Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

Глава 6
Султан-домосед

Только через три недели после смерти султана Сулеймана Селим прибыл в Стамбул из Ктотахьи, губернатором которой он являлся. Соколлу Мехмед-паша настолько искусно скрывал уход султана из жизни, что многие были удивлены, когда 29 сентября его сын появился в столице. Тотчас провозглашенный султаном (Селимом II), он через три дня отправился на венгерский фронт. Впрочем, Соколлу Мехмед предупредил Селима о том, что он не должен продолжать наступление дальше Белграда, так как в походной казне осталось слишком мало денег, чтобы заплатить войскам традиционное вознаграждение в честь вступления нового султана на престол. Под предлогом завершения ремонта крепости Соколлу Мехмед задержал армию в Сигетваре до того момента, когда он смог объявить, что уже слишком поздно продолжать кампанию, и 20 октября войска получили приказ немедленно возвращаться домой.

Когда на следующий день армия выступила в направлении Стамбула, войскам все еще не было объявлено о смерти Сулеймана и восхождении на трон Селима. После смерти Сулеймана его тело было омыто и временно погребено под его шатром. Теперь его извлекли из земли, чтобы забрать домой. Один из пажей покойного должен был сидеть в его карете и вести себя так, чтобы войска принимали его за султана. Хронист Мустафа-эфенди из Солоник (Фессалоник), в молодости принимавший участие в походе на Сигетвар, был одним из тех шести человек, которые должны были идти рядом с каретой и декламировать из Корана. Он пишет, что у назначенного двойником Сулеймана пажа было очень бледное лицо, крючковатый нос, редкая борода и забинтованная шея и что, судя по его внешности, он был не слишком здоров. Он сообщает, что хотя к тому времени все знали о том, что Сулейман мертв, официально об этом было объявлено только через 48 дней после его смерти, когда кортеж уже приближался к Белграду, где его ожидал новый султан. Там, в присутствии Селима, был совершены погребальные моления, которые позднее повторили перед недавно построенной мечетью его отца в Стамбуле. Это было сделано для того, чтобы дать жителям столицы последнюю возможность вспомнить покойного султана и его деяния. Впоследствии султан Сулейман был погребен в том месте, которое он сам в свое время выбрал, но, в нарушение традиции, оно находилось не напротив стены молитв мечети, носившей его имя, а в гробнице, построенной в саду этой мечети, рядом с гробницей его супруги Хюррем Султан.

Церемония, которой сопровождалось вступление османского султана на престол, была традиционно скромной. Нового правителя посадили на трон, а его государственные деятели принесли ему клятву верности. Однако Селим II невольно создал прецедент для будущих султанов. Подобно тому, как до него это делали его отец и дед, он, после принятия титула султана, посетил усыпальницу Айюба Ансари (сподвижника пророка Мухаммеда, гробница которого была чудесным образом вновь найдена во время осады Константинополя в 1453 году), чтобы перед отбытием на войну снискать благословение святого. Новым было то, что Селим совершил это паломничество сразу же после возведения на престол, и впоследствии каждый новый султан посещал усыпальницу, и это стало неотъемлемой частью церемонии восхождения на трон. Одним из преимуществ этого паломничества было то, что оно давало новому султану возможность совершить триумфальное шествие через весь город на виду у своих подданных.

Соколлу Мехмед-паша с трудом сумел утихомирить войска в Белграде, где во время своей первой встречи с новым султаном они потребовали традиционного вознаграждения по случаю его вступления на престол. Он выдал небольшую сумму, достаточную для того, чтобы их успокоить, и пообещав позднее доплатить, поднял жалованье им, а также различным чиновникам и служащим, которые участвовали в походе. Возвращение домой проходило достаточно спокойно, но когда армия подошла к Стамбулу, взбунтовались янычары. Султан и его свита вошли в город через ворота Эдирне, в непосредственной близости от мечети, строительство которой финансировала сестра Селима, Михримах Султан, но когда они подошли к своей площадке для парадов, находившейся возле мечети Шехзаде, янычары отказались продолжать движение в сторону дворца Топкапы. Целый час они упорствовали, но затем все же двинулись в путь, а потом снова остановились, на этот раз перед банями султана Баязида II. Там один из визирей Селима и главный адмирал Пиале-паша сделали им замечание. Оба были сброшены с лошадей и из, казалось бы, тупиковой ситуации удалось выйти, раздав янычарам пригоршни золотых монет. Те из них, кто был назначен нести службу во дворце, продолжили движение, но оказавшись за его стенами, они сразу же закрыли перед султаном ворота. Разрешил этот кризис Соколлу Мехмед-паша, подсказавший Селиму, что единственный выход из этой потенциально опасной ситуации состоит в том, чтобы немедленно выплатить оставшуюся сумму вознаграждений по случаю вступления на престол.

