Текст книги "Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум"

Девятииглые колюшки и трехиглые колюшки – два родственных вида, которые в силу небольших морфологических различий оказываются на разных полюсах анализа эффективности затрат, предусмотренного гипотезой дорогостоящей информации. Для девятииглых колюшек, в отличие от трехиглых, эта специфическая форма социального научения достаточно выгодна, чтобы сформироваться в ходе естественного отбора. Можно также предположить, что соотношение издержек и выгоды использования общедоступной информации будет меняться в зависимости от обстоятельств для каждой конкретной особи. Каким, допустим, окажется это соотношение у самки девятииглой колюшки во время нереста? Рыбка с раздутым от икры брюхом гораздо заметнее и гораздо привлекательнее для хищника, чем не икряная, а кроме того, с толстым брюхом самке тяжелее уворачиваться от врага. Из-за этих перемен в состоянии рыбы научение путем проб и ошибок обходится ей еще дороже, поэтому нерестящиеся самки больше остальных склонны отдавать предпочтение социальной информации. Самцы же во время нереста вынуждены состязаться с другими самцами за территорию и самок, а потом усиленно заботиться о потомстве – они не могут отлучиться от гнезда, пока присматривают за икрой и мальками, и в течение этого периода корм, как правило, не добывают. В таких обстоятельствах преимущество будет на стороне самцов, которые идут на риск и добиваются большего вознаграждения, непосредственно инспектируя кормовые участки, поскольку внушительные энергетические запасы в начале брачных игр помогают сорвать куш по части приспособленности. А значит, у нерестящихся самцов колюшки соотношение меняется в сторону меньшего, чем у других, предпочтения наблюдать.

Эти гипотезы получили экспериментальное подтверждение{338}338
  Webster and Laland 2011.


[Закрыть]. Майк Вебстер обнаружил, что беременные самки почти во всем полагаются на общедоступную информацию и подражание используют в гораздо большей степени, чем небеременные, а также реже переключаются с одного кормового участка на другой и больше отсиживаются в укрытии, чем остальные. Состояние этих самок заставляет их тщательнее избегать риска, а значит, больше обращаться к социальному научению. Нерестящиеся самцы, напротив, не подавали почти никаких признаков использования общедоступной информации. Зато они демонстрировали наименьшую продолжительность отсиживания в укрытии, самый стремительный выбор кормового участка и самую высокую степень переключения между участками среди всех протестированных нами рыб. Кроме того, они почти не сбивались в косяк, и это навело нас на мысль, что нерестящихся самцов побуждают обращать меньше внимания на поведение добывающих корм сородичей и меньше пользоваться общедоступной информацией те же физиологические изменения, которые снижают у них тягу плавать в косяке. Уменьшение склонности сбиваться в косяк и проводить время в укрытии или около него крайне рискованно, поскольку особи, плавающие отдельно или на открытом пространстве, больше уязвимы для врагов{339}339
  Krause and Ruxton 2002.


[Закрыть]. Как свидетельствуют данные, касающиеся других животных, чувствительность самцов к риску может притупляться из-за повышения уровня тестостерона в крови, связанного с началом репродуктивной фазы{340}340
  Wingfield et al. 2001, Kambo and Galea 2006.


[Закрыть].

Одно из особенно интересных для нас открытий заключалось в том, что нерестящиеся самцы быстрее остальных решали задачи, связанные с добычей корма в одиночку. Это значит, что перемены в поведении нерестящихся самцов колюшки нельзя объяснить одним только воздействием тестостерона, бурлящего в их тканях и мешающего научению. Дело, скорее, в том, что нерестящиеся самцы пользуются другой адаптивной стратегией – направленной на то, чтобы как следует отъесться перед неотлучной заботой о потомстве, и потому подразумевающей интенсивное личное освоение кормовых участков. Искать корм наудачу, надеясь набрести на богатые залежи, вполне может быть адаптивно – если это дает самцу конкурентное преимущество в доступе к самкам или в присмотре за икрой и молодью{341}341
  Kavaliers et al. 2001.


[Закрыть]. Эти перемены в стратегии добычи корма объясняются разницей в издержках несоциального научения в зависимости от репродуктивного состояния (нерестится особь или нет){342}342
  Отсутствие половых различий у рыб, не участвующих в нересте, и демонстрируемый ими промежуточный уровень подражания подтверждают, что разнице в полоспецифичных адаптивных стратегиях социального научения способствует именно репродуктивное состояние, а не пол (Webster and Laland 2011).


[Закрыть]. По сути, во время нереста девятииглые самцы колюшки ведут себя во многом как трехиглые, повышая тем самым любопытную вероятность, что разница между двумя видами может диктоваться сдвигом гормонального уровня.

Разумеется, колюшки бывают не только трехиглые и девятииглые, и эти два вида не самые близкие родственники. Наиболее близкий к девятииглым вид – ручьевая колюшка{343}343
  Culaea inconstans.


[Закрыть], очень напоминающая их внешне, лишенная, как и они, боковых пластин, но имеющая лишь пять-шесть шипов на спине. Учитывая физическое сходство и близкое родство с девятииглыми, логично было бы предположить, что ручьевая колюшка тоже умеет пользоваться общедоступной информацией. Существуют еще два вида, состоящих в более близком родстве с девятииглыми, чем трехиглые, – четырехиглая колюшка и морская колюшка{344}344
  Apeltes quadracus и Spinachia spinachia.


[Закрыть]. Их способность пользоваться общедоступной информацией нас тоже интересовала – выяснив, как обстоят с этим дела у разных видов, мы сможем обозначить эволюцию этой составляющей социального научения на «семейном древе» колюшек. Несколько лет Майк Вебстер ездил по всему миру, собирая разные виды колюшек и тестируя их на использование общедоступной информации. Он протестировал представителей более 50 популяций из пяти отдельных родов и восьми видов. Из всего этого множества особей способность пользоваться общедоступной информацией продемонстрировали только девятииглые колюшки и ближайшие их родственницы ручьевые, а у рыб остальных трех родов она, судя по всему, отсутствует. Это значит, что данная способность развилась у предков девятииглой и ручьевой колюшек уже после ответвления их рода от четырехиглых колюшек и морских, то есть около 10 млн лет назад.

Такое открытие отлично иллюстрирует общую схему эволюционного развития разума, а именно подтверждает, что умственные способности животных лучше всего объясняются отнюдь не близостью родства с человеком. Разные составляющие разума развивались конвергентно, не единожды и в самых разных таксонах{345}345
  См., например: Emery and Clayton 2004.


[Закрыть]. Использование общедоступной информации независимо появилось в группах животных, не связанных близким родством, в том числе у человека, некоторых птиц и рыб нескольких видов. Роднит эти группы разве что соотношение издержек и выгод, обеспечивающее преимущество данной форме научения. В последующих главах мы отыщем дальнейшие свидетельства того, что эти когнитивные способности, которые можно считать зачатками культуры, точно так же развивались путем конвергенции в разных ветвях приматов.

Подытожу, что же мы выяснили, изучая использование общедоступной информации у колюшек. Мы выявили у них адаптивную специализацию в социальном научении, позволяющую девятииглым, но не трехиглым, колюшкам получать сведения о богатстве кормового участка, следя за успехами и неудачами других рыб при добыче корма. Это межвидовое различие проявляется у колюшек по всему миру и не зависит ни от условий выращивания, ни от других протестированных факторов, связанных с накоплением опыта. Способность представляется высокоспецифичной; девятииглые колюшки могут извлекать из поведения окружающих информацию о качестве кормовых участков, но не об укрытиях. Других различий в способностях двух видов колюшек к научению пока не обнаружено. Морфологические защитные приспособления у девятииглых довольно слабые – таковы они и у ручьевых колюшек, у которых (единственных помимо девятииглых) тоже были обнаружены способности к использованию общедоступной информации. Это значит, что использование общедоступной информации выгодно там, где оно дает животному возможность получать надежные сведения о качестве кормовых участков без риска и затрат. У таких видов, как свидетельствуют наши эксперименты с колюшками, способность к использованию общедоступной информации достигла стратегического уровня и позволяет рыбкам осваивать ресурсы своей среды с почти оптимальной эффективностью. Тем не менее характер подражания у этих видов поддается прогнозам на основе эволюционной модели и соответствует ряду отличающихся от этой, но принципиально схожих комплементарных с ней стратегий социального научения. Трехиглым же колюшкам, как физически более защищенным, ничто не мешает без особых издержек самостоятельно проверять качество кормовых участков, и потому в использовании общедоступной информации они практически не нуждаются. Наоборот, если трехиглые будут отсиживаться в укрытии, пока другие кормятся, это приведет только к потере у них возможностей для добычи пищи. Отчасти именно этим объясняется, почему два этих вида колюшковых обычно водятся в одних и тех же реках и ручьях. Существование бок о бок приносит им взаимную выгоду. Стремление девятииглых сбиваться в косяк с представителями другого вида продиктовано, по крайней мере отчасти, возможностью получать от трехиглых общедоступную информацию. Трехиглые же, в свою очередь, пользуются дополнительной защитой, которую дает количество, тем более что многие хищники предпочитают нападать на девятииглых.

