Текст книги "Самый одинокий полярный мишка"

Количество упоминаний темы глобального потепления в американских газетах увеличилось после доклада Хансена примерно с, грубо говоря, двух на газету в 1981–1987 годах до почти двадцати в 1988 году.

И даже тогда мы знали, что наш путь может привести только к катастрофе, если мы ничего не изменим. Мы знали, что виноваты сами. Знали, что нужно было делать. При других обстоятельствах доказательства Хансена и призыв к действиям могли стать переломным моментом. Движение, отрицающее исследования таких ученых, как Хансен, тогда еще только зарождающееся, позаботилось о том, чтобы этого не произошло.

* * *

За три месяца до речи Хансена Ген Рекс Агнабугок боролся с разъяренной мамой-медведицей и победил. Но теперь он находился в двадцати милях от дома с огромной раной в ноге. Перед ним встал выбор: позаботиться о двух сиротках-малышах, оставленных в берлоге, или заняться своими проблемами?

Выбор был несложный.

Он вернулся в Уэльс на мотосанях и остановился в примитивной клинике деревни. Рана была несерьезной. Несколько швов, антибиотики и день отдыха – вот и все что нужно. На следующий день его отец, Роланд Агнабугок, и племянник, Тони Филлипс, отправились по следам, оставленным мотосанями, обратно к айсбергу, чтобы забрать шкуру и мясо мертвого медведя.

Роланд снял шкуру с животного, разрезая ее по прямой линии от паха до подбородка, прежде чем разрезать мясо на куски, которые можно было унести. Филлипс подошел к рухнувшей берлоге и увидел малышей, затихших и неподвижных, но живых. Им было всего несколько месяцев, и они были размером с маленького енота, но уже с острыми зубами. Филлипс снял перчатку и помахал перед первым медвежонком, отвлекая его. Когда он бросился вперед, Филлипс схватил его за шкирку и посадил в картонную коробку, прикрепленную к мотосаням. Он повторил процесс со вторым медвежонком, расстраиваясь из-за дырок, которые малыши оставляли в его новых перчатках. В коробке места не осталось, поэтому он посадил детеныша в рюкзак, позволив ему высунуть голову наружу. На пути обратно в Уэльс мишка вырвался из рюкзака, и обоим мужчинам пришлось спуститься с мотосаней, чтобы догнать его.

Дома Ген и его отец накормили малышей теплым молоком и поиграли с ними в гостиной. Они знали, что не могут оставить животных у себя, и понимали, что те не выживут на льду одни. Они позвонили местным представителям американской службы охраны рыбных водоемов и дикой природы, которые должны были забрать малышей к себе на попечение.

На следующей день медвежат отправили в Ном, ближайший к Уэльсу более или менее крупный город. Местная газета «Nome Nugget» отправила репортера в Уэльс, и история Агнабугока попала в издание 31 марта вместе с фотографиями малышей, устроившихся на соломе в огромной собачьей конуре. Из Нома медвежат перевезли в зоопарк в Анкоридж, где им дали имена. Одного назвали Нортон в честь залива Нортон в Беринговом море, к югу от Уэльса. Второго назвали Нанук – по-инупиатски это означало «полярный медведь». Спустя годы Нанук побывает почти в полдюжине зоопарков в Висконсине и Нью-Йорке и в конце концов попадет в зоопарк Огайо. Примерно двадцать семь лет спустя у него появится потомство – маленькая медведица. Ее назовут Нора.

Глава 5
Признаки проблемы

Из всех мам Норы больше всего волновалась Прия Баподра.

Нора провела с мамой в берлоге меньше недели, прежде чем смотрители забрали брошенного малыша. Молодой ветеринар знала, что, несмотря на весь коллективный опыт работников зоопарка по взращиванию животных, они, скорее всего, подведут Нору. А провал означает смерть. В первые дни после того, как мир посмотрел видео Синди Каппс, кормящей Нору из бутылочки, разум Баподры полнился вопросами: получила ли Нора достаточно антител от мамы, чтобы защититься от пневмонии? Замерзает ли она? Не слишком ли ей тепло? Каждое действие сопровождалось новыми сомнениями.