Мятежи янычар случались и раньше, особенно в 40-е годы XV столетия, при султане Мехмеде II. Унижение Селима показало, что для благополучного восхождения на трон надо обладать не только исключительным правом престолонаследия, но еще и поддержкой янычар, а также других элитных подразделений армии. Теоретически, эти подразделения являлись слугами султана, однако в действительности он полностью зависел от их прихотей и без их поддержки не мог применять свою верховную власть. Для султанов Османской империи, как и для коронованных особ Европы, обеспечение преданности своих войск было необходимостью. Как это часто бывало в истории Османской империи, правление монарха, который лишался их преданности, заканчивалось низложением или убийством.

Подобно своим братьям, Селим получил подобающую принцу-воину подготовку и уже подвергался суровым испытаниям походной жизни. В возрасте двадцати лет, после кратковременного пребывания в Конье, он был направлен в Манису, где должен был заменить своего скончавшегося брата Мехмеда на посту принца-губернатора провинции Сарухан. Этот пост традиционно занимали фавориты, которым предстояло унаследовать трон. Селим оставался там до 1558 года, когда он вступил в конфликт со своим братом Баязидом. Тогда его направили в Конью. После победы над Баязидом в борьбе за престолонаследие Селим получил назначение в Ктотахью, где он оставался вплоть до кончины своего отца. В 1548 году Сулейман продемонстрировал определенную степень доверия Селиму, оставив его в Стамбуле в качестве регента, пока сам он находился на Иранском фронте. В этом случае Селим, похоже, вполне оправдал оказанное ему доверие, хотя он и не проявил особого энтузиазма на этом новом для него поприще, возлагавшем ответственность за все государство. Помимо опасений, вызванных постоянной угрозой мятежа войск, он испытывал не меньшие опасения, связанные с тем, что в его отсутсвие в столице произойдет переворот. Став султаном, Селим уже никогда не выезжал из Стамбула дальше султанских охотничьих угодий в Эдирне.

Соколлу Мехмед-паша управлял империей Селима II, фактически являясь олицетворением власти османской династии, тогда как сам султан оставался в стороне от связанного с ожесточенными спорами процесса принятия решений. Этот незаурядный человек в течение четырнадцати лет, при трех султанах, бессменно находился на посту великого визиря. Он родился в семье не обладавшего большим влиянием сербского аристократа Соколовича («Сын сокольничего») и был типичным продуктом проводившегося в империи набора юношей. Во времена правления Сулеймана он легко поднимался по иерархической лестнице. Его первым значительным постом стала должность адмирала флота, которую он получил после кончины Барбароссы. Затем он был губернатором нескольких важных провинций и командующим войсками на западных и восточных рубежах империи, пока в 1565 году Сулейман не назначил его великим визирем. Опасные последствия, вызванные попыткой Сулеймана предотвратить столкновение своих сыновей, позволили Соколлу Мехмед-паше продемонстрировать династии свою ценность. В 1555 году ему было доверено подавление мятежа поднятого самозванцем, «Лже»-Мустафой, а в 1559 году, являясь командующим армией, направленной Сулейманом на помощь Селиму, сражавшемуся со своим братом Баязидом, он доказал будущему султану свою незаменимость. Своей победой Селим был обязан Соколлу Мехмеду, и если принц не скупился на вознаграждения, то Сулейман еще прочнее связал Соколлу Мехмеда с династией, женив его в 1562 году на дочери Селима, Эсмахан Султан (чтобы ничто не мешало ему принять столь высокое предложение, Соколлу Мехмед развелся с двумя другими женами). Отношения этого талантливого политика и военачальника со своим владыкой чем-то напоминали отношения Ибрагима-паши с Сулейманом. Подобно тому, как это было с Ибрагимом, особый статус Соколлу Мехмеда подтверждался местоположением его дворца, находившегося на Ипподроме, неподалеку от дворца его владыки.

