Текст книги "Розовая гавань"

Глава 34

Издалека Северн видел, что она стоит перед де Лючи, а холодный морской ветер раздувает ее плащ, безжалостно треплет волосы. Марджори с Элизой находились у самого края утеса, куда их приволок негодяй.

Его окружали четверо уцелевших бандитов, державших наготове оружие. Никто не шевелился. Гастингс что-то говорила, но Северн не мог расслышать ее слов. Он повелительно взмахнул рукой, призывая своих людей к полной тишине.

– Он захватил Марджори, – прошептал сэр Алан.

Северн выругался. Да пусть этот ублюдок тащится хоть в Святую Землю. Только бы провидение избавило его от новых встреч с Марджори. Он не отрывал взгляда от жены. Что она задумала? У нее, конечно, есть план. Ей всегда удается составлять удачные планы. Он должен набраться терпения и ждать, но это было выше его сил. Когда все закончится, он непременно придушит Бимиса, а вместе с ним и Гастингс за излишнюю храбрость. Господи, скорее бы все закончилось, а Гастингс осталась бы целой и невредимой. Сейчас он мог только молиться.

– У тебя есть возможность бежать, Ричард, – увещевала Гастингс. – Я прикажу своим людям пропустить тебя, если ты освободишь Марджори и Элизу. Забудь об Оксборо. Я никогда не стану твоей. И никогда не стану ни охранять, ни защищать тебя. Ты понял?

Но в его глазах отражались только необузданная ярость да огонь безумия, пожравший его душу. Находись Гастингс поближе, он наверняка схватил бы ее и швырнул с утеса.

Она заговорила громче, обращаясь к его людям:

– Слушайте все. Здесь вам нечего делать. Вы хотите мне смерти? Или Марджори с Элизой? Зачем? Это не принесет вам ничего, кроме вечного проклятия. Спрячьте мечи и идите прочь.

– С ублюдка, который посмеет удрать, я живьем сдеру шкуру, – рявкнул де Лючи.

Но кое-кто уже попятился, и безумец скорчился от бессильной злобы. Гастингс стало ясно, что больной рассудок просто не в состоянии отказаться от тщеславных и алчных замыслов, столь долго лелеянных.

Она нащупала под плащом кинжал. Как бы ей хотелось вонзить клинок в это черное сердце, но она обещала Бимису не делать этого.

Внезапно Гастингс неведомым образом поняла, что муж совсем близко, где-то затаился и ждет. Он не смеет приблизиться, иначе могут погибнуть Марджори с Элизой.

Де Лючи зашептал что-то на ухо Марджори, та отрицательно покачала головой, и он замахнулся. В тот же миг, схватив в охапку девочку, Марджори упала на землю и скатилась с утеса в пропасть. Лишь одинокий крик Элизы еще висел в воздухе. Гастингс застыла от ужаса. Марджори убила себя и ребенка? О боже, просто в голове не укладывается! Гастингс взглянула на своего врага, который наконец обернулся в ту сторону, где только что стояли Марджори и его дочь. И равнодушно пожал плечами. Что он сказал Марджори? Что она ответила, вызвав новую вспышку гнева? Какая угроза заставила ее пойти на самоубийство?

Несмотря на то что Гастингс обдумала все последствия, она уже не могла сдержаться. Он в ответе за те несчастья, которые сыпались на них в последнее время. Чудовище, безумец. И она бросилась на него с поднятым кинжалом.

Де Лючи схватил ее за руку, но Гастингс оказалась на удивление сильной, а гнев утроил силу. На помощь уже мчался Бимис, но борьба происходила у самого края бездны.

Бимис кричал, чтобы Гастингс отступила назад, но противники вцепились друг в друга мертвой хваткой, и кинжал неумолимо приближался к черному сердцу негодяя.

Внезапно Гастингс ощутила, что острие пронзило тунику и легко вошло в тело, однако Ричард продолжал сопротивляться, рыча от бессильной ярости. Гастингс посмела ударить его кинжалом. Теперь она умрет.

Внезапно кто-то схватил ее за локоть. Она скосила глаза и была потрясена увиденным. В этот миг де Лючи рванул Гастингс к себе, и она отчаянным усилием всадила кинжал еще глубже. Безумец с воем отшатнулся и, чувствуя за спиной пустоту, успел в последнюю долю секунды ухватиться за Гастингс. Она поняла, что это конец, и, летя в пропасть, выкрикнула имя мужа.