Шерсть Норы пока оставалась редкой и тонкой. Будучи совсем крошечной – по размеру все еще не больше белки – малышка не могла регулировать температуру своего тела. В берлоге она бы проводила большую часть времени, спрятавшись в складках шерсти мамы. В отделе интенсивной терапии зоопарка, вдали от открытого публике вольера, Нора находилась в особом инкубаторе, получившем название «коробка Снайдера». Он был похож на промышленную печь на кухне ресторана – с двойными стеклянными дверями, открывающимися посередине, – это позволяло смотрителям зоопарка поддерживать внутри необходимую температуру – 30 °C. Они отслеживали уровень кислорода в инкубаторе и изо всех сил старались заменить мех Авроры чистыми детскими одеяльцами.

Нора покидала свое новое жилище, только чтобы покушать или пройти медицинский осмотр, иначе она могла бы замерзнуть. Когда медвежонок оказывался за пределами инкубатора, Баподра настоятельно просила своих коллег делать все манипуляции быстро, чтобы вернуть Нору обратно.

С самого начала у Норы не было недостатка в желающих позаботиться о малышке. Они крепко прижимали ее к своей груди. Глазки медвежонка все еще не открылись, но она чувствовала запах и тепло людей. Каппс тихо говорила с ней и гладила по головке. Шэннон Морарити чесала круглый животик малыша, пока Нора пыталась зарыться мордочкой в изгиб ее локтя.

Через день после того, как ее забрали из берлоги, Морарити заметила, что розовые подушечки лапок Норы начали чернеть, а затем, на следующий день, начал темнеть и ее нос, а потом и внутренняя часть ушей. Вскоре шерсть, едва скрывавшая ее розовую кожу, стала гуще, белее и мягче. В первые несколько недель проживания в инкубаторе Нора ежедневно набирала около тридцати граммов веса, питаясь из бутылочки каждые несколько часов смесью, придуманной Даной Хэтчер на кухне зоопарка.

Смотрители постепенно понижали температуру воздуха в инкубаторе, позволяя телу Норы самому регулировать ее. Они хотели, чтобы центр интенсивной терапии оставался темным, как берлога, и пытались не разговаривать рядом с Норой, чтобы она могла спать и расти беспрепятственно. Морарити смотрела через окно инкубатора на медвежонка, лежащего в темноте, глядя, как та переворачивается, храпит или спит: животиком вверх, высунув язычок, шевеля лапками во сне.

Она спрашивала себя: «Что нужно малышу?»

У каждой из мам в зоопарке были и другие обязанности помимо заботы о Норе, и они не исчезли с появлением медвежонка. Смены Морарити иногда длились двадцать восемь часов. На праздниках она изредка встречалась с семьей. Через три недели после рождения медвежонка Баподра ужинала на полу центра интенсивной терапии рядом с инкубатором Норы. Семьи смотрителей относились к происходящему с пониманием. Они видели, как много Нора значит для сотрудников.

Когда дни превратились в недели, Нора стала энергичнее. Ее глазки все еще были закрыты, но она начала самостоятельно двигаться по инкубатору. Ее голова была слишком большой, а животик круглым, чтобы стоять, но это не мешало ей пытаться вставать. Мамы дали ей больше свободы, сидели с ней на резиновых матрасах на полу, чтобы она могла научиться ходить. Через тридцать дней, в начале декабря, шансы Норы на выживание, когда-то такие слабые, увеличились до пятидесяти процентов. Орел или решка. Мамы смогли хоть немного выдохнуть.

Четыре дня спустя Нора впервые открыла глаза. Она увидела Баподру – человека с аналитическим складом ума, готового к непредвиденным ситуациям. Увидела Морарити – девушку с добрым сердцем, которая часто плакала; познакомилась с Синди Каппс, ветераном зоопарка, которая убеждала других, что все будет хорошо. Никто не мог понять, что она подумала об увиденном, но перед ней не было ни медведей, ни снега, ни льда.

