Текст книги "Послушная жена"

Нико исчез наверху. Я представила, как он притаился у дочкиной спальни, ожидая, сможет ли мама сотворить волшебство.

Появление остальных Фаринелли не дало мне погрузиться в еще более мрачные размышления.

Первым на кухню вошел Массимо, потирая руки. Подошел, обнял меня за плечи и вполголоса спросил:

– Как Франческа?

– Мама и Нико сейчас с ней наверху, – пожала я плечами.

Он кивнул.

– Поверь, все наладится.

Жутко хотелось надеяться, что деверь прав.

Массимо потянул носом:

– Вкусно пахнет. Овощной суп? Отлично. Как раз горяченького-то и не хватает. На кладбище было холодно.

Я была благодарна ему за то, что он признал за мной право участвовать в общем деле.

– Присаживайся, сейчас заварю чай. – Я отчего-то смущалась, словно не имела права встречать гостей в доме Нико.

– А я вот думаю сбегать в соседний дом за бутылочкой вина. Думаю, нам всем не помешает немного взбодриться, – заметил Массимо.

Я в нерешительности застыла перед чайником, не желая пренебрегать предложением, дабы не показаться негостеприимной, но и опасаясь проявлять излишнее усердие, дабы меня не сочли чересчур прыткой. Винный шкаф у нас в гостиной был полон, но я плохо разбиралась напитках и боялась вместо дорогого изыска оскорбить гостей дешевкой, годной только для тушения мяса.

– Подожди немного, – попросила я. – У Нико навалом вина, он скоро спустится и сам что-нибудь откроет.

Массимо выдал ослепительную широкую улыбку, очень похожую на улыбку брата, хотя у Нико выходило сдержаннее и мягче.

– Не переживай, останется до другого раза. У меня запасы тоже солидные. Тебе пикпуль[7]7
  Сорт винограда и вина родом из французского региона Лангедок.


[Закрыть] нравится?

Не зная, то ли мы все еще говорим о вине, то ли уже обсуждаем новый вид бильярда, я пыталась выбрать между «мне нравится любое белое вино» и «я мастер барного бильярда», но тут меня спасла Анна, влетевшая вместе с Ларой и Сандро. Едва я вышла им навстречу, Анна протянула мне плащ, даже не удосужившись поздороваться. Выражение лица у нее было такое, словно она видит перед собой гардеробщицу, которая должна вручить ей номерок.

Пришлось напомнить себе, что у Нико хватает проблем и без разборок матери со второй женой, поэтому я, юркнув в одежный шкаф, пробормотала себе под нос несколько ядреных слов, присела в издевательском книксене и щелкнула зубами в том направлении, где вроде бы стояла Анна.

Когда я выбралась из своего ругательного убежища, Нико и моя мама спускались вместе с Франческой. Отчаяние на лице девочки заставило меня усомниться, так ли уж целесообразно отмечать годовщины мрачным паломничеством к могилам. Неудивительно, что у бедняжки случился нервный срыв. Вот, например, Дэвид Боуи запретил себя хоронить, и я тоже решила, что пусть уж лучше Сэм пожертвует мое тело медицинской науке, а сам будет вспоминать меня добрым словом от случая к случаю, вместо того чтобы каждый год скорбно таскаться на мучительные свидания с могилой.

Меня подмывало броситься к девочке и убедиться, что у нее все в порядке, но не хотелось выглядеть так, будто я пытаюсь заменить ей мать.

Поэтому я тихонько предложила:

– Горячего шоколаду, Франческа?

Та кивнула.

Нико одними губами произнес: «Спасибо».

Я перепоручила всё маме, а Сэма попросила привести Сандро. Моего сына больше притягивали машинки двоюродного брата, а вот тащить его к нам Сэму совсем не хотелось, и я, наблюдая, как Сандро поднимается по лестнице, робко скользя вдоль стены, понимала Сэма. Поразительно, насколько мало Сандро унаследовал от отцовского изобилия, от смелых и ярких красок и очертаний Массимо: блеклая пастель против насыщенных масляных мазков.

Пока я готовила чай для Анны и Лары, ворвался Массимо с целым ящиком вина и с размаху шлепнул его на стол:

– Думаю, в память о Кейтлин можно выпить по глоточку.

