Текст книги "Оранжерея на краю света"

– Добрый день! Я до последнего не верил, что вы придете. Думал, вдруг это чья-то шутка.

Рудан первым начал разговор и сразу показался Аён общительным.

– В принципе, я неплохо владею амхарским, но мой родной язык – оромо. Переводчик пока еще не очень хорошо его распознает, поэтому лучше буду говорить на английском.

По рассказу Рудана, он не имел никакого отношения к экологии или ботанике и рано забросил учебу, но в двадцать с лишним лет ему довелось участвовать в работах по реконструкции пустошей. Там он познакомился с Ланганскими ведьмами, как прозвали сестер Наоми и Амару.

– Как я уже сказал, я до последнего не верил, что вы придете. Я не привык тратить время впустую. Но по вашему письму понял, что вопрос для вас важный. К тому же я навел справки и убедился, что сотрудник НИИ с вашим именем действительно существует. Я встречался со многими журналистами, но, услышав мой рассказ, они все как один говорили, что это какая-то бессмыслица. В итоге о «ведьмах» все же несколько раз написали в местных журналах, после чего на меня посыпалась волна критики. Точнее, на Амару. Вы первый ученый, с которым я разговариваю на эту тему и который отнесся ко мне серьезно. Вы сказали, что работаете экологом, и это меня тоже удивило. Зачем вам вдруг писать что-то про мосвану на сайте Доктора Стрэнджа? Но в программе симпозиума, выложенной в интернете, было ваше имя, так что я отбросил все сомнения. Очень рад, что наконец-то нашлось подтверждение рассказам Наоми и Амары.

Аён показалось, что она начинает понимать чувства Рудана, как вдруг выражение его лица изменилось.

– Но есть одна проблема… Та, с кем мы планируем встретиться, не хочет никого видеть.

По словам Рудана, истории о мосване рассказывала всегда старшая сестра, Амара, но постоянные издевательства и насмешки людей вынудили ее замолчать навсегда. Она уже давно ни с кем не общается. Рудан пробовал убедить ее встретиться с Аён, но в ответ получил лишь холодный отказ. Вероятно, обида так и не прошла.

– Поэтому мне пришлось обратиться к Наоми.

– И она тоже отказалась?

– Я уверен, что она видела мое письмо. Но не ответила. Трубку тоже не берет. Но беспокоиться не о чем. Наоми мне доверяет. Я оставил ей сообщение, предупредил, что мы сегодня придем.

Аён расстроилась.

– Простите, но… вы думаете, это хорошая идея? Мне кажется, Наоми не будет нам рада.

– Аён, не все великие идеи и открытия сразу получают поддержку. Но несмотря на разочарование, надо все равно идти до конца.

Рудан пожал плечами. Аён не знала, как отнестись к его словам, она представляла их встречу иначе. Помолчав, она сказала:

– Мне кажется, заявляться вот так к ней домой – неприлично. Может, вместо нее вы мне все расскажете? Вы ведь тоже знаете правду.

– Нет, так не пойдет. Я не был свидетелем событий. Только сестры могут раскрыть все детали.

Рудан был непреклонен, и в конце концов Аён сдалась и последовала за ним.

Наоми жила на окраине города. Дома́ там стояли вплотную друг к другу. Пройдя через узкий переулок, в котором едва мог поместиться один человек, они поднялись по железной лестнице. Стены дома были выкрашены в мятный цвет, кое-где краска облупилась. Старая темно-коричневая деревянная дверь едва держалась на петлях. Кнопки звонка нигде не было. Рудан постучал. За дверью послышался шорох.

– Наоми, это я, Рудан. Я привел того эколога.

Ответа не последовало. Рудан приложил ухо к двери. Было слышно, что в доме кто-то есть. Они ждали, но дверь так никто и не открыл. Видимо, Наоми была не рада незваным гостям.

– Ты же прочитала мое письмо? Открой, прошу тебя. У нас появился шанс доказать всем, что твой рассказ – не выдумка!

Они подождали еще некоторое время, но ничего не происходило. Наоми не хотела их видеть.

– Наоми, прекращай! Хