Текст книги "От сердца к сердцу"

Итак, по прошествии этих десяти лет она просила его забыть ее ложь… просила стать отцом девочки, которую он едва знал.

Потому что Джеффри действительно плохо знал Мерри, точнее, ее внутренний мир. Наблюдательным журналистским глазом он следил, как маленькое живое существо превращалось в человечка. Вот Мерри младенцем угукает на руках матери… а вот она уже маленькая девочка с грациозными ручками и ножками. Ее белокурые волосики потемнели и превратились в золотистую пышную гриву… Ее голос так похож на голос Джулии, и она говорит спокойно и четко, а не выкрикивает что-то нечленораздельное, как это часто делают дети.

Да, Джеффри наблюдал за ней издали, словно за яркой, постоянно меняющейся картинкой на экране, но он не знал Мерри. Разумеется, он всегда приветливо здоровался с ней и тепло улыбался милой дочери своей единственной возлюбленной. Маленькая Мерри весело смеялась, тянула к нему пухлые ручки, но после возвращения Джеффри из Бейрута девочка явно смущалась в его присутствии и заливалась краской, когда ловила на себе его взгляд.

Обращаясь к Джеффри, Мерри называла его папой, и поначалу это весьма беспокоило его. Но за десять лет он понял, что девчушка не ждет от него ничего… И Джулия тоже.

До последнего дня.

Итак, Джулия захотела, чтобы он наконец принял ее ложь.

На десятую годовщину их свадьбы Джеффри попросил жену преодолеть страх перед полетами на самолете. А она, в свою очередь, обратилась к нему с просьбой преодолеть страх перед ее давним обманом, который был так важен для нее, что она до сих пор скрывала истину.

Мог ли он сделать это? Мог ли притворяться отцом маленькой девочки, которую зачал другой мужчина?

Джеффри не знал. Но, глядя в любимые, полные надежды глаза Джулии, он услышал собственный шепот:

– Хорошо, Джули. – «Обещаю, что постараюсь».

После того как старая рана была приоткрыта письмом покойной бабушки, Джеффри поспешил прикрыть ее мягкой плотной повязкой любви. Но теперь рана снова открылась: настойчивая ложь Джулии причиняла ему истинные страдания.

Желание Джулии, чтобы они стали семьей, было желанием вечной любви. Джеффри должен был почувствовать надежду, да, собственно, так оно и было, но старая, незалеченная рана вызывала в нем старые эмоции. Боль, гнев, возмущение предательством, таившиеся где-то в глубине его души, вдруг вырвались наружу, и Джеффри, как и когда-то, почувствовал себя оскорбленным.

Понадобится время, чтобы побороть все эти чувства, но он непременно сделает это.

Однако они все еще владели им спустя три недели, когда он вернулся в Бельведер после интервью с доктором Дайаной Шеферд, которая получила при нем бумаги на развод. По пути домой зловещие мысли более обычного преследовали Джеффри. С каким же облегчением он увидел спешащую ему навстречу Джулию, залюбовался обычным радостным блеском в ее лавандовых глазах! Они занимались любовью, а потом, когда она уснула в его объятиях, он смотрел на нее и думал об ее обмане – этом небольшом изъяне в бриллианте их любви. Затем, отодвинувшись от жены, Джеффри спросил себя: что за изъян привел к распаду брака Чейза Эндрюса и его великолепной Королевы Сердец?

Часть вторая

Глава 7

Манхэттен Июль 1989 года

Дайана стояла на балконе роскошного пентхауса, который они пять лет делили с Чейзом, и с облегчением наблюдала за тем, как первые лучи летнего солнца постепенно окрашивают небо в розовый цвет. Спала она ужасно, во сне ее преследовали кошмары. Когда же наконец проснулась, ей стали мерещиться неприятные видения. Некоторые из них были совсем свеженькими – о любви и браке, живших и погибших на этом легендарном чердаке. Однако были и другие – старые и зыбкие, болезненные воспоминания о Джонни и Сэме.

Ночь была такой длинной и темной. Зато с рассветом у Дайаны появилась надежда на то, что она сможет укрыться в своей больнице, и даже не просто в больнице, а в своей стерильной операционной.

Собирается ли она оперировать советского посла, спросил ее вчера Джеффри Лоуренс, самый популярный телеведущий страны. Известный журналист задал ей этот вопрос спокойным, ровным голосом, но спрашивать об этом было неэтично. Не то чтобы вопрос был незаконным, но Джеффри следовало промолчать.

Этично ли проводить сегодня операцию? Спала она отвратительно, за ночь не отдохнула. Однако Дайана привыкла к бессонным ночам и по опыту знала, что бессонница никак не отразится на ее способности собраться и действовать в операционной.

Потому что видениям там не было места. Ни видениям, ни воспоминаниям, ни эмоциям. Дайана была уверена, что сумеет прогнать все лишнее. За ее плечами были годы практики. Когда Дайана оперировала, каждая частица ее блестящего ума была сконцентрирована только на пациенте.

Дайана любила тишину и спокойствие операционной, нарушаемые лишь привычными звуками – тихим жужжанием вентилятора, ритмичным попискиванием кардиомонитора, едва слышным шипением отсосов, клацаньем ножниц при наложении швов, звяканьем инструментов и шелестом резиновых хирургических перчаток.

Иногда, правда, кто-то что-то говорил. Как правило же, Дайана без слов общалась со своими помощниками, со своей командой. Ей не было нужды говорить «скальпель», «зажим», «тампон», «пинцет», потому что опытная сестра сама знала, какой инструмент подать. Дайана не просила ассистентов помочь ей втягивать, отсасывать или прижигать; она также не обращалась к ним с просьбой осторожнее держать тонкий лепесток митрального клапана, пока она накладывает швы. Они все знали и понимали без слов.

Они знали, что Дайана вообще не любит разговоров в операционной. Однако ей было отлично известно, что некоторые хирурги болтают во время операции.

Говорят… или слушают музыку.

Разговоры не так отвлекали бы ее, а вот музыка… Звуки музыки могли всколыхнуть воспоминания и вызвать чувства, которым не место было в операционной; они могли напомнить ей о песнях любви, написанных и спетых специально для нее, о любви, которая умерла…

Музыку не разрешалось включать во время операции, поэтому видения не беспокоили Дайану, а ее талантливые руки уверенно творили волшебство.

Так будет ли она оперировать сегодня?

Да. И это было этично.

Выйдя из своего дома на роскошной Парк-авеню, Дайана через пять минут оказалась в раздевалке для хирургов в «Мемориал хоспитал». Повесив платье на металлический крючок, она надела голубую хирургическую пижаму, а потом потянулась к безымянному пальцу на левой руке, чтобы снять золотое, с четырехкаратным бриллиантом, обручальное кольцо. Это был привычный, почти автоматический жест.

Не одну сотню раз за эти пять лет она снимала с рук колечки и пристегивала их к пижаме большой золотой булавкой, подаренной Чейзом специально для этой цели. Хирурги должны снимать кольца перед операцией. И вообще Дайана не стала бы надевать кольцо с таким огромным камнем, но оно было из фамильных драгоценностей Чейза, и мужу хотелось, чтобы этот бриллиант сверкал на руке его жены. Тогда он с любовью спросил, смогут ли ее талантливые пальчики снимать кольцо так осторожно, чтобы оно не упало на кафельный пол раздевалки. Да, сверкнув сапфиром своих глаз, ответила Дайана, да, она будет осторожна.

Вот и сегодня она потянулась к безымянному пальцу, но кольца уже на нем не было. Дайана сняла его еще накануне, когда ее позвали в операционную, что, к счастью, помогло закончить интервью с Джеффри Лоуренсом. Потом она уже не смогла заставить себя надеть сияющий символ их любви, потому что их браку пришел конец. Она зажала кольцо в ладони, а дома спрятала его в шкафу, сунув под шелковое белье.

Дотронувшись до пальца, Дайана с грустью вздохнула. Надо будет отучить себя от этого жеста… И привыкнуть к мысли о том, что отныне ей придется жить одной. Может быть, до конца своих дней.

