Текст книги "Ты меня полюбишь? История моей приемной дочери Люси"

Глава вторая
Бегство

На середине влажной вонючей лестницы, застеленной скользящим под ногами ковром, свет выключился. Айвен установил таймеры на выключателях, чтобы не тратить электричество впустую: он платил за свет в прачечной и на лестнице, Бонни – за свет в квартире. Как всегда, ей пришлось последние шесть ступенек преодолевать в темноте. Она добралась до выключателя на площадке и включила свет – еще на десять секунд: достаточно, чтобы открыть дверь квартиры и войти.

Дверь открывалась прямо в комнату, где лежала Люси. Крик малышки стал оглушительным. В комнате горела небольшая лампочка – оставляя Люси в одиночестве (а это случалось довольно часто), Бонни не гасила свет. Люстра на потолке никогда не работала, и Айвен никогда не предлагал починить ее. В полумраке Бонни подошла к Люси. Девочка лежала в небольшой колыбельке-корзинке на полу. Глаза ее были зажмурены, а ротик разинут в крике. Пахло ужасно – поносом и рвотой: в последний раз Бонни переодевала Люси более пяти часов назад. Она знала, что нельзя оставлять малышку так надолго, но ей нужно было работать. Она понимала и то, что в шесть месяцев Люси давно переросла свою корзинку, но купить кроватку было не на что. Бонни ставила корзинку на пол, чтобы, если Люси выберется, она не упала бы.

Когда Бонни взяла девочку на руки, Люси открыла глаза и перестала плакать. Но на ее личике не появилось того спокойного удовлетворения, какое появляется у детей, знающих, что о них позаботятся. При виде матери она не заулыбалась, как это делают большинство детей в таком возрасте. Бровки Люси нахмурились, в глазах появилось беспокойство и тревога. Казалось, она чувствует страх матери и неуверенность в будущем.

Белье в корзинке, одеяльце и одежка Люси были покрыты пятнами засохшей рвоты. На одежке Бонни заметила свежие коричневые пятна – подгузник не выдержал. У Люси уже третий день были рвота и диарея, и Бонни знала, что нужно пойти к врачу, но для этого придется зарегистрироваться в компьютерной системе – и тогда приход социального работника станет лишь вопросом времени. Пока что никто не знал, где она находится, даже ее мать. О существовании Люси знали только в больнице, где родилась девочка, а больница находилась в ста милях отсюда.

Бонни пощупала лоб девочки. К счастью, лоб оказался не горячим, значит, температуры у Люси нет. Бонни надеялась и молилась, чтобы природа взяла свое и Люси стало лучше просто так, хотя она не представляла, сколько времени на это уйдет. Не обращая внимания на беспорядок в комнате, Бонни понесла дочь в ванную и включила свет. Грязная плитка вся растрескалась, старую ванну покрывали желтые пятна. В жалкий линолеум намертво въелись пятна от подтекающего унитаза, потолок почернел из-за протекающей крыши. Как и во всей квартире, в ванной было холодно, между плитками, по бортику ванны и вокруг окна чернела плесень. Открыть окно было невозможно, но от ветра оно постоянно стучало. Бонни знала, что это помещение – как и остальные, которыми ей было позволено пользоваться: гостиная и кухня, – для нормальной жизни не подходит. Айвен это тоже знал. Бонни не жаловалась, потому что ей некуда было идти. Двери двух спален были заперты, а ключи хранились у Айвена. Он никогда не говорил ей, что находится в этих комнатах, а она не осмеливалась спросить.

Расстелив на грязном полу ванной свое полотенце, Бонни осторожно положила дочку на него. Люси сразу же принялась плакать – она чувствовала, что ее ожидает.

– Тише, тише, – прошептала Бонни. – Прости, но мне нужно тебя помыть.

Когда Люси плакала, Бонни охватывала паника. Ей казалось, что она все делает неправильно.

Бонни начала снимать с девочки грязную одежду, и Люси заплакала еще громче.

– Перестань плакать, – с тревогой сказала Бонни. – Тебя услышит наш сосед.

Рядом с прачечной находился газетный киоск. Его хозяин, азиат, жил в квартире наверху с женой и двумя детьми. Он уже дважды приходил в прачечную – он слышал, как здесь долго плакал младенец, и беспокоился за него. Бонни удалось его успокоить, но с того времени она жила в страхе, что он выскажет свое беспокойство полиции или социальной службе.

Бонни отложила грязную одежку Люси в сторону и расстегнула подгузник. Запах был настолько сильный, что ее саму чуть не вырвало. Прежде чем снять подгузник, она привычным движением открыла над ванной горячую воду. Холодная вода с воем полилась из крана. Трубы стонали и выли. Бонни держала руку под тонкой струйкой воды, пока она не стала чуть теплой. Горячее она уже не станет – и сама Бонни, и Люси мылись чуть теплой водой, и Люси всегда плакала.

Бонни сняла с Люси подгузник и, держа девочку над ванной, стала ее обмывать. Люси зарыдала еще громче.

– Шшшш, – прошептала Бонни, обтирая девочку старой фланелевой тряпкой. – Пожалуйста, не кричи…

Но Люси не понимала.

Вымыв попку и спину дочки, Бонни повернула ее и стала мыть животик. Потом настала очередь личика и волосиков. Когда вода полилась по головке и лицу, Люси закричала во всю мощь своих легких.

– Ну вот и все, – прошептала Бонни. – Все кончилось!

Выключив воду, она подняла Люси из ванны и положила на полотенце. Относительное тепло и комфорт мягкой ткани успокоили девочку, и она перестала плакать.

– Хорошая девочка, – с облегчением прошептала Бонни.

Она встала на колени рядом с дочкой и стала вытирать ее полотенцем. Люси пристально следила за движениями матери, готовая в любой момент снова заплакать. Закончив вытирать дочку, Бонни закутала ее в полотенце и принесла в гостиную, где царил полумрак. Она села на потрепанный диван, держа Люси на коленях.

– Сейчас мы тебя оденем, – сказала она, целуя девочку в макушку.

Из пакета, лежавшего, как и все другое, прямо на диване, Бонни вытащила подгузник. Вещей у Бонни было немного – все ее имущество и вещи девочки умещались на диване и кресле. «Мне хотя бы собираться долго не придется», – с горечью подумала она. Она не знала, куда бежать, но понимала, что после того, как Винс забрал деньги Айвена, другого выхода у нее нет.

Положив Люси на диван, Бонни надела на нее чистый подгузник, а потом потянулась за чистой детской одеждой. Работа в прачечной имела серьезное преимущество – она могла бесплатно стирать и сушить свою и детскую одежду.

Бонни очень быстро натянула на Люси все ее одежки. Единственным отоплением в квартире был электрический камин, но пользоваться им было слишком дорого. Поэтому Бонни полагалась на тепло, поднимающееся из прачечной: в квартире было не холодно, но и тепло не было никогда.

Пока Бонни одевала девочку, Люси не плакала. Она вообще не издавала никаких звуков. Бонни заметила, что Люси или плачет, или молчит. Ничего среднего не существовало. Она не агукала и не ворковала, как многие дети в ее возрасте. Все дело было в отсутствии стимуляции, но Бонни об этом не знала.

Одев Люси, Бонни сменила простынку в корзинке и понесла дочку на грязную кухню. Удерживая Люси на бедре одной рукой, другой она наполнила и включила чайник, а потом взяла пакет молока с подоконника. Холодильника в квартире не было, поэтому зимой продукты лежали на подоконнике – из оконных щелей страшно дуло. Молоко, йогурт, сыр могли здесь храниться какое-то время. У стены стояла старая газовая плита, но конфорки работали еле-еле, поэтому Бонни пять месяцев жила на холодной консервированной фасоли, бутербродах с сыром, кукурузных хлопьях и печенье. Люси она кормила обычным молоком – детское питание стоило слишком дорого. Возможно, именно поэтому девочку постоянно тошнило и у нее расстраивался животик.

Бонни приготовила Люси молоко так, как делала это всегда – наполовину наполнила бутылочку молоком и опустила ее в кипящую воду. Специальных кастрюль у нее не было, и это был единственный выход. Она заварила себе чай, взяла несколько печений из открытого пакета и вернулась в гостиную. Бонни села на диван и дала Люси ее бутылочку. Бонни пила чай и нервно грызла печенье. Ей хотелось сбежать прямо сейчас, пока Айвен не пришел и не обнаружил пропажу денег. Но ночь выдалась холодной, поэтому стоило пробыть в квартире как можно дольше. Бонни решила уйти в шесть утра – за два часа до прихода Айвена. Этого времени будет достаточно, чтобы убраться подальше.

Изможденная физически и эмоционально, Бонни откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Люси сосала молоко из бутылочки. Бонни думала, стоит ли поехать в Шотландию, к матери, но та вряд ли ей обрадуется. Мать воспитывала Бонни одна. У нее постоянно жили любовники, и некоторые пытались соблазнить Бонни еще в детстве. У матери и без нее достаточно проблем. Бонни терпела, сколько могла, но потом сбежала. В семнадцать лет она оказалась на улице с одной лишь холщовой сумкой, где лежали все ее вещи. Она спала под мостами и везде, где могла найти кров. Старшие братья Бонни ушли из дома еще раньше и не давали о себе знать. Когда Люси допила молоко и заснула, Бонни поняла, что идти ей некуда – поэтому-то она в свое время и оказалась у Айвена.

«Диоралит»! Эта мысль поразила Бонни, как молнией. Это лекарство рекламировали по телевизору, когда она год назад жила со сквоттерами, и у них был телевизор! Это лекарство дают младенцам и детям от поноса и тошноты! Бонни точно помнила. У нее было немного денег – полученные чаевые. Когда аптеки откроются, она купит «Диоралит», и Люси станет лучше. Настроение у Бонни улучшилось. Она посмотрела на мирно спящую дочку и почувствовала острый приступ любви и жалости. Бедная малышка, в который раз подумала она. Она заслуживает лучшего, но Бонни знала, что бездомная мать-одиночка вряд ли сможет ей это дать.

Стараясь не разбудить Люси, Бонни осторожно поднялась с дивана и уложила девочку в корзинку. Она тщательно накрыла ее одеялом, чтобы холод не проникал в колыбельку. В комнате стало очень холодно – стиральные машины давно не работали. Тут Бонни поняла, что сегодня им можно и не мерзнуть – можно не думать о счете за отопление: ведь она все равно не собирается его оплачивать. В последнюю ночь в квартире Айвена можно и согреться! Бонни подвинула электрический обогреватель в середину комнаты, поближе к себе и колыбельке, но не слишком близко, чтобы не обжечься и не повредить одежду. Она включила его, и спирали быстро покраснели. В комнате стало тепло. Бонни начала зевать, глаза ее закрылись. Она с ногами забралась на диван, спихнула пакет с подгузниками, свернулась клубочком, положив голову на груду одежды и заснула.

Проснулась она от плача Люси. Сквозь драные шторы Бонни увидела, что на улице светает.

– Черт! – выругалась она, садясь на диване. – Сколько времени?

Порывшись в сумке, она вытащила телефон. Господи! Семь утра! В тепле она заснула слишком крепко. Айвен придет через час, а то и раньше! Сердце у нее заколотилось.

Не обращая внимания на рыдающую в корзинке Люси, Бонни схватила пустую бутылочку и бросилась на кухню. Она наполнила чайник, сполоснула бутылочку «горячей» водой. Когда чайник вскипел, она вернулась в гостиную и, не обращая внимания на крики Люси, сменила ей подгузник. У девочки снова был понос – нужно найти аптеку как можно быстрее. Положив Люси в корзинку, Бонни бросилась на кухню, налила последнее молоко в бутылочку и согрела ее в кипящей воде. В гостиной она сунула соску в рот Люси и прислонила бутылочку к краю корзинки, чтобы девочка могла сосать, пока она будет собираться.

Бонни запихнула всю свою одежду, подгузники и полотенца в холщовую сумку, натянула куртку с капюшоном (пальто или чего-то более теплого у нее не было), застегнулась. Бонни бросилась в ванную, сходила в туалет, вымыла руки чуть теплой водой, взяла зубную щетку и рулон туалетной бумаги, вернулась в гостиную и запихала все это в сумку. Никаких туалетных принадлежностей и косметики у нее не было. Все это стоило очень дорого, а рисковать, чтобы украсть это, ей не хотелось. Она вполне могла прожить без мыла и макияжа.

На кухне Бонни собрала последние оставшиеся продукты – полпакета печенья, два йогурта и тюбик сырной пасты. Она не забыла прихватить чайную ложку из ящика, чтобы можно было съесть йогурт. Все это тоже отправилось в сумку. Сумка была так набита, что Бонни с трудом застегнула молнию. Она упаковала почти все. Осталась лишь грязная одежда Люси, но ее придется бросить. Для этого нет места, да и запах будет.

Бонни снова посмотрела на часы. Пятнадцать минут восьмого. Сердце у нее забилось еще чаще. Ей нужно быть очень осторожной, чтобы не наткнуться где-нибудь на Айвена. Каждое утро он приезжал на машине, но она не знала, с какой стороны. В последний раз окинув взглядом комнату, Бонни подхватила сумку и корзинку-колыбельку. Ее охватили смешанные чувства – здесь у них был кров над головой и хоть какие-то деньги. Бонни почувствовала острую боль в спине – в том месте, каким она ударилась о стиральную машину, когда Винс ее оттолкнул.

Открыв дверь, которая вела на лестницу, Бонни включила свет, вытащила на площадку корзинку с Люси и сумку, и закрыла дверь за собой. Она начала осторожно спускаться по лестнице. Внутри ее все сжималось от страха. Пройти можно было только через прачечную. Если Айвен вдруг приехал раньше – а он пару раз так делал, – пути к отступлению не будет. Задняя дверь наглухо закрыта для защиты от хулиганов. Свет, как обычно, погас, когда Бонни была на середине лестницы. Бонни очень осторожно спустилась по оставшимся ступенькам, вцепившись в корзинку и опираясь локтем на стену. У основания лестницы она нажала на выключатель и увидела дверь прачечной. Она открыла ее, вошла и закрыла за собой. Ни одна машина не работала. В помещении было очень тихо и холодно. Бонни двинулась к двери, не отрывая взгляда от окна, чтобы вовремя заметить появление Айвена. Сердце отчаянно колотилось в груди. Выглянув из окна, она открыла дверь. Колокольчик звякнул. Бонни вышла. Дверь с табличкой «Закрыто» захлопнулась за ней.

Глава третья
Тревоги

Морозный северо-восточный ветер продувал легкую одежду Бонни насквозь. Она направилась в город, и ей нужно было пройти около мили. Четкого плана у нее не было, но на улицах она была не новичком. Бонни отлично знала, что «Макдоналдс» на главной улице открывается в шесть утра, а многие такие заведения работают круглосуточно. Там всегда тепло, а если купить хоть что-то – пусть даже самое дешевое – и тихонько устроиться в углу, персонал обычно не обращает на тебя внимания. В прошлом году она так познакомилась с Джамилем. Он сел за соседний столик, и они разговорились. Узнав, что она ночует на улице, он пригласил ее в свою компанию сквоттеров, куда входили восемь человек – мужчины и женщины лет двадцати. Многие из них находились на соцобеспечении. У одной был четырехлетний ребенок. Тогда Бонни подумала, что ребенка не следует заставлять вести такую жизнь, что ему лучше было бы в приемной семье или социальном интернате. Но теперь, когда у нее появился собственный ребенок, все изменилось. Она готова была на все, лишь бы ребенок оставался с ней. Бонни прожила со сквоттерами два месяца и ушла, когда в ее жизни снова появился Винс. Шагая по направлению к городу, Бонни подумала, что тогда совершила серьезную ошибку. Люси проснулась и теперь смотрела на нее.

– Эй, у вас все в порядке? – рядом неожиданно раздался мужской голос.

Бонни от неожиданности остановилась и оглянулась. У тротуара остановилась полицейская машина. Офицер опустил стекло и смотрел прямо на нее, ожидая ответа.

– Да, все нормально, – ответила она, сразу же запаниковав.

– Рановато вы выбрались из дома с малышкой в такой холод, – продолжал офицер, поглядывая на корзинку Люси.

Бонни почувствовала знакомый приступ паники – паника охватывала ее всегда, когда приходилось иметь дело с полицией.

– Я еду в отпуск, – со слабой улыбкой сказала она, стараясь говорить спокойно.

По выражению лица полицейского она поняла, что он ей не верит – и это было понятно. Посреди зимы мало кто едет в отпуск, да и выглядела она не по-отпускному.

– Я еду к тете, – пояснила Бонни. – На несколько дней, пока муж в командировке.

Ложь была настолько глупой, что Бонни была уверена: полицейский ей не поверит. В открытом окне машины она видела ноги женщины-полицейского, сидевшей на пассажирском сиденье.

– А где живет ваша тетя? – спросил первый офицер.

– На противоположном конце города, – тут же ответила Бонни. – Не очень далеко.

Женщина-полицейский наклонилась, чтобы рассмотреть Бонни через окно.

– Сколько вашему малышу? – спросила она.

– Шесть месяцев.

– И он ваш?

– Конечно! Не волнуйтесь, мы недолго будем на улице. Как только подойдет автобус, мы уедем.

Бонни увидела, что первый офицер потянулся к ключам зажигания. Дурной знак. По опыту она знала, что, если он заглушит двигатель, ей будут задавать новые вопросы, а то и устроят проверку по компьютеру. Если бы не Люси, она могла бы сбежать, но сейчас эта дорога была отрезана. Как убежать от полиции с огромной сумкой и Люси в корзинке?

– Так где живет ваша тетя? – спросила женщина-полицейский, пока водитель глушил двигатель.

«Вот черт!» – подумала Люси и быстро выпалила:

– В Бердуотер-истейт.

Она никого там не знала, но видела название на автобусах.

И тут в полицейской машине включилась рация: «Требуется немедленная поддержка – серьезное дорожно-транспортное происшествие на трассе». Бонни с облегчением увидела, что водитель снова запускает двигатель.

– Похоже, с вами все в порядке, – сказала женщина-полицейский, откидываясь на спинку своего сиденья. Бонни больше не видела ее лица.

– Все хорошо, – сказала она. – Спасибо за беспокойство.

Водитель поднял стекло, и машина с включенной мигалкой и сиреной помчалась на вызов.

– Чуть не попались, – пробормотала Бонни и ускорила шаг.

Она знала, что привлечет внимание любого полицейского, озабоченного судьбой ребенка: одна, на улице в мороз, с большой сумкой и корзинкой-колыбелькой. Точно так же она пришла в прачечную Айвена в половине восьмого утра, когда Люси был всего месяц. Она давно заметила полицейскую машину, патрулировавшую этот район. Прачечная только что открылась, и Бонни бросилась туда. Айвен страшно ругался: женщина, работавшая на него, день назад сбежала с деньгами. Они разговорились. Когда Бонни узнала, что при прачечной можно еще и жить, то тут же согласилась занять это место.

Она перешла дорогу и села на автобусной остановке. До города было всего две остановки, и она могла позволить себе взять билет. Кроме того, женщина с ребенком на автобусной остановке привлекает меньше внимания, чем идущая по пустым холодным улицам.

В восемь утра Бонни вошла в ярко освещенный ресторан фастфуда вместе с обычными клиентами, пришедшими позавтракать. Ей хотелось пить, руки и спина у нее болели от корзинки и сумки. Ей нужно было в туалет. Есть тоже хотелось – кроме печенья вечером, у нее во рту крошки не было. Оставался последний бутерброд с сырной пастой. Хотя у нее были деньги на завтрак, Бонни не представляла, сколько времени придется жить на улице, поэтому не хотела тратиться. Только самое необходимое. Бонни открыла дверь в коридор, который вел к туалетам. Оттуда вышла работница ресторана.

– Ой, малыш! – удивленно произнесла она и отправилась в зал, убирать со столов.

Бонни с трудом протиснулась в дамский туалет. К счастью, там никого не было. Она оставила сумку и корзинку с Люси возле кабинки, вошла и не стала закрывать дверь. Слив воду, она вышла, помыла руки, посушила их под воздушной сушкой. Когда включилась сушка, Люси заплакала.

– Все в порядке, малышка, – успокоила ее Бонни и быстро выключила сушку.

Она подняла корзинку и сумку и тут заметила собственное отражение в зеркале. В ярком свете она показалась себе еще более бледной, чем обычно. Похоже, она похудела: скулы заострились, под глазами появились темные круги. Бонни с ужасом подумала, что, если жизнь ее не изменится, она станет похожа на мать – годы пьянства, курения и постоянных драк с любовниками не прошли для нее бесследно.

Вернувшись в ресторан, Бонни заказала горячий шоколад для себя и пакет молока для Люси.

– Здесь или навынос? – уточнил кассир.

– Здесь, – ответила Бонни.

Она расплатилась, поставила стакан и пакет в корзинку, чтобы унести все за один раз, направилась к длинной скамье в дальнем углу ресторана – подальше от кассиров и от входной двери, из которой страшно дуло. Поставив корзинку рядом, Бонни принялась за шоколад. Горячий, сладкий напиток успокаивал, навевал воспоминания о горячем молоке, которым в детстве поила ее бабушка. Интересно, что теперь с бабушкой, подумала Бонни. Мать с ней поссорилась, и они несколько лет не разговаривали. Бонни любила бабушку, хотя и не видела ее вот уже восемь лет, с того момента, как покинула дом.

Из сумки она достала пакет с последним печеньем, положила на колени, чтобы персонал не видел, и быстро съела. Сахар поднял ей настроение и избавил от чувства голода. Люси смотрела на нее, но вроде бы не была голодна, поэтому Бонни решила оставить молоко на потом. Она понадежнее расположила пакет в корзинке, чтобы воспользоваться им при необходимости. Еще у нее остались йогурты, и один можно будет дать Люси попозже. Бонни уже начала давать девочке мягкую пищу – йогурт, пережеванное печенье, хлеб, размоченный в чае. Когда они найдут жилье и у нее появятся деньги, она начнет покупать настоящее детское питание.

– Всегда так быть не может, – громко сказала Бонни, повернувшись к дочери и нежно погладив ее по щечке. – Все будет хорошо, обещаю…

Впрочем, она представления не имела, когда и как все станет хорошо…

В девять утра Бонни подхватила сумку и корзинку с Люси и вышла из ресторана в поисках аптеки. Люси спала. Хотя сегодня ее не тошнило и поноса вроде не было, Бонни хотела купить лекарство, чтобы быть во всеоружии, когда возникнет необходимость. Она твердила себе, что старается быть хорошей матерью, но это очень трудно, когда у тебя нет дома, постоянного дохода и матери, которая могла бы послужить образцом для подражания. В детстве она считала, что хаос и нищета, в которых живут она сама и ее братья, это совершенно нормально, что так живут все. Но когда она стала постарше и начала ходить в гости к другим детям, то ей стало ясно: это ненормально, ее все жалеют и осуждают ее мать за то, как она относится к дочери и сыновьям. Бонни удивлялась, почему никто не вмешался. Возможно, все дело было в ужасном характере ее матери – она была скора на расправу, особенно когда была пьяна. Возможно, поэтому социальные службы не спасли ее и ее братьев, как других детей. А может быть, их и не стоило спасать. Они не заслужили этого – в последнее время она думала так все чаще.

Бонни заметила бело-синий крест аптеки и направилась туда. В аптеке были два покупателя: дама, которая рассматривала что-то на полках, и мужчина у стойки. Бонни осмотрела полки в поисках лекарства, но не нашла. Когда мужчина отошел от стойки, она обратилась к провизору – женщине-азиатке средних лет в ярком сари.

– Знаете, мне нужен «Диоралит», – сказала Бонни.

– Для вас? – спросила женщина, оглядывая Бонни с головы до ног.

– Нет, для ребенка.

– Сколько ему?

– Шесть месяцев.

Женщина посмотрела в корзинку, которую Бонни держала перед собой.

– Что с ним?

– Рвота и диарея.

– И как давно?

– Два дня.

– Если симптомы сохранятся, вам нужно обратиться к врачу.

Женщина-провизор потянулась к полке и достала коробку с надписью «Диоралит».

– Здесь шесть пакетиков, – сказала она, ставя коробку на стойку и постукивая по ней пальцем. – Действуйте по инструкции. Смешайте содержимое пакетика с водой или молоком. Вы же понимаете, что это не лечит рвоту и диарею? Это средство восстанавливает потерянные с жидкостью соли и глюкозу. Если вашему ребенку не станет лучше в течение суток, вам нужно обратиться к врачу.

– Обязательно, – кивнула Бонни, вытаскивая из кармана кошелек.

– С вас четыре фунта двадцать, – сказала женщина.

– Так много?! – воскликнула Бонни. – А не могу я купить только два пакетика?

Аптекарша внимательно посмотрела на Бонни. Бонни поняла, что нужно просто заплатить и уйти. За стеклом она заметила мужчину, наверное, мужа аптекарши. Он отвлекся от своих дел и смотрел на нее. Аптекарша вышла из-за стойки и наклонилась над корзинкой, чтобы посмотреть на Люси.

– Я чувствую запах, – сказала она, трогая лобик девочки, чтобы проверить температуру. Люси заворочалась, но не проснулась.

– Наверное, от одеяла, – защищаясь, ответила Бонни. – У меня не было времени все постирать перед отъездом. Одежда у нее чистая.

– Вы мерили температуру?

– Да, – солгала Бонни. – Она же не горячая, правда?

– Нет, но это не всегда хорошо. Какая у нее температура?

– Нормальная, – ответила Бонни, понятия не имея, какой она должна быть.

Женщина посмотрела на нее и вернулась за стойку.

– Младенцы очень быстро заболевают – и серьезно, – сказала она. – Вы должны внимательнее следить за ней. Если вы пойдете к своему врачу, вам выпишут бесплатный рецепт. Где вы живете?

– 86 Хиллсайд-гарденз, – Бонни назвала адрес прачечной, откуда только что ушла. Других адресов по соседству она не знала.

– Вам все еще нужен «Диоралит»?

– Да, – кивнула Бонни и протянула пятифунтовую банкноту.

– Помните: если девочке не станет лучше, вам нужно обратиться к врачу, – повторила аптекарша, протягивая ей сдачу.

– Обязательно, – ответила Бонни, думая только о том, чтобы побыстрее уйти.

Она положила сдачу в кошелек, кошелек и коробку с лекарством в корзинку Люси и быстро вышла из аптеки.

Но аптекарша, миссис Пател, встревожилась. Молодая женщина была очень худой и бледной, а ребенок явно болен. Женщина вела себя возбужденно, корзинка младенца была старой и потертой – миссис Пател уже много лет таких не видела. И почему мать оказалась на улице посреди зимы, с сумками и больным ребенком? Что-то не складывалось. Что-то явно было не так. Миссис Пател понимала, что ее вмешательство может прекратить страдания и даже спасти жизнь. Через полчаса она поделилась своими соображениями с мужем. Он остался в аптеке, а она пошла в кабинет и позвонила в социальную службу.

– Может быть, это и не важно, – сказала она, как это делают многие, кто звонит по этому номеру. – Меня зовут миссис Пател, я работаю в аптеке, 137, Хай-стрит. Я только что обслуживала молодую женщину с больным ребенком, и это меня беспокоит. Вы не могли бы проверить ее адрес?

Так социальная служба впервые узнала о Люси – о шестимесячной девочке, у которой есть адрес, но нет имени.