Текст книги "Мой беспощадный лорд"

– Думаю, вы найдете намного больше гармонии в жизни, если станете проявлять больше терпимости, – проговорила она.

Странное слово «терпимость». Рамзи никогда его не употреблял применительно к себе. Ведь именно безжалостная нетерпимость помогла ему сделать карьеру, построить свою жизнь. Нередко она являлась его единственным оружием. Если не имеешь абсолютно ничего, кроме упрямой решимости, приходится быть безжалостным и нетерпимым.

И все же тот факт, что мисс Тиг находила его ужасно категоричным и несгибаемым, был неприятен. Возможно, потому, что Рамзи, как ни старался, не мог отыскать ни одной непривлекательной черты в ней. А она вполне могла считать его безжалостность недостатком.

– Я заподозрил, что намерения графа в отношении вас были не вполне благородны. Признаю, что повел себя как солдат, а не как джентльмен. – Еще ни разу в жизни Рамзи никому не объяснял свои поступки. Но сейчас ему очень хотелось быть понятым, и это одновременно и будоражило, и расстраивало его. Немного помолчав, он добавил: – Я начисто лишен хороших манер и очарования, которого в избытке у графа Армедиано и моего брата.

Сесилия снова улыбнулась.

– Не очень-то удобные качества для человека, занимающего ваше положение.

– Вы хотели сказать – плохие качества? – осведомился судья.

– Не обязательно. – Мисс Тиг посмотрела на него в некоторой задумчивости, как на проблему, в которой ей предстояло разобраться. Однако Сесилия промолчала, и Рамзи никак не мог определить, как же она к нему относится. Будучи человеком, большую часть жизни изучавшим людей словно под микроскопом, обличавшим их и всеми возможными способами выводившим на чистую воду, он сейчас находился в некотором смущении. Поведение мисс Тиг сбивало с толку…

Но почему ему так важно знать, как она к нему относится?

Ответ был прост: потому что он ее хотел. Она была ему небезразлична и очень ему нравилась.

– Вы себя плохо чувствуете, мисс Тиг? – Ее бледность не могла не тревожить.

– Почему вы спрашиваете?

– Ну, вы же покинули подруг из-за головной боли.

– Ах, да-да, – пробормотала она с таким видом, словно уже успела забыть о головной боли. – У меня был очень тяжелый день. Но я уверена, со мной ничего серьезного. Мне надо только немного отдохнуть.

Некоторое время они шли молча. Мисс Тиг обратила против него его же оружие. Вероятно, только по этой причине Рамзи вдруг выпалил:

– Почему вы не замужем, мисс Тиг?

Несколько секунд она медлила с ответом. Потом сказала:

– Женщина не может выйти замуж, если ей никто этого не предлагает.

– Вам никогда не предлагали?.. – удивился Рамзи.

– А как насчет вас, милорд? – Она перехватила инициативу. – Я не знаю женщин в этом городе, которые не воспользовались бы шансом стать супругой судьи высокого суда, будущего лорд-канцлера. Так как же?..

– Я слишком долго уклонялся от осколков катастрофических браков членов моей семьи, так что у меня нет желания надеть этот хомут.

Сесилия кивнула, хотя его заявление, судя по всему, ее встревожило.

– Милорд, вы не верите, что в мире обязательно есть кто-то, предназначенный для кого-то?

– Предназначенный?! – фыркнул Рамзи. – Нет, я не верю в задушевных друзей и судьбу, мисс Тиг. И вообще, что такое брак? Юридический контракт между двумя людьми, вот и все.

Мисс Тиг внезапно остановилась в зарослях сирени, прекрасно гармонировавшей с ее платьем.

– А как же любовь? – спросила она.

– Что именно вас интересует?

– Вы верите в любовь?

– Думаю, что да, – ответил Рамзи, и, услышав облегченный вздох девушки, добавил: – Я верю, что любовь – это выдумка, призванная разъяснить биологические потребности и странные привязанности друг к другу. Это слово может также объяснить любое необъяснимое поведение.

Сесилия нахмурилась.

– Странные привязанности? Но вы же не можете назвать так отношения Александры и герцога? Они влюблены, это бесспорно.

– Они увлечены, это глупо было бы отрицать. Однако их привязанность… слишком молода. Жизнь пока ничему их не научила. Думаю, что все впереди.

