Текст книги "Разбивая волны"

Глава 11

Понедельник.

Поздний вечер.

Когда я спустилась вниз, бабушка спала в кресле, укрывшись только что законченным покрывалом. Спицы лежали на приставном столике рядом с пустым бокалом из-под бренди. На коленях у бабушки устроился Фрэнки. Лежа на боку, он с урчанием перебирал лапами, то убирая когти, то вонзая их в покрывало.

Наклонившись, я почесала его за ухом.

– Похоже, мне лучше поговорить с бабушкой завтра, как ты считаешь? – спросила я. Фрэнки заурчал громче и снова вонзил когти в шерсть. Бабушка слегка пошевелилась, ее голова склонилась набок, а брови задвигались, отчего морщины на лбу стали глубже. Интересно, подумала я, что ей снится? Или у нее снова болит голова? Оуэн говорил, что в последнее время бабушка нередко мучается головной болью.

Осторожно, чтобы не разбудить бабушку, я убрала упавшие ей на лоб короткие пряди волос. Она выглядела намного старше, чем я ее помнила. Кожа на ее лице и на руках казалась очень тонкой, почти прозрачной, и под ней виднелись тонкие синеватые жилки. Глядя на них, я вдруг почувствовала непреодолимое желание, которого не испытывала с самого детства, – мне захотелось прикоснуться к ее сознанию, поговорить с ней без слов, обменяться мыслями. На протяжении стольких лет мне приходилось быть сильной ради себя самой, но теперь мне нужно было быть сильной ради Кэсси. Понимание того, что мне неизбежно придется столкнуться с тем, что увидела дочь в моем будущем, – и не только столкнуться, но и ухитриться остаться в живых, – вызвало у меня детское стремление взобраться к бабушке на колени, укрыться в тепле и безопасности ее мыслей.

Увы, двенадцать лет назад, в день смерти моих родителей, бабушка закрылась от меня. С тех пор мы с ней ни разу не разговаривали без слов.

* * *

Я стояла у подножья лестницы и смотрела, как мужчины из коронерской службы стаскивают вниз большой пластиковый мешок с телом моей матери. Кроме него, в черном пластике поместились и моя закончившаяся в этот день юность, и мои надежды на светлое, счастливое будущее, и мое бедное, разбитое на тысячи кусков сердце.

Вот сотрудники коронерской службы достигли нижних ступенек, я торопливо шарахнулась в сторону, чтобы дать им пройти, но налетела плечом на стену. Слезы брызнули из моих глаз, руки взлетели к лицу, колени подогнулись, и я без сил опустилась на пол. Все мое тело сотрясалось от рыданий, которые застревали где-то в горле и никак не могли вырваться наружу.

Неожиданно мое внимание привлекло какое-то движение наверху. Я подняла голову и увидела стоящую на верхней площадке бабушку. Лицо ее было серым, как пепел, расфокусированный взгляд блуждал, а руки дрожали так сильно, что она дважды промахнулась, прежде чем ей удалось взяться за перила.

Совершенно машинально я протянула к ней руки, и мой разум устремился вслед за ними.

«Бабушка?!»

В следующее мгновение меня как будто обдало волной обжигающей боли, сожаления и вины. Она была столь сильна, что если бы я уже не сидела на полу, то, наверное, не удержалась бы на ногах. По каждому нерву словно пробежал яростный огонь, и я едва не зарыдала вновь. К счастью, это длилось всего несколько мгновений. Уже через секунду горячая волна схлынула, словно бабушка наверху перекрыла кран, сдержав огонь внутри себя. В растерянности я снова мысленно потянулась к ней и… не обнаружила ничего. Казалось, бабушка вдруг испарилась, но я продолжала отчетливо видеть ее на ступеньках лестницы. Но ни ее мыслей, ни эмоций я больше не ощущала.

На мгновение наши взгляды встретились. Я увидела, как бабушка чуть склонила голову, потом повернулась и медленно пошла в свою комнату.

На крыльце послышались громкие, торопливые шаги.

– Молли!.. – В коридор ворвался Оуэн. – Молли?! – крикнул он снова и резко остановился, увидев меня на полу. Рухнув рядом со мной на колени, он попытался заглянуть мне в лицо, и я увидела, какие несчастные у него глаза.

