Текст книги "Герцог с татуировкой дракона"

– Ты чем-то его отпугнула?

Лорелея вздрогнула.

– Чт-о?

– Боже, ты никчемна, как чертова хромая кобыла! Твой жених… – закричал он. – Ты не сумела даже этот мешок с кишками соблазнить явиться на собственную свадьбу, тебя…

– Боюсь, в отсутствии здесь мистера Гуча виноват я, – небрежно бросил кучер.

Одним проворным движением из внутреннего кармана пальто он достал длинный украшенный драгоценными камнями кинжал и воткнул острие под подбородок Мортимера. Воткнул так глубоко, что пронзил голову до самого мозга.

Лорелея смотрела, как брат в страшных мучениях умирает. Незнакомец не спешил – вводил острие оружия медленно и тихо.

Колени Мортимера подкосились, и он упал на землю.

Вероника издала задушенный крик. И она и Лорелея прижались друг к другу, пятясь назад к карете.

Лорелея видела смерть, видела насилие, но еще никогда ничего подобного. Мортимера больше нет. Ни она ли накликала это своим постыдными желанием? Ни она ли своим внутренним стремлением избавиться от брата разбудила некоего демона? Его смерть не на ее ли совести?

Видимо, началась суматоха. Волнение, когда гости в церкви поняли, что снаружи что-то не так. Рыдания. Крики.

Лорелея ничего этого не заметила.

На нее навалилась чудовищная усталость, и перед глазами заплясали черные круги. Мир покачнулся. Или это она шатается? Нет, не сейчас. Она не могла упасть в обморок. Она не могла оставить бедную Веронику одну лицом к лицу с тем, что будет дальше.

Потому что кучер повернулся к ним обеим. Он снял скрывавший лицо капюшон и опустил воротник.

Черное облако ужаса охватило ее. Черное, как его глаза. Черное, как его волосы. Черное, как горе, терзавшее ее все эти годы с тех пор, как она поняла, что он не вернется.

Черное, как окружавшая его сейчас буря, насланная древним злым богом, выпустившим его на эту землю.

Она не могла произнести его имя. Потому что этот дьявол перед ней был не Эш. Он был выше. Шире. Темнее.

Он только что… убил ее брата. Без малейших сантиментов, объяснения причин или церемоний.

И теперь он просто смотрел на нее, исполненный торжества, как и после особенно хорошо сыгранного крокетного матча.

– Капитан! – Монкрифф не дал Лорелее на него броситься – нападая или обнимая, она еще не решила. – Думаю, пора с этим кончать.

– Думаю, ты прав.

Он длинными звериными шагами пошел назад к карете. «К своей карете», – оцепенело сообразила Лорелея.

Вот кто она. Оцепенелая. Она не чувствовала ни ног, ни рук. Ничего, пока он не подошел.

Молния прорезала небо, но волосы у нее стали дыбом не от внезапной вспышки.

А от того, как он шел. Прямо как человек, но шагами дикого зверя. Каждое движение абсолютно точное и резкое.

В безжалостных пустотах его глаз не светилось ни намека на удовольствие. Нежного желания. Горького гнева. Даже беспощадной ярости, способной оправдать подобное насилие, не было.

На самом деле никакого насилия в подлинном смысле и не было. Было просто плавное неспешное движение. Безупречная смертоносная точность… и жизнь человека оборвалась. Как будто он совершал подобное тысячу раз. Или миллион.

Этого не может быть. Разум Лорелеи поспешил отвергнуть тень призрачной, давно похороненной мысли.

Врезавшись в задыхающуюся позади нее Веронику, она попыталась уйти у него с дороги.

Если бы только она умела бегать. Но она поняла, что от него и здоровому нелегко сбежать.

Она думала, что он высокий, но ошибалась.

Высокий он был двадцать лет назад. Теперь он был исполинский.

– Залезайте в карету.

