Текст книги "Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины"

Со временем взрывы страстного обожания со стороны девочек-подростков стали все чаще провоцироваться совсем молодыми мальчиками-исполнителями. У бой-бендов вроде Bay City Rollers, New Kids on the Block, Backstreet Boys и One Direction всегда были команды менеджеров и рекламщиков, готовых сделать все, чтобы привлечь внимание девушек. Хотя они и не всегда понимали, чего те хотят. Подобные мальчики-исполнители выполняют роль своего рода «набора для начинающих», дают девочкам возможность исследовать собственные чувства и экспериментировать с желаниями. Важную роль играет и ощущение единения с ровесниками своего пола и общности увлечений – чувство принадлежности к молодежному сообществу[189]189
  Kearney, Mary Celeste, Girls Make Media (New York and Abingdon: Routledge, 2006), 313–75.


[Закрыть]. Цифровая революция, резкий рост использования смартфонов и популярность социальных сетей увеличили спектр возможностей для формирования подобных связей, и от масштабности подобных явлений иногда просто захватывает дух.

3
Упаковка для мужчины

Многих культовых романтических литературных героев придумали женщины. Фицуильям Дарси из «Гордости и предубеждения» Джейн Остин превратился во влиятельный архетип, стал одним из самых привлекательных литературных героев, прообразом бесчисленных имитаций. Вероятно, разрабатывая этот образ, Остин вдохновлялась своим прочтением Байрона – и критической реакцией на его произведения. Ценности у этих авторов были совершенно разные, хотя оба и описывали поведение джентльмена как явление; кроме того, оба автора работали в рамках одной литературной традиции[190]190
  Wootton, S., ‘The Byronic in Janes Austen’s Persuasion and Pride and Prejudice’, The Modern Language Review, 102/1 (Jan 2007): 26–39; Brownstein, Rachel M., ‘Romanticism, a Romance; Jane Austen and Lord Byron, 1813–1815’, Journal of the Jane Austen Society of North America, Persuasions 16 (1994), http://www.jasna.org/persuasions/printed/number16/brownstein.pdf, accessed 14 August 2015.


[Закрыть]. Дарси объединил в себе многие черты байроновского героя – гордость, страстность, элегантность и сатирический настрой[191]191
  Там же.


[Закрыть]. Он – человек состоятельный, владеет Пемберли, крупным поместьем в Дербишире. Элизабет Беннет осознает, как изменились ее чувства к мистеру Дарси, именно в тот момент, когда проезжает через ворота парка, ведущего к его восхитительному владению[192]192
  Первое посещение дома Дарси заставляет Элизабет представлять, каково это – «быть хозяйкой Пемберли», а потом снова: «И я могла бы стать хозяйкой всего этого!». Дж. Остин «Гордость и предубеждение».


[Закрыть]. Дарси богат, замкнут, но при этом щедр и способен на эмоциональное развитие – целые поколения женщин не могли противостоять чарам такого героя, даже несмотря на то, что многие из них выросли на экранизациях текста и вовсе не знакомы с оригиналом. В двадцать первом веке ученые, изучавшие феромоны мышей, обнаружили в моче самцов протеин, против которого не может устоять ни одна самка. Его назвали «дарсином» – в честь персонажа Джейн Остин[193]193
  Moskowitz, C., ‘Urine Pheromone in Mice named after Jane Austen Character’, Livescience 2 June 2010, htpp://www.livescience.com/10662-urine-pheromone-mice-named-jane-austen-character.html, accessed 14 August 2015.


[Закрыть]. Образ мистера Дарси оказался настоящей золотой жилой.

Но что же делает мужчину неотразимым? Женщины и сами мужчины часто по-разному отвечают на этот вопрос. Сэмюэл Ричардсон – еще один писатель, который повлиял на Джейн Остин[194]194
  Southam, B., ‘Sir Charles Grandison and Jane Austen’s Men’, Journal of the Jane Austen Society of North America, Persuasions 18 (1996): 1–14, http://www.jasna.org/persuasions/printed/number18/southam.pdf, accessed 14 August 2015.


[Закрыть]. В книгах «Памела, или Награжденная добродетель» (Pamela; or Virtue Rewarded, 1740) и «Кларисса, или История молодой леди» (Clarissa, of the History of a Young Lady, 1748) Ричардсон создал два интересных мужских персонажа: оба имели статус в обществе и не были обделены материальными благами, но вот с точки зрения этики и поведения оказывались далеко не такими почтенными. Мистер Б., работодатель Памелы, надеялся получить от нее секс без обязательств. Он стоял выше Памелы с точки зрения социальной иерархии, ее сильно к нему тянуло, но она отважно ему противостояла, не давая ему запятнать свою добродетельность. В конце концов мистер Б. начал уважать Памелу, и ее целомудрие было вознаграждено: они поженились и были счастливы вместе. Кларисса прошла через еще более трудное испытание ухаживаниями харизматичного Ловеласа, впрочем имевшего дурную славу. Но его чары разрушились, стоило девушке понять, насколько он в действительности беспринципен. У этой истории нет счастливого конца. Клариссу изнасиловали, и девушка умерла. Ричардсон пришел в ужасное смятение, узнав, что многие его подруги находили распутность Ловеласа притягательной[195]195
  См., например, Dobson, A., Samuel Richardson (London: Macmillan, 1902), 90–2; Doody, M.A., A Natural Passion: A Study of the Novels of Samuel Richardson (Oxford: Clarendon Press, 1974).


[Закрыть]. Еще больше его раздражало, как успешно его соперник, Генри Филдинг, справился с созданием образа невоздержанного, но привлекательного негодяя в «Истории Тома Джонса»[196]196
  Doody, A Natural Passion, 241.


[Закрыть]. Подруги Ричардсона уговаривали его в ответ создать образ истинно хорошего мужчины, джентльмена-героя, которого женщины могли бы желать без зазрения совести.