Сесилия медленно покачала головой, и, казалось, его слова очень ее удивили.

– Не понимаю, как вы можете быть настолько циничным, милорд.

Рамзи пожал плечами.

– Сказываются годы практики.

Сесилия весело рассмеялась. Рамзи же искренне удивился. И даже в полутьме смех мисс Тиг показался ему солнечным светом, коснувшимся его кожи.

Он снова чувствовал себя сбитым с толку и даже не заметил, как его губы чуть дернулись в едва заметной улыбке.

– Я довольно давно понял, что лучше быть циничным, чем наивным, – заявил Рамзи. – Так безопаснее.

Собеседница долго молчала. Наконец ответила:

– Вы хотите сказать, что я наивна, потому что верю в любовь? Но до того как мы с вами познакомились, я успела познать самые худшие стороны человеческой натуры.

– Разве? – Рамзи считал в высшей степени сомнительным, что этой молодой женщине доводилось сталкиваться с проблемами более серьезными, чем не вовремя порвавшийся шнурок на ботинке. Ее улыбка была открытой и искренней, глаза сверкали любопытством и весельем, и в них не было ни страха, ни грусти. Одета же Сесилия была довольно дорого. Да и питалась она, вероятно, неплохо, так что ее тело пребывало в отличной форме. Он всматривался в лицо собеседницы, пытаясь отыскать признаки душевной боли, которые или убивают, или закаляют. Но нет, ничего похожего.

Ее чудесные сапфировые глаза блестели в лунном свете. И ему вдруг отчаянно захотелось снять с нее очки и увидеть, действительно ли ее глаза глубоки, как горные озера, а ресницы, густые, длинные и темные, как окружающий эти озера лес.

– Я видела худшее, – в задумчивости пробормотала Сесилия, и в голосе ее звучала уверенность. – И я не считаю себя доверчивой. Я просто…

– Романтична?

– Оптимистична.

– Вы хотите сказать, что вы идеалистка? – уточнил Рамзи.

Она покачала головой.

– Нет. Просто я полна надежд.

Рамзи скрипнул зубами.

– Надежда?.. Разменная монета мечтателей.

Сесилия нахмурилась.

– Что в этом плохого?

Судья старался сохранить маску бесстрастности, снова почувствовав, что его охватывает знакомая холодная пустота.

– Мечты умирают, – глухо пробормотал он.

– Все умирает. – Мисс Тиг пожала плечами, демонстрируя свое полное безразличие к этому прискорбному факту. Погладив кончиками пальцев цветущую сирень, она добавила: – Но мечты всегда полны надежд, а без надежды, милорд, вы можете всех нас развесить на ваших виселицах, потому что мы перестанем быть живыми людьми.

Рамзи потребовалось время, чтобы понять смысл ее слов. Затем, откашлявшись, он произнес:

– На что же вы надеетесь? На хорошего мужа?

– Боже мой, нет, конечно! – На этот раз Сесилия смеялась так долго, что Рамзи почувствовал себя оскорбленным.

– Но вы же верите в любовь, в то, что где-то живет ваша вторая половинка. И вы мечтаете ее найти, не так ли?

– Я давно уже заметила, что любовь и брак – далеко не всегда одно и то же, – заявила Сесилия. – Не думаю, что я когда-нибудь соглашусь сковать себя цепями брака. Однако я твердо намерена влюбиться.

Рамзи промолчал, и Сесилия пристально посмотрела на него.

– Хотелось бы знать, с какой стати вы заинтересовались моим семейным статусом, милорд, – заявила она. – Это уже не просто светская беседа. Похоже, вы устраиваете мне допрос.

Рамзи восхитился прямотой собеседницы и в то же время разозлился, поскольку он действительно устроил ей своего рода допрос.

– Так как же, мисс Тиг? Вы мне не ответили.

Скрестив руки на груди, Сесилия отступила на шаг.

– Мой ответ может вас оскорбить, – заявила она.

– Обещаю не обижаться, – отозвался Рамзи, стараясь смотреть в лицо собеседницы, ни в коем случае не ниже.

Сесилия ненадолго задумалась, потом проговорила:

– Для женщины с моими средствами и положением в обществе брак во всех отношениях менее выгоден, чем жизнь старой девы.

– Почему?

– В данный момент мое имущество и средства остаются моими. Мои желания и репутация тоже. Я не принадлежу к аристократии и потому могу жить довольно свободно. Принимая какие-то решения, я могу не считаться с чужим мнением. Я абсолютно свободна, милорд, и я пока что не встретила человека, ради которого хотела бы пожертвовать своей свободой.

– Свобода? – усмехнулся Рамзи. – Как странно, мисс Тиг. Ведь наши с вами аргументы очень похожи… – И еще более странно, что он никогда не чувствовал себя свободнее, чем в ее присутствии.

Сесилия в растерянности заморгала.

– Да, действительно странно. Мне-то казалось, у нас с вами не может быть ничего общего.

– Но если задуматься, мы чем-то похожи. Я вижу свое отражение в ваших глазах, и оно гораздо добрее меня настоящего, – проговорил Рамзи. Проклятие! Когда он успел стать поэтом?

– Вы можете отражаться только в моих очках, милорд. – Сесилия отвела глаза и принялась теребить выбившуюся из прически прядь волос.

«Что на него нашло?» – думала она. Казалось, в их разговоре появился намек на опасность.

Сесилия внимательно посмотрела на стоявшего перед ней мужчину, словно он состоял из формул, в которых ей следовало разобраться.

– Могу предположить, что это из-за вашей матери, – заметила она.

Рамзи замер на мгновение.

– О чем вы, мисс Тиг?

Тщательно подбирая слова, Сесилия проговорила:

– Александра рассказала мне о том, что случилось с предыдущим герцогом, отцом Редмейна. Я знаю, что он повесился, когда ваша мать бросила его ради очередного любовника. Полагаю, вы имели в виду именно это, когда упомянули о катастрофических браках в вашей семье.

Рамзи всматривался в лицо собеседницы в поисках сочувствия или осуждения, но обнаружил только сдержанное любопытство. И было очевидно, что Сесилия, проникнув в его тайные мысли, вовсе не пыталась его обидеть.

Рамзи оказался перед ней бессилен, и слова потоком полились из его уст, которые он всегда держал на замке. Слова эти возникали из некой тайной обители памяти, о существовании которой он уже давно забыл.

– Да, вы правы, предыдущая леди Редмейн знала, как выбирать слабых мужчин, и она умела их уничтожать, а они позволяли ей это, – проговорил Рамзи на одном дыхании.

– Вот как? Она поступила так же и с вашим настоящим отцом?

Рамзи тяжко вздохнул. Глубокое уныние проникло в холодную бездну, которой была его душа. И эта бездна была сродни вечной мерзлоте: ни гнев, ни страсть, ни любые другие чувства не могли ее согреть.

– Мой отец умер, когда мне было девять или десять лет. – Как именно, не имело значения. Почему тоже. Рамзи не желал, чтобы Сесилия Тиг увидела бездну его души, нашла тайную обитель памяти и узнала, что он в ней хранил.

– И тогда вас усыновил отец Редмейна? – спросила она.

– Да. В пятнадцать лет он отправил меня в Итон вместе с Пирсом, затем – в Оксфорд.

Сесилия какое-то время молчала. Потом тихо сказала:

– Вы говорили, отец Редмейна был слабый человек. Но, судя по вашим словам, он был очень добрым.

Рамзи в раздражении мотнул головой.

– Доброта – это форма слабости, – заявил он.

– Мой опыт говорит об обратном.

– Тогда вам повезло.

– Милорд, а разве вам не приходится хотя бы иногда проявлять доброту на службе?

Рамзи криво усмехнулся.

– Нет, никогда. Доброта – порок, который мне не свойствен.

– Говорите, порок?.. – переспросила мисс Тиг. – А я думаю, что хорошему судье нужна доброта, чтобы быть хорошим.

– Судья должен быть беспристрастным и справедливым. – С какой стати они заговорили о подобных вещах? Рамзи хотелось вернуться к одной из прежних тем, пусть даже об итальянском графе. И наверное, следовало бы укрепить стену, которую он уже давно выстроил вокруг своего сердца. Потому что эта женщина как-то очень уж легко ее миновала. Причем она вовсе не использовала боевой таран, ее оружием была мягкость. Так каменную стену разрушает время, размывает вода. И если он сейчас не проявит осторожность, то стена рухнет. Что с ним тогда будет? Он окажется совершенно беззащитным.