В первые годы правления Селима турки были заняты проведением небольших, но весьма важных операций на своих дальних рубежах. Когда в 1567 году известие о кончине Сулеймана достигло провинции Йемен, могущественный глава рода Зайди, имам Мутаххар ибн Шараф аль-Дин, объединил своих последователей-шиитов и поднял мятеж. Османская власть в Йемене всегда была достаточно слабой. Оказалось, что на этой труднопроходимой и редко населенной территории невозможно подчинить независимых вождей местных арабских племен, а общего с турками исламского вероисповедания было недостаточно для того, чтобы гарантировать их согласие с введением совершенно чуждого им режима. Для подавления недовольных новой властью требовалось строительство крепостей и размещение в них гарнизонов, поэтому контроль над этой провинцией обходился весьма дорого, и хотя за время своего, продолжавшегося с 1549 по 1554 год, губернаторства энергичный Оздемир-паша сделал османское правление в ней более эффективным, его преемники на этом посту оказались более слабыми правителями. В 1565 году Йемен был разделен на две провинции, но османский губернатор южной провинции с центром в Сане был убит, а многие опорные пункты, которыми прежде владели турки, теперь перешли к имаму Мутаххару.

Йемен был важен потому, что он давал возможность контролировать маршрут, по которому перевозили пряности, а таможенные сборы за провоз этого товара приносили доходы в казну Османской империи. В 1568 году на усмирение этой провинции были направлены значительные экспедиционные силы под командованием бывшего наставника султана Селима и его доверенного лица, Лала Мустафа-паши. Такой выбор говорил о том, что Селим все же не был целиком во власти своего великого визиря, поскольку вхождение Лала Мустафы-паши в число тех, к кому султан испытывал привязанность, вызывало у Соколлу Мехмеда негодование. Для того чтобы подавить мятеж в Йемене, Лала Мустафе были нужны людские ресурсы и снабжение из Египта, но губернатор этой провинции и еще один его соперник, Коджа («Великий») Синан-паша, отклонил его просьбы и сделал невозможным выполнение целей, поставленных перед экспедицией. В потоках донесений, отправленных в Стамбул, каждый из этих двоих отстаивал свою позицию. Коджа Синан оказался убедительнее и Лала Мустафа был отстранен от командования войсками в Йемене. Но чтобы показать, что он по-прежнему проявляет к нему благосклонность, Селим ввел специально для него должность шестого визиря в правящем совете империи. Руководство ведением военной кампании перешло к Кодже Синану, но трудности со снабжением войск, сражавшихся в Йемене, заставили его прийти к соглашению с родом Зайди. Две йеменские провинции были снова объединены, и к 1571 году Коджа Синаи уже мог возвращаться в Каир. Нестабильность в этом регионе привела к тому, что турки снова стали рассматривать возможность строительства канала, соединяющего Средиземное и Красное моря. Вот что имперский указ предписывал осуществить губернатору Египта:

…поскольку вследствие своих враждебных действий против Индии, проклятые португальцы теперь повсюду, а маршруты, по которым мусульмане прибывали в Священные Места, перекрыты, и к тому же для мусульман считается неправомерным жить под властью жалких неверных… вам надлежит собрать всех опытных зодчих и инженеров той местности… и провести исследование территории между Средиземным и Красным морями и… сообщить, где в этой пустынной местности можно прорыть канал и сколько времени это потребует, а также какое количество судов могло бы пройти по нему борт к борту.

Но и на этот раз дальше предложений дело не пошло.

Предпринятая Московией в 50-е годы XVI века аннексия Казанского и Астраханского ханств, населенных исповедовавшими ислам татарами, неблагоприятным образом повлияла на ее прежде сердечные отношения с османами и привела к нарушению стратегического равновесия. Постепенное проникновение Московии на Кавказ привело к появлению в этом регионе третьей державы, которой в принципе могли присягнуть в верности местные правители, до этого выбиравшие только между Османской империей и державой Сафавидов. Это обстоятельство еще больше обострило традиционное соперничество на Кавказе. Давление со стороны степных татар способствовало тому, что местные народы стали искать защиты у Московии, что еще больше осложнило положение дел. В 1567 году, когда помощи у московитов попросил один из местных вождей, Иван IV сделал ему одолжение, построив форт на реке Терек, которая берет начало в горах центрального Кавказа и впадает в Каспийское море. В ответ на это хан узбеков и Хивинский хан обратились к туркам с жалобой на то, что, взяв под контроль Астрахань, московиты закрыли путь на юг как для купцов, так и для тех, кто совершал паломничество в Мекку.

