Текст книги "Я очень тебя хочу. Переписка 1995–1996 годов"

Кэти Акер, Маккензи Уорк
Я очень тебя хочу. Переписка 1995–1996 годов

© McKenzie Wark and the Kathy Acker Literary Trust

© Саша Мороз, перевод, 2020

© No Kidding Press, издание на русском языке, оформление, 2020

* * *

Введение Матиаса Вигенера
КОСМОСPORTISHEAD

Перед вами – сохранившаяся переписка Кэти Акер и Маккензи Уорка. Эти электронные письма написаны второпях, бытовым языком, не чурающимся двусмысленности; они перепутались «в почте», их последовательность и смысловые связки способны сбить читателя с толку. Авторы этих писем были едва знакомы, их переписка длилась чуть больше двух недель, а отношения закончились через несколько недель после отправки последнего письма. Вы спросите меня, зачем это публиковать? Я задался тем же вопросом, когда некий писатель, которого уважаем Кен Уорк и я (и Кэти Акер), отказался писать предисловие. Писатель с энтузиазмом отозвался на наше предложение, но при ближайшем рассмотрении письма показались ему слишком личными. Он объяснил свой отказ тем, что не желает копаться в чужом белье.

Возможно, всё это – чудовищная ошибка? Я решил еще раз всё взвесить, перечитал материал. Письма, конечно, личные, но информации об авторах содержат немного. Факты, которыми делятся Акер и Уорк, можно найти в их опубликованных произведениях. Они немного сплетничают о друзьях – известных и не очень, но однозначно интересных личностях. В письмах представлены в основном мысли, а не чувства, обсуждаются проблемы и книги, а не слова или поступки других людей. Отчасти это напоминает библиографию или список культурных референций, которые помещают авторов в эпоху их литературы, критики и поп-культуры. Они много говорят о сексе, о гендерных ролях, вскрывают подоплеку игры со сменой пола и заново иронически осмысляют ее, с одной лишь целью – флиртовать.

Эти письма фиксируют короткий отрезок жизни двоих людей. Если вам интересно, как ухаживали интеллектуалы-ботаники в определенную эпоху, эта книга для вас. Кен Уорк и Кэти Акер познакомились в Сиднее в июле 1995 года, а затем вступили в переписку. Сказать, что это любовные письма, – значит погрешить против их содержания и структуры, но в них действительно есть напряжение соблазна. Это не любовные письма, но письма о намерениях: нарратив развивается косвенными путями, через выпады и парирования, цепочки сообщений путаются и заходят в тупик. Этот принцип нарушается только один раз, когда Акер признаётся, что «очень хочет» Кена Уорка. Если бумажные письма хороши для романтической любви, то имейлы – для страсти. Перед нами – образец не любовных отношений, но процесса соблазнения. О том, что происходит, когда заканчивается переписка, расскажет Кен Уорк, если у него возникнет такое желание. Достаточно сказать, что они увиделись еще несколько раз, но потом вмешались обстоятельства, а спустя два долгих года Кэти Акер умерла от рака.

Не думайте, что это – конец любовных похождений Кэти Акер. Ее последний роман случился год спустя, хотя оставил меньше свидетельств. Сексуальное влечение, соблазн и романтическая страсть лежат в основе многих текстов Акер, они сопровождают ее всю жизнь, которую она пропускает через свои тексты. Секс – не просто аксессуар ее произведений, это их важнейшая смысловая нить.

«Я звоню Д в Лос-Анджелес ты хочешь переспать со мной когда и где почему бы тебе не провести со мной пару дней я позвоню тебе завтра. Нет ответа три дня спустя у меня мания я должна увидеть Д мы не знакомы привет я еду в Лос-Анджелес ложь я не уверена что знаю где мы можем остановиться может мне не стоит ехать приезжай. Мы не начинаем разговор о личном пока не приедем в мотель мы вообще не говорим о личном проводим вместе ночь мне нужно в Ирвайн утром я занят позвони мне в пятницу. Ты хочешь чтобы я позвонила да. Я звоню в пятницу звоню в субботу в воскресенье это Кэти О ээ ты хочешь еще раз провести со мной ночь или ты слишком занят ээ до свидания хорошо провести время в Нью-Йорке ээ до свидания». [ «Детская жизнь черного тарантула», «Портрет глаза».]

