Текст книги "Ты меня полюбишь? История моей приемной дочери Люси"

Глава девятая
«Я вас всех ненавижу!»

– Похоже, социальная служба подошла к этому вопросу слишком формально, – вздохнул директор школы, когда миссис Бриджес ему все рассказала. – Как вы думаете, не стоит ли мне поговорить с Люси?

– Честно говоря, мне кажется, что будет только хуже. Люси сказала Сэмми, что я не должна больше о ней никому рассказывать. Я должна забыть, что она уже сказала, или она сбежит.

Директор кивнул.

– Прислушаюсь к вам. Я позвоню в социальную службу и выясню, что произошло во время посещения, а также какие шаги они собираются предпринять. Она еще что-нибудь рассказала Сэмми о посещении социального работника?

– Если и рассказала, то он мне не сказал.

Через два дня директор школы смог пообщаться с сотрудницей социальной службы, которая была в доме Люси, а потом он все рассказал миссис Бриджес.

– Дома у Люси оказалось довольно чисто, ее тетя и отчим беседовали вежливо, были готовы к сотрудничеству. Оказалось, что тетя больше готова к сотрудничеству, чем мать Люси. Она спокойно восприняла все предложения. Узнав, что Люси сказала Сэмми и вам, тетя была шокирована. Она даже не представляла, что у девочки такие мысли. Она удивилась, узнав, что у Люси вши, и очень сожалела, что не заметила, как девочка почесывается. Она сказала, что немедленно купит лекарство. Эта женщина показала весь свой дом. У Люси есть своя комната, игрушки, одежда в шкафу. В холодильнике есть еда. На кухне стоит стиральная машина.

– То, что машина есть, еще не означает, что ею пользуются, – перебила директора миссис Бриджес, не в силах скрыть свое разочарование.

– Я знаю, – кивнул директор. – Но я могу сообщить вам только то, что мне рассказали в социальной службе. Я не могу учить их, как выполнять свою работу.

Миссис Бриджес улыбнулась, и директор продолжил:

– Тетя сказала, что пищу готовит она, но признала, что у Люси плохой аппетит и она часто предпочитает бутерброды горячей пище. Сотруднице показалось, что эта женщина искренне заботится о Люси.

– Почему же Люси так говорит? Почему она хочет жить в семье Сэмми, если все так?

– По-видимому, Люси обижена на то, что эта женщина заняла место ее матери. Ей хочется, чтобы мать вернулась, но это невозможно. Она уехала, и никто не знает куда. Отчим говорит, что он благодарен подружке за то, что она заботится о Люси. Один он не справился бы. Если бы не она, Люси пришлось бы отдать в приемную семью.

«Может быть, это было бы и лучше», – подумала миссис Бриджес, но говорить это вслух не стала. Ей не казалось, что тетя искренне заботится о Люси. Интуиция подсказывала ей, что на ребенка вообще не обращают внимания, а тетя эта – хитрая и лживая особа.

– Что же социальная служба собирается сделать для Люси? – спросила она.

– Они снова посетят эту семью через неделю или около того, хотя поводов для беспокойства нет. Тетя говорит, что Люси нужно время, чтобы принять ее в роли мачехи. И мне кажется, что это действительно так.

Миссис Бриджес посмотрела директору прямо в глаза.

– Думаю, что Люси действительно может обижаться на эту женщину… Но… А сотрудница социальной службы побеседовала с Люси наедине, без тети и отчима?

– Не знаю. Но, думаю, нам нужно согласиться с выводами социальной службы, хотя они могли бы действовать не столь прямолинейно.

Миссис Бриджес кивнула, поблагодарила директора и вышла из кабинета. Больше она ничего не могла сделать.

На следующее утро Люси в школу привела тетя. Люси выглядела более аккуратно, чем в начале учебного года. Волосы ее были тщательно промыты и стянуты в конский хвост, на одежде не было пятен. В конце дня, когда родители забирали детей, к миссис Бриджес подошла тетя Люси.

– Рада с вами наконец познакомиться, – с улыбкой сказала она. – Простите за это недоразумение. Мы с Люси поговорили и теперь ладим гораздо лучше.