– Молли, милая, что случилось? Я только что вернулся и увидел перед вашим домом «Скорую». Скажи скорее, что стряслось?!

– Она умерла, Оуэн. Она умерла. – Я сумела наконец зарыдать, но никакого облегчения мне это не принесло.

– Молли, не плачь!

– Она умерла, Оуэн!!!

– Тш-ш-ш! – Он попытался обнять меня, прижать к себе, но я его оттолкнула. Мне не хотелось оставаться здесь, в этом доме. Я должна была как можно скорее выбраться отсюда… куда угодно, лишь бы не оставаться там, где умерла моя мать.

И, воспользовавшись тем, что Оуэн от моего толчка потерял равновесие и завалился на бок, я вскочила и выбежала в парадную дверь.

– Молли! – крикнул она мне вслед, но я и не подумала остановиться. Я бежала и бежала, с жадностью хватая ртом воздух. Соленый морской ветер развевал мои волосы и врывался в легкие, ноги и руки работали, как рычаги какого-то механизма. В несколько прыжков я пересекла бульвар Оушен-вью и сбежала по каменной лестнице к Бухте влюбленных. Здесь я остановилась и, запрокинув голову к небу, пронзительно закричала.

Я кричала до тех пор, пока не сорвала голос. Только потом я упала на песок и застыла, уронив голову на грудь. Горькие, горячие слезы стекали по моему лицу и падали на колени.

Отец… Это он стал той неистовой океанской волной, которая закружила, захлестнула маму с головой. Он терзал и мучил ее, он не давал ей дышать, пока в конце концов не сломил ее дух. Мама просто устала бороться и пошла ко дну, и злая мутная вода выбросила на берег все, что от нее осталось, как выбрасывала на песок обкатанные волнами осколки стекла. Так не стало моей прекрасной, ранимой, самой лучшей на свете мамы.

– С ней все хорошо, – услышала я над головой голос Оуэна, который говорил с кем-то по мобильному телефону. – Все в порядке, я ее нашел. Она со мной.

Потом я почувствовала, как он сел рядом на песок и застыл, обняв колени. Он ничего не говорил, не задавал вопросов, не пытался прикоснуться ко мне. Он просто сидел рядом со мной, пока я сама, лишившись последних сил и окончательно замерзнув, не положила голову ему на плечо.

– Мама умерла.

– Я знаю, милая. Мне очень жаль. – Оуэн обнял меня за плечи и поцеловал в висок. – Я люблю тебя, – шепнул он чуть слышно.

Еще какое-то время мы сидели неподвижно и молчали. Наконец Оуэн слегка отстранился.

– Нужно проверить, как там твоя бабушка, потом я отведу тебя к нам домой. Вы обе можете пока пожить у нас. – Он поднялся, помог встать мне, и мы медленно пошли обратно к дому.

На тротуаре перед калиткой я увидела бабушку. Она разговаривала с двумя полицейскими.

– Почему копы вернулись? – спросила я, крепче прижимаясь к Оуэну. Я уже видела, что это были другие полицейские – не те, которые приезжали вместе с коронером.

– Не знаю. – Оуэн пожал плечами, и я почувствовала, что он крепче сжал мою руку.

Когда мы подошли ближе, полицейские повернулись к нам. Бабушка тоже подняла голову и посмотрела на меня.

– Молли… – проговорила она растерянно.

– Что? – Я смотрела то на нее, то на полицейских. – В чем дело? Что еще случилось?

– Твой отец… – начала она.

– Что с ним? – Мой голос прозвучал необычайно хрипло.

– Произошел несчастный случай. Он… он погиб. Его сбил какой-то водитель и скрылся с места происшествия.

Моя голова закружилась, я часто-часто заморгала и пошатнулась.

– Молли! Молли?.. – Голос Оуэна доносился до меня откуда-то очень издалека, и у меня уже не было сил ему ответить. Перед глазами потемнело, и мир вокруг меня разом растворился.

* * *

Фрэнки хрипло мяукнул, и я открыла глаза. Котенок смотрел на меня снизу вверх круглыми желтыми глазами и осторожно трогал меня лапкой, требуя внимания. Я почесала его за ушком, бросила еще один взгляд на спящую бабушку и быстро вышла.

Я прошла по коридору, отворила парадную дверь, пересекла палисадник и немного пришла в себя только на тротуаре. Там я немного постояла, потом сделала несколько шагов вдоль улицы. Как и много лет назад, мне вдруг захотелось поскорее покинуть этот мрачный дом, оставить позади старые призраки и воспоминания, изгнать которые не смогла даже глобальная перестройка. Только на улице, в темноте и под проливным дождем, я могла дышать, чувствуя, как с каждым вздохом мое тело наполняется новой силой. В какой-то момент я даже остановилась и подняла голову к небу в надежде, что дождь не только омоет мое лицо, но и очистит мысли, успокоит мятущийся разум.

Даже сквозь шум проливного дождя я отчетливо слышала грохот волн. Водяные капли сверкали в лучах уличных фонарей, и мне казалось, будто я стою под жемчужным дождем. Вокруг каждого фонаря горел радужный ореол. Окружающие предметы слегка расплывались, словно я смотрела на мир сквозь неправильно подобранные очки, однако я все-таки поняла, что стою напротив калитки Оуэна. В окне на первом этаже горел свет, его отблески падали на мокрое крыльцо, а за залитыми дождем стеклами я разглядела самого Оуэна, который сидел, склонившись над столом, и озабоченно хмурил брови.

Неожиданно он поднял голову и посмотрел в окно. Казалось, он смотрит прямо на меня, и я невольно задержала дыхание, хотя и понимала, что он не может меня видеть. Секунду спустя Оуэн неожиданно поднялся и вышел, выключив за собой свет, и я не сдержала разочарованного вздоха. Еще некоторое время я стояла, наблюдая, как грязные ручейки бегут по асфальту и впадают в переполненную сточную канаву, потом повернулась, чтобы уйти.

Входная дверь в доме Оуэна распахнулась, из прихожей хлынул на ступеньки желтый свет.

– Молли? Это ты?

Даже в дождливом ночном мраке я видела, как странно блестят его глаза. Вот Оуэн поднял руку, включил свет над крыльцом, и наши взгляды встретились. Ни секунды не колеблясь, он спустился с крыльца и двинулся мне навстречу. Одну руку он держал козырьком у лба, чтобы глаза не заливало водой.

– Что ты здесь делаешь одна, под дождем?

– Я… – Я замялась, беспомощно обернувшись на бабушкин дом.

– Не стой, заходи. – Он сделал приглашающий жест. – Ты вся промокла… да и я, кажется, тоже. – Оуэн опустил взгляд и посмотрел на свои ноги. Он был в одних носках. Наверное, подумала я, в чем был, в том и выскочил.

Потом я перевела взгляд на свои ноги и обнаружила, что я тоже без туфель. От одного вида моих бледных замерзших пальцев меня пробрала дрожь.

На скулах Оуэна заиграли желваки.

– Мне не очень приятно это говорить, – сказал он, – поскольку я как-никак потратил на дом твоей бабушки уйму времени и усилий, но… мне кажется, я знаю, почему ты оттуда удрала. В этих стенах тебе становится не по себе… – Он махнул рукой в сторону бабушкиного коттеджа. – А раз так, у нас с тобой только два варианта: стоять здесь, пока мы не простудимся насмерть, или все-таки пойти ко мне.

– Зачем? – спросила я.

– Чтобы поговорить.

– А если я не хочу говорить?

Оуэн развел руками.

– Нет так нет. Но, мы, по крайней мере, можем выпить. Мне сегодня уже предлагали бокал бренди… и я думаю, сейчас для этого самое подходящее время.

От холода я давно приплясывала на месте и стучала зубами, но идти домой к Оуэну… Я никак не могла решить, нужно ли мне это.

– Ну как хочешь, – проговорил он, не дождавшись моего ответа, и повернулся, чтобы уйти.