Тихого холодного приказа Лорелея не слышала из-за ветра, но каждое слово она прочла на его губах.

Вероника забралась внутрь.

Тысяча, тысяча отрицаний, вопросов и эмоций истерическим водоворотом кружились у нее в голове.

Первое из них:

– Почему?

Лорелея имела в виду сразу все и ничего одновременно, но ничего иного произнести все равно была не в состоянии.

– Я пришел за вами, – бесстрастно ответил он.

– Почему? – снова выдохнула она, надеясь, что расслышит его ответ за стуком сердца.

Темно-кофейные глаза уставились на нее с арктическим равнодушием, о существовании которого она до этого момента не подозревала.

– Солнце все еще садится на западе?

От вопроса у нее перехватило дыхание. Несмотря на грубые черты лица, несмотря на иссиня-черный цвет волос и безошибочно узнаваемые шрамы, она все еще продолжала надеяться, что видит незнакомца.

Она молча кивнула.

– Теперь залезайте в карету, Лорелея.

Что-то в его приказе болезненно удивило, и она не выдержала:

– Солнце садилось на западе каждый день в течение двадцати лет.

Слова сорвались с губ прежде, чем она успела подумать. И их было уже не вернуть.

Если раньше она думала, что у него черные глаза, она ошибалась. Конечно, они были темными, но теперь они были всего лишь пустыми, бездонными зеркалами, в которых она могла прочесть собственную страшную судьбу.

– Если не хотите добровольно, я посажу вас в карету, – учтиво проинформировал он. – Кровь вашего брата все еще у меня на руках.

Он ей угрожал? Или демонстрировал перед ней невообразимо жуткую форму вежливости?

Он протянул перчатки, демонстрируя, что это не метафора.

Сглотнув подступающую к горлу дурноту, Лорелея подчинилась, протянув руки Веронике.

Лорелея ждала, что он запрет их и сядет на место кучера, чтобы бежать от растущего столпотворения.

Вместо этого он залез вслед за ней, усевшись напротив них.

– Кто… кто вы? – захныкала Вероника. – Чего вы хотите?

Темный и зловещий как смерть, он всем телом подался вперед и в странной насмешке над культурной традицией склонил голову.

– Леди Саутборн, разрешите официально представиться. На Востоке меня называют Черным Драконом. В Африке я известен как Морская Пантера. На персидском побережье меня величают Джинном Тьмы. У меня много имен и еще больше прозвищ, но прежде всего я – капитан «Дьявольской Панихиды», а в этой части света я просто… Грач.

Глава шестая

– Нас ведь будут искать? – рассуждала Вероника, прижавшись к Лорелее в капитанской каюте темного парохода, которым та восхищалась не больше часа назад. – Я имею в виду, что с твоей свадьбы нас похитили после того, как он зарезал… Мортимера… – Вероника сглотнула, и по ее телу пробежала дрожь. – Свидетелями убийства были несколько человек, и властям уже сообщили. За нами наверняка гонится весь британский флот. Грач в розыске уже целую вечность. Они спасут нас и повесят его за пиратство. И мы сможем пойти домой.

Лорелея хорошо понимала, о чем говорила Вероника. Пусть из лучших побуждений, но ее отчаянные слова, прерывистое, затрудненное дыхание служили скорее для самоуспокоения.

– Нас будут искать, и Грача могут заподозрить, но, думаю, нашего похитителя вряд ли кто-нибудь сможет опознать, – серьезно сказала Лорелея. – Если помнишь, он был в капюшоне и большом пальто, никто не видел его лица. Он оставляет свидетелей… в живых.

– Кажется, ты его знаешь, – прищурившись, вопросительно посмотрела на нее Вероника.

– Да, – прошептала онемевшими губами Лорелея. – Но в то время, когда я его знала, он еще не был Грачом.

«Когда я его любила…» – мысленно закончила она.

