Текст книги "Разбивая волны"

«Но теперь это должно закончиться», – подумала я, продолжая всматриваться в то место на берегу, где океанские волны накатывались на песок небольшой бухточки, которую я открыла для себя еще совсем девчонкой. Бухта влюбленных – вот как она называлась. Может, именно там мне суждено утонуть?

«Черт тебя возьми, Молли! Хватит думать о всяких глупостях!» – одернула я себя, с грохотом захлопывая дверцу джипа. Мой план состоял в том, чтобы ни при каких условиях не приближаться к берегу, и я собиралась придерживаться его в точности – хотя бы ради Кэсси. Пока мы ехали сюда, мне казалось, что это будет просто, но сказать, как всегда, оказалось гораздо легче, чем сделать.

Прикусив губу, я открыла дверцу багажного отделения и начала выгружать наши вещи, ставя сумки и чемоданы на тротуар перед увитой розами калиткой.

Выпрямившись, я потерла поясницу, и тут мой взгляд упал на соседний дом. На его подъездной дорожке стоял древний «Камаро» с поднятым капотом, рядом лежал раскрытый ящик с инструментами. При виде этой старой машины я почувствовала, как возбуждение волной прокатилось по моему телу. В одно мгновение я как будто перенеслась во времени назад – в те годы, когда я училась в старшей школе. Тогда я встречалась с Оуэном и, бывало, часами смотрела, как он закручивает болты или меняет патрубки и шланги на своем допотопном «Мустанге». Как-то в телефонном разговоре со мной бабушка упомянула, что родители Оуэна ушли на пенсию и переехали жить во Флориду, и я невольно задалась вопросом: а кто же живет теперь в его доме? Впрочем, кто бы это ни был, о доме он заботился хорошо – выкрасил стены, вставил современные пластиковые окна, привел в порядок двор и высадил в нем декоративные кустарники, которые, как я видела даже с улицы, были аккуратнейшим образом подстрижены.

Оуэн сейчас, наверное, тоже во Флориде, подумала я. Интересно, каким он стал? Мы расстались двенадцать лет назад, и с тех пор я ни разу его не видела.

– Молли!

Я обернулась. Бабушка Мэри стояла на тротуаре рядом со мной. За ее ухом была заткнута маргаритка, которая едва выглядывала из все еще густых, подстриженных под каре, волос цвета светлого меда. Волосы, правда, начинали седеть, и бабушка регулярно их подкрашивала. Сухой цветочный аромат ее духов щекотал мои ноздри, но даже сквозь него я почувствовала легкий кисловатый запах, происхождение которого я затруднялась определить. Глаза бабушки были полны слез, и я почувствовала болезненный укол в сердце.

– Кэсси тебе все рассказала?

Бабушка криво улыбнулась.

– Она такая же, как мама, – шепнула я.

Бабушка прижала руку к груди и закрыла глаза. Постояв так несколько секунд, она спросила:

– И сколько времени это у нее обычно продолжается?

Прежде чем ответить, я опустила взгляд и посмотрела на мыски своих туфель. Переодеться после вынужденного купания под разбрызгивателями я не успела, поэтому мои туфли и кофта все еще были влажными. От прикосновения холодной ткани по моему телу то и дело пробегали мурашки.

– Пять дней, – ответила я. Собственно говоря, это было почти все, что я знала об особенностях «пророческого цикла» Кэсси. – Как правило, все начинается с какого-то события, которое становится как бы катализатором процесса, причем само событие в общих чертах похоже на то, что должно случиться. Ее одноклассник качался на качелях, и Кэсси предвидела, что он захочет с них спрыгнуть и сломает ногу… А в другой раз она увидела, как ее подруга попала под машину – и это произошло на самом деле. Что касается сегодняшнего дня, то… Утром, когда мы гуляли в парке, меня случайно окатило водой из поливальной установки. Должно быть, моя мокрая одежда и лицо навели Кэсси на мысль, что я могу упасть в воду и утонуть… Так обычно это начинается. В следующие три или четыре ночи пророчество обрастает подробностями, возвращаясь к Кэсси в форме снов… или, лучше сказать, кошмаров. И чем больше таких кошмаров она видит, тем отчетливее становится картина того, что должно произойти. Сегодня Кэсси впервые предупредила меня о том, что я могу утонуть. Думаю, в последующие дни я узнаю кое-какие подробности того, где и при каких обстоятельствах это должно случиться.