В двух первых абзацах «Черного тарантула» Акер вскрывает нарратив, украденный у женщины-убийцы Шарлотты Вуд, используя свой автобиографический материал – и, конечно, своих любовников. Это ранний пример силы плагиата и трансгрессии в ее произведениях. Она всю жизнь добывала такую автобиографическую информацию и вызывала у многих читателей безумные фантазии насчет того, кто она такая или чего добивается. В начале карьеры Акер не только не препятствовала этому, но и активно создавала своеобразный перформативный имидж на материале своей жизни и тела. Это привлекало читателей, но также и создавало ряд проблем для людей, не особенно знакомых с ее жизнью и творчеством, которые путали этот имидж с настоящей Кэти. Часто это доставляло ей беспокойство – но больше всего, когда ее интересовал очередной любовник.

Если за нее не говорил имидж, это делали ее произведения. В первых имейлах Уорк упоминает, что открыл наугад одну из книг Акер, – и выписывает такой пассаж:

«Жаркая женская плоть к жаркой женской плоти. И это никуда не денется: плоть. Лоно раскрывается и закрывается, не так ли – неутомимый механизм, вечный двигатель, чудо науки, перпетуум кончабиле, раскрывается и закрывается, доводя до экстаза или отвращения, разве на вас может навалиться усталость? Розы умирают быстрее. Розы умирают быстрее, чем вы – вы, шлюхи в моем сердце». («Империя бесчувственных», с. 141.)

Он признаётся, что читал «Империю бесчувственных» за пять лет до знакомства с Кэти и делал пометки карандашом – например, подчеркнул пассаж, где Тиваи размышляет о том, что любовь проигрывает сексу. Он разбирает этот пассаж, контраст красоты и насилия и сладко-горькую природу эротического напряжения и рассуждает о присутствии (или отсутствии) самой Акер в тексте. «Я воображаю, что могу почувствовать, о вечный двигатель в моих объятиях, как ты прячешься между строк. Проблески понимания мерцают во мне, я могу выразить их только словами, присущими женскому, и когда они открывались тебе, порой я чувствовал себя так хорошо, так комфортно с тобой наедине». Вечный двигатель в его руках – это клавиатура и образ адресата, и это в свою очередь отсылает к неистовству письма в ранних произведениях Акер: всё идет в ход, без исключения. В переписке Акер и Уорка мы наблюдаем за работой механизма переноса и интроекции.

Как и его предшественники, Уорк познаёт Акер через ее произведения, но, в отличие от них, он сознательно отслеживает процесс переноса и интроекции. По мере развития их диалога всё большую силу обретают прочтение, распознавание, ошибочная интерпретация, самопознание. У каждого есть идеальное «я», которое он/она желает спроецировать на другого, и каждый внимательно анализирует, как он/она ошибочно понят(а) внешним миром, а потом вскрывает эти махинации, чтобы продолжить прятаться за сменой личин. Уорк признаётся, что он мазохист и хочет быть публичным мальчиком для битья. Он осознаёт и мощь ошибочного понимания, и то, что он к нему стремится. Здесь квир-энергия течет сразу в нескольких направлениях.

Далее по тексту Уорк подвергает сомнению свои убеждения. «Почему я рассказываю тебе об этом? Отчасти потому, что тематика квира/идентичности, на мой взгляд, влияет на всё, абсолютно на всё. Скользящая идентичность то ли гетеро / то ли геев – это детский сад по сравнению с лавированием между писателем/преподавателем/лоббистом и кто там еще есть. Забываю, кто я. Ты напомнила мне, кем я предпочитаю быть». Похоже, косвенное упоминание о скольжении между ними – это отсылка к возрасту: ему тридцать четыре, ей сорок восемь, и у них разница в возрасте четырнадцать лет. В имейлах они часто к этому возвращаются, спрашивая, кто из них кого учит. Акер и Уорк оба претендуют на роль учеников, и их переписка – это передача информации от одного к другому в сложных, с трудом сдерживаемых вопросах и аккуратных, мягких ответах. Происходит перевод с американского на австралийский, переход с буч на фэм и обратно, язык континентальной философии смешивается с сериалом «Симпсоны».