Вероника соображала быстро, в особенности в критических ситуациях. За то время, что она была графиней Саутборн, она научилась ловко справляться с опасностью, методом колоссальных проб и ошибок поняла, как обходить и решать проблемы.

Лорелее показалось, что она видит, как в голове невестки с легким жужжанием закрутились шестеренки, будто в заведенных до предела часах. Вероника все еще дрожала, хотя ни слезинки не пролила по погибшему мужу.

Да и с какой стати?

Корабль дернулся, рванул и содрогнулся от фантастического усилия, набирая скорость. Зазвенели хрустальные подвески на нескольких потолочных электрических люстрах, а на балдахине чудовищного размера кровати, на которой женщины примостились, заколебались экзотические кисточки. Со стола у самого широкого иллюминатора соскользнула книга, испугав их обеих.

У корабля было всего две мачты, и, когда они поднялись на борт, паруса на них были глухо зарифлены. Но даже не всякий пароход мог за ним поспеть.

– Ты ведь умеешь плавать? – спросила Вероника. – Если поспешим, сможем вылезти через эти окна, до того как они вернутся. Без тяжелых юбок у нас есть шанс успеть добраться до устья.

Она встала и, держась за мебель, чтобы не упасть, качаясь, подошла к удивительно широкому окну.

– Мы уже слишком далеко отошли. Нам этого никогда бы не удалось, особенно в такой шторм.

Руки Лорелеи чесались там, где на коже еще не высох дождь. Перчатки, порванные и испачканные, исчезли, и она не могла вспомнить, где их потеряла. Забавно, что в такой момент она беспокоилась о таких мелочах. Лорелея предпочитала думать о чем угодно, только не о пришедшем за ней опасном пирате. Она рассеянно спрашивала себя, не сон ли это. Кошмар от предсвадебного волнения. Не проснется ли она в Саутборне и не придется ли ей вновь пережить тоску и ужас своей свадьбы?

Только на этот раз без убийства.

Без Эша.

Если он за ней не придет… хотела бы она проснуться?

Она вонзила в ладонь ногти и сморщилась от боли. Ну, по крайней мере, ясно, что она в полном сознании.

И все же она не была уверена, что похитивший ее мужчина и есть тот самый мальчик, которого она любила.

Вероника сражалась с защелкой иллюминатора.

– По мне лучше утонуть, чем вынести то, что ждет нас на этом пиратском корабле. – Истерика в ее голосе затмевала разум. – Как ты можешь быть такой спокойной?

Спокойной? Неужели она спокойна? Спокойна. Возможно, спокойствием могла бы показаться ее неспособность пошевелить ни рукой, ни ногой, однако на самом деле свое поведение Лорелея объяснила бы скорее параличом от ужаса.

Шоком. Изумлением. Изнеможением. Нет, ни одно из приходящих ей в голову слов не годилось для описания ее теперешнего состояния. Может, она травмирована?

Эшем? Грачом? Как?

Реальность только что столкнулась с ночным кошмаром, и они с Вероникой были невольными обломками, оставшимися после этого столкновения.

– Лорелея, помоги мне это открыть! – завопила Вероника. – Мы слышали истории о Граче, читали статьи в газетах. Ты была свидетельницей того, что этот человек сделал с Мортимером. У Грача целая команда бессердечных головорезов, и самый смертоносный из всех – это он.

– Поэтому нам обеим следует вести себя прилично.

В каюте на несколько градусов похолодало, и даже штормовой мрак усилился, когда вошел Грач. Словно принес с собой тьму. Он носил ее на своих широких плечах, точно королевскую мантию, скроенную для самого дьявола.

Внезапно поняв, что сидит на его кровати, Лорелея встала и протянула руку поспешившей навстречу Веронике. Сама не зная почему, она была уверена, что к самому печально известному и смертоносному пирату столетия – носителю черт ее первой любви – легче обращаться, держа за руку единственную в целом мире подругу.

Холодная, отстраненная манера и пугающая пристальность, с которой он ее рассматривал, задели ее сильнее, чем следовало.

