Текст книги "Единственная моя"

Глава 11

«Вставая и одеваясь, я обдумывала то, что произошло, гадая, не пригрезилось ли мне все это. Я не могла быть уверена в реальности событий до тех пор, пока не увидела мистера Рочестера вновь и не услышала, как он повторил свои слова любви и обещания».

Элисон осторожно закрыла потрепанное издание «Джейн Эйр» и немного устало улыбнулась Брайану, который уснул на руках Беатрис.

– Как он похож на Майлза, – произнесла она задумчиво, поворачивая лицо к полоске солнечного света, который пробился сквозь тучи и влился в окно. – Я часто думала, каково было бы смотреть в лицо ребенка и видеть в нем черты своего сына. Мне кажется, я бы ужасно баловала своих внуков, надеясь компенсировать то, что я недополучила от Майлза. Теперь, похоже, у меня уже не будет такой возможности.

Оливия отпустила Беатрис легким кивком и продолжила пить чай, пристально наблюдая за матерью мужа. Со дня приезда в Брайтуайт душевное состояние Элисон значительно улучшилось. Оливия подозревала, что лечение, применяемое в Амершеме для снятия болей, также воздействовало на ее мозг. Эти дни она, казалось, находилась в совершенно ясном сознании.

– Только вообразите, Оливия, после всех этих лет я, наконец, обрела дом в Брайтуайте. Вы с Майлзом и не представляете, как осчастливили меня, приведя сюда. Моей заветной мечтой было, чтобы все это когда-нибудь принадлежало моему сыну. Теперь эта мечта сбылась и я могу, наконец, примириться с собой за то, что отослала его сюда, когда он был ребенком. Он все еще ненавидит меня за это?

– Я не могу говорить за мужа.

– Вы очень тактичная девушка. Конечно же, ненавидит. Ненавидит за то, что произвела его на свет и заставила нести по жизни бремя незаконнорожденного. За то, что я так любила его отца, что пожертвовала своей жизнью и его ради нелепой надежды, что Джозеф оставит свою семью и женится на мне. За то, что любила его так, что отказалась от него. Скажите, Оливия, счастлив ли он? Все ли у него хорошо? Мой сын для меня незнакомец. Он хороший муж и любящий отец?

Оливия долго смотрела на Элисон, прежде чем ответить:

– Да, – промолвила она наконец. – Он чудесный муж и отец.

– А вы любите его?

– О, да, очень.

– А он вас? Конечно, конечно. Даже дикое существо можно усмирить нежной и терпеливой рукой.

* * *

Оливия ни за что бы не поверила, что Эмили способна на такую подлость, как отправиться прямиком к графу Уорвику и под предлогом посещения графини с поздравлениями по поводу рождения их третьего сына, сообщить новость о приезде Элисон Кембалл. Однако Оливия поняла в ту же секунду как граф Уорвик появился на пороге Брайтуайта следующим утром, что именно это она и сделала.

Оливия приняла Уорвика в гостиной, сдвинув на нос очки, готовая к сражению. Не успел он остановить на ней один из прославленных уорвикских взглядов, как она выпалила:

– Я уважаю ваши чувства, милорд, а вы должны уважать мои. Вы же не заставите меня выбросить ее на улицу. У нее нет дома, нет денег. И она очень больна. Это умирающая старая женщина, которую нельзя винить за то, что она любила мужчину, который не любил ее. И кроме того… – Она сделала вдох. – Брайтуайт дом моего мужа. Как жена Майлза, я должна поддерживать его решение позволить его матери остаться здесь.

Уорвик даже бровью не повел, а как и его брат, продолжал стоять, расправив плечи, буравя ее своими черными глазами.

– Весьма впечатляюще, – сказал он наконец. – Просто великолепно. Удивляюсь, почему вы продолжаете защищать его, когда, насколько я понимаю, он покинул этот дом две недели назад и до сих пор не появлялся.

– Он мой муж.