На глазах у Северна оба, сцепившись в последнем объятии, исчезли в бездне.

– Нет!

Оставшиеся в живых бандиты поспешно бросали оружие, однако Бимис никого не пощадил.

– Нет!

Слетев с боевого коня, Северн помчался к обрыву. Он знал, что увидит Гастингс, распластанную на острых камнях внизу, но разглядел одного де Лючи. Наверное, ублюдок накрыл ее своим телом. Даже издалека видно, что мерзавец сломал себе шею.

Задыхаясь от горя, Северн метался по краю обрыва, выискивая место, пригодное для спуска.

– Северн!

Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения. Господи Иисусе, разве он может слышать ее зов, если она разбилась насмерть, придавленная телом проклятого сумасшедшего. Бессильный гнев лишил его способности рассуждать.

– Северн!

Нет, ему лишь чудится ее голос, потому что он никак не может спуститься к ней, чтобы в последний раз обнять бездыханное тело.

– Северн!

– Милорд, это же Гастингс! Хвала святому Антонию, это она!

Северн упал на землю, свесился как можно дальше с обрыва и не поверил своим глазам. В нескольких футах от него шел узкий карниз, на котором лежала Марджори, а возле нее стояла на коленях Элиза. Обе держали за руки Гастингс, висевшую над пропастью.

– Северн, помоги нам ее вытащить.

Обвязать Северна веревкой было минутным делом, и его начали осторожно спускать вниз.

– Ты жива, – без конца повторял он, пряча лицо в волосах жены. – Если бы этот сумасшедший убил тебя, я бы не пережил. Дай только вернуться домой, и я тебя придушу. Я люблю тебя, Гастингс. И накажу. В последний раз. Ты это заслужила, Гастингс. Ты должна быть наказана сверх всякой меры, Гастингс, в первый же солнечный день в нашем лесу. Клянусь всеми святыми, я люблю тебя.

– А я – тебя, – прошептала она, спрятав лицо у него на груди, а когда подняла голову, он увидел в ее глазах ужас от всего пережитого. Он ласково гладил ее по спине, а она говорила: – Я убила его, Северн. Я ударила его кинжалом в грудь. А потом кто-то схватил меня за локоть. Я оглянулась и увидала на карнизе Марджори. Она старалась подтащить меня к себе, чтобы не дать мне упасть. Но он успел схватить меня, и я не смогла вырваться, тогда Марджори и Элиза в меня вцепились и спасли.

Северн коснулся ее живота. Он не перебивал, давал ей выговориться, выплеснуть накопившийся ужас. Наконец Гастингс вздрогнула всем телом и затихла.

– С нашим ребенком ничего не случилось, не бойся.

Северн только ошеломленно качал головой. Марджори, которая люто ненавидела Гастингс, спасла ей жизнь? Он не мог этого понять. Прежде всего он хотел спасти Гастингс. Ему и в голову бы не пришло заботиться лишь о ребенке. Нет, он хотел спасти Гастингс. Хотя бы ее одну.

Ощутив надежную опору под ногами, Северн изо всех сил прижал к себе жену.

– Больше никогда не спущу с тебя глаз, – пообещал он. – Никогда. Я люблю тебя, но ты не должна бросаться за меня в драку. Никогда. Если мне не удастся тебя удержать, то мое сердце когда-нибудь разорвется от страха и тревоги. Да-да, ты не выйдешь за порог нашей спальни. Можешь возиться со своими травами. Со временем я позволю тебе спускаться в зал, но лишь когда удостоверюсь, что тебе ничто не угрожает, и когда ты поклянешься, что больше не станешь бросаться на других с кинжалом. Ну, пожалуй, я бы не так боялся за тебя, если бы ты догадалась орудовать кинжалом подальше от того проклятого обрыва… Да, пожалуй, ты иногда можешь появляться в зале, получив мое разрешение, но там должен находиться и я. Ты поняла, Гастингс? Я больше не спущу с тебя глаз. Я люблю тебя, я готов тебя задушить. Идем скорее домой, я тебя задушу, а потом Ведунья должна убедиться, что ребенок не пострадал.

– Минуточку, Северн, – попросила она, целуя мужа в щеку и пытаясь сжать его так же сильно, как он сжимал ее. – Меня спасли Марджори с Элизой. Я должна их поблагодарить.

Северн неохотно отпустил жену и смотрел, как она подходит к стоявшей в стороне Марджори. Сэр Алан с несчастным видом топтался рядом. Элиза, рыдая, цеплялась за ее юбки.

– Ты спасла меня, – сказала Гастингс. – Ты это сделала, хотя никто тебя не заставлял. Ты схватила меня за локоть, давая понять, что я могу скатиться с обрыва и ухватиться за карниз. Ты поймала меня, когда я падала, не дала мне разбиться. Ты спасла также себя и девочку. Ты поступила замечательно, Марджори, хотя мне неприятно это говорить. Да, замечательно.

– Спасибо, Гастингс. Я с трудом вынесла эти ужасы. Сердце у меня еще замирает от страха. Ну же, маленькая, давай вытрем слезы, мы спаслись, а твой отец мертв. – Марджори подняла на Гастингс свои прекрасные глаза и откинула со лба прядь серебряных волос. – Я знала, что должна тебя спасти. Я не могла иначе.

– Когда вы с Элизой бросились с обрыва, я думала, вы разбились насмерть.

– О нет, я сразу заметила тот карниз. И я молилась, Гастингс, в те мгновения так, как ни разу в жизни. Чуть не выпустила Элизу, но все же ухватилась за карниз. А потом дала знать тебе. Я рада, что у нас хватило сил держать тебя, пока не подоспел Северн.

– Мне очень неприятно, – сказала Гастингс, ковыряя землю носком башмака, – но я должна повторить. Спасибо, Марджори, что ты меня спасла. И я никогда не уродовала твой нос.

– Знаю. Это леди Морайна. Она пыталась тебя защитить, и ее преданность вызывает уважение.

– Как ты относишься к браку с сэром Аланом и жизни в Седжвике? Конечно, Северну нужно просить разрешения у короля, но, думаю, тот согласится. Возможно, раз в пять лет ты смогла бы приезжать в Оксборо.

– Неплохая идея, – засмеялась Марджори. – Сэр Алан мне очень подходит.

– Тебе не придется думать о куске хлеба.

– Не придется. И я навсегда останусь с моей Элизой.

У Северна лопнуло терпение, и, схватив жену, он направился к лошадям, пообещав:

– Завтра же пошлю гонца к королю. Сэр Алан, позаботься о леди Марджори и девочке. По-моему, тебе лучше всего немедленно вернуться в Седжвик. Ах да, похороните людей этого ублюдка. Закопайте где-нибудь на берегу, мне все равно.

Гастингс, теребя его за ухо, прошептала:

– По крайней мере в ближайшие пять лет я не увижу ее серебристые волосы.

В замке было тихо. Если не считать храпа спящих в зале мужчин и несравненной Беллы, которая выводила рулады не хуже любого ветерана. Рядом с нею, словно невинный младенец, посапывал кузнец.

А в спальне их лорд в который уже раз наслаждался близостью с женой, любуясь ею при свете единственной оплывшей свечи.

– Нет, Гастингс, не шевелись. Я бы хотел сполна почувствовать твое тело. И чтобы ты могла сполна почувствовать меня, пока желание не заслонит все остальное. Может, ты почувствуешь и мою любовь, которая в этот миг сильнее, чем желание, хотя я не уверен, что это продлится долго. Теперь ты моя, черт побери. Теперь уже не будет споров и подозрений, что я хочу другую женщину. Я хочу лишь тебя. Или тебе необходимы споры, чтобы в это поверить?

– Не хочешь ли ты сказать, что я буду молча сносить твои бесконечные придирки или что ты мнешь в цветнике мои маргаритки?

– Нет, кричи себе на здоровье, пусть даже на твой крик слетятся чайки с побережья. Это все чепуха и не вредит главному, что сложилось между нами, что будет с годами расти, Гастингс, и становиться все сильнее. Ты веришь?

– Я просто обязана, ведь я люблю тебя больше жизни. А когда через пять лет приедет Марджори, ты не будешь смотреть на нее, как оглушенный, и болтать про красоту ее волос?

– Я плюну ей под ноги.

Гастингс засмеялась и слегка приподняла бедро.

– Слушайся меня, жена, и не шевелись, а то будет худо.

– Даже если мне удастся довести тебя до белого каления, я отлично знаю, что надо сделать, чтобы ты мигом позабыл свой гнев. Да-да, я отлично знаю, как сделать тебя столь безмятежно счастливым, какой бывает коза Джильберта, когда стащит новый сапог.