– Постой!.. – Он был прав: мне совершенно не хотелось возвращаться в дом, в котором я выросла, а это означало, что никакого выбора у меня на самом деле нет. Не торчать же под дождем до утра! Я понимала, конечно, что вернуться к бабушке все равно придется, но сначала мне следовало успокоиться, прийти в себя…

– Ладно, – нехотя проговорила я. – Но только ненадолго. Один бокал, и все! – Этого, думала я, должно хватить, чтобы привести в порядок разыгравшиеся нервы.

Оуэн кивнул и первым двинулся к крыльцу. Я шагнула следом и почувствовала, что от холода кончики пальцев на руках и на ногах успели онеметь. Оуэн шлепал впереди босиком, и я подумала, что со стороны мы оба, наверное, выглядим довольно жалко.

На крыльце Оуэн содрал с ног промокшие носки, швырнул их куда-то в угол, потом открыл дверь и пропустил меня в прихожую.

Не успела я войти, как меня тут же атаковали Грязнуля и Пачкуля. Неистово виляя хвостами, они тыкались мне в ладони мокрыми, кожаными носами. В конце концов Пач, разворачиваясь, толкнул меня с такой силой, что я не удержалась на ногах и налетела на Оуэна, который как раз наклонился, чтобы достать из-под вешалки домашние тапочки. Меня он поддержать успел, но сам повалился на бок, ударившись плечом о стену. Пробормотав себе под нос что-то непечатное, Оуэн резко скомандовал обоим псам «Место!», и они, понурив головы и опустив хвосты, выбежали в другую комнату.

– Вот, возьми пока. Оботри ноги, – сказал Оуэн, протягивая мне старое махровое полотенце. – Я сейчас вернусь. – И он быстро взбежал по лестнице на второй этаж.

В доме было темно, если не считать тусклой лампочки над головой и неяркого света, сочившегося из приоткрытой двери гостиной. Пока я вытирала полотенцем мокрые, озябшие ноги, в верхнем коридоре тоже зажегся свет, и Оуэн снова спустился в прихожую. За то короткое время, что его не было, он успел переодеться в сухую рубашку и мягкие штаны от спортивного костюма. В руках Оуэн держал еще одно, значительно более новое и чистое полотенце, и фланелевую рубашку. Протягивая их мне, он показал на дверь ванной.

– Можешь переодеться здесь.

Воспользовавшись его любезностью, я не только переоделась в сухое, но и наскоро приняла горячий душ. Согреться как следует мне, правда, так и не удалось, но я, по крайней мере, перестала выбивать зубами барабанную дробь. Наконец я выбралась в коридор и, двигаясь на свет, толкнула дверь в большую гостиную в главной части дома.

Когда я вошла, Оуэн стоял возле буфета спиной к двери. Обе собаки лежали у камина на специальных собачьих подстилках; завидев меня, они дружно застучали по полу хвостами. Оуэн тоже обернулся. В руках у него была бутылка, а на буфетной полке стояли два низких бокала со льдом.

– Вот и ты! Садись. – Он стал наливать виски в бокалы.

Подобрав под себя ноги, я опустилась на большой кожаный диван. На кофейном столике передо мной лежали какие-то журналы – я увидела «Архитектурный дайджест», каталог яхт «Блу Уотер» и журнал для владельцев «Камаро». Здесь же на грязной промасленной тряпице были аккуратно разложены какие-то автомобильные детали. Неяркое освещение помешало мне рассмотреть комнату как следует, но я сразу поняла, что и ее тоже Оуэн отремонтировал или, во всяком случае, обновил. Ковер на полу был куда более мягким, чем прежде, а на каминной полке стояли высокие прозрачные вазы, доверху наполненные разноцветной галькой, раковинами и «морским стеклом». Даже не присматриваясь к ним как следует, я поняла, что это – те самые сувениры и диковины, которые мы собрали вместе во время наших давних экскурсий вдоль побережья.

Стоило мне об этом подумать, как моя рука непроизвольно метнулась к талисману, который я носила на шее. Похоже, мы оба бережно хранили память о прошлом.

Оуэн подошел ко мне, и я подняла на него взгляд.

– На… – Он протягивал мне бокал.

– Спасибо. – Я подняла бокал повыше и принюхалась. В нос мне ударил запах крепкого кентуккийского бурбона. – Ты, как я погляжу, слишком много общался с бабушкой, пока ремонтировал ее дом, – заметила я. – Она тоже предпочитает крепкие напитки.

