Текст книги "Жестокие духи"

Она кого-то убила. Она стала убийцей.

Свист усилился, стал таким громким, что она прижала ладони к ушам. А потом внезапно все прекратилось. Мир как будто разом замолк.

– Сомин-а, – прошептал ей кто-то на ухо, и Сомин вскинула голову.

Она не видела ничего, кроме темноты. Где она? Неужели она тоже умерла? Неужели ее так быстро осудили и наказали?

Затем она увидела в темноте пятно света. Оно начало принимать цвет и форму, которая выглядела странной и знакомой одновременно. Сомин, прищурившись, вгляделась в нее, а затем начала быстро моргать, чтобы прояснить зрение. Потому что у нее, должно быть, начались галлюцинации. Перед ней стояла хальмони Джихуна.

– Сомин-а, – с доброй улыбкой произнесла та. – Не вини себя.

– Что вы здесь делаете? – спросила Сомин. – Мне это мерещится? Или я… я мертва?

– Ты не мертва. И я не знаю, сколько у меня времени. Мне нельзя быть здесь, но я почувствовала, что нужна тебе.

– Вы… вы видели, что я сделала? – Сомин судорожно всхлипнула, и на глаза ей навернулись слезы. Она вытерла их тыльной стороной ладони. Даже если хальмони была галлюцинацией или сном, Сомин хотела посмотреть на нее в последний раз.

– Я видела, но у тебя не было выбора. Не вини себя. Если бы ты не остановила его, он убил бы вас обоих.

– Я не такая, – протянула Сомин руки. Руки той, кто отнял чью-то жизнь. – Я не хочу быть такой.

Хальмони взяла ее за руки. Ладони у нее были теплыми и успокаивающими – именно такими Сомин их и помнила. Сомин поднесла соединенные руки к своей щеке и почувствовала прикосновение тонкой, как бумага, кожи хальмони.

– Мне очень жаль, дитя мое. Но в мире, куда мы волей-неволей попали, жить нелегко. Порой нужно поступиться моралью, если хочешь защитить тех, кто тебе дорог. Включая моего внука.

– Вы видели Джихуна? Вы за ним тоже присматриваете?

Хальмони грустно улыбнулась.

– Я видела его, но прямо сейчас я нужна тебе.

– Он изменился с тех пор, как вы… ушли, – поведала Сомин. – Я беспокоюсь за него.

– Да, я знаю. И потому я вижу, что он в хороших руках. Ты защитница. Ты сделаешь все, чтобы мой Джихуни оставался в безопасности.

– Да, сделаю, – кивнула Сомин.

– Хорошо, но сначала ты должна проснуться.

– Что?

– Просыпайся. – Голос хальмони превратился в эхо. Потом пришла боль. Пульсация в задней части черепа. Сомин низко застонала и открыла глаза. Когда ее зрение прояснилось, она разглядела прихожую в доме Чуну.

Она распростерлась на кафельном полу. Подняв руку к затылку, нащупала шишку, которая пульсировала, если надавить на нее.

Сомин медленно встала и увидела бесчувственное тело Чуну. Дышит ли он еще?

Она наклонилась над ним, но, прежде чем она успела проверить его пульс, Чуну распахнул глаза. Он молниеносно протянул руку и притянул голову Сомин вниз, пока ее лицо не оказалось в нескольких сантиметрах от его.

– Ты спасла мне жизнь, – пробормотал он. – Моя героиня. – Он крепко поцеловал ее. Но не успела Сомин среагировать, как Чуну снова потерял сознание и с глухим стуком уронил голову на пол.

Сомин встала, осторожно ткнув Чуну в ребра носком ботинка.

– Эй, – толкнула она его еще раз. Чуну не двигался.

Она снова толкнула его – так сильно, что это можно было назвать мягким пинком.

Голова Чуну покачнулась, но он не проснулся. Сомин заметила его опухший глаз и поморщилась. Вероятно, он все же не притворяется.

Не видя другого выбора, она подняла Чуну и взвалила себе на спину, как рюкзак. У него были такие длинные руки, что его ладони с каждым шагом били ее по ногам. Она слышала, как его ноги волочатся по полу позади нее. Но лучше идей у Сомин не нашлось. Наверное, Чуну разозлится на нее, когда проснется. Заявит, что она поцарапала ему пол или что-нибудь в этом роде. Но на самом деле это его вина – нечего было вырастать таким высоким.

