Текст книги "Ключ"

– Когда что, Эми?

Она зажмурилась и начала тереть виски.

– Когда я убила ее.

Доктор выронил ручку, та упала на пол. Поднимая ее, он радовался, что появилось несколько секунд, чтобы обдумать следующий вопрос.

– Вы убили собственную мать?

Она кивнула.

– В тот момент она была беременна уже девять месяцев. Малыш, мой маленький брат… Он тоже умер.

Ее формальный тон насторожил доктора.

– Как вы… То есть могли бы вы рассказать мне, что случилось?

– Не особо, нет. Я помню только то, что было потом. Мы сидим в гостиной, отец плачет и на меня не смотрит. У меня перевязана рука, на лбу ссадина. В доме много незнакомых людей, и все сосредоточенно пьют чай, как будто он поможет решить все проблемы.

Доктор Лэмборн посмотрел на пустые чашки и блюдца на столике.

– Вы можете продолжать?

– Жить или историю рассказывать?

– Историю, Эми.

Она задрала голову и стала смотреть на потолок. Доктор решил, что так она старается сдержать слезы.

– Я помню, что увидела собаку на противоположной стороне улицы. Она была очень похожа на Джесс, а я не видела ее почти год. В глубине души я знала, что это не может быть она, но я все равно выбежала на дорогу. Помню только чей-то крик, сигнал машины, и тело мамы, распластанное на капоте.

Доктор Лэмборн посмотрел в блокнот. Его настолько захватила эта история, что он не записал ни слова.

– Похоже на трагическую случайность. Почему вы считаете, что это произошло по вашей вине?

– Она умерла, пытаясь спасти меня. Если бы я не выбежала на дорогу, она была бы жива, а я не сидела бы здесь в заточении и отец не ненавидел бы меня.

– Он не испытывает к вам ненависти, Эми. Вы сами сказали, что он вас простил.

– Да, на словах. Но в глазах – другое.

Доктор замолчал. Ему придется задать этот вопрос. Сколько ни выбирай подходящий момент – он никогда не настанет.

– Почему вы отнесли малышку в озеро, Эми?

Она метнула в него острый взгляд, но на лице отразилось смущение.

– Какое озеро? Какую малышку?

Эми вскочила со стула, опрокинув его, и пулей вылетела из кабинета. С наряженной к Рождеству елки упала игрушка и разбилась о плитку.

Доктор еще долго смотрел на дверь. Затем взял щетку, совок и собрал остатки битого стекла. Вернувшись за стол, отпер верхний ящик и снова задумался над письмом Питера Салливана. Через некоторое время он сделал запись в блокноте, перечитал и вспомнил слова Эми в самом начале разговора. Возможно, она и права. Может быть, он действительно считает себя Богом.

16

Эллен всматривалась в обрывок бумаги, который ей передала сестра Аткинс.

– Что это?

– Приказ доктора, вот что.

Эллен перевела взгляд на палатную сестру. Та снова переборщила с помадой – досталось и передним зубам.

– Эми предстоит электрошок? – в ужасе спросила она.

– Так написано, как видите.

Эллен вспомнила запись в документах Герти о том, что именно тогда она сломала ногу.

– Это безопасно? Я слышала ужасные…

Договорить она не успела – вмешался доктор Лэмборн:

– Вижу, вы снова подвергаете сомнению назначения врача, стажерка Кросби? Я вообще не понимаю, зачем вы тратите время на это ваше училище! Вы же и так все знаете лучше всех. Может, меня бы чему научили. В конце концов, я всего-навсего скромный обладатель диплома по психиатрии.

Сестра Аткинс с трудом сдерживала улыбку, наслаждаясь неловкостью Эллен.

– Извините, доктор, просто…

– И еще один ваш талант – извиняться. Вы в этом явно поднаторели.

Он так близко подошел к ней, что она чувствовала запах его зубной пасты. Сестра Аткинс сжалилась и решила вмешаться:

– Стажерка Кросби, проследите, пожалуйста, чтобы Эми ничего сегодня утром не ела.