Его губы чуть заметно дрогнули. Опустившись на краешек кофейного столика лицом ко мне, Оуэн спросил:

– Ты говорила с тетей Мэри?

В его голосе сквозило беспокойство, и я покачала головой.

– Нет, она уснула, и я не стала ее будить. А что?

Он наклонился вперед, держа стакан обеими руками и упираясь локтями в колени.

– Когда я увидел, что ты стоишь на улице под дождем, я подумал, что… В общем, у тебя на лице было такое же выражение, которое я помню по… по прежним временам. Такое лицо бывало у тебя каждый раз, когда ты собиралась сбежать.

Я заерзала на диване, усаживаясь поудобнее.

– Вот как?

– Каждый раз, когда тебя что-то сердило или расстраивало, ты удирала на берег.

Я несколько раз моргнула. Я была поражена тем, что он до сих пор помнит… и что ему, по-видимому, по-прежнему не все равно. Стараясь выиграть время, чтобы обдумать ответ, я опустила голову, разглядывая свой бокал, и в нос мне снова ударил острый запах спиртного. Я не любила крепкие напитки – их вкус и запах напоминали мне об отце, к тому же они ослабляли мою способность держать себя в руках. Стоило мне выпить, и я снова начинала видеть, какой у кого цвет…

Оуэн сделал небольшой глоток из своего бокала.

– Что же расстроило тебя на этот раз?

Я не ответила, и он слегка толкнул меня коленом, но я только поморщилась и убрала ноги подальше. Его близость… нет, она не была мне неприятна, просто… просто она слишком сильно на меня действовала. Рядом с Оуэном я почему-то утрачивала душевное равновесие.

– Ты прав, – произнесла я наконец. – Этот дом… Все дело в доме… – «И в том, что я, возможно, скоро умру», – подумала я мрачно.

Мой взгляд снова упал на бокал с виски. Наплевать, подумала я. Сегодняшний день был чертовски трудным, так что… И, запрокинув голову, я одним глотком осушила бокал.

Сначала мне показалось, что я выпила жидкий огонь. Потом у меня в желудке взорвалась термоядерная бомба, а еще через мгновение по всему телу растеклось приятное тепло.

– Крепкая штука!.. – проговорила я, удивленно разглядывая пустой бокал.

Оуэн продолжал пристально меня рассматривать, и я пожала плечами, словно извиняясь. В самом деле, он вложил в ремонт бабушкиного дома столько труда, а мне по-прежнему было в нем плохо.

– Плохие воспоминания, – добавила я, постучав себя по лбу кончиком пальца. – Мне просто необходимо было глотнуть свежего воздуха.

– Не хочешь поделиться со мной… плохими воспоминаниями?

Я покачала головой, и Оуэн потер подбородок.

– Ну а можно мне задать тебе вопрос?

Я снова сжала в кулаке свой кулон-талисман, потом стала передвигать его туда и сюда по тонкой серебряной цепочке.

– Ну хорошо… Спра-ашивай… – Должно быть, на меня начинало действовать спиртное: последнее слово я растянула так, что оно прозвучало как один долгий выдох.

Его лицо неожиданно стало серьезным, и я напряглась. У меня даже в животе защекотало от беспокойства. В камине стрельнул сучок, и я вздрогнула.

– Почему ты разорвала… наши отношения?

Его прямота ошеломила меня. Я заморгала, приоткрыв рот, и выпустила из пальцев украшение. В голосе Оуэна слышалась такая боль, что мне тоже стало больно. Я даже подумала о том, как много я потеряла в жизни из-за того, что один-единственный раз не сумела удержать себя в руках.

Оуэн был прав. После смерти родителей и окончания школы я целиком ушла в себя… Нет, лучше сказать – замкнулась в себе, а он остался снаружи. Я отгородилась и от него, и от всего, что меня окружало, потому что мне больше не хотелось ничего чувствовать. Когда я ничего не чувствовала, мои горе, гнев, ощущение вины как будто таяли, я испытывала облегчение и снова могла дышать.