– Мой экипаж за этими воротами, – сказал Рамзи, положив руку на засов железных ворот, преграждавших вход в сад с боковой улицы.

– Подождите! – Сесилия взяла его за руку, и он почувствовал, как его ноги словно приросли к земле. – Я бы хотела увидеться с вами снова, – с серьезным видом сказала девушка. – Ведь теперь мы как бы одна семья… И разве всем нам не следует почаще общаться?

– У нас с братом нет кровного родства, – пробурчал Рамзи. Для него это было очень важно.

– Пусть так. Но это не помешает нам быть друзьями, – настаивала Сесилия. – Мне бы хотелось узнать вас лучше, попытаться понять.

«Зачем? – спрашивал он себя. – С какой целью, если не помышлять о браке?»

– Вы хотите сделать какое-то признание, мисс Тиг?

– Возможно, – кивнула она.

Рамзи молчал. Ответ заинтриговал и вдохновил его. Но сам он если и мог в чем-то признаться в данный момент, то лишь в наличии физического желания. А может, ее признание будет таким же?

Напряжение между ними почти исчезло. И казалось даже, что в саду стало теплее.

И Сесилия Тиг находилась так близко! Стояла совсем рядом и смотрела на него широко раскрытыми глазами. А ее губы едва заметно приоткрылись…

Рамзи мог бы коснуться этих губ рукой, мог бы попробовать их на вкус и…

– Мне не хочется соглашаться с графом Армедиано, но не могу не признать, что вы совершенно необычная женщина, – выпалил Рамзи.

Густые ресницы мисс Тиг затрепетали, а лицо порозовело.

– Вы очень добры, милорд, – прошептала она.

Рамзи почувствовал, что помимо своей воли склоняется к девушке.

– Вы не должны называть меня столь официально, – пробормотал он. – Мы не в суде.

На него уставились огромные глаза – зеленые, глубокие, как озеро Лох-Несс под ярким солнцем.

– А если бы я находилась в суде? Вы бы вынесли мне обвинительный приговор?

– Нет, никогда! – Рамзи энергично помотал головой.

– «Никогда» – опасное слово, – прошептала Сесилия. От нее пахло виски и шоколадом.

– Да, наверное, – глухо отозвался Рамзи.

– Но если не «милорд», то как же я должна вас называть? Кассиус?

– Рамзи – вполне подойдет.

Сесилия отвела глаза, но он заметил в них проблеск чего-то необычного. Может, это робость? Или какая-то тайна? Ночь шепнула ему предостережение, но было уже слишком поздно. Темнота, слегка пронизанная лунным светом, стала его погибелью, а сад – тюрьмой. И теперь он не мог спастись, даже если бы очень захотел.

– Мне нравятся твои имена, – прошептала Сесилия, чуть коснувшись пальцами его плеча. – Рамзи… И Кассиус…

Рамзи ненавидел свое имя. Ненавидел его каждый день и каждую минуту.

– А мне нравится твое имя, – пробормотал он.

– Произнеси его.

– Мисс Тиг.

– Нет, ты должен называть меня Сесилия.

– Сесилия, – проговорил Рамзи с величайшим удовольствием. – Сесилия…

Она закрыла глаза, наслаждаясь звучанием своего имени в его устах, будто наслаждалась шоколадом.

– Еще раз? – Рамзи все еще чувствовал скованность, но теперь его удерживали не железные кандалы, а узы из мягкого шелковистого бархата. Его влекло к этой женщине, а ее имя представлялось ему чудесной поэмой или молитвой. – Сесилия… – прошептал он.

Тут губы ее разомкнулись, и Рамзи понял, что пропал, растворился в оглушительном биении своего сердца, в притяжении этой женщины, таком же могучем и неотвратимом, как влияние луны на приливы и отливы.

Их дыхания слились воедино. От нее удивительно приятно пахло лилиями. Наконец его губы коснулись ее губ – и замерли.

Мгновение или вечность он стоял без движения, словно парализованный… нет, не страхом. Ну… не совсем страхом.

Но чувственный голод, словно дикий зверь, вонзил в него свои длинные острые когти. Этот зверь долгое время, даже дольше, чем бесконечность, был заперт за прочными запорами, и вот теперь…

Рамзи боялся своей дикой необузданности, вот-вот грозившей вырваться на свободу. И если… Нет-нет, он должен держать себя в руках, потому что иначе…

Почувствовав его состояние, Сесилия издала тихий и какой-то очень интимный и чувственный звук. И теперь Рамзи, оставался один лишь шаг до полной капитуляции.

«Не надо, – мысленно взмолился он. – Не заставляй меня желать тебя так сильно. Не вынуждай меня бороться еще и с этим. Я всю жизнь что-то сокрушаю… и сдерживаю себя».

Рамзи удалось сдержаться и на этот раз. Как и всегда. Именно так он понимал свой долг.

Рамзи совладал со своим внутренним зверем, сковал его цепями, посадил в железный сундук и швырнул в темную бездну – туда, где надлежало находиться его холодному сердцу.

Сесилия же не потянулась к нему. Она вообще не сделала ничего чувственного… или греховного, просто тихонько вздохнула и чуть приподняла голову, чтобы ему было удобнее.

И тогда Рамзи поднял руки к ее лицу, намереваясь мягко отстранить ее, чтобы не допустить поцелуя, которого не должно было быть.

Но все пошло не по плану: Рамзи и сам не понял, как это случилось, но он взял ее лицо в ладони и привлек ее к себе. А потом – грохот крови в ушах и ее тихое мурлыканье. А он проводил языком по ее чуть раскрывшимся губам, словно собирался попробовать крем из печенья.

А она открылась для него, и никогда еще Рамзи не пробовал ничего столь сладкого, столь…

А чего, собственно, он ждал?

И ведь Сесилия не была пассивной, она отвечала, однако… Рамзи внимательно посмотрел на девушку. И было совершенно очевидно, что она невинна. Потому что целовалась не очень-то умело. Ей явно не хватало опыта. К тому же… ее била дрожь!

Наслаждаясь вкусом ее губ, Рамзи чуть прикусил нижнюю губу девушки, потому – верхнюю. После чего взял ее лицо в ладони и мысленно воскликнул: «Она твоя! Бери же ее!» Но этого требовал дикий зверь, сидевший в его душе. Да, в нем снова пробудился зверь, и зверь этот…

Того, чего требовал зверь, не желал он сам – судья и человек чести, умеющий владеть собой.

Сделав над собой усилие, Рамзи оторвался от губ Сесилии. Но его руки пока что не могли ее отпустить. Нет, только не сейчас…

Сесилия же смотрела на него широко раскрытыми глазами, сверкавшими за стеклами очков, запотевшими от их дыхания.

– Как же ты хороша, – прохрипел Рамзи – и не узнал собственный голос.

– Ты тоже неплох. – Мисс Тиг негромко хихикнула.

– Знаешь, девочка… Я лучше отправлю тебя домой, – пробурчал Рамзи. Не сделав этого, он погубит не только ее репутацию, но и прическу, платье и… Черт побери! И ее невинность, конечно же. А также собственную душу.

Сесилия неуверенно кивнула. Ее глаза, казалось, затянуло пеленой. Она явно была пьяна, но не от вина, а от желания. Возможно, Сесилия осознавала неизбежность того, что должно было свершиться. И она неотрывно смотрела на его губы, будто силилась понять, каким образом им удалось лишить ее дара речи.

«Она твоя, – нашептывал зверь. – Бери то, что хочешь».

«Нет!» Рамзи отступил на шаг и отвернулся, пока еще был в состоянии это сделать. А теперь ему следовало открыть ворота и позвать кучера.

Рамзи обещал себе, что никогда не станет жить с женщиной во грехе. А Сесилия… Она, похоже, не собиралась замуж.

Как заставить ее передумать?

Если он этого не поймет… Ох, тогда, возможно, ему самому придется передумать.

Глава 7

Все следующее утро Сесилии приходилось тщательно следить за собой, чтобы не заорать во весь голос: «Я целовалась с Рамзи!»

Но Сесилия умела хранить тайны, разве не так? Она помогла похоронить негодяя, изнасиловавшего Александру в саду их школы на Женевском озере. Сесилия – одна из нескольких человек во всем мире знала, что настоящее имя Франчески, графини Мон-Клэр, – Пиппа Харгрейв и что она – самозванка, поставившая перед собой цель отомстить за убийство ее семьи и настоящей Франчески Кавендиш.

Сесилия никогда никому не говорила, что викарий Тиг на самом деле не ее отец и что она – незаконнорожденная обманщица, никому не нужная, никем не любимая, ни с кем не связанная.

Сесилия понимала, что накануне вечером совершила ошибку, оставшись наедине с Рамзи. И ей не слишком хотелось узнать мнение подруг об этом, поскольку оно наверняка было отрицательным… если учесть все обстоятельства.

К тому же нельзя было забывать: Рамзи жаждал уничтожить ее.

Так почему же признание, касавшееся проявленной ею нескромности, так и рвалось наружу?

Как правило, Сесилия неплохо владела собой и умела сдерживаться. Но в те редкие минуты, когда подруги молчали, как сейчас, стоя в вестибюле игорного дома, который с недавних пор принадлежал ей, признание переполняло ее и бурлило в горле, словно пузырьки шампанского, угрожая вырваться наружу.

«Я целовалась с Рамзи, – мысленно повторяла Сесилия. – Я и сейчас чувствую вкус его губ. Я целовалась с Рамзи – и не хотела останавливаться!»

– О господи! – восклицание Александры ужаснуло Сесилию. Она в страхе прикусила губу. Ах, неужели она произнесла эти слова вслух?

Подруги медленно прошлись по игорному залу, сейчас пустовавшему. Столы для игры в кости стояли рядом с позолоченным колесом рулетки. Далее были аккуратно расставлены столики для игры в карты, и еще оставалось достаточно места, чтобы мужчины могли пройти к длинной барной стойке, где подавалась выпивка на любой вкус.

Это место выглядело одновременно элегантно и вычурно, и Сесилии очень хотелось произвести здесь некоторые изменения. Она имела на это полное право.

Дворецкий Уинстон принял у Франчески изумрудно-зеленые перчатки и зонтик, кремовую кружевную шляпку Александры, а также шляпу, трость и плащ Жан-Ива. У дворецкого, судя по всему, подкашивались ноги от усердия и почтения к гостям. Он хотел взять лавандовые перчатки и зонтик Сесилии, но та отказалась. Ей показалось, что он и так едва держался на ногах.

– Нет, спасибо, Уинстон.

Дворецкий с достоинством удалился.

– Ну надо же… – Франческа вертела головой, рассматривая весьма нескромные фрески на стенах и потолке. Подобное могло бы вогнать в краску даже Микеланджело. – Никогда не видела ничего подобного.

Сесилия задрала голову и прищурилась. Потолок находился очень высоко, и очки мало помогали. Она не заметила скандальные фрески во время своего первого визита, но, впоследствии кое-как разглядев их, почувствовала, что краснеет.

Спохватившись, Сесилия закрыла ладонью глаза малышки Фебы.

Жан-Ив лишь мельком глянул на веселящихся обнаженных юношей и девушек над головой, затем уставился на женщин, учащихся школы для культурных молодых леди – те в этот момент начали чинно спускаться по главной лестнице.

«Но неужели Жан-Ив в свободное время посещает подобные заведения?» – подумала Сесилия. Он выглядел весьма элегантно, пожалуй, даже респектабельно, и его вовсе не портило грубоватое обожженное солнцем лицо человека, привычного к работе на свежем воздухе. Когда Жан-Ив снял шляпу, стало очевидно, что его посеребренные сединой волосы уже изрядно поредели и больше не требовали укладки, и он их время от времени машинально приглаживал ладонью.

Подруги Сесилии молча переглянулись. Они едва сдерживали смех.

Молодые леди на лестнице были одеты… по-разному. Их платья отличались по цветам и размерам, как, впрочем, и сами женщины.

На юной нимфе с прямыми черными, как вороново крыло, волосами, было розовое платье, подол которого спереди удерживался над чулками и подвязками с помощью двух пышных бантов, так что можно было увидеть ее изящные ножки цвета бронзы. Она вполне сошла бы за египетскую принцессу.

