Текст книги "Ослепление"

ГЛАВА 22

Вернувшись в тот вечер к Мэдди домой, Андреа извлекла из сумочки ожерелье из сапфиров и бриллиантов и вызывающе помахала им перед носом у Брента.

– Тебе, случайно, не знакома эта вещица, дорогой? – издевательски передразнила его она.

– Андреа! – ошеломленно пробормотал он. – Неужели ты…

– Ох, Андреа, – взвизгнула Мэдди, заламывая руки. – Люсиль обожает свое ожерелье! Да она же устроит страшный скандал, когда обнаружит его пропажу!

– И это будет ей достойным воздаянием за то, что она посмела так нагло флиртовать с Брентом! – заявила Андреа. – И к тому же, если все пойдет по плану, она вскоре получит его назад. После того, как Ральфа арестуют с этой штучкой в кармане.

– Тогда изволь объяснить, как тебе удастся приписать эту кражу Маттону, коль скоро миссис Хаффман с точностью до часа сможет назвать время пропажи. Я более чем уверен, что ей хватит ума связать кражу ожерелья с визитом во дворец, а уж туда-то Ральф Маттон вряд ли совал свой нос.

– Я позаботилась об этом, дорогой. Ведь, если быть точной, я сняла ожерелье в ту самую минуту, когда Люсиль усаживалась в экипаж и настоятельно потребовала обнять нас на прощанье – лишь с той целью, чтобы иметь возможность облапить моего мужа. А перед этим я случайно услышала, что они с Харольдом и добрым старым Фредди намерены прошвырнуться по магазинам, потом отправиться обедать, а потом поехать в театр. И когда она заметит, что ожерелья нет у нее на шее, ей придется обшарить пол-Вашингтона в его поисках, и уж наверняка она побывает и в тех местах, куда преспокойно мог заявиться и Ральф.

– И все равно ты не имела права так рисковать, – возмущался Брент.

– Твой друг от Пинкертона сам посоветовал мне поднабрать побольше побрякушек, – пожала она плечами с восхитительной безмятежностью. – И я не могла упустить такую великолепную возможность, да к тому же наказать эту шлюху за то, что она вешалась на тебя весь вечер. Если бы я не отвела душу, сняв у нее ожерелье, боюсь, что все же вцепилась бы ей в физиономию – и ужасно скандализовала бы Джулию, а этого мне хотелось бы меньше всего!

Наконец после ожидания, показавшегося им бесконечным, когда Андреа уже была близка к истерике, они получили долгожданное известие. Ральф прислал его в четверг с каким-то уличным бродяжкой, который уверял, что знать не знает того типа, что дал ему записку.

Послание было кратким и содержательным, но при этом абсолютно непонятным постороннему лицу – на случай, если попадет в чужие руки. Оно гласило:

«Суббота. Ровно двенадцать дня. Центральный рынок, что у парка. Придешь одна. С добром. Не опоздай.

Р».

– Ах, Брент! – всхлипнула Андреа, прочтя записку. – Еще два дня ждать! За что он мучает меня? И Стиви? Я ведь знаю, что ему не терпится сбыть поскорее мальчика с рук, так почему же он тянет время? Неужели он почувствовал, что мы готовим ему ловушку? А что, если он уже сотворил что-нибудь ужасное с несчастным ребенком?

– Ну же, не надо так расстраиваться, милая, – утешал ее Брент, обнимая и нежно прижимая к груди. – Я сомневаюсь, что он мог что-то заподозрить. Наверное, он просто старается быть осторожным, вот и все.

Кен, которого полученное послание обрадовало явно больше, чем Андреа, согласился:

– Я бы скорее предположил, что он выбрал субботний день на рынке для того, чтобы в царящей сутолоке и суматохе не привлечь ничьего внимания, когда будет обмениваться с вами ребенком и деньгами. По крайней мере он может на это надеяться. И, как бы то ни было, давая целых два дня на подготовку, он невольно позволяет нам набрать дополнительные очки. Теперь, зная заранее время и место, мы сможем разместить своих людей так, что Маттон не заметит их присутствия, и спокойно дожидаться, когда он пожалует в нашу ловушку. И тут я не могу не признаться, что меня весьма устраивает выбранный им час: середина дня, когда рынок так и кишит покупателями. Все это нам на руку. Для полного счастья мне не хватает лишь детального портрета этого типа. «Огромная отвратительная скотина» – вряд ли это назовешь профессиональным словесным портретом, Андреа.

– Прошу простить меня, Кен, – с неподдельным презрением фыркнула Андреа, – но у Лилли не было его фотографии, и мне как-то не пришло в голову попросить у него портрет на память, разве что на случай сообщить о нем в полицию. И хотя я понимаю, что вокруг рынка в субботний день могут слоняться десятки грязных патлатых толстопузых мерзких ублюдков – но многие ли из них будут тащить за собой ребенка? По-моему, этого достаточно, чтобы отличить его в целой толпе таких же выродков, как он.

– Да, конечно, но нам, возможно, придется подождать, пока он не вступит в контакт с вами, прежде чем мы уверимся, что это именно он. И к тому же он уже должен иметь при себе деньги и вещи из выкупа, когда будет арестован. Что, к сожалению, означает, что и вы, и мальчик будете подвергаться опасности до того момента, как к вам подоспеет помощь. Вам жизненно необходимо постараться сыграть свою роль без ошибок, дабы он не заподозрил нашего присутствия.

Неожиданно Андреа, в сотый раз перечитавшую записку, пронзила новая ужасная догадка. Руки у нее задрожали, а краска сбежала с лица.

– Я только сейчас обратила внимание на то, что он ни слова не упоминает о Стиви. Что, если он не собирается привести его на рынок? Что, если…

– Если бы да кабы, во рту выросли грибы, – грубовато прервала ее Мэдди. Ну что ты начинаешь напрасно себя мучить? Кто знает, что могло прийти в голову твоему полоумному Ральфу? Нам остается лишь сидеть и ждать у моря погоды, но при этом не зевать, когда ситуация начнет меняться.

Кен и Брент лишь молча переглянулись, тогда как Андреа утомленно кивнула, соглашаясь с доводами старшей подруги.

– Это все оттого, что я ужасно беспокоюсь и скучаю по Стиви. До субботы еще так долго ждать, а ведь даже тогда неизвестно, как повернутся дела. А я так хочу вернуть его. Он мне нужен. И я ему нужна.

Андреа очнулась в субботу с первыми лучами солнца – и сон тут же бежал от нее, она не в силах была даже просто оставаться в кровати. Какое-то время она вздыхала, ворочалась, без конца поправляла простыни – так что в конце концов разбудила Брента своими нервическими действиями. Тогда она вскочила, накинула халат и принялась бесшумно, босиком мерить шагами спальню. Брент с беспомощным отчаянием следил за ее беспокойными метаниями. Оставив надежду на то, что снова сможет заснуть, он откинул простыню и простер к жене руки.

– Пойди ко мне, милая, – сказал он. – Вернись ненадолго в кровать и позволь мне обнять тебя. Клянусь, у тебя такой же испуганный вид, как у миссионера, которого сегодня на обед изжарят каннибалы! Если так пойдет дальше, то к полудню ты совершенно изведешься!

– Я ничего не могу с этим поделать, – простонала она, глядя на него, как затравленный зверь. – У меня до предела натянуты нервы. Я вся, словно струна, которая вот-вот лопнет.

Поскольку она не пожелала подойти к нему сама, Брент встал с кровати и двинулся в ее сторону, совершенно не стесняясь наготы. Не говоря ни слова, он подхватил ее на руки и быстро отнес в кровать. Уложив ее в постель, он нежно удержал ее, не давая снова ускользнуть. Его золотистые глаза завораживающе смотрели на нее.

– Ну когда ты привыкнешь к тому, что я всегда рядом с тобою, что я готов разделить с тобой твою ношу? Тебе отныне нет нужды сражаться в одиночку, дорогая. Если уж на то пошло, я не остановлюсь ни перед чем, я готов душить голыми руками драконов, чтобы только помочь тебе. А вот теперь, именно в эту минуту, я смогу облегчить твое состояние, сняв напряжение в твоем теле.

– Спасибо за заботу, Брент, но мне не кажется, что сейчас от массажа будет какой-то толк.

