Текст книги "Книжный на левом берегу Сены"

Напуганная скупым ответом Гертруды, Сильвия решила, что зашла слишком далеко, и поскорее прибавила:

– И я бесконечно признательна писателям, которые составляют предложения. Предложения изменили мою жизнь.

Нет, ну до чего странно, Сильвия впервые поняла, что открытие «Шекспира и компании» отбило у нее юношеское желание стать писательницей. И очень хорошо, что родители полностью поддерживали ее начинание; оба сообщали, что очень гордятся ею, и засыпали ее бесчисленными вопросами о том, как она управляется с делами в лавке.

– Предложение сейчас претерпевает великие перемены.

Сильвия едва не расхохоталась. Нет, она всем сердцем была согласна с Гертрудой, но не ожидала из ее уст такого профессорского апломба.

– За это я тоже признательна. – Сильвия постаралась придать своему тону как можно больше почтительного внимания. – Я огромная поклонница вашего творчества, мисс Стайн… Гертруда, и верю, что ваш проект с английским языком чрезвычайно важен.

– А у вас, как я посмотрю, имеются все журналы, на которые я подписана.

– Стараюсь идти в ногу со временем.

– И какой же ваш любимый?

Вот она, проверка.

– Ну, я затруднилась бы назвать какой-то один. Но должна признаться, что питаю особую симпатию к «Литтл ревью».

Гертруда насупилась.

– Ах вот как, – протянула она. – Мисс Андерсон помогла многим людям искусства, которыми я восхищаюсь, а фотографии Ман Рэя, что она публикует, особенно хороши. Правда, сейчас она взялась печатать того ирландца, Джеймса Джойса.

– О да, «Улисс». Ужасно, что в Соединенных Штатах Почтовое ведомство перехватывает выпуски с его главами. Все время боюсь, вдруг не получу следующий номер.

Хотя Сильвия уже поняла, что Гертруда Стайн придерживается иного мнения о произведении того ирландца, она не сдержала собственного воодушевления; это щекотало ей нервы, как в школе, когда она тайком передавала записки.

– Пускай я не в восторге от работ Джойса, но полностью согласна с вами, что Почтовая служба Америки перешла все границы. Цензура никак не вяжется с демократией. Или с искусством.

– Да уж, какое там, – заулыбалась Сильвия, довольная, что они хоть в чем-то полностью согласны.

– Думаю, мне сейчас самое время записаться в вашу библиотеку, – сказала Гертруда.

Сильвия оформила абонемент только на Гертруду, «позабыв» об Элис, и ее новая читательница тут же взяла «Письма» Джорджа Мередита[52]52
  Джордж Мередит (1828–1909) – видный английский писатель Викторианской эпохи, считается одним из создателей социально-психологического романа.


[Закрыть].

– Известно ли вам, что его семь раз выдвигали на Нобелевскую премию, но ни разу ее не присудили? – спросила Гертруда.

– Бог мой, нет. Неужели семь?

Гертруда постучала по «Письмам» костяшками пальцев.

– Интересно, нашлось ли у него что сказать по этому поводу здесь.

– О, пожалуйста, расскажите, как узнаете.

Когда Гертруда с Элис ушли, Сильвия ощутила, как на нее накатывает приятное возбуждение. Великая литературная знаменитость посетила ее лавку! Какой знаменательный день! Сильвия до самого вечера будто летала на крыльях.

– У меня было такое же чувство, когда в магазин впервые пришел Ромен. Точно мне удача привалила! – воскликнула Адриенна, когда они тем вечером ужинали очередным ее кулинарным творением: каре ягненка с гарниром из риса и моркови. В качестве второй и третьей перемен блюд их ожидали салат из маринованных овощей и сыры с испанскими апельсинами. Сильвия радовалась, что за день не успевает нагулять большого аппетита, ведь она не могла позволить себе новую одежду, которая явно понадобится, если с утра до ночи так объедаться.

– Мне стыдно признаваться, сколько счастья доставил мне ее визит, – сказала Сильвия.

– Да почему же?

– Понимаешь, в нашей семье звездой всегда была Киприан, она желала внимания и получала его. Иногда я даже ревновала к ней, но, прямо скажем, ничего такого выдающегося, что в ней было, я предъявить не могла. Вот и купалась время от времени в лучах ее славы, но, честно говоря, на заднем плане мне как-то спокойнее. Зато лавка дает мне и то и другое – здесь я держусь в тени, но ведь вместе с тем кое-чего достигла, и все это видят. – Сильвия еще ни разу в жизни не осмеливалась признаться в таком вслух и вдруг испугалась, что Адриенна не так ее поймет.