Нетерпеливо вскрикнув, бабушка Мэри взмахнула рукой перед самым моим носом.

– Кэсси выглядит совсем измученной. Давно это с ней?

Я сложила руки на груди.

– Около трех месяцев.

– И я узнаю об этом только сейчас! – с упреком произнесла бабушка и покачала головой. На ее лице отчетливо проступило выражение досады и разочарования. Она явно была недовольна, что я не сообщила ей о необычных способностях правнучки.

– Впрочем, я должна была это предвидеть, – добавила бабушка после непродолжительного молчания. – У тебя эти способности проявились примерно в этом же возрасте. И у твоей матери тоже… У всех одаренных женщин в нашей семье это бывает одинаково, так что… Почему же все-таки ты мне не позвонила?

«Да потому, что мне пришлось бы приехать сюда! Впрочем, я все равно оказалась здесь, так что…»

– Потому что раньше ее пророчества не были такими пугающими, – сказала я вслух. – И я думала, что сумею справиться с этим сама. Мне казалось – я смогу ей помочь…

– …Сможешь научить девочку подавлять и игнорировать собственный дар, – закончила за меня бабушка.

– Это не дар. – «Скорей уж опасная аномалия развития». – Кроме того, я не знаю, как можно научить подобным вещам.

Бабушка вздохнула и поглядела на меня почти сочувственно.

– Это не твоя вина. Если кто и виноват, так это я. Мне не нужно было соглашаться, когда твой отец уговаривал меня не учить тебя управлять собственными способностями. Из-за этого ты до сих пор не овладела ими как следует.

Я почувствовала в горле комок и бросила быстрый взгляд в сторону залива.

– Кэсси знает, на что ты способна? – спросила бабушка.

– Нет. – Я повернулась к ней спиной. – И никогда не узнает.

– Неужели она не пыталась поговорить с тобой без слов?

– Конечно, пыталась, но я закрылась от нее. Точно так же, как в свое время ты отгородилась от меня, – сказала я.

Бабушка поджала губы и метнула на меня укоризненный взгляд. Глядя поверх ее плеча, я заметила, что Кэсси бродит по палисаднику и, наклонившись, рассматривает что-то под кустами.

– А еще какие у нее есть способности – помимо ясновидения и телепатии? – спросила бабушка Мэри.

– Только эта. – «И слава богу!» – Она видит ауру человека.

– Совсем как ты.

– Да… как я.

– Ну что ж, – проговорила бабушка, деликатно почесывая в затылке кончиком ногтя. – Картина ясна, будем работать. Я научу Кэсси…

– Ты должна научить ее не использовать свои способности, – решительно перебила я ее. – Или, по крайней мере, отключать их по мере необходимости. Я уверена, что ночные кошмары причиняют Кэсси боль, и это пугает меня куда больше, чем предсказание о моей смерти.

– Хорошо, я сделаю что могу, но тут, сама понимаешь, ничего обещать нельзя. А ты тем временем подумай о том, что случится, если…

– Мама, смотри! Киса!!! – в восторге завопила Кэсси.

Мы с бабушкой вздрогнули от неожиданности. Обернувшись, я увидела короткошерстного пятнистого котенка, который протиснулся под изгородью и вприпрыжку помчался по дорожке.

– Да она тут не одна! – еще громче закричала моя дочь.

Пройдя следом за бабушкой через увитую розами арку, я очутилась в палисаднике, который был разделен на несколько участков длинными цветочными ящиками на столбиках и куртинами цветущих кустарников. В воздухе витали ароматы камелий, английских роз и жасмина. Аккуратные дорожки были проложены по периметру палисадника, а также между цветочными ящиками.

Тем временем из куста выглянула мохнатая мордочка с большими темно-янтарными глазами. Судя по размерам, это был совсем молодой кот, почти котенок. На его розовом носу засохла какая-то грязь, а в зубах он держал тонкую веточку.