В результате на свет появился семитомник «История сэра Чарльза Грандисона» (History of Sir Charles Grandison, 1753). Ричардсон был храбр, словно рыцарь, красив, щедр и благороден. Он избегал кровопролитий и по-доброму относился к животным – в частности, отказался купировать хвосты своим лошадям. В какой-то момент по нему одновременно вздыхали семь женщин.

Но в итоге Грандисон получился слишком уж идеальным – и это впечатление усугублялось тем, что и автор, и другие персонажи только и делали, что восхваляли добродетели сэра Чарльза. Читательницы не влюблялись в Грандисона. Литературный критик Джон Рёскин восхищался этим героем[197]197
  Hilton, T., John Ruskin (New Haven, CT: Yale Nota Bene Press, 2002), 194–5; Flynn, Carol Houlihan, Samuel Richardson: A Man of Letters (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2014), 324, n. 35.


[Закрыть]. А французский критик и историк Ипполит Тэн отозвался о Грандисоне крайне неуважительно: на его взгляд, персонаж был просто невыносим – его оставалось только канонизировать и сделать из него чучело[198]198
  Richetti, Jonh J., The Columbia History of the British Novel (New York, NY and Chichester, West Sussex: Columbia University Press, 2013), 100.


[Закрыть].

Тем не менее читательницы усердно штудировали историю Ричардсона. Спустя столетие Бенджамин Джоуитт, глава оксфордского Баллиол-колледжа, писал: «Одна моя подруга, молодая девушка, прочла “Сэра Чарльза Грандисона” трижды и могла бы спокойно сдать по нему экзамен»[199]199
  Abbott, E., and Campell, L., (eds), The Life and Letters of Benjamin Jowett, M.A., Master of Balliol College, Oxford (London: John Murray, 1897), 325, 335.


[Закрыть]. И сам он считал этот роман «одним из лучших». Джейн Остин тоже знала этот текст практически наизусть: в ее семье часто обсуждали работы Ричардсона. Остин пародировала сэра Чарльза Грандисона, хотя содержание романа во многом ее вдохновляло и повлияло на ее творчество[200]200
  Southam, ‘Sir Charles Grandison and Jane Austen’s Men’.


[Закрыть]. Позже она признавалась своей племяннице, что от «совершенных образов» ее «тошнило», они ее «злили»[201]201
  Из письма Джейн Остин к Фанни Найт, 23 марта 1817 (Jane Austen Letters, Brabourne Ediditon, http://www.pemberley.com/janeinfo/brablt15.html#letter84).


[Закрыть]. Однако в 1800-х выбор мужа определял будущую жизнь юной леди, и Остин это прекрасно понимала. Девушкам нужен был джентльмен, кормилец, на которого можно положиться. Мужские фигуры в произведениях Остин – Генри Тилни, Эдмунд Бертрам и Джордж Найтли – были многим обязаны именно Ричардсону. Известный исследователь работ Остин Брайан Саутам обратил внимание, что сцена из «Гордости и предубеждения», в которой экономка показывает Лиззи Беннет поместье Пемберли и всячески восхваляет добродетели мистера Дарси, напоминает сцену первого знакомства Харриет Байрон с Грандисон-Холлом в одном из произведений Ричардсона[202]202
  Southam, ‘Sir Charles Grandison and Jane Austen’s Men’, 80–3.


[Закрыть]. Так что и Фицуильям Дарси многим обязан сэру Чарльзу Грандисону.

История этого романа иллюстрирует жаркие споры, разгоравшиеся вокруг мужской привлекательности. В контексте романтизма начала девятнадцатого века «байромания» была одновременно культом и мощной силой. Поэзия Байрона, его озабоченность собственным образом и некоторые эпизоды из его жизни сделали поэта настоящей знаменитостью: его привлекательность для женщин превратилась в легенду[203]203
  Литературы о Байроне очень много. См., в числе прочих, MacCarthy, F., Byron: Life and Legend (first published London: John Murray, 2002; this edn, Faber and Faber, 2003); McDayter, G., Byromania and the Birth of Celebrity Culture (New York, NY: Suny Press, 2009); Wilson, F. (ed.), Byromania: Portraits of the Artist in Nineteenth– and Twentieth-century Culture (London: Palgrave Macmillan, 1998).


[Закрыть]. Ему отправляли бесчисленные клятвы верности, назначали любовные свидания, доверяли секреты и дарили локоны своих волос[204]204
  ‘Paston, G.’ and Quennell, P., ‘To Lord Byron’ Feminine Profiles based upon unpublished letters, 1807–1824 (London: John Murray, 1939).


[Закрыть]. Больше ста лет после смерти Байрона в архивах его издателя Джона Мюррея на Альбермаль-стрит в Лондоне бережно хранилась большая коллекция подобных предложений и любовных писем[205]205
  Там же, предисловие xi – xii.


[Закрыть]. Там же лежала и оловянная коробочка, наполненная обрывками желтеющих бумажек, в каждую из которых были бережно завернуты локоны, косички, пряди женских волос. Все они были каталогизированы, и на каждом сверточке стояло имя или инициалы, написанные рукой самого Байрона[206]206
  Сегодня письма Байрону хранятся к коллекции Джона Мюррея в Национальной библиотеке Шотландии. Насколько я поняла со слов куратора Дэвида Макклея, трофейная коллекция волос также осталась во владениях Джона Мюррея в Лондоне, на Альбермаль-стрит, 50.


[Закрыть].

Отношение Байрона к женскому поклонению – как и его сексуальность – было сложным и двойственным. С одной стороны, он чувствовал себя жертвой женской ненасытности и относился к фанаткам и преследовательницам с некоторой нетерпимостью[207]207
  Soderholm, J., Fantasy, Forgery and the Byron Legend (Lexington, KY: University of Kentucky Press, 1996), 12–13, 31.