Уорвик скрестил руки на груди. Выражение его лица выглядело зловеще.

– Не уверен, что знаю хотя бы одну такую женщину, которая бы так жертвовала собой ради семьи.

– Едва ли проявление милосердия к больному и престарелому можно назвать жертвой.

– Я говорил не о больных или престарелых. Я говорил о вашей семье вообще.

Оливия сдвинула брови.

– Вы говорите загадками, сэр.

– Вы вышли замуж за моего брата, чтобы удовлетворить желание своего отца. Интересно, насколько далеко вы бы зашли, чтоб защитить сестру?

– И какое отношение все это имеет к матери Майлза?

– Только то, что вы упорно настроены защищать тех, кого любите, любой ценой, включая собственное доброе имя и репутацию. – Расслабившись, он оглядел свежевыкрашенную комнату, прежде чем продолжить. – При том, что мысль об Элисон Кембалл, живущей в этом доме, отнюдь не доставляет мне удовольствия, признаю, что я приехал не из-за нее. Мадам, я здесь лишь для того, чтоб сообщить вам, что вы можете найти своего мужа в Ганнерсайде.

– Ганнерсайде?

– На шахтах. Там произошел несчастный случай…

– О! – почти беззвучно вскрикнула Оливия. Граф Уорвик шагнул вперед и взял ее за руку.

– Насколько мне известно, не с Майлзом. Но по причине возрастающего недовольства среди рабочих за ним немедленно послали.

– Послали? – Оливия нахмурилась. – А вы знаете, где Майлз был?

Дэмиен придвинулся чуть ближе, словно чтоб предложить дальнейшую поддержку.

– Он снимает коттедж недалеко от Ганнерсайда. Иногда он уезжает туда, когда чем-то озабочен или хочет побыть один.

– Вы знакомы с этим местом? Знаете, где оно находится?

– В нескольких милях от Ганнерсайда. В этом доме жила моя жена до смерти отца. Мне следовало сообщить вам о возможном местонахождении Майлза сразу же, как только услышал, что уехал. Но я был занят рождением моего сына и, кроме того, не мог быть уверен, что он там… и один ли.

– Вы имеете в виду любовницу.

Он пожал плечами и казался немного раздосадованным.

– Насколько я знаю, у Майлза нет любовницы. Он не может себе ее позволить. Однако…

– Вы подумали, что лучше не менять существующее положение, милорд?

– Что-то в этом роде.

– Вы говорите, исходя из собственного опыта, разумеется.

Их глаза встретились. Улыбка растянула уголки губ мужчины.

– Думаю, нам не следует углубляться в наше прошлое. Вы согласны, миссис Уорвик?

Оливия отвернулась.

– Я подумал, вам надлежит знать о рудниках, – продолжил граф Уорвик. – Похоже, без моего вмешательства не обойтись. Бог не наградил вашего мужа талантом тактично выбираться из подобных неприятностей.

Оливия кивнула, но когда Уорвик повернулся уходить, она оглянулась.

– Я буду готова через пять минут, милорд. Пожалуйста, не пытайтесь меня отговорить. Вы знаете, что это не так легко. Как вы сами сказали, я решительно настроена защищать тех, кого люблю… любой ценой. Кроме того, если вы откажетесь, я просто-напросто поеду одна.

– Не сомневаюсь.

Наградив его слабой улыбкой, Оливия решительно пошла к двери.

* * *

Майлз изо всех сил напрягал глаза, чтобы лучше видеть стены старых шахт. Джейк Делани стоял справа от него, Герберт Уоллис – слева. Оба они были ниже Майлза ростом, но вдвое шире его в обхвате, их торсы, руки и плечи напоминали камень, окружающий их, и были, несомненно, такими же крепкими. Оба работали в рудниках с детства.