Многие любовники Акер были старше ее, например такие интеллектуалы, как Питер Уоллен и Сильвер Лотренже, но их роль наставников давалась им с трудом, так как неизбежно наталкивалась на бунтарский дух Акер. Даже отношения Акер с мужчинами-сверстниками были означены жаждой знаний. В 1973 году Акер и Алан Сондхейм записали видео, где документировался их разрыв. «Синие кассеты» – это полная противоположность переписки Акер/Уорка, серия сладостно-горьких монологов о том, как каждый из любовников разочаровался в другом: он интеллектуально, она – эротически. Хотя запись появилась за двадцать два года до переписки с Уорком, это своего рода постскриптум к неудаче письма: Акер и Сондхейм упоминают письма, в которых они назначали друг другу свидание в Нью-Йорке. Тема страдания подхватывается то одним голосом, то другим. Видео завершается сценой, в которой Акер записывает свои фрустрации на школьной доске – мелом, скрипящим в абсолютной тишине.

Все интимные письма несут функцию соблазнения, словом заменяется жест, а образом – тело. Борьба за интимность в переписке – это столкновение с интимностью, неуверенностью в том, что лучше/проще: самому желать или быть желанным. Ни одна позиция не дается авторам легко, и они снова и снова тасуют образы и обмениваются ими, словно бейсбольными карточками. Даже соблазняя друг друга, Акер и Уорк хотят, чтобы их соблазняли.

Мы видим, что сама Акер понимает желание не так, как нарраторы ее романов. Возможно, она осознаёт, что имидж персоны, который она тщательно проработала и реализовала, имеет обратную сторону, неподконтрольную ей. Вероятно, она хочет отношений между этой персоной и ее собеседником, а не отношений Кэти Акер с Маккензи Уорком. Но с первых писем она скрывается за образом. Чтобы перестать скрываться, ей нужно больше писать или же стереть и написать себя заново. Тут есть странная логика приращения: каждую формулировку нужно читать как саму по себе, так и в составе всего текста. Повторение и переписывание окружены вихрем цитат: можно увидеть, как два писателя в борьбе с собственными предрассудками используют подлинную библиографию конца двадцатого столетия.

Акер очень интересен Кен Уорк, он только что опубликовал книгу «Виртуальная география» о влиянии медиа на повседневный опыт. В книге описан мир, где вместо корней торчат антенны, а вместо летописей – узлы связи. Эта книга заложила основы его последующих работ. Нарративные конвенции медиа превращают войну в видеоигру, а повседневность – в опосредованное присутствие, где репортер дает интервью, чтобы в полной мере передать событие; Уорк разрабатывает этот феномен, раскрывая грани своей вовлеченности как зрителя или читателя.

Как и «Синие кассеты» в 70-е годы, эта переписка симптоматична для двух образованных людей в художественной, критической и политической среде 90-х, которые соблазняют друг друга критической теорией и отсылками к поп-культуре. Как документ эпохи переписка отражает странное равновесие между высокой и низкой культурой – своего рода интеръязык, возникший из слияния континентальной философии, психоанализа и постмарксистских культурологических исследований. Они обсуждают Берроуза, Хичкока, Гурджиева, плюшевые игрушки, музыку Portishead, «Книгу Перемен», «Спасение» Тодда Хейнса, научную фантастику и приключенческие блокбастеры, феноменологию Альфонсо Лингиса, эпоху ТВ-сериалов, «Секретные материалы», «Симпсонов» и «Бивиса и Баттхеда»; романы Эльфриды Елинек, работы Спинозы, Бодрийяра, Джудит Батлер, Батая, Бланшо, Платона и Ницше; иконические образы Элвиса Пресли, Уорхола и Пьера Паоло Пазолини. В этих постоянных и проясняющих самих себя формулировках различия есть насущная необходимость: это мыслители, которые живут в цитатах, критической теории, популярной культуре, сексе, наркотиках и рок-н-ролле. И Уорк, и Акер сами проектируют отличие, желая обрести радикальную инаковость. Изначальное «Я – это другой» Рембо превращается в «мы другие, даже для самих себя».

