Текст книги "Корона когтей"

Он немного колеблется, потирая затылок, пожимает плечами и садится на кровать, закинув длинные ноги на покрывало.

– Ты хочешь поговорить? – спрашиваю я. Глупый вопрос, иначе зачем бы он здесь оказался? Но я не знаю, как еще начать разговор.

– Да, – я думаю, он упомянет Люсьена, но вместо этого он говорит:

– Пианет показал мне письмо от Эормана, – я должен был поддержать тебя на заседании совета. Прости меня.

– Конечно. И я сожалею о том, что сказала про Валентина. О том, что ты бесхребетный. Это было… гадко.

Он смеется.

– Я это заслужил.

– Но это неправда. Ты один из самых храбрых людей, которых я знаю. Патрус просто манипулировал тобой.

– Я знаю. Я знал тогда, но… – он пыхтит и проводит рукой по лицу. – До того, как я потерял руку, до того, как меня лишили права наследования, я ходил на заседания королевского совета и Скайна. Я часто наблюдал, как отец запугивает и унижает людей, и думал: «Я буду другим, когда придет моя очередь». Я покажу им, что король может быть сильным, но не жестоким. – Губы Арона кривятся в легкой улыбке. – К сожалению, все вышло не совсем так, как я планировал. – Он придвигает свою руку ближе к моей, пока наши пальцы не соприкасаются. – Я не хочу быть таким, как мой отец, Адерин. Но мне страшно. Страшно, что меня посчитают слабым. Страшно снова стать бесполезным. Поэтому я обдумываю каждое решение, которое принимаю, и это утомительно. Ты, должно быть, заметила.

– Нет, не заметила, – я меняю позу, чтобы оказаться лицом к нему. – Честное слово, Арон, ты всегда кажешься таким уверенным. Таким уверенным в себе, – я пожимаю плечами. – Ну, помимо того раза, когда ты поддался Патрусу. Но никто, наблюдая за тобой, никогда не усомнится, что ты рожден править. А я… – я вздыхаю и беру с прикроватного столика свой камень удачи. – Я новенькая во всем этом. Я все еще нащупываю свой путь.

– У тебя это получается гораздо лучше, чем ты думаешь, Адерин. И ты должна доверять своим инстинктам. Они верные, – Арон берет камень удачи из моих пальцев и рассматривает его. – Я разговаривал с Валентином кое о чем. Просто чтобы рассмотреть альтернативы, понимаешь? И он думает, что ты права. Что мы должны действовать, собирать армию. Он предложил вторгнуться во Фрайанландию…

– Надеюсь, мы сможем найти какой-то промежуточный путь между бездействием и вторжением в страну, – Арон все еще вертит в руках камень удачи, поэтому я добавляю: – И если ты беспокоишься о письме Эормана, то не стоит. Даже если бы можно было расторгнуть наши брачные обеты, я бы никогда не бросила тебя, чтобы выйти за него замуж. Я бы так с тобой не поступила.

– Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты порядочный человек, Адерин, – он улыбается мне. – Но ты еще и, возможно, самый упрямый лебедь, которого я когда-либо встречал, что говорит о многом, если брать во внимание нашу семью. Только пообещай, что не полетишь во Фрайанландию искать Таллис в одиночку. Мы вместе найдем выход. Договорились?

Я улыбаюсь ему в ответ и киваю.

– Договорились.

Арон опускает камень обратно в мою ладонь.

– А теперь ложись спать.

Только когда он ушел, я поняла, что сказала. Я пообещала, что не предам его, присоединившись к Эорману. Но как насчет Люсьена?

Я гашу лампу, гадая, насколько же на самом деле я порядочная.

Арон не единственный, кто беспокоится о том, что я умчусь во Фрайанландию. На следующее утро, расчесывая мне волосы, Летия неожиданно заговаривает о Фрис, когда мы выбираем, какое платье мне надеть на завтрашний бал.