– Добрый день, я Джеффри Лоуренс. Мы прерываем передачу для того, чтобы показать вам этот необычный репортаж. Операция по пересадке «сердца Шеферд» советскому послу только что была удачно завершена. Вскоре мы покажем вам в прямом эфире пресс-конференцию в «Мемориал хоспитал». И хотя весь мир сейчас с напряженным вниманием наблюдает за положительным сдвигом в американо-советских отношениях, я хотел бы несколько отвлечься от этой темы и рассказать о «сердце Шеферд». Вчера вечером я беседовал с доктором Шеферд, и вот что она поведала мне о своем замечательном изобретении, модель которого я держу в руках… – Подняв искусственное сердце перед камерой, Джеффри стал пересказывать зрителям слова Дайаны, добавляя кое-какие сведения, почерпнутые им из ее брошюр. Он, по обыкновению, сделал кое-какие наброски, поэтому без труда вел свой рассказ, пока режиссер не сделал ему знак, что студия готова переключиться на камеру в «Мемориал хоспитал».

Джеффри смотрел пресс-конференцию по студийным телевизорам. Конференц-зал был переполнен теле-, радио– и газетными журналистами, приехавшими со всего мира. Дайана прибыла на пресс-конференцию со своей свитой – тремя медсестрами, двумя кардиохирургами и анестезиологом. Представив журналистам членов своей команды, Дайана коротко рассказала об операции и сообщила, что посол находится сейчас в реанимации.

– Итак, посол в реанимации, – сказал один из журналистов, когда Дайана была готова выслушать вопросы. – Что это означает?

– Все пациенты, получившие новое сердце, некоторое время проводят в реанимационном отделении, – объяснила Дайана. – Это обычная практика.

Вопросы посыпались один за другим – об операции, о сердце, о времени, в течение которого возможно подобное вмешательство в организм, о неожиданном обращении посла в больницу, о прогнозах на его выздоровление. Репортеры задавали вопросы и на медицинские, и на политические темы. Ожидает ли доктор Шеферд звонка от президента Буша? Или от Горбачева?

Дайана внимательно выслушивала каждый вопрос и давала подробные ответы – на медицинские вопросы ответы были серьезными, а когда она говорила о политике, в ее глазах поблескивал озорной огонек.

Пресс-конференция могла бы продолжаться весь день. Дайана очаровала журналистов и была рада отвечать им. Однако она резко прервала пресс-конференцию после того, как какой-то журналист из небольшой телекомпании, входящей в состав национальной телесети, где работал Джеффри, задал ей личный вопрос.

– Доктор Шеферд, что было для вас труднее: оперировать или оправиться после получения недавно новостей?

– Прошу прощения? – переспросила Дайана.

– Я имею в виду новости о том, что ваш муж, магнат недвижимости Чейз Эндрюс, подал документы на развод, – пояснил журналист.

Джеффри не расслышал ответа Дайаны, потому что ее шепот был заглушен громким гомоном, неожиданно возникшим в конференц-зале. Но он увидел, как она отреагировала на бестактный вопрос. Несколько мгновений Дайана смотрела в глаза репортеру, словно не верила своим ушам. А потом элегантно и чисто по-королевски Королева Сердец вывела свою свиту из зала.

Вежливо извинившись перед телезрителями за неожиданно прерванную трансляцию, Джеффри завершил передачу. Когда камеры были отключены, он с яростью воскликнул:

– Я хочу знать, откуда этот чертов репортер узнал про развод!

– Дурные новости, Дайана.

Дайана оторвала глаза от медицинской карты, которую заполняла. Доктор Томас Чендлер смотрел на нее с видимой озабоченностью.

– Что-то случилось с послом, Том?

– Я говорил про Чейза.

– А-а… – протянула она.

Дайана нахмурилась, стараясь не выглядеть смущенной. А потом, нарочито произнося слова с тягучим далласским акцентом, словно желая напомнить Томасу, что не он один тут самый крутой техасец, медленно произнесла:

– Новости вовсе не дурные, Том. Но все равно, спасибо тебе за заботу.

– Ты молодчина, Дайана.

– Ты имеешь в виду посла или хирургию? – невинно переспросила она.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. – Это был последний выстрел Тома.

Когда он ушел, Дайана осталась одна, чтобы успокоить бешеный ритм своего сердца и совладать с переполнявшим ее гневом.

Целых восемь месяцев Дайана и Том будут соперничать, борясь за престижную должность директора кардиологического института в «Мемориал хоспитал». Оба были достойными кандидатами – кардиохирургами высочайшего класса и необычайного дарования, способными администраторами и академическими учеными. И каждый хотел получить это место. Оба знали, что впереди у них – настоящая война. По сути, сражения начались с момента их первой встречи. Дайана не привыкла к врагам. Даже когда ее открыто критиковали, она умело прятала свои чувства под маской изысканной вежливости. Однако антипатия между Дайаной и Томом Чендлером была столь очевидной, что не было смысла ее скрывать.