– Я полагаю, это зависит от того, какую часть тела я намерен массировать, – заметил он, приподняв бровь и глядя на нее с дьявольским блеском в глазах. – Не так ли, моя милая?

Говоря это, он проворно распустил тесемки у нее на вороте и раздвинул полы халата, так что его взору открылось ее прелестное тело.

– Никогда не устану восхищаться тем, как чудесно ты сложена, – прошептал он. – Всякий раз, как вижу тебя, не могу не подумать об этом.

И он склонился над нею. Ее губы раздвинулись в ожидании поцелуя, но оказалось, что не их он избрал для своей первой ласки. Она досталась груди. Его дыхание увлажнила ее розовую вершину, и вот его губы заставили сосок затвердеть и подняться, целиком погрузившись в рот. Его зубы принялись тихонько теребить эту чувствительную зону.

Сладостный стон слетел с ее уст, ее мысли волей-неволей полностью сфокусировались на Бренте и его любовных играх, все остальное позабылось. И, словно подчиняясь его безмолвному призыву, ее тело выгнулось навстречу, ее сердце забилось теми быстрыми, неровными толчками, которые знаменовали разбуженное желание. По ее телу разливались волны тепла, накатываясь одна на другую в бесконечном каскаде возбуждения. Ее пальцы запутались в его темных кудрях, когда она плотнее прижала к себе его голову, стараясь поощрить на все новые ласки.

– Да! – прошептала она. – О да!

Трепет пробежал по ее телу вслед за его ловкими пальцами, которые, казалось, ласкали ее повсюду: вот они пробегают по бокам тела, по груди, по талии, по бедрам. Ласкают и дразнят. Снова пробегают по бедрам, по их внутренней стороне, все ближе и ближе к самому интимному месту, средоточию ее желаний. Всхлипнув, она словно вся открылась для его ласк, стараясь прижать его к себе ближе, как можно ближе.

И, хотя она ожидала этого, первое прикосновение к лону пронзило ее вспышкой наслаждения, словно удар молнии, она потеряла над собой власть. Несколько непередаваемых мгновений она вся извивалась под ним, бесстыдно и жадно подставляя себя для его возбуждающих ласк, желая, чтобы они никогда не кончались, даже если, как ей казалось, ее сердце не выдержит и лопнет от переполнявшей страсти.

Доведенная им таким образом чуть ли не до вершины блаженства, она не смогла удержаться от вскрика разочарования, когда он вдруг подался назад, бессовестно лишая разрядки ее любовный экстаз. Невольно она вцепилась в нею обеими руками, стараясь заставить довести дело до конца.

Лукаво усмехнувшись, он взял ее за запястья и освободился от ее объятий, одновременно заставляя ее лечь на живот.

– Прости, любовь моя, но я люблю, когда лепешки смазаны маслом с обеих сторон.

Откинув с лица прядь светлых волос, она изогнулась, стараясь поймать его взгляд.

– Я никакая не лепешка, зато ты – бессердечный вероломный гад, Брент Синклер! Как ты только посмел так поступить со мной? Поверни меня обратно и…

– Оставить в покое?.. – закончил он с лукавым смехом. Нажав ей на плечи, он заставил ее распластаться на кровати, улегся сверху и хрипло шепнул на ухо: – Не бойся ничего, моя сладкая. Просто я еще не собирался кончать. Все самое лучшее впереди.

И ее снова пронзило, словно стрела, возбуждение, оно захватило самую суть ее естества. Сладостный трепет все возрастал, ведь Брент принялся покрывать ее спину быстрыми, как укусы, поцелуями, он ласкал губами и языком ее шею и затылок. Опутанная паутиной его чар, совершенно обезволенная, Андреа лишь слабо удивилась, почувствовав, что Брент еще раз поменял тактику. Он принялся нежно, но решительно разминать ее мышцы шеи и плеч, постепенно спускаясь вниз по спине.

Несмотря ни на что, она не в силах была подавить благодарный стон, ибо ощущения были восхитительны. Не обращая внимания на его ехидное хихиканье, она распласталась на кровати, позволяя проделывать с нею все, что будет угодно. Она не имела ни малейшего представления о том, что последует дальше, но, если это будет хотя бы вполовину так же приятно, готова была перенести все.