Бесцеремонно свалив Чуну на его кровать, Сомин застонала и наклонилась размять спину. Что ей теперь делать? Наверное, просто уйти. Но она не могла заставить себя это сделать. Не потому, что она заботилась о Чуну, уверяла она себя. Однако он подставил себя под удар, чтобы защитить ее. Сомин в долгу перед ним, поэтому должна остаться рядом. По крайней мере до тех пор, пока не убедится, что с ним все в порядке.

Но сначала ей нужно что-нибудь от пульсирующей головной боли. В ванной Сомин нашла лекарство и приняла вдвое больше рекомендованной дозы. Осторожно дотронувшись до шишки на затылке, она поморщилась и отправилась на поиски льда.

Когда она вернулась в спальню, Чуну лежал на спине, скрестив руки на животе. Обычно в такую позу кладут окоченевшие тела, которые готовят к вечному упокоению в могиле. Но вместо этого Чуну выглядел спокойным и умиротворенным. Молодым, как старшеклассник или студент. Не в первый раз Сомин задавалась вопросом, откуда вообще появился Чуну. В историях говорилось, что токкэби были сделаны из вещей. Из ваз или горшков. Но Сомин было трудно поверить, что это живое, саркастичное, приводящее ее в бешенство существо раньше было чем-то столь холодным и безжизненным, как ваза.

– Перестань пялиться, пёнтхэ, – сказал Чуну, не открывая глаз.

Сомин подпрыгнула, прижав кулак к сердцу.

– Я просто зашла проверить пациента. Судя по всему, он все такой же раздражающий, как и прежде. Так что я уже ухожу.

– Останься, – открыл Чуну глаза и серьезно посмотрел на нее.

– Зачем?

Он улыбнулся:

– Ты поверишь мне, если я скажу, что боюсь чудовищ?

Сомин не ответила, но подтащила поближе кресло, стоявшее в углу комнаты. Она ни за что не села бы на его кровать – Чуну наверняка воспримет это как приглашение к чему-то большему.

– О чем ты думаешь? – пристально вгляделся он в Сомин.

– На самом деле я думала о том, насколько ты опасен. Мальчик, которому никогда не говорили слова «нет».

Чуну рассмеялся, но, как ни странно, в этом смехе послышалась нотка горечи.

– Я ошибаюсь? – откликнулась Сомин.

– Неужто тебя это волнует? – сказал Чуну вместо ответа. – Тебя волнует то, что я могу получить все, что пожелаю? Или же… – Он сделал паузу и соблазнительно улыбнулся. – Или же тебя волнует, что ты сама хочешь дать мне все, чего я желаю?

– Я не хочу и не должна тебе ничего давать, – возразила Сомин и встала, готовая вот-вот сбежать из этого места.

– Спасибо, – поблагодарил Чуну, и это остановило ее. – За то, что спасла мне жизнь.

Она снова повернулась к нему:

– Ты это уже говорил.

Чуну улыбнулся. Эта улыбка не была похожа на насмешливые ухмылки, которые он обычно ей дарил. Она была короткой и серьезной.

– Извини за то, что случилось. Думаю, у меня в тот момент перед глазами вся жизнь пронеслась. Я бредил.

– Могу в это поверить, – кивнула Сомин и села на край кровати прежде, чем поняла, что делает. Она порывалась встать, но ладонь Чуну легла поверх ее.

– Мне жаль, что тебе пришлось это сделать, – посмотрел он на нее серьезно и твердо.

Сомин взглянула на их соединенные руки. Ей вдруг захотелось сплести с ним пальцы. Но вместо этого она отстранилась.

– Я сделала то, что должна была сделать. – Сомин подумала о словах хальмони Джихуна. Она все еще не была уверена, что та действительно к ней приходила. Может, Сомин это приснилось, но даже если так, то в любом случае это были слова хальмони. – Этот мир суров. Чтобы выжить, приходится иногда изменять нашим моральным принципам.

– Но я не хочу, чтобы ты через это проходила, – пробормотал Чуну как будто больше самому себе, чем Сомин.

– Не тебе решать, что для меня лучше. Только я могу это делать.

Чуну усмехнулся:

– Ну, это я уже понял. Ты никому не позволяешь принимать решения за тебя. Хотя сама ты нередко принимаешь решения под влиянием других.