С Оуэном я рассталась за считаные дни до окончания школы. Он сдался не сразу. Он боролся за нас, приводил тысячи причин, почему нам следовало оставаться вместе. Оуэн говорил, что это важно особенно теперь, когда я потеряла мать и отца и мы оба уезжаем в чужие края. Именно сейчас, убеждал он, мы нужны друг другу больше, чем когда бы то ни было. Ему почти удалось сломить мое сопротивление: я была буквально в полушаге от того, чтобы признаться во всем, рассказать, что я натворила, но… но я не могла подвергать опасности его, поэтому я только сказала, что больше его не люблю.

Оуэн мне не поверил, но мое упрямство, похоже, не на шутку его разозлило, поскольку в ответ на эти мои слова он только всплеснул руками и сказал, чтобы я валила в свой Лос-Анджелес; быть может, говорил он, там я немного остыну и пойму, насколько я была не права.

И я уехала. Именно тогда разошлись наши пути. Я не звонила ему, не писала писем по электронной почте и уже думала, что Оуэн наконец-то оставил меня в покое, но тут он начал звонить. Я не брала трубку, и он оставлял на моем телефоне длиннейшие послания, выслушивать которые у меня не хватало мужества. Нет, он не говорил мне о любви, просто рассказывал, как прошел его день и как много они сумели сделать для мексиканских сирот. Звонки и письма по электронной почте приходили от Оуэна чуть ли не каждый день, так что в конце концов я почувствовала, что начинаю колебаться. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сменить номер телефона и удалить почтовый аккаунт, но я все же сделала это. И хотя мое сердце обливалось кровью, я продолжала твердить себе, что так надо, потому что, если Оуэн узнает обо мне всю правду, он возненавидит меня.

А этого – я знала – я не переживу. Лучше разлука, думала я, чем ненависть человека, которого я продолжала любить, несмотря ни на что.

Не сразу пришло ко мне понимание, что на самом деле я добилась как раз того, чего больше всего боялась. Порвав с ним, я заставила Оуэна себя возненавидеть.

Облизав пересохшие губы, я набрала в грудь побольше воздуха.

– Потому что мы не подходили друг другу, – ответила я, что отчасти было правдой. Те летние месяцы отнюдь не были безоблачными и счастливыми.

Взгляд Оуэна переместился на мою шею. Подняв руку, он потянулся к стеклянному кулону, и я негромко ахнула, когда его пальцы легко коснулись моей кожи. Одного этого прикосновения хватило, чтобы глубоко внутри меня проснулось полузабытое радостное возбуждение.

Оуэн долго рассматривал камень, который он подарил мне много лет назад, потом уронил его в вырез рубашки. В его глазах промелькнуло суровое выражение, которое снова заставило мое сердце забиться чаще.

– Я тебе не верю.

Я схватила стеклянный кулон и сжала его в кулаке.

– Можешь не верить, но я сказала правду. Я тебя разлюбила.

Он поморщился, как от боли, и покачал головой.

– Я не поверил тебе тогда, не верю и сейчас.

– То, что я до сих пор ношу твой подарок, вовсе не означает… – Я не договорила. На самом деле я носила это украшение только потому, что мне хотелось сохранить хоть какую-то память об Оуэне – ведь его самого со мной больше не было!

Я беспокойно заерзала на диване и добавила:

– В общем, все это не важно. Главное, я больше не хочу быть с тобой. Все. Точка.

Оуэн покачал головой.

– Я всегда знал, чувствовал, когда ты мне лжешь. Когда ты говоришь неправду, ты сразу начинаешь ерзать… и не смотришь в глаза.

Я замерла.

– Помимо всего прочего, ты была моим самым близким другом, – сказал Оуэн спокойно. – И мне кажется, после того, как мы были вместе столько времени, я имею право знать правду. – Он подался вперед, и я невольно отодвинулась еще дальше, прижавшись к спинке дивана. – Скажи наконец, какого черта ты меня оттолкнула? Я так и не смог этого понять, как ни старался. На протяжении всех этих лет я снова и снова вспоминал, что произошло тогда, но так и не понял, что я сделал не так. Я любил тебя, и теперь, когда я снова тебя увидел…

«Старое чувство вернулось», – мысленно закончила я за него. Понять это мне было очень легко, поскольку я чувствовала примерно то же самое. Мы с Оуэном всегда думали и чувствовали одинаково, и это могло стать моим уязвимым местом. Как и его, впрочем.