Миссис Бриджес с улыбкой кивнула. Да, Люси выглядела более чистенькой и аккуратной, но затравленное выражение из глаз никуда не делось. Тете Люси было чуть за тридцать – блондинка в черных легинсах, сапогах до колена и куртке из искусственной кожи.

– Скажите, если я могу помочь Люси с учебой, – сказала она.

– Пусть она читает вам вечерами, чтобы вы могли исправлять ее ошибки, – предложила учительница. – И помогайте ей с заданиями на выходные.

– Обязательно, – с энтузиазмом пообещала женщина и потянулась, чтобы взять Люси за руку.

Миссис Бриджес заметила, что Люси отшатнулась и не стала брать тетю за руку. Уходя с игровой площадки, она шла чуть поодаль от тети.

Впечатления миссис Бриджес от той женщины не были отражены в документах. Однако там есть запись о том, что Люси была чистой и аккуратной всего неделю, а потом все вернулось на круги своя. Через две недели Люси снова стала приходить в школу неопрятной и неухоженной, а в классе держалась еще более тихо и замкнуто, чем обычно.

Через месяц – в конце октября – класс готовился к празднованию Хеллоуина. Дети вырезали силуэты привидений и ведьм для настенного украшения. И тут Сэмми невзначай сказал миссис Бриджес:

– Хорошо, что ведьма Люси ушла. Улетела на своей метле. Хорошо бы она с нее свалилась.

Миссис Бриджес оторвалась от своей работы и посмотрела на Сэмми.

– Тетя Люси уехала? – тихо, чтобы не слышали другие дети, спросила она.

– Да, мисс. И слава богу!

– И кто же теперь присматривает за Люси?

– Ее папа.

– Хочешь сказать, отчим, Дейв?

– Да, мисс. Но он не лучше той тети. Люси его ненавидит. Жалко, что она не может жить с нами. Я спрашивал маму, но она сказала, что у нас мало места, а Люси нужно поговорить с социальным работником.

Миссис Бриджес сразу же пошла к директору.

– Тетя Люси уехала, и Люси сказала Сэмми, что ненавидит своего отчима и хочет жить в семье Сэмми. Мне кажется ненормальным, что за шестилетней девочкой присматривает один лишь отчим, которого она к тому же и не любит.

– Но что вас тревожит? Люси говорит, что ее обижают?

– Нет, она ничего не говорит, а если и говорит, то Сэмми мне об этом не рассказывает. – Миссис Бриджес начала раздражаться. – Ведь сомнения возникали и раньше…

– Но они не подтвердились…

Наступила пауза. Учительница и директор смотрели друг на друга и размышляли. Миссис Бриджес понимала, что материалов для расследования недостаточно. Но она не могла просто сидеть сложа руки.

К счастью, директор разделял ее мнение.

– Как только у меня будет свободное время, я свяжусь с социальной службой и объясню, в какой ситуации оказалась Люси. Я предложу им еще раз побывать в ее доме.

– Спасибо.

Через две недели директор сообщил миссис Бриджес, что социальный работник побывал у Люси и ее отчима. Никаких действий предпринято не было. Информация об этом была доведена до школы. Миссис Бриджес ничего не оставалось, кроме как наблюдать за Люси, как за всеми остальными детьми в классе. Прошло два месяца. Наступило и прошло Рождество. Вернувшись после каникул, дети рассказывали, как хорошо провели праздники, и хвастались полученными подарками. Но Люси, как всегда, отмалчивалась. Когда миссис Бриджес спросила, хорошо ли она провела Рождество, девочка слабо кивнула – это могло означать все, что угодно. Учительница поняла, что не стоит расспрашивать дальше и смущать Люси. Вполне возможно, что полученный ею подарок был очень скромным – а может быть, ей вообще ничего не подарили. Но Сэмми оставался самим собой – и он был более откровенен.

– Мне подарили отличный велосипед! – сообщил он всему классу. – Это новый мамин приятель. Похоже, он ничего. Я сказал маме, что он может остаться!

Дети оценили юмор ситуации и расхохотались.