* * *

Рядом с западным побережьем Гренландии находится остров Девон – массивный кусок безлюдной земли, торчащий из северо-западной части залива Баффина в Арктическом архипелаге Канады. На восточном конце острова продолговатой формы в небо, более чем на шесть тысяч футов, поднимается ледяная вершина. Небольшое стадо овцебыков живет на защищенной северо-восточной стороне острова, известной как Низина Настоящей любви, где микроклимат создает благоприятные условия для роста растений и процветания удивительной экосистемы леммингов, горностаев и песцов. Сам остров – замерзшая пустыня – пустая, скалистая и почти безжизненная. Его площадь составляет более двадцати тысяч квадратных миль и по размеру практически сопоставима с территорией Западной Вирджинии, но здесь никогда не было постоянного человеческого поселения. Некоторые группы людей – охотники за мехом и инуиты – пытались освоить эту территорию, но никто не продержался дольше нескольких лет. Арктическая пустыня настолько не подходит для жизни, что НАСА использовали ее как аналог Марса для тренировок астронавтов.

Исследования Яна Стирлинга, включающие отлов и маркировку животных, помогли ему понять популяционную динамику полярных медведей, но многое об этом виде все еще оставалось неизвестным. Что делали белые медведи, когда за ними не гонялись вертолеты? Как бы они себя вели, если бы просто шли по своим делам и просто были медведями? Единственный способ ответить на эти вопросы – вести наблюдение за этими существами продолжительное время так, чтобы они об этом не знали.

Вот что решил делать Стирлинг, когда отправился на остров Девон летом 1973 года.

Он и его команда разбили лагерь на вершине Башни Касвелл, высотой шестьсот пятьдесят футов, с которой открывался отличный вид на залив Редсток внизу. К югу от них на проливе Ланкастер уже начал таять лед, однако залив под ними был все еще полностью покрыт им. Чтобы охотиться, медведям на этой территории приходилось пользоваться оставшимся льдом прямо под утесом Стирлинга. Лагерь был устроен по-спартански и состоял из хижины наблюдения и необогреваемой палатки, в которой ученые спали посменно. Вооружившись биноклем, мощными системами отслеживания и складными стульями исследователи беспрепятственно наблюдали за медведями в милях от них в любом направлении двадцать четыре часа в день – так далеко на севере солнце не садится. Если медведи не исчезали за ледяным хребтом или не скрывались в тумане и снегу, Стирлинг или член его команды могли наблюдать за всеми их действиями. В тот первый год на Девонском острове команда изучила и сделала более шестисот часов записей жизни медведей. Они смотрели, как животные охотились на жирных кольчатых нерп, лежа в ожидании рядом с продушинами, в которые иногда всплывали ластоногие. Они видели, как медведи пытались, обычно безуспешно, преследовать тюленей в воде, незаметно подплывать к своей добыче, наслаждающейся солнечными ваннами на льду. Смотрели, как мамы-медведицы заботились о малышах, учили их терпеливо ждать, не двигаясь, рядом с продушинами.

«Я просто хотел позволить животным показать нам себя в комфортных для них условиях, чтобы мы могли понять, что значит быть диким непотревоженным медведем на море в Арктике», – позже писал ученый о своей первой экспедиции.

Стирлинг возвращался в залив Редсток несколько раз за свою долгую карьеру, но, возможно, самое важное открытие имело место в 1997 году, когда он и его команда на протяжении почти двух недель наблюдали за спариванием двух медведей – такого раньше никто не видел в дикой природе.

У белых медведей самый низкий уровень размножения в царстве животных. Самцы достигают полового созревания к шести годам, но они сталкиваются с жесткой конкуренцией более взрослых животных, и многие не могут получить шанс продолжить свой род до десяти лет или дольше. Самки также достигают половой зрелости поздно – в возрасте от четырех до шести лет, а после – много лет воспитывают детенышей. Учитывая продолжительность их жизни в дикой природе (примерно двадцать лет), мама-медведица, скорее всего, успеет родить только пять раз за свою жизнь. Иногда, но достаточно редко, у нее могут родиться четыре малыша за раз. Рождение одного детеныша не такая уж редкость, но чаще всего их двое.

