Текст книги "Хозяйка лабиринта"

«Как теленка на убой?» – подумала Джульетта.

Им подали курицу в белом соусе, пудинг с апельсиновым вареньем и к этому – «отличное пуйи», которое сомелье, по его словам, приберег для Перри.

– По нынешним временам такого не достать, сэр, – вполголоса произнес он.

Джульетта впервые в жизни пила «отличное» вино, впервые в жизни ужинала с мужчиной, впервые ела в дорогом ресторане, где на столиках стояли лампы с красными абажурами и официанты называли ее «мадам».

Перри поднял бокал и, улыбаясь, произнес:

– За победу.

Видимо, Джульетта прошла испытание, хотя у нее в душе затаилось подозрение, что в какой-то момент он ее все же «усыпил». А вдруг он ей внушил что-нибудь такое? Она видела гипнотизеров в цирке и теперь беспокоилась, что вдруг, войдя в столовую на работе, закрякает уткой или же, оказавшись в метро, вдруг решит, что она кошка. (Или еще чего похуже.)

Он вдруг потянулся через стол, взял ее за руку, сжал (пожалуй, слишком крепко, что слегка пугало) и пристально воззрился ей в глаза:

– Мисс Армстронг, мы ведь с вами поняли друг друга?

– Да, – ответила она, хотя не поняла вообще ничего.

Ее сорвали, как розу. Осталось дождаться соловья.

А вы знакомы со шпионом?

– 18 –

Запись 10 (продолжение)

(Шелест разворачиваемой карты.)

ГОДФРИ. Какие ориентиры?

УОЛТЕР. Газгольдеры.

Разговор о газовых счетчиках, почти неслышный из-за шороха карты. УОЛТЕР говорит что-то про узкие дороги (или пороги?)

(Две минуты записи потеряно из-за технической неисправности. После этого запись очень неразборчива.)

УОЛТЕР. Это трудно, видите, вот (примерно 6 слов) в точности, как перейти (?)

ГОДФРИ. Перейти вот здесь?

УОЛТЕР. Вот главная точка, видите. Но, как вам известно, я полагаю, что они (не слышно)

ГОДФРИ. Да, да.

УОЛТЕР. Но они будут (нрзб, кроме слова «аэродром»).

ГОДФРИ. (Шелест карты.) Это (?) здание вот здесь?

УОЛТЕР. Что вы хотите узнать?

ГОДФРИ. Вы едете в Хертфорд? (Или Хэтфорд?)

УОЛТЕР. Этот завод расположен рядом с Эбботс-Лэнгли. Возле реки. Вот это канал.

ГОДФРИ. Понятно.

УОЛТЕР. Рядом с железнодорожными путями. Тут выход вентиляционной шахты, потом забор из колючей проволоки. Потом выемка железнодорожного пути. Производят боеприпасы либо порох, я думаю, потому что там висит объявление: «Не курить в радиусе ста ярдов». Понимаете?

ГОДФРИ. Да. Вы пометили его крестиком?

УОЛТЕР. Этот – нет. Он прямо рядом с Эбботс-Лэнгли. Вы, вероятно, сможете (не слышно).

(Перерыв на напитки. Ведут светские разговоры.)

ГОДФРИ. Как поживает ваша жена?

УОЛТЕР. А почему вы спрашиваете?

ГОДФРИ. Мы должны быть в курсе семейной жизни наших агентов.

О, если бы Перри заинтересовался ее семейной жизнью! («Джульетта… можно я буду звать вас Джульеттой?… есть ли в вашей жизни мужчина? Я был бы счастлив стать этим мужчиной и…»)

– Мисс Армстронг, у вас найдется минута?

– Да, конечно, сэр.

– Я долго раздумывал… и наконец пришел к выводу, что вы, возможно, готовы.

Ёперный театр! К чему? Джульетта от всей души надеялась, что речь не идет об очередной экспедиции на природу.

Ей предстояло стать шпионкой! Наконец-то! Она будет действовать под именем Айрис Картер-Дженкинс. Ну, хотя бы обошлось без шекспировских аллюзий. Никто не будет при ней цитировать: «Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!»

– Я вас немного повысил, – сказал Перри. – Вытащил из Кентиш-Тауна, собственно говоря. Айрис выросла в Хэмпстеде, отец был консультантом в больнице Святого Фомы. Ортопед – кости и все такое.