Из глубины шахты доносился равномерный скрежет кирки о камень и болезненные стоны мужчин, поднимающих куски камней на тележки, которые использовались для вывоза породы из шахт. Джейк снял фонарь с крюка, торчащего из стропила над головой, и поднял его перед собой, отбрасывая длинные, гротескные тени на усыпанный камнями пол. Вперив в Майлза разъяренный взгляд, он положил руку на спину Майлза и легонько подтолкнул.

– После вас, мистер Уорвик… сэр. Майлз осторожно двинулся вперед.

– В чем дело, мистер Уорвик? – осведомился Герберт угрюмым голосом. – Вы же ничего не боитесь, а? То, что вчера двоих насмерть завалило в шурфе, не значит, что такое случится снова – это же был, без сомнения, несчастный случай, верно? Разве не это говорил капитан в прошлом месяце, когда пятеро рабочих едва не попали в обвал?

Уставившись на груду обвалившихся камней, Майлз покачал головой.

– Я вложил достаточно средств в эти шахты в прошлом году, чтобы обеспечить их безопасность, мистер Делани. – Он оглянулся на своего управляющего, или капитана, как называли рудокопы надсмотрщика, Боба Макмиллана, который стоял неподалеку. – Что произошло, Боб?

Здоровяк пожал плечами и крепко потер бородатое лицо.

– Не могу точно сказать, пока не раскопаем, сэр. Похоже, перекрытия просто не выдержали, – пояснил он, имея в виду брусчатые настилы над штольнями, куда сгружали тонны пустой породы.

– Я дал строгое распоряжение три месяца назад устранить неполадки. Что же, черт побери, случилось с новым крепежом?

– Он не пришел, сэр.

– Не пришел… – Майлз подошел к управляющему. -Объясните, мистер Макмиллан.

Макмиллан нервно оглянулся и понизил голос.

– Мне сказали, сэр, что ваш кредит ненадежен.

– Но они согласились в этом случае…

– Они передумали, сэр.

– Вот то-то и оно, – сказал Джейк. – Сдается, все ваши красивые слова и обещания никуда нас не привели, мистер Уорвик. Сэр.

– Точно, – поддакнул Уоллис. – Разве что к могиле. Джейк схватил Майлза за рукав и резким рывком развернул.

– К могиле и голоду, – прорычал он. – Вот уже два года мы слышим ваши расчудесные обещания улучшить нашу жалкую жизнь. И что же? Скоро мы все подохнем. Бедняга Билли – лучший парень на руднике. Все любили его, все мы, и он только год, как женился. Нам пришлось выносить его наверх в одеяле.

– Я очень сожалею о потере и, разумеется, выплачу денежную компенсацию семье. Но ремонт требует времени, мистер Делани.

– А сколько людей погибнет тем временем?

– Чего же вы хотите от меня? – в отчаянии закричал Майлз. – Закрыть рудник?

В этот миг пыль и камешки дождем посыпались с потолка, перекрытия застонали.

Джейк ухмыльнулся.

– Я скажу вам, что можете сделать, хозяин, можете продать его Либински.

– Либински! – Майлз резко рассмеялся. – Вы болван. Если я продам рудник Либински, Ганнерсайд умрет.

– Да? С чего это вы взяли?

– Сколько, по-вашему, вы проработаете на человека, который обращается со своими работниками как с животными? Который выбрасывает с работы тех, кому больше тридцати пяти? Три четверти здешних рудокопов потеряют работу раньше, чем высохнут чернила на контрактах.

– Ах, какие речи, – съязвил Уоллис. – Как будто мы поверим, что этим проклятым Уорвикам есть до нас дело.

– Ага, ты прав на этот счет, – согласился Джейк, придвигаясь ближе к Майлзу. – Учитывая то, что наши жены и дети уже который год голодают, думаю, они были бы рады смене руководства.

Майлз взглянул на своего управляющего, который по-прежнему оставался высокомерным, затем отвернулся от Делани и Уоллиса и покинул шахту. На выходе его тут же окружили две дюжины рудокопов с лицами, почерневшими от въевшейся пыли. Непосильный труд и недоедание сделали их похожими на скелеты с мускулами и бочкообразной грудью из-за чрезмерно раздутых легких, которые силились вдыхать то немногое количество кислорода, который оставался глубоко под землей. Хуже того, тут были и женщины с детьми.