Нико запротестовал:

– У меня тоже полно разного вина, незачем было приносить.

– Да ладно тебе, вино действительно отличное. Благодарный клиент вручил, после того как мне удалось найти маленькую налоговую лазейку.

Нико пожал плечами, а Массимо хлопнул в ладоши:

– Так, кому налить? Мэгги, дорогая моя невестушка, не будешь ли ты так любезна найти бокалы?

День сегодня был явно неподходящий, чтобы во всеуслышание величать меня невесткой. Но, поскольку Лара и Анна явно не возражали, что я им прислуживаю, стараясь при этом меня не замечать, было здорово, что хотя бы один человек считает меня частью семьи. Я достала бокалы, а Массимо скривился и прошептал:

– Слава богу, что ты здесь, Мэгги. Поищи-ка у братца бокалы поприличнее. Пить пикпуль из этих просто святотатство.

Хорошо хоть, он не видел, как мы с мамой разбавляли в кружках лимонадом мерзкую красную бормотуху, которую получали бесплатно вместе с китайской едой навынос.

Нико позвал всех к столу. Я принесла суп и поинтересовалась у Лары:

– Сандро будет его есть? Или, может, сделать ему бутерброд?

Не дав ей ответить, Массимо отмахнулся от моего предложения:

– Ты заслужила отдых, Мэгги.

Сандро бросил взгляд на половник, сполз со стула, уткнулся лицом Ларе в колени и пробормотал:

– Не люблю суп. Хочу бутерброд с ветчиной.

Массимо пощекотал сына по затылку, оторвал его от Лары и усадил обратно на стул.

– Давай, приятель, садись нормально и ешь.

Мальчик застыл, стиснув руки с таким видом, как будто ему предстояло давиться луковой похлебкой с потрохами.

Я попыталась разогнать тучи:

– Да ладно, Массимо, мне совсем нетрудно сделать несколько бутербродов, – и наклонилась к Сандро: – В семь лет суп кажется слишком взрослым блюдом, правда, дружок?

– Ты очень мила, но для итальянских детей не готовят отдельно, – возразил Массимо, не дав Сандро ответить. – У нас нет такого понятия, как детская еда. Дети едят то же, что и мы.

Сандро сморщился, словно вот-вот заплачет. О господи. Похоже, я ненароком разворошила старые обиды. Часть меня восхищалась настойчивостью Массимо. С другой стороны, неужели так важно, если ребенок раз в две недели съест бутерброд вместо минестроне? Мои правила для Сэма ограничивались указаниями «не воруй» и «не сквернословь». Я никогда не навязывала ему еду, будь то горошек или суп.

Меня спас Нико.

– Подойди и сядь рядом со мной, – позвал он Сандро через стол. – Вот, возьми хлеб и макай в суп. От этого мышцы растут как на дрожжах.

Но мальчик только еще ниже опустил голову, уткнувшись в тарелку, куда я налила порцию меньше кошачьей.

Каждую ложечку супа Сандро запивал большими глотками воды, и я подумала, что надо было, не заморачиваясь, накормить всех рыбными палочками, желе и мороженым.

Остаток обеда прошел в беспокойном стуке ложек о тарелки под тихое бормотание Лары, заставляющей Сандро есть, односложные ответы Франчески, которыми она наказывала Нико, и болтовню мамы о том, как подорожали нынче свежие цветы, «которые и простоят-то всего пару дней». Я же пыталась выбросить из головы образ белых роз, истоптанных Франческой перед воротами кладбища: обтрепавшиеся лепестки рассыпались по мостовой, стебли помяты и сломаны.

Когда Анна постучала ногтями по краю бокала, мне на миг показалось, что она найдет тему для разговора, которая отвлечет всех от похоронных мыслей.

– Поскольку сегодня годовщина смерти моей дорогой невестки, пусть каждый поделится самым приятным воспоминанием о нашей Кейтлин.

Мне потребовалась вся сдержанность, чтобы не захрюкать от смеха. Все же ясно как белый день. Предполагается, что нежеланная вторая жена должна смиренно выдержать семейное почтение, выказываемое ее идеальной предшественнице. Я вскочила:

– Ну, это, пожалуй, без меня. – Мои слова упали в неловкую тишину. – Мама, помоги мне убрать.