– Был? – осведомилась она.

– Покойник. Мать тоже. Я решил, что это будет для вас органичнее. Легче следовать роли.

Неужели ее судьба – вечно быть сиротой, даже в вымышленной жизни?

Он объяснил, что главная задача Джульетты – проникнуть в «Правый клуб».

– Эти люди стоят на ступеньку выше наших Бетти и Долли, – объяснил он. – «Правый клуб» вербует кадры из истеблишмента. Их ряды пестрят фамилиями сильных мира сего. Броклхерст, Ридсдейл, герцог Веллингтонский. Где-то существует полный список членов клуба, так называемая «Красная книга». Нам бы очень хотелось до нее добраться. Конечно, многих из них упрятали по закону восемнадцать-бэ, но много и осталось. Слишком много… В качестве дополнительной приманки вы, то есть Айрис Картер-Дженкинс, работаете в Министерстве обороны. Какая-нибудь бумажная работа, ну, вы лучше меня знаете эти вещи. – («Ох, знаю, за грехи мои тяжкие», – подумала она.) – У вас есть жених, флотский лейтенант, шотландец. Иэн. Служит на линейном крейсере «Худ». Я придал вашей матери туманное дальнее родство с королевской семьей – «Правый клуб» вас с руками оторвет, точнее, не вас, а того человека, которого вы будете изображать.

– Значит, я должна выяснить, чем они там занимаются?

– В двух словах – да. Я уже внедрил туда агентов, но мне особенно нужно, чтобы вы вошли в доверие к некой миссис Скейф, она близка к верхушке. Мы специально сваяли Айрис так, чтобы она понравилась миссис Скейф. Мы думаем, что она отреагирует на нее как надо.

– То есть на меня.

– Нет, я имею в виду – на нее. На Айрис. Не давайте воли своему воображению, мисс Армстронг. У вас есть такая склонность, к сожалению. Айрис – ненастоящая. Помните об этом.

Но как она может быть ненастоящей, недоумевала Джульетта. Айрис – это я, а я настоящая.

– И не путайте себя с ней – на сем пути лежит безумье. Можете мне поверить.

Интересно, а он когда-нибудь бывал безумен? В последнее время он стал раздражителен и завел привычку мрачно сверлить взглядом бюст Бетховена, стоящий на секретере, – словно Бетховен был лично ответствен за превратности войны.

Сегодня утром Перри ворвался в квартиру еще до обеда, развевая твидами, и прямо с порога воззвал к Джульетте:

– В Министерстве внутренних дел царит возмутительная расхлябанность. Сегодня утром у меня было назначено совещание в девять, и мы с Ротшильдом ждали почти два часа. Там не было ни души, кроме нас и уборщицы! Они вообще знают, что война идет?!

Сердясь, он становился другим человеком – очень красивым.

Она уговорила его спуститься в ресторан «Долфин-Сквер» и выпить чая с пирожными (тоже «возмутительная расхлябанность», вероятно).

– Простите, мисс Армстронг, я в последнее время веду себя как медведь, – сказал он, трудясь над кофейным джепкейком. Конечно, ему открыто многое, чего не знают другие, и это не может не сказываться. Человек, полный тайн – как своих собственных, так и чужих.

Как только они вернулись в квартиру, Перри безжалостно продолжил инструктаж. Пирожное его нисколько не смягчило.

– Вы будете существовать официально – удостоверение личности, продуктовые карточки и тому подобное, все на имя Айрис. Если, например, кто-нибудь решит обыскать вашу сумочку, то не заподозрит, что вы на самом деле другой человек. Лучше всего, если у вас будет отдельная сумочка для роли Айрис. Старайтесь держаться истины, насколько можно. Тогда меньше вероятность прокола. В частности, вы вполне можете все так же любить «пастуший пирог», синий цвет, ландыши и Шостаковича – хоть я и не могу понять, что вы в нем нашли.

Он добродушно засмеялся.

Как много он о ней знает! Причем непонятно откуда. Она совершенно не помнила, чтобы хоть с кем-нибудь, хоть раз говорила про «пастуший пирог». Или про Шостаковича. Что он еще выведал?

– Вообще-то, если вдуматься, Айрис вряд ли может любить Шостаковича. Для нее это было бы слишком эпатажно. Если придется говорить о музыке, выберите что-нибудь попроще. «Веселую вдову», вроде такого. Дьявол – в деталях, мисс Армстронг, никогда не забывайте об этом. Вы можете быть собой – сохранить свою суть, если можно так выразиться, – но только не можете быть Джульеттой Армстронг, работающей на МИ-пять. И старайтесь не играть. Старайтесь просто быть. И помните: если уж решите врать, врите как следует. – Он внимательно оглядел ее с ног до головы. – Это может оказаться трудно – создать вымышленный образ. Выдумывать то, чего нет, и все такое. Некоторым плохо дается отсоединение от реальности.

Только не мне, подумала Джульетта.

– Я попробую, – ответила она, стараясь, чтобы в голосе звучало воодушевление. Она уже решила, что Айрис Картер-Дженкинс – смелая, отчаянная девушка, прямо-таки сорвиголова.

– Молодец. Воспринимайте это как приключение. Для начала я вас пошлю в «Русскую чайную» в Кенсингтоне. Своего рода репетиция. Чайная находится недалеко от вашей квартиры. Вы ее знаете?

Нет, подумала она. И сказала:

– Да.

– Это рассадник сочувствующих нацизму – «Правый клуб» там проводит свои встречи. Владелица – некая Анна Волкова, дочь морского атташе последнего российского царя. После революции семья застряла в Англии. Все эти белоэмигранты видят в Гитлере средство вернуть себе страну. Полное безумие, конечно, – в конце концов он обратится против них.

Джульетта хорошо представляла себе русских эмигрантов, потому что одна такая семья, очень недовольная жизнью, соседствовала с ней и ее матерью в Кентиш-Тауне. Питались эти русские, кажется, исключительно вареной капустой и свиными ножками и все время яростно спорили на своем совершенно непонятном языке. Мать им сочувствовала, но порой приходила в отчаяние.

У Джульетты кольнуло сердце – она вспомнила выразительную немую гримаску, в которую мать складывала губы, когда русские в очередной раз принимались за свое. Обычно это происходило после (а возможно, и вследствие) очередного капустного ужина.

– Вы меня слушаете, мисс Армстронг? Джульетта? – на ходу поправился Перри, смягчая тон.

Вчера он признался, что, может быть, слишком активно ее критикует – за непунктуальность, манеру грезить наяву, невнимательность и тому подобное. «В мои задачи не входит вас перевоспитать», – сказал он. Однако попыток не оставил. Джульетта все еще ждала, чтобы он ее соблазнил. Со дня вылазки на природу прошел месяц. Менее упорная девушка уже давно отчаялась бы.

– Да, простите, я слушаю.

– Зайдите в чайную и выпейте там чаю. Покажитесь на люди. Я приготовил для вас небольшое испытание – вы сможете попробовать себя в роли, так сказать.

– Испытание?

Наверное, война и есть череда испытаний, одно за другим, подумала Джульетта. И рано или поздно я обязательно провалю очередное.

Он открыл ящик стола и вытащил пистолет. Значит, в большом бюро с поднимающейся шторкой хранились не только скрепки. Пистолет был маленький, карманный.

– Это маузер, калибр шесть тридцать пять. – На один головокружительный миг Джульетте показалось, что сейчас он ее застрелит, но он сказал: – Вот. Носите в сумочке. Используйте, конечно, только в самом крайнем случае.

– Пистолет?

– Да, но совсем маленький.

Ради всего святого, она идет в чайную, а не в салун на Диком Западе! Но все равно Джульетте стало приятно, когда пистолетик удобно лег в ладонь.

– Я научу вас стрелять, если хотите.

Джульетта решила, что ее ждет очередная прогулка по сильно пересеченной местности, но Перри засмеялся:

– У нас есть собственное стрельбище. Конечно, от этой работы вас никто не освобождает. – Он показал на пишмашинку. – Это может означать, что вам придется работать сверхурочно. Не позволяйте мне вас задерживать. У меня встреча в другом месте.