Но во время перемены, когда дети убежали на игровую площадку, Сэмми подошел к учительнице.

– Можно мне поговорить с вами, мисс? – попросил он. – Только наедине.

Миссис Бриджес дождалась, когда из класса выйдет последний ребенок, и закрыла дверь. Она думала, что Сэмми хочет поговорить с ней о новом приятеле своей матери. Сэмми был истинным экстравертом и постоянно смешил весь класс. Но в глубине души у него жили свои тревоги и беспокойства. Он часто рассказывал миссис Бриджес о новых приятелях матери. Учительница сдвинула два кресла, и они сели рядом.

– Это насчет Люси, мисс, – серьезно сказал Сэмми. – Не говорите, что я вам рассказал, но Рождество у нее было ужасным. Дейв привел домой новую пташку – и вовсе не индейку. Они все Рождество провели в постели, а Люси выгнали на улицу. Я не мог играть с ней, мисс. Я был со своей семьей – ну, то есть Рождество ведь нужно проводить с семьей, правда, мисс?

– Да, конечно. – Учительнице была невыносима мысль о том, что Люси в Рождество оказалась на улице в полном одиночестве. – Ты не виноват, Сэмми. Но ты понимаешь, что для того, чтобы помочь Сэмми, мне нужно рассказать все это директору, а он поговорит с социальным работником?

– Да, мисс, я знаю. Мне кажется, что вы должны это сделать. Люси нужно помочь – даже моя мама так говорит.

Миссис Бриджес рассказала директору школы все, что услышала от Сэмми, и он позвонил в социальную службу. Там пообещали все проконтролировать. После этого визита было отмечено, что смена опекуна – то есть появление новой подружки Дейва (еще одной «тети») – сигнал тревожный, но второй опекун – Дейв – остался прежним, что дает Люси определенную стабильность. Решение забрать ребенка из семьи всегда дается нелегко. Нужно все тщательно взвесить. Порой ребенка оставляют в неидеальной семье, чтобы ему не пришлось расставаться со знакомой обстановкой и теми людьми, с которыми он прожил жизнь.

Второй визит был назначен через месяц, но до этого времени Дейв серьезно поссорился со своей новой подружкой, и даже пришлось вызывать полицию. Как только полиция уехала, девушка собрала свои вещи и съехала. Дейв уже год не платил за квартиру, игнорируя все требования домовладельца. На сей раз суд предписал ему освободить жилье. Дейв забрал Люси и переехал к старшей сестре, дом которой находился в двадцати милях от прежнего места. Люси больше не могла ходить в ту же школу, что и раньше.

Девочка, не простившись, исчезла. Школа сообщила в социальную службу. Дейва нашли, и социальный работник посетил дом его сестры. Жилищные условия были признаны удовлетворительными, и никаких действий предпринято не было.

В поле зрения социальной службы Люси вновь попала через два года. Ей было восемь лет. Она жила в Мидлендсе с матерью и ее новым приятелем. Как-то вечером в квартире раздались громкие крики и грохот. Соседка вызвала полицию. Полиция обнаружила, что пол квартиры засыпан осколками разбитых вещей, а Люси съежилась под одеялом в спальне. Полицейские утихомирили взрослых. Решив, что драки больше не будет, они уехали. Но наличие ребенка в квартире их встревожило, и они сообщили об инциденте в социальную службу. Люси уже давно носила фамилию Дейва, и информация о ней хранилась в компьютерной системе. Социальный работник навестил Бонни, и та призналась, что не справляется с воспитанием девочки. Мы не знаем, почему она забрала Люси у Дейва и его сестры, но социальному работнику она сказала, что Дейв – «настоящее дерьмо» и она не хочет больше иметь с ним никаких дел. А ведь это был тот самый мужчина, которого она сделала отцом Люси и которому она спокойно ее оставила! После долгих переговоров Бонни согласилась, чтобы Люси передали в приемную семью на условиях пункта 20.