[Закрыть]. С другой стороны, именно эта страстность и любовь женщин к его поэзии создали его репутацию. Он собирал письма и локоны словно трофеи. Байрон был достаточно проницателен, чтобы понимать: его образ действовал словно экран, на который женщины проецировали собственные фантазии. В пятнадцатой песни его эпической поэмы «Дон Жуан» эта идея сформулирована очень ясно:

 
Но дамам каждый раз являлся он
В том облике, в каком его хотели
Узреть. Таков неписаный закон.
Живей всесильной кисти Рафаэля
Воображенье их; кто наделен
Красивой внешностью, того умели
Они всегда поднять на пьедестал,
Чтоб он, как чудо света, заблистал[208]208
  Lord Byron, Don Juan in Sixteen Cantos with Notes (Halifax, UK: Milner and Sowerby, 1837), htpp://www.gutenberg.org/files/21700/21700-h/21700-h.htm, accessed 14 August 2015.


[Закрыть][209]209
  Перевод Т. Гнедич. – Прим. пер.


[Закрыть].
 

В конторе Джона Мюррея на Альбермаль-стрит есть бюст Байрона работы датского скульптора Бертеля Торвальдсена[210]210
  Насколько мне известно, этот бюст, как и коллекция волос, хранится в лондонских офисах Мюррея, на Альбермаль-стрит, 50.


[Закрыть]. Много лет подряд разные женщины, посещавшие это место, в знак преданности целовали скульптуру. Ее хранителям стоило больших трудов стирать красные пятна губной помады, чтобы сохранить бюст в первозданном виде[211]211
  См., например, Quennell, The Marble Foot: An Autobiography, 1905–1938 (London: Collins, 1976), 219.


[Закрыть]. Возможно, Байрону не понравился бы подобный фетишизм, низведение себя до сексуального объекта. С другой стороны, коллекция женских волос свидетельствует о том, что и ему самому фетишизм был не чужд.

Наследие Байрона неразрывно связано с сексуальной политикой. Каролина Лэм, уязвленная и несчастная после разрыва с поэтом, написала «Гленарвон»; это в некотором смысле роман-месть, но одновременно отчаянная попытка разгадать загадку сексуальной привлекательности Байрона и природы женского желания[212]212
  Леди Каролина Лэм, «Гленарвон» (книга впервые опубликована в 1816; мы говорим об издании под ред. Френсис Уилсон, London: Dent, Everyman, 1995). Введение Фрэнсис Уилсон на многое открывает глаза; также стоит ознакомиться с ее эссе «“Преувеличенная женщина”: мелодрама леди Каролины Лэм» («An Exaggerated Woman»: The Melodrama of Lady Caroline Lamb) в «Байромании» Уилсон; и с работой С. Бордони «Лорд Байрон и леди Каролина Лэм» (Lord Byron and Lady Caroline Lamb; The Byron Study Centre, University of Nottingham, http://byron.nottingham.ac.uk/resources/digital/introductory/ByronandLamb.htm).


[Закрыть]. Один из персонажей «Гленарвона», леди Августа, предполагает, что в то время особенно востребованными были три типа мужчин: бандиты или головорезы, франты и литераторы (к этой категории относились также поэты и политики)[213]213
  Lamb, Glenarvon, 78.


[Закрыть]. Притягательность Байрона, вероятно, включала в себя элементы каждого из названных типов. Лорд Рутвен (Гленарвон) – версия Байрона. Своей привычкой питаться женским желанием и соблазнять девушек до смерти он напоминает вампира. Горячая смесь готической мелодрамы, запутанного сюжета и феминистических озарений, «Гленарвон» добился скандального успеха после публикации в 1816 году. Еще он оказал влияние на подход, выбранный Байроном при написании «Дон Жуана», а также на историю «Вампира» (The Vampire, 1819) Джона Полидори[214]214
  Morrison, R. and Baldick, C. (eds), Introduction, in Polidori, J., The Vampyre and Other Tales of the Macabre (Oxford: Oxford University Press, 1997), 1–25.


[Закрыть].

В Викторианскую эпоху писатели и писательницы продолжали соревноваться в создании добродетельных и желанных мужских героев, а изменения в их образах были обусловлены серьезными социальными переменами. Так, литература «новых женщин» в 1890-е отражала развитие образования для женщин и их борьбу за независимость на рынке труда. Герои романов того периода были общительными, относились к женщинам уважительно и дружелюбно, как «приятели» или коллеги[215]215
  Истории «Джорджа Эгертона» (миссис Мэри Чавелиты Дюнн) – хороший тому пример. См. ее «Основные мысли» (Keynotes; London: Elkin Mathews and John Lane, 1893). Больше информации о «новых женщинах» можно найти в работе А. Ричардсона «Новая женщина в фантазиях и фактах: fin de siècle feminisms» (The New Woman on Fiction and Fact: Fin-de-Siècle Feminisms; London: Palgrave Macmillan, 2001), особенно введение. Среди последних работ, посвященных попыткам отделить факты от вымыслов в отношении «новых женщин», можно выделить книгу Дж. Саузерленда «В поиске новой женщины: представительницы среднего класса и работа в Британии, 1870–1914» (On Search of the New Woman: Middle-Class Women and Work in Britain, 1870–1914; Cambridge: Cambridge University Press, 2015).