Том был похож на Тома Круза. Как любили говаривать его поклонники, Том Чендлер был именно таким, каким Том Круз станет в сорок один год, если только красота актера не поблекнет к этому времени. Настоящий красавец, как ждали многие в «Мемориал хоспитал», станет и врачом номер один. Дайана была готова признать, что новый талантливый кардиохирург затмит ее славу, однако ряд хирургов больницы относились к ним как к равным. И это, разумеется, лишь усугубило их соперничество и взаимную неприязнь.

– Он типичный кардиохирург! – как-то воскликнула Дайана, рассказывая о нем Чейзу.

– Ты говоришь о том, что он невероятно сексуален, удивительно умен, или о том, что у него завораживающие сапфировые глаза? – с иронией спросил Чейз у своей жены-кардиохирурга.

– Нет, – улыбнулась Дайана. – Я имею в виду, что он невероятно высокомерен и эгоистичен.

Том Чендлер и впрямь был высокомерен и эгоистичен, но его талант хирурга нельзя было отрицать. Нет, разумеется, ему и Дайане не приходилось сталкиваться в операционной – каждый работал со своей бригадой медиков, – но она знала все о его работе, так же как и он – о ее. Дайана стала необычайно популярной после того, как изобрела искусственное сердце. Однако она была известна как выдающийся детский кардиохирург задолго до своего изобретения. Том завоевал признание своими операциями по пересадке сердца, но и до этого у него была известность в медицинском мире – он славился операциями на сердце у детей.

Оба – Том и Дайана – обладали талантом, преданностью своему делу и немалым опытом в детской хирургии. Им бы стать уважающими друг друга коллегами, а вместо этого они оказались вовлеченными в войну нервов. Причем удары по вражескому лагерю наносились с хирургической точностью и изяществом.

Разумеется, этим вечером у Тома была причина находиться в комнате медсестер при детской палате. Он, как и Дайана, проводил послеоперационный осмотр пациентов. Но зачем он затеял с Дайаной разговор о разводе?

Дайана понимала, что он проверял ее. Она знала: Том хотел увидеть, не появилась ли дрожь в ее пальцах, не заметно ли по ее глазам или голосу потрясение. Дурные новости о Чейзе. В голосе Тома Дайана уловила намек на то, что развод может повлиять каким-то образом на ее продвижение по службе. Потому что счастливый брак с богатым и влиятельным Чейзом имел не меньшее значение, чем ее талант хирурга. Ведь лишь с помощью Чейза Дайана могла заполучить щедрые пожертвования для института. Так ей казалось.

Неужели Том и впрямь полагал, что объявление о разводе может оказать влияние на правление? Правление «Мемориал хоспитал» состояло из консервативных, добропорядочных людей, которые считались с общественным мнением. Это так.

Вздохнув, Дайана кончила записи в карте и посмотрела на часы: семь вечера. Все ее пациенты в стабильном состоянии, а в случае необходимости могли рассчитывать на помощь умелых дежурных врачей.

Пора домой.

Она и пойдет домой, только сначала выполнит то, что задумала после пресс-конференции.

Джеффри находился в своем кабинете. Вечерняя передача только что закончилась, и он уже собирался домой, когда в дверях неожиданно появилась Дайана. Джеффри не ждал гостью. Охранники студии узнали ее, а она пробормотала им, что должна забрать у ведущего модель сердца. Охранники не предупредили Джеффри, иначе он ждал бы ее у лестницы. Однако никто ему не позвонил, и это был промах охраны. Психи то и дело пытались проникнуть в студию или даже прорваться в открытый эфир. А в прошлом году на телевидении в округе Колумбия даже произошло убийство.

А что, ели доктор Дайана Шеферд принесла с собой пистолет? Ледяные голубые глаза смотрели на Джеффри с таким выражением, что вот-вот мог действительно прозвучать выстрел. Впрочем, Королева Сердец вполне могла бы воспользоваться и чисто медицинскими средствами. В кармашке ее модного платья, скажем, прятался шприц с кураре.