– Что это у него во рту, бабушка? – спросила Кэсси.

– Кошачья мята, – пояснила бабушка Мэри. – Коты ее обожают.

Из-под соседнего куста выбрались еще два котенка – один был пестреньким, второй – рыжим.

– Это все твои? – удивилась я. – Все четыре? Да ты просто кошачья королева!

– Только рыжий мой, – ответила бабушка. – Его, кстати, зовут Фрэнки. Остальные – соседские. Раньше они постоянно дрались, но с тех пор, как я посадила у себя кошачью мяту, драки и ссоры прекратились. Теперь они – друзья.

– Просто они окосели от мяты, вот им и не до драк, – ответила я, с удивлением отметив прозвучавшие в моем голосе стервозные нотки. Впрочем, мое раздражение было вполне объяснимым. Мне не нравилось, что пришлось вернуться в этот город, не нравилась перспектива снова спать в моей прежней комнате, где, казалось, все еще витали воспоминания, которые я предпочла бы забыть.

Кэсси тем временем изловчилась и схватила рыжего Фрэнки поперек туловища. Она, разумеется, хотела его просто погладить, но котенок этого не понимал и силился вырваться. Он барахтался у нее в руках и, казалось, готов был пустить в ход когти.

Взмахом руки бабушка подозвала Кэсси к себе.

– Держи его за задние лапы. Вот так… – Она взяла Кэсси за руку и подсунула ее Фрэнки под брюшко, но котенок оказался проворнее. Упершись задними лапами в грудь Кэсси, он с силой оттолкнулся и, плюхнувшись на дорожку, метнулся к забору. В одно мгновение он взлетел на самый верх и спрыгнул с другой стороны.

Кэсси бросилась было в погоню, но остановилась и, обернувшись на меня, нехотя вернулась назад. Взяв меня за руку, она прижалась к моему бедру.

– Помоги мне занести вещи в дом, – попросила я, надеясь отвлечь дочь от мыслей о ее последнем пророчестве.

Бабушка, похоже, поняла, в чем дело.

– Ничего-ничего! Все будет о'кей, вот увидите, – проговорила она бодро, но тут же поморщилась и потерла лоб.

– У тебя болит голова? – спросила я.

– Не беспокойся, все в порядке, – отмахнулась она. – Идите лучше в дом, обед давно на столе. Твоя новая комната тоже готова, мне не терпится тебе ее показать.

Боковая калитка палисадника громко хлопнула, и мне показалось, что мое сердце на мгновение сбилось с ритма. Повернувшись в ту сторону, я увидела высокого мужчину, который быстро приближался к нам. Он был широкоплечим и черноволосым, лицо покрывала густая трехдневная щетина. Мужчина не улыбался, но его серьезные серые глаза пристально смотрели на меня.

Я вдруг поняла, что не дышу уже почти полминуты.

Кэсси что-то сказала, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы выйти из ступора и посмотреть на дочь. Кэсси взглянула на меня, потом снова уставилась на мужчину. Глаза у нее были большими и круглыми.

Хрустя тяжелыми башмаками по гравию дорожки, мужчина пересек двор и остановился передо мной.

– Привет, Карамелька.

Кровь оглушительно стучала в моих ушах.

– Оуэн!.. – выдохнула я.

– Мама! – Кэсси дернула меня за руку. – Вот здорово! У дяди точно такой же цвет, как у тебя. Вы друг другу подходите!

Глава 6

Понедельник.

Вскоре после полудня.

Оуэн зацепился большими пальцами за карманы стареньких джинсов и кивнул.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Наши ауры одного цвета. Всегда были.

При этих словах я чуть было не скорчила недовольную гримасу и лишь в последний момент справилась с собой. Сколько раз я предупреждала Кэсси, чтобы она старалась не привлекать внимания посторонних к своим способностям, и вот пожалуйста!.. Едва увидев незнакомого мужчину, она сообщает ему, что у меня и у него ауры одинакового цвета! Правда, Оуэн давно был в курсе моих возможностей и мог предположить, что, по крайней мере, часть из них могла передаться моей дочери, но это ничего не меняло, поскольку для Кэсси он был чужим, а чужих следовало опасаться.