[Закрыть]. Тем не менее высокомерные и пренебрежительные байронические типы все так же привлекали женщин и в девятнадцатом веке – например, в произведениях Бронте, – однако теперь, чтобы в полной мере считаться романтическими героями, им нужно было пройти процесс приручения и одомашнивания. Приручить Хитклиффа Эмили Бронте так и не удалось, и потому он ассоциировался скорее с ужасающей силой природы, чем с героизмом. Он был непростительно груб и склонен к садизму, и его же устами автор предупреждала женщин: лучше обуздать всякие фантазии о подобных негодяях. В ответ на обвинения экономки Нелли в жестоком обращении с Изабеллой Хитклифф возражает: девушка не заслуживает ничего, кроме презрения с его стороны, потому что сама зачем-то представила его «героем романа» и ожидала рыцарства[216]216
  Э. Бронте, «Грозовой перевал» (Wuthering Heights; Hertfordshire: Wordsworth Editions, 1992). Хитклифф настаивал, что Изабелла предавалась иллюзиям, когда решила покинуть уютный дом ради него, «представляя меня героем романа и ожидая бесконечной снисходительности и рыцарской преданности. Едва ли в свете этого ее можно считать существом рациональным. Однако она упрямо продолжала идеализировать мой характер, основываясь на ложных впечатлениях, которыми она так дорожила».


[Закрыть].

В начале двадцатого века кинематограф стал конкурировать с романами в изображении образов героев, героинь и романтических отношений. И так как значительную часть аудитории кинотеатров составляли женщины, было выгодно давать им то, чего они хотели[217]217
  Morris, N., ‘Pictures, Romance and Luxury: Women and British Cinema in the 1910s and 1920s’, in Bell, M. and Williams, M. (eds), British Women’s Cinema (Abingdon: Routledge, 2010), 19.


[Закрыть]. В 1918 году Дж. Б. Самуэльсон экранизировал «Путь орла» Этель Делл[218]218
  См. Harris, E., Britain’s Forgotten Film Factory: The Story of Isleworth Studios (Stroud: Amberley Publishing, 2012).


[Закрыть]. Кинокорпорация Нормы Толмадж, основанная актрисой немого кино Нормой Толмадж и ее мужем, Джозефом Шнеком, в том же году экранизировала другую книгу писательницы – «Противопожарный занавес» (The Safety Curtain, 1918)[219]219
  См. Norma Talmadge Website, http://web.stanford.edu/~gdegroat/NT/oldreviews/sc/htm, accessed 16 August 2015.


[Закрыть]. Британская кинокомпания Stroll Picture из Кирклвуда к 1922 году экранизировала восемнадцать историй Этель Делл[220]220
  Morris, ‘Pictures, Romance and Luxury’, 24.


[Закрыть]. Натали Моррис, историк кино, писала, что специалист по рекламе в Stroll Picture Company Пиркс Уизерз не скрывал: компания стремилась отвечать запросам женщин и девушек ради увеличения кассовых сборов[221]221
  Там же.


[Закрыть]. Истории в подобных фильмах, как и в текстах оригиналов, часто выстраивались вокруг женщины, которой нужно было выбирать между двумя типами мужчин; или же вокруг героинь, которым нужно было сбежать от жестоких мужей, чтобы обрести любовь и безопасность в объятиях других (достойных) героев. И происходить все это обязательно должно было в экзотической или просто живописной обстановке.

Во время зарождения кинематографа некоторые женщины сделали себе имя благодаря правильному пониманию того, что понравится другим женщинам. Именно сценаристка Джун Матис, которую часто называли одной из самых влиятельных женщин Голливуда 1920-х, рассмотрела потенциал тогда еще никому не известного молодого итальянца Рудольфа Валентино и настояла: он должен сыграть роль Хулио в немом фильме «Четыре всадника апокалипсиса» (1921)[222]222
  Leider, E.W., Dark Lover: The Life and Death of Rudolph Valentino (London: Faber and Faber, 2003), 4, 112–13.


[Закрыть]. Ее коллег по студии смущала латинская внешность героя, но Джун настаивала на своем и даже расширила роль Хулио, чтобы дать Валентино возможность продемонстрировать свои танцевальные способности в известной сцене с танго. Джун Матис написала сценарий для фильма «Кровь и песок» (Blood and Sand, 1922) – еще одного хита с участием Валентино[223]223
  Там же, 115. Подробнее влияние Джун Матис на формирование образа мужественности Валентино описано в статье Томаса Слейтера «Сценарии Джун Матис для Валентино: образы мужского “становления” в послевоенные годы» (June Mathis’s Valentino Scripts: Images of Make “Becoming” after the Great War; Cinema Journal 50/1 (Fall 2010): 99–120).


[Закрыть]. Дороти Арцнер монтировала фильм, перемежая съемки боя быков с крупными планами Валентино, который гордо прохаживался с раздувающимися от избытка чувств ноздрями[224]224
  Там же, 205.


[Закрыть]. Валентино играет тореадора Хуана Гальярдо, олицетворяющего голубую мечту всех женщин: он любит мать и любим ею и женится на своей первой возлюбленной Кармен. В роли Гальярдо Валентино двигался с виртуозной чувственностью: даже его волнистые волосы казались соблазнительными. Но надвигалась трагедия. Хуан оказался не в силах противостоять змеиным чарам сексуальной интеллектуалки доны Соль, роль которой исполнила Нита Нальди. Кармен, такая невинная в белом кружевном платье, совершенно беспомощно нюхала букет лилий. Однако Гальярдо не соблазнитель: он без страха выходил на одну арену с разъяренными быками, а в руках женщин буквально таял.

Джун Матис продолжала время от времени работать с Валентино. Вплоть до самой его смерти в 1926 году между ними сохранялись близкие, хотя иногда довольно натянутые отношения. Строить карьеру Валентино помогали и другие женщины. Известна история, как Элинор Глин объясняла Валентино, как правильно заниматься любовью с Глорией Суонсон по сюжету экранизированной в 1922 году книги «За скалами» (Beyond the Rocks, 1906). Говорят, Глин предложила целовать женщине открытую ладонь, а не тыльную ее сторону, потому что это добавляло сцене чувственности[225]225
  Эта история постоянно перерабатывалась. Последнюю версию можно найти в работе Т. Уэлша «Глория Суонсон: готовы к ее крупному плану» (Gloria Swanson: Ready for her Close-up; Jackson, MS: University Press of Mississippi, 2013).