Она-то надеялась, что он поведет ее ужинать, чтобы подробней обсудить ее новую роль, но у него, видимо, другие планы. Он уже сменил галстук – тот, что на нем сейчас, слишком кричащий для Уайтхолла или любого из его клубов (он состоял в нескольких). Видимо, он принес этот галстук с собой из «другой квартиры» на Петти-Франс, так как в его здешнем гардеробе подобные детали туалета расцветки «вырвиглаз» отсутствовали (Джульетта тщательно обследовала всю его комнату). Ее грызло любопытство: как выглядит другое жилище Перри? Совсем по-иному, нежели здешнее? Может, он и сам становится другим, когда он там? Как Джекилл и Хайд.

Она почти ожидала, что попадет в гнездо шпионов, подозрительных личностей, шмыгающих по темным углам, но чайная оказалась самой обыкновенной. В камине (довольно замызганном) горел огонь, и столики, застланные клеенкой, теснились друг к другу. У столиков стояли венские стулья, а на них сидели вполне обычные с виду люди. Никто из них не выглядел как фашистский прихвостень, но как понять, смотря на человека, что он таит в сердце? Ну в самом деле?

Она тайком разглядывала посетителей. Две почтенные дамы-англичанки беседовали вполголоса, женщина постарше, в странной бордовой шляпе, похоже самодельной, и толстых, неизящных бурых чулках, сидела одна. И мужчина в поношенном костюме, с чемоданчиком у ног. Коммивояжер, подумала Джульетта. Уж их-то она знала.

К вам подойдут, сказал Перри. Он уже внедрил сюда своих людей. Подошедший – или подошедшая – произнесет фразу, в которой будут слова «Не соблазнитесь ли». По этим словам Джульетта должна была опознать контакт. И ответить: «Очень мило с вашей стороны. Пожалуй, соблазнюсь». Джульетте эти слова казались фаустовским шифром, а вся сцена – дурацкой игрой вроде шарад.

Она посмотрела в меню. Оно было все в пятнах и содержало загадочные блюда: «блины», «строганофф». Судя по всему, в чайной подавали также водку. В меню ее, впрочем, не было.

– Мне только чай, пожалуйста, – неловко сказала Джульетта, когда официантка подошла принять заказ.

Вошел мужчина. Недурен собой и не выглядит побитым жизнью, как обычно коммивояжеры. Он сел у окна, поймал взгляд Джульетты и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Он заговорщически, едва заметно кивнул. Агент Перри, подумала она и снова улыбнулась. Он ухмыльнулся в ответ и встал. Ага, вот оно, подумала Джульетта. Он подошел к ней и достал пачку сигарет:

– Не соблазнитесь ли?

– Очень мило с вашей стороны. Пожалуй, соблазнюсь.

Она взяла сигарету, и он сел рядом с ней и склонился поближе, чиркнув спичкой.

– Деннис, – представился он.

– Айрис Картер-Дженкинс, – ответила Джульетта.

Она впервые представилась этим именем (если не считать репетиций перед зеркалом). Она чувствовала, как Айрис расправляется, обретает объем, словно бабочка, только что вышедшая из куколки.

– И что же такая милая девушка делает в такой мутной забегаловке? – осведомился «Деннис».

Он что, набрал лексикон своего персонажа из фильмов? Гангстерских, видимо. Кроме первоначального соблазнения, у Джульетты не было заготовленных реплик. Но это, конечно, часть испытания – ее проверяют на умение импровизировать.

– Ну… я живу тут, недалеко.

– В самом деле? – Когда он помогал ей прикурить, то придвинулся совсем близко, да так и остался в этой позиции; Джульетте было неудобно, и она совсем растерялась, когда он накрыл ее руку своей. – Недалеко, говоришь? Удачно. Так что, пошли отсюда? – Он вытащил бумажник: – Сколько?

Джульетта не поняла. Он что, хочет, чтобы она отгадала сумму счета? Или чтобы поучаствовала в оплате? Краем глаза она видела, что женщина в бордовой шляпе встала и приближается к ним.

Подойдя к их столу, женщина схватила Джульетту за другую руку и воскликнула:

– Вы ведь Айрис? Вы подруга моей племянницы, Марджори.

Она улыбнулась Деннису:

– Простите, нам с Айрис надо очень много о чем поговорить.

– Боюсь, мы уже уходим. – Деннис встал. – Правда, Айрис? Ну, ты идешь?