Возможно, Вероника решила, что Лорелея едва не отпустила ее руку от ужаса, однако на самом деле ту одолело внезапное желание пригладить растрепанные волосы или поправить намокшую фату, сбившуюся на макушку.

Она явно выглядела испуганной, мокрой, бледной и растрепанной.

Почему ее это беспокоило?

Потому что эти глаза, эти темные пустые глаза когда-то смотрели на нее так, будто она была самым редким и прекрасным сокровищем на этой земле.

А сейчас… сейчас… ничего.

Когда корабль покинул бухту, море разбушевалось, как и ее эмоции, и Лорелея едва держалась на ногах.

Грач надвигался на нее медленно, но с абсолютной концентрацией акулы, привлеченной запахом крови. Он не выказывал ни аппетита, ни агрессии, ни предвкушения.

Но он был голоден. Неведомо откуда, Лорелея это знала. Просто знала. Его желание, как условный рефлекс хищника, она почуяла покалыванием крошечных волосков на шее. Или судорогами и дрожью мышц, подталкивающих ее спасаться бегством.

Не бегала она лет двадцать пять. Надежды на спасение с пиратского корабля не было.

Он приближался, черные брюки плотно обтягивали его бедра, обрисовывая гораздо более длинные и мощные, чем ей помнилось, ноги. Он подошел к ней, и яркие, разноцветные, неразличимые очертания неисчислимых татуировок проступили сквозь белую рубашку, прилегавшую к перекатывающимся мышцам, которые с юношеской поры стали еще рельефнее.

Когда он был мальчиком, его тело намекало на силу, теперь оно ее излучало. Может, когда-то он был опасен, теперь… опасность казалась самым безобидным его определением. Ощущение опасности, испытанное ею в его присутствии, было неописуемо.

– Какая удача, что вы уже в свадебном платье, – ровным голосом произнес он.

Лорелея попыталась отстраниться, но он, разумеется, вырвал ее из рук Вероники.

– Не трогайте ее, – закричала Вероника.

– Леди Саутборн, имейте в виду, последний из тех, кто пытался мною командовать, покоится на дне океана, – ответил он. – И я сказал «покоится», потому что смерть в итоге стала для него милосердием.

Вероника побледнела, и Лорелее на мгновение показалось, что та упадет в обморок.

– Леди Саутборн пугать не надо, – произнесла она недрогнувшим спокойным голосом, выработавшимся за почти тридцать лет жизни под одной крышей с непредсказуемым человеком. – Неприятностей я вам не доставлю. И вам это известно. Просто скажите нам, чего вы хотите.

Он поднял глаза и уставился на нее с едва сдерживаемым раздражением, тем не менее Лорелее показалось, что повисшая в воздухе неконтролируемая ярость ослабла, сменившись безразличием.

– Лорелея, не говорите со мной словно со своим братом. Со мной играть не выйдет.

– Я не пыталась…

Темные брови оценивающе взметнулись вверх, упрямый подбородок до боли знакомым движением подался вперед.

– Не лгите мне. Если боитесь, не скрывайте. Скажите мне, если вам больно. Мысли читать я не умею.

Во рту у нее пересохло. Как даже самые невинные слова в его устах становились зловещими?

Она попыталась ему подыграть.

– Я боюсь, что вы обидите Веронику, – спокойно признала она.

Его гранитная челюсть и сжимающие ее руку пальцы слегка расслабились.

– Разве вы не боитесь, что я обижу… вас?

Ну… ее он уже обидел.

– Капитан, говорю вам, я вас совершенно не понимаю.

Рост Монкриффа тоже вынуждал его, входя в каюту, наклоняться в дверном проеме. Он сунул свои длинные руки в роскошную изумрудно-зеленую бархатную куртку с черным шелковым воротником.

– Поправьте меня, если я не прав, но не мы ли тратим столько времени и сил, стараясь избегать государственных учреждений?