– И что это должно означать?

Чуну покачал головой, и она поняла, что ответа не последует.

Сомин наконец встала. Не следует здесь оставаться, снова сказала она себе. Но что-то удерживало ее. Незаконченная мысль. Что-то, что целый день не давало ей покоя.

– Я знаю, почему все это происходит, – наконец сказала Сомин. – Это потому, что я тебя ненавижу.

– Ну, ты не первая, кто делает что-то из ненависти к моему виду. И все же мне любопытно знать, к чему ты клонишь. – Чуну терпеливо сложил руки на груди, ожидая ее ответа.

– Я знаю, что мне следует держаться от тебя подальше. Я знаю, что ты плохо на меня влияешь. Это как в детстве, когда мама говорила мне не прикасаться к пламени свечи. Но чем больше я наблюдала за огнем, тем больше мне хотелось узнать, каково оно на ощупь, – объяснила Сомин. – Мама всегда боялась, что однажды мое любопытство доведет меня до беды.

– Ты прикасалась к пламени свечи?

Сомин не хотела отвечать. Она опасалась его реакции, но она уже зашла так далеко…

– Да.

Губы Чуну медленно растянулись в улыбке.

– Так что же мешает тебе… прикоснуться к свече и сейчас?

Сомин нахмурилась: слишком чувственно это прозвучало.

– Ты не понял мораль истории.

– Нет, я все понял. Ты говоришь, все это происходит, потому что ты ненавидишь меня? Поэтому ты поцеловала меня… дважды. – Чуну поднял два пальца и игриво ими пошевелил. – Какие у тебя интересные способы показать ненависть.

– Просто я чувствую что-то, когда ты рядом, – огрызнулась Сомин. Ну вот надо ему было сделать этот разговор в десять раз тяжелее? Она пыталась ему что-то объяснить, а он настойчиво продолжал неправильно все понимать. – Хотела бы я ничего к тебе не чувствовать. Но ты почему-то вызываешь во мне какую-то реакцию.

На этом Чуну остановил ее. Казалось, он над чем-то размышлял, а затем сказал с удивительным спокойствием:

– Мне за это ничуть не совестно. Я бы предпочел, чтобы ты обращала на меня внимание. Мне нравится, когда ты обращаешь на меня внимание. Но разумный человек не целует того, кого ненавидит.

– Я знаю, – разочарованно протянула Сомин.

– Так, может, задумаешься, на самом ли деле ты меня ненавидишь?

– Я не могу, – прошептала Сомин. Горло у нее сжалось.

– Почему?

– Потому что иначе мне придется волноваться из-за того, что я поцеловала тебя. Дважды.

– Верно, – согласился Чуну, снова ложась на спину и закрывая глаза. Сомин уже собралась уходить, когда он снова подал голос: – На ночь останешься?

Сомин колебалась: ее ничто здесь не удерживало. Но с ее губ слетело:

– Да.

13

В лесу было тихо. Так тихо, что Миён сразу поняла, что это сон.

Она шла по тропинке, ее взгляд метался по сторонам, высматривая движущиеся фигуры.

Ей показалось, что она заметила движение слева от себя, и она отпрянула.

– Неужели тебя так сильно пугает то, что я здесь?

Миён развернулась и оказалась лицом к лицу с Йеной. Ее грудь пронзила острая боль. Была она вызвана страхом или предвкушением, Миён не знала.

– Ты не пугаешь меня, мама. – Миён знала, что дрожь в ее голосе выдала ложь.

– Почему ты меня боишься? – спросила Йена. – Я лишь хочу помочь тебе.

– Но ты только говоришь загадками и угрожаешь мне.

– Угрожаю? – Глаза Йены расширились, и она закричала: – Я желаю тебе только лучшего!

Миён отпрянула, закрывшись руками.

Лицо Йены вытянулось, она отступила назад, подняв открытые ладони в знак извинения.

– Мне жаль. Я не… стабильна.

– Кто ты такая? – спросила Миён.

– Я не могу сказать наверняка, – ответила Йена, и казалось, от неуверенности ее фигура немного поблекла.

– Ты действительно здесь, – проговорила Миён. – Но как?

– Я не знаю. Что-то удерживает меня.

– Что? – спросила Миён, чувствуя, как жар разливается у нее в животе.