– Вообще, вы можете сами доставить сегодня Эллен в кабинет ЭШТ, – вдруг осенило доктора Лэмборна. – Может быть, чему и научитесь заодно.

– Я? О, нет, не уверена, что я… – Доктор Лэмборн удивленно поднял брови, и Эллен запнулась на полуслове. – То есть да, конечно, доктор.

Эллен нашла Эми на ее любимом месте у окна в комнате отдыха. Луч редкого декабрьского солнца падал на ковер, подсвечивая танцующие пылинки.

– Эми, пойдем, пора.

– Я никуда не пойду, – произнесла она, не поднимая головы.

– Мы уже это обсуждали. Доктор Лэмборн назначил вам лечение.

– Разве обжарка мозга – это лечение? – набросилась она на Эллен, сверля ее взглядом.

– Это не обжарка мозга, и, в любом случае, назначения доктора не обсуждаются. Согласие пациентов на принудительное лечение мы спрашивать не обязаны.

К ним подошла Белинда с благим намерением успокоить Эми.

– Не бойся, все не так страшно. Мне сто раз это делали – и смотри, я в полном порядке.

Она растрепала себе волосы, скосила глаза и высунула язык набок.

– Фидиш, – зашепелявила она. – Я сдорофа! – и, истерически хохоча, выбежала из комнаты.

Когда Эллен ввезла Эми в кабинет для ЭШТ, их уже ждал доктор Лэмборн.

– Доброе утро, – поздоровался он с Эми, застегивая полы накрахмаленного белого палата. – Подтвердите соответствие этим пунктам, сестра, – передал он Эллен процедурный бланк.

– Пациентка не завтракала, – начала читать Эллен. – Как видите, очков на ней нет. Протезов тоже нет. – Она вернула ему бланк.

– Спасибо.

Он повернулся к Эми и начал ощупывать левую руку, проверяя состояние вен. Анестезиолог кивнул ему и установил трубку для введения наркоза и мышечных релаксантов. Эми лежала спокойно, с замершим рассредоточенным взглядом. В ней не осталось ни капли былого сопротивления.

Анестезиолог в съехавших на кончик носа круглых очках с зачесанными назад длинными жидкими седыми волосами был похож на сумасшедшего профессора.

– Эми, считайте от десяти до одного, пожалуйста.

Эми облизала губы и вздохнула.

– Десять, девять, восемь, семь, ше… – Она закрыла глаза и затихла.

– Стажерка Кросби, нанесите проводящий гель на битемпоральные области.

Эллен удивленно подняла брови.

– Гель на виски! – вздыхая, закатил глаза доктор Лэмборн.

Дрожащими руками она стала намазывать гелем виски Эми и почувствовала подступающие слезы. Маленький кабинет с темными коричневыми стенами вызывал у нее приступ клаустрофобии, а от странного запаха какого-то тошнотворного газа, осевшего в глотке, накатывала дурнота. Дверь открылась, и в без того переполненную комнату зашли еще две сестры.

Анестезиолог кивнул доктору Лэмборну. Тот сосредоточился на деревянной коробке, стоявшей на тележке рядом с Эми. В ней был целый ряд выключателей и ручек, которыми он крутил и вертел до тех пор, пока не остался доволен результатом. Вставив Эми в рот резиновый кляп, он разместил два электрода на смазанные гелем височные области. Эллен зажала рот рукой, с ужасом ожидая момента, когда доктор щелкнет выключателем и пустит ток. Тело Эми забилось в конвульсиях так, что две сестры не могли ее удержать. Конечности содрогались настолько сильно, что она чуть не взлетела. Когда она замерла, анестезиолог вытащил кляп и на несколько мгновений надел на нее кислородную маску.

Доктор Лэмборн улыбнулся Эллен.

– Ну вот, все оказалось не так страшно.

– Для меня нет, а вот для нее? – кивнула она на Эми.