У приемного опекуна Люси уже было два приемных ребенка – брат и сестра, которые жили в этом доме почти три года. По документам видно, что в приемной семье Люси с самого начала пришлось нелегко. Опекун отмечал, что Люси не отличается общительностью, не делает попыток подружиться с детьми, у нее низкая самооценка, она редко улыбается и смеется. В общем, «трудный ребенок» – неудивительно, если вспомнить, что пришлось пережить Люси за свою короткую жизнь. Новому ребенку трудно вписаться в сложившуюся жизнь семьи. В такой ситуации опекуну нужно запастись недюжинным терпением. Но этот опекун предпочел считать Люси унылой и замкнутой. Все ссоры между детьми приписывали ее плохому характеру и нежеланию идти на контакт. Действительно ли Люси была таким трудным ребенком или нет, но при таком отношении опекуна вся затея была обречена на провал. Бонни раз в неделю навещала Люси в приемной семье, потом стала приходить раз в месяц, а потом ее не было целых три месяца.

Когда Люси провела в этой семье одиннадцать месяцев, опекун обратился в социальную службу с просьбой передать ее в другую семью, потому что ее присутствие пагубно сказывается на поведении двух других детей. Такое порой случается. Иногда перевода ребенка избежать невозможно, и этот шаг идет всем на пользу. Но порой социальная служба обеспечивает приемной семье необходимую помощь, чтобы ребенку не приходилось менять место жительства. Предлагала ли социальная служба такую помощь, мы не знаем, но Люси пришлось собираться и переезжать. Неопределенность, неуверенность, чувство собственной ненужности… Жизнь Люси сплошь состояла из расставаний…

На сей раз Люси переехала в приемную семью в пяти милях от прежнего дома. У одинокой матери была дочь, ровесница Люси. Когда Люси приехала в новый дом, женщина заметила, что она больше похожа на ребенка из неблагополучной семьи, чем на того, кто прибыл от опекуна. Девочка выглядела неопрятно, у нее были вши. Вещей у Люси почти не было. Предполагается, что приемные опекуны обеспечивают детям хороший уровень жизни, но, к сожалению, так бывает не всегда. Хотя опекунов готовят и контролируют, все люди разные – и о детях они заботятся по-разному. Когда социальный работник беседовал с прежним опекуном, та женщина сказала, что она регулярно мыла голову Люси, но девочка утверждала, что та лишь заплетала ей косички, из-за чего и появились вши. Опекун сказала, что покупала Люси много вещей, но та их рвала и портила. Может быть, это действительно было так, а может быть, опекун уделяла Люси гораздо меньше внимания, чем другим детям.

Новая приемная семья Люси была совершенно другой. Опекун приложила все усилия, чтобы Люси почувствовала себя частью семьи. Люси отлично поладила с дочерью опекуна, начала улыбаться и играть, как обычный ребенок. К сожалению, это был крохотный оазис безопасности и счастья в бескрайней пустыне перемен и тревоги. Через три месяца Бонни, которой сообщили о смене опекуна (социальная служба обязана это делать по пункту 20), заявила, что хочет вернуть Люси. Теперь она жила в небольшой съемной квартире. По правилам она сообщила социальной службе свой новый адрес и забрала Люси. Опекун говорила, что Люси не хотела уезжать, но выбора у нее не было. Бонни пообещала сообщать о жизни Люси, но ни разу не позвонила.

Бонни не могла воспитывать Люси раньше, и не было никаких причин полагать, что это удастся ей на сей раз. В ее жизни ничего не изменилось – появилась лишь новая квартира и новый приятель. Социальная служба наблюдала за жизнью этой семьи шесть месяцев. В конце концов чаша терпения переполнилась. Люси передали в приемную семью – на сей раз по ордеру суда, а не по пункту 20. Эта ситуация давала социальной службе больше прав, а Люси обеспечивала большую стабильность.

На сей раз девочку отправили к семейной паре, у которой было двое детей-подростков. Семья жила в комфортабельном современном доме в хорошем районе на окраине города. К сожалению, мать семейства не водила машину, а школа, в которой Люси училась уже полгода (она поступила туда, когда стала жить с матерью), находилась в часе езды на автобусе. Было решено, что ребенку такого возраста подобная дорога не по силам. Кроме того, Люси было бы неприятно приезжать в школу с приемной матерью, потому что раньше ее видели с родной. Было решено, что учеба в новой школе пойдет Люси на пользу, и ее записали в местную школу. К этому времени Люси за пять лет успела побывать в шести разных школах. А если считать адреса, по которым жила эта девочка, то даже по самым приблизительным оценкам их было не менее тридцати.

Хотя Люси заметно отставала в учебе, в новой школе она начала делать успехи. В приемной семье она встретила первое настоящее Рождество. Но когда она провела в этом доме пять месяцев, положение семьи резко изменилось. Фабрика, где работал отец семейства, сообщила всем работникам о закрытии. Те, кто проработал в этой компании более пяти лет, могли перейти на другую фабрику, расположенную в восьмидесяти милях к северу. Естественно, что в условиях высокой безработицы и малого количества рабочих мест семья согласилась переехать. Они предложили социальной службе забрать Люси с собой. Хотя Люси находилась под опекой по судебному ордеру, это был ордер о временной опеке, а это означало, что мать Люси все еще имеет право решать судьбу дочери. За пять месяцев Бонни лишь дважды виделась с Люси, но сразу же вспомнила о своих правах и категорически запретила вывозить Люси в другой регион, где она не сможет видеться с ней так часто, как захочется. Семья уехала, а Люси отправилась к новым опекунам.

Единственным свободным опекуном в тот момент была женщина, имевшая сертификат на опеку над малышами до двух лет. Люси отправили к ней временно, пока не освободится более подходящий опекун. Постоянные переезды детей от опекуна к опекуну по подобным причинам весьма распространены. Нужно приложить усилия к тому, чтобы свести подобные ситуации к минимуму.

Через два месяца после переезда к новому опекуну Люси, которой исполнилось уже одиннадцать лет, пошла в местную среднюю школу. Переход из начальной школы в среднюю – это важный, серьезный шаг. Но в жизни Люси оставалась неопределенность – она не знала, где будет жить через несколько месяцев. Через шесть недель освободился более подходящий опекун. Люси вернулась из школы, и ей сообщили, что в выходные она переезжает. Хотя она знала, что когда-нибудь придется переезжать, но переход в среднюю школу и накопившиеся за долгие годы страданий переживания сделали свое. Когда опекун стала объяснять Люси, что социальный работник отвезет ее к новому опекуну Кэти, у которой двое детей, девочка издала дикий вопль, взлетела по лестнице и заперлась в ванной – единственном помещении в доме, где на двери был замок.

Напуганная таким всплеском чувств у ребенка, который всегда вел себя тихо, скромно и послушно, женщина бросилась за ней. Она полчаса просидела у дверей, пытаясь уговорить Люси успокоиться и выйти. Рыдания девочки становились все громче. Когда муж женщины вернулся домой с работы, истерические вопли Люси были слышны даже на улице:

– Я вас всех ненавижу! Я никуда не поеду! Я убью себя!

Часть вторая

Глава десятая
«Своя семья»

Мне позвонила социальный работник Джилл.

– Это кошмар, – сказала она. – Мужу пришлось выломать дверь ванной, чтобы вытащить Люси. И она до сих пор отказывается с кем-нибудь говорить.

– Бедный ребенок, – вздохнула я. – Вы не должны ее винить. Ее жизнь с первого дня – это сплошная череда несчастий. Неудивительно, что она чувствует себя никому не нужной. Ее действительно никто не захотел взять к себе.

– Знаю. Вы читали документы?

– Да.

Поскольку Люси должны были привезти ко мне в плановом порядке, я успела познакомиться с документами и понять, что больше всего нужно этой девочке. В деле кратко описывались достоинства и недостатки Люси и ее прошлое. Когда ребенок приезжает ко мне в экстренных ситуациях, я мало что знаю о нем, иногда совсем ничего.

– Да, я читала документы. Я не могла сдержать слез. Люси заслуживает лучшего. К ней относились просто ужасно.

– Согласна, – ответила Джилл. – Но ей нужно переехать, а пока что она не соглашается даже приехать к вам в гости или встретиться с социальным работником. Уверена, что она изменит свое мнение, если сможет сначала познакомиться с вами, Адрианом и Полой, увидит свою комнату и оглядится в доме. Но мы не можем ее заставлять.

Конечно, если Люси отказывается встречаться со мной, то как мы можем заставить ее переехать?

Мы с Джилл немного помолчали, а потом я сказала:

– Может быть, Люси поговорит со мной по телефону? Это будет хоть что-то… Может, попробуем?

– Да, думаю, это возможно. Я позвоню социальному работнику Люси и спрошу ее мнение, а потом перезвоню вам. Если звонить, то нужно сделать это сегодня вечером. Завтра они собираются ее перевозить, хотя я даже не представляю, как…

– Я весь вечер буду дома. Давайте свяжемся позже.

Мы простились, и я повесила трубку. Джилл была моим социальным работником последние шесть из тринадцати лет моего приемного опекунства. У нас сложились прекрасные рабочие отношения. Я уважала ее решения и точку зрения. Но, положив трубку, я не могла избавиться от мыслей о несчастной одиннадцатилетней девочке. Я представляла, как ее силой приволокут к моим дверям. Ко мне уже привозили маленьких детей, которых забирали у родителей. Им было очень тяжело. Мне приходилось часами сидеть и успокаивать их. Дети редко расстаются с родителями по собственной воле – только в самых тяжелых случаях сексуального насилия. Но Люси была уже не маленькой. Мне вряд ли удалось бы успокоить ее подобным образом. Кроме того, она должна была приехать ко мне не от родителей, а от временного опекуна. То, что она устроила истерику из-за отъезда из дома, где провела всего три месяца, говорило о многом.

Было пять вечера. Февральский вечер выдался особенно холодным. Мои дети – тринадцатилетний Адриан и девятилетняя Пола – смотрели телевизор, а я готовила ужин. Дети уже привыкли к тому, что дома появляются приемные дети всех возрастов, обоих полов и разных национальностей. Им даже нравилось временное увеличение нашей семьи. Когда два дня назад я сообщила, что к нам приедет Люси, Пола сразу же сказала:

– Отлично, большая девочка, будет с кем поиграть!

Адриан предпочел бы, чтобы это был мальчик-ровесник. Он скорчил рожицу и вздохнул:

– Еще одна девчонка! Мало мне…

Впрочем, мы были рады любому ребенку, который появился бы в нашем доме.

Джилл, как всегда, была пунктуальна. Через пятнадцать минут она перезвонила:

– Социальный работник занят, и я позвонила Пэт, приемному опекуну. Люси все еще отказывается говорить с ней. Она уверена, что и с вами она тоже говорить не будет. Но Пэт готова дать вам возможность попробовать. Самое печальное – Люси отказывается от еды. Она ничего не ела уже два дня. Я дам вам номер Пэт. Я сказала, что вы позвоните около семи часов. Это нормально?

– Да, – ответила я, все больше тревожась о Люси. Я взяла ручку и блокнот и записала телефон опекуна, а потом прочитала цифры вслух, чтобы проверить, что я не ошиблась.

– Удачи, – сказала Джилл. – Пэт с мужем хотят привезти Люси завтра, в субботу. Но если она заартачится, то они готовы дождаться понедельника, когда на работу выйдет социальный работник и со всем разберется.

– И что она сделает?

– Понятия не имею. Запасного плана, похоже, нет, – пошутила Джилл, чтобы как-то разрядить ситуацию.

– Да, все как-то трагично получается, – ответила я, всем сердцем сочувствуя Люси.

– А самое трагическое в том, что всего этого не должно было произойти. Жизнь Люси сложилась бы совершенно иначе, если бы кто-нибудь забрал ее раньше. Ее могли бы удочерить. А теперь уже поздно. Она слишком взрослая.

Адриан и Пола думали, что Люси приедет в пятницу вечером. Закончив разговаривать с Джилл, я вернулась в гостиную и объяснила детям, что Люси не приедет сегодня, потому что она очень расстроена. Попозже я позвоню ее опекуну и попытаюсь с ней поговорить.

– А почему Люси не хочет приезжать? – спросила Пола. – Мы ей не нравимся?

– Она нас даже не знает, – быстро вставил Адриан, всегда готовый поправить младшую сестру.

– Думаю, ей просто все надоело, – объяснила я. – У нее никогда не было нормального дома, и к ней очень плохо относились.

– Скажи, чтобы она приезжала, – сказала Пола. – Мы не будем плохо к ней относиться. Мы добрые!

– Хорошо, дорогая, – улыбнулась я и подумала: «Если бы все было так просто…»

Мы поужинали, я убрала со стола, отправила детей играть в гостиную, а сама спустилась в холл, чтобы позвонить опекунам Люси. Мне нужно было спокойно обдумать, что я могу сказать Люси, если удастся поговорить. И я нервничала. Даже после стольких лет приемного опекунства я каждый раз нервничала перед приездом нового ребенка. А когда переезд был связан с проблемами, становилось еще хуже. Но потом я подумала, как же тяжело Люси, несчастной и отвергнутой, вынужденной снова отправляться в незнакомую семью…

Мне ответил женский голос.

– Это Пэт? – спросила я.

– Да. Говорите.

– Это Кэти Гласс.

– А, да, новый опекун Люси. Здравствуйте. – Я почувствовала в ее голосе облегчение. – Джилл сказала, что вы будете звонить.

– Как дела у Люси?

– Она заперлась в своей комнате и отказывается выходить и разговаривать с нами. Я не знаю, что делать. Я чувствую себя ужасно, и мой муж тоже. Люси во всем обвиняет нас, но у нас сертификат только для опекунства малышей. Честно говоря, Кэти, я уже жалею, что согласилась принять Люси. Ей так тяжело, и мы чувствуем себя виноватыми.

– Не расстраивайтесь. Это не ваша вина. Социальная служба не смогла найти подходящего опекуна в этом районе – а мать Люси потребовала именно этого. Вы были единственными свободными опекунами. Все получилось не очень хорошо, но система небезупречна. Вы можете сказать Люси, что я хочу с ней поговорить?

– Я сказала ей из-за двери, но она не ответила. Впрочем, думаю, что она меня слышала.

– И как давно это было?

– Часа два назад.

– Хорошо. Не могли бы вы подняться и сказать, что я ей звоню? Думаю, дверь спальни не заперта?

– Нет. У нас нет замков на дверях. Нам не разрешают.

Пэт имела в виду «технику безопасности» для приемных опекунов. На дверях спальни не должно быть замков, чтобы опекун мог всегда войти к ребенку, если возникнет экстренная ситуация.

– Хорошо. Тогда сделайте, пожалуйста, следующее. Поднимитесь, постучитесь, загляните в спальню и скажите: «Люси, тебе звонят. Это Кэти, твой новый опекун. Она хочет немного поболтать с тобой».

– Думаете, я должна открыть дверь и войти? – с сомнением спросила Пэт. – Я думала, она хочет побыть в одиночестве.

Пэт не имела дела с приемными детьми старшего возраста. Ей казалось, что, оставив Люси в покое, она проявляет уважение к ней. Но, как опытный опекун старших детей, я знала, что, когда ребенок остынет, ему нужно внимание и ласка взрослых. Я бы никогда не оставила ребенка в таком состоянии, как Люси, в одиночестве больше чем на пятнадцать минут.

– Да, Пэт. Откройте дверь спальни и войдите, – сказала я.

– Хорошо, я сделаю, как вы сказали.

Я услышала, как Пэт поднимается по лестнице. Сердце колотилось в моей груди. Из гостиной доносились голоса Адриана и Полы. Я слышала, как Пэт стучит в дверь Люси, потом раздался скрип открываемой двери и слова: «Тебе звонит твой новый опекун, Кэти. Ты не хочешь спуститься и поговорить с ней?»

Наступила тишина. Я услышала, как захлопнулась дверь. Через несколько секунд в трубке раздался голос Пэт:

– Я сказала ей, но она по-прежнему отказывается даже глядеть на меня. Она просто сидит на кровати и смотрит в пустоту.

Я забеспокоилась.

– И что мне делать? – с тревогой спросила Пэт. – Может быть, попросить мужа поговорить с ней?

– Она ему больше доверяет?

– Да нет, не сказала бы, – ответила Пэт. – Она и с ним не разговаривает. Джилл сказала, что мы можем оставить ее здесь до понедельника, когда придет работник социальной службы.

– И тогда Люси придется провести так все выходные, – вздохнула я. – Будет только хуже. Давайте еще раз попробуем позвать ее к телефону. Уверена, ей станет легче, если она поймет, что я не монстр.

Пэт усмехнулась.

– Джилл говорила, что вы отлично ладите со старшими детьми, – сказала она, вспомнив нашу общую знакомую из социальной службы.

– Мило с ее стороны. У вас стационарный телефон или беспроводная трубка?

– Беспроводной.

– Отлично. Тогда возьмите трубку с собой, постучите в дверь спальни, войдите и еще раз скажите, что я хочу поговорить с ней. Но теперь оставьте трубку на ее постели, лицом вверх, чтобы она могла меня слышать. И выйдите из спальни. Может быть, мне придется говорить в пустоту, но я к этому привыкла.

Пэт снова нервно усмехнулась.

– Держу за вас кулачки, – сказала она.

Я снова услышала, как Пэт поднимается по лестнице. Раздался осторожный стук и легкий скрип открывающейся двери. Когда Пэт заговорила, голос у нее слегка дрожал:

– Кэти все еще у телефона, и она хочет поговорить с тобой.

Я услышала шуршание – по-видимому, Пэт положила трубку на кровать Люси. Дверь захлопнулась. Я осталась наедине с Люси. Теперь я могла поговорить с ней, попытаться достучаться до нее и как-то ее успокоить. Возможно, это был мой единственный шанс.

Я сделала глубокий вдох и мягко произнесла:

– Здравствуй, дорогая. Это Кэти. Ты слышишь меня, котенок?

Я немного помолчала. Хотя на ответ я и не рассчитывала, но все же хотела дать девочке шанс. Я представляла, как трубка лежит на кровати, достаточно близко, чтобы Люси слышала. Я буквально видела, как она смотрит на телефон, откуда доносится мой голос.

– Я знаю, как это тяжело для тебя, – я говорила тихо, но достаточно громко, чтобы она меня слышала. – Я знаю, что ты чувствуешь из-за нового переезда. Ты уже так много переезжала, Люси. Ты отлично со всем справилась. Не думаю, что у меня получилось бы так же хорошо, как у тебя.

Я снова замолчала, ожидая реакции, но не услышала ни вздоха, ни слез. Я подумала, что она могла засунуть телефон под подушку, чтобы не слышать меня. Но она не прервала звонок – короткие гудки не раздавались.

– Хочу немного рассказать тебе о себе и моем доме, – продолжала я. – И тогда он не покажется тебе чужим, когда ты приедешь. Я живу примерно в двадцати минутах езды от твоего теперешнего дома. И ты сможешь ходить в ту же школу, а это хорошо. Тебе не придется снова менять школу. У меня двое детей: Адриану тринадцать, а Поле девять. Они оба ждут тебя и рады, что ты будешь жить у нас. Пола уже придумала для вас кучу игр. Мы живем втроем – я разведена. А с тобой нас станет четверо. Нет, пятеро, включая кошку.

Я снова замолчала, но ничего не услышала.

– Я уже приготовила тебе комнату. Но ты наверняка захочешь что-то поменять по своему вкусу, и это хорошо. Ты сможешь повесить на стенах спальни постеры и картинки, чтобы стало уютнее. Как захочешь. Там есть постель, шкаф и комод для твоей одежды. На полках достаточно места для всяких мелочей, и есть ящик для игрушек. За письменным столом ты сможешь работать в тишине – делать уроки, например. А если захочешь, то уроки можно делать и в гостиной. Если тебе понадобится моя помощь, я обязательно тебе помогу, так же как помогаю Адриану и Поле. У нас есть большой сад и качели. Мы любим сидеть в саду в хорошую погоду. Мы любим играть в игры. Адриан и Пола сейчас играют в гостиной. А ты любишь играть, дорогая?