– Возможно… – Йена опустила глаза.

Миён проследила за ее взглядом и увидела золотую нить между ними.

Йена улыбнулась:

– Ты чувствуешь это, дочь моя? Чувствуешь, что мы все еще связаны?

Надежда расцвела в Миён, как цветок на сливовом дереве, пробивающийся в мир сквозь холод зимы.

– Помоги мне, дочь. Помоги мне снова найти тебя, – взмолилась Йена.

Миён потянулась к нити. Она боялась, что та пройдет сквозь ее пальцы, но нить теплом легла ей в ладонь. Улыбка Йены стала шире, ярче от предвкушения. И тогда Миён потянула.

Струна натянулась, разгорелась так, что ослепила ее. А затем погасла. Исчезла в ночи и оставила Миён в полной темноте.

Она попыталась пошевелиться, но вокруг было ни зги не видно.

Земля содрогнулась, будто рядом упало что-то тяжелое.

Миён показалось, что мир рушится. Что вокруг разбиваются его крошащиеся осколки.

– Что происходит? – закричала Миён, перекрикивая оглушительный шум. Холод начал проникать в ее кожу, кости, пустил там корни. И она поняла: что-то не так.

14

На следующее утро Чуну проснулся с головной болью и такой сухостью во рту, что казалось, будто его язык сделан из песка. Перевернувшись, он заметил на прикроватной тумбочке полный стакан воды. Сомин. Святая девушка. Он проглотил стакан залпом.

Почувствовав себя немного ожившим, Чуну вышел поискать Сомин. Он планировал отблагодарить ее – у него было несколько идей, как бы это сделать. Но когда он направился к кухне, то услышал с противоположной стороны подозрительный глухой стук. Он пошел на шум и увидел, как Сомин безуспешно пытается открыть ящики его древнего сундука. Того самого, в котором он хранил очень хрупкие и очень редкие товары.

– Ли Сомин, и как не стыдно рыться в чужих вещах! – прищелкнул Чуну языком.

– Я подумала, может, здесь найдется лекарство для тебя, – попыталась оправдаться Сомин.

Чуну чуть не рассмеялся.

– Врать ты не умеешь. Поучись на досуге как-нибудь.

– Ты ведь здесь их хранишь, да? – Сомин даже не потрудилась изобразить раскаяние. – Все эти твои волшебные штучки.

– Волшебные штучки? – На этот раз Чуну не смог удержаться от смеха. По ее словам казалось, будто он какой-то второсортный фокусник.

– Стоит ли их хранить вот так? – Сомин уставилась на сундук, словно тот смертельно ее оскорбил.

– Я знаю, что делаю.

– Точно? Тогда почему тот токкэби так разъярился прошлой ночью? Ты ведь продал ему что-то плохое? – Сомин покачала головой, и в каждом ее движении сквозило осуждение. – Одно дело – рисковать из-за бизнеса своей жизнью, но как насчет других людей, которым ты причинил боль?

– Хочешь сказать, ты сожалеешь о прошлой ночи? – тихо спросил Чуну.

– О какой части прошлой ночи ты говоришь?

Он закрыл глаза и попытался не обращать внимания на неприятный огонь, который прокатился у него в груди.

– Наверное, мне интересно, жалеешь ли ты о том, что пришла сюда прошлой ночью.

Сомин прикусила губу. Она слишком много размышляла над этим вопросом. Ей было нелегко ответить, хотя Чуну и хотел бы, чтобы все было наоборот.

– Мне жаль, что тебе пришлось сделать то, о чем ты теперь жалеешь. – Чуну оказался не в силах сдержать ледяной холод в голосе.

– Да дай ты мне минуту поразмыслить! – воскликнула она. – Я вообще-то кого-то убила прошлой ночью.

– Ты защитила нас от чудовища, который хотел нас убить.

– Чудовища? – перепросила Сомин, и глаза ее потемнели. – Ты хотел сказать токкэби. Такого же, как и ты.

Чуну покачал головой, но возразить ему было нечем.

– Он бы убил меня. А потом он бы убил и тебя тоже, просто ради забавы.

– Я знаю, – прошептала Сомин. – От этого не легче.

– Тогда почему ты все еще здесь? – спросил Чуну, чувствуя, как его гложет разочарование. – Почему ты осталась на ночь, если так себя чувствуешь?