– Вместо того чтобы пускаться в какие-то безумные интриги, тебе следовало бы расспросить Фрис об отце ребенка ее двоюродной сестры, – говорит она. – Вообще-то тебе следует попросить Фрис привезти ее кузину в Цитадель, а потом ты сможешь поговорить с ней сама, – она смотрит на меня в зеркало и прищуривается. – Ты забыла, что я тебе говорила? Об отце ребенка и о том, что он утверждает…

– Нет, нет, я не забыла, – торопливо перебиваю я. – Он не дворянин и не похож на обычных бескрылых. Он совсем другой человек, по крайней мере, так он говорит, – я вздыхаю. – Хотелось бы ему верить. Нам действительно не помешали бы союзники. Еще я спросила у купца из Атратиса. Он сказал, что слышал подобную историю в Фениане, хотя и не верит ей. Но у меня не было времени разузнать что-нибудь еще.

– Тем больше причин поговорить с ней, – Летия морщится, проводя расческой по особенно непослушной пряди.

– Ой!

– Прости, но что, во имя Творца, ты делала со своими волосами? Вчера вечером, когда я одевала тебя к ужину, они не были так спутаны.

Я вспоминаю пальцы Люсьена в моих волосах и опускаю взгляд.

– Ничего. Отправлялась летать, вот и все. Тогда ты спросишь Фрис? Договоришься о времени, когда ее кузина встретится со мной? – моя просьба напоминает мне еще одну вещь, которую я не сделала. – И я обещаю, что начну вести собеседования, чтобы найти клерка, который будет вести мои записи. Прошел месяц, ты должна была мне напомнить.

– В последнее время тебе было о чем подумать. Но сейчас я пойду и поговорю с Фрис, – Летия заканчивает заплетать мне волосы и скручивает их в пучок. Она наклоняется к моему уху. – И можешь передать Люсьену, что если он снова так разлохматит твои волосы, то потом будет целый час их распутывать.

В зеркале я вижу, как мое лицо пылает красным, а Летия подмигивает и смеется. Она выскакивает из комнаты прежде, чем я успеваю придумать, что сказать в ответ.

Позже в тот же день мы с Ароном отправляемся верхом на прогулку. Завтра национальный праздник, и Бал Победы должен стать одним из самых важных событий года. Общественные залы Цитадели переполнены слугами, вносящими последние штрихи в приготовления; я рада, что могу избежать суеты. Арон молчит, откинув голову, чтобы ощутить солнечный свет на лице, пока мы медленно пробираемся по нижним склонам. Но, по крайней мере, он выглядит счастливым. Полагаю, что то, что его расстроило – может быть, ссора с Валентином? – разрешилось. Мы молчим, разглядываем первые весенние почки, а потом, у конюшни, Арон поворачивается ко мне.

– На случай, если я забуду упомянуть об этом завтра, ты не должна думать, что не можешь танцевать с Люсьеном. Из-за меня, я имею в виду.

– Я действительно не думала об этом, – ложь; с тех пор, как мы поцеловались вчера, я мало о чем думала, кроме Люсьена, и почти решила, что будет безопаснее, если мы не будем танцевать вместе на балу. – Но все равно спасибо. Мне бы этого хотелось.

Он соскакивает, передает поводья ожидающему конюху и останавливается, наблюдая, как его лошадь ведут обратно в стойло.

– Нет никаких причин этого не делать. В конце концов, это всего лишь танец, – только когда он ушел, я поняла, что он говорил больше сам с собой, чем со мной. Возможно, он думает о своем собственном выборе партнеров для танцев. О Валентине? Они проводят много времени вместе. Может быть, я просто принимаю желаемое за действительное, но, может быть, мы с Ароном найдем способ быть счастливыми. Даже если не друг с другом.

Разрешение Арона и тот факт, что теперь мы снова разговариваем, означают, что, когда настает мой час одеваться к балу, я жду его с таким же нетерпением, как и неделю назад. Фрис постепенно становится все увереннее в собственном вкусе, и им с Летией требуется какое-то время, чтобы перестать спорить о моем наряде. Но у меня больше свободного времени, чем я думала: достаточно времени, чтобы постоять перед зеркалами в своей гардеробной и полюбоваться собой.

Новое модное платье из Риски. Голубой шелковый наряд до колен, с бриллиантовыми пуговицами на корсете, надетый поверх длинного, с квадратным вырезом, серебристого атласного нижнего платья. Синий цвет точно такого же оттенка, как вспышка яркого цвета на крыле сойки. На мою голову Фрис надевает бриллиантовую диадему, которую Арон подарил мне в честь нашей свадьбы – она принадлежала его матери. Подарок напоминает мне о наших свадебных клятвах, и чувство вины, которое мне пока удавалось прогнать, гремит своими цепями. Но Арон попросил меня надеть диадему. Я хочу угодить ему, насколько это в моих силах.

На Ароне новая туника из серебристого атласа с зелеными полосами, на голове серебряная корона, усыпанная изумрудами. Он кажется довольным, когда я делаю ему комплимент. Ясно, что сегодня вечером мы вдвоем очень тщательно подбирали наряды, но любое мимолетное беспокойство о том, не слишком ли хорошо мы одеты, рассеивается, когда я вижу большой зал. Меня ослепляет огромная витрина с позолоченной серебряной посудой, высокие хрустальные вазы с экзотическими цветами, украшенные драгоценными камнями костюмы моих придворных. Нерушимый мир Соланума со времен Войн Хищников имел свои преимущества.

Если сегодня вечером в наших рядах и прячутся враги, то они, несомненно, устрашены этой демонстрацией богатства и власти. Либо так, либо они больше, чем когда-либо, жаждут заполучить его.

Оркестр на галерке настраивается на первый танец, и мы с Ароном занимаем свои места. Люсьен тоже там, танцует с аристократкой из Ланкорфиса, но когда он улыбается мне, я понимаю, что мне незачем ревновать.

Первая половина бала проходит в сверкании красок и света. Я больше раза танцевала с Ароном, с Одеттой и с Ниссой Свифтинг, она вернулась из замка Сенаида и уже не носит траурный черный. Я танцую вольту с Люсьеном, наслаждаясь каждым взлетом в воздух, каждым мгновением, когда его руки крепко обнимают меня за талию.

И потом церемониймейстер называет следующий танец – квадру, танец для четырех человек. Арон трогает меня за плечо.

– Может, присоединимся к Верону и Валентину?

Тэйн Фенианский и его сын, Грейлинг Рен, направляются в нашу сторону, так что я быстро соглашаюсь.

Я не очень хорошо знаю квадру; первые несколько минут мне приходится концентрироваться на относительно сложной последовательности шагов, прыжков и поворотов. Но по мере того, как я обретаю уверенность, я переключаю внимание на партнеров по танцу. Я обнаруживаю, что Верон танцует так же, как и сражается: двигаясь так энергично, словно музыка всегда кажется ему слишком медленной. И все же, несмотря на всю свою энергию, он, кажется, не получает удовольствия. Его рот плотно сжат, а на лбу вертикальная морщинка, и взгляд устремлен вниз. Я понимаю, что он слушает разговор Арона и Валентина.

– …ты действительно думаешь, что сможешь меня научить? – спрашивает Валентин, когда мы вчетвером подходим к центру нашего квадрата, касаемся друг друга правыми руками и ходим по кругу по часовой стрелке.

– Это потребует времени и терпения и от вас, и от лошади, но да, я уверен, что смогу, – Арон улыбается. – Верховая езда дала мне свободу, которую, как я думал, я потерял. Совершенно иной опыт, нежели полет, но я хотел бы поделиться им с вами. Я спрошу хозяина конюшни, если… – я пропускаю конец фразы, когда мы снова расходимся, и мы с Вероном смотрим друг на друга. Мы сжимаем правые ладони вместе и делаем шаг вперед, слегка поворачиваясь и кружась достаточно близко, чтобы я могла прошептать:

– В чем дело, милорд?

Верон удивленно смотрит на меня.

– Ваше Величество?

– Вы выглядите разочарованным.

Слабый румянец окрашивает его щеки.

– В Селонии мужчины не танцуют вместе.

– Но мы же не в Селонии.

– Я в курсе. Но ведь это правда, не так ли…

Он замолкает, когда танец возвращает нас в строй вместе с Ароном и Валентином. Арон смеется, его глаза сверкают.

– Значит, вы научились строить лодку и технически умеете плавать, но никогда не были на воде?

Валентин тоже смеется, хотя, кажется, смеется над собой.