И вот уже казалось, что она расслаблена настолько, что не в силах пошевелить и пальцем – даже если от этого зависела бы ее жизнь. Но тут он ухитрился так возбудить ее, что она наверняка свалилась бы с кровати, не удержи он ее на месте. Ибо он безо всякого предупреждения скользнул рукой вверх по раздвинутым бедрам, решительно проникнув в лоно, так что ее снова подхватило и понесло по бесконечной многоцветной спирали.

Она тихонько вскрикнула:

– Ты просто дьявол-искуситель! Прекрати эти бесчеловечные издевательства, или я сойду с ума.

– Но именно этого я и добиваюсь, любовь моя, – промурлыкал он, не прекращая своих ласк. – Я хочу, чтобы ты сгорела от желания. Чтобы ты хотела меня до безумия.

Говоря все это, он заставил ее подняться на четвереньки, раздвинув ее колени так, чтобы поместиться между ними самому. Теперь одна рука ласкала грудь, теребя ее, играя с нежным соском. Другая рука скользнула вниз по животу, ладонь легла на завитки волос на лобке, а пальцы проникли глубже, внутрь, и продолжали свои чувственные ласки Вот один из них проник еще глубже – чтобы убедиться, что ее лоно разгорелось и увлажнилось от желания.

– Брент, пожалуйста! – то ли прорыдала, то ли прошептала она. – Я так хочу тебя сейчас! Кажется, я просто умру сию минуту без тебя.

Она попыталась извернуться, чтобы взглянуть на него, но он не дал ей поменять позы. Он просто вошел в нее, находясь сзади. Неистово. До самого конца.

Ворвался в ее жаждавшее любви естество так стремительно, что было ясно: он сам пылал от страсти.

– Святые небеса! – простонал он сквозь стиснутые зубы. – Какая ты теплая и нежная! Ты словно тончайший атлас!

Моментально оправившись от неожиданности предложенной им позы, Андреа смогла насладиться ощущением того, как он заполнил ее всю. О, как это было сладостно – чувствовать его в себе – трепещущего, будоражащего ее матку с каждым сильным требовательным толчком. Все внутри нее напряглось, все чувства обострились вдесятеро, улавливая малейшие подробности его ритмичных движений.

Повинуясь древнему, как мир, инстинкту, она подалась назад, начиная вторить его движениям. Стараясь, чтобы он вошел в нее еще глубже. Стараясь подладиться под его ритм. Пытаясь заставить его отвечать на ее собственные движения.

Все закружилось у них перед глазами, когда они достигли высшей точки наслаждения. Ослепнув и оглохнув, они вознеслись, казалось, в самые небеса. И там, в золотистом сиянии, слились в экстазе их души. На крыльях любви они понеслись обратно на землю, где навсегда в унисон бились их сердца.

Чувствуя себя абсолютно спокойно в сильном кольце объятий Брента, Андреа впала в глухое, но мало облегчившее ее забытье. Брент, хотя и лежал все это время подле, не выпуская ее из объятий, не смог сомкнуть глаз ни на минуту. Он, похоже, впал в то состояние, из которого так удачно вывел Андреа, без конца вновь и вновь прокручивая в голове их планы, стараясь предусмотреть все возможные ошибки и неточности, которые могут обойтись им так дорого.

Когда же он наконец позволил себе разбудить ее, времени на то, чтобы умыться, одеться и попытаться проглотить хотя бы чашку кофе, осталось в обрез. Андреа совершенно не волновало, что не оставалось времени на завтрак, поскольку в таком взвинченном состоянии она все равно не смогла бы съесть ни крошки. Не успев толком прийти в себя, она обнаружила, что они с Брентом уже сидят в экипаже.

За два квартала до рынка они оставили карету и проделали остаток пути целиком. Поскольку Андреа было приказано явиться одной, Брент осторожно следовал на несколько шагов позади, не спуская с нее глаз, но в то время стараясь не подать виду, что имеет к ней какое-то отношение.

Подойдя к главному входу на рынок, Андреа задержалась, чтобы осмотреться. С той стороны, с которой она подошла, добрая половина квартала служила как бы продолжением территории рынка. Она была буквально запружена многочисленными фургонами и повозками, превращенными в импровизированные прилавки, на которых торговцы разложили свои товары.