Диалектика буч/фэм встречается в письмах даже чаще, чем переходы от гетеро– и гомосексуальности к квиру. Антропологи будущего отметят, как мы внимательны к этим различениям, и, наверное, когда они проследят, какую роль играла книга Джудит Батлер «Гендерное беспокойство» в том, что квир стал последней этической позицией в кавалькаде сексуальной революции, их это позабавит. И Уорк, и Акер хотят использовать категорию желающего «я», не связанную с исторической сексуальной ориентацией. Они обсуждают природу любви, как в «Пире» Платона, очарованные квирами, лесбиянками и геями, и предлагают альтернативные модели – если не утопические, то по крайней мере более продуманные. После переопределения сексуальности за рамками бисексуальности идентичность как понятие утратила свою пользу. Уорк считает, что равенство «как наличие такого же, как ты, равного тебе – это миф. Возникает этический вопрос: как различие может оставаться гибким, открытым?» Мы наблюдаем, как двое в романтичном танце кружат вокруг темы гендера, и кульминация танца наступает, когда Уорк говорит Акер, что она как мужчина – лучше, чем он. И все-таки, хотя маскулинность становится элементом травестийного переодевания и смены личин, в их дуэте феминность всё еще отвечает за эмоциональность, за сомнения. Даже так: женщина находит внешнее выражение эмоциям и сомнениям. Она ставит эмоциональные вопросы, но не со знаком вопроса, а с запятой, апострофом, изливающимся восклицанием[1]1
  В английском ejaculation – это одновременно и восклицание, и эякуляция. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]: I’m very into you (Я очень тебя хочу).

Впрочем, эмоции быстро замещаются спекуляцией, интеллектуальной игрой, свободной от ограничений академического дискурса. Они – в самой гуще критической теории XX века, от французского постструктурализма до гендерных исследований или немецкой школы. Жар спекуляции доходит до кульминации, когда Акер и Уорк рассматривают неописуемое сообщество у Бланшо и трансгрессию у Батая. Эти концепции сталкиваются друг с другом, чтобы затем сойти со сцены, уступив место следующей партии в философской игре слов. Но telos начинается (и заканчивается) в не-месте аэропорта и самолета. Хотя начало и конец этой книги приходится на аэропорт, ее настоящее место действия – интернет, и это идеально подчеркивается гулким эхом Portishead.

И все-таки, хотя место действия как нельзя более современно, перед нами по сути – необычный инвариант эпистолярного романа. Отличие в том, что здесь нет потери невинности, но есть ее постоянное переопределение. Это следы, оставленные двумя циниками, которые желают обрести веру. Два человека наблюдают умирающую культуру и желают подчеркнуть радость жизни. Их проблема в том, что они слишком много знают, но знают и то, что это знание защищает их от Ничто.

Это текст о переходности и переходе. Авторы хотят вписать что-то в бытие, создать заклинание. Но на этом всё не заканчивается. Уорк говорит, что имейлы прервались, когда он уехал из Сиднея в Нью-Йорк, в Сан-Франциско навестил Акер и они поехали вместе в Нью-Йорк, чтобы провести еще немного времени в отеле Gramercy. Потом они писали друг другу, но сохранилось только одно письмо – оно приведено в конце книги. Выходит, что нет настоящей встречи – это термин Уорка, призванный заместить слово «роман». Их последняя встреча состоялась в Лондоне, в последний год жизни Акер, после того как ей провели мастэктомию. По воспоминаниям Уорка, они тогда пошли на перформанс HIV+ гомосексуала, который рассказывал, как его поглотила медицинская машинерия. Действие пьесы происходит в морге, под зданием старой больницы, и заканчивается тем, что он лежит на столе, как мертвый, в «просмотровой комнате» для родственников умерших. Я пишу об этом, чтобы подчеркнуть, насколько трагичной была смерть Акер, насколько невыносимой для всех, кто знал ее.