– Наш отец… – он замолкает, когда мы вчетвером кланяемся друг другу и меняем направление. – Наш отец категорически не одобрял дворян, ведущих себя как бескрылые, что…

Мы снова разделяемся на пары. Верон сжимает мою руку чуть крепче, чем кажется необходимым.

– Это правда, не так ли, – бормочет он, – что ваши законы о браке допускают вещи, которые не разрешены в других странах?

– Наши брачные законы допускают, что люди не любят по правилам и предписаниям. Люди могут свободно вступать в брак с тем, с кем пожелают.

Кроме меня, конечно. Я мельком замечаю Люсьена в другом конце зала и решаю, что не хочу, чтобы этот спор с Вероном испортил мне вечер. В любом случае, квадра заканчивается. Вернувшись на исходные позиции, мы вчетвером отвешиваем друг другу последний поклон. Музыка замирает.

– Пойдемте, лорд Верон. Сегодня я не буду с вами ссориться. Вместо этого позвольте мне познакомить вас с одним соланумским обычаем, который, я полагаю, вам понравится: пирог с пылающим сахаром.

Арон и Валентин, продолжая болтать, уже направились к длинной галерке, где были расставлены закуски. Верон колеблется, глядя им вслед, но лишь на мгновение.

– Конечно, – он улыбается и предлагает мне руку. – Это большая честь для меня.

Когда я просыпаюсь поздно утром, мое горло болит от многочасового громкого разговора. Тем не менее я улыбаюсь, когда вытягиваю руки и ноги, занимая как можно больше места в своей удобной, пахнущей лавандой кровати. Люсьен танцевал со мной предпоследний танец. Он воспользовался случаем, чтобы сказать мне, что слышал, что я ищу нового клерка, и что он хотел бы иметь возможность подать заявку на эту должность, если она еще свободна. Я чувствую, что мы на пороге возвращения к нашим прежним отношениям, к тому короткому, но прекрасному моменту после того, как перестали понимать друг друга и до того, как Зигфрид и Таллис все испортили.

Я все еще думаю о Люсьене – каким красивым он был прошлой ночью, о тепле его взгляда, когда наши глаза встречались, – когда Фрис и Летия входят в мою спальню с завтраком, они рассказывают, что кузина Фрис ждет в моей приемной.

Она немного похожа на Фрис: те же волнистые каштановые волосы, тот же слегка вздернутый нос, хотя она изящна и хороша там, где у моей служанки сильные и резкие черты. Фрис представляет ее.

– Это Аккрис, Ваше Величество. Моя первая кузина, двоюродная с отцовской стороны.

Аккрис встает со стула, и я понимаю, что она на позднем сроке беременности.

– Пожалуйста, сидите на месте. Хотите воды или горячего отвара?

Она качает головой, глядя на Фрис.

– Тебе не нужно беспокоиться, Аккрис. Просто передай Ее Величеству то, что сказала мне. Об отце ребенка.

Аккрис ерзает на стуле, положив одну руку на свой раздутый живот.

– Его зовут Прайден. Я думала, что он родом из Фарна, потому что он был такой хороший и красивый и носил меч. Хотя он не был похож на торговцев. Даже богатые боятся – боятся дворян, боятся стражников. Но Прайден, похоже, никого не боялся, – в ее голосе слышится та же интонация, что и у людей, с которыми я столкнулась в Нижнем Фарне прошлым летом. Она вздыхает. – Но он был не из Верхнего Фарна, потому что, если бы он был оттуда, мой отец бы уже нашел его. Он сказал мне, что приехал из места под названием Гален и навещал кого-то в Цитадели.

– И он сказал вам, где находится это место?

– Фениан, сказал он. Сказал, что это пятый Безгроший остров.

– Пятый? Вы точно уверены?

Она кивает, и я подхожу к атласу, стоящему на подставке в углу комнаты, и открываю страницу с изображением доминиона Фениан.

– Но здесь всего четыре Безгроших острова.

Аккрис выпячивает подбородок.

– Пятый, сказал он. И он рассказал мне, что его народ называется Покаянным, потому что он получил особый дар от Творца, что означает, что они не могут быть сожжены ни одним дворянином, – она переводит дыхание и бросает взгляд на Фрис. – При всем уважении к Вашему Величеству, конечно.