Сейчас, однако, мне было не до воспитательных тонкостей. Оуэн стоял совсем близко, и мне казалось, что пространство вокруг нас съежилось до предела.

Кровь бросилась мне в голову, руки покрылись гусиной кожей, а сад и цветы поплыли перед глазами. На мгновение мне показалось, что мое сердце вот-вот разорвется и из него выплеснутся мучительные воспоминания и чувства, которые я считала давно и безвозвратно похороненными. Двенадцать лет я не позволяла себе даже думать об Оуэне, не говоря уже о том, что нас когда-то связывало, и вот все мои усилия пошли прахом.

Оуэн внимательно наблюдал за моим лицом, и от него, несомненно, не укрылись отразившиеся на нем чувства. Радость. Счастье. Тоска. Любовь. Да, любовь, потому что когда-то давно я любила его без памяти. Все это Оуэн сейчас разглядел в моих глазах, и не только в глазах. Я была уверена, что от него не укрылись и мое сбившееся дыхание, и нервное движение пальцев, теребивших подол все еще влажной блузки, и то, как я переминалась с ноги на ногу, словно каждую секунду готова была броситься наутек. А мне действительно хотелось сбежать – сбежать от океана, от глупых пророчеств Кэсси, от этого дома, который я ненавидела. И конечно – от Оуэна, в чьем взгляде я читала отчаяние и муку, которую я причиняла ему одним своим видом.

В какой-то момент Оуэн, должно быть, понял, что я читаю его как раскрытую книгу, и торопливо опустил голову, стараясь выразить на своем лице безразличие.

– Как ты думаешь, что это означает – что я такого же цвета, как ты? – спросил он с чуть заметной издевкой в голосе.

Я нахмурилась.

– Ты прекрасно знаешь, что это означает, – отрезала я, с трудом шевеля губами. В свое время я объясняла ему это, наверное, раз сто. Одинаковый цвет ауры означал, что мы не просто подходим друг другу. Мы были созданы друг для друга. Родственные души – если, конечно, верить, что это не просто оборот речи, а нечто большее. Мы с Оуэном когда-то верили. Впрочем, впоследствии мне пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить его в том, что мы – идеальная пара.

По его лицу пробежала тень, и он отвернулся.

– Привет, Оуэн! – Бабушка поднялась на крыльцо. – Ты не поможешь Молли занести в дом вещи?

– Конечно, помогу, – отозвался он, обернувшись через плечо.

– Это вовсе не обязательно! – возразила я. – Ты, наверное, очень занят…

– Нет, я не занят. – Он улыбнулся, но как-то не слишком искренне, и я поняла, что он поможет мне не ради меня самой, а ради бабушки.

Глубоко вдохнув, я пожала плечами – мол, как хочешь. Оуэн злился, и звучащий в его голосе сарказм больно меня ранил. Но, наверное, я этого заслуживала.

– Приходи в кухню, когда закончишь, – предложила бабушка Мэри. – Пообедай с нами.

Оуэн открыл рот, немного подумал и кивнул:

– Угу.

Улыбнувшись нам, бабушка взяла Кэсси за руку и повела в дом. Я заметила, как медленно и осторожно она передвигается, и нахмурилась.

Как только бабушка и Кэсси скрылись за дверью, Оуэн повернулся ко мне:

– Давненько мы с тобой не виделись, Молли. Как поживаешь?

Этот простой и вполне невинный вопрос вызвал во мне настоящую бурю. Страх снова овладел мною, он был каким-то липким и холодным, и я с трудом удержалась, чтобы не задрожать. Как я поживаю?.. Мою дочь отстранили от занятий по причинам, которые я не решалась объяснить. Бабушка была сердита на меня за то, что я не предупредила ее о проснувшихся у Кэсси способностях. А еще через считаные дни я могла умереть… И, как будто этого было мало, я столкнулась с Оуэном и теперь должна была вести себя с ним так, словно между нами никогда ничего не было.

– Хорошо поживаю, – проговорила я без всякого выражения. – А как твои дела?

– Отлично, – ответил он таким же невыразительным тоном.