Ее тело было совершенно расслаблено, а подбородок покрыт слюной.

– Она очнется через пятнадцать минут или около того, и, скорее всего, у нее будет острая головная боль. Это побочный эффект. К сожалению, неизбежный. Но он краткосрочный.

– А каковы долгосрочные эффекты?

Он насторожился и стал говорить начальствующим тоном:

– Эми с трудом вспоминает события, которые важны для ее выздоровления. Действительно, после электрошоковой терапии ее память может стать спутанной. Но в некоторых случаях она, наоборот, улучшается, поскольку шок помогает избавиться от амнезии, характерной для тяжелой депрессии.

Эллен заметила, что у доктора нервно подрагивает нижнее веко и он, словно защищаясь, прижимает к груди папку Эми. Это совершенно не вязалось с образом человека, который верит в то, что говорит. Она решила использовать этот шанс.

– Значит, это все лотерея?

Было видно, что доктор тщательно выбирает слова:

– С вами всегда так сложно или бывают выходные дни?

– Не думаю, что это плохо – подвергать сомнению методы, которые напоминают варварские, да еще не гарантируют результат.

Он громко и резко выдохнул носом, изобразив нечто похожее на ироничное фырканье. Но было слишком очевидно, что ему не до смеха.

– Сосредоточьтесь лучше на клизмах да на обтирании пациентов, а важные решения оставьте врачам.

И, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Анестезиолог еле заметно улыбнулся Эллен, пожал плечами и принялся убирать пыточные инструменты.

Эллен вдруг захотелось найти Дуги. Ей очень нужно было увидеть лицо друга, услышать слова поддержки и заверение, что все будет хорошо. Она быстро пошла по вылизанному коридору на мужскую половину больницы, надеясь, что он на дежурстве. Ей и свой-то график дежурств тяжело было запомнить, не говоря о чужом. Она постучалась в запертую дверь палаты и попыталась что-то увидеть через квадратное окошечко армированного стекла. Увидев, что к двери направляется толстый палатный медбрат, бренча ключами на подвесном брелке, чуть не застонала от досады. Он нашел нужный ключ и отпер дверь.

– Да?

– Брат Лионс на дежурстве?

– А кто спрашивает?

Она была не в настроении для шуток.

– Я.

– Он в комнате отдыха, – улыбнулся он, впуская ее.

– Спасибо.

Ей предстояло пройти всю палату. Комната отдыха была в самом конце. Не нужно было оглядываться – она и так знала, что он похотливо рассматривает ее зад, а пациенты не сводят глаз, словно она – какой-то необычный экспонат из паноптикума викторианской эпохи.

Дуги сидел спиной к двери, склонившись над маленьким квадратным столиком и обхватив руками голову. Напротив него, развалившись и скрестив руки на груди, сидел юноша и довольно улыбался.

– Шах и мат! – объявил он.

– Черт возьми, ты снова выиграл! – сокрушенно качал головой Дуги.

Юноша расплылся в улыбке, и на щеках у него появились ямочки. У него были черные как смоль волосы, сбритые с одной стороны. Они уже начали отрастать, но Эллен заметила под ними шрам.

– Привет, Дуги! – поздоровалась она, не забыв улыбнуться его партнеру по шахматам.

– Боже мой, Эллен, а ты что здесь делаешь? Это Эдвард, – кивнул он на юношу, – и он только что снова обыграл меня. Все, Эд, давай, тебе пора, – начал он собирать шахматные фигурки.

Эдвард взял черного короля, поцеловал его и подбросил в воздух. Дуги выставил руку и поймал.

– Завтра в это же время?

– Посмотрю свой ежедневник, – задумчиво почесал подбородок он и медленно поднялся, взявшись за стол для поддержки. Дуги хотел встать, но Эд отмахнулся. – Я сам, спасибо.

Он неуверенно зашаркал к двери, делая маленькие шажки и расставив руки, чтобы при необходимости успеть схватиться за любую опору. У двери он вцепился в раму так, как держатся за спасательный круг.