Адриенна ласково заправила прядь коротких волос Сильвии ей за ухо, и ту как током прошибло.

– Не бойся показать свои таланты. Ты столько можешь дать миру.

Почему сама Сильвия всегда так сомневалась в себе? Она-то была уверена, что Адриенна куда более талантлива, точно дерево, у которого и крона поветвистее, и корни поглубже. Она управляла «Ля мезон», а еще время от времени выпускала журнал, сама писала эссе. И потом, Адриенна уже сейчас искусна в кулинарии, как шеф-повар хорошего ресторана. А у Сильвии ко всему прочему так и крутилась в голове брошенная год назад Киприан фраза: «По мне, так Адриенна – женщина с аппетитами, такая легко может заскучать».

«Ерунда», – сказала себе Сильвия. Адриенна годами хранила верность Сюзанне, и своей лавке, и своим друзьям. Ах, как бы самой Сильвии отбросить мучительные страхи, что Адриенна пресытится ею.

Глава 6

Горячие лучи раннего июльского солнца припекали спину Сильвии, пока она отпирала главный вход и распахивала ставни, чтобы явить миру книги и журналы, выставленные в широких витринных окнах лавки. Она заулыбалась, глядя на устойчивую стопку «Листьев травы» Элиота, новое издание «Сна в летнюю ночь», сборник новелл Шервуда Андерсона[53]53
  Шервуд Андерсон (1876–1941) – американский писатель, чью новеллистику, в том числе упомянутый сборник, относят к лучшим страницам американской словесности.


[Закрыть] «Уайнсбург, Огайо» и литературные журналы. Ну что ж, лавка открыта, и теперь Сильвия заварила себе еще один кофе – первый она выпила за завтраком с Адриенной – в тесной задней комнатке лавки. Потом, взяв в руку дымящуюся чашку и закурив сигарету, она опустилась в одно из добытых на церковной распродаже кресел, чья обивка, некогда нефритово-зеленая, теперь почти полностью выцвела и изрядно протерлась как раз там, куда уселась с раскрытым на коленях гроссбухом Сильвия.

Ох и ненавидела же она это счетоводство. Оно явно не было ее сильной стороной – к тому же если совсем начистоту, то дела у Сильвии не так чтобы процветали. Она кое-как держалась на плаву, но ни на йоту не приближалась к возможности вернуть долг матери. Адриенна все время призывала ее набраться терпения и помнить, что с открытия не прошло еще и года, а мать, со своей стороны, снова и снова убеждала ее в письмах, что и думать не думает ни о каких выплатах, но Сильвия не находила себе места от тревоги. Она-то думала, что «Шекспир и компания» – заведение первое и единственное в своем роде! – одним махом покорит Париж. Нет, поначалу ее лавка произвела определенный фурор, недаром о ней написали почти все парижские газеты и даже некоторые нью-йоркские и бостонские издания, однако вместо ожидаемого урагана продажи моросили мелким дождиком.

Она кое-как продиралась сквозь немногочисленные колонки цифр, обещая себя, что если все будет тихо, когда она закончит, то на часок закроет лавочку и сбегает в «Ля мезон» навестить Адриенну. Как ни соблазнительно выглядел план, Сильвия вовсе не расстроилась, когда он сорвался из-за внезапного вторжения Валери Ларбо. От неожиданности она вскочила с кресла, едва не сбив на пол пустую чашку и полную пепельницу, и воскликнула:

– Ларбо! Вот так сюрприз! Я-то думала, вы до самого сентября в Виши!

Когда они обнялись и расцеловались в обе щеки, Ларбо объяснил:

– Мне нужно было справиться дома о кое-каких делах и я подумал, почему бы не заглянуть, вдруг у вас найдутся новинки Миллей[54]54
  Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) – американская поэтесса, драматург, третья женщина, получившая Пулитцеровскую премию по поэзии. В своем творчестве она затрагивала такие злободневные темы, как, например, равноправие женщин.


[Закрыть] или Уильямса?