Тут мне снова захотелось сбежать. Я даже сделала шаг по направлению к дому, торопясь поскорее присоединиться к бабушке и Кэсси, но любопытство удержало меня от немедленного бегства. Должно быть, где-то в самой глубине души я не переставала любить Оуэна, и теперь меня терзали сомнения. Кивнув в направлении его старого дома, я поинтересовалась как можно небрежнее:

– Бабушка сказала – ты уехал аж во Флориду. Когда же ты вернулся?

– Полтора года назад, – ответил он. – Я выкупил у родителей наш старый дом и почти год его ремонтировал.

– Целый год? – переспросила я. О том, что Оуэн вернулся, бабушка не обмолвилась ни словом.

– Я занимался им в свободное время – когда не был занят домом тети Мэри. – Он жестом показал на похорошевший бабушкин коттедж.

– Так это ты?! – воскликнула я.

О том, что Оуэн ремонтирует ее дом, бабушка тоже предпочла промолчать.

Оглянувшись на дом, я всплеснула руками, словно хотела охватить его целиком. У меня в голове не укладывалось, что все это – дело рук Оуэна. Нет, он никогда не был белоручкой, но я не ожидала от него такого профессионализма, такого мастерства и такого… художественного вкуса.

– Это правда ты? – снова спросила я, пристально глядя на Оуэна, и он кивнул. Ему явно было неловко – опустив голову, он потер шею, потом слегка пожал плечами. Только тут я заметила припаркованный перед его домом фургон, на пассажирской дверце которого было написано: «Строительная компания “Торрес”. Реконструкция и ремонт». Значит, подумала я, Оуэн добился своего. Бабушка как-то упоминала, что он два года проработал в Мексике, возводя в рамках церковной благотворительной программы дома для неимущих, а потом вернулся в Штаты и получил диплом в области строительного менеджмента, который давал право заниматься перестройкой и реставрацией старых домов. И вот теперь он превращал старое и некрасивое в нечто новое и прекрасное. Совсем как я, когда работала с «морским стеклом»…

Думая об успехах Оуэна, я вдруг почувствовала легкую зависть, которая очень быстро превратилась в сожаление. Мне было досадно и даже немного горько, что в этот самый значительный период его жизни меня не было рядом с ним, причем не было по моей собственной вине. Врозь мы прожили гораздо больше, чем вместе: наша детская дружба, превратившаяся в юношескую влюбленность, охватывала лет восемь-девять, после чего я исчезла из его жизни на целых двенадцать лет. Да, это был мой собственный выбор, но если бы обстоятельства не заставили меня принять то непростое решение, мы, быть может, все еще были бы вместе. И у нас, наверное, уже были бы дети!..

Но, с другой стороны, тогда у меня не родилась бы Кэсси…

Я снова махнула рукой в сторону крыльца, не в силах произнести ни слова. Слишком много волнующих, просто-таки драматических событий и переживаний обрушилось на меня сегодня. Сначала Кэсси отстранили от занятий в школе, и почти сразу я узнала о несчастном случае с Грейс. Потом мою дочь посетило новое видение, которое грозило скорой смертью мне самой. А еще я встретилась с Оуэном… Нет, поняла я, мне совершенно необходимо дать себе небольшой отдых, иначе я могу потерять над собой контроль.

– Мне… – выдавила я наконец. – Мне пора идти.

Какой-то шум привлек внимание Оуэна, и он повернулся к своему дому. Я проследила за его взглядом. Оказывается, рыжий Фрэнки взобрался на забор и уселся там, нахально помахивая хвостом и глядя на что-то, что находилось во дворе Оуэна. Через мгновение оттуда донесся разноголосый собачий лай, и забор вздрогнул от сильного удара, но котенок только крепче вцепился в него когтями. Лай стал громче, а выражение морды Фрэнки – еще нахальнее.

Я почувствовала, как вытянулось мое лицо.

– Это твои собаки? Сколько их у тебя?

– Две. – Должно быть для наглядности, Оуэн показал мне два пальца.

– А я думала – двадцать! – крикнула я, стараясь перекричать шум.

