. Умные заключенные рассказывали сказки, которые было невозможно проверить. Некоторым удавалось покончить жизнь самоубийством до того, как пытки становились невыносимыми. Если в этой группе Сопротивления конспирация была на высоте, каждый знал о других лишь самый минимум и не располагал ценной информацией. Что хуже всего, коварные союзники могли скормить им фальшивую информацию, с тем чтобы, когда они сломаются под пытками, подпольщики внесли свой вклад в заранее разработанный план по дезинформации.

Дитер начал психологическую подготовку. Он должен быть совершенно бездушным и расчетливым. Он не должен позволить, чтобы его тронули физические и душевные страдания, которые он должен причинить этим людям. Значение имело лишь то, даст ли это результат. Закрыв глаза, он почувствовал, как его охватывает полное спокойствие, пробирающий до костей холод, который, как он иногда думал, подобен холоду самой смерти.

Машина въехала на территорию шато. Рабочие вставляли стекла в разбитые окна и заделывали отверстия, оставленные гранатами. В вычурно украшенном зале телефонистки что-то бормотали в свои микрофоны. Через отличающиеся идеальными пропорциями помещения Дитер прошествовал в западное крыло здания, за ним следовал Ганс Гессе. По ступенькам они спустились в укрепленный подвал. Часовой у двери отдал честь и даже не попытался остановить Дитера, который был в форме. Найдя дверь с надписью «Допросная», Дитер вошел внутрь.

В передней комнате за столом сидел Вилли Вебер.

– Хайль Гитлер! – рявкнул Дитер и вскинул руку, заставив Вебера встать. Опустившись на стул, Дитер устроился поудобнее и сказал: – Прошу садиться, майор.

Вебер был взбешен из-за того, что ему предлагают сесть в его собственном кабинете, но выбора у него не было.

– Сколько у нас заключенных? – спросил Дитер.

– Трое.

Дитер был разочарован.

– Так мало?

– В бою мы убили восемь человек. Еще двое за ночь умерли от ран.

Дитер разочарованно хмыкнул. Он ведь приказал, чтобы раненых оставили в живых! Тем не менее теперь не было смысла допрашивать Вебера насчет того, как с ними обращались.

– Как я понимаю, двоим удалось скрыться… – продолжал Вебер.

– Да, – сказал Дитер. – Женщине на площади и мужчине, которого она унесла.

– Совершенно верно. Таким образом, из пятнадцати нападавших мы имеем троих заключенных.

– Где они?

У Вебера забегали глаза.

– Двое в камерах.

Дитер прищурил глаза.

– А третий?

Вебер кивнул в сторону внутренней комнаты.

– Третьего сейчас допрашивают.

Дитер с тяжелым чувством встал и открыл дверь. Прямо возле нее виднелась сгорбленная фигура сержанта Беккера, который держал в руке деревянную палку, напоминающую большую полицейскую дубинку. Весь потный, он тяжело дышал, словно выполнял тяжелое физическое упражнение, и пристально смотрел на привязанного к столбу заключенного.

Дитер пригляделся повнимательнее, и его опасения подтвердились. Несмотря на недавно обретенное спокойствие, он скривился от отвращения. Заключенным была молодая женщина, Женевьева, прятавшая под пальто пистолет-пулемет. Она была совершенно обнажена и привязана к столбу веревкой, проходившей под мышками и державшей на весу ее обмякшее тело. Лицо ее так распухло, что она не могла открыть глаз. Кровь, капавшая изо рта, покрывала подбородок и большую часть груди. Все тело было в синяках. Одна рука висела под странным углом – очевидно, вывернутая из сустава. Волосы на лобке были залиты кровью.

– Что она вам сказала? – спросил у Беккера Дитер.

– Ничего, – смущенно ответил Беккер.

Дитер кивнул, подавляя охвативший его гнев. Именно этого он и ожидал.

Он подошел к женщине поближе.

– Послушайте меня, Женевьева, – сказал он ей по-французски.

Она, казалось, его не слышала.

– Вы хотите сейчас отдохнуть? – снова спросил он.

Никакого ответа.

Он обернулся. На него с вызовом смотрел стоявший в дверях Вебер.