– Убийца! – закричали они, потрясая кулаками. – Мы сыты по горло твоим бестолковым ведением дел!

Кто-то швырнул в него овечьим пометом, другой камнем, рассекая Майлзу кожу под правой бровью. Внезапно все вокруг превратилось в красный туман, когда толпа хлынула вперед, поглотив его потоком молотящих кулаков и пинающих ног, заставив его опуститься на колени и прикрыть лицо.

– Прекратите! Прекратите! – послышался женский голос.

Затем прогремел ружейный выстрел, и беснующаяся толпа затихла.

Медленно покачиваясь, Майлз поднялся на ноги и попытался вытереть рукавом кровь с лица. Позади толпы на тележке возвышались две фигуры: мужчина в развевающейся накидке с винтовкой в руке… и женщина о Боже – в мантилье с лисьим воротником, с закрученными в узел волосами и очками на носу… Она ткнула хлыстом в толпу, словно это был штык.

– Люди! – крикнула Оливия. – Вы похожи на стаю злобных гиен.

– Кто это такая, черт побери? – проворчал кто-то. Майлз застонал, и у него промелькнула мысль отдаться на милость кровожадной толпы.

Дэмиен спрыгнул на землю, затем помог сойти Оливии. Высоко вскинув подбородок, глядя прямо перед собой, она шагнула прямо в толпу, поднимая брови на любого, кто осмеливался встать у нее на пути. Наконец, подойдя к Майлзу, она посмотрела на него.

– Возможно, вы соизволите представить меня своим коллегам.

В ответ Майлз лишь холодно улыбнулся.

– Что ж, прекрасно. – Повернувшись, она сказала:

–Я жена мистера Уорвика.

Тишина, потом кто-то гоготнул. Кто-то прошептал:

– Я ее знаю. Это дочка лорда Девоншира. В Миддлхэме ее называют «старым люнетом»[5]5
  Люнет – старинный род укреплений.


[Закрыть].

Толпа попятилась, давая ей больше места. Дэмиен подошел и хлопнул Майлза по плечу.

– Вижу, ты демонстрируешь свой обычный такт и дарование, Кембалл.

Майлз закрыл глаза.

– Что, черт возьми, вы здесь делаете?

– Полагаю, не имеет значения, что мы с твоей женой только что спасли твою шкуру.

Он осторожно дотронулся до рассеченной губы, разбитой челюсти и распухшего века.

– Похоже, ты немного опоздал, Дейм. Это было случайно или намеренно?

– А ты как думаешь?

– Думаю, ты, возможно, подстрекал их.

– Не угадал. Я не наблюдатель. Я больше склонен к человеческому участию. Я бы сломал тебе челюсть.

Оливия бросила на них суровый взгляд через плечо.

– Думаю, джентльмены, сейчас не время и не место для колкостей. – Обращаясь к Майлзу, добавила:

– Осмелюсь заметить, сэр, что вам следует поскорее выйти из этого довольно опасного положения, иначе они внезапно вспомнят, что они больше злы на вас, чем ошеломлены моим появлением здесь.

Дэмиен усмехнулся.

Майлз сердито посмотрел на него.

– Добрые люди, – сказала Оливия достаточно громко, чтобы быть услышанной сквозь новый гул недовольства. – Убийство вашего работодателя крайне недостойный добрых христиан поступок. И какую пользу вам оно принесет?

– Доставит мне большое удовольствие, – выкрикнул кто-то.

– Могло бы доставить… если бы вы не оказались после этого без работы – или на виселице. Сладок ли окажется вкус мести, когда ваши дети будут умирать с голоду?

– Наши дети уже и так умирают! – крикнула женщина.