– В общем, ты прав, – лениво согласился Грач.

– Брак станет вторым из них, в которое вы добровольно вступили впервые за столь долгое время. Честно говоря, я бы предпочел оказаться в Ньюгейте. Легче сбежать, если вы понимаете, о чем я. – Он ехидно подмигнул Веронике, будто посвященной в некую тонкую шутку.

Вероника моргнула один раз. Второй. Уставясь на него, как будто он говорил на языке никогда прежде неслыханном ею.

Может, Лорелее мешало соображать тепло грубой руки, сжимавшей ее руку, однако она не сразу поняла смысл непристойного замечания Монкриффа в адрес еще не пришедшей в себя недавней вдовы.

Бракосочетание? Свадьба? Что именно сказал Грач, когда вошел? Она настолько погрузилась в анализ различий между ее Эшем и стоявшим перед нею пиратом, что его слов и в самом деле не запомнила.

«Какая удача, что вы уже в свадебном платье».

Ее сердце бешено забилось и замерло, а нервы загудели от страха и тревоги.

О боже. Не хочет ли он?..

– Что, во имя всего святого, ты нацепил? Зеленый бархат? – крючковатый аристократический нос Грача сморщился от отвращения. Как ни странно, это было самым бурным проявлением эмоций за все время этого сурового испытания.

– Вам не нравится? – Монкрифф широко развел руки и выпятил и без того мускулистую грудь. – Купил его у торговца на турецком базаре. Он сказал, что цвет бесподобный, но он не мог его продать, поскольку тот «чертовски ярок для бархата». Миледи, простите за его французский. – В любой другой ситуации осветившая его красивое лицо игривая улыбка, которой он одарил Веронику, сразила бы наповал. – Я надел это специально, подбирая под цвет ваших глаз.

Лорелея стиснула зубы. Как в такой момент можно флиртовать?

Вероника с отвращением от него отвернулась, но ее бледные щеки, казалось, снова разрумянились. И даже очень сильно.

– Не найду Библию.

Монкрифф невозмутимо сунул руку за спину, доставая из-за пояса брюк книгу.

– Однако на самом деле я, когда конфисковал с койки Монтеза «Энциклопедию Адмиралтейства и Морского права» Хорнбрука, сразу подумал, что это может пригодиться.

Кто-нибудь изящнее Монкриффа не удержал бы открытый фолиант одной рукой. Однако в экипаже «Дьявольской Панихиды» Лорелея других не видела, так что нанимать изящных было не в обычае Грача. Чудовищный акцент и приветливый нрав Монкриффа пугающе контрастировали с огромным ростом.

Когда Монкрифф перевернул страницу, в свете фонарей блеснуло несколько дорогих колец.

– Вы не должны вожделеть, изменять, прелюбодействовать, красть, убивать и так далее. В основном все то же самое, что и в Священном Писании, только с незначительной добавкой навигационных терминов. По-моему, законов из этой книги мы нарушаем столько же, сколько из любой другой. Хотя отсюда напрашивается вопрос, кого вы боитесь больше – Бога или британский Королевский флот?

– Никого, – отрезал Грач. – Давайте с этим покончим.

– Покончим с чем?! – воскликнула Лорелея. Но прежде чем эти слова сорвались с ее губ, она догадалась, о чем они говорят. Но она не верила, что это происходит всерьез. Этого не может быть, убеждала она себя, видимо, она что-то не так понимает.

– Все в полном порядке.

Книга захлопнулась с таким треском, что обе женщины подпрыгнули, а Монкрифф состроил торжественно-серьезную мину, которую подпортило лишь неизменное озорство во взоре.

Лорелею охватила паника, у нее даже потемнело в глазах. Она потянулась к стоявшему у стола стулу, казалось, привинченному к полу. Трон Грача, поняла она. Темный бархат, настолько темно-синий, что в ярком свете мог показаться фиолетовым. Она ухватилась за какой-то резной столб.