– Сейчас у меня нет ничего, что вы еще не читали, – сказала Сильвия, испытывая уже знакомое ей удовлетворение тем, что хорошо знает свое дело, и гордость оттого, что интеллектуалы вроде Ларбо руководствуются ее советами. Притом что Сильвии нравилось вручать идеально подходящий роман новому посетителю и затем обращать его в друга, снова и снова возвращающегося к ней за новыми книгами, особенное, несравненное удовольствие доставляло ей служить парижским привратником англоязычного чтения, как недавно отозвался о ней Эзра Паунд. Милый Эзра. Он протоптал дорожку к «Шекспиру и компании» сразу, как приехал из Лондона, всего несколько недель назад.

– Нет, новый сборник Миллей еще не пришел, – продолжала Сильвия, – я имею в виду «Плоды чертополоха». Но рассчитываю вскоре его получить.

– Обязательно оставьте мне экземпляр, – попросил Ларбо и взял полистать последний выпуск «Чепбука»[55]55
  Chapbook (англ.) – недорогое издание карманного формата объемом до сорока страниц; возникло как разновидность печатной уличной литературы.


[Закрыть]. Он остановился, чтобы прочитать одно из стихотворений, затем вздохнул и положил журнал на место. – Кстати, о зарубежных писателях, я слышал, Джеймс Джойс теперь в Париже.

– Как вам удалось прознать об этом раньше меня?! – Сильвия изобразила на лице ужас. Хотя и правда почувствовала некоторый укол ревности. Как получилось, что она не в курсе? Почему же Джойс не зашел к ней в лавку? Хотя, с другой стороны, Сильвия слышала, что он владеет несколькими языками. Возможно, во Франции ему больше нравится читать на французском. Но в магазине Адриенны он тоже не появлялся.

Сильвии вдруг подумалось: «Что мне ему сказать, если он и правда переступит мой порог?»

– Ну же, имейте терпение. Сами знаете, это просто вопрос времени, и как только ему понадобится экземпляр «Листьев травы»… – блеснув глазами, поддразнил Сильвию Ларбо. Она уже знала, что мало кто понимает, почему поэт прошлого века Уитмена любим ею так же, как и очень современные авторы вроде Джойса, Элиота или того же Паунда, чьи стихи нравились ей всё больше благодаря его частым визитам к ней в лавку. Однако Ларбо понимал Уитмена. А если подумать, то и Паунд тоже.

– Может, стоило бы послать ему экземпляр в подарок от «Шекспира и компании»?

– Не думаю, пускай лучше «Шекспир и компания» сама привлекает его своим путеводным светом, – возразил Ларбо, и оба рассмеялись.

В этот момент, точно и правда следуя за путеводным светом солнца, в помещение вошли трое новых посетителей и разбрелись вдоль полок, а значит, Сильвии настало время вернуться к роли хозяйки книжной лавки и помочь им найти то, что они ищут, конкретную книгу, о которой они пока, пожалуй, и не догадываются, но которая могла бы изменить их жизни.

Была знойная летняя пятница, когда к Сильвии заглянул Мишель и застал ее изнемогающей в душной лавке в мечтах о глотке чая со льдом и о завтрашнем дне, когда она собиралась закрыться пораньше и поехать в Рокфуэн, где жили в очаровательном домике с соломенной крышей родители Адриенны. Там, вдали от шума и жары города, они с Адриенной будут плавать в пруду, бродить в полях среди цветов и читать вечерами в шезлонгах, прежде чем приняться за ужин, который чаще всего включал свежесобранные ягоды, местный fromage blanc[56]56
  Творог (франц.).


[Закрыть], багет, saucisson sec[57]57
  Сыровяленая колбаса (франц.).


[Закрыть] и крепкое красное вино, произведенное одним из соседей. Maman и Papa Монье привечали Сильвию как вторую дочь, а она была очень им благодарна за возможность отдохнуть душой в семейном кругу, где чувствовала себя так уютно и непринужденно.

– Bonjour[58]58
  Добрый день (франц.).


[Закрыть], – сказал Мишель с широкой улыбкой на блестящем от пота лице. Закатанные рукава рубашки открывали его загорелые волосатые руки. Он выложил на стол Сильвии сверток в коричневой бумаге. – Вот вам сладкое мяско.

Мишель частенько приносил им продукты для кулинарных изысков Адриенны.