Мама, кормившая Сандро кусочками хлеба, попутно подсовывая ложку супа, тоже подхватилась и быстро подставила тарелку Сандро под свою.

Нико сказал матери по-итальянски что-то непонятное, но интонация была явно упрекающей. Я принялась собирать посуду.

– Прошу вас, продолжайте. Приятно же вспомнить хорошие времена. Ну а мы с мамой пойдем на кухню.

Не желая доставлять Анне удовольствие от мысли, что она сумела меня достать, я стала аккуратно складывать тарелки, хотя на самом деле с наслаждением пошвыряла бы их одну за другой об стенку с воплем: «В бога душу мать, я же не виновата в смерти Кейтлин!»

Когда Массимо встал, чтобы заговорить, щеки у Нико порозовели от нерешительности. Я пребывала в несколько растрепанных чувствах. С одной стороны, мне было жаль мужа, которого дочь с матерью тащили каждая в свою сторону. С другой – хотелось заорать: «Да будь же ты мужиком! Скажи матери, чтобы шла лесом. Что я здесь останусь, нравится ей или нет. Если, конечно, она все-таки не умудрится превратить нашу жизнь в ад».

Не самая удачная мысль, учитывая, что браку-то моему было чуть больше месяца.

Глава шестая
Лара

Классика жанра от Анны: теперь, когда Кейтлин нет, возвысить ее до статуса святой, хотя при жизни свекровь то и дело скрещивала с ней шпаги по любому поводу, начиная с того, правильно ли она гладит Нико рубашки, и заканчивая тем, достаточно ли соли в пасте. Первым к фарсу присоединился Массимо. Хотя он, конечно, подстраховался.

– Прежде всего, предлагаю всем поднять бокалы за Мэгги и ее маму за обед, который они для нас сегодня приготовили. Было очень вкусно, спасибо. – Он поймал взгляд Сандро. Слава богу, Берил умудрилась ловко управиться с суповой тарелкой нашего сына.

Меня отчаянно тянуло последовать за Мэгги и Берил. От одной только перспективы выискивать прекрасное воспоминание о Кейтлин меня бросило в жар. В голову не приходило ничего, что удовлетворило бы собравшихся за столом.

Массимо решил сосредоточиться на жизненной силе и энергии Кейтлин, адресуя речь Франческе:

– У тебя была потрясающая мать. Каждое утро, еще только продирая глаза, мы с Ларой видели, как она уже возвращается с пробежки, вся такая разрумянившаяся, свежая, готовая к новому дню.

Я расстегнула блузку на животе, в очередной испытывая отвращение к себе за каждую макаронину, прихваченную с тарелки Сандро, за каждое печенье, тайком вытащенное из упаковки, за каждую проглоченную рыбную палочку.

Мой муж меж тем продолжал:

– Непостижимо, что можно так хорошо питаться, заниматься спортом и заботиться о себе – и умереть так рано. – Он глотнул вина. – Но Кейтлин не ушла совсем. Она оставила здесь частицу себя, прелестную дочку – тебя, милая Франческа. Я знаю, мама была бы в восторге от того, какая ты красивая и спортивная. Очень жаль, что она не увидела, как ты выиграла чемпионат округа по плаванию.

Конечно же, Массимо выбрал для похвалы спорт. Пресловутый спортивный ген Фаринелли, который позволяет им всем преодолевать любые препятствия на жизненном пути и добиваться отличных результатов хоть в боксе, хоть в футболе, хоть в теннисе или хоккее, заставляя остальных благоговейно аплодировать.

Всем, кроме Сандро.

Пока Массимо говорил, Франческа методично рвала салфетку на мелкие клочки. Вероятно, не стоило напоминать о событиях, которые пропустила ее мать. Я слышала, как племянница судорожно втягивает ноздрями воздух. На щеках у нее пылали розы гнева, словно девочка едва сдерживается, чтобы не послать нас всех к черту. И она имела полное право злиться, так рано потеряв мать. Я сама каждый день рождения встречала со смесью печали и ярости из-за того, что в четыре года осталась без мамы. И никакими восхвалениями вроде «красивая» и «фантастическая» не компенсировать, что ты обделена. В детстве я всегда была «бедняжкой, у которой умерла мама». Странным ребенком с папой намного старше других родителей, бородатым чудаком, на школьных мероприятиях вечно зажатым среди сумок и каблуков.