Уголок губ Оуэна пополз вверх, и тут одна из собак снова прыгнула, пытаясь дотянуться до Фрэнки. Когти заскребли по доскам, и над забором на мгновение показалась собачья морда. Фрэнки изогнул спину дугой, потом шустро развернулся и, соскочив с забора, исчез в кустах.

Улыбка Оуэна погасла. Негромко выругавшись, он прикрикнул на собак. Лай сразу стих, и я услышала радостное повизгивание.

– Пойдем, я тебя с ними познакомлю, – предложил он.

Я покачала головой и показала на свой багаж, который все еще стоял на тротуаре.

– Давай попозже, ладно? – сказала я. Мне не терпелось переодеться в сухую одежду и что-нибудь съесть, поскольку с самого утра у меня маковой росинки во рту не было (пончики не в счет). Кроме того, мне нужно было поговорить с бабушкой и устроить Кэсси на новом месте, но главное – я хотела хоть на время оказаться подальше от Оуэна. Нет, я была рада его видеть, но вместе с тем его близость причиняла мне довольно сильные страдания.

– Идем. – Оуэн жестом снова пригласил меня к себе. – А твои вещи никуда не денутся… Потом я помогу занести их в дом.

Немного поколебавшись, я все же уступила.

– Хорошо, – сказала я. Чем скорее он поможет мне с вещами, думала я, тем скорее я от него отделаюсь.

Оуэн, похоже, угадал мои мысли, но предпочел промолчать. Ухмыльнувшись, он направился к калитке между участками, я – за ним. Собаки за забором заскулили громче. Под калиткой мелькнула толстая коричневая лапа, а по доскам заскребли собачьи когти.

– Не бойся, они не кусаются, – предупредил Оуэн, отодвигая засов. Стоило ему только приоткрыть калитку, как в щель один за другим проникли два коричневых лабрадора. Они были довольно крупными, но вели себя как щенята. Безостановочно виляя хвостами, они кружились и прыгали вокруг Оуэна. Наконец они заметили меня, и я почувствовала, как влажные черные носы тычутся мне в ладони и в колени. Не выдержав, я рассмеялась, в одно мгновение забыв сегодняшнее ужасное утро. Мне захотелось приласкать псов, и я опустилась на корточки – и тут же почувствовала на своем лице и на шее влажные розовые языки.

– Ай! – воскликнула я.

Неистово мельтеша хвостами, лабрадоры скакали вокруг меня. Тот, что был побольше, попытался просунуть свой нос между моими коленями, я машинально сдвинула ноги и, потеряв равновесие, уселась на землю.

– О-ох! – Оба пса бросились вылизывать мне лицо, и я только зажимала коленями подол, стараясь, чтобы он не задрался слишком высоко.

– Чертовы собаки! – Оуэн схватил обоих за ошейники. – Сидеть!

Как ни странно, псы послушались его и сели, тяжело дыша и возбужденно перебирая передними лапами. Как видно, им хотелось еще поиграть, но ослушаться хозяина они не осмеливались.

Оуэн протянул мне руку и помог подняться. Когда он коснулся меня, по моей руке словно пробежал электрический ток, кожу защипало, а сердце застучало чуть не вдвое чаще. Оуэн резко вдохнул воздух, и я догадалась, что он тоже почувствовал это. Нашу связь. Наше единение. Двенадцать лет прошло, но оно никуда не исчезло.

Мы разжали руки почти одновременно. Оуэн сразу отступил на полшага и засунул ладони в задние карманы джинсов, а я принялась приводить в порядок юбку, испачканную собачьей слюной.

– Извини, – сказал он. – Я не знал, что они так обрадуются.

– Ерунда. Все отстирается, надо только сразу замочить, – ответила я. Мои ладони все еще кололо невидимыми иголочками.

– Я так их тебе и не представил. – Оуэн показал на пса покрупнее. – Это Нуля…

Услышав свое имя, пес заскулил и быстрее заколотил хвостом по земле. Он сидел, приоткрыв пасть и высунув язык, отчего казалось, будто пес нам улыбается.

– А это Пач. – Оуэн показал на второго пса. Тот гавкнул.

– Странные клички. Необычные, – вежливо отметила я.