Странно быть редактором – и издателем – этих писем. Я нашел свое имя в тексте, оно было написано с ошибкой, я исправил ее и изменил имена тех немногих, чью приватность Акер не хотела бы нарушать. Уорк тоже изменил несколько имен. Тут есть напряжение, отчасти спровоцированное самим медиумом, ведь в ту пору имейлы были новым средством связи. Читатель заметит, как авторы отсылают к технологии, которая сегодня уже стала для нас привычной. Она имеет спекулятивное качество асинхронности, которое не стыкуется с сегодняшним ощущением моментальности имейла. Это текст зарождения, текст начала, заметки о коротком совместном пути двух культовых фигур нашего времени. Я благодарю Кена Уорка за то, что он дал согласие на публикацию, за его бесстрашную приверженность глубине, противоречивости и эмоциональной честности. Я уверен, что Акер ни за что бы не согласилась на публикацию писем, будь она жива, но она мертва. Что делать душеприказчику, как не отвечать на вопросы и подписывать контракты? Возможно, теперь мы узнаем их обоих немного с другой стороны. Мертвый писатель существует только в словах, и я публикую эти письма не как откровение, а скорее как тотальный текст: в жизни Акер всё было текстом, включая ее собственную смерть. Во время этой переписки она приезжала ко мне в гости, а потом прислала мне имейл про Кена – он потерялся в ворохе писем и в этом смысле больше похож на устную речь, чем на письмо. Итак, дорогие читатели, эти слова адресованы не вам, но я надеюсь, что они еще хранят часть тепла, с которым были написаны.

Я очень тебя хочу

Дата: вторник, 8 августа 1995 г. 00:14:31 +1000 (EST)

От: Маккензи Уорк [email protected]

Кому: Кэти Акер [email protected]

Тема: с приветом из хутервилля[2]2
  Хутервилль – вымышленная ферма, где происходит действие нескольких американских ситкомов 60–70-х на деревенскую тематику (например, Petticoat Junction).


[Закрыть]

Как в тумане вырулил из аэропорта и сразу помчался на работу. Тасовал бумаги на столе, как куски головоломки, пришел домой и проспал весь день. И только потом осознал, какое тяжкое похмелье посмело на меня свалиться – как будто третий день в запое. Сейчас понедельник, поздняя ночь, и мне стало получше. Читал биографию Уорхола, написанную Бокрисом, и главы из _Дезинсектора!_, по порядку. Ты была абсолютно права насчет Берроуза. Вторая глава – о том, как «стать волком». Порой проскальзывает такое чувство, будто там был реальный напалм, а я его и не заметил. Я немного могу рассказать – потому что, похоже, не был свидетелем происходящего – что бы это ни было. А может, как Грегори Пек в _Завороженном_, я снова обрету память.

Но я точно не забуду, какое наслаждение приносит время, проведенное с тобой. Близость наших тел, интеллектуальная и духовная близость: это так мимолетно, так неповторимо. Я думаю, мы – одиночки, каждый идет своей дорогой, но на малый отрезок времени мы были неповторимы вместе. Нет слов. Просто хочу сказать, что нет слов. Я так рад, что ты пришла ко мне; и рад, что ты дошла до оргазма. Думаю о том, как ты спишь в самолете, приняв свой травяной сбор, от которого сразу вырубаешься. Потерпи. Скоро я смогу хоть немного рассказать о себе. Когда вспомню, кем я, по-моему, был на самом деле. Даже если сейчас я уже немного в другом месте.

кxx

Дата: понедельник, 7 августа 1995 г. 19:13:00 -0700

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: с приветом из хутервилля

Так здорово прийти домой и прочитать твое письмо, а точнее, прийти домой и обнаружить, что багаж потерян и его не получить до следующего перелета, и что чеки, которые мне выдали за работу в Австралии, нельзя обналичить, потому что они необоротные, и что у меня на счете осталось всего десять долларов, и что, и что – о джетлаг! – твое письмо весь день – или ночь? – с ног на голову поставило. Что бы там ни было по факту или не-факту, хвала небесам и Гурджиеву, – перелет был сносным (читала Гурджиева как приключенческий роман, вообрази), так что я тоже – это была долгая прелюдия – Как в тумане, совсем без сил, еле ползу до ванны, чтобы потом попробовать писать, к черту еду, – и всё еще слегка ошеломлена тем, что встретила тебя… но по-настоящему рада… в тебе есть редкая утонченность и изящество, Кен, всегда… и там (в Сиднее), когда я не понимала, что происходит, и могла погрузиться в смущение или паранойю, и даже сейчас – мне становится/стало очевидно одно: как легко с тобой. Или: ты тот, с кем мне хочется/хотелось говорить. Спасибо. Да, одиночество есть всегда, но мне кажется, за встречи я благодарна даже больше. О. Сейчас я погружусь, не в смущение, а в настоящую усталость (в ванну) и в Portishead… поищу что-нибудь новое почитать… поговорю с моими плюшевыми зверями… в самолете начала читать твою _Виртуальную географию_… напишу еще, когда буду более вменяемой… пока (то есть бай-бай)

Дата: среда, 9 августа 1995 г. 01:46:51 +1000 (EST)

От: Маккензи Уорк [email protected]

Кому: Кэти Акер [email protected]

Тема: космос Portishead

Ночь вторника. Включаю Portishead. Теперь они будут ассоциироваться с тобой. Забавно, как музыка становится внешним кодом памяти.