– Вам ясно сказали, что допросы буду проводить я! – с холодным бешенством произнес Дитер.

– Нам приказали предоставить вам доступ, – с самодовольной педантичностью ответил Вебер. – Нам не запретили самим допрашивать заключенных.

– И вы довольны достигнутыми результатами?

Вебер не ответил.

– А что насчет двух других? – сказал Дитер.

– Мы еще не начали их допрашивать.

– Слава Богу, что хоть так. – Тем не менее Дитер был разочарован. Он ожидал, что заключенных будет с полдесятка, а отнюдь не двое. – Ведите меня к ним.

Вебер кивнул Беккеру, который отложил свою дубинку и повел их наружу. В ярко освещенном коридоре Дитер мог видеть, что форма Беккера покрыта пятнами крови.

Вскоре сержант остановился возле двери с глазком. Отодвинув заслонку, он заглянул внутрь.

Это была пустая комната с грязным полом. Из мебели здесь было только стоявшее в углу ведро. На земле сидели двое мужчин. Не разговаривая между собой, они смотрели куда-то в пространство. Дитер внимательно их рассматривал – обоих он уже видел вчера. Старшим был Гастон, который установил заряды. Большой кусок лейкопластыря закрывал рану на голове, которая казалась ненастоящей. Вторым был совсем молодой парнишка, на вид лет семнадцати, и Дитер вспомнил, что его зовут Бертран. На нем не было видно никаких ран, но Дитер, вспомнив, как проходил бой, решил, что тот, возможно, оглушен взрывом ручной гранаты.

Дитер некоторое время молча наблюдал за ними, давая себе время все обдумать. Ему нельзя ошибиться. Он не может позволить себе потерять еще одного из пленных – у него и так осталось всего двое. Мальчишка, видимо, испуган, но может выдержать сильную боль. Второй слишком стар для серьезной пытки и может умереть до того, как сломается, – но он должен быть мягкосердечным. У Дитера начала складываться стратегия допроса.

Закрыв глазок, он вернулся в комнату для допросов. Беккер последовал за ним, снова напоминая глупую, но опасную собаку.

– Сержант Беккер, – приказал Дитер, – отвяжите женщину и поместите ее в камеру с двумя остальными.

– Женщину в мужскую камеру? – запротестовал Вебер.

Дитер скептически посмотрел на него.

– Думаете, она будет этим оскорблена?

Войдя в камеру пыток, Беккер вернулся с изломанным телом Женевьевы.

– Пусть старик как следует на нее посмотрит, а потом приведите его сюда, – сказал Дитер.

Беккер ушел.

Надо избавиться от Вебера, решил Дитер. Тем не менее он понимал, что, получив прямой приказ, Вебер будет сопротивляться.

– Думаю, вы должны остаться здесь, чтобы присутствовать при допросе, – сказал он. – Вы сможете многому у меня научиться.

Как он и ожидал, Вебер сделал прямо противоположное.

– Я так не думаю, – сказал он. – Беккер прекрасно сможет меня обо всем проинформировать. – Дитер изобразил на лице возмущение, и Вебер ушел.

Дитер поймал на себе взгляд лейтенанта Гессе, который тихо сидел в углу. Понимая, как ловко Дитер манипулирует Вебером, тот смотрел на него с восхищением. Дитер пожал плечами.

– Иногда это очень легко, – сказал он.

Вскоре Беккер привел к ним Гастона. Старик был бледен – несомненно, вид Женевьевы произвел на него сильное впечатление.

– Прошу садиться, – по-немецки сказал Дитер. – Хотите закурить?

Гастон посмотрел на него непонимающим взглядом.

Итак, он не знает немецкого языка, и это ценная информация.

Дитер жестом указал ему на стул и предложил сигареты и спички. Гастон взял сигарету и зажег ее трясущимися руками.

Некоторые заключенные ломаются на этой стадии, еще до пыток – просто из страха перед тем, что должно произойти. Дитер надеялся, что так случится и сегодня. Он предложил Гастону альтернативу – или то, что произошло с Женевьевой, или сигареты и хорошее отношение.

– Я собираюсь задать вам несколько вопросов. – Теперь он заговорил по-французски – вполне дружеским тоном.

– Я ничего не знаю, – сказал Гастон.