За ней шествовала дама вдвое больше Сесилии в платье до пола цвета морской пены, и ее корсет поднимал огромные груди так высоко, что они почти касались двойного подбородка. Темные полумесяцы кружков ее сосков были отлично видны над дорогими кружевами, а сами соски при каждом движении грозили выпасть из кружевного плена. Женщина вскинула голову, отбросив копну золотистых волос за спину, и ослепительно улыбнулась. Ее улыбка обещала неземное блаженство.

Сесилия в немом изумлении уставилась на женщин, которые теперь стали… ее ученицами? У одной из них были рыжие волосы, почти такие же, как у нее, а у другой… Она поправила очки и прищурилась. Что это? Адамово яблоко?

– Мисс Сесилия! – воскликнула Феба, пытаясь отодрать ладонь Сесилии от своего лица. – Я уже много раз видела потолок!

Сесилия поморщилась и тихо пробормотала:

– Сколько же видел этот бедный ребенок такого, чего ему видеть вовсе не следовало? – И какая из нее опекунша? Не следовало приводить девочку сюда. Интересно, а какой опекуншей была Генриетта?

Сесилия подумала о пропавших девочках. Все они были, наверное, не намного старше Фебы. А вдруг это заведение как-то с ними связано?

Лорд судья высокого суда явно в этом убежден.

«Я целовалась с Рамзи». Сесилия с огромным трудом отбросила эту мысль.

– Здравствуй, дорогая. – Дженни сбежала по лестнице вслед за карикатурной группой чинных учениц. Обняла Сесилию, погладила по волосам Фебу и взглянула на Жана-Ива. – Ну, здравствуй, красавчик. Меня зовут Женевьева Лево. Но ты можешь называть меня Дженни.

Жан-Ив на время лишился дара речи, и Сесилия, воспользовавшись паузой, представила своих подруг.

Дженни расцеловала в щеки обеих.

– Вот вы, оказывается, какие, знаменитые Рыжие проказницы! Генриетта читала мне письма Сесилии о вас. – Она указала на пеструю группу девиц, уже спустившихся с лестницы. – Позвольте представить вам сих юных дам. Вы во всей вселенной не найдете лучших крупье, а также игроков в рулетку, кости и карты, и карточных шулеров.

Некоторые девицы захихикали.

– Я бы очень хотела со всеми познакомиться, – вмешалась Сесилия, – но я предпочла бы забрать отсюда вещи Фебы. Дженни, не возражаешь, если мы сначала уведем ее отсюда, а потом вернемся и познакомимся?

Дженни расхохоталась.

– Зачем ты спрашиваешь, дорогая? Здесь ты хозяйка.

Сесилия пока не чувствовала, что все действительно принадлежит ей. Скорее хозяйкой тут была Дженни. Она все знала и проводила свою жизнь. Однако, если разобраться… Пока это заведение принадлежало бесплотному духу, то есть Генриетте.

– Мадемуазель… – Жан-Ив склонился к уху Сесилии. – Позвольте мне отвести мисс Фебу в жилые комнаты и помочь ей собрать вещи. А вы можете свободно знакомиться… с вашим новым владением.

– А ты не хочешь остаться? – Сесилия подмигнула пожилому мужчине и рассмеялась, продемонстрировав ослепительно белые зубы. – Такой красивый и умный человек, как ты, сможет немного увеличить здесь свое состояние и заодно обзавестись новыми друзьями.

– Такому старому и простому человеку, как я, лучше взирать со стороны, иначе это может пагубно отразиться на его здоровье. – Жан-Ив поцеловал руку Дженни и с улыбкой обратился к Фебе: – Пойдем, моя конфетка, заберем все что нужно из твоей комнаты.

Сесилия проводила их глазами. «Моя конфетка»… Так называл Жан-Ив и ее, когда они впервые встретились. Тогда Сесилия была неуклюжей маленькой девочкой в уродливых очках. А теперь другая малышка пользуется прозвищем и отеческой любовью этого добряка. Возможно, с ним девочка будет не так уж скучать по родителям.

– А как начет вас, герцогиня? И вас, графиня? – спросила Дженни. – Быть может, вы пожелаете испытать удачу?

– Думаю, я бы хотела, но сначала мы здесь осмотримся, – заявила Александра.