Надеюсь, ванна была приятной. Как зовут твоих плюшевых зверей? Вот облом с чеками (или, как здесь написали бы, cheques). Асинхронная беседа.

Странно, пишу – это значит пытаюсь перевести понимание коммуникации, обусловленной твоим присутствием, в то, что обусловлено твоим отсутствием.

Но слишком стесняться – плохая идея…

Мой разум занят отвлеченными вещами. Только что написал текст о мультимедийной политике факультета. Думаю, как распределить ресурсы, чтобы это привело к желаемым результатам. Упиваюсь властью, иными словами. Завтра мне предстоит встреча с премьером и кабинетом министров. Присоединюсь к их дискуссии по вопросам доступа в новых медиа. Вуайеризм власти, иными словами. Буду в этом участвовать и смогу вставить эту сцену в новую книгу.

Почему я рассказываю тебе об этом? Отчасти потому, что тематика квира/идентичности, на мой взгляд, влияет на всё, абсолютно на всё. Скользящая идентичность то ли гетеро / то ли геев – это детский сад по сравнению с лавированием между писателем/преподавателем/лоббистом и кто там еще есть. Забываю, кто я. Ты напомнила мне, кем я предпочитаю быть.

Могут ли пятна изменить леопарда?

Нужно ли нам анализировать нашу встречу? Или мы можем принять ее как данность и посмотреть, какой из нее разовьется диалог?

Открыл наугад одну из твоих книг:

«Жаркая женская плоть к жаркой женской плоти. И это никуда не денется: плоть. Лоно раскрывается и закрывается, не так ли – неутомимый механизм, вечный двигатель, чудо науки, перпетуум кончабиле, раскрывается и закрывается, доводя до экстаза или отвращения, разве на вас может навалиться усталость? Розы умирают быстрее. Розы умирают быстрее, чем вы – вы, шлюхи в моем сердце».

Сейчас я обратил внимание, что подчеркнул эти строки карандашом, когда читал их впервые, лет пять назад. По-настоящему красивые, в классическом смысле красивые пассажи производят такое сильное впечатление, потому что их окружает насилие. Словно граф-декадент из романа Дали[3]3
  Имеется в виду роман Сальвадора Дали «Сокрытые лица».


[Закрыть] кладет на язык каплю чрезмерной сладости, чтобы уравновесить каплю невероятной горечи.

Но теперь я воображаю, что могу почувствовать, о вечный двигатель в моих объятиях, как ты прячешься между строк. Проблески понимания мерцают во мне, я могу выразить их только словами, присущими женскому, и когда они открывались тебе, порой я чувствовал себя так хорошо, так комфортно с тобой наедине. Но это бывает нечасто.

Однако я уже начинаю анализировать: замещаю убыль памяти цифровым слепком слова.

Вдруг в мое сознание забрела мысль: И-Цзин нашего времени. Не выбранная наугад страница в одной и той же книге, но каждый день одна и та же страница из разных книг. Страница 141. Каждый день – с новой страницей 141. И-Цзин – это закрытая вселенная/текст, но нам нужен механизм создания пророчеств для открытой, бесконечной вселенной/текста. Вечный двигатель, который всякий раз движется по-новому. То, что хочется возвращать на круги своя, но всякий раз иначе.