Султан Сулейман и его визири не проявили почти никакого интереса к тому, чтобы начать военные действия, которые заставили бы их воевать на территории еще более недружелюбной, чем земли на границах с державой Сафавидов, но с вступлением на престол Селима политика империи изменилась. При поддержке мусульманских правителей региона Соколлу Мехмед-паша пытался получить консультацию у местных специалистов относительно того, можно ли прорыть канал между реками Дон и Волга, и его убедили в том, что это возможно. Еще во времена Сулеймана в Москву поступали сообщения о том, что в Стамбуле идут разговоры о строительстве речного пути между Азовским морем и Каспием, но никаких шагов по реализации этого проекта не было предпринято. Во второй год правления Селима (на следующий год после того, как московиты построили форт на Тереке) шла подготовка к отправке военной экспедиции, целью которой было овладеть Астраханью. На верфях Феодосии строились речные суда, способные плавать по Дону, а из Стамбула в Азов морем доставлялись необходимые запасы и материалы. В Румелии и северной Малой Азии были мобилизованы войска. Сомневаясь в целесообразности такого канала и опасаясь османского присутствия в непосредственной близости от его владений, Крымский хан не испытывал желания стать участником этой экспедиции, но отказаться он не мог. Московия предложила Сафавидам артиллерию и ружья, чтобы те переключили внимание турок на Кавказ, но это предложение не было принято.

Командующим войсками, принимавшими участие в Астраханской военной кампании 1569 года, был губернатор провинции Кафа, Касим-паша. Летом Дон оказался настолько мелким, что даже для специально построенных в Феодосии судов переход из Азовского моря вверх по реке оказался трудным. Выбранная для строительства канала местность лежала к югу от современного Волгограда, там, где Дон и Волгу разделяют всего 65 километров суши. Земля между ними оказалась холмистой, и стало ясно, что через такую местность канал нельзя будет прорыть. Поэтому было принято решение, используя опыт донских казаков, волоком перетащить суда речной флотилии и все снаряжение через участок суши между двумя реками. Но только для того чтобы выровнять грунт, потребовались бы невероятные усилия, и поэтому Касим-паша решил отправить свое тяжелое снаряжение вниз по Дону в Азов, после чего подразделения, доставившие его туда, должны были, совершив переход через степь, подойти к Астрахани и соединиться с его войсками, которым предстояло добраться до города, следуя на юг по берегу Волги. Испытывая нехватку снаряжения и продовольствия, османские войска оказались не в состоянии нанести серьезный удар по Астрахани. Они отступили в сентябре и понесли еще большие потери в людях и снаряжении, когда возвращались в Азов, а потом во время плавания в Стамбул, по причине обычных для этого времени года штормов.

План строительства канала, соединяющего эти две большие реки, постоянно стоял на повестке дня по причине характерной для Соколлу Мехмеда склонности к амбициозным инженерным проектам и его интереса к проблемам снабжения войск. В лице Касим-паши он нашел исполнительного и настойчивого помощника, но Стамбул отклонил намерения Касима продолжить кампанию в следующем году. Хотя смелый проект строительства канала провалился, тем не менее он имел значительные последствия. Подобно туркам, царь Иван IV совершенно не желал вести войну в степи, и, когда в 1569 году военная экспедиция в Астрахань завершилась, он отправил посланника в Стамбул, поручив ему поздравить Селима с вступлением на престол. Русские ушли из своего форта на Тереке, но сдавать Астрахань Иван отказался.

Это полюбовное соглашение между царем и султаном оставило без внимания намерения крымских татар. В 1571 году татары потребовали сдать Казань и Астрахань и, совершив набег, сожгли столицу Ивана, город Москву. Воспользовавшись тем, что ситуация изменилась, Селим направил царю Ивану послание, в котором повторил требование татар и заявил о своем согласии оказать поддержку татарскому хану в проведении новой экспедиции с целью захвата этих двух городов. Летом 1572 года татарская армия снова двинулась в поход на Москву, но на этот раз она потерпела жестокое поражение неподалеку от города. Поэтому и крымские татары, и турки отказались от идеи завоевания территорий в низовьях Волги[23]23
  В конечном счете проект канала, соединяющего Дон и Волгу, был реализован в 1952 году, через четыре столетия после того, как этот маршрут планировали использовать турки.


[Закрыть].

Хотя империя все еще проявляла интерес к военным авантюрам своих сухопутных войск на удаленных территориях, большую известность правление Селима II получило благодаря действиями османского флота, поскольку этот султан продолжал активную наступательную политику Сулеймана в западном Средиземноморье, направленную против испанских Габсбургов. Туркам противостояла не только Испания: в Магрибе династии Саади из Марокко и Хафсидов из Туниса служили мусульманскими альтернативами находившейся вдалеке династии, способность которой защищать североафриканские территории зависела от безопасности морских коммуникаций. Проход османского флота в западное Средиземноморье блокировали Мальта с находившимися на ней рыцарями-госпитальерами, Сицилия, которой управлял испанский вице-король, а также испанский аванпост Ла-Голетта, неподалеку от Туниса.

В 1568 году турки пытались посеять раздор внутри клана Саади с целью подорвать власть династии, правившей в Морокко. В это время находившийся на службе у Османской империи капитан корсаров, Кылыч («Меч») Али, также известный как Улудж («Варвар») Али, что было намеком на его немусульманское, итальянское происхождение, направил по суше из Алжира небольшую армию, которая в сражении разбила войска Хафсидов и захватила принадлежавшую им территорию Туниса. Но у испанцев все еще оставалась важнейшая крепость Ла-Голетта. Кылыч Али очень удачно выбрал время для своей экспедиции против испанских вассалов, так как в тот период испанские армии либо воевали в Нидерландах, либо подавляли мавританский мятеже самой Испании. Мавры молили султана о помощи, но их восстание было подавлено войсками короля Филипа II, что привело к дальнейшему переселению мавров во владения Османской империи.

Главными событиями тех лет были захват Кипра у Венеции в 1571 году и случившееся в том же году поражение османского флота в сражении при Лепанто, неподалеку от Нафпактоса. Венеция владела Кипром с 1489 года, когда ее пригласили туда защитить последних, слабеющих потомков королей-крестоносцев от нападения Османской империи. В те дни, когда мамлюкский Египет был державой, с которой считались, Венеция ежегодно платила Каиру дань за свое самое восточное владение, а потом она платила такую же дань туркам. Между Османской империей и Венецией всегда существовали какие-нибудь трения, но до войны дело обычно не доходило. По мнению османских историков того времени, именно то обстоятельство, что венецианцы взяли под свою защиту корсаров, нападавших на османские суда, совершавшие плавания в Египет, и побудило Селима начать кампанию по захвату Кипра. В 1569 году, когда был предпринят неудачный поход на Астрахань, шла полным ходом подготовка к военно-морской экспедиции на Кипр. Соколлу Мехмед-паша высказывал свои опасения по поводу этой акции, поскольку совсем недавно, в 1565 году, турки потерпели неудачу на Мальте. Но его соперники убедили султана в том, что ему нужно получить фетву, которая оправдала бы проведение этой экспедиции, являвшейся нарушением мирного договора с Венецией, продленного после его вступления на престол. Шейхульислам Абуссууд тотчас дал фетву, согласно которой нападение на Кипр считалось законным, если целью объявления войны было возвращение территорий, когда-то находившихся под властью мусульман. Одной из таких территорий и являлся Кипр, который в ранний исламский период непродолжительное время находился под властью мусульман. Проблема и ее решение были сформулированы следующим образом:

Страна прежде была исламской. Через некоторое время подлые неверные ее захватили, разрушили одни школы и мечети, а другие превратили в бездействующие. Они наполнили кафедры и галереи школ и мечетей символами безбожия и заблуждения, намереваясь оскорбить религию Ислама всевозможными гнусностями и распространением своей мерзкой деятельности по всей земле… Когда заключался мирный договор с другими странами, находившимися во владении вышеупомянутых неверных, в него была включена и вышеназванная страна. Объяснение надо искать в том, будет ли это соответствовать священному праву. Вот что мешает султану решиться на разрыв договора.

ОТВЕТ:

Невозможно, чтобы это когда-либо могло быть препятствием. Для султана мусульман (да прославит Всевышний его победы) заключать мир с неверными законно только тогда, когда от этого есть польза для всех мусульман. Когда от мира нет никакой пользы, он никогда не будет законным. Когда раньше он представлялся выгодным, а потом стало заметно, что выгоднее его разорвать, тогда нужно обязательно и непременно его разорвать.