Он потянул ее за руку, поднимая на ноги, но женщина в бордовой шляпе все еще держала Джульетту за другую руку (довольно крепко). Не обращая внимания на Денниса, она сказала:

– Вы ведь знаете, что Марджори теперь живет в Харпендене?

– Понятия не имела. – Джульетта решила поддержать разговор («Старайтесь не играть, а просто быть»). – Я думала, она живет в Беркхэмстеде.

(Ведь правда, что-нибудь такое было бы гораздо лучше в качестве пароля и отзыва? Меньше возможности ошибиться?) Женщина и Деннис занялись перетягиванием каната (с Джульеттой в роли каната). Интересно, подумала Джульетта, когда они перестанут – может быть, лишь тогда, когда разорвут ее пополам? К счастью, Деннис, оценив упорство противника, бросил добычу и вернулся за свой столик, что-то бормоча (возможно, грязные ругательства).

Победительница села без приглашения рядом с Джульеттой и спросила:

– Не соблазнитесь ли ватрушкой?

Джульетта растерялась, решив, что ей предлагают петрушку. К счастью, ватрушка оказалась разновидностью пирога.

– Их пекут прямо здесь, и очень хорошо пекут, – объяснила женщина.

– Очень мило с вашей стороны. Соблазнюсь, – ответила Джульетта.

– Соблазнитесь или пожалуй, соблазнитесь?

Господи боже ты мой, подумала Джульетта.

– Пожалуй, соблазнюсь.

– Отлично. Я, кстати, миссис Амброз, – сказала миссис Амброз.

– Видите ли, дорогая Айрис, – произнесла миссис Скейф, – движущая сила мировой революции – это мировое еврейство. Евреи подстрекали массы к беспорядкам еще в Средние века, правда, миссис Амброз?

– Верно, – благодушно согласилась миссис Амброз.

На самом деле ее звали Флоренс Эккерсли. Она уже много лет сотрудничала с Перри.

Миссис Скейф вонзила зубы в слоеную корзиночку с творогом. Для женщины таких габаритов она ела удивительно изящно. Миссис Скейф, видимо, любила кружева – они в разных видах украшали ее внушительный корпус. Аккуратно вытерев рот салфеткой, она продолжала:

– Самые недавние примеры – русская революция и Гражданская война в Испании. Еще чаю?

– Спасибо, – ответила Джульетта. – Давайте я налью. Миссис Амброз, еще чашечку?

Миссис Амброз ответила утвердительным мычанием: она поглощала выпечку с энтузиазмом, но ей недоставало изящества, свойственного хозяйке дома.

Был вечер субботы. Вот они мы, англичанки, подумала Джульетта. Занимаемся тем, что умеем лучше всех в мире, – пьем чай и беседуем по душам. Только в нашем случае конечная цель этой беседы – государственная измена, не говоря уже о разрушении цивилизации и британского образа жизни. Впрочем, если спросить миссис Скейф, на словах она окажется горячей сторонницей того и другого.

Супруг хозяйки дома, Эллори Скейф, был контр-адмиралом в отставке, членом парламента от какого-то заштатного округа в Нортгемптоншире и светочем «Правого клуба». Сейчас он по «Закону 18-Б» томился взаперти вместе с другими сторонниками фашистов. Миссис Скейф, соломенная вдова, продолжала дело мужа. «Станьте для нее младшей подругой, – сказал Перри. – Выведайте поподробнее, чем она занимается. Мы думаем, что она играет важную роль. И по слухам, у нее хранится копия „Красной книги“. Поразнюхайте там, посмотрите, что удастся найти».

Ее представили миссис Скейф как подругу племянницы миссис Амброз, уже упоминавшейся Марджори из Харпендена. Айрис «сомневалась» по поводу «нашего отношения» к Германии. Она была «твердой сторонницей умиротворения», и ей не нравилось, что противников этой войны все время выставляют заблуждающимися глупцами. («Выскажите какие-нибудь наивные антилиберальные взгляды, – посоветовал Перри. – Но смотрите не переигрывайте».)

– Это все взаимосвязанные части одного и того же плана, – ревностно объясняла Джульетте миссис Скейф. – Плана, который тайно разрабатывает и приводит в исполнение мировое еврейство согласно принципам, изложенным в «Протоколах сионских мудрецов». У вас есть эта книга?