– Давайте-ка я сразу закину его в ледник, – откликнулась Сильвия, надеясь, что в ящике осталось достаточно замороженных блоков, чтобы мясо дотянуло до закрытия лавки. К счастью, так и было, и Сильвия прижала руку к глыбе льда, на короткий миг испытав облегчение, а потом поспешила к Мишелю, который рассеянно листал последний остававшийся у нее экземпляр «По эту сторону рая» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Роман буквально улетал с полок; с тех пор как он в марте вышел в свет, Сильвия едва успевала заказывать новые партии, чтобы он всегда оставался в продаже.

– Хорошая вещь? – спросил Мишель. – Сестра попросила купить ей экземпляр, если у вас найдется.

– Хорошая, – ответила Сильвия задумчиво.

– Я слышу сомнение в вашем голосе, – заметил он.

– Так оно и есть. Нет, вещь замечательная, первый многообещающий роман автора, – принялась уверять Сильвия с чуть большим, чем требовалось, воодушевлением, хотя ничуть не покривила душой. – Мне любопытно узнать ваши с Женевьевой впечатления.

Что тоже было правдой. Но. Сильвия направилась к полке с Джойсом и, достав экземпляр «Портрета художника в юности», вручила его Мишелю.

– Мне не менее любопытно, что вы скажете вот об этом. Роман Фицджеральда кое-чем обязан Джойсу.

Мишель закивал.

– Ваши рекомендации всегда превосходны, так что я и сейчас доверюсь им.

Потом они немного поболтали о том, что планируют на выходные, и в ответ на его уклончивое rien[59]59
  Ничего (франц.).


[Закрыть] Сильвия, не успев подумать, опрометчиво воскликнула:

– Неужели ничего не делаете? Мишель, вы просто обязаны гулять с каждой симпатичной девчушкой в нашей округе!

При этих словах вечные красные пятна на лице Мишеля вовсю заалели смущением.

– А, понимаю… Вы и так с ними гуляете!

– Ну, не с каждой. Только с одной. С Жюли. Она балерина, которой я давно восхищаюсь, сестра моего старого товарища. Недавно я наконец-то осмелился пригласить ее пообедать.

Сильвия просияла.

– Вот и замечательно. Если вы ей не приглянетесь, значит, она глупышка.

Все еще пунцовый, Мишель выдавил:

– Сами знаете, как это нелегко. В смысле, найти то же, что есть у вас с Адриенной.

Тут уже настала очередь Сильвии смутиться. Его слова застали ее врасплох, и она почувствовала, как по ее шее бегут мурашки. Все в их окружении молча принимали их с Адриенной отношения – во всяком случае, насколько знала Сильвия. Как и в том, что касалось Гертруды и Элис, никто не отпускал комментарии в их адрес. Сильвия понимала, что посторонний, увидев их обедающими вместе, скорее всего, решил бы, что они подруги или сестры, но и среди их друзей и постоянных покупателей, которые были более или менее в курсе, до сих пор ни разу еще не прозвучало ни одного, даже брошенного вскользь намека.

И все же такие отношения редко признавали. Ее родители, и те не задали ей ни единого вопроса, когда она написала, что переселилась к Адриенне на улицу Одеон «за компанию и ради экономии на квартирной плате». Но смущение от слов Мишеля доставило ей удовольствие. Сильвия почувствовала, что ее видят.

– Это большая редкость, – согласилась она, – а кажется, что такое происходит чуть не каждый день. От души желаю удачи с вашей балериной, Мишель.

Следующее воскресенье застало их с Адриенной в Шестнадцатом округе: с бутылкой сладкого белого бордо они ожидали, когда им откроет дверь хозяин дома Андре Спир или его жена. Перед этим подруги долго и утомительно тряслись в душном вагоне метро, и Сильвия чувствовала, как по спине под льняной блузкой сбегают ручейки пота. Вот бы нам сейчас оказаться в Рокфуэне – мечтала она.

Андре распахнул перед ними дверь, сердечно поприветствовал их потоками baisers[60]60
  Поцелуев (франц.).


[Закрыть] и bienvenues[61]61
  Добро пожаловать (франц.).


[Закрыть] и повел их в просторную залитую светом квартиру.

– Заходите, заходите. У нас Паунды, и Поль Валери, и Ромен, и… – его голос упал до шепота, – Джеймс Джойс с семейством тоже здесь.

Сильвия нервно сглотнула. С Джойсом она рассчитывала познакомиться вовсе не здесь, а у себя в лавке.

Адриенна сейчас же почувствовала ее напряжение и одобряюще положила руку ей на плечо с возгласом «Merveilleux!»[62]62
  «Чудесно!» (франц.).