– Я не знаю, – призналась она, поворачиваясь обратно к сундуку.

– Ты совсем не подумала обо мне. Я не возражал, когда полагал, что мы просто играемся. Но если я действительно вызываю у тебя отвращение, то, возможно, нам следует положить всему этому конец. Что бы это ни было.

«Ты же этого не хочешь», – сказал ему внутренний голос. Но Чуну привык бежать от проблем, когда все становилось слишком сложно. А отношения с Сомин были похожи на попытку пробраться через минное поле. Похоже, сказал он себе, пришло время уходить.

– Может быть, ты прав, – ответила Сомин, стараясь не встречаться с ним взглядом.

«Скажи что-нибудь, черт возьми. Останови ее!» – снова завопил внутренний голос. Но Чуну ничего не сделал. На его глазах Сомин рывком открыла дверь. Неужто она замешкалась? Или просто удивилась, когда прихожую залил яркий солнечный свет? Но, прежде чем он смог найти ответ, она ушла.

Он сжал кулаки. Отчасти для того, чтобы вылить куда-нибудь свое разочарование, а отчасти – чтобы не рвануть за ней. Что он хотел услышать от Сомин? Что она верит ему? Что ради него стоило переступить черту морали? Так все равно будет лучше. Сомин не принадлежит к его миру. Завершить все сейчас – значит сэкономить им обоим время и избежать душевной боли.

Чуну направился обратно на кухню. Он собирался приготовить что-нибудь на завтрак, потом принять душ и смыть все сомнения прочь.

Он успел наполовину поджарить яйцо, прежде чем выбросил его в мусорку и выбежал за Сомин.

15

Сомин не могла перестать думать о Чуну. О случайных вещах, которые он сказал. О том, как он выглядел, когда наконец заснул. Его лицо было безмятежным, почти невинным.

Но Чуну прав. У них больше не осталось причин видеться друг с другом. Даже если бы Миён жила у него, не ко всем же друзьям Сомин ходит в гости? В конце концов, она дружила с О Чханваном три года и ни разу не переступила порога его дома.

Так будет лучше, сказала она себе, наверное, уже в десятый раз с тех пор, как покинула квартиру Чуну. И она верила в это еще меньше, чем в первый.

Сомин потерла грудь основанием ладони. Казалось, ее туго чем-то связали. Но свободная футболка едва касалась кожи. Сердце все еще глухо колотилось в груди, а дышать было тяжело.

У нее закружилась голова. Наверное, от жары. Только вот жарко ей не было. Она даже не вспотела, как обычно бывало после прогулки от автобусной остановки до здания больницы в середине лета. На самом деле, обхватив себя руками, Сомин поняла, что ей холодно. Мурашки побежали по ее рукам, и она задрожала.

Именно тогда она поняла, что даже для утра понедельника на пустой улице стояла устрашающая тишина. Слышался только глухой стук ее кроссовок о тротуар.

Волосы у нее на затылке встали дыбом.

– Хальмони? – Голос Сомин дрогнул. – Хальмони, это вы? Вы здесь?

Но она уловила запах лакрицы и поняла, что это не хальмони Джихуна еще прежде, чем повернулась и увидела человека, стоящего к ней спиной. Она моргнула.

– Извините? – Сомин неуверенно шагнула вперед. Почему ноги вдруг ослабели? Как будто они боялись приближаться к этому человеку… – Почему вы следуете за мной? Кто вы такой?

Наконец он пошевелился: медленно покачнул головой, как будто предупреждая ее о чем-то. Затем направился вниз по дороге и, не успев сделать и двух шагов, растворился в воздухе.

Сомин прижала руку к бешено колотящемуся сердцу. Что происходит? У нее галлюцинации? Почему ей мерещатся эти люди?

Тишину бесцеремонно нарушил чей-то бег. Мужчина, по возрасту годящийся ей в отцы, выскочил из бокового переулка. Его дикие глаза бегали из стороны в сторону. Сомин подняла кулаки на случай, если он вдруг решит напасть на нее.

– Он вернулся! Он преследует меня! – заикаясь, завопил мужчина. Он упал на колени у ног Сомин. – Не дай ему забрать меня. Пожалуйста, не дай!

Сомин осмотрела улицу в поисках преследователя мужчины. Но никого не увидела.