кxx

Дата: Среда, 9 августа 1995 г. 01:52:42 -0700

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: космос Portishead

О, вспомню ли я то, что ты написал? Память еще больше ускользает, чем… что?.. гендер (или это идентичность? не здесь) …и я хотела написать имейл – не могу вспомнить даже, как слова пишутся, – чтобы вкратце рассказать тебе фильм, который я только что посмотрела, _Спасение_ Тодда Хейнса… и тут твой имейл!.. теперь я не смогу вспомнить всё, что ты говорил, потому что хочу тебе рассказать, это сильнее меня, посмотри _Спасение_, он ЧУДЕСНЫЙ, настоящий хит (рекламщики правильно говорят), изображает мир искусства как тупое ничто, которым он и является… так прекрасно посмотреть что-то настолько хорошее… смотрела его с РУ мы снова дружим и это прекрасно ведь я ненавижу терять друзей их всегда не хватает и это моя семья, мои друзья… короче, сейчас всё как во сне… Австралия и это привычное слияние жизней, где я пишу имейл в два часа ночи и встаю, проворачивая в уме бизнес-сделки, как отдать издателю его долю ежедневной тоски, о, хватит ли у меня времени, чтобы писать? я такая ненасытная… совсем не так, как в Сиднее целыми днями шаталась пьяной с тобой по книжным лавкам… о нет только не «анализ»! Для меня «анализ» – это когда «на Кэти накатила тревога, и ей нужно сделать несколько глубоких вдохов». Я это ненавижу а впрочем ничего не могу вспомнить… кроме снов… вся эта реальность ускользающая и непостоянная… мои главные плюшевые звери – это Гулфи, иначе известный как Волчок, он колдовское воплощение дикости в смысле он волк и больше никто я только что постирала его так что он выглядит почти милым что очень сбивает с толку но ему просто нужно побыть рядом с моим вонючим телом и он снова станет диким… и еще Крыс звезда моего нового романа ведь на флаге девочек-пиратов написано КРЫС ЕСТ ВСЁ (основано на нескольких способах говорить о «музе»[4]4
  Mūṣa (मष) (или मषक, mūṣaka) – мышь, крыса (санскрит).


[Закрыть] (मष) (мыши) (у меня это крыса), сидящей у ног Ганеши)… и еще ВЕДЬМА или СУЧКА она очень могущественная я часто целую ее с языком все мои звери очень контактные, в том числе мои дикие мотоциклы… один пока в магазине а другому необходимо отрегулировать карбюратор, но он счастлив, что я вернулась, ведь ему нужно так много моего внимания… это пантеизм или просто уход от реальности?.. два часа ночи… я знаю, что ты хочешь сказать, когда говоришь про ускользающие роли: мне это нравится, высокое низкое, сильное беспомощное и даже взятое в плен, мужское женское, повсеместно, полностью вместе и умно, если не будет игры, я сдохну со скуки думаю скука это единственная эмоция которую я считаю невыносимой… я бы сказала что поэтому люблю Бодлера но он настолько крутой еще и когда говорит о вонючем теле Жанны Дюваль что я чувствую словно я под угрозой имя которой пол… я знаю что значит твое ускользающее мужское/женское и никогда не знаю кто из них я и привыкла волноваться о себе, мне нужно принимать решение, называть имя, и в какой-то момент я сдалась потому что это слишком сложно и, да, я начала эту книгу Альфонсо Лингиса _Сообщество тех, у кого нет ничего общего_, название напоминает Бланшо, вступление такое славное, пока читала, начала понимать (думать о том), что ты говорил об этике, необходимости… типа тема _Спасения_… мне нравится писать тебе имейлы… вчера ночью когда ложилась спать я подумала, да, странно делать это без К, такое прекрасное внезапное чувство ведь я никогда такого не испытываю и здорово снова вспомнить как это бывает… как внезапно зайти на забытую территорию… имейлы это настоящий нарциссизм… мне кажется, я сейчас еще больше разболтаюсь так что на сегодня всё бай-бай… говорить на эмоциях не мой конек думаю это одна из вещей в которых я мужчина, приятно слышать что тебе это удается лучше, чем мне… становлюсь неловкой, когда нужно быть откровенной и говорить, о, как ты думаешь, что всё это значит? Еще у меня есть толстая белая кошка которая когда-то была королевой мира такая аристократичная но теперь она помятая и неухоженная потому что я с ней слишком много сплю и выглядит она как крыса хоть и не дикая и еще у меня есть акул но он живет в гостиной потому что не пушистый в конце концов есть же правила надлежащего поведения о пора бай-бай

Дата: среда, 9 августа 1995 г. 19:43:59 +1000 (EST)

От: Маккензи Уорк [email protected]

Кому: Кэти Акер [email protected]

Тема: Re: космос Portishead

Привет из Канберры, бюрократического Диснейленда. Как Вашингтон, только провинциальнее. Это письмо издалека, так что я просто пишу «привет». Смотрю новую серию _Симпсонов_ – а мультсериал-то всё страньше и страньше. Пора разведать, что там с мини-баром…

кхх

Дата: среда, 9 августа 1995 г. 23:25:56 -0700

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Re: космос Portishead

Симпсоны? Посмотрю. Депрессую, для меня это редкость, так что хочется поболтать. Нет: поорать. Уже поорала на РУ и мою ближайшую подругу здесь, Дайан. Так классно: пока я была в отъезде, она влюбилась в красивую девчонку, хозяйку нового модного ресторана в городе. Дайан так счастлива. Она просто красавица: победила в нескольких состязаниях бодибилдеров и работает гадалкой (жизнь в Калифорнии). Я избегаю кричать на людей. Ох, обычно я впадаю в самолюбование, когда пишу имейлы и просто несу вздор, но вот сейчас мной овладевает робость. Это всё чертов Сильвер [Лотренже]. Когда его брак полетел ко всем чертям, он позвонил мне. Несколько месяцев назад. Теперь он в ЛА; и снова звонит. Я спрашиваю, в чем дело. Он говорит мне, что у него выходят грандиозные труды: многотомное собрание сочинений Фуко, одно из произведений Феликса [Гваттари]. И т. д. Грезы о Феликсе. Потом он заводит речь о жене / бывшей жене, Крис Краус. О том, как ей нужен бойфренд. Зачем? Затем, что она хочет быть счастливой (она его бросила). Всё хорошо, всё отлично. В конце концов он спрашивает, как у меня дела, но на меня накатывает приступ паранойи и я не хочу ничего рассказывать, и я что-то мямлю про то, как устала преподавать в арт-колледже и хочу нормальную унив. должность со стабильным окладом, отпуском и страховкой. Все всегда говорят о такой чепухе, когда не хотят ничего рассказывать. Нет, перед этим Сильвер, как обычно, выдает неудержимый поток слов на тему американцев, что они тупые и не понимают французской теории с ее деконструкцией. Это всегда меня злит по понятным причинам. Я отвечаю что-то про идентичность, начинаю нести всю эту ахинею про национальную идентичность и т. д. Он пропускает мимо ушей мои замечания, как и всегда. ОК, говорим снова об этой скуке – о преподавании. Когда я говорю, что хочу нормальную работу, Сильвер отвечает: «Хочешь сказать, они еще тебя не раскусили?» Не понимаю, что он имеет в виду под словом «раскусили», наверное, неудачно шутит о том, что никто не знает о моих произведениях. «Не раскусили, что ты Унабомбер из Сан-Франциско». Не знаю, как можно это объяснить, но вдруг, словно сквозь распахнувшуюся дверь, я увидела большой фрагмент моего прошлого. Десять или пятнадцать лет с Сильвером, то вместе, то врозь. Увидела, как он со мной обращался, в каком свете видел меня: вот таким было прошлое. Прояснившаяся картина была абсолютно омерзительной. Обычно я не думаю (рационально), когда что-то делаю: типа, отныне буду спать не с мужчинами, а с женщинами, раз мужчины обращаются со мной как с дерьмом. Типа, мы (ты я) просто делаем то, что делаем. Но вдруг я поняла, благодаря этому озарению, почему отдалилась от гетеромужчин. Фу. И всегда, в каждом интервью, я с уважением отзывалась о Сильвере, он был моим учителем, был для меня очень важен. Теперь это в прошлом, которое я увидела – и отбросила. Жить без прошлого. Ну что ж. Ну что ж. Это ужасно – рассказывать тебе о таком? Типа, вторжение в частную жизнь, основанное на том, что мы знаем друг друга не так давно? Но постепенно мы начинаем друг друга узнавать. Ну, черт побери, иногда нельзя рассматривать гетеро вблизи, потому что от увиденного начинаешь свирепеть. Можно сказать и так. Я чувствую не злость, но грусть. Я хочу иметь прошлое, за которое смогу быть признательна. Всё это ужасно. Ну что ж. Сегодня вечером читаю новую книгу [Эльфриды] Елинек; это прямо потрясно. Нужно написать бывшему агенту; рассказать ей про новую книгу; поработать до полуночи; что ты делаешь в Канберре? Это часть твоих важных университетских дел? Береги себя, милый. (Мы в Америке говорим «милый» – правда, не в Нью-Йорке.)