[Закрыть]

Кучка детей шумно пронеслись по коридору друг за дружкой и за котом; и прежде чем Сильвия успела открыть рот, ей уже вручили бокал белого взамен бутылки, которую она сжимала в руках, и проводили в гостиную, где на диванах и стульях уже сидели несколько женщин, обмахиваясь веерами и попивая охлажденное вино. По пути из прихожей в гостиную, где сидели жены писателей, они миновали библиотеку, и Сильвия краем глаза углядела Эзру, Ромена и – неужели? – Джеймса Джойса собственной персоной, хотя в потоках яркого дневного солнца она разглядела разве что темные силуэты литераторов. Сильвию всегда раздражало, когда гости разделялись по признаку пола, но сегодня она этому только порадовалась, рассчитывая, что успеет собраться с мыслями. Жена Эзры Дороти представила их с Адриенной жене Джойса, даме, чувственные формы которой сейчас же напомнили Сильвии одну из мраморных обнаженных фигур Родена. Но на ее лице было больше красок, ее голову венчал ареол рыжеватых блестящих волос, небрежно заколотых над влажной шеей, а в чуть прикрытых томных глазах сквозило легкое распутство.

– Миссис Джойс, – представила ее Дороти.

«Ах, значит, сегодня мы на официальной ноге», – отметила Сильвия, закуривая. Она знала, что эта дама все еще зовется Норой Барнакл и что они с Джойсом официально не женаты. Всем давно известно, что они уже многие годы живут как муж и жена, но инакомыслие, весьма созвучное творчеству Джойса, побуждало их отказываться от капитуляции перед требованиями общественных норм. И это нравилось Сильвии в Джойсе, в них обоих. Они с Адриенной все равно не могли бы сочетаться браком, даже если бы захотели; те же двое, что очень импонировало Сильвии, не имели никаких препятствий, но продолжали попирать приличия.

Сильвия молча курила, слушая, как миссис Джойс, со своим ирландским акцентом, выражает радость снова быть в кругу англоговорящих.

– Я счастлива оказаться в Париже, но, конечно, наш итальянский куда как лучше французского, – произносила она хрипловатым, но в то же время полном женственности голосом. – С тех пор как мы сюда приехали, я только и общалась, что с детьми. Ну, вы понимаете, что это за разговоры. Идите чистить зубы, причешитесь, вы уже довольно набегались по саду. Хорошо, хоть научилась кое-как объясняться на рынках, хотя, сказать по чести, не думаю, что мне стоит благодарить свои жалкие потуги на французский за то, что продавцы за прилавками всегда выбирали мне самые спелые персики и яблоки.

«Нет, – подумала Сильвия, невольно посмотрев на роскошный бюст миссис Джойс, ее молочно-белую кожу и изящные пальцы, – вот уж точно». Ей казалось любопытным и свежим то, что женщина с такой охотой готова признать силу своих чар. Сильвия припомнила кое-какие особенно смелые пассажи в произведениях Джойса, и она задумалась, насколько миссис Джойс вдохновила его на эти откровения.

– Но я слышала, что вы прекрасно говорите по-итальянски, – воскликнула Дороти.

Миссис Джойс вспыхнула:

– Какое там, так, выучила всего несколько слов. – Затем, громко прокашлявшись, та сменила тему: – Умоляю, расскажите скорее, чем интересным можно занять себя, пока мы в городе. Но ради бога, никаких окололитературных сборищ. Хочу, чтобы Лючия и Джорджо узнали, что жизнь состоит не из одних только книг.

«Всё чудесатее и чудесатее», – подумала Сильвия.

Дороти с Адриенной принялись наперебой перечислять всевозможные увеселения: кукольные спектакли, концерты, катания на пони, – а в гостиную между тем потянулись мужчины, по всей видимости привлеченные распространявшимися из кухни ароматами специй и трав грядущей трапезы. В соседней комнате уже поджидал обеденный стол, изысканно сервированный серебром и хрусталем и украшенный живыми цветами в низких вазах.

Сильвия видела Андре, Жиля и других мужчин, но Джойса среди них не было, и она решила, что настал удобный момент познакомиться с ним вдали от любопытных взглядов. Она уже направилась в библиотеку, когда ее перехватил всклокоченный Эзра Паунд; он поприветствовал ее крепким хмельным объятием и довольно ухмыльнулся ее заверениям, что его «Дайел» пользуется успехом в «Шекспире и компании».