Я отогнала мысли о собственной утрате, когда Массимо привлек наше внимание, подняв тост за «прекрасную Кейтлин, которая ушла, но не забыта».

Следующей была Анна. Я видела, как Мэгги с мамой ходят по кухне. Они, скорее всего, слышали застольные речи, и Мэгги наверняка задавалась вопросом, в каком дурдоме оказалась, выйдя замуж, и вряд ли ее можно винить. Но если верить Анне, это был расчетливый ход и роман с Нико Мэгги завела еще до того, как Кейтлин умерла.

Я слышала, как Анна передразнивала Мэгги: «“Нам никто не верит, но мы познакомились совершенно случайно, а потом целую вечность не встречались”. Чушь собачья! И мамаша ее такая же лицемерка. “Кейтлин, бедненькая, дай подушку взобью”, – продолжала кривляться Анна, изображая Берил. – И все это время высматривала главное: как заграбастать выигрышный билет для доченьки и внучка. Неплохой результат для тетки, которая зарабатывает на жизнь пришиванием пуговиц».

Интересно, знает ли Берил истинную цену Анне. Она ведь неглупа и наверняка заметила, как Анна потянулась за нюхательной солью, когда выяснилось, что Берил не видит разницы между пенне и фузилли: «Так ведь все одно: макароны, разве нет?»

Но, в отличие от меня, Берил не собиралась становиться лучше – больше читать, быстрее думать, учить всякие па, чтобы красивее танцевать под дудку Фаринелли. Она просто считала забавными их выкрутасы и претензии. И время от времени позволяла себе отвечать легкой непочтительностью на самодовольство Анны. Надо было видеть гримасу, которую скорчила Берил, моя посуду, когда Анна принялась рассуждать, какой потрясающей хозяйкой была Кейтлин и какие «великолепнейшие» викторианские ножницы для винограда откопала на ярмарке антиквариата. Если свекровь вообще сочтет меня достойной хоть какой-то памяти, то, надеюсь, запомнит за нечто более примечательное, чем способность отыскать в корзине со старым барахлом садовые ножницы.

Тут Анна повернулась к Франческе:

– Твоя очередь, аморэ.

Мне захотелось вскочить и прекратить этот балаган скорбей. Я отчаянно пыталась дать Франческе понять, что она не обязана в нем участвовать; лучше принять свои чувства и утешаться воспоминаниями, а не потакать проклятой родне, которая вынуждает ее играть по предписанным нотам. Но девочка посмотрела на стол, затем встала, как будто собиралась поделиться чем-то гораздо бо́льшим, нежели случайное воспоминание.

На мгновение ее черты смягчились, явив нам округлое беззаботное лицо ребенка, а не колючего подростка, которым она стала. Затем, глядя на Нико покрасневшими глазами и снова насупившись, Франческа произнесла:

– Главное, что я помню о маме, – она всегда целиком и полностью была рядом. Для нее не было никого важнее меня. И я скучаю по этому. – Ее лицо исказилось страданием, голос предательски задрожал и стих.

Нико вздрогнул и потянулся к ней:

– Ты же знаешь, Чесси, я всегда с тобой. – Он попытался притянуть дочку к себе, но та его оттолкнула. – И теперь с тобой не только я, но и Мэгги. – Нико опустился на стул. Ему ведь всего сорок, на пять лет меньше, чем Массимо, но его легко принять за старшего сына: усталый, измотанный, в темных волосах уже полно седины, выглядит так, словно что-то жизненно важное утекло, улетучилось из него в сражениях с Франческой, выиграть которые ему не суждено.

Его хотелось пожалеть, ведь мне самой было очень хорошо знакомо ощущение, когда стараешься-стараешься, а результата ноль. Я думала, воспитывать ребенка будет легко, особенно если рядом Массимо. Его энтузиазм по поводу наследника заставил меня задвинуть подальше опасения, что из-за материнства придется отложить едва начавшуюся экономическую карьеру: ведь первый брак мужа потерпел неудачу именно из-за того, что Дон не хотела детей. Однако с тех пор «подходящего» времени вернуться к работе так и не нашлось. По крайней мере, в представлении Массимо и уж точно – по мнению Анны, которая была в ужасе от перспективы, что я рискну оставить Сандро на попечение «глупых неопытных девчонок, у которых и детей-то нет».