Это был единственный случай в XVI столетии, когда турки сами разорвали мирный договор.

Чтобы приступить к завоеванию Кипра, туркам нужно было раздобыть значительную сумму денег, часть которой они получили, распродав монастыри и церкви, принадлежавшие православной церкви в европейских провинциях империи. Православное христианство сыграло достойную роль в прошлом, став бастионом на пути латинян, олицетворением которых прежде были Венеция и папство, а потом католики Габсбурги. Поэтому функционирование православной церкви в пределах Османской империи в целом осуществлялось беспрепятственно. Пока этот институт действовал в рамках предписанных ему взаимоотношений с государством, у него не было причин жаловаться. Когда в 1568 году султан Селим II произвел конфискацию церковных земель, он не ставил себе целью уничтожение Церкви. Конфискация была лишь продолжением постоянных усилий шейхульислама Абуссууда (который до самой своей смерти в 1574 году верой и правдой служил Селиму, как прежде служил Сулейману), направленных на то, чтобы сделать более рациональной систему землепользования в османских владениях. Конфискованные церкви и монастыри можно было выкупить с выгодой для казны. Но результаты конфискаций не были одинаковыми: более богатые монастыри уцелели, а бедные были проданы новым владельцам, которым назначенная цена оказалась по карману.

Таким образом османская казна обогатилась, Нала Мустафа-паша был назначен главнокомандующим сухопутными войсками на Кипре, а командование флотом поручили главному адмиралу Мухсинзаде («Сын муэдзина») Али-паше, который, по словам одного современного историка, «никогда в своей жизни не управлял даже каиком». Ему повезло, что рядом с ним оказался Пиале-паша, который до этого четырнадцать лет прослужил в должности главного адмирала. Хотя европейские державы уже в течение некоторого времени были осведомлены о том, что турки готовят к походу хорошо оснащенную и многочисленную эскадру, они не знали, куда именно она отправится. Судя по слухам, эскадра должна была взять курс на Кипр, и в 1568–1569 годах в Венеции явно испытывали предчувствие беды. Было признано, что администрация острова погрязла в коррупции и не сможет противостоять нападению турок. К этому времени слухи подтвердились, и было предприняты меры по укреплению обороны острова и улучшению его снабжения. В марте 1570 года в Венецию прибыл посланник султана с ультиматумом:

Кипр надлежит сдать, в противном случае турки предпримут нападение. К сентябрю они заняли расположенный в глубине острова город Никосия.

Венеция не смогла найти союзников, которые помогли бы ей защитить Кипр. В 1568 году в Венгрии австрийские Габсбурги и Османская империя заключили мирный договор. Испанские Габсбурги не видели стратегической ценности в этом острове и у них не было обязательств перед Венецией, поскольку в 1565 году, когда турки напали на Мальту, она не оказала им никакой поддержки. В прошлом Венеция всегда предпочитала поддерживать добрые отношения с турками, а не вступать в направленные против них союзы. Однако на этот раз интенсивные усилия, в особенности предпринятые папой римским, привели к тому, что в мае 1571 года было заключено соглашение между Венецией, папой и Испанией, условием которого было то, что Венеция будет оказывать помощь Испании в Северной Африке.

В сентябре 1571 года эскадра под командованием дона Хуана Австрийского, являвшегося незаконным сыном бывшего императора Священной Римской империи Карла V и единокровным братом Филипа II Испанского, вышла в море из Мессины и взяла курс на восток. Когда она подошла к одному из Ионических островов, острову Кефалония, выяснилось, что 1 августа, после одиннадцати месяцев осады, турки заняли последний оплот венецианцев на Кипре, крепость Маджоса (Фамагуста). Теперь христианским союзникам надо было не защищать, а освобождать Кипр. Но в заливе Патрас, расположенном перед входом в Коринфский залив, эскадра дона Хуана обнаружила османскую эскадру, которая все лето занималась рейдерством и даже захватила венецианские острова и владения на Адриатическом побережье. Дон Хуан решил воспользоваться удобным случаем, и 7 октября две эскадры вступили в бой неподалеку от Нафпактоса.