Франческа же с любопытством рассматривала девиц. Внезапно по лестнице спустился представительный мужчина с большими усами и улыбнулся дамам. Мужчина был краснолицый и темноглазый. Приняв у лакея свою шляпу и трость, он, насвистывая, направился к выходу.

– Это же… – Александра проводила его взглядом.

– Не может быть! – воскликнула Франческа.

Сесилия же стояла, в изумлении раскрыв рот.

Дженни приподняла пальцем ее подбородок, заставив закрыть рот.

– Дорогая, он же не первый в очереди на трон… А если будет продолжать и дальше так жить, то мать его переживет. – Рыжие проказницы никак не могли оправиться от лицезрения особы королевской крови, и Дженни добавила: – У нас есть наверху несколько свободных спален на случай, если кто-то из гостей слишком много выпьет и не пожелает в таком состоянии возвращаться домой. – Она взяла Сесилию под руку и увлекла за собой мимо лестницы, по которой в этот момент спускалась очередная девушка, на ходу зашнуровывая белый корсет розовыми лентами, – Сесилия узнала Лили.

Сесилии было неловко встречаться с ней взглядом, поскольку при их первой встрече Лили совокуплялась на лужайке с каким-то джентльменом, а сейчас – новая хозяйка заведения в этом нисколько не сомневалась – занималась обслуживанием особы королевской крови.

Ошеломленная и впавшая в какое-то странное оцепенение, Сесилия проследовала за Дженни к лестнице, ведущей на нижний этаж, так же затейливо украшенной, как и та, что вела наверх.

Краем глаза Сесилия вдруг заметила худощавую мужскую фигуру, проскользнувшую к двери. То был граф Адриан Армедиано, надвинувший шляпу на лоб. Он покосился на герцогиню и графиню и тут же отвернулся.

– Не его ли мы встречали у тебя в прошлом месяце? – спросила Франческа, мельком взглянув на Александру. Франческа никогда не отличалась скромностью и потому даже на цыпочки приподнялась, глядя вслед графу. – Где вы его нашли? В нем есть что-то до жути отталкивающее, но в то же время очень знакомое. Мне кажется, я всегда его ненавидела, вот только… Не помню, где я раньше его видела.

– У него какие-то дела с Редмейном, – в задумчивости ответила Александра. – Он якобы пользуется очень большим влиянием и здесь, и в своей стране. Хотя… Признаюсь честно, я почти не слушала то, что герцог про него рассказывал, потому что в этот момент просматривала образцы тканей, прибывших из Сирии.

– Редмейн должен был знать, что не стоит отвлекать тебя разговорами в такие моменты, – усмехнулась Франческа. – Все равно бесполезно.

– Редмейн совершенно точно знает, чем можно меня отвлечь. – Александра лукаво подмигнула подруге. – Сесил, в тот вечер ты некоторое время беседовала с этим графом. Что он собой представляет?

– Очарователен, – ответила Сесилия. Она хотела добавить, что граф показался ей немного пугающим, но не стала этого делать. В нем было что-то порочное, хотя нет, скорее лживое. Это интриговало и одновременно настораживало.

– Так уж очарователен? – удивилась Александра. – Или он выиграл от сравнения с твоим вторым собеседником, моим непоколебимым шурином?

Сесилия нервно хохотнула и сменила тему.

– Знаешь, Дженни, должна признаться, что нанятый тобой дополнительный персонал отлично поработал. Сейчас никто не скажет, что еще вчера здесь было полно констеблей, которые все вверх дном перевернули.

И здесь был Рамзи. Она до сих пор чувствовала его присутствие как дамоклов меч над головой. Сесилия до сих пор слышала его угрозы… и ощущала ноющую тяжесть внизу живота.

«Я целовалась с Рамзи».

– Ущерб оказался не таким уж катастрофическим, – улыбнулась Дженни. – Ничего не сломали. А с беспорядком справиться нетрудно. Мы уже вечером смогли открыться. А теперь позвольте все здесь вам показать…

Расположенная на нижнем этаже школа мисс Генриетты для культурных молодых леди оказалась для Сесилии настоящим откровением. Потому что это и в самом деле была самая настоящая школа. В ней учились культурные молодые леди, и некультурные, и не очень молодые, в основном эмигрантки. То есть те женщины, которые иначе оказались бы в работном доме.