Она опустилась на колени и подождала, пока мужчина посмотрит на нее. Весь мокрый от пота, он сложил дрожащие руки в молитве.

– Его не должно здесь быть, – бормотал мужчина. – Он должен был уйти.

– Кто – он? – переспросила Сомин. У мужчины было бледное, как снег, лицо, а глаза были так широко раскрыты, что Сомин могла рассмотреть белки вокруг радужки.

– Мой брат. Он вернулся. Он знает, что я сделал. Он хочет меня наказать! – Голова мужчины дернулась в сторону, а взгляд метнулся вверх по дороге.

– Я никого не вижу, – произнесла Сомин, пытаясь придать уверенности голосу.

– Он мертв. Он умер год назад. И он знает, что я сделал. Он вернулся, чтобы забрать меня с собой в могилу. – Мужчина взял ее за запястья. Несмотря на дрожь, держал он крепко, и Сомин не могла вырваться.

Ледяной ужас пробежал по ее венам. Сомин не знала этого человека. Она понятия не имела, на что он способен.

– Что вы такого сделали?

Вместо ответа мужчина уставился куда-то поверх плеча Сомин. Отпустив ее руки, он отполз назад.

– Отойди от меня! – завизжал он. – Не прикасайся ко мне! – Он вскочил и бросился вниз по дороге.

Сомин вздохнула с облегчением, а затем появилось точащее чувство вины. Что, если этот человек действительно оказался в беде? Как минимум он страдает от галлюцинаций, возможно, из-за теплового удара. Он думал, что его умерший брат вернулся в мир живых. Но Сомин вспомнила странный визит хальмони к ней прошлой ночью. И мужчину с седыми волосами, которого она продолжала встречать тут и там. В воздухе все еще витал слабый запах лакрицы. Нет, этим вещам должно найтись вполне разумное объяснение. Это не могут быть призраки.

Вернулись мурашки. Такое ощущение, будто за ней кто-то наблюдает. И теперь она почувствовала не легкое покалывание, а холодок, от которого все ее тело содрогнулось. Как будто за этим холодком стояла сила. Сила ярости.

«Да не может там никого быть», – подумала Сомин, не желая оборачиваться. И все же она заставила себя повернуться. Она всегда была скептиком и не позволила бы бреду незнакомца пошатнуть ее принципы. Поэтому она медленно повернулась, но тут же остановилась, заметив прямо на дороге мужчину. Не уже знакомого мужчину в кепке. Этого человека она могла хорошо разглядеть. Он взирал с холодным удовлетворением, так подходящим его раздутому и гниющему лицу. Лицу, сквозь которое виднелись здания позади… Сомин отшатнулась и невольно выдохнула. Человек перевел на нее взгляд белых глаз и растворился.

– Что это было? – прошептала она сама себе.

– Сомин!

От неожиданности Сомин вскрикнула. Она почувствовала, как у нее подкосились ноги, и упала бы, если бы Чуну не схватил ее за руки.

– Не падай, – сказал он. – Пойдем-ка внутрь.

– Ты видел его? Я схожу с ума?

– Нет, не сходишь. Я видел его. Нам нужно поговорить.

– Я… я не могу прямо сейчас. – Она покачала головой; слишком много мыслей пронеслось у нее в голове. – Я не могу выяснять отношения с тобой прямо сейчас.

– Я знаю, – спокойно проговорил Чуну, мягко на нее посмотрев. – Нам нужно поговорить не об этом. Пришло время кое-что тебе рассказать. Рассказать всем вам.

Сомин наконец взглянула на Чуну, и по его мрачному выражению лица поняла: что-то происходит. Она не понимала, как ей воспринимать увиденное, чем бы оно ни было, однако если есть проблема – Сомин могла попытаться ее решить. С этим она обычно хорошо справлялась.

– Пойдем. – Сомин еще раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.

* * *

Как только Сомин открыла дверь своей квартиры, в коридор выбежала Дубу, а за ней и Джихун. Подхватив маленькую тявкающую собачку, Сомин крепко прижала ту к себе. Ей сейчас этого так не хватало. Простой, неконтролируемой собачьей любви.

– А он что здесь делает? – удивился Джихун при виде Чуну.

– Джихун, не сейчас. У меня выдалось действительно… странное утро, – отмахнулась Сомин.