[Закрыть]. Актриса и кинопродюсер Алла Назимова работала над внешностью Валентино. Она уговорила его сбросить вес и сделать элегантный изгиб бровей[226]226
  Leider, Dark Lover, 134–5.


[Закрыть]. Вторая жена Валентино, Наташа Рамбова, фотограф и художник по костюмам, сильно (хотя зачастую противоречиво) воздействовала на имидж мужа[227]227
  Там же, 324.


[Закрыть]. Влияние этих женщин, а также его непреодолимая притягательность для женской публики, пожалуй, объясняют, почему некоторые критики присвоили Валентино статус «мужчины, которого сделали женщины»[228]228
  Studlar, G., ‘Valentino, ‘Optic Intoxication’, and Dance Madness’, in Cohan, C., and Hark, I.R., Screening the Male: Exploring Masculinities in Hollywood Cinema (London and New York, NY: Routledge, 1993), 27.


[Закрыть].

В статье журнала The Nation 1927 года Лорин Пруэтт еще более конкретизировала эту точку зрения. «Если действительно мужчина когда-то сделал женщину для удовлетворения собственных желаний и потребностей, то можно сказать, что теперь они поменялись ролями: женщина заново создает мужчину. Если раньше мир действительно принадлежал мужчинам, то современный мир, безусловно, все больше переходит в женские руки», – писала Пруэтт[229]229
  Pruette, L., ‘Should Men be Protected?’, The Nation 125: 200–1, cited in Studlar, supra.


[Закрыть]. Она трактовала происходящее как результат продолжающегося диалога между мужчинами и женщинами, в котором в 1920-х женские голоса слышались все сильнее. Мужчины доминировали все меньше и вынуждены были все чаще защищаться, ведь женщины становились более независимыми, напористыми и влиятельными. Однако Пруэтт понимала, что это динамический процесс, и была уверена, что вскоре маятник качнется в обратную сторону[230]230
  Pruette, ‘Should Men be Protected?’, 201.


[Закрыть].

Многие современники, как и Пруэтт, ощущали, что мужчины того времени отступали под женским напором. И это вызывало серьезную тревогу у тех, кто сомневался, что маятник действительно качнется в обратную сторону. После войны 1914–1918 годов жизни многих людей были навсегда исковерканы. Казалось, что уже ни в чем нельзя быть уверенным. Страхи, связанные с трудоустройством, иммиграцией и нестабильностью экономики в Северной Америке и Европе, превратили межвоенное время в период тревог и беспокойства. Казалось, теперь многое зависело от способности народов проявить мужественность. Но была ли она в упадке? Популярность Валентино среди женщин ужасала консерваторов и закоренелых приверженцев патриархата: они считали актера неженкой, дамским угодником, легкомысленным мужчиной. Сомнения вызывала и его этническая принадлежность (он не был «белым»): итальянец он все же или араб?[231]231
  Studlar, ‘Valentino, ‘Optic Intoxication’; Hansen, M., ‘Pleasure, Ambivalence, Identification: Valentino and Female Spectatorship’, Cinema Journal 25/4 (Summer 1986): 6–32; Anger, K., Hollywood Babylon (New York: Bell Publishing, 1981).


[Закрыть] Клеветнические обвинения Валентино в недостаточной половой зрелости достигли пика в печально известной передовице, опубликованной в газете Chicago Tribune в июле 1926-го. В статье моду на Валентино сравнивали с модой на косметику и «розовые пуховки для пудры», актера обвиняли в извращенности и подрыве мужественности. Подобные заявления приводили Валентино в ярость и глубоко ранили. То недолгое время, что оставалось до его безвременной кончины, Валентино пытался защититься от подобных голословных утверждений – например, обещал побить любого клеветника, который сам окажется достаточно мужественным и примет его вызов[232]232
  Leider, Dark Lover, 371–6.


[Закрыть].

Однако противоречивые публичные заявления Валентино о своем бренде мужественности ничего не решали. Общаясь с журналистами, он имел обыкновение связывать свой успех у женщин с изяществом и умением быть понимающим – чего, по мнению Валентино, недоставало обычным американским мужчинам. Он с гордостью демонстрировал свои элегантные одежды и украшения, но настаивал, что в сердце остается скромным фермером. Разрешить такие противоречия было непросто, но в этом и заключалась пикантность его образа: браслет раба изящно охватывал мускулистое мужское запястье[233]233
  Подробнее о противоречивой привлекательности Валентино писал (среди прочих) Лейдер в своей работе «Темный любовник» (Leider, Dark Lover, 422).


[Закрыть]. И сколько бы обыватели ни выражали брезгливость по поводу нового «типа красивых мужчин с вьющимися волосами, вызывавшего обожание у стенографисток и молодых работниц»[234]234
  Gordon, J. and Gordon C., Star-Dust in Hollywood (London: G.G. Harrap and Co., 1930), 153.


[Закрыть], можно не сомневаться – Валентино действительно изменил представления о мужественности. Изменилась мужская мода[235]235
  Leider, Dark Lover, 118.


[Закрыть]. Чтобы повысить продажи товаров, производители старательно подражали стилю Валентино. Долгое время он ассоциировался с образом шейха: в Северной Америке «шейхами» стали называть похотливых парней, а в 1930-х появилась и обрела популярность одноименная марка презервативов[236]236
  Garber, M., Vested Interests: Cross Dressing and Cultural Anxiety (New York, NY and London: Routledge, 1992), 309–10. Винтажные упаковки презервативов «Шейх» часто продают на аукционах, а в интернете можно найти их фотографии.


[Закрыть].

Формулу Валентино пытались воспроизвести и в Голливуде – Рамона Новарро и Антонио Морено относили к типу «латинских любовников»[237]237
  О попытках последователей копировать Валентино см.: Basinger, J., Silent Stars (Hannover, NH: Wesleyan University Press, 2000), 303 и далее.