– Радостно слышать, что все наши усилия не пошли коту под хвост, – произнес он своим грубоватым голосом. – А последний выпуск журнала Андерсон до вас дошел? Признаться, буду удивлен, если хоть сколько-нибудь экземпляров доберутся сюда из Штатов в целости и сохранности.

Сильвия энергично закивала.

– А как же, десять экземпляров, если точнее.

– Великолепно, – сказал Эзра, и макиавеллиевская улыбка тронула его губы. Понизив голос и наклонившись к Сильвии, чтобы их никто не услышал, Паунд зашептал: – А знаете, я ведь выбрасываю из рукописей Джойса самые щекотливые места, но сделать большее для него я не в силах. Нельзя же в угоду Джону Самнеру выпустить всю живую кровь из этого нового веяния. Тем более уже ясно, что это никак не получится.

Вот что Сильвия очень любила в Паунде: подобно пророку он был готов провозглашать, что они с друзьями стоят в авангарде нового веяния, которое дотла спалит всех и вся, что было до них, и возродит из пепла новый смысл.

– Самнер и правда кажется чудовищем, – согласилась Сильвия, – как и Комсток до него. Остается только радоваться, что здесь мерзкий закон его имени мне нипочем.

Да, но в самом ли деле? До Сильвии только сейчас дошло, что даже в Париже до нее дотягивался этот Энтони Комсток со своим печально известным законом, из-за которого столько важных и нужных книг подвергаются цензуре, начиная с Маргарет Сэнгер[63]63
  Маргарет Сэнгер (1879–1966) – американская активистка; основала Американскую лигу контроля над рождаемостью и Международную ассоциацию планирования семьи; открыла первую в США клинику, занимавшуюся контролем рождаемости; внесла весомый вклад в судебное разбирательство, по итогам которого в США была узаконена контрацепция.


[Закрыть] и ее книги о контрацепции и заканчивая великим романом Джеймса Джойса. Если Почтовое ведомство Соединенных Штатов, избранное Самнером главным инструментом искоренения порока, превратит «Литтл ревью» в пепел до того, как выпуск попадет в Париж, разве она и ее клиенты не пострадают от цензуры в той же мере, что ньюйоркцы? Боже святый. Неужели его никто не остановит?

– Хотелось бы надеяться, что в следующий раз он не засунет Андерсон и Хип[64]64
  Джейн Хип (1883–1964) – американский издатель; внесла существенный вклад в развитие модернизма в литературе; деловой партнер Маргарет Андерсон, вместе с которой издавала журнал The Little Review.


[Закрыть] за решетку, – добавил Эзра.

За решетку? Такого Сильвия и представить не могла. Разумеется, она знала, что теоретически нарушение Закона Комстока это предусматривает, но тюремное заключение представлялось ей чудовищной крайностью.

– Да уж, на сей раз Самнер как с цепи сорвался, но пусть не надеется нас запугать, мы не сдадимся, – заявил Эзра весело и зло одновременно, однако в его голосе не прозвучало и тени настоящего страха. Скорее, то был тон полководца, призывающего свои войска сплотить ряды.

– Bien sûr[65]65
  Конечно (франц.).


[Закрыть], – согласилась Сильвия. – Но тюремное заключение?

Паунд решительно замотал головой.

– Нет, до такого не дойдет. На нашей стороне один из лучших адвокатов Нью-Йорка. Помните Арсенальную выставку?[66]66
  Арсенальная выставка (1913) – международная выставка современного искусства, проходившая в здании Арсенала 69-го Нью-Йоркского полка Национальной гвардии; веха развития современного искусства в Америке.


[Закрыть] Так вот, он помогал готовить ее. В его коллекции больше Сезаннов и Пикассо, чем у самой Стайн, и это не может не впечатлять, тем более что он адвокат, а не художник. Джон Куинн. Его родители – ирландцы. Он обожает Джойса.

– Судя по всему, ваше счастье, что он с вами, – согласилась Сильвия.

– Наше счастье, что с нами вы, Сильвия, – с улыбкой сказал Паунд, и она снова заметила, как блестят от вина его глаза. – Вы, главное, копите запас спиртного. У меня такое чувство, что вскоре к вам косяками потянутся американские писатели, и чем дальше, тем больше. Нынче в Америке чертовски хреново заниматься истинным искусством.