– Я же говорил! – улыбнулся он им, хотя лицо его было красным от напряжения.

Когда Эдвард вышел, Эллен села на его стул.

– Ты так добр, Дуги, что все время ему поддаешься. Думаю, это хорошо сказывается на его самооценке.

– Поддаюсь? Вот бы он мне хотя бы раз поддался! Я еще ни разу не смог его обыграть.

– Ого, а я-то подумала…

– Да, понимаю. Теперь ты решишь, что я так плох в шахматах, что даже слабоумного не могу обыграть.

– А что с ним здесь делают? Я заметила у него шрам на голове, и ему очевидно трудно ходить.

– У него травма головы, он упал с велосипеда. Здесь уже несколько месяцев.

– Но разве ему место в психиатрической больнице?

– Не я придумываю правила, Эллен. У него по-прежнему случаются приступы.

– Бедняга. Он еще совсем молодой.

– Ему уже двадцать один. На прошлой неделе исполнилось. Его мама, дай Бог ей здоровья, приносила торт. Она приходит каждую неделю, всегда приносит грушу.

– Игрушку? – переспросила Эллен.

– Грушу – фрукт, чтобы есть, – рассмеялся Дуги и посмотрел на часы. – Как раз придет сегодня днем.

Эллен взяла белую пешку и стала крутить в руках.

– Я сегодня возила пациентку на электрошок.

Он протянул руку и забрал фигуру.

– И далось тебе это нелегко, – констатировал он.

– Боже, Дуги, это было ужасно. Как вообще можно так мучить людей?

Дуги закрыл крышкой набор шахмат.

– Знаешь, Эллен, за последние пару лет я много раз задавал себе этот вопрос. Но у некоторых пациентов видел значительное улучшение. Вот все, что я могу сказать. Могу только говорить из своего опыта.

– Я спросила доктора Лэмборна, нельзя ли лечить как-то иначе?..

– Нет, только не это! Ты правда задала этот вопрос?

– Не беспокойся, я получила урок. Он уже сказал мне, что я рано зазналась.

Дуги погладил руку Эллен.

– Ничего нет плохого в том, что ты проявила неравнодушие, детка.

Услышав это обращение, распространенное на севере Англии, она улыбнулась. Он использовал местное слово, но из-за американского акцента оно было больше похоже на поддразнивание.

– Ладно, пойду в палату, проверю Эми, – вздохнула она, вставая.

– Та молодая девушка с танцев? Это ее подвергли электрошоку?

– Да, она.

Было трудно понять, какие эмоции испытывает Дуги. Он нахмурился и медленно выдохнул через рот.

– Бедная девушка, – пробормотал он.

В палате все еще стояли запахи обеда: несвежее сало пыталось перебить компот из перезревших яблок. И капуста. Капустой пахло здесь всегда, даже когда ее не было в меню.

Эми лежала на кровати, уставившись в потолок. От постоянного облизывания у нее пересохли губы. С одной стороны кровати на коленях стояла Перл, с другой – Куини. Они обе держали Эми за руки. Эллен была тронута этим проявлением сострадания.

– Ты очень добра, Перл. Как она?

– Ничего еще не говорила. Помогите мне подняться, пожалуйста. Я знала, что не надо мне вставать на колени на твердом полу.

Эллен взяла Перл за руку и с трудом ее подняла.

– Спасибо, сестра.

– Перл, Куини, теперь я сама посижу с Эми. Вы обе большие молодцы, и я уверена, что Эми очень оценила вашу доброту.

Женщины взялись за руки и засеменили в комнату отдыха.

Эллен погладила Эми по лбу.

– Наверное, ты голодна, ведь ты даже не завтракала?

Ответа не последовало. Эллен смотрела на Эми, и у нее зубы сводило от злости. Эми была лишь жалким подобием той живой, боевой девушки, которую привезли всего несколько недель назад. Дух ее был сломлен, а надежда выбраться отсюда таяла с каждым днем.