[Закрыть]. В Великобритании большим успехом пользовался композитор и певец из Уэльса Айвор Новелло, главный любимец посетительниц дневных сеансов. Его образ мужчины с выразительными глазами часто сравнивали с Валентино[238]238
  О Новелло см. Williams, Ivor Novello, Screen Idol (London: BFI Publishing, 2003), 11–19; Webb, Paul, Ivor Novello: Portrait of a Star (London: Haus Books, 2005).


[Закрыть]. В игре Новелло, безусловно, было что-то пересекающееся со стилем Валентино: в киноверсии «Крысы» (The Rat, 1925) он сыграл Пьера Бушерона, любвеобильного плохиша из парижских преступных трущоб. В одной из сцен, происходивших в ночном клубе «Белый гроб», Бушерон хватает партнершу, рвет на ней юбку и кружит ее в танце апашей. В этом эпизоде явно прослеживается влияние сцены с танго из «Четырех всадников апокалипсиса».

Технологии развивались, место немого кино заняли звуковые фильмы. Возник еще один критерий сексуальной привлекательности: голос. Звезды радиоэфиров 1920-х годов, когда-то захватившие танцполы, теперь господствовали и в гостиных[239]239
  Pitts, M. and Hoffman, F. (eds), The Rise of the Crooners: Gene Austin, Russ Columbo, Bing Crosby, Nick Lucas, Johnny Marvin and Rudy Vallée (Lanham, MD: Scarecrow Press, 2001). См. вступление Ian Whitcomb, ‘The Coming of the Crooners’.


[Закрыть]. Джин Остин нежно пел о радостях домашней жизни в «Моих голубых небесах» (My Blue Heaven); бархатный баритон Джека Смита в «Шепоте» (Whispering) умолял девушку «дать еще один шанс». Между исполнителями и аудиторией возникали новые формы близости. Пришло время новых донжуанов: Руди Валле, Расса Колумбо и Бинга Кросби[240]240
  Там же.


[Закрыть]. Летом 1929 года молодая журналистка Марта Геллхорн отправилась в театр «Парамаунт» в Бруклине, чтобы посмотреть ревю с участием Руди Валле. Стоило ему запеть «Целую вашу руку, мадам» (I Kiss Your Hand, Madam), как его «вкрадчивый нежный голос» тут же вознес женскую часть аудитории «на вершину Парнаса»[241]241
  Gellhom, M., ‘Rudy Vallée: God’s Gift to Us Girls’, The New Republic, 7 August 1929, 310–11.


[Закрыть]. С чем это связано? – недоумевала журналистка[242]242
  Там же, 311.


[Закрыть]. Дело было не в привлекательной внешности Руди и не в искусной простоте его одежды. Но и не только в его голосе. Скорее всего, в первую очередь такое сильное впечатление на женщин производили нежные слова песни – каждой казалось, что полные надежды мольбы о любви посвящены лично ей[243]243
  Там же, 311: «Он молод, он красив и нежен, убедительно поет песни о любви каждой помешанной на романтике женщине в США».


[Закрыть]. Расса Колумбо называли «Валентино вокала»[244]244
  Lanza, J. and Penna, D., Russ Columbo and the Crooner Mystique (Los Angeles, C.A.: Feral House, 2002), 2, в разных местах.


[Закрыть]. Со стороны критиков-мужчин на него сыпались оскорбительные комментарии: один даже назвал Валле «парнем с членом в голосе»[245]245
  Simpson, P., The Rough Guide to Cult Pop (London: Haymarket/Penguin, 2003), 315.


[Закрыть]. Но они упускали суть. Подобные песни помогали женщинам чувствовать себя обожаемыми и неотразимыми, заставляющими мужчин буквально молить об отношениях.

Двадцать лет спустя эстрадных певцов сменили поп– и рок-исполнители. Стили менялись, и вместе с ними менялись представления о мужественности. Конец Второй мировой войны привел к отмене всеобщей воинской повинности: в Великобритании она была упразднена с 1960-х[246]246
  Vinen, R., National Service: A Generation in Uniform, 1945–1963 (London: Allen Lane, 2014).


[Закрыть]. В США этого не произошло: например, даже Элвис Пресли получил свою знаменитую повестку в 1957-м. На место коротких стрижек приходили длинные волосы; сурово сжатые губы привлекали меньше, чем выражение юношеской экзистенциальной тревоги. Полные тоски, жалобные песни Джонни Рея заставляли женщин плакать вместе с ним и сочувствовать его чувствительности, будто запертой в мужском теле. Артисты, готовые раскачать систему, и певцы в образе симпатичных плохишей могли плеснуть масла в огонь женской страсти, стоило им только взмолиться о любви. Такая двойственность – жесткий стиль и мягкое сердце – легла в основу многих послевоенных историй звездного успеха.

Молодые исполнители, способные свести девушек с ума, приносили огромные деньги. Это высмеивалось в мюзикле Вульфа Манковица «Эспрессо Бонго» (Espresso Bongo, 1958): Джонни, циничный и меркантильный «менеджер», намеревается использовать простого рабочего парня Берта Руджа и превратить его в «Бонго Герберта»[247]247
  Mankowitz, W., Make me an Offer, Expresso Bongo and Other Stories (London: Hutchinson Educational, 1961). Впервые рассказ «Эспрессо Бонго» Вульфа Манковица и Джулиан Мур был опубликован издательством Ace Books в 1960-м; первая театральная постановка по нему вышла в 1958-м, первая киноэкранизация – в 1959-м.


[Закрыть]. Герберт, «надежда Хокстона», выступает со скиффл-группой The Beasts, участники которой «жаждали пиццы и аплодисментов»[248]248
  Mankowitz, Make me an Offer, 74.