Как ни увлекала Сильвию бравада Паунда, ей страшно хотелось еще до обеда познакомиться с Джойсом, и, извинившись, она сбежала от Эзры под тем предлогом, что спешит посетить дамскую комнату, пока их не позвали за стол.

А Джойс чудесным образом оказался именно там, где она и рассчитывала его застать, – он сидел в библиотеке, странно застыв в деревянном кресле и скрестив длинные ноги; крупные кисти его рук свисали с подлокотников кресла.

«Интересно, – подумала про себя Сильвия, – играет ли он на фортепиано этими своими длинными пальцами, два из которых, на разных руках, поблескивали ободками колец». Голова Джойса, почти идеально яйцевидной формы, была повернута к окну; он с таким пристальным вниманием изучал двух щеглов в кудрявой кроне дерева за окном, словно в их щебете заключался весь смысл жизни.

Хотя сердце от волнения едва не выпрыгивало из ее груди, Сильвия остановилась в стороне от окна, решительно прочистила горло и громко произнесла:

– Насколько я понимаю, вы и есть великий Джеймс Джойс?

От ее слов он встрепенулся, и она поймала на себе взгляд ярко-голубых глаз за круглыми стеклами очков в латунной оправе; правда, его левую радужку затягивала молочная пелена. Однако он не сощурился и не подался вперед, чтобы лучше разглядеть Сильвию, но чуть не лишил ее последних остатков мужества, вперившись в нее таким же внимательным взглядом, каким только что взирал на птиц за окном.

– Насчет великого не знаю, – заговорил он, – но с Джеймсом Джойсом все более или менее верно. А вы?..

– Сильвия Бич, – откликнулась она. – Я владелица книжной лавки и библиотеки англоязычной литературы в Шестом округе. «Шекспир и компания».

Взрыв смеха, донесшийся из соседней комнаты, заставил Сильвию вздрогнуть.

Она протянула руку для приветствия и, когда он, привстав, протянул свою в ответ, удивилась, как мало силы оказалось в его такой мощной с виду руке.

– Рад знакомству с вами, мисс Бич. Ваша репутация бежит впереди вас, знаете ли. – Он жестом пригласил ее сесть точь-в-точь в такое же, как у него, кресло, стоявшее рядом.

Сердце Сильвии все еще неистово билось, когда она опустилась на самый краешек сиденья.

– Прошу вас, просто Сильвия. Для меня большая честь, что вы наслышаны о моей лавке. Надеюсь, вы вскоре посетите ее.

– Я стараюсь подавать детям пример учтивого обхождения, мисс Бич. Надеюсь, вы ничего не имеете против?

Сильвия улыбнулась. Так вот почему Нору представили как миссис Джойс. Учтивость. У Сильвии отчего-то не получалось представить себе, что этот изнеженный апатичный джентльмен состоит в браке с грубоватой, очень земной фигуристой женщиной в соседней комнате и – уж если на то пошло – еще и пишет скандально откровенные пассажи, столько ночей лишавшие ее сна. Тайна такого разительного контраста заинтриговала Сильвию, она даже удивилась, почему невозможно не представить себе, что это непредставимо. И все же мистер и миссис Джойс как-то совсем не сочетались друг с другом.

– Расскажите же мне о своей лавке. Я, видите ли, как раз и собирался заглянуть туда, – сказал Джойс, в чьем теноре восхитительно сочетались интонации хорошего ирландского языка и континентальная утонченность. Sotto voce[67]67
  Вполголоса (итал.).


[Закрыть].

– В общем, – Сильвия не представляла, с чего начать свой рассказ и что больше всего заинтересует собеседника, – мы открылись прошлой осенью, в конце 1919 года, и…

– Мы? – перебил ее Джойс.

– Ну, или я, так, пожалуй, вернее, – поправилась она, удивленная, что он обратил внимание на это местоимение. – Знаете Адриенну Монье? Ее магазин, «Ля мезон», вдохновил меня, и она так много помогает мне, что я воспринимаю «Шекспира и компанию» скорее как нашу лавку, чем только свою.

Мистер Джойс понимающе кивнул.

– Я еще не имел удовольствия посетить ее магазин, но месье Спир и месье Паунд уже осведомили меня, что я прямо-таки обязан побывать там.

– Обязаны.

– Раз так, деваться некуда, пойду, – сказал он, озорно улыбнувшись. Еще один сюрприз.