Гул одобрения пронесен по толпе. Повернувшись к Дэмиену, Оливия сказала:

– Думаю, нам следует найти нейтральную почву, милорд. Боюсь, мы ничего не добьемся до тех пор, пока эта ситуация не будет разрешена.

* * *

Нейтральной почвой оказалась таверна «Белая Лошадь». После длительных препирательств двери были закрыты для всех кроме Делани, Уоллиса, Макмиллана, Дэмиена, Майлза и Оливии. Рассевшись по обе стороны стола они все молча ждали, пока хозяин таверны поставит на стол кружки с темным пивом. Затем трактирщик встал, уперев руки в бока, недовольно поглядывая на Майлза и Дэмиена. Дэмиен ответил ему взглядом, в котором явно читался совет держать свое мнение при себе. Майлз, однако, не отрывал глаз от Оливии, когда она взяла свою кружку и поднесла ко рту, взглядом скользнув к нему поверх края кружки.

– Это все напрасная трата времени, – проворчал Джейк. – Я не привык иметь дело с женщинами.

– Ага, – поддакнул Герберт. – С каких это пор Уорвикам требуется, чтобы за них говорила баба?

– Поймите, я ни за кого не собираюсь говорить, – ответила Оливия. – Но очевидно, что вы, джентльмены, расходитесь с моим мужем по вопросу руководства этими рудниками.

– Чертовски верно, – отозвался Джейк. – Того что мы сыты по горло пустыми обещаниями.

– Понятно. Мы с графом Уорвиком пространно обсуждали этот вопрос, и, надеюсь, мы все согласны, что основная проблема состоит в недостатке денежных средств у моего мужа… и плохом руководстве.

Майлз сузил глаза.

– Таким образом, – продолжала Оливия, – я здесь для того, чтобы гарантировать вам, что будет сделано все возможное, чтобы обеспечить благополучие рабочих и их семей.

Герберт холодно взглянул на нее.

– А как вы собираетесь это сделать, мэм?

– Подписав контракт, в котором мы с мужем гарантируем определенные права и привилегии каждому работнику, включая гарантию прибыли, реконструкции, ремонта и…

– Прошу прощения, – вмешался Майлз, поднимаясь со стула. Холодно улыбнувшись Оливии, он мягко обхватил ее руку своими поцарапанными пальцами и добавил:

–Я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Оливия взглянула на лица своих собеседников, отражающих противоречивые чувства, и последовала за Майлзом в заднюю часть таверны. Он не отодвинул для нее стул, но уселся на свой верхом, спиной к дверям и сверлил ее взглядом до тех пор, пока она не села, сплетя пальцы вокруг сумочки, лежащей на коленях. Она спокойно и открыто встретила его взгляд.

– Во-первых, я благодарю тебя за помощь, но зачем, черт побери, ты лезешь в это дело?

Оливия открыла сумочку и, достав носовой платок, протянула его Майлзу.

– У тебя на лбу кровь, вытри.

Он не обратил внимания на платок. Оливия пожала плечами и убрала платок обратно в сумочку.

– Я думаю, тебе пока есть чем заняться в Брайтуайте.

– Ты имеешь в виду свою мать, полагаю. Он бросил взгляд на графа Уорвика.

– Предполагаю, он знает об Элисон. Она кивнула.

Майлз на мгновение прикрыл глаза. Он выглядел осунувшимся, как если бы мало спал последние недели.

– Это дело тебя не касается, – сказал он.

– В самом деле? – Ее взгляд пробежал по нему. -Неприятности налицо и…

– И вы с моим братом убеждены, что я не способен справиться с ними. Проклятье! – Он стукнул кулаком по столу так, что Оливия подпрыгнула. – Я не закрою эти рудники и никогда не продам их Либински.

– Граф Уорвик упоминал, что шахты практически отработаны. Это кажется разумным решением твоей дилеммы, – заметила она.

Майлз откинулся на стуле и устало воззрился на старые перекладины низкого потолка.