Из этой работы мы извлекли несколько ценных уроков, касающихся социального научения. Во-первых, и это главное, мы узнали, что животные используют для получения информации самый что ни на есть стратегический подход. Девятииглые колюшки подражают не при любом представившемся случае, они действуют крайне избирательно. Так, например, к информации от других они склонны обращаться, когда у них нет собственного предшествующего опыта либо когда полученные за счет этого опыта данные ненадежны или устарели. Кроме того, как мы видели, девятииглые способны эффективно сочетать эти два способа получения информации, максимизируя окупаемость при добыче корма и минимизируя риск. Это потрясающее открытие мы сделали задолго до проведения турнира социальных стратегий научения. И теперь, зная о стратегическом характере подражания у колюшек, мы обратили внимание, что и другие животные применяют его очень избирательно. Наша исследовательская группа изучала поведение множества разных животных, и все до единого виды, которыми мы занимались, демонстрировали высокостратегический подход к социальному научению. К такому же выводу пришло подавляющее большинство исследователей социального научения из других стран.

Впоследствии я намеренно ввел термин «стратегия социального научения», попытавшись приравнять правила подражания у животных, вырисовывающиеся в результате экспериментальных исследований, к стратегиям, которые были предметом анализа в эволюционной теории игр{346}346
  Laland 2004.


[Закрыть]. Предположение, что по крайней мере у человека подражание носит стратегический характер, уже высказывалось в антропологической литературе{347}347
  Первоначально идея была высказана в книге Бойда и Ричерсона «Культура и эволюционный процесс» (Culture and the Evolutionary Process, 1985). Там рассматривались «искажения передачи», влияющие на вероятность использования социально доступного знания.


[Закрыть] и подтверждалось важными теоретическими обоснованиями{348}348
  См., например: Boyd and Richerson 1985, Giraldeau and Caraco 2000 и Schlag 1998.


[Закрыть]. Однако у нас наметились очевидные возможности пойти дальше теорий, и, поскольку у биологов понятие «стратегия социального научения» вызывало интуитивный положительный отклик, оно повлекло развитие целого научного направления – исследования проблем социального научения.

Одна из причин продуктивности стратегического подхода заключается в том, что он обеспечивает массу возможностей для интеграции эмпирических и теоретических открытий. Прогнозы на основе математических эволюционных моделей, касающиеся применения конкретных стратегий, можно проверять с помощью экспериментов по социальному научению у животных. Полученные благодаря этим экспериментам данные, в свою очередь, подкрепляли теорию и придавали вес гипотезам. В нашем случае мы сумели доказать, что выявленные у наших колюшек модели подражания согласуются с предположениями, выдвинутыми на основе эволюционной теории, такими как «Подражай, когда несоциальное научение обойдется слишком дорого»{349}349
  Coolen et al. 2003.


[Закрыть], «Подражай, когда не уверен»{350}350
  Van Bergen et al. 2004.


[Закрыть] и «Действуй как большинство»{351}351
  Pike and Laland 2010.


[Закрыть]. Таким образом, стратегический подход помогал вписать постулаты социального научения в общую эволюционную канву.

Исследовательский бум, наблюдающийся в этой области последние десять лет, почти не оставил у ученых сомнений, что социальное научение носит в большинстве случаев, а может и всегда, стратегический характер{352}352
  Hoppitt and Laland 2013.


[Закрыть]. Пчелы гораздо чаще руководствуются танцем других пчел в тех случаях, когда их собственные поиски нектара особым успехом не увенчиваются{353}353
  Grüter et al. 2010, Grüter and Ratnieks 2011.


[Закрыть]. Гольяны тем больше будут подражать другим при выборе кормового участка, чем выше опасность стать добычей хищников{354}354
  Webster and Laland 2008.


[Закрыть]. Ключевой фактор формирования пищевых предпочтений у красноплечих черных трупиалов – хорошо себя чувствует демонстратор или ему нездоровится{355}355
  Mason 1988.


[Закрыть]. Шимпанзе больше склонны подражать доминантам, чем собратьям более низкого ранга{356}356
  Horner et al. 2010.