– Вот это меня и беспокоит. – Джихун скрестил руки на груди. – Пожалуйста, скажи мне, что ты действительно провела ночь за учебой, а не где-то еще, – последние слова он чуть ли не выплюнул, бросив на Чуну обвиняющий взгляд.

– Я думала, ты ненавидишь ложь, – напомнила Сомин.

– Я не буду против, если ты соврешь, что не провела всю ночь наедине с этим токкэби.

– Ничего не было. – Вранье. – Не волнуйся за меня. – Еще одна ложь. – Я со всем справлюсь. – Еще больше лжи.

– Что ж, как бы мне ни нравилось быть в центре внимания, – вмешался Чуну, – я пришел не на допрос к Ан Джихуну.

– И зачем тогда ты пришел? – в коридор вышла Миён.

Дубу внезапно зашлась таким лаем, что затряслась всем телом.

– Дубу, прекрати, – скомандовала Сомин.

– Все в порядке, – пожала плечами Миён. – Я уже привыкла.

Сомин прошла мимо них, отводя Дубу в комнату матери. Так она надеялась избежать пристального внимания Джихуна, но тот последовал за ней по коридору.

– Что случилось прошлой ночью? Почему Чуну здесь?

– Он сказал, что ему нужно с нами поговорить, – ответила Сомин, закрывая за собой дверь, чтобы заглушить неистовый лай собаки. Она поспешила обратно в гостиную, прежде чем Джихун успел задать ей еще хоть один вопрос шепотом. – А мама моя где? – оглянулась Сомин по сторонам.

– Вышла в магазин за мясом для миёккука. Мы ей соврали, что ты все еще спишь.

– Спасибо. – Благодарность Сомин была приправлена чувством вины.

– Так зачем ты здесь? – повторила Миён. Она не сводила глаз с Чуну с тех самых пор, как он вошел.

– Я пришел помочь. – Чуну невинно поднял руки.

– И во сколько это нам обойдется? – продолжила Миён.

Сомин, наблюдавшая за Чуну все это время, увидела, как он вздрогнул от удивления. А потом по его лицу расползлась улыбка, и на этот раз Сомин поняла, зачем ему эта маска. Не для манипулирования, как она всегда думала, а для того, чтобы скрыть боль. Как она не замечала этого раньше?

– Я сделаю это бесплатно, – ответил Чуну. – По доброте душевной.

– У тебя нет души, – отрезала Миён, прежде чем повернуться и плюхнуться на бугристый диван.

– Я знаю, что мучает тебя, – проговорил Чуну голосом мягким, как масло. Но теперь Сомин была внимательнее. Она увидела, как Чуну прижал кулаки по бокам, как побелели его костяшки пальцев.

– И откуда же ты это знаешь? – осведомилась Миён.

– Такая у меня работа – знать все.

– Твоя работа – манипулировать людьми с помощью того, что ты знаешь, – парировала Миён.

– Давайте просто послушаем, что он хочет сказать, – прервала их перепалку Сомин.

Три пары глаз уставились на нее с разной степенью удивления.

– Ну не покусает же он нас? – Сомин пожала плечами. Но встретиться взглядом ни с одним из них она не смогла и пересела на другой край дивана.

– Конечно, – как всегда, беззаботно отреагировал Джихун. – Давайте послушаем его теорию.

– Это не теория, – стиснул зубы Чуну. – У меня есть достоверные сведения о том, что нечто создает утечку энергии. Нечто мощное вроде ёву кусыль. Ну помнишь, та штука, которую ты таинственным образом потеряла этой весной?

– Я не теряла ее. Это тебе не связка ключей, – огрызнулась Миён.

– Ну, по сути, ты ее потеряла. И понятия не имеешь, что с ней случилось. Но она по-прежнему связана с тобой. Мы все удивлялись, почему ты до сих пор жива, хотя сто дней не питалась энергией. Я думаю, это потому, что твоя бусина больше не в мире смертных.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила Сомин. Ей это все не нравилось. Она вспомнила призрачные фигуры, которые видела последние несколько дней.

– Я имею в виду, что бусина находится в царстве призраков. Может, это ничего и не значит, да вот только она все еще связана с Миён, и энергия этой связи создает разрыв.

– Разрыв? – нахмурился Джихун.

– До меня дошли слухи, что мир живых и царство призраков могут пересекаться.