– Не могу понять. Сколько бы денег я не спускал в эти проклятые шахты, ничего не могу добиться. Рабочие не трудятся упорнее. И несмотря на все мои усилия обеспечить их безопасность, несчастные случаи продолжаются.

– Так зачем упорствовать? Почему не продать?

– В противоположность тому, что ты обо мне думаешь, меня волнует судьба этих людей. Если Либински завладеет шахтами, он привезет сюда кучу своих горилл для работы в штольнях, и люди Ганнерсайда будут уволены и забыты. Такое уже было.

– И все же они предпочитают рискнуть, чтобы избавиться от тебя. – Оливия оглянулась на мужчин. – Возможно, если я поговорю с ними…

– Нет. – Выпрямившись, Майлз положил свои испачканные руки на стол и презрительно скривился. – Боюсь, ты сделала уже достаточно.

– Гордыня до добра не доведет, – ответила Оливия, решительно подняв подбородок. Затем поднялась со стула и вернулась к собравшимся.

– Джентльмены, – заявила она, решительно шлепнув сумочкой по столу. – Мы с мистером Уорвиком пришли к решению, что надо принять меры по исправлению неблагоприятной ситуации, сложившейся на уорвикских рудниках. – Майлз подошел сзади, и атмосфера заметно накалилась, однако ей удалось сделать успокаивающий вдох и продолжить. – Мистер Макмиллан, прошу вас.

Управляющий Уорвика заерзал на стуле, но не поднял на нее глаз.

– Я бы хотела посмотреть ваши книги и побеседовать с вами, – сообщила ему Оливия.

Макмиллан взглянул на Майлза, потом на своих людей, которые в упор смотрели на Оливию, словно она была какой-то экзотической букашкой, усевшейся им на кончик носа.

– И, – добавила она, – я хочу осмотреть шахты.

Все ошеломленно выпрямились на стульях. Все, кроме графа Уорвика, который сидел, развалясь, со своей знаменитой ухмылкой на лице.

– Вы рехнулись, – воскликнул Джейк Делани. – Ни одна женщина не спускалась в недра рудников с тех пор, как комиссия лорда Эшли издала указ, запрещающий женщине работать под землей.

– Это опасно, – добавил Герберт Уоллис.

– Не говоря уж о том, что бессмысленно. – Макмиллан покачал головой и скрестил руки на груди. – К тому же, замараете это ваше красивое платьице.

Мужчины довольно загоготали. Оливия поправила очки и смотрела на них до тех пор, пока они не замолчали.

– Я все равно осмотрю шахты, – заявила она. Они неуверенно переглянулись.

– Мистер Делани, я бы посоветовала вам поговорить с остальными. Кому-то будет нужно выступать от их имени, когда придет время переговоров. А до тех пор мистер Уорвик любезно просит, чтобы все работы были прекращены до дальнейших распоряжений.

Макмиллан подскочил.

– Эй, погодите-ка. Вы не можете вот так явиться и закрыть нас. Этим людям надо кормить жен и детей!

– Согласна. Поэтому нам всем следует поторопиться исправить эту неприемлемую ситуацию.

После долгих споров Оливия согласилась перенести осмотр рудников на завтрашнее утро. Однако, весь остаток дня она провела в магазине, деревянном домике, под крышей которой располагалась кузня и шахтерский магазин, с Бобом Макмилланом и Уорвиками, и пришла к заключению, что не испытывает к Макмиллану ни симпатии, ни доверия.

С наступлением сумерек она, извинившись, покинула мужскую компанию и поспешно вернулась в «Белую Лошадь». Узнав, что муж снял жилье в магазине, она сняла комнату, радуясь возможности остаться одной в крошечной комнатушке, оклеенной веселенькими обоями в цветочек. Сейчас, когда она лежала в полутьме, закрыв глаза, прошедший день казался каким-то расплывчатым, и девушка попыталась унять дрожь. Суставы адски болели от езды верхом всю дорогу от Брайтуайта до Ганнерсайда, а остальную часть дня спина и плечи – да и все ее тело – были напряжены, как тетива лука.