Хотя в Вашингтоне было полно всяческих магазинов и лавок, исправно снабжавших его жителей продуктами сельского хозяйства на протяжении рабочей недели, существовал обычай, по которому окрестные фермеры привозили по субботам свежие фрукты и овощи на продажу. Популярный среди городского населения, рынок привлекал к себе по субботам многочисленную толпу зевак, искавших скорее развлечений, а не покупок. Лотошники на все голоса расхваливали свой товар. Покупатели, хмуря брови и стараясь выглядеть как можно независимее, придирчиво перебирали разложенные перед ними дары сезона.

По другую руку от Андреа находился новый, только что открывшийся магазин, в котором торговали свежескошенным, упакованным в тюки сеном. На другой стороне улицы раскинулся парк, или место гуляния горожан, на территории которого находилось множество скверов и музеев, Смитсоновский институт, Арсенал, Ботанический сад, Департамент сельского хозяйства и возвышавшийся над городом памятник Вашингтону. На территории же парка, как раз напротив рынка, расположился конный аукцион, в этот базарный день, похоже, привлекший больше обычного покупателей и зевак.

И вот где-то здесь, посреди всего этого хаоса, Андреа ожидали некий отъявленный негодяй и маленький мальчик. Хотя с первого взгляда она, конечно, не смогла обнаружить ни Ральфа, ни Стиви, но почувствовала некоторое облегчение, заметив в толпе на противоположной стороне улицы Кена, беседовавшего с другим джентльменом. Он едва заметно кивнул ей.

Брент позади нее приостановился и приподнял шляпу в приветствии.

– Ты видишь его? – вполголоса спросил он.

– Нет пока, – отвечала Андреа с натянутой улыбкой. Как ты думаешь, мне стоит пройтись туда-сюда, чтобы попытаться разыскать его?

– Конечно нет, – отвечал он, тоже стараясь мило улыбаться. – Просто стой на месте и жди, пока Ральф сам подойдет к тебе. Тогда мы наверняка не упустим тебя из виду, а ты наведешь нас на него. Ты не забыла сигнал, о котором мы условились, правда?

– Да, я должна раскрыть и поднять над головой зонтик, как только замечу его.

– Точно. Я постараюсь быть как можно ближе, но все равно будь осторожна, Андреа. И покрепче держи тот жирный кусок, который ты приготовила для Ральфа. Это место – просто рай для карманников!

И он удалился, отчего Андреа сразу почувствовала себя беспомощной и одинокой, хотя он отошел всего на несколько шагов, делая вид, что разглядывает лоток с клубникой.

Андреа тут же начала гадать, что будет, если Ральф вообще не придет. В следующие три минуты она не менее трех раз вздрагивала, думая, что видит его, но вовремя понимая, что перед нею незнакомцы. Нигде не было ни малейшего признака лохматого оборванца, которого она собиралась выдать сыщикам. Внезапно волосы у нее на затылке встали дыбом от явного ощущения, что за нею наблюдают.

– Конечно, за мною наблюдают, глупая гусыня, – одернула она сама себя. Стоило вспомнить хотя бы Брента, и Кена, и полдюжины агентов от Пинкертона, наверняка глядевших на нее в эту минуту. И все же новое чувство было совершенно другим – как-то сильнее, что ли.

Обернувшись, она вперила взгляд в толпу, суетившуюся на рынке. Там! В десятке ярдов от нее, укрывшись в темном уголке между двумя прилавками, опираясь на повозку, стоял Ральф, прожигавший ее взглядом. А рядом с ним она заметила маленького мальчика, усаженного на край повозки, и у нее вырвался радостный возглас. Тощий, грязный, со спутанными волосенками, и все равно прелестный, милый ребенок.

Охваченная счастьем оттого, что снова видит его после столь долгой разлуки, Андреа напрочь позабыла о сигнале, который ожидали сыщики. Она лишь рванулась к мальчику, не Чуя под собою ног, простирая к нему дрожащие руки.

– Стиви!

Малыш тоже наконец-то заметил ее, и его мордашка расплылась от счастливой улыбки.

– Анда! Анда! – залопотал он, размахивая ручонками от восторга.