– Я зову их так просто для краткости, – пояснил Оуэн. – На самом деле они – Грязнуля и Пачкуля.

– Вот как?

– Им подходит. Видела бы ты, как они выглядят после прогулки по побережью!..

Оба лабрадора продолжали дисциплинированно сидеть рядом с хозяином, и я вспомнила, что Оуэн всегда умел обращаться с собаками.

– На вид они довольно послушные, – заметила я.

Оуэн фыркнул.

– Это только на вид. Стоит на мгновение отвернуться, как они начинают вытворять невесть что.

– В самом деле?

Он кивнул и взялся за засов калитки.

– Лезут в самую грязь! Я, конечно, пытаюсь их одергивать, но… Эти парни слишком любят воду. – Оуэн кивнул в направлении пляжа. – Как и ты.

При упоминании о воде мою веселость как ветром сдуло. Опустив голову, я уставилась на свои руки, нервно сгибая и разгибая пальцы. Оуэн окинул меня еще одним долгим, внимательным взглядом. В его серых глазах сверкнули голубые искры.

– Ну а как твои дела на самом деле?

– Нормально. – Не поднимая глаз, я погладила Грязнулю по голове.

Оуэн нахмурился. Он мне, конечно, не поверил, но, к счастью, не стал развивать эту тему.

– У тебя прекрасная дочь.

Я только кивнула в ответ. Через несколько дней моя прекрасная дочь могла остаться сиротой.

Оуэн тоже потрепал Нулю за ушами.

– Как ее зовут?

– Кэссиди. Ей восемь.

– Она напоминает мне тебя.

– Надеюсь, в хорошем смысле?

Он улыбнулся.

– Разумеется.

Оуэн, впрочем, тут же отвернулся и снова принялся гладить лабрадора по голове. Я, однако, заметила, что он то и дело поглядывает на меня краешком глаза.

– Кэсси… она – такая же, как ты? – спросил он негромко и как-то нерешительно.

Втянув сквозь зубы воздух, я стала смотреть на океан. Собравшиеся над заливом грозовые тучи двигались в нашем направлении. Оуэн, конечно, знал о моих способностях и о том, что они передаются в нашей семье только по женской линии, от матери к дочери. Он, однако, не был отцом, и я сомневалась, что он был в состоянии понять, какой тяжкий груз несет на своих худеньких плечиках моя восьмилетняя дочь. Хотя – почему не в состоянии?.. Что я вообще о нем знаю? Может быть, у него есть или была семья…

– У тебя есть дети? – «А жена?.. А любовница?..» – хотелось мне спросить, но я сдержалась.

Оуэн резко выпрямился, потом медленно покачал головой и жестом отправил обеих собак обратно во двор. Тщательно заперев калитку, он повернулся ко мне.

– Тетя Мэри, наверное, уже заждалась, – сказал он. – Да и дождь может начаться в любую минуту. Давай-ка я отнесу твои вещи в дом…

Он двинулся к джипу, а я смотрела ему вслед, в его напряженно выпрямленную спину, и гадала, что в моих словах так его задело. А может, дело было вовсе не в моем вопросе, а во мне самой?..

Оуэн без усилий поднял оба чемодана и понес к дому. Он шагал очень быстро, и я бежала за ним чуть не вприпрыжку, крепко прижимая к груди стопку пластиковых контейнеров со своими материалами и инструментами. На полпути к крыльцу Оуэн обернулся и кивнул в направлении оставшихся на тротуаре вещей.

– Можешь за ними не возвращаться, я все принесу.

Поднявшись на крыльцо, он поставил один из чемоданов на пол и, открыв дверь, пропустил меня вперед. Оказавшись в прихожей, я остановилась как вкопанная, с наслаждением вдыхая ароматы специй, жареной телятины и картофеля. Они доносились из кухни, расположенной в конце коридора; оттуда же раздавались голоса бабушки и Кэсси. Сам коридор выглядел обновленным – стены сверкали свежей краской, выходившие в него двери сверкали латунными ручками и петлями, встроенные светильники под потолком тоже были вполне современными. Похоже, Оуэн отремонтировал дом не только снаружи, но и внутри, изрядно потрудившись. Все вокруг выглядело изысканно, современно и элегантно… но в данный момент меня занимало вовсе не это. Из кухни доносились такие аппетитные запахи, от которых у меня громко заурчало в желудке.