[Закрыть]. Год спустя на экраны вышла киноверсия «Эспрессо Бонго» с худым Лоуренсом Харви в роли Джонни. «Пухлый парень по имени Клифф Ричард» примерил «скучную и неприятную роль юного барабанщика… на пути к славе», – вскоре написал критик The New York Times[249]249
  Crowther, Bosley, The New York Times, 13 April 1960, http://www.nytimes.com/movie/review, accessed 18 August 2015.


[Закрыть]. В изображении Манковица музыкальная индустрия безжалостна и работает по принципу «человек человеку волк». В текстовой версии «Эспрессо Бонго» описана сцена, в которой Джонни наблюдает: на Берта «как на лакомую косточку, пускает слюни стая псов-менеджеров»[250]250
  Mankowitz, Make me an Offer, 87.


[Закрыть]. Однако встречались и более приятные агенты, которые вели себя по отношению к Джонни как добрые дядюшки и даже испытывали к нему отцовские чувства.

Ларри Парнса по прозвищу «Лондонец» часто называют первым британским менеджером в поп-музыке[251]251
  Глава о Ларри Парнсе см.: Rogan, J., Starmakers and Svengalis (London: Futura, 1988); см. также ‘Mr Parnes, Shillings and Pence’, Rock History, October 2012, http://www.rockhistory.co.uk/cd-parnes-shillings-pence/, accessed 18 August 2015.


[Закрыть]. В конце 1950-х Парнс, который начал свою карьеру как фотограф-фрилансер (он снимал Джона Кеннеди), вознамерился превратить Томми Стила (урожденного Томи Хикса) в британского Элвиса Пресли. Парнс помог Стилу поработать над своим внешним видом и отказаться от образа стиляги в пользу имиджа опрятного любимца всей семьи. Джонни Роган, историк популярной музыки, обращает внимание, что в 1950-х британская пресса обычно называла стиляг хулиганами, и «в глазах многих рок-н-ролл был синонимом хулиганства и венерических заболеваний»[252]252
  Rogan, Starmakers and Svengalis, 20.


[Закрыть]. Позже пути Парнса и Кеннеди разошлись, но в сотрудничестве с Томми Стилом Парнс приобрел много опыта и впоследствии вывел на сцену целый комплект не таких прилизанных парней, будущих звезд. Их сценические псевдонимы сформировали образ соседского парня, бунтаря в кожаной куртке: среди них были Билли Фьюри (или Билли Ярость, урожденный Рональд Уичерли), Марти Уайлд (Дикий Марти, урожденный Рег Смит), Винс Игер (Винс Жаждущий – Рой Тейлор), Джонни Джентл (Джонни Нежный – Джон Аскью) и т. д. Парнс холил и лелеял своих протеже, утверждая, что заинтересован в их успехе как отец. В одном из интервью во время «комплексного тура» с рок-выступлениями по всей стране, которые Парнс активно продвигал, он подчеркнул, что чувствует особенную ответственность за организацию регулярного питания ребят в дороге. Однако благодаря своему деловому чутью он заработал прозвище «Мистер Парнс, Шиллингс и Пенс», и его часто в шутку сравнивали со Свенгали, называя кукловодом, умело манипулирующим своими мальчиками[253]253
  Там же. Также см. интервью с Ларри Парнсом на сайте Билли Фьюри http://www.billyfury.com/parnes/index.htm, accessed 18 August, 2015.


[Закрыть].

В 1962 году под эгидой Канадского национального управления кинематографии вышел короткий документальный фильм «Одинокий мальчик» (Lonely Boy) режиссеров Вольфа Кёнига и Романа Кройтора, в котором анализируется маркетинговый образ молодого канадского певца Пола Анка – подростка-сердцееда[254]254
  National Film Board of Canada, https://www.nfb.ca/film/lonely_boy, accessed 18 August 2015.


[Закрыть]. Фильм демонстрирует «поразительное превращение эстрадного артиста в кумира». В «Одиноком мальчике» Анка признается, что в детстве был «толстячком», который много времени уделял своей внешности. Но он сбросил вес, упорно ухаживал за волосами, сделал пластику носа. Анка работал под руководством менеджеров – Ирвина Фельда и «Дяди Джули», руководителя ночного клуба «Копакабана» в Нью-Йорке. Анка был вечно окружен молодыми девушками в цветастых льняных платьях. Стоило ему коснуться подбородка одной или двух наиболее расчувствовавшихся девчонок, как плач переходил в истерику. «Я действительно уверен, что Пол станет величайшей звездой, какую только видывал свет», – торжественно заявляет Фельд, предупреждая Анка, что тот больше «не принадлежит себе, а принадлежит миру». Кажется, Анка это полностью устраивает; хотя в последней сцене он кажется совершенно изнуренным, когда пытается хоть немного отдохнуть в своей машине по дороге на очередное мероприятие. А на фоне звучит его хит, «Одинокий мальчик» (Lonely Boy).

Этот фильм повлиял на картину британского кинематографиста Пола Уоткинса «Привилегия» (Priviledge, 1967): Пол Джонс исполняет в ней роль поп-идола, которого доводят до полусмерти менеджеры, спекулянты и злые силы в церкви и правительстве[255]255
  См. заметки на сайте Питера Уоткинса: http://pwatkins.mnsi.net/privilege.htm, также см. заметки Уоткинса на сайте BFI Screenonline, htpp://www.screenonline.org.uk/, both accessed 18 August 2015.


[Закрыть]. Пол Джонс играет Стива Шортера – страдающего персонажа, который напоминает святого Себастьяна. Его пронзают стрелы славы и коммерческих интересов других людей. Девочки, как обычно, рыдают от восторга, когда он появляется на сцене в наручниках и молит о свободе. Фильм получился довольно странным, однако местами пророческим. Безусловно, это было выражение мощной критики поп-менеджмента и звездного культа. В конце фильма Шортер срывается и начинает оскорблять публику, собравшуюся посмотреть, как на престижной церемонии «нашему платиновому мальчику» вручат серебряный приз. «Вы поклоняетесь мне как какому-то богу. Я ненавижу вас! Я человек, я человек, я человек!» – пронзительно кричит он.