– Нету, – ответила Джульетта, хотя на самом деле книга у нее была. Перри одолжил ей собственный экземпляр, чтобы она «получила представление о том, во что верят эти люди».

– Сейчас я вам дам. – Миссис Скейф позвонила в колокольчик, стоящий на подносе. – Как я рада, что миссис Амброз вас привела. Она – наш верный и добрый друг.

В комнату шмыгнула маленькая горничная, которая раньше подала им чай.

– Доддс, принесите мисс Картер-Дженкинс экземпляр книги. Вы знаете, о какой книге я говорю.

Горничная действительно знала. Утвердительно пискнув, она засеменила выполнять поручение.

Солнце заливало гостиную в третьем этаже дома на Пелэм-Плейс, хотя на улице еще было прохладно. Деревья под окнами уже начали разворачивать свежие юные листочки. Весна преисполняет душу надеждами. И все же – Дания только что капитулировала, немцы взяли Осло и установили марионеточное правительство с Квислингом во главе. Польша, Норвегия, Дания – Гитлер собирал страны, как марки. Как скоро у него будет полный комплект?

Будущее надвигалось безжалостным маршем. Джульетта еще помнила времена, когда Гитлер казался безобидным клоуном. Сейчас уже никому не было смешно. («Клоуны-то и есть самые опасные», – сказал Перри.)

Дом на Пелэм-Плейс с виду совершенно не походил на мозговой центр шпионской сети. Гостиная Скейфов была очаровательна – персидские ковры и два дивана, обитые дамаскетом цвета лососины. На боковом столике стояла китайская ваза с нарциссами, в камине ярко пылал огонь. Окна тоже были огромные, с таким количеством драпировок, что хватило бы на театральный занавес. Тут же стоял рояль. У них кто-нибудь играет? Миссис Скейф не похожа на любительницу ноктюрнов. Пальцы Джульетты сами собой растопырились, кисти округлились, мечтая опуститься на клавиши. Джульетта задумалась о том, каково ребенку расти в подобном доме. Если бы она, Джульетта, здесь выросла, то стала бы единомышленницей миссис Скейф?

Детей у миссис Скейф было двое, оба взрослые: Минерва и Иво. Интересно, что чувствует человек, пожизненно вынужденный носить такое причудливое имя. Минерва «охотилась» (словно это была профессия) и брала лошадей на передержку где-то в глубокой провинции (Корнуолл или Дорсет, что-то такое, чего Джульетта и вообразить себе не могла). Про Иво не говорили вообще («У него довольно левые взгляды», – объяснила миссис Амброз). Несмотря на все недостатки миссис Скейф, в ней была какая-то материнская теплота, и Джульетта изо всех сил старалась подавить растущую симпатию. Не будь эта женщина бешеной антисемиткой и обожательницей Гитлера, Джульетта могла бы с ней поладить. («Это весьма изрядные камни преткновения», – заметил Перри.)

Миссис Скейф уже лишилась слуги – он ушел на фронт, а горничную-немку интернировали, так что хозяйке пришлось обходиться кухаркой, бедняжкой Доддс и работником на все руки. Его звали Уиггинс, и он топал по дому и саду, наполняя каминные совки углем и дергая сорняки из грядок.

– Я хочу спасти Британию, – объявила миссис Скейф, приняв исполненную героизма позу над чайным столом.

– Как Боадицея, – предположила миссис Амброз.

– Но не от римлян. От жидов, коммунистов и масонов. Подонков, – любезным тоном добавила миссис Скейф. – Наш враг – иудеобольшевизм. И если мы хотим поднять Британию с колен, надо вымести врага с наших берегов.

(«Не путайте национализм с патриотизмом, – предостерег Перри Джульетту. – Национализм – первый шаг на пути к фашизму».)

Миссис Амброз начала клевать носом. Джульетта подумала, что, если не остережется, тоже задремлет. Хозяйка дома все бубнила, и от ее энтузиазма клонило в сон. Евреи были там и сям, повсюду. Это звучало так глупо, что казалось намеренным абсурдом, вроде детского стишка-перевертыша. Как удобно, должно быть, иметь козла отпущения, чтобы свалить на него все грехи мира. («К несчастью, первыми кандидатами обычно оказываются женщины и евреи».)