Кольнуло печалью оттого, с каким оптимизмом я поначалу воспринимала материнство и в какую рутину оно превратилось.

Сандро тут же забормотал, что ему нехорошо и болит живот. Мне не хотелось за столом вступать в дискуссию о том, чем это, по его мнению, грозит: Фаринелли, при всем своем презрении к чужим слабостям, были до ханжества щепетильны, когда речь заходила о телесных функциях. Я встала, чтобы вывести Сандро, но Массимо придержал меня за руку:

– Он может и подождать минуту. Не упускай возможности поделиться своим воспоминанием о Кейтлин. Франческа, для тебя ведь важно услышать, как много для всех нас значила твоя мама?

Франческа переняла и довела до совершенства способность Кейтлин смотреть на окружающих так, словно их удостоили невероятной чести находиться в ее обществе, словно ей жаль кислорода, впустую потраченного на мои слова.

Я села, шепнув Сандро, чтобы он шел в туалет, а я скоро догоню. Но он покачал головой и потянул меня за руку. Плечи у меня напряглись, мысли заметались. Следовало в зародыше прямо сейчас пресечь складывающуюся ситуацию, прежде чем она обострится, прежде чем мы двинемся по знакомой колее «Массимо против Сандро», а я буду метаться между ними, как обезумевшая марионетка. Тоскливая тяжесть неизбежности соперничала с ощущением безотлагательности.

Массимо похлопал Сандро по плечу. Только мне было видно, как крепкие пальцы другой руки впиваются в мальчика, отрывая его от меня.

– Давай, сынок. Пусть мамочка расскажет о тете Кейтлин. – Тон мужа был легким, но натренированный слух Сандро наверняка уловил отголосок угрозы.

Сын наклонился ко мне, задержав дыхание; живот у него вздулся. Господи, только бы Сандро не разрисовал стены суповыми брызгами.

Я похлопала Массимо по руке:

– По-моему, ребенка сейчас вырвет. Не мог бы ты увести его?

Муж раздраженно раздул ноздри, но во всеуслышание заявил:

– Где болит, сынок? Иди сюда, я посмотрю.

Совершенно необязательно было видеть Анну, чтобы знать, какое у нее выражение лица: «Бедная Лара, конечно, старается, но Массимо постоянно приходится вмешиваться. Мальчик такой болезненный, наверное, она его неправильно кормит».

Сандро, корчась, отодвинулся от Массимо и прижался ко мне, спина у него напряглась, костлявое плечико впилось мне в ребра. Я сунула руки под себя, чтобы удержаться и не схватить сына, не усадить на колени, не погладить успокаивающе по животику.

И тут ворвалась Берил, держа в руках рожок мороженого:

– Сандро, ступай-ка на кухню и съешь это, пока взрослые разговаривают.

Я готова была ее расцеловать. Она уволокла мальчика из гостиной, прежде чем Массимо среагировал, и муж не успел поставить Сандро на ноги, чтобы повертеть и потыкать его в разные места, а потом, как обычно, заявить: «Не придуривайся. Всё у тебя в норме».

Волна опасения схлынула, когда Сандро убежал, держась за руку Берил и прижимаясь к ее пышным бедрам, словно ища защиты в бурю.

Массимо был явно раздосадован, но откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, и выжидающе уставился на меня:

– Ну, тогда слово тебе, Лара. Я знаю, как ты скучаешь по Кейтлин.

Я пыталась нащупать хоть что-нибудь, что угодно, только не ту мысль, которая вертелась у меня в голове, затмевая все остальные, и готова была сорваться с языка. Безнадежно огляделась, чувствуя, как Массимо ерзает рядом. Старый шрам от собачьих зубов на тыльной стороне ладони стянулся и зудел, как всегда в тревожную минуту. Сбоку стояла вазочка с подснежниками.

– Цветы, – выпалила я наконец, словно давая долгожданный ответ на приз в миллион фунтов. – Кейтлин выращивала замечательные цветы. – И приготовилась нахваливать ее нарциссы, гиацинты и крокусы.

Все что угодно, лишь бы ненароком не вырвалось, что главное воспоминание о Кейтлин – как я ненавидела ее саму и ее идеальную жизнь.