– Вы не всерьез! – закричала она. – Эш, прекратите это. Скажите, что происходит!

Он медленно, демонстративно наклонился к ней, пока его жестокий лик не приблизился настолько, что она ощутила на себе его дыхание. С этого расстояния она могла видеть каждую линию тонкой сетки шрамов у него на подбородке и шее, в свете фонаря различить глянцевый блеск старых ожогов от щелочи, заметить бледнеющие на загорелой коже следы шрамов.

Он него пахло ветром и солью.

– Еще раз назовете меня Эш, и последствия вам не понравятся. Ибо его больше не существует.

Нет. Это существо изо льда и тьмы не Эш. Куда подевалась его настороженная бдительность? Его благодарное молчание? И его нерешительное, но почтительное обожание. Вместо этого перед ней возвышалось существо непреложной власти, утверждавшееся бесчеловечным грабительством и безжалостной дисциплиной.

– Тогда… Кто вы? – прошептала она. Гулкий стук сердца отдавался, казалось, во всем теле.

Он выпрямился в полный огромный рост, и кривая ухмылка проложила глубокую складку у твердых губ.

– Понятия не имею, – загадочно ответил он. – И какое это имеет значение?

Когда он кивнул Монкриффу, Лорелея увидела на его подбородке знакомую ямочку.

Она осмотрела его лицо глазами четырнадцатилетней девочки, когда-то его любившей. Многие его черты не изменились. Пышные и настолько черные волосы, что на свету отдавали синевой. За двадцать лет их корни и вечернюю щетину на челюсти тронуло серебро. Кожа в морщинках у глаз была бледна, как у мальчишки. И та же, что у Эша, сардоническая складка между темных бровей. Безошибочно узнаваемая узкая верхняя губа, уравновешиваемая полнотой нижней.

Эти губы когда-то ее целовали. Она тосковала по ним всю пустую бездну времени между этими мгновениями.

Теперь она их боялась. Боялась его.

От горя у нее едва не подкосились колени. Откуда-то она всегда знала, что взрослым мужчиной он объявится. Ей просто хотелось думать, что свою забытую жизнь он прожил в другом месте. Что он был счастлив.

Иначе почему не пришел за ней?

Только когда Монкрифф театрально откашлялся, прочищая горло, она поняла, что означал кивок Грача.

Монкрифф открыл книгу на случайной странице и сделал вид, что читает.

– Капитан, вы действительно хотите взять эту женщину в жены? В прибыли и желании, в грабеже и удовольствии, в морской болезни и здоровье до тех пор, пока захотите?

– Да, – не посмотрел на нее Грач. – Она моя.

– Вот и все. Данной мне властью, ну… я объявляю вас капитаном пиратов и женой. Поздравляю вас обоих. Можете поцеловать невесту.

– Вы не можете меня целовать! – запротестовала Лорелея, хотя, пусть и не сразу, заметила, что он даже не предпринял попытки. – И я не ваша невеста! – Резко повернувшись к Монкриффу, она потребовала: – Вы собираетесь спросить, согласна ли его взять я? Потому что я категорически не согласна!

Монкрифф рассмеялся, как будто она сказала что-то забавное.

– Женщина, весь мир пытался взять капитана, почему вы думаете, что это удастся вам?

– На этом корабле мое слово – закон, – напомнил ей Грач. – От вас согласия не требуется, «да» говорю только я.

– Но… но эта свадьба незаконна, – парировала она. – Ни одна страна на Земле ее не признает. Вы просто не можете жениться на женщине против ее воли!

Он удивленно поднял брови.

– Хотите сказать, что по своей воле собирались выйти за Сильвестра Гуча?

– Ну, разумеется, нет, но…

– Тогда ваш довод ничтожен.

Вспышка молнии позолотила бронзово-рыжие волосы Монкриффа, когда он понимающе кивнул.