Я изучаю карту. Есть что-то за Сиадой, четвертым из Безгроших островов, что-то прямо на краю карты. На краю света. Но это не место – это естественный непроницаемый барьер. Пламя погребального костра. Сама мысль о том, что за ним что-то есть, абсурдна. Как и вся история Аккрис. Я барабаню пальцами по толстому пергаменту атласа.

– У него была метка…

Ее голос выводит меня из задумчивости.

– Что за метка?

Аккрис запускает руку в сумку, которую носит с собой, и достает листок бумаги.

– Я нарисовала его на случай, если Ваше Величество пожелает взглянуть. Он сказал, что все его люди были им помечены.

Фрис приносит мне бумагу. Аккрис разрисовала страницу, видимо, вырванную из книги литаний – часто единственной книги, которую можно найти в домах бедняков. Изображение, которое она набросала, – это что-то вроде герба: рука, вытянутая ладонью вверх, с узором из точек над ней. Нарисовано грубо, и я не узнаю этого символа. И все же ее история мне кое-что напоминает…

– Он не сказал, кого навещал в Цитадели?

– Нет. Хотя говорил он так, словно это был мужчина. Ваше Величество…

Я отрываю взгляд от бумаги.

– Я не лгу. У меня нет причин лгать, – Аккрис снова вздергивает подбородок. – Моя семья позаботится обо мне и ребенке. Так что мне ничего не нужно. Но Фрис сказала, что это может быть важно.

– Благодарю вас, Аккрис, – я снова хмуро смотрю на символ на бумаге. – Надеюсь, Фрис права.

– И я тоже, – добавляет Летия, когда они с Фрис провожают Аккрис. – Мне бы хотелось познакомиться с этим Прайденом. Должно быть, это здорово – никогда не бояться…

Я запираю эскиз Аккрис в своем столе, стараясь не обращать внимания на тоскливые нотки в голосе Летии. Стараюсь не думать о том, как тяжело ей, должно быть, дружить со мной.

Следующие несколько часов я провожу, перебирая книги на полках в надежде найти хоть какие-то доказательства, кроме рассказа Аккрис и рассказов Патера Крэксби, что этот Прайден не просто лжец. Сильные, хорошо вооруженные люди, которым мы, знать, не можем причинить вреда, могут оказаться именно теми союзниками, которые нам нужны. Но бесконечные страницы вызывают головную боль вместо просветления. Либо мой изголодавшийся по сну мозг слишком туп, либо я обманываю себя, потому что хочу, чтобы симпатичный любовник Аккрис говорил правду. В конце концов я выругиваюсь, расправляю затекшие плечи, бросаю книги, разбросанные по ковру, и выхожу на прогулку.

Может быть, из-за вчерашнего бала или из-за туманного дождя в саду мало людей. Я бездумно брожу по пустым гравийным дорожкам, пока не заворачиваю за угол и не вижу Валентина, сидящего на той же каменной скамье, где я сидела и разговаривала с Зигфридом в прошлом году.

Он плачет.

Глава шестая

Я колеблюсь. Но он выглядит таким несчастным.

– Лорд Валентин? В чем дело? Я могу чем-нибудь помочь?

Он вскакивает, смахивая слезы с лица.

– Ваше Величество, простите меня. Я… я…

Скамейка сырая, но и мои юбки тоже. Я сажусь. Валентин отходит, возвращается, снова садится и опускает голову на руки.

Я жду мгновение, глядя на его сгорбленную спину, пытаясь решить, что именно я должна сказать. Сколько я должна гадать.

– А вы… – я прочищаю горло. – Вы поругались с Ароном?

Он делает глубокий вдох, но не поднимает головы, чтобы взглянуть на меня.

– Нет. Почему вы так думаете? Почему вы думаете, что я… – он замолкает. Но прежде чем я успеваю объясниться, он добавляет: – Это Верон. Верон и прочее.

– Ох. Извините. У меня никогда не было родных брата или сестры. Но… братья и сестры ссорятся, не так ли? Летия мне как сестра, и мы с ней ссоримся. А Арон и Одетта – они не часто ссорятся, но когда ссорятся… я бы описала это словом «взрыв».