– Знаете, Эзра… м-м, мистер Паунд… был моим первым англоязычным посетителем и все еще остается одним из немногих. Он сделал для меня много больше, чем просто покупал книги и оформил читательский абонемент. Он также взял на себя труд починить кое-какие занедужившие стулья, которые я держу в лавке для посетителей. Сейчас в «Шекспире и компании» ничто не шатается, и этим я целиком обязана Эзре Паунду, – сказала Сильвия с радостной улыбкой, уж очень ей нравилось представлять себе Эзру с молотком в умелых руках.

– Славный мистер Паунд, все-то он что-нибудь исправляет.

– Он и вам что-то исправил?

– Мою жизнь.

– Бог мой, вот это заявление.

– Оно интересно тем, что являет собой чистую правду. Я публикуюсь благодаря Эзре Паунду. И в Париже я сейчас тоже благодаря Эзре Паунду. И читательской поддержкой я тоже обязан Эзре Паунду. Большая жалость, что миссис Джойс не переносит его, потому что он писатель. Вероятно, мне следовало представить его ей как плотника.

– Эта характеристика интересна тем, что являла бы собой чистую правду, – подхватила Сильвия, и они оба заулыбались, будто обменявшись давней шуткой, известной обоим с малолетства.

Джойс уже начал было что-то отвечать, но тут на улице залаяла собака и возбужденно-радостное гавканье полилось в открытое окно, заполняя библиотеку. Джойс заметно вздрогнул.

– С вами все в порядке? – озабоченно спросила Сильвия.

Он прижал вялую руку к груди и ответил:

– Вроде бы да, пока эта зверюга где-то далеко снаружи. Меня, знаете ли, покусала одна такая, когда я еще был мальчишкой.

«А ты этого так и не пережил», – изумилась про себя Сильвия. Такая деталь сказала ей нечто важное о нем как о писателе.

В дверном проеме обрисовался силуэт Эзры Паунда:

– Меня отрядили пригласить вас к столу, но я чрезвычайно рад видеть, что вы двое уже познакомились.

– Moi aussi, Monsieur Pound, moi aussi[68]68
  Я тоже, месье Паунд, я тоже (франц.).


[Закрыть], – сказал Джойс и встал с кресла, опираясь на ясеневую трость, словно был много старше, чем Стивен Дедал, герой его «Портрета» и «Улисса», тоже ходивший с подобной тросточкой. Правда, по пути из библиотеки в столовую Джойс едва ли хоть раз оперся на нее.

Сильвия с трудом заставила себя последовать за ним к столу. Джеймс Джойс. Коротенький разговор с одним из ее любимейших писателей оставил у нее странное впечатление, будто они знакомы уже многие годы. «Ладно, будем считать, что это я знаю его многие годы, – поправила себя Сильвия, – в некотором смысле».

За столом не иссякал живой разговор, а Эзра Паунд, ко всеобщему веселью, не оставлял попыток налить вина в стакан Джойса, на что тот неизменно ответствовал «Не раньше восьми вечера» и бросал взгляд на Нору, а та в знак бесповоротного одобрения кивала головой и отпивала из своей чашки простую воду.

Как и всегда в гостях у друзей Адриенны, то было шумное сборище равных, состоявшее сплошь из писателей разных национальностей, ни один из которых не желал уступить слово другим, но как-то так получалось, что все имели случай высказаться о поэзии, рассказах и эссе, напечатанных в свежих выпусках литературных журналов. Сильвия по своему обыкновению восхищалась про себя, как уверенно Адриенна вплетает свой голос в общий разговор и с каким почтительным вниманием все ее слушают. В последние месяцы Сильвия уяснила себе, что куда как свободнее обсуждает любую тему в небольшой компании, даже если речь шла о книгах и литературе, и потому ее вполне устраивал узкий круг друзей, посещавших лавку; Адриенна же, в противоположность ей, с такой же уверенностью держалась на шумных многоголосых сборищах. Вот почему они по молчаливому согласию по-прежнему проводили литературные чтения в «Ля мезон», а не в «Шекспире».

Сильвия, однако, разглядела частичку себя в Джойсе – в том, как отстраненно он держался, только слушая, что говорят другие, пока его не просили высказать собственное мнение. В эти моменты он оказывался в центре всеобщего внимания, чем явно наслаждался; Сильвия заподозрила даже, что он не без умысла говорит так медленно, точно желает убедиться, что каждое вымолвленное им слово услышано и понято. Ей такое было совсем не свойственно – напротив, она так тараторила, что ее нередко просили сбавить темп.