Белые медведи по своей натуре – одиночки, но продолжение рода требует сложных социальных ритуалов. Когда приходит весна и температура в Арктике начинает медленно подниматься, самцы отправляются искать самок. Так как самки долго воспитывают детей, только треть из них могут быть готовы к размножению, и найти их не так-то просто. Все еще не ясно, как самцы находят потенциальных партнерш на огромных пространствах пустынного льда, на котором они живут, но основная версия гласит, что самки оставляют шлейф из гормонов, выделяемых железами на лапах, которые позволяют самцам узнать, что они готовы спариваться.

Когда-то ранее, около трех часов утра 2 мая 1997 года на замерзшем льду Берингова пролива, рядом с южным побережьем острова Девон, самец наткнулся на след самки, содержащий именно такой запах. Несмотря на время, арктическое солнце уже ярко светило, когда он отследил ее путь на северо-запад, как раз на территории наблюдения Стирлинга. Самец медведя находился в трех милях от лагеря ученых, на расстоянии одной трети мили позади самки, которая путешествовала с малышом на вид двух с половиной лет от роду. Большинство самок, особенно с детьми, сбегают при одном только виде самца. Самцы агрессивны, и бывали случаи, когда они убивали и съедали малышей. Редко они охотятся даже на взрослых самок. Но этот явно не охотился. Он шел за самкой сквозь завалы снега, собравшиеся на торосах, придающих текстуру ровному льду. Самец, судя по всему, не особо спешил, как и самка с малышом. Она знала о его присутствии, поглядывала назад каждые несколько минут, но не убегала. Малыш нервничал сильнее, почти постоянно оглядываясь через плечо, и держался иногда так близко к маме, что даже при взгляде в мощные приборы Стирлинга казалось, будто это один медведь.

Самка и детеныш шли ровно вперед, несколько раз меняя направление, но самец следовал за ними, загоняя их к безопасному и уединенному заливу Редсток. Когда они останавливались, так поступал и он. Когда мама и малыш ложились отдохнуть, самец делал то же самое, располагаясь на снегу, но не опуская голову и не отрывая взгляда от самки. Периодически оба – и самец, и самка – останавливались и вставали на задние лапы. Они смотрели друг на друга с противоположных концов льда, словно бы оценивая.

Этот медленный странствующий танец длился почти двенадцать часов, пока они не перешли через торосы, сформировавшиеся у устья залива. Там самец стал подбираться ближе к самке и настороженному малышу. Он пристально смотрел на нее и загонял в нужное ему место, передвигаясь параллельно ей и иногда впереди, все это время удерживая самку на территории к северу от пункта наблюдения Стирлинга.

Потом, примерно в девять вечера, через восемнадцать часов после начала его преследования, самец сделал свой первый ход.

Он сократил расстояние до медведицы до двадцати метров, и она развернулась и побежала на него, атакуя животное большего размера. Однако она так и не коснулась его, и все трое пробежали короткую дистанцию вместе, прежде чем резко остановиться. В этот раз самец побежал на самку, пытаясь встать между нею и малышом. Если он собирался убить детеныша, сейчас было самое время. Малыш не двигался с места и почти минуту смотрел на него, прежде чем повернуться и побежать. Старший медведь не погнался за ним, а самка никак не показывала, что хотела снова воссоединиться с малышом или защитить его от самца. Стирлинг тогда еще не знал этого, но он только что увидел, как мама и малыш расстались навсегда. Молодой медведь в течение следующего времени еще будет идти за своей мамой и самцом на все увеличивающемся расстоянии, а потом резко развернется и уйдет. Теперь ему придется самому о себе заботиться.