Сапфировые глаза Дайаны горели яростью. Джеффри успел заметить: на безымянном пальце левой руки не было кольца. Редкой красоты бриллиант исчез.

– Добрый вечер, доктор.

– А вы и вправду мерзавец, – вместо приветствия заявила гостья.

– Благодарю. И что же я такого сделал? – Джеффри мог бы не прикидываться невинным агнцем. Он знал, что разозлило Дайану. Его эта история и самого возмутила. Однако ничуть не меньше его сердило, что она могла подумать, будто это он спровоцировал журналиста на бестактный вопрос о разводе.

– Если бы мне пришло в голову разболтать конфиденциальные подробности о пациенте, против меня возбудили бы судебное дело. От работы я была бы отстранена, а может, даже лишена лицензии. В медицине это называется соблюдением профессиональной этики. Каждый человек по закону имеет право на личную жизнь. Однако вы, журналисты, вообразили, что можете внести поправку в этот закон! Вы готовы на все, лишь бы повысить рейтинг программы! Давайте, мол, посмотрим, как доктор поведет себя в передаче национального телевидения! И тогда узнаем, действительно ли у Королевы Сердец нет сердца! Это мерзко! Я, черт возьми, не заслуживаю ничего подобного!

– Я не хотел ничего подобного.

– Да что вы? Тогда зачем же вы это подстроили?

– Я этого не делал.

– Не верю. Это был репортер с вашего канала.

– Из местного отделения, а не из этой студии, – поправил ее Джеффри.

– Как удобно! Достаточно далеко, чтобы не раздувать пламя, но довольно близко, чтобы повысить рейтинг!

– Вчера вечером вы терпимо, даже умно подсмеивались над журналистами, и в этом был своеобразный шарм. Однако сейчас, доктор, вы ставите под сомнение мой профессионализм, а это уже недопустимо.

– Недопустимо? – переспросила Дайана. – Вы хотите сказать, что ваш профессионализм вне критики?

– Как и ваша врачебная этика. Кстати, бумаги на развод уже с утра были в суде. Так что судебные репортеры с местной станции знали об этом часам к десяти.

– И вы хотите сказать, что их никто не подтолкнул?

– Только не я.

– Возможно, эту пакость сделал кто-то из ваших знакомых?

Джеффри сдержал обещание и не чувствовал себя виноватым. И теперь она обвиняет его в утечке информации. Но она его обвиняет!

– Я не в ответе за ваш развод, доктор Шеферд. – Джеффри помолчал, а его синие глаза сказали ей: «Ты сама во всем виновата». – Как не отвечаю и за то, что эта информация просочилась в прессу. Ищите другой источник. Это вполне мог быть ваш муж или один из его друзей.

Она поняла, кого он имеет в виду под друзьями – женщину, разумеется.

Дайана не сводила сверкающих от ярости глаз с Джеффри. А может, в них сверкали слезы? Знак того, что и лед может таять? Джеффри уже было решил извиниться перед ней, он должен был это сделать, но…

– Я повторяю, мистер Лоуренс, – отчеканила Дайана, – вы – мерзавец.

С этими словами она вылетела из его кабинета. Коробка с искусственным сердцем так и осталась на его столе. Он отправит коробку с курьером. А вот пошлет ли записку? С дюжиной красных роз и извинениями? Сегодня Дайана просто вне себя, но он-то помнил, какой она была вчера…

Она прибежала к нему, гонимая болью. Он понимал это, но не мог ее простить. Может быть, потом, придя в себя, Дайана поймет, как оскорбила его.

И Джеффри решил отправить ей «сердце» без записки. Он отнюдь не гордился тем, что потерял над собой контроль, но, в конце концов, его профессионализм значил для него не меньше, чем для нее ее врачебная этика.

Потому что мы так похожи?

Нет! Он сразу отбросил эту мысль.

Впрочем, это было уже не важно. Скорее всего он больше никогда не увидит Дайану Шеферд. Джеффри уже знал, что она не придет на обед к Спенсерам в субботу вечером. Похоже, и Чейза там не увидят. Однако Чейз имел общие дела с Пейдж, поэтому на званые обеды в Сомерсет, вероятно, будут звать именно Чейза, а не его бывшую жену.

Итак, возможно, Джеффри никогда больше не увидит Дайану. Это отлично, потому что у него не было ни малейшего желания еще раз встречаться с этой женщиной.