Майлз ужасно зол на нее за то, что она здесь.

За то, что помогла ему.

Ну, а чего же она ожидала? Что он будет скакать от радости, потому что она и его брат вмешались в ту отвратительную историю и спасли его красивую голову? Неужели ей и графу Уорвику следовало просто стоять и смотреть, как разъяренные рудокопы убивают Майлза?

– Оливия.

Она открыла глаза и прислушалась к шороху ветра за окном. Сердце ее учащенно билось, звуки пьяного смеха из таверны докатились до нее громовым раскатом.

– Оливия, – снова послышался голос Майлза, потом стук в дверь.

Сколько она проспала?

Девушка соскользнула с кровати, и тихо ахнула, когда ее босые ноги коснулись холодного пола. Она поспешила к двери и приоткрыла ее, увидев за ней угрюмое лицо Уорвика.

– Извини, – сказал он и вошел в комнату. – Я тебя разбудил?

Оливия бросила взгляд на дверь.

– Закрой, – приказал он. Когда она заколебалась, он взглянул на нее с усмешкой в глазах. – Ну, ну, дорогая, ведь можем же мы побыть наедине.

Он показал пальцем на дверь, и она закрыла ее, прислонившись к ней спиной, и наблюдая за тем, как он медленно поворачивается.

Майлз сощурился. Оливия расстегнула верхние пуговки платья, прежде чем лечь в постель. Теперь оно распахнулось, обнажая полоску белого тела и розовый бутон татуировки на груди. По растрепанным, выбившимся из узла волосам и слегка припухшим глазам было очевидно, что она спала.

– Вы пьяны? – спросила Оливия несколько хрипловатым голосом. – Если да, сэр, то лучше сейчас же уходите. Я не имею ни малейшего желания общаться и спорить с пьяным.

– С чего ты взяла, что я пришел спорить?

Она подозрительно нахмурилась и облизала губы кончиком языка.

– Мой братец вежливо приказал мне составить ему компанию за выпивкой перед ужином – событие, как ты понимаешь. Подозреваю, что он намерен словесно высечь меня за то, что моя мать живет в Брайтуайте. Он, без сомнения, напомнит мне, что Брайтуайт принадлежит мне лишь на испытательный срок, а именно, если я не продемонстрирую платежеспособности к концу следующего года, собственность вернется к нему. И, таким образом, он имеет полное право требовать, чтобы Элисон Кембалл была удалена из дома. А как послушный сын и законопослушный гражданин я должен оставить свои мечты владеть Брайтуайтом и покинуть его, чтобы до конца дней жить счастливо с женщиной, которая вышвырнула меня вон, когда мне было восемь лет. Однако, будучи внимательным мужем, я сказал ему, что должен проконсультироваться с тобой перед нашим тет-а-тет. Кроме того, нам так много надо наверстать. Не так ли?

– Именно. – Она прочистила горло и сунула руку в карман платья, доставая очки. Пальцы девушки путались, разворачивая дужки, потом поднесли их к носу.

Майлз засмеялся и покачал головой. Он двинулся к ней, наблюдая, как глаза ее сделались больше, а затем еще больше за толстыми линзами.

– Сегодня ты не спрячешься за этой дрянью.

Не успела она опомниться, как он сорвал с нее очки и швырнул их на пол, потом придавил их каблуком, раздавливая стекла.

Оливия ахнула.

– Идиот! Что ты делаешь?

– Вот что.

Взяв жену одной рукой за горло, он прислонил ее спиной к двери, наблюдая, как сине-зеленые глаза вспыхнули в равной степени страхом и вызовом, а рот приоткрылся. Она вцепилась в его запястье обеими руками. На мгновенье злость мужа на ее с Дэмиеном вмешательство в его жизнь и дела была забыта. Нежданная волна желания к этой несносной женщине захватила его.

– Сэр, вам меня не напугать. И, – добавила она выразительно, – дома у меня есть еще одни очки.