Он улыбается.

– Хотел бы я на это посмотреть.

– Это довольно весело.

Мы замолкаем, Валентин смотрит на письмо, которое вытащил из кармана.

– Пожалуйста, Валентин. Скажите мне, что случилось. У вас плохие вести?

– Это? – он вертит письмо в пальцах. – Нет, это письмо, которое я должен отправить. Верон попросил меня написать кое-что. Это просто… – бормочет он что-то по-селонийски. – Я думаю, вы сказали бы «перо, которое склоняет чашу весов». Я сидел здесь, злился на брата, а теперь еще и чувствую себя виноватым. Виноватым в том, что я все еще жив, чтобы злиться, в то время как другие, с которыми я вырос, мертвы или пропали без вести. Виноват, что, несмотря на везение, чувствую себя в ловушке. Как будто слишком много… – фыркает Валентин. – Не могу подобрать подходящее слово. Но я как будто не могу дышать. Вы понимаете?

– Да, – я смотрю на серую гранитную громаду Цитадели. – Да, я понимаю.

– Мой брат ждет от меня многого. Требует жертв. Но я не такой, как он. Он одержим, – он вздыхает и, нахмурившись, поворачивается ко мне. – Он говорит о долге, но правда в том, что Верон хочет вернуть Селонию прежней. Иногда мне кажется, что он пожертвовал бы чем угодно или кем угодно, чтобы заполучить ее.

– Я уверена, что ваш брат любит вас. Он, должно быть, хочет, чтобы вы были счастливы, даже если сейчас его отвлекают другие соображения.

– Возможно, – Валентин не выглядит убежденным. Он снова вертит письмо в пальцах и хмурится. – Почему вы только что спросили меня о… о Его Величестве?

– Ну… я знаю, что вы с Ароном стали друзьями за последние несколько недель. Я просто хотела узнать, не было ли у вас разногласий, – я разглаживаю влажные юбки. – Я знаю, что Арон иногда бывает немного… язвительным.

– Нет, – он качает головой. – Его Величество всегда был добр и великодушен. Такой добрый. И если бы было возможно…

Я жду, но он не заканчивает фразу.

– Если бы что было возможно?

Он улыбается, хотя это выглядит искусственно.

– Ничего. Приятное сновидение, вот и все. От которого, – он встает, держа в руке письмо, – скоро нужно будет пробудиться. Благодарю вас за терпение и совет, Ваше Величество, – он краснеет и дергает себя за мочку уха. – Если вы согласитесь никому не рассказывать о нашем разговоре…

Я кладу свою руку поверх его и коротко сжимаю.

– Я не скажу ни слова, – я вижу облегчение на его лице. Я задумываюсь, не посидеть ли мне с ним еще немного, но мой желудок ворчит, напоминая мне, что я должна устраивать обед для посла из Риски и ее мужа. – Извините, Валентин, у меня назначена встреча. С вами все будет в порядке?

Валентин кланяется мне.

– Конечно. Но, пожалуйста, позвольте мне проводить вас внутрь. Как только я отнесу это письмо Верону на утверждение, я планирую провести вторую половину дня в библиотеке. У вас прекрасная коллекция книг. И ваш летописец был очень полезен…

Я не обращаю внимания на конец его предложения, потому что внезапно вспоминаю, почему история Аккрис о человеке, который не является ни бескрылым, ни дворянином, показалась мне знакомой, когда Летия впервые упомянула о ней в то холодное утро в Туле.

Это потому, что я читала о ней в библиотеке.