– Я знаю, что ты знаешь.

Она изумленно уставилась на него, не сразу осознав, что он начал потихоньку двигаться.

– И что же именно ты знаешь?

– Моя мать любит меня. И предана мне. А мадам Агнес с Алисой преданы моей матери. И еще они верят в ее мудрость. Ну, и меня глупцом не считают. Воистину тут есть над чем посмеяться от души.

– Что это значит?

Он двигался все энергичнее, будя в ней страстное желание. На какое-то время она утратила способность думать, но позднее, чуть отдышавшись и чувствуя себя счастливейшей женщиной в мире, она поинтересовалась:

– Почему ты сказал, что твоя мать тебя любит? Конечно, она тебя любит. Ты – ее сын. Что за разговор про мадам Агнес и Алису? И при чем тут смех?

– Моя мать говорила, что когда ты возишься в цветнике, у тебя всегда отличное настроение. Еще она сказала, что здесь самое подходящее место, чтобы ты проверила, действуют ли на меня твои чары. – Она сердито нахмурилась, и Северн поцеловал ее полуоткрытые губы. – Помнишь, Гастингс? Я дважды приходил в цветник. Уже в первый раз ты начала заигрывать со мною, завела разговор о прогулке в лес, где я мог бы тебя наказать. А на следующий день ты бросилась мне на шею и умоляла снова отвести в лес.

– Да, я помню, но зачем ты все так подробно описываешь? В этом есть какой-то тайный смысл?

– Наконец ты слушаешь меня внимательно. Моя мать сказала, что это мадам Агнес с Алисой дают тебе советы, и получается все, как они говорят. Мать смеялась над твоим удивлением. Я встретился с ними, и они все мне рассказали, Гастингс. Нужно признать, их советы пошли тебе на пользу.

Та, обхватив его шею, попыталась сжать руки, но это ей не удалось.

– Я должна сейчас прийти в ярость, кричать, топать ногами, швырнуть в тебя вазой. – Она с чувством поцеловала его, шепча: – Алиса твердила, что мужчины – простофили. Мадам Агнес твердила, что во второй раз надо проявить большее искусство, но она в меня верит. И я тоже считаю их советы превосходными.

– Мы все решили, что это поможет тебе обуздать свой норов, и ты поверишь, что твой муж хочет прежде всего тебя, а не Оксборо с отцовскими титулами. Разве во время наших прогулок по лесу я предоставил тебе мало доказательств, Гастингс? Разве ты не наслаждалась, как хотела, моим телом? Разве я не восхищался тобой?

– А вот и нет. Ты лишь охал, стонал и дергался. – Гастингс еще злилась на женщин, она им доверилась, а те постоянно совещались с леди Морайной и Северном. – Нет, не верю, что они все тебе рассказали и спрашивали твое мнение по поводу их советов.

– Ну, я почти ничего не менял в их советах. – Вдруг она захочет его ударить, раз ей не под силу его задушить. – Сказать, что они сделали по-моему?

– Я и так знаю. – Ее рука скользнула к нему в пах и что-то нашла. – Да, я это знаю точно.

Гастингс легонько сжала пальцы, и он беспомощно улыбнулся, зарывшись в ее волосы. Он собирался с ней поговорить, а не заниматься снова любовью. Надо чем-то отвлечь ее и себя, особенно себя, уж очень искусно она его ласкает.

– Твой живот немного вырос. Ты просто чудо.

Раздалось недовольное ворчание. Гастингс тут же выпустила свою игрушку и откинула покрывало. Изрядно помятый Трист выбрался из-под одеяла и шмыгнул к хозяину.

– Ты и его позвал на помощь, Северн?

– Трист сам знает, что мне нужно.

– И прервал наши игры.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Гастингс? – Северн погладил ее по животу.

– Да, только до рождения ребенка мне стоит воздержаться от прыжков с обрыва. Нет, лежи, ты мешаешь Тристу. Я пошутила, Северн, я отлично себя чувствую. Тебе нечего бояться. Ну, а теперь не желаешь ли продолжить?

Рука мужа у нее на животе осталась неподвижной, и Гастингс услышала его спокойное дыхание. Трист вольно раскинулся на кровати.

– Я одолела нашего воина, Трист, сделала с ним то же, что Белла со своим кузнецом. Как ты думаешь?

Зверек выразительно фыркнул.