– Я… я… хочу увидеть отца, – еле выговорила она тихим срывающимся голосом, словно проглотила клуб дыма.

Эллен наклонилась к ее лицу.

– Я поговорю с врачом, оставь это мне. Белинда, иди посиди с Эми! – крикнула она девушке, лежащей напротив.

– Нет, я занята, на…

– Белинда! Быстро сюда!

Эллен постучала в дверь кабинета доктора Лэмборна. У нее вспотели подмышки, а сердце билось так, словно она только что пробежала марафон.

– Войдите, – отстраненно, но довольно приветливо донеслось изнутри. Эллен понимала, что, как только она зайдет, от приветливости останется одно воспоминание.

– Доктор Лэмборн, можно вас на пару слов?

– Боже, только не вы опять! – воскликнул он, потирая виски. – Что опять случилось? Нет, не утруждайте себя, – предостерегающе поднял он руку. – Вы придумали новый революционный метод лечения, который не предполагает электрошока и копания в мозге пациентов, словно они какие-то свиньи на скотобойне. Я прав?

Она стояла, безвольно опустив руки, но как только заговорила, кулаки сжались, и она заставила голос не дрожать.

– Ничего подобного, доктор Лэмборн. Я хотела спросить, можем ли мы организовать приезд отца Эми. Она просит о встрече с ним.

– Значит, она просит о встрече с ним? – нейтральным тоном спросил доктор, но она услышала в нем скрытую угрозу.

– Именно так. – Она судорожно сглотнула.

– А вы, наверное, считаете это в порядке вещей – чтобы пациенты тут командовали?

Желудок Эллен начало сводить от ужаса.

– Я просто подумала…

– В этом и состоит ваша проблема! Вы слишком много думаете.

Он открыл тумбочку, достал оттуда конверт и бросил ей.

– Вот, почитайте.

Ватными пальцами она взяла конверт, который уже один раз попадал ей в руки. Прежде чем сосредоточиться на словах, она пробежала глазами весь текст.

1 декабря 1956 года

Лечащему врачу Эми Салливан.

Настоящим я, Питер Салливан, отец вышеупомянутой пациентки, подтверждаю свое намерение оставить дочь под вашим надзором на неопределенный срок. Это самое трудное и душераздирающее решение, которое я принимал в жизни, но я вынужден оставить ее в клинике для душевнобольных, потому что она больше не в состоянии жить в моем доме. Она представляет угрозу для себя и, что более важно, для моей семьи. Ее поступки доказывают, что она повреждена умом. Оставлять ее дома – риск, который я не готов взять на себя. Я не желаю ее демонизировать, но у меня нет желания видеть ее до тех пор, пока она полностью не поправится – сколько бы времени это ни заняло. Я всегда буду ее любить, но видеть ее такой мне слишком больно. Пожалуйста, отнеситесь к ней хорошо.

С уважением,

Питер Салливан».

Доктор Лэмборн сидел неподвижно, подперев подбородок ладонью и не спуская глаз с Эллен.

Она сложила письмо и положила ему на стол.

– Она знает, что отец к ней больше не приедет?

Он покачал головой.

– Я ей не говорил и не вижу в этом острой необходимости.

– Это станет для нее жестоким ударом.

– Стажерка Кросби, есть вещи, о которых вы не знаете и о которых не должны знать. – Он замолчал, взял ручку и постучал ею по толстой книге. – Вы знакомы с работами Зигмунда Фрейда?

– Нет, не особо… Я, конечно, слышала о нем, но…

– А Карла Юнга?

Она снова покачала головой и уже не отрывала взгляд от ковра. Он откатился на своем стуле и через мгновение оказался рядом с ней, непринужденно обнял ее за плечи, словно они друзья. Ноздри Эллен защипало от острого запаха его лосьона.

– Возвращайтесь в палату, Эллен, – прошептал он. – А Эми оставьте мне.