Сейчас же самка развернулась и продолжила идти вперед, а самец снова следовал за ней на расстоянии сотни футов. Примерно через сорок пять минут после того, как медвежонок исчез из виду, началась настоящая погоня. Физический контакт. Медведи кусали друг друга за уши и шею, хотя не так сильно, чтобы пошла кровь. Они вставали на задние лапы и открывали пасти, имитируя агрессию.

Самец многие дни держался близко, принюхиваясь к ее следам, пока она шла или бежала впереди него. Их встречи происходили внезапно, и ничего этого не предвещало. В один момент они шагали вперед, в другой – она бежала на него и останавливалась за секунду до столкновения. Самка могла встать и толкнуть его в грудь лапами, или они могли сцепиться челюстями. Иногда казалось, что медведи издают какие-то звуки, но Стирлинг был слишком далеко, чтобы расслышать их. Иногда она начинала бежать, а он гнался за ней, и погоня резко заканчивалась, когда она вдруг ложилась на снег и он присоединялся к ней. Это поведение было интерлюдией между длинными периодами прогулок, где самка всегда была впереди. Когда они не шли и не ухаживали друг за другом, они спали рядом, близко, но не касаясь друг друга.

Белые медведи по природе агрессивные животные, и самцы намного тяжелее самок. Опасность для нее была весьма реальной, и ему нужно было завоевать ее доверие. Но для длинного ухаживания также есть и физиологическая причина. У самок белых медведей овуляция происходит нерегулярно, в отличие от многих млекопитающих. Если бы у самок производилась яйцеклетка каждый месяц, а рядом не было бы самца, который мог бы оплодотворить ее – то шанс на новую жизнь вместе с драгоценной энергией просто потратился бы впустую. Вместо этого у самок медведей происходит так называемая индуцированная овуляция. У нее появляется яйцеклетка только после того, как она достаточно много времени проведет рядом с самцом, взаимодействуя с ним и позволяя завоевать ее доверие.

У двух медведей, за которыми Стирлинг наблюдал в 1997 году, на это ушла почти неделя. 9 мая, через семь дней после того как он впервые увидел медведей, они начали спариваться. Пять дней они спаривались часто. Самец залазил на самку сзади, иногда только на несколько минут, один раз на более чем два часа. Они качали головами из стороны в сторону, и иногда она покусывала его передние лапы. Иногда самец прижимался головой к ее шее.

После первого спаривания самка приняла подчинительную позу, и все признаки агрессии обоих медведей полностью исчезли. Они были не одни на льду – во время периода спаривания к ним подходили три других самца. Во всех трех случаях первый самец прогнал нарушителей, двоих из них после драматичных конфронтаций. Оба эти медведя ушли, истекая кровью из ран на шее.

После, как оказалось, финального раунда спаривания, марафона из ста пятидесяти минут, самка, судя по всему, потеряла интерес. Она принюхивалась ко льду и засовывала нос в логово тюленей под снегом. Самец все еще пытался направлять ее, но уже не так активно, как в предыдущую неделю, и расстояние между ними увеличивалось. Примерно через тринадцать дней после того, как они впервые попали в поле зрения Стирлинга, медведи направились на север, на торосистый лед, и исчезли из виду.

После того как они разделились, самец сразу же начал принюхиваться к снегу, ища следы, сообщающие о другой самке, готовой спариваться.

А для самки следующие несколько месяцев будут нелегкими.

Если медведице, за которой наблюдал Стирлинг, повезет и она забеременеет, оплодотворенная яйцеклетка начнет расти по-настоящему только через несколько месяцев. В ее утробе клетки, которые однажды станут медведем, будут делиться только несколько раз, прежде чем замереть на некоторое время. Белые медведи спариваются теплой весной и ранним летом, но тело матери не готово растить малыша, пока она не наберет достаточно запасов жира, чтобы провести недели в берлоге без еды. Самка из залива Редсток проведет лето, кормясь тюленями, делая все возможное, чтобы показать телу, что она готова. Примерно в октябре, если у нее будет запасено недостаточно жира, эмбрион либо будет исторгнут, либо поглощен ее телом. Если ее охота будет успешной, яйцеклетка прикрепится к стенке матки и зародыш начнет расти.