Глава седьмая
Мэгги

Теперь, когда уже не требовалось по утрам сидеть в своем магазине, размышляя, сколько платьев предстоит перешить, чтобы заплатить за новые футбольные бутсы Сэма, ко мне вернулась былая любовь к рукоделию. К середине марта Франческа стала намного враждебнее: выскакивала из комнаты, стоило мне войти; втискивалась между мной и Нико, если мы сидели рядом на диване; провоцировала Сэма дерзить мне. И вот тогда я обрела убежище в шитье.

Мне нравилось укрываться в своем личном пространстве, где не надо постоянно держаться в тени и оправдываться за то, что я все еще смею дышать. На работе я знала все ответы. Клиенты надеялись на мою помощь и не принимались яростно возражать, стоило мне найти решение. За долгие часы, проведенные над пуговицами, подрубкой подола и пришиванием крючков, ноющее чувство, что я недостаточно хороша, утихало – но вновь распускалось пышным цветом, как только я приближалась к жилищу, которое по-прежнему не могла считать домом.

И вот одним мартовским вечером хозяин помещения, где обретался мой магазинчик, долго шаркал ногой по полу, после чего выдавил:

– Мне очень жаль.

Как оказалось, он продал все здание и теперь заранее, за месяц, уведомляет меня, чтобы я успела собраться и съехать. На шелковую юбку, которую я чинила, закапали крупные, как горох, слезы. Я так долго за бесценок арендовала это маленькое помещение, что вряд ли теперь найду другое такое же по карману. А если брошу шить, то останусь без заработка и уж точно оправдаю возводимую на меня напраслину насчет охоты на богатенького мужа. Язвительные замечания в духе «быстро же она полюбила праздную жизнь» брызгами разлетятся по трем домам на Сиена-авеню еще до того, как я соберу свои подушечки для булавок.

Мне вдруг до дрожи захотелось позвонить прежним приятелям по муниципальному дому, закатиться в «Шляпу и перо» и наливаться водкой до тех пор, пока не удастся разглядеть в происходящем забавную сторону. Или, наоборот, в полной трезвости отправиться к маме, к которой Сэм каждую среду заходил после футбольной тренировки. Я позволила себе помечтать, как было бы здорово ворваться в старую входную дверь и плюхнуться на продавленный, но такой уютный мамин диван, пока она суетится с чаем и оладьями. В доме Нико все сиденья были спроектированы таким образом, чтобы домашние не засиживались, а поскорее вставали и шли заниматься делами. Сейчас же мне хотелось съесть готовое карри, куском индийской лепешки подбирая соус в коробочке из фольги, а не возиться с чесноком, травами и правильно сваренным куриным бульоном.

Но я стала женой, поэтому следовало идти к мужу. Когда я вошла, Нико уже вернулся из своего садового магазина. Он оторвался от ризотто, которое помешивал, и бросился ко мне:

– Мэгги! Что случилось? Все хорошо?

И, невзирая на понимание, что Франческа по-прежнему несчастна, мне кровь из носу сделалось необходимо сохранить веру, что все в конце концов изменится к лучшему, поэтому мое исполненное независимости лицо моментально искривилось. Нико протянул ко мне руки. Франческа, которая делала домашнее задание за кухонным столом, пулей вылетела прочь.

Как только у меня из глаз хлынуло, Нико, верно, пожалел, что не накупил оптом бумажных платочков. Во мне словно разверзлись хляби небесные, и слезы полились рекой. Я лишаюсь своего магазинчика и любимого занятия. В шкафу в гостиной, как упрек, по-прежнему висят изысканные костюмы Кейтлин – бежевые, черные, темно-синие. Франческа побеждает в войне, а значит, у нас с Нико так и не будет времени побыть вдвоем. Я очень хочу помочь падчерице, утешить, сделать ее жизнь лучше, чтобы девочка перестала страдать и злиться. Но не могу.

Поэтому напряжение не отпускает нас никогда, ведь Нико может понадобиться дочери в любой момент. Даже когда мы ложимся спать, не обходится без ежевечерней драмы: «Папа, у меня в комнате завелась уховертка / внизу слишком шумно / мне не уснуть / у меня болит голова». Хоть я и выросла в муниципальном доме, где через тонкие стены отлично слышно, как соседи пукают или занимаются любовью, самым эффективным средством погасить малейшие проявления либидо у нас с Нико оказался страх услышать за дверью шаги Франчески.