Мои глаза защипало, и я с удивлением поняла, что вот-вот заплачу. И действительно, одна слезинка выкатилась из уголка глаза и поползла по щеке, и я поспешно смахнула ее рукой. К счастью, Оуэн ничего не заметил. Низко опустив голову, он громко засопел, как делал всегда, пытаясь собраться с мыслями.

– В конце концов я нашел только один способ узнать правду – спросить у тебя, – промолвил он наконец и, недовольно фыркнув, посмотрел на меня исподлобья. Локтем правой руки Оуэн упирался в колено, а ладонь положил на затылок. – Но я не хотел спрашивать… Я хотел, чтобы ты привыкла к тому, что я снова рядом. Быть может, думал я, тогда ты вспомнишь, как хорошо нам было вдвоем, и никаких вопросов не понадобится вовсе.

Прикусив губу, я рассматривала пустой стакан, который все еще держала в руке. Неужели, думала я, Оуэн действительно уверен, будто мы можем начать все сначала – с того самого момента, когда мы расстались? Неужели это возможно – сделать вид, будто не было этих двенадцати лет и я не поступила с ним как последняя свинья?.. Все эти вопросы кружились у меня в голове, словно гонимые ветром сухие осенние листья. Я не знала, как на них ответить, однако моя убежденность в том, что я не заслуживаю второго шанса с Оуэном, оставалась непоколебимой. Да я и не собиралась задерживаться в Пасифик-Гроув надолго, чтобы успеть этим шансом воспользоваться. Нам с Кэсси нужно было как можно скорее уехать, но вовсе не из-за Оуэна. Просто я обещала дочери держаться подальше от побережья и должна была сдержать слово.

– Я много раз твердил себе, что обойдусь без тебя, – негромко продолжал Оуэн. – Зачем мне человек, которому я совершенно не нужен?.. Я изобретал все новые и новые доводы, которые помогли бы мне быть от тебя подальше, и в целом мне это удалось. Только один раз я не выдержал. Это было девять лет назад. Я просто понял, что должен тебя увидеть, пусть даже издалека… Молли… – произнес Оуэн после небольшой паузы, и прозвучавшие в его голосе сожаление и тоска заставили меня поднять на него взгляд. Его серые глаза были такими беззащитными и в них светилась такая нежность, что я почувствовала, как выстроенные мною стены начинают рушиться.

– Что?

– Почему, Молли?.. – просто спросил он.

От этого вопроса мое чувство вины, стыд и ненависть к самой себе буквально вскипели, грозя выплеснуться наружу. Я больше не могла молчать.

– Потому что тогда я думала, что рядом со мной тебе может грозить опасность, вот почему!.. – В последнее мгновение я все-таки сдержалась, открыв ему лишь часть правды. А вся правда состояла в том, что опасность грозила Оуэну и сейчас. Просто потому, что он был рядом.

Он слегка отпрянул, недоверчиво глядя на меня.

– Опасность?.. – повторил он растерянно. – Какая опасность? Что все это значит, Молли?!

Я покачала головой, безмолвно умоляя его не задавать мне больше вопросов, потому что тогда мне пришлось бы объяснить ему, что произошло в день смерти моих родителей. А этого я не рассказывала еще никому. И не собиралась.

Оуэн задумчиво потягивал свой бурбон. На его лице читались разочарование и тревога. Мельком глянув на него, я отвернулась и стала рассматривать картины и фотографии в рамках, стоявшие на встроенных полках за его спиной.

– Как твои родители? – спросила я, пытаясь перевести разговор на какую-нибудь более легкую тему.

Оуэн с досадой качнул головой.

– Хорошо. Сейчас они живут во Флорида-Кис и прекрасно себя чувствуют. А где… отец Кэсси?

Острый приступ грусти заставил меня встать с дивана. Наш разговор все больше напоминал мне эмоциональные качели, с которых мне хотелось как можно скорее слезть.

Оуэн тоже поднялся.

– Кто он? – спросил он, пристально глядя на меня, и несколько раз нервно сглотнул.