Подобно неудачам, которые турки потерпели под Веной в 1529 и 1683 годах, сражение при Лепанто является событием, которое в западном понимании едва спасло христианский мир от завоевания «неверными турками». Он было множество раз описано очевидцами, а впоследствии и историками, но ни один турецкий очевидец этого сражения не счел нужным сохранить свои воспоминания о нем для потомков. На самом деле, после этого сражения в живых остались лишь немногие моряки османской эскадры. У дона Хуана было свыше двухсот галер (вёсельных военных кораблей, вооруженных пушками) и шесть галеасов (которые в сущности являлись большими галерами, вооруженными более крупными орудиями), тогда как турки располагали еще большим числом судов, но у них не было галеасов. Перемена ветра означала, что во время сражения на море будет штиль, и огонь тяжелых орудий может достичь максимальной эффективности. Непрерывно ведя огонь с близкой дистанции по кораблям османской эскадры, эти орудия оказались решающим доводом в пользу христиан. Большинство кораблей османской эскадры сгорело и затонуло. После того как сражение закончилось (а продолжалось оно четыре часа), начался сильный шторм, который покончил с теми, кто мог надеяться на спасение.

В 1572 году дон Хуан снова вышел в море, но эйфория христиан, которые планировали будущие нападения на османские территории, вскоре закончилась. Всю зиму турки занимались строительством новой эскадры, взамен той, которая была потеряна при Лепанто. Поскольку Мухсинзаде Али-паша в том сражении был убит, командование поручили Кылыч Али-паше, назначив его главным адмиралом. Две эскадры вступали в стычки у берегов Пелопоннеса, но все они закончились безрезультатно, и победа ускользнула от уже предвкушавших ее христиан. Их лига стала разваливаться, и в 1573 году союзная эскадра уже не вышла в море, как это было запланировано. Вместо этого Венеция попыталась заключить мир через своего представителя в Стамбуле, который с весны 1570 года, когда начались военные действия, находился под домашним арестом. Помимо того, что Венеция признала потерю Кипра, она выплатила туркам контрибуцию в размере 300 000 дукатов. Стороны обменялись пленными, а на Адриатическом побережье были установлены границы, которые существовали до 1570 года.

Впрочем один человек, по крайней мере с победившей стороны, так и не получил то, что он надеялся получить от этого договора. Этим человеком оказался еврей-сефард Иосиф Наси, который был банкиром и купцом, а также близким доверенным лицом султана Селима. В качестве признания той поддержки, которую он оказал Селиму в его борьбе с братом Баязидом, Наси был награжден титулом герцога Наксоса, а вместе с ним и значительными доходами, которые приносили таможенные сборы с торговли вином, производившемся на этом острове. Считалось, что потом он захотел, чтобы его сделали королем Кипра. Европейские историки того времени явно приписывали ему подстрекательство Селима объявить в 1569 году войну Венеции. Ходили слухи, что он держал наготове флаг, украшенный гербом Венеции и вышитой золотыми буквами надписью «Иосиф Наси, король Кипра». Но султан решил передать доходы этого острова казне, и Наси был разочарован.

Когда настало время переселять на Кипр подданных империи, турки столкнулись с серьезными трудностями, связанными с отсутствием стимулов для добровольной иммиграции из Малой Азии. Остров был лишен тех привлекательных особенностей, которыми, например, обладали территории, недавно завоеванные на Румелийском фронте, и не сулил тех утешений, которые дал Стамбул после того, как в 1453 году он пал перед Мехмедом II. Более того, летом климат острова был невыносимо жарким, а пастбищные земли встречались редко. Должно быть, нашлись и добровольцы, но все же преобладало принудительное переселение: незамужних женщин посылали туда в качестве невест для солдат, служивших в гарнизонах крепостей острова. Трудолюбивых крестьян с хорошей репутацией перевозили туда, обещая им землю и ослабление налогового бремени. Многие из подлежавших переселению скрывались от властей, пока их не задерживали, а многим другим удалось вернуться на материк, что не могло не вызывать обеспокоенности правительства, которое прибегло к высылке на остров нежелательных лиц. Возможно, что именно этот ранний прецедент лег в основу британской политики депортации мелких преступников в Австралию. Туда посылали тех, кого подозревали в симпатиях к секте кызылбашей, к членам которой в конце XVI века снова относились с настороженностью, и тех, кого считали представляющими угрозу стабильности общества. Среди последних были непокорные учащиеся духовных учебных заведений, бандиты и мелкие чиновники, которые впали в немилость.