Его рот скривился в улыбке, он приблизил к ней лицо.

– О, я не собираюсь причинить тебе вред, моя милая. Стены слишком тонки. Могут быть свидетели. Нет, я пришел сюда за кое-чем, что потерял сегодня.

Оливия медленно заморгала и, казалось, смутилась, потом занервничала, потом вздрогнула, когда он протиснул колено между ее бедер и прижал ее спиной к двери. Взгляд девушки остановился на его лице и, сделав резкий вдох, она в отчаянии попыталась перехватить его руку, скользнувшую вниз, чтобы поднять край платья.

– Ч-что ты делаешь? – возмутилась она сдавленным голосом.

У нее ничего не было под платьем. Бедро было теплым, гладким и крепким.

– Я же сказал тебе. Боюсь, я потерял кое-что сегодня или может в тот момент, когда согласился на условия твоего отца относительно приданого. Ты еще не догадалась, что я ищу, моя дорогая женушка? Гмм? Тогда позволь мне сказать тебе. Я ищу свои яйца. Ты кастрировала меня сегодня перед всеми этими людьми, вот я и подумал, может ты здесь их прячешь.

Ее глаза встретились с его глазами, губы приоткрылись. Она лишь охнула, когда его рука обхватила ее влажную, чувствительную плоть.

Он ожидал борьбы, язвительных колкостей, слетающих с ее хлесткого языка или сурового выговора за столь грубое обращение с ней. Он хотел шокировать ее. Заставить ее почувствовать унижение, которое он испытал. Но она стояла, подобно лани, застывшей под дулом ружья, а тело ее становилось горячим и податливым под его прикосновением. Хотя, впрочем, чему он удивляется? В конце концов, такова ее репутация.

Нахмурившись, он вспомнил те минуты, когда целовал ее, снова испытывая то тревожащее наслаждение, которое обнаружил во вкусе и прикосновении ее губ. Если он постоит здесь еще, вспоминая о ее мягких губах, открывающихся навстречу ему, словно лепестки розы, тянущиеся к солнцу, они пробудят в нем обезумевшее от страсти животное, и он позабудет причины своего гнева. Он совершит какую-нибудь глупость, например, швырнет ее на кровать и проникнет в ее тело… возьмет то, что по праву брачного закона принадлежит ему. Проклятье, она такая соблазнительная. Его пальцы нежно играли с ней до тех пор, пока лицо ее не вспыхнуло, а чувствительная плоть не стала влажной и горячей. Тишину прерывало лишь ее неровное дыхание. Глаза ее покрылись поволокой, сочные губы приоткрылись, а бедра шевельнулись – едва уловимое движение навстречу его руке.

Ей нравится это. О да. Он гадал, что же еще она любит, ждет ли от секса мягкой нежности или первобытной страсти, как нравится ему. Необузданной. Дикой. Взрывной.

Если бы только он был сейчас немножко пьянее… то мог забыть, как она манипулировала, распоряжалась кастрировала его перед всем Ганнерсайдом. Но он слишком зол.

Убрав руку, он дал краю платья упасть, затем отступил, ослепив ее улыбкой, которая пригвоздила ее к двери с той же силой, что и его тело минуту назад. Все тело ее заметно задрожало, лицо побледнело. Какой юной и уязвимой казалась она в этот момент. Будь она другой женщиной – девственницей, – он мог бы истолковать ее дрожь испугом его сексуальной агрессивности. Но наверняка это распутство заставило ее покраснеть от жаркой страсти. Несомненно, она думала об ином времени и месте, возможно, о другом мужчине. Однако, глаз она не отводила. Взгляд ее не дрогнул. Прошло несколько безмолвных мгновений. Наконец она взяла себя в руки и поглядела на него с прежним вызовом, словно говоря: «Ну что же ты? Давай, возьми меня, желай меня такую, какая я есть!». – Приятных тебе снов, милая, – сказал он и взялся за ручку двери.