17

Рождество оставалось ее любимым временем в году. Мама всегда готовила что-то особенное к празднику, и та бурлящая радость, с которой она бежала вниз по лестнице утром и находила висящий над камином носок с подарками, оставалась с ней спустя годы. Носок никогда не бывал особо пухлым – в конце концов, шла война, – но в нем всегда лежал подарок, сделанный своими руками. Лучший подарок, самый дорогой из всех. Это мог быть носовой платок с вышитыми инициалами или плоский камень, который мама нашла на пляже и нарисовала на нем голубую армерию, росшую на утесе рядом с их домом. И ее самый любимый подарок: маленький разноцветный мишка, которого мама связала из остатков шерсти и набила своими старыми чулками.

Она помнила, как сидела на подлокотнике маминого кресла, когда та вязала голубую распашонку для новорожденного брата. Они точно знали, что будет мальчик. Мама проделала какие-то манипуляции с обручальным кольцом на цепочке, подвесив его над животом. Оно моталось из стороны в сторону или крутилось, Эми этого не помнила, но так или иначе, мама была вне себя от радости, получив подтверждение, что носит сына.

Эми выглянула в окно. Солнце было низко, но светило ярко, отражаясь от покрытых снегом полей. Деревья с трудом выдерживали тяжелую снежную массу. Бедный мальчик, ее нерожденный братик, так и не получил возможности поносить эту распашонку. А отец клал ее под подушку и спал так долгие годы.

– Эми, вставайте, идем на прогулку.

Она не слышала, как он вошел. Резкая команда выдернула ее из забытья. Возможно, это к лучшему. Нельзя жить прошлым – все так говорили. Хотя здесь все было по-другому. Чертов доктор вечно требовал от нее разговоров, заставляя переживать болезненные воспоминания.

– На прогулку? – уставилась она на доктора Лэмборна, одетого в пальто и меховую шапку, похожего больше на русского шпиона, чем на врача. Он хлопнул в ладоши, выдавив из кожаных перчаток громкий хлопок.

– Да, собирайтесь! – Он раскрыл перед ней пальто, которое висело у него на руке, приглашая продеть руки в рукава.

Она медленно поднялась, повернулась к нему спиной и юркнула в пальто. Он поправил ей волосы, забившиеся под ворот, и она вздрогнула от этого неожиданного прикосновения.

– У вас немного отрасли волосы.

– Значит, скоро снова обкорнают, – сказала она, застегиваясь и поворачиваясь к нему.

На улице ей захотелось бежать, бежать, не оборачиваясь. Ей хотелось танцевать на девственно белом снегу, стать одним целым с его чистотой. Может, она бы и решилась попробовать, если бы доктор Лэмборн не взял ее под руку, словно они любовники, вышедшие на прогулку в зимнюю сказку. Она остановилась и посмотрела на него. У него раскраснелись щеки, а шапка сползла на лоб и почти покрывала глаза.

– Я у вас в роли подопытного кролика, доктор Лэмборн? Почему-то я не видела, чтобы вы вот так гуляли с Перл или Куини или Белиндой.

– С Белиндой! – фыркнул он. – Упаси Господь! – Он остановился, достал платок и вытер глаза, слезящиеся на холодном ветру. – Вы меня заинтриговали, Эми. Мне кажется, я смогу вам помочь. Вы слышали что-нибудь о Зигмунде Фрейде? – спросил он и двинулся дальше по хрустящему глубокому снегу.

– Да, – настороженно ответила она. – Он что-то про сны говорил, так?

Доктор Лэмборн рассмеялся.

– Он – создатель метода психоанализа. Он предлагал пациентам свободно говорить о своем опыте, особенно детском. Его интересовала психика, а именно ее подсознательная часть, так что да, вы правы насчет снов.

– Поэтому вы все время пытаетесь разговорить меня?

– Мне интересно докопаться до скрытой причины ваших психических проблем, да.

Эми резко остановилась.

– У меня нет проблем с психикой, доктор Лэмборн. Начните с кого-то, у кого они есть, – обвела она рукой здание больницы. – У вас под боком полно сумасшедших, которые гораздо больше заслуживают вашего внимания.