В ближайшие несколько дней у меня не появляется времени разобраться с этим открытием. На южном побережье Атратиса недалеко от Уичинга нашли тело морского капитана, и оно подходит под описание Крэксби, этого человека видели разговаривающим с Зигфридом. Я лечу в тот район вместе с лордом Пианетом, чтобы встретиться с местной знатью и побудить их пересмотреть линию защиты. Когда я вернулась, лорд Пианет сообщил мне, что его клерки обнаружили закон пятисотлетней давности, который позволяет монархам взимать прямой налог со всех дворян «для защиты». Из контекста ясно, что налог предназначался для финансирования сети крепостей, из которых была построена только одна. Но слова в законах всегда важнее дел, а формулировки достаточно расплывчаты, чтобы мы могли использовать их в своих целях. Мы с Ароном вызываем четырех защитников и сообщаем им, что если они не прикажут дворянам в своих доминионах начать созывать конгрегации и готовиться к войне, то мы обойдем их и Скайн и введем прямой налог на всех дворян по нашему выбору. Наша угроза срабатывает почти сразу. Мы встречаемся с Собранием и при поддержке защитников, как бы они этого ни хотели, добиваемся их согласия на финансирование поставок оружия и других материалов. Мы поручили Виржинии из Ланкорфиса позаботиться о том, чтобы призыв был проведен быстро; королевство так долго пребывало в мире, что, боюсь, мы стали слишком самонадеянными.

Посреди всего этого я улучаю несколько минут наедине с Люсьеном. Он дважды приходил ко мне в покои, но когда леди Крамп сообщила мне, что королевы не принимают молодых неженатых дворян поздно вечером, я поняла, что кто-то из моих стражников или слуг был не слишком осмотрителен. Или же за мной шпионят. Люсьен говорит, что нашел место, где мы можем спокойно встретиться: пустой домик на дальнем конце фьорда, там, где он переходит в море. Но нам придется лететь туда, а у меня сейчас нет на это времени. Мы стараемся встречаться изредка в самых дальних уголках сада и не оставляем надежды.

Наконец, все готово, насколько это возможно. В первое же утро, закончив со всеми делами, я иду в библиотеку с рисунком Аккрис в кармане.

Книга, о которой напомнил мне ее рассказ, все еще там, прикована цепью к одному из высоких дубовых книжных шкафов «Сказки о бескрылом из Олориса» Гульвинга Франта. Я достаю ее, сажусь за стол под полками – за тот же самый стол, за которым сидела прошлым летом, когда впервые заглянула в эту книгу, – и начинаю листать страницы. Просмотрев примерно треть, я нахожу начало истории, которую помню лишь наполовину. Она недлинная, и детали, какими бы они ни были, не совсем соответствуют рассказу Аккрис. В версии Франта мистические бескрылые называются Гифенами, а не Покаянными. Их тайник – это земля, наполненная сокровищами, расположенная где-то на «севере», под которым Франт явно имел в виду север Олориса, а не север Фениана. Но, как и Аккрис, Франт придает большое значение как их невосприимчивости к прикосновениям знати, так и необычной силе. Он описывает эту историю как очень древнюю: «миф, который пересказывался в течение многих сотен лет, еще до Войны Хищников». Его веселый тон ясно дает понять: он уверен, что это не более чем миф. И я почти наверняка согласилась бы с ним, если бы не иллюстрация.

Я разворачиваю клочок бумаги с рисунком Аккрис рядом с картинкой в книге. Печать не очень хорошего качества, и потому мне приходится наклонить книгу, чтобы поймать свет из окна и вглядеться в страницу. Но через несколько мгновений я уже уверена. Эти два изображения практически идентичны.

Я снова рассматриваю иллюстрацию. Конечно, это не просто совпадение: древний мифический символ, зафиксированный пятьдесят лет назад в Олорисе, теперь вновь появляется вырезанным на теле человека из совершенно другой части страны.

Возможно, в истории Аккрис что-то есть. Или, может, близость Зигфрида свела меня с ума. Я вызываю летописца, приказываю ей снять с книги цепь – в том, чтобы быть королевой, есть свои плюсы, – и возвращаюсь с книгой в свои покои.

Сегодня вечером банкета не будет. Я вздыхаю с облегчением; я устала от споров и вежливости. Вместо этого я ужинаю с Ароном и Одеттой. Это первый раз, когда мы втроем остаемся наедине. Мы избегаем упоминаний о войне, Зигфриде или Таллис и говорим о домашних делах. Школа для бедных бескрылых в Фарне и больница, которая все еще строится; вероятность того, что Атратис наконец выиграет в поединке с копьями, который состоится через пару дней; растущая и очевидная преданность лорда Блэкбилла Одетте. Я начинаю размышлять о героических подвигах, которые мог бы предпринять Блэкбилл, чтобы наконец завоевать руку Одетты, и Арон нелестно сравнивает его с одной из собак, которых бескрылые держат в качестве домашних животных. Одетта делает резкий намек на один из прошлых любовных романов Арона, но в остальном она воспринимает наши поддразнивания шутливо и с добротой. Она слишком хорошо воспитана, чтобы пытаться отомстить, несмотря на возможности, которые предоставляет ей сложный характер моих отношений с Ароном.