[Закрыть]. И так далее. Стратегическое подражание превращалось из исключения в правило. Это доказывали эксперименты на широкой выборке самых разных животных, в том числе в природных популяциях, где стратегическое подражание часто способствовало повышению биологической приспособленности{357}357
  Сводный обзор см.: Hoppitt and Laland 2013.


[Закрыть].

Человек для этой модели не исключение. Один из моих аспирантов в Сент-Эндрюсе Том Морган провел серию экспериментальных тестов с участием людей. В результате были выявлены с достаточным или высоким уровнем надежности девять отдельных стратегий социального научения, уже спрогнозированных в научной литературе по культурной эволюции. В их числе конформность, подражание в зависимости от окупаемости, подражание, когда несоциальное научение слишком затратно, подражание в случае неуверенности{358}358
  Morgan et al. 2012


[Закрыть]. Эти факторы проявляются одновременно и, взаимодействуя, вызывают поведение, обеспечивающее эффективное принятие решений и более высокую окупаемость поведения{359}359
  К сопоставимым выводам пришли Wood et al. 2012 по результатам исследования с участием детей.


[Закрыть]. Собственно, сам термин «подражание» намекает на стратегический характер социального научения у человека. Я на всем протяжении своей книги употребляю этот термин в самом общем смысле, подразумевая все формы социального научения, однако в обиходе он нередко приобретает негативную окраску и вызывает ассоциации с двоечниками, списывающими на контрольной. Но ведь и этот образ только подтверждает стратегический характер социального научения: кто же будет списывать на контрольной, если сам знает ответы? Списывающие, конечно, ведут себя нечестно, ведь контрольная призвана проверять их собственные знания, а не чужие. И тем не менее стратегия «Подражай, когда не уверен» – разумное и полезное правило, выручавшее человека испокон веков.

Между тем успехи в подтверждении теоретических прогнозов повлекли за собой новые задачи. За какие-нибудь несколько лет в моей лаборатории собрали экспериментальные доказательства, что девятииглые колюшки используют не менее шести разных стратегий социального научения. И хотя не все тестированные стратегии подтвердились{360}360
  Так, например, у нас нет данных, согласующихся с тем, что колюшки будут придерживаться стратегии подражания, выбранной случайным образом, и нет свидетельств в пользу «Подражай, если не удовлетворен» (Pike et al. 2010).


[Закрыть], разнообразие применяемых правил все же говорило о том, что стратегическое подражание гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. В частности, любая исследовательская программа, ставящая целью выявить одну-единственную стратегию, применяемую животными того или иного вида, оказывалась несостоятельной. Дело в том, что в распоряжении у животных целый арсенал стратегий социального научения, между которыми особи переключаются в зависимости от обстоятельств, гибко и адаптивно пользуясь доступными внешними и внутренними сигналами. Это еще больше усложняет задачу исследователя социального научения: недостаточно вычислить одно лишь используемое правило научения, нужно вдобавок к нему вычислить правила-руководства, понять, каким правилом и когда требуется воспользоваться. В данный момент исследователи начинают нащупывать метастратегии, диктующие использование стратегий социального научения в зависимости от контекста{361}361
  Laland 2004, Rendell, Fogarty, Hoppitt, et al. 2011; Hoppitt and Laland 2013.


[Закрыть], или рассматривают стратегии как предубеждения, управляющие доверием к социальной информации{362}362
  Boyd and Richerson 1985, Henrich and McElreath 2003, Hoppitt and Laland 2013.


[Закрыть].

Наши эксперименты с колюшками дают ключ к пониманию того, как соединяются альтернативные стратегии. Рыбы полагаются на свежий и надежный собственный опыт, когда он в наличии, но когда подходящего опыта нет либо когда сведения устарели или недостаточно надежны, они обращаются к социальной информации{363}363
  Coolen et al. 2003, Van Bergen et al. 2004.


[Закрыть]. При принятии решений{364}364
  Coolen et al. 2005.


[Закрыть] преимущество имеют сведения об отдаче, получаемой демонстраторами, однако когда таких сведений нет, рыбы переключаются на следующий по надежности источник информации, подразумевающий учет количества особей, которые пользуются каждым из рассматриваемых вариантов выбора{365}365
  Там же.


[Закрыть]. Эта информация, в свою очередь, применяется в ходе конформистской стратегии научения{366}366
  Pike and Laland 2010.


[Закрыть], тоже доказавшей свою высокую адаптивность{367}367
  Henrich and Boyd 1998.


[Закрыть]. Из этих наблюдений следует, что животные выносят суждения, касающиеся стратегий научения, в ходе умственных процессов, организованных иерархически, по принципу «дерева принятия решений»{368}368
  Laland 2004. У нас есть веские эволюционные основания ожидать иерархической организации поведения (Dawkins 1976). По имеющимся данным, значительная доля поведения у человека и животных определяется иерархией (Byrne et al. 1998).


[Закрыть].

Вторая задача, вытекающая из выявления стратегий социального научения, – разобраться в механизмах, которые позволяют животным подражать стратегически. Являются ли, например, конформность или склонность к подражательному поведению с самой высокой окупаемостью биологическими адаптациями, развившимися в процессе эволюции социального научения? Или животные усвоили из прежнего опыта, что оглядываться на большинство или оценивать отдачу, получаемую другими, – это продуктивный эвристический алгоритм?{369}369
  В литературе можно найти обе точки зрения (например, Boyd and Richerson 1985, Heyes 2012, Henrich 2015).


[Закрыть] Изучение самой стратегии об этом судить не позволяет, поскольку при таком подходе механизмы не учитываются{370}370
  Эта позиция совпадает с концепцией «фенотипического гамбита» у поведенческих экологов (Grafen 1984). Неважно, получают животные такую стратегию за счет развившихся в ходе эволюции психологических механизмов, научения, культуры или их сочетания. Стратегии все равно можно плодотворно изучать так, словно они управляются простейшей генетической системой (Laland 2004). Эта прагматическая позиция доказала свою чрезвычайную продуктивность в данной области, однако, чтобы полностью разобраться в этом явлении, важно проводить и экспериментальные исследования лежащих в его основе механизмов научения.


[Закрыть], а значит, допустимы обе версии. Однако исследовать механизмы, на которых строится социальное научение, для специалиста по поведенческой биологии не менее важно, чем изучать функциональные правила, регулирующие принятие решений у животных. И здесь мы снова многое узнаем из наших экспериментов с колюшками. Анализируя в последующих экспериментах поведение рыб-демонстраторов, Майк Вебстер установил, что охотничьи броски (когда рыба делает резкое движение вперед и подхватывает добычу ртом) служат особым сигналом, на который обращают внимание девятииглые наблюдатели во время демонстрационного этапа. Из этого анализа следует, что у девятииглых колюшек в основе способности к использованию общедоступной информации лежит склонность распознавать и оценивать охотничьи броски других рыб. Учитывая сходство девятииглых и трехиглых колюшек по всем остальным поведенческим показателям, эти данные позволяют сделать вывод, что у девятииглых естественный отбор усовершенствовал использование общедоступной информации за счет настройки сенсорных и мотивационных способностей, а также способностей к обработке информации, связанных именно с этой разновидностью социального научения, а не за счет усовершенствования общих способностей к научению. Это вполне согласуется с той точкой зрения, что, в отличие от «содержимого» научения, которое может подвергаться экологической специализации и поэтому варьироваться у разных видов, механизм научения (по крайней мере на уровне ассоциированных процессов, лежащих в основе научения) оказывается в самых разных таксонах примерно одинаковым{371}371
  Shettleworth 2001.


[Закрыть].

Наши эксперименты с колюшками показали, кроме прочего, что зачастую животные обладают поразительно сложными и высокоразвитыми способностями к социальному научению. Кто бы мог предположить, что мелкая пресноводная рыбешка не хуже человека умеет применять при научении оптимально эффективный принцип «восхождения к вершине» или пользоваться конформистской передачей информации. Однако с параллелями в когнитивной деятельности человека и животных сейчас носятся излишне много, тогда как честное сравнение требует не меньше внимания уделить и различиям. Нашим девятииглым колюшкам, навострившимся выяснять посредством наблюдения качество кормового участка, не удалось узнать тем же способом – за счет использования общедоступной информации, – какое из двух укрытий лучше. У человека эта способность отличается гораздо большей гибкостью: он бесспорно смог бы оценить качество «кормового участка», отслеживая окупаемость остальных, но при этом ему не составило бы труда распространить эту способность на другие контексты и аналогичным образом воспользоваться общедоступной информацией для оценки половых партнеров, укрытий и прочих ресурсов. Трехиглые же колюшки не справились с заданием на использование общедоступной информации в принципе, хотя способностью к другим формам социального научения они обладают.