– Большинство из них уже прошли точку невозврата, – Он взял ее за подбородок, чтобы взглянуть в глаза. – У вас еще есть надежда, Эми. Но нам нужно найти ключ к тому, что происходит вот здесь, – сказал он, поставив палец ей на лоб. – Ключ к вашей свободе не на кольце, который висит у сестры на поясе. Он здесь, в вашей собственной голове. Пожалуйста, позвольте мне вам помочь.

Его прикосновение не было грубым. Продолжая держать ее за подбородок, указательным пальцем в перчатке он гладил ее щеку. Возможно, и стоит ему довериться, думала Эми. После электрошока память немного прояснилась, как он и говорил. Но ей совершенно точно не хотелось проходить через эту процедуру еще раз.

– Но без электрошока.

Он отпустил ее подбородок и положил руки ей на плечи.

– Без электрошока. Обещаю.

Она задумчиво смотрела вдаль на здание, которое ей теперь приходится называть домом. Водонапорная башня перетягивала взгляд на себя. Из трещин в водостоках, как шипы, торчали сосульки. Может быть, и не будет никакого вреда в том, чтобы поучаствовать в его эксперименте с психоанализом? В конце концов, терять ей нечего.

– А вы достаточно квалифицированны, чтобы практиковать психоанализ?

– Более или менее.

– Более или менее? – удивленно переспросила Эми.

– Я квалифицированный психиатр. Вам нечего бояться. Психоанализ – это немного другое, но вы в надежных руках.

– Хорошо, доктор, – вздохнула она. – Я согласна стать вашим подопытным кроликом.

Он радостно заулыбался.

– Вы не пожалеете, Эми. Начнем после Рождества.

Возвращались они в дружеском молчании. Замерзшие, с потерявшими чувствительность руками и ногами, они подошли к входу в здание. Каменные ступеньки были покрыты толстым снежным покровом. Внизу, оперевшись на лопаты, стояли несколько человек. Вышел медбрат и начал раздавать поручения:

– Эд, расчисти, пожалуйста, лестницу, начиная с верхней ступеньки. Кидай снег слева направо, чтобы он падал за перила. А вы будете чистить дорогу, – повернулся он к остальным.

Молодой Эд преодолевал лестницу по одной ступеньке, как малыш, который только учится ходить. Наверху он отдышался, схватившись за поручень, и начал счищать снег. Худоба и явная неустойчивость не мешали ему работать с полной отдачей, уже через несколько секунд верхняя ступенька была расчищена, и он спустился на следующую. Доктор Лэмборн и Эми терпеливо ждали внизу.

Когда лестница была полностью очищена, юноша махнул им рукой, чтобы они проходили.

– Спасибо, Эд, – поблагодарил доктор Лэмборн.

Эми отметила его труд улыбкой и кивком. Эд засиял и снял шапку.

– Осторожнее, мисс, не упадите.

Доктор Лэмборн поднялся первым и уже отряхивал ботинки от снега. Эми подошла к перилам, набрала в руки снега и слепила идеальный шарик. Эд работал лопатой спиной к ней и не видел, что в него пулей летит белый снаряд. Он приземлился ему четко в затылок, снег рассыпался и слетел ему прямо под воротник.

От неожиданности он резко выпрямился.

– Ой, ну теперь держись! – оглянулся он в поисках обидчика и заметил Эми, которая улыбалась, растирая руки. – Ты?

Она еле сдержала смешок и, увидев, что он уже согнулся и набрал в руки снега, завизжала и метнулась внутрь, еле успев захлопнуть за собой дверь. В ту же секунду услышала удар снежка по дереву и, прислонившись к ней с внутренней стороны, захохотала. Впервые за многие годы она пережила приступ нечаянной радости. Смех, который таился внутри так долго, вырвался наружу, как шампанское из бутылки, и она уже не в силах была остановить его бурлящий поток.