Наконец, мы обсуждаем главный вопрос, когда Одетта, зевая, уходит к себе. Хотя даже тогда это происходит случайно. Мы с Ароном говорим об Эйрии, заброшенной крепости в горах к северу от Цитадели, единственной, построенной по тому древнему закону, который нашел Пианет. Я изучаю старое описание, которое Арон нашел в книге, размышляя, целесообразно ли – или даже возможно – вновь ввести этот закон, когда Арон говорит:

– Валентин думает, что под Цитаделью есть заброшенные тоннели.

– Что? – я смеюсь. – Почему?

– Ты же знаешь, он интересуется архитектурой. Он нашел несколько старых карт, спрятанных в библиотеке, которые были сделаны после того, как Сигнус I захватил власть. Он считает, что этот дворец был построен на вершине более древнего сооружения.

Я знаю, что есть нижние уровни Цитадели, которые лежат безлюдные, заполненные гниющими сокровищами; Зигфрид однажды привел меня туда. А наши подземелья исчерчены сетью длинных тоннелей.

– Полагаю, это вполне возможно. Может быть, вам стоит заняться расследованием?

– Мы так и сделали. Мы взяли с собой несколько человек Эмета и прошли так далеко, как только смогли, пока не стало опасно. Обвалившиеся потолки и так далее, – он замолкает, наливая себе еще ликера «Феннифлауэр», обхватывает рукой дымящуюся чашку и глядит в медовую жидкость. – Я знаю, ты в курсе, что он мне нравится, Адерин. Тебя это беспокоит?

Я вырываю лепесток из цветочной композиции, стоящей посреди стола, и держу его над пламенем свечи, стараясь не обращать внимания на внезапное бурление в животе.

– Нет. С какой стати? Тебе позволено испытывать симпатию к людям.

Мы вместе смотрим, как лепесток завивается, чернеет и, наконец, сморщившись, превращается в пепел.

– Я думаю… – Арон подпирает подбородок рукой, все еще глядя на пламя. – Я думаю, что это становится чем-то большим, чем просто симпатия, по крайней мере, для меня, – вздыхает он. – Верон сердится на брата. Я подозреваю, что он думает, что наша дружба может перерасти в нечто большее и для Валентина тоже.

– Значит, в Селонии запрещено любить свой пол?

– Не по закону. Не одобряется. Препятствуют. Но более важно то, что Валентин помолвлен.

– О, – я помню письмо, которое Валентин должен был написать. – С женщиной, я полагаю.

Арон кивает, поднимая на меня взгляд.

– Брак по расчету: дама богата. Или была до революции. Теперь никто не знает, жива она или мертва. Они послали в Селонию за информацией, но не получили никаких известий. И все же Верон считает, что Валентин обязан с честью вернуться в Селонию, пока есть хоть малейшая возможность, что она еще жива. И если она жива, то жениться на ней.

– А Валентин не хочет. Особенно с тех пор, как он встретил тебя, – я вздыхаю. Слезы Валентина, конфликт с братом, о котором он упомянул, но не объяснил, – все это теперь становится понятным. Было бы все по-другому, если бы они с Ароном встретились несколькими месяцами раньше?

Следующие слова Арона заставляют меня моргнуть.

– Во время исследования подземелий Цитадели мы с Валентином на мгновение остались одни. Мы повернули назад, а стражники еще не последовали за нами. Он поцеловал меня.

Только один раз? Я не могу сосчитать, сколькими поцелуями я обменялась с Люсьеном за последнее время. Похороненная глубоко вина заползает ко мне на плечо, шипит на меня, она счастлива и зла одновременно. Арон задумчиво смотрит на свою чашку. Но я не могу оставить его в покое.