И это, насколько я могу предполагать, общая для животного мира картина. Как правило, у животных есть специфичные навыки социального научения, сформированные естественным отбором для решения определенных адаптивных задач, актуальных для конкретного вида в его естественной среде, и не работающие или работающие гораздо менее эффективно вне той области, для которой их предназначал отбор. Макаки приобретают страх перед змеями или любым змееподобным объектом, связывая характеристики этого объекта с реакцией испуга у других макак, но страх перед другими предметами или явлениями у них, судя по всему, таким образом не вырабатывается{372}372
  Mineka and Cook 1988.


[Закрыть]. Молодые самцы певчих птиц, явно настроенные перенимать песни сородичей, довольно редко подражают пению представителей других видов, из чего следует, что в ходе эволюции у них сформировалась предрасположенность к освоению одних звуков лучше, чем других{373}373
  Marler and Peters 1989.


[Закрыть]. Социальное научение у большинства животных можно в общем и целом назвать узкоспециализированным – их способности представляют собой конкретные приемы решения определенных задач, сформировавшиеся в определенных эволюционных ветвях и работающие в сравнительно малых областях применения. Человек же в социальном научении «всеяден» – мы, несомненно, в подражании придерживаемся стратегического подхода, однако сами наши способности к подражанию по-настоящему практически ничем не ограничены. Социальным путем мы умеем не только добывать сведения о пище, половых партнерах и врагах, но также изучать алгебру, балетные па и устройство автомобиля, то есть явления и процессы, не существовавшие в нашем эволюционном прошлом и не входившие в адаптивные задачи, решение которых оттачивал у нас естественный отбор.

Точно так же обстоят дела с другими составляющими когнитивной деятельности, связанными с эволюцией культуры. Пчелы передают с помощью своих танцев сведения об источниках пищи и местах для устройства ульев, но никаких других знаний они, в отличие от человека, передать имеющимся у них способом не могут{374}374
  Sealey 2010.


[Закрыть]. Сурикаты активно обучают детенышей расправляться с добычей, но, в отличие от того, как построено обучение у человека, не выказывают никакой готовности передавать молодняку какие бы то ни было другие знания{375}375
  Thornton and McAuliffe 2006.


[Закрыть]. С помощью самостоятельно изготавливаемых орудий новокаледонские вороны добывают пищу из глубоких расщелин{376}376
  Rutz et al. 2010.


[Закрыть], но, в отличие от человека, ни на какие другие области эту способность к изготовлению орудий они не распространяют. В каждом из этих примеров когнитивные способности животных оказываются присущими конкретному таксону, решающему собственные, общие для всех его представителей, экологические задачи, и, в отличие от соответствующих способностей человека, их функции в основном ограничены областью, в которой они развивались.

Как показал турнир стратегий социального научения, у стратегического подражания есть свои выгоды, и данная глава содержит подтверждение того, что стратегический подход к подражанию у животных присутствует. Итоги турнира позволяли предположить, что в ходе естественного отбора должны формироваться правила научения, повышающие эффективность подражания, – и, как выяснилось, научение у рыб действительно происходит с оптимальной эффективностью. Разумеется, применять эти функциональные правила животные могут лишь при наличии соответствующих перцептивных и когнитивных способностей. Естественный отбор не сформирует склонность подражать поведению большинства у животных, не способных отличить, как поступает большинство; не удастся ему и сформировать подражание, основанное на оценке окупаемости, у вида, не способного вычислить отдачу, получаемую другими. Чтобы подражать на расстоянии, нужно умение различать предметы, находящиеся вдалеке, а чтобы копировать чужую мелкую моторику, нужно, чтобы тебя подпускали поближе{377}377
  Например, у канареек социальной передаче препятствует агрессия самцов по отношению друг к другу (Cadieu et al. 2010).


[Закрыть]. Исходя из этого, вполне можно представить, что естественный отбор для более точного и более эффективного подражания сумел заодно, в качестве побочного эффекта, сформировать у животных соответствующие когнитивные, перцептивные и социальные особенности. Отбор, нацеленный на более эффективное подражание, должен был косвенно отразиться на эволюции мозга и когнитивных функций. Как подсказывают имеющиеся у нас данные, примерно так и произошло в той ветви приматов, которая ведет к человеку, и в результате у наших предков развилась более универсальная способность к подражанию – с далеко идущими последствиями для эволюции разума. Нашим попыткам выяснить, как именно это случилось, посвящены две следующие главы.