Муж посмотрел на меня с явным облегчением:

– Я уж подумал, что разонравился тебе, – и погладил меня по голове. – Прости, что, выйдя за меня замуж, ты не стала хоть капельку счастливее.

– Не глупи. Быть замужем за тобой замечательно. Просто я тебя постоянно подвожу. Конечно, мне никогда не заменить Кейтлин, но Франческа, по-моему, ненавидит меня, как никто прежде.

– Да перестань. Никакой ненависти она к тебе не испытывает. С чего бы? Ведь ты такая милая. А ей именно этого и не хватает. И знаете что, миссис Фаринелли? – произнес он, придвигая мне стул.

Хотя говорил он весело и сочувственно, на лице у меня наверняка промелькнул страх. Ведь мы были женаты всего два месяца, и я все еще ждала, когда он скажет мне, что это большая ошибка.

Но Нико наклонился и поцеловал меня.

– Мы устроим тебе мастерскую в мансарде. Там очень уютно. Кейтлин до болезни собиралась превратить ее в студию йоги, так что там уже провели электрику и побелили стены. Окно большое, от пола до потолка, поэтому очень светло. Можно заказать встроенные рабочие столы, полки и шкафы – все необходимое, чтобы максимально использовать пространство.

Собственная мастерская. О таком я даже не мечтала. Вечно пыталась что-то на что-то обменять, что-нибудь из чего-нибудь сварганить. В душе проклюнулся маленький росток надежды. Особое, только мое пространство. Возможно, получится даже шить на заказ, а не просто перелицовывать да чинить.

– И к тому же за аренду не надо платить – большой плюс.

– Ты уверен? Тебе не покажется, что тебя просто использовали?

– Не говори глупостей! Я тебе муж, а не домовладелец. Именно так и поступают пары: делятся проблемами и вместе ищут выход.

И тут я снова расплакалась. Мне столько лет приходилось в одиночку бороться за существование, выискивать такие решения, благодаря которым нам с Сэмом не надо будет перебиваться с хлеба на воду или садиться на шею матери, что сейчас слова Нико показались мне колдовской пылью, которая искрилась вокруг, добывая подходящие варианты прямо из воздуха.

– Однако там предстоит хорошенько прибрать, – нахмурился муж. – Возможно, даже придется попросить Франческу помочь. В мансарде много вещей Кейтлин. Бог знает, каких именно. Университетские учебники, снаряжение для ходьбы, дайвинга и верховой езды, альбомы для вырезок – она вечно собирала разные программки, билеты на самолет и всякое такое. Может, Франческа захочет оставить что-то себе.

Я совершенно не подумала, сколько воспоминаний вызовет у Нико разбор вещей Кейтлин. Учитывая, какой спортивной была она, удивительно, что теперь он остановил выбор на рохле вроде меня. Я-то ни разу в жизни не сидела на лошади: меня не привлекает транспортное средство без надежных тормозов. Вряд ли мне будет приятно слушать, как муж болтает с Франческой о достопримечательностях, которые они посмотрели, о пляжах, с которых любовались закатом, о вершинах, на которые взбирались. Мне не хотелось портить то общее, что у нас сложилось, без конца задаваясь вопросом, не было ли ему лучше с Кейтлин. Или обнаружить, что существует целый список мест, где Нико занимался сексом с первой женой.

Впрочем, следовало проявить должную благодарность, поэтому я попыталась высказаться дипломатически:

– Я бы рада поучаствовать, но, может, вам лучше разгрести завалы вдвоем? Не мне решать, что из вещей оставить, а от чего избавиться. Если места там достаточно, часть можно сложить куда-нибудь в угол, а мне хватит и остального пространства.

– Знаешь, наверное, тебе лучше присоединиться к нам, если, конечно, не возражаешь, а то мы так и будем откладывать. И вряд ли ты сможешь долго соседствовать с вещами Кейтлин в углу. Мне, например, вовсе не улыбалось бы хранить где-нибудь у себя барахло твоего бывшего. Время пришло. А те вещи, которые Франческа захочет оставить, она может сложить у себя в комнате.

Я обняла его. Теперь оставалось донести наш план до Франчески.