Джульетте казалось маловероятным, что евреи замышляют мировую революцию. Хотя, если вдуматься, почему бы и нет? С того места, где сейчас сидела Джульетта, утопая в дамаскетовых подушках цвета лососины, такое поведение казалось вполне логичным.

Она осторожно поставила чашку на блюдце, тщательно следя за своими движениями – будто неловкостью могла себя выдать. Добиться приглашения в святилище на Пелэм-Плейс – это уже была маленькая победа, но общение с миссис Скейф утомляло и нервировало, как прослушивание на важную роль.

Вернулась горничная, сжимая в лапках «Протоколы сионских мудрецов», и протянула их Джульетте, на миг присев в реверансике. И засеменила прочь, видимо к себе в норку, – Джульетта не успела даже поблагодарить.

– Доддс совершенно безнадежна, – вздохнула миссис Скейф. (Ее словарь вздохов был весьма обширен.) – Она так упорно отказывается пачкать руки работой по дому, словно принадлежит к секте брахманов. Конечно, я ее взяла из сиротского приюта. Сирот там учат на домашнюю прислугу. Ну тут я могу только сказать, что учат не очень хорошо. У нас была прекрасная горничная-немка, но, конечно, ее интернировали. Она сейчас на острове Мэн. Ее отнесли к категории «А», но после всей этой суеты с Норвегией и потом Данией переквалифицировали в категорию «Б». Я вас умоляю! Это горничная! Чем она может быть опасна?

– А вы не навещали ее на острове Мэн? – спросила миссис Амброз, внезапно проснувшись. Перри всегда интересовался связями интернированных с внешним миром.

– На острове Мэн? – недоверчиво переспросила миссис Скейф.

С тем же успехом можно было спросить, не навещала ли она кого-нибудь на Луне.

– Нет, конечно нет, – сказала миссис Амброз с невинным смешком. – Какая я глупая. Надо же было такое сказать. – И, желая оживить беседу, добавила: – Айрис тоже сирота.

В ее устах это прозвучало как достижение.

Миссис Амброз достала из сумки вязанье. Она всегда носила с собой вязанье; впрочем, Джульетте казалось, что миссис Амброз трудится день ото дня над одной и той же вещью, но та все не увеличивалась и не обретала определенной формы.

– У Айрис есть некоторые… сомнения, – сказала миссис Амброз. – Вопросы. Даже определенные критические замечания. По поводу войны и нашей роли в ней.

Джульетта повторила как попугай услышанное от подопечных Годфри:

– Да, я не знаю, что делать, когда люди говорят, что это Германия начала войну. Потому что, если ответишь, только привлечешь к себе внимание.

– О, как это верно, – отозвалась миссис Скейф.

– Я обычно говорю: «О, как мне жаль, что именно мы начали эту войну». После этого они, как правило, сразу умолкают.

– Вы знаете, Айрис ведь работает в военном ведомстве, – заметила миссис Амброз.

– Да? – отозвалась миссис Скейф.

– Ужасная скукота. В основном подшиваю бумажки.

Миссис Скейф была заметно разочарована. Спицы миссис Амброз предостерегающе застыли, не довязав петли.

– Но ведь именно так выигрываются и проигрываются войны, не правда ли? – спешно добавила Джульетта.

– Надо полагать, что так, – задумчиво произнесла миссис Скейф. – Вы, наверное, видите очень много всего интересного.

Спицы миссис Амброз опять неостановимо защелкали.

– А жених Айрис служит во флоте, – пробормотала она. – Наверняка он тоже видит много интересного.

– О да, Иэн, – услужливо сказала Джульетта. – Он служит на корабле его величества «Худ». Ох нет, я не должна была этого говорить! Это наверняка военная тайна!

Я – воплощенная невинность, подумала она.

– Я никому не расскажу, – успокоила ее миссис Скейф.

Она тоже виртуозно изображала невинность.

Джульетта притворилась, что изучает врученную ей ужасную книжонку:

– Большое спасибо, миссис Скейф. Мне не терпится ее прочитать.

– Зовите меня Розамундой, дорогая.

Джульетта почувствовала, что миссис Амброз едва заметно затрепетала от радости при этих словах, как режиссер, довольный успешной игрой актрисы.

Зазвонил телефон – резкий звук не вязался с утонченной обстановкой. Телефон стоял у окна на тумбочке в стиле Людовика Пятнадцатого, и миссис Скейф воздвиглась из глубин лососиного дамаскета, чтобы взять трубку.

Джульетта листала «Протоколы», притворяясь, что эти фальшивки ей интересны, а сама старалась уловить, о чем говорит миссис Скейф. Телефон Скейфов прослушивался, но пока прослушка ничего интересного не дала.

Телефонная беседа, к разочарованию Джульетты, касалась свиных отбивных. Похоже, миссис Скейф говорила со своим мясником, если, конечно, слова «свиная отбивная» не были кодовым обозначением чего-нибудь совсем другого. Один мясник в Ист-Энде недавно вывесил у себя в лавке объявление: «Здесь приветствуют тех, кто ест свинину». Это антисемитское послание оказалось слишком сильно завуалированным, и бóльшая часть покупателей его просто не поняла. Мясника арестовали, но Джульетта полагала, что его уже давно выпустили.

Но почему с мясником разговаривает не кухарка? Миссис Скейф, кажется, не из тех, кто чересчур утруждает себя домашним хозяйством. Джульетта покосилась на миссис Амброз, пытаясь понять, не посетила ли и ее та же мысль. Но миссис Амброз продолжала как ни в чем не бывало накидывать и провязывать. По словам Перри, именно из-за этой пассивности она была таким хорошим агентом. Все думали, что она безобидная немолодая женщина, которая просто свихнулась на христианстве и терпеть не может коммунистов.

– Мы нашли ее в Союзе воинствующих христианских патриотов, – пояснил он.

– Немножко пугающее название.

– Они в самом деле отчасти пугают, – признал Перри и улыбнулся.

Джульетта была очень рада, что он стряхнул одолевавшее его уныние. Она подумала, что если бы он ее поцеловал (клад прямо под носом, яблоко на ветке, жемчужина в ракушке), то, может быть, улыбался бы больше, несмотря на войну.

Щелк, щелк, щелк, – вязала миссис Амброз. Если бы кто-нибудь не видел, а только слышал ее, то представил бы себе огромное безумное насекомое. Хотя, возможно, легче будет вообразить ее вязальщицей у гильотины – кровавые головы катятся к ее ногам, а она лишь безмятежно щелкает спицами.

Возвращаясь на диван, миссис Скейф направилась в обход, вокруг всей комнаты, по пути показывая гостьям свои «лучшие вещички».

– Севр, – махнула она рукой в сторону шкафчика с фарфором, от красоты которого захватывало дух.

Желтый и золотой, он был расписан пасторальными сценами. Миссис Скейф вытащила кофейную чашечку и блюдце, чтобы Джульетта могла на них полюбоваться. Чашечку украшали херувимы, играющие с прелестной козочкой. Резвящиеся, подумала Джульетта.

На блюдечке другие херувимчики украшали овечку венками из цветов. При виде его Джульетта преступила заповедь, запрещающую желать чужого. Она завидовала не столько фарфору, сколько изображенной на нем идиллической жизни.

Миссис Скейф продолжала экскурсию по своим богатствам и безделушкам: она нежно погладила большой инкрустированный секретер («Шератон»), по-хозяйски обвела рукой разнообразные портреты предков и на миг остановилась перед одним из огромных окон.

– Мне грозит опасность, – сказала она без особого волнения. – Конечно, за мной следит правительство.

Она пренебрежительным резким взмахом указала вниз, на улицу. В самом ли деле за ней следят? Перри ни о чем таком не упоминал, но Джульетта решила, что слежка была бы в порядке вещей.

– Но у меня есть своя собственная «охрана». Люди, которые меня защищают.

Путешествие вокруг комнаты возобновилось. Миссис Скейф остановилась опять, на этот раз перед фотографией герцога и герцогини Виндзорских в серебряной рамке. Фотография занимала почетное место на небольшом столике («Хэплуайт»).

– Ах, герцогиня… – Она взяла фотографию со столика и влюбленно воззрилась на худое надменное лицо. – Она такая comme il faut! Из наших, конечно. Вы знаете, их ведь вернут на престол, как только фашизм победит в нашей стране.