Эпилог

Ночь зимнего равноденствия была морозной, ветер, налетавший с моря, бился о стены замка, завывал в щелях, хлопал гобеленами в зале. Двор занесло снегом.

Два дня назад исчез Трист.

Северн не находил себе места, отказывался от еды, неподвижно сидел в кресле, глядя на языки пламени в очаге, рядом с которым дремал волкодав Эдгар. Сырые поленья дымили, и в воздухе стоял голубой туман.

– Он мертв.

– Откуда ты знаешь, – возразила Гастингс, хотя и сама опасалась худшего.

Все в замке этого опасались. Ее сестры молча сгрудились вокруг матери, глядя, как она шьет.

– Мне не следовало его отпускать.

– Ты не смог бы его удержать, он всегда поступал по своей воле.

– Просто он такой же упрямый, как и ты. Я запретил тебе выходить из зала, а ты вчера кормила во дворе цыплят.

– Больше не буду. С Тристом ничего не случится, Северн. Поверь мне. – Она понимала никчемность этих слов, но не смогла придумать ничего лучшего.

– Я же знал, что надвигается буря, и не должен был выпускать его из-под туники. В конце концов мог бы его связать.

Гастингс неловко поднялась с кресла. Живот уже заметно округлился, она выглядела свежей и юной, а на душе лежал тяжкий камень, ибо она понимала: Тристу не выжить в такую бурю.

Северн надел рукавицы и теплый плащ, который ему подал огорченный Гвент. Целый день он выходил на поиски и возвращался, когда холод становился уже нестерпимым.

В этот момент они услышали крик.

На пороге возник Аларт, пыхтя и отдуваясь, пытаясь стряхнуть с себя гору снега. А за ним плелся Трист, тоже весь в снегу, с обледенелыми усами, осторожно держа что-то во рту.

Это был детеныш куницы.

– Боже мой!

Северн посадил малыша на огромную ладонь и прижал Триста к груди. Но через минуту Трист соскользнул на пол и был таков. Аларт не успел даже захлопнуть дверь.

– Там еще один детеныш! – воскликнула Гастингс.

– Держи этого. – Северн передал ей мокрый комочек и поспешил за Тристом.

Они вернулись через несколько томительных минут. Северн крепко прижимал к груди Триста и второго детеныша.

Из угла поднялась Ведунья и решительно сказала:

– Гвент, сию же минуту прикажи Макдиру подать теплого молока. Гастингс, нам понадобится кусочек белой материи для соски. Да, такая подойдет.

Спустя час Северн прижимал к груди спящего Триста, а к груди Триста прижимались двое малышей, накормленных и здоровых. Даже во сне Трист выглядел самодовольным.

– Наверное, его подружка умерла, и он принес детенышей сюда. – Северн покосился на четырех сестер, прижавшихся к его коленям, чтобы лучше видеть малышей, и улыбнулся всем по очереди. – Детенышам нужны имена. А еще нужно сделать, чтобы они не замерзли.

– Я уговорю маму сшить мне тунику, чтобы один малыш мог так же спать у меня, как Трист спит у тебя, Северн, – прошептала Харлетт.

– Лучше я возьму обоих к себе в кровать, – оттеснила сестру Матильда. – И не встану с кровати, пока снова не потеплеет.

Северн улыбнулся.

Они теперь настоящая семья. Они спорили и хохотали, ссорились и мирились. Из угла послышался кашель. Бедная Алиса, первая беременность давалась ей с трудом, и даже Ведунья не могла составить лекарство, способное победить тошноту. Бимис топтался рядом, беспомощно заламывая руки, в то время как Ведунья бурчала:

– Вот поглядите, что за никчемные создания эти мужчины. Может, его хотя бы вырвет вместо жены? Нет, он так и будет стоять здесь столбом, ничего не делая. Вот я и говорю милому Альфреду…

Но тут Гвент схватил беременную жену, с чувством поцеловал и прошептал:

– Я допустил Альфреда к нам в постель и не жалею. Он упирается мне в спину и подталкивает к тебе. – Потом взмахнул рукой и крикнул: – Вот мое лекарство, усмирившее Ведунью!

В ответ раздались веселые крики, даже Алиса улыбнулась.

Приподняв голову, Трист протянул Гастингс лапу и тихонько заворчал, а детеныши еще крепче прижались к его груди.

В этот миг она решила, что ей нравятся снег и ветер, который сбивает его в толстое белое покрывало, укутавшее славный замок Оксборо.