– Веками женщин выдавали замуж против их воли. На самом деле замужество, как правило, худшее из всего, что может случиться с женщиной, и, тем не менее, большинство из них к нему стремится, гоняясь за мужьями, как ищейки за сбежавшими заключенными. Как вы полагаете, почему?

– Монкрифф, – отрезал Грач.

– Да, капитан.

– Сходи, принеси выпить. Это приказ.

– С удовольствием.

Он двумя пальцами нерешительно отсалютовал обоим и состроил гримасу.

Все они молча ожидали, пока отгремит гром, словно тот был громогласным и дерзким гостем.

– И отведи графиню Саутборн в ее каюту, – добавил Грач.

– Лорелея? – дрожащим голосом спросила Вероника, когда между женщинами встал огромный Монкрифф.

– Я могу принести ей выпить, – предложил он.

– Не смейте ко мне прикасаться!

Вероника так стремительно отшатнулась от мужчины, что невольно упала на кровать.

– Идемте, не волнуйтесь, и я не причиню вам вреда.

Перекатившись к краю, Вероника встала между подругой и нависающим пиратом.

– Лорелея, я не оставлю тебя одну. С ним.

– Мы можем остаться оба, – сладострастно прищурившись, предложил Монкрифф. – Почему сегодня в постели пирата должна быть только одна невеста? Если вы хотите принять участие в…

Вероника побледнела.

– Лучше поселить ее в каюте с маленьким иллюминатором, – равнодушно бросил Грач. – Нам не хотелось бы, чтобы она выкинула… глупость. Мне она нужнее живой.

Одним ловким движением Монкрифф прижал руки Вероники к бокам и поднял брыкающуюся графиню, словно та была не тяжелее мешка с зерном.

– Я знаю только одну, – сказал он, с гримасой отвращения сдувая с губ павлинье перо на шляпке графини.

– Лорелея!

Бессильный ужас в голосе Вероники оживил Лорелею, и она бросилась к протянутой ею руке. Ее остановила железная хватка на ее плече.

Обернувшись к Грачу, она схватила его за рубашку, ища в его лице хоть толику человечности.

– Пожалуйста, отпустите ее. Она никому о вас не расскажет, если я ее попрошу, я знаю, что она не расскажет. Если вы пришли за мной, она вам не нужна.

Ее надежды рухнули, когда Лорелея увидела, что Грач холоден и далек, как никогда.

– Что за прелесть говорить о тайнах? Двое могут хранить их, если один – мертв.

Монкрифф со зловещим грохотом захлопнул за собой дверь, а протесты Вероники все еще терзали сердце Лорелеи.

– Вы… вы не просто угрожали… ее убить? – Вместе с паникой ее голос взлетел до пронзительно высокой ноты. – С этим сумасшедшим она в безопасности?

Она сделала шаг к двери.

Ладонь до боли сжала ее руку.

– Даю вам слово… пока вы будете подчиняться, с Вероникой Везерсток ничего не случится.

– Боже! Почему вы так жестоки?

Лорелея пожалела об этих гневных словах только после того, как те сорвались с ее губ. Она спрашивала себя, мрачность все время скрывалась за его зловещим фасадом или она пробудила ее своими словами.

– Жестокость позволила мне выжить на протяжении этих двадцати лет. Она все, что я знаю. Все, что помню. На самом деле, выйдя из этой каюты, я отправлюсь на войну.

– И отправляйтесь! – выкрикнула Лорелея. – И пусть вас заберет дьявол.

– Заберет. Однажды.

Он оторвал ее белые пальцы от своего трона и притянул к себе. Этот мужчина осознавал свою силу, и не только физическую, и поразительно умел ее сдерживать или усмирять.

– Но сегодня я позволю себе это.

Когда его взгляд упал на ее губы, Лорелею охватила паника.

«О боже!»

За свадьбой следовала брачная ночь, и Грач намеревался воспользоваться своим правом.