Музыкальный менеджмент и индустрия связей с общественностью быстро менялись. С каждым годом находились все более сложные пути маркетингового продвижения – и использования – молодых певцов, вознесенных волнами женского обожания на вершины славы. Питер Уоткинс высмеял эту тенденцию в сцене, где Стивен Шортер стал рекламным лицом торгового совета по продаже яблок при спонсорской поддержке министерства сельского хозяйства: изобразил рыцаря в блестящих доспехах, окруженного актерами второго плана в странных костюмах яблок. Следом на него набросились представители государственной церкви, которая стремилась улучшить свою репутацию, проведя «Неделю христианского крестового похода». В рекламе всюду американские флаги, горящие кресты и массовое пение гимна «Иерусалим». Сюжет может показаться неправдоподобным, однако спустя три года после выхода фильма народное движение христианского возрождения действительно организовало Фестиваль света – митинги в Трафальгарском парке и концерты в Гайд-парке, лицом которых стал Клифф Ричард, поп-звезда и герой рекламных кампаний[256]256
  Whipple, A., ‘Speaking for Whom? The 1971 Festival of Lihgt and the Search for “the Silent Majority”’, Contemporary British History 214/3 (2010): 319–39.


[Закрыть].

В 1950-х предприниматели вроде Ларри Парнса и «Полковника» Тома Паркера, менеджера Элвиса Пресли, проявляли невероятную изобретательность. Сообразительность и коммерческое чутье Паркера вскоре превратились в легенду[257]257
  О «Полковнике» Паркере см.: Nash, Alann, The Colonel: The Extraordinary Story of Colonel Tom Parker and Elvis Presley (London: Aurum, 2003).


[Закрыть]. Став менеджером Элвиса, он получил чек на $40 000 от Хэнка Сейперстейна, киноторговца с Беверли-Хиллз. Эти деньги должны были помочь превратить имя Элвиса в бренд. Начала выпускаться бесконечная линейка продуктов, посвященных Элвису: браслеты с подвесками, оранжевая губная помада оттенка «Hound Dog» (в честь одноименной песни), шарфы, бумажные куколки, светящиеся в темноте фигурки и пластиковые гитары. Аланна Нэш, биограф «Полковника» Паркера, рассказывала, как тот придумал одновременно продавать на улице рядом с концертными площадками бейджики с надписями «Я ненавижу Элвиса» и «Я люблю Элвиса»[258]258
  Там же, 125.


[Закрыть]. Рассказывали, что первый фан-клуб Элвиса так быстро собирал наличные, что ни у кого просто не хватало времени проводить их через банк. Какое-то время Элвис был беспредельно благодарен «Полковнику» Паркеру. Его эксплуататорские условия работы с певцом стали скандально известны намного позже (так, он забирал себе 50 % прибыли)[259]259
  Там же, 128, 149.


[Закрыть].

Эксплуатация коммерческого потенциала популярных певцов вскоре перестала кого-либо удивлять. К журналам для подростков прилагались вырезные фигуры и постеры, колонки со сплетнями, трафареты для футболок, кружки и брелоки для ключей. К первому номеру журнала Roxy, вышедшему в 1958-м, прилагалась небольшая пластиковая брошь в форме гитары Томми Стила[260]260
  First issue of Roxy, 15 March 1958, in Newspaper collection, British Library.


[Закрыть]. Подростковый журнал Boyfriend пестрил рекламой Клиффа Ричарда. В 1959-м к октябрьскому номеру, «посвященному дню рождения Клиффа», прилагалась фотография и брелок с «его» камнем[261]261
  Boyfriend, October 1959, no. 2, British Library.


[Закрыть]. Границы привлекательности поп-звезд постоянно пытались расширить, выставляя их приверженцами семейных ценностей. Например, Марти Уайлда всегда позиционировали как мальчика, обожавшего свою мать[262]262
  Boyfriend, May 1959, no. 2.


[Закрыть]. Поговаривали, что Винс Игер тренировался целоваться со своей сестрой и надеялся найти возлюбленную, которая будет ее не хуже[263]263
  Boyfriend, June 1959.


[Закрыть]. И хотя масштаб современных маркетинговых стратегий значительно изменился, многие из них зародились именно в 1960-х.

Мужчины-звезды продолжали жить в легендах даже после своей смерти – как, например, тот же Байрон. Сегодня память о них хранится на официальных сайтах. Их имена коммерчески эксплуатируют, превращая в бренды, приносящие деньги даже после смерти знаменитости. Официальный сайт Элвиса Пресли предлагает поразительно широкий спектр товаров в магазине «ShopElvis»[264]264
  http://www.shopelvis.com, accessed 2 August, 2016.


[Закрыть]. Компания Elvis Presley Enterprises, которую основала бывшая жена Элвиса, Присцилла Пресли (она же ею поначалу и управляла), заведует Грейслендом, теннессийским особняком поп-звезды, который с 1982 года открыт для посещения и привлекает толпы туристов со всего мира. Поместье кумира подростков Джеймса Дина процветает и в двадцать первом веке, получая прибыль от рекламы других брендов, например джинсов или камер[265]265
  http://jamesdean.com/store/, accessed 20 August, 2015.


[Закрыть]. Совсем недавно появилась реклама дизайна карточки VISA, специально от Джеймса Дина, – предназначенная тем, кто желает каждый раз, доставая бумажник, демонстрировать свою любовь к этому певцу[266]266
  Card Corporation, US, https://www.card.com/james-dean, accessed 20 August, 2015.


[Закрыть].