Сомин удивилась. Он об этом знал? Он знал, что по миру ходят призраки? И ничего не сказал? А хотя зачем ему это? Не то чтобы Сомин всем подряд рассказывала о том, что видит странных людей. Тем не менее в животе у нее зародилось странное чувство предательства, как будто она жалела, что Чуну ей не доверился и ничего не рассказал. Когда появилось это желание?

– Связь между кумихо и ее бусинкой очень сильна, – объяснил Чуну. – Если одна находится в мире смертных, а другая – в мире призраков, то энергия связи с бусинкой может повлиять на барьер. Спустя несколько месяцев после того, как эта энергия пробила барьер, возник разрыв, достаточно большой, чтобы призраки проникли в этот мир.

– Так вот почему ты только сейчас нам об этом рассказываешь, – поняла Сомин. – Из-за того, что мы только что видели?

– О чем ты? – спросил Джихун. – Что вы видели?

Беспокойство в голосе лучшего друга заставило Сомин почувствовать себя виноватой. Еще совсем недавно она злилась на Джихуна за то, что он хранил от нее секреты, а теперь и у нее появились секреты от него. Хотела она того или нет.

– Я не придавала этому особого значения. Мне казалось, это никак не связано с Миён. Честно говоря, сначала я подумала, что мне все почудилось, но сегодня возник этот мужчина… И Чуну сказал, что тоже его видел.

– Сомин-а, я тебя не совсем понимаю, – мягко проговорил Джихун. Увидев в его глазах беспокойство, Сомин успокоилась, сделала глубокий вдох и начала все сначала.

– Я начала встречать странных людей. Сначала я подумала, что за мной просто следит какой-то странный парень. – Вдруг, как по мановению волшебной палочки, все сошлось воедино. Волосы с проседью. Потрепанная черная кепка. Ее отец надевал эту кепку каждый раз, когда ложился в больницу, чтобы спрятать залысину. Из-за химиотерапии он лишился половины волос, а другая половина поседела. Но всякий раз, когда он приходил домой, он приносил лакрицы для дочки, словно им было что праздновать. Просто он не хотел, чтобы Сомин волновалась за него.

– Эм, ты так говоришь, будто сталкеры – это нормально. Почему ты никому не сказала? – возмутился Джихун.

– Он не сталкер. Он мой… – Сомин не смогла закончить фразу, но не из-за беспокойных взглядов Джихуна и Миён. – Он призрак. – Как странно об этом рассказывать. Но если она и собиралась рассказать об этом кому-нибудь, то только этим людям. – Потом я увидела в больнице старика, который прошел сквозь стену. И вот сейчас я встретила призрака, который преследует брата. Я просто… Мне нужно это переварить.

– Хочешь сказать, ты видела призраков? – Миён огляделась вокруг, словно ожидая увидеть кого-то прямо сейчас.

– Я пыталась придумать этому другие объяснения, но не могу.

Миён смотрела на Сомин так напряженно, что той захотеть извиниться, как будто она сделала что-то не так, увидев призраков.

– Нет, этого не может быть. – Миён покачала головой. – И даже если это так, как Сомин может их видеть? У нее нет такого зрения, как у Нары.

Сомин никогда не встречала молодую шаманку – бывшую подругу Миён, которая предала ее. Она лишь знала, что Нара могла видеть духов.

– Из-за разрыва призраки стали сильнее, чем должны. Они способны обрести более четкую форму, способны взаимодействовать с нашим миром, – объяснил Чуну. – Не все начнут замечать их сразу: смертные видят только то, что хотят видеть. Вот почему, когда призраки обычно приходят в наш мир, они практически не оказывают никакого эффекта. Но скоро, по мере того как разрыв будет расти и призраки будут прибывать в наш мир, их будет замечать все больше и больше людей. Вероятно, Сомин их видит, потому что она уже знает о нашем мире. Ее разум более охотно принимает то, что предстает перед ее глазами.

– Класс, – пробормотала Сомин. Прямо ирония какая-то. До этого Сомин чувствовала себя бесполезной и лишней в странном кружке паранормальных явлений, в котором состояли ее друзья. Но теперь, когда она могла видеть призраков, она бы с радостью отказалась от этой способности. Классика же: будь осторожным в своих желаниях. – Как нам это исправить?