– Он умер, Оуэн.

– Господи, Молли, прости! Я не хотел…

– Ничего страшного. – Я подняла руку, останавливая поток его извинений. – Мы встречались всего несколько недель и провели вместе только одну ночь. Он умер еще до того, как я успела рассказать ему о том, что беременна. Впрочем, я никогда не жалела, что у меня есть Кэсси. Весь мой мир сейчас сосредоточился в ней.

– Ты… ты его любила? – спросил Оуэн напряженным голосом. Наверное, ему действительно было важно это знать, но я не сомневалась: как бы я ни ответила, больно ему будет все равно.

– Да, – ответила я, и из груди Оуэна с шумом вырвался воздух. – Я любила Стива, но вовсе не потому, что нам было хорошо вместе. Я любила его только потому, что он был отцом моего ребенка. Это – единственная причина. В остальном же наши отношения нисколько не напоминали…

Оуэн подошел ко мне так близко, что наши тела почти соприкоснулись.

– Не напоминали – что?..

– Нас, – призналась я шепотом. – То, что было у нас с тобой.

Да, со Стивом мне было удобно и приятно, но не более того. Нас никогда не связывало ничего, что было бы хотя бы отдаленно походило на яростное электричество, на разбрасывающий искры огонь, который пылал между Оуэном и мной. Отношения с ним оставили во мне такой глубокий след, что никакой другой мужчина не смог бы занять его место. Никогда.

Оуэн посмотрел на меня из-под низко опущенных бровей.

– Можешь считать меня эгоистом и задницей, но я все равно скажу… Я рад, что ты свободна. – Подняв руку, он отвел с моего лба мокрую прядь и заправил за ухо, и в этом, в общем-то, обыденном жесте было столько нежности и ласки, что я с трудом сдержала дрожь.

– …И еще я очень рад, что ты вернулась.

Чуть прикрыв глаза, я смотрела на него сквозь ресницы. Оуэна окружило оранжевое сияние, и я поскорее отвернулась. Я не ожидала, что когда-нибудь снова увижу этот интенсивный, чистый и теплый свет, как не ожидала, что мои чувства будут такими сильными и глубокими.

«Господи, как красиво!» Аура Оуэна напоминала сейчас лучи заходящего солнца за мгновение до того, как оно погрузится в лазурь океана.

Все этот проклятый бурбон! Я расслабилась – и вот результат. Нет, нужно взять себя в руки и перестать видеть… всякие вещи.

– А ты? У тебя кто-нибудь был? – спросила я, в очередной раз решив переменить тему разговора.

Он покачал головой.

– Я, конечно, время от времени встречался с разными девушками, но… ничего серьезного. Среди них не оказалось ни одной, которая могла бы… – Он криво улыбнулся. – В общем, все это было не то.

– А я была уверена, что ты давно женат и у тебя куча ребятишек.

Оуэн неожиданно помрачнел.

– Нет. Я по-прежнему один.

– А собаки?

– Собаки – это другое… Они создают мне столько проблем, что никакие дети с ними не сравнятся. – Он через силу улыбнулся.

Я машинально улыбнулась в ответ и подумала, что мне пора уходить. Дрова в камине прогорели, и в комнате стало холоднее, да и было уже действительно поздно.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, – нерешительно проговорила я. – Спасибо за бурбон. – Я поставила пустой бокал на кофейный столик.

Оуэн галантно проводил меня до дверей, принес из ванной мою мокрую одежду и вручил зонтик.

– Вот что, Молли, – сказал он, прежде чем повернуть ручку замка. – Если тебе снова захочется сбежать из твоего старого дома или просто выговориться – приходи. Как раньше, помнишь?.. Я всегда помогу, если только это будет в моих силах. Ну, договорились?..

– Договорились, – ответила я после небольшой паузы. Мне почему-то казалось, что Оуэн будет настаивать, чтобы мы продолжили сегодняшний разговор, может быть, даже назначит день и час, когда мы должны будем снова встретиться, но он ничего такого не сказал – только вопросительно взглянул на меня.

Я коснулась воротника рубашки, которую он мне одолжил.

– Я верну твои вещи завтра.