Когда осень сменяется зимой, беременная медведица выбирает место для строительства берлоги. Рядом с Гудзоновым заливом медведи строят берлоги в торфе или вдоль рек. В других местах они вырывают место для родов в снегах вдоль береговых наносов или далеко на замерзшем море. Некоторые медведи устраивают берлогу в тридцати милях от берега внутри континента, другие – на льду в сотнях миль от побережья. На Аляске бабушка Норы построила берлогу в углублении айсберга на морском льду в двадцати милях к северо-востоку от Уэльса. Где бы мать ни выбрала место и на чем бы ее ни строила, сами берлоги были похожи. Самка выкапывает туннель с комнатой, достаточно большой, чтобы она могла в ней развернуться, и часто со вторым помещением. Потом ждет, когда зимний снег прикроет вход, защищая от жестокого холода. Как только она залезает в берлогу, ее дыхание замедляется почти в два раза, и она не ест, не пьет и не испражняется, пока не выйдет наружу весной. К декабрю или январю долгий процесс размножения, начинающийся со встречи с самцом и кончающийся длительными ритуалами установления доверия и лета охоты, чтобы набрать запасы жира, наконец принесет свои плоды. Она родит от одного до четырех крошечных беспомощных малышей, лишенных зрения, шерсти и зубов. Мама месяцами будет кормить медвежат, пока они не станут достаточно сильными, чтобы выжить без защиты берлоги. Она знает, как это делать благодаря инстинкту, полученному за тысячи лет испытаний и ошибок эволюционной адаптации к жесткому климату.

В зоопарке Колумбуса в 2015 году женщины, заботящиеся о Норе, не могли полагаться на инстинкты, полученные на протяжении поколений. Когда Шэннон Морарити спрашивала себя «Что нужно малышу?», легких ответов она не получала. У Норы не было роскоши в виде заботливой мамы и защиты берлоги. И примерно на четвертой неделе ее жизни этот факт стал сказываться.

* * *

Пока мамы были заняты воспитанием Норы, Дана Хэтчер проводила исследования в центре питания, пытаясь понять, как импортировать масло сельди, которое, согласно прочитанной литературе, обладало жирной кислотой, больше похожей на молоко белого медведя, чем сафлоровое масло, которое она использовала на данный момент для приготовления смеси для медвежонка. Найдя поставщика в Канаде, Хэтчер стала медленно вводить новый жир в смесь Норы. Но как только она начала использовать масло сельди, Нора стала медленнее набирать вес. В конце декабря Баподра заметила, что масло появилось в стуле Норы.

Сейчас малышу было пятьдесят четыре дня от роду, и Баподра потребовала полного обследования. Результаты не радовали. Уровень витамина D и кальция у Норы был низким. Важные составляющие для роста и развития костей, которые легко бы поглощались из молока матери, судя по всему, просто выходили из ее организма.

Баподра также сделала рентген.

В темной комнате рядом с центром срочной помощи ветеринар посмотрела на изображения. Мозг Норы, все еще на ранних стадиях развития, изображался на снимках белым. Ее позвоночник крепился к голове, как и должно быть. Но когда Баподра посмотрела на конечности Норы, ее лицо помрачнело. Морарити, стоящая у двери, увидела выражение лица ветеринара и поняла, что что-то не так.

Рентген показал, что кости Норы загибались там, где должны быть прямыми. В левой лучевой кости, между запястьем и плечом, в месте, принимающем на себя основной вес, была трещина.

Несмотря на все сделанное Хэтчер, Нора не получала всех необходимых питательных веществ, и у нее развилась метаболическая костная болезнь.

Баподра вышла из рентгеновского кабинета и направилась в центр интенсивной терапии. Морарити была уже там и лежала на полу рядом с Норой, все еще сонной после анестезии. Малышка была раздраженной и голодной и рычала на смотрителей. Когда Баподра зашла в комнату, Морарити все прочитала по ее лицу.

В этот раз заплакали обе женщины.