– Думаю, обед давно готов, – заметил Оуэн, пристально глядя куда-то в район моего живота.

– Не смешно. – Я отвернулась, но успела заметить, что он чуть заметно улыбается. Мне действительно очень хотелось есть, к тому же коробки, которые я держала в руках, были довольно тяжелыми, и все же я не смогла удержаться, чтобы хотя бы бегло не осмотреть изменившуюся обстановку первого этажа. В гостиной не было любимого папиного кресла-качалки с неизменной вмятиной на сиденье, исчезли и тяжелые портьеры, которые когда-то закрывали широкие фасадные окна (отец предпочитал пить пиво и смотреть телевизор в темноте или в крайнем случае в полумраке). Теперь гостиную заливал яркий дневной свет из большого эркерного окна, а вокруг камина появилось несколько встроенных в стену полок. Стена между гостиной и столовой была разобрана, из-за чего помещение казалось особенно просторным, полным света и воздуха. Остальные комнаты сохранили свой, если можно так выразиться, государственный суверенитет, но стали гораздо более уютными, хотя мебели, выдержанной в теплых коричневатых тонах, было лишь немногим больше необходимого минимума. Внутреннее пространство комнат чрезвычайно оживляли яркие подушки и цветные репродукции на стенах.

От дома, который я помнила и который будил у меня множество неприятных ассоциаций, осталось совсем немного, и я потихоньку с облегчением вздохнула. Даже мне с моим живым воображением было бы трудновато представить, что за этими новенькими дверями меня могут подстерегать призраки прошлого.

Потом мои мысли приняли несколько иное направление. Столь масштабная перестройка всего дома должна была обойтись довольно дорого. Где же бабушка взяла деньги? И зачем она вообще затеяла этот ремонт, который, несомненно, доставил ей массу неудобств?

С другой стороны, это было, наверное, не так уж и важно. В конце концов, что делать со своим домом и когда это делать, было личным делом бабушки. Меня же куда больше радовало, что в этой обновленной обстановке я не испытывала привычной изжоги, которая наполняла мой рот едкой горечью каждый раз, когда я оказывалась под крышей родительского дома. Впрочем, нельзя было исключать и того, что сейчас, когда я столкнулась с более важными проблемами, мне было просто не до воспоминаний.

Я повернулась к Оуэну:

– Неужели ты сам все это сделал?

– Я работал вместе со своей бригадой. – Он постучал костяшками пальцев по стене коридора. – К сожалению, большинство внутренних стен оказались несущими, и мне не удалось в полной мере раскрыть внутреннее пространство дома. Здесь могло бы быть еще больше воздуха и света.

– Мне нравится и так, – сказала я совершенно искренне. – Ты прекрасно поработал.

– Благодарю. – Он не сразу отвел взгляд, и я почувствовала, как мою кожу покалывают иголочки хорошо мне знакомого возбуждения.

– Отнести их в твою комнату? – спросил Оуэн, показывая на чемоданы в своих руках.

Я кивнула, и он с такой легкостью побежал вверх по лестнице, словно наши огромные чемоданы ничего не весили. Я поднялась за ним с куда большим трудом. Стараясь не слишком отставать, я прошла мимо дверей своей бывшей спальни, потом – мимо комнаты родителей. Здесь мои шаги замедлились; на мгновение перед глазами предстала та давняя картина, забыть которую мне, наверное, было уже не суждено. Словно наяву я увидела сидящего на краю кровати отца и гибкое, как у танцовщицы, тело матери, которое, безвольно обмякнув, лежало у него на коленях.

Решительно тряхнув головой, чтобы отогнать видение, я поспешила догнать Оуэна, который направлялся теперь к бабушкиной спальне – самой большой, хозяйской комнате в конце верхнего коридора. Внутри Оуэн поставил оба чемодана на пол возле комода, а сам отошел на середину комнаты и, подбоченясь, взглянул на меня.

– Но это вовсе не моя комната, – сказала я, останавливаясь на пороге. – Ты что, забыл?