К ужасу Андреа, неимоверный энтузиазм Стиви послужил причиной падения с ненадежного насеста на краю повозки. Она лишь успела заметить, как Ральф стремительно ухватил малыша за помочи штанишек, и тут же оба они исчезли из виду, отделенные от Андреа сновавшей взад-вперед публикой.

Испугавшись, что Стиви мог сильно расшибиться, и сгорая от желания помочь ему, Андреа в отчаянии стала протискиваться в их сторону. Она была еще слишком далеко от них, когда снова увидала Ральфа, лицо которого было искривлено от гнева.

Он яростно ругался, наклонившись к земле – к Стиви, она не сомневалась, хотя мальчика ей видно не было.

Медвежьи глазки Ральфа обратились к Андреа, и он тут же заметил что-то у нее за спиной. Его злобная гримаса превратилась в звериный оскал:

– Ах ты сука! – проревел он. – Ну, теперь тебе ни в жисть его не видать!

Андреа заметила лишь промельк тонких светлых волос, когда Ральф схватил Стиви в охапку и бросился наутек в противоположную сторону, используя Стиви вместо щита, чтобы расчистить себе дорогу.

– Нет! Постой! – кричала Андреа, устремившись за ним.

Позади себя она услышала, как Брент выкрикивает ее имя. Мгновением позже он уже был возле нее, поддерживал под руку и прикрывал своим телом от столкновений с углами бесчисленных прилавков, преграждавших им путь.

Бежавший впереди Ральф врезался в целую кучу помидоров, опрокинув прилавок прямо им под ноги. Проклятия несчастного хозяина помидоров слились с криками тревоги и проклятиями, поскольку преследователи в прямом смысле этого слова потеряли под собою почву, скользя на раздавленных спелых овощах, превратившихся в вязкую кроваво-красную массу. Андреа шлепнулась с глухим чавкающим звуком, увлекая за собой Брента.

Они еще не успели подняться на ноги, разбрызгивая сочную мякоть, как подоспел Кен и двое из его агентов с револьверами наготове. Посреди всей этой алой каши лицо Андреа казалось бледным, как у мертвеца. Вцепившись в Брента, она рыдала:

– Ах, Боже милостивый! Не давайте им стрелять! Они же могут попасть в Стиви!

Брент обнимал ее, стараясь привести в чувство и успокоить.

– Они не будут стрелять, пока не смогут точно попасть в Ральфа, – уверял он, хотя, по правде говоря, в глубине души здорово сомневался в профессиональной компетентности сыщиков, которыми командовал Кен.

Когда Брент услыхал, как Андреа окликает Стиви по имени, он тотчас же понял, что она забыла подать условный сигнал, и постарался привлечь внимание Кена и остальных, взмахнув шляпой. Его маневр заметили, и один из агентов Пинкертона, самый молодой и горячий, немедленно сорвался с места и поспешил прямиком к Андреа. Ральф должен был бы оказаться последним имбецилом, чтобы не заметить шустрого малого, явно направлявшегося к нему. И вот, из-за неосторожности одного из участников операции, вся подготовленная с таким тщанием ловушка рассыпалась в считанные секунды.

Стараясь поспевать за Брентом, побежавшим вперед, Андреа едва различала окружавшие ее предметы сквозь пелену слез. Рынок пришел в полный беспорядок, так как Ральф опрокинул почти все, что попадалось на его пути. Прилавки и лотки валялись на земле, их содержимое, раздавленное, размешанное покрывало все вокруг какой-то немыслимой кашей. Яйца, пучки зелени, горох, фасоль – катились во все стороны. В довершение всеобщей суматохи развалились клетки с курами Дико хлопая крыльями, вздымая облака перьев, с писком и кудахтаньем получившие свободу пленники метались среди ошеломленной публики.

Все вперед и вперед бежали они, стараясь огибать людей, повозки и рассыпанные товары, и вот уже колени у Андреа начали подгибаться, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди. И, когда Брент вдруг остановился, она повисла у него на плечах, уткнувшись ему в спину, чуть не упав от изнеможения.

– Мы его упустили, – мрачно прохрипел он, подтверждая самые худшие ее опасения. – Тысяча чертей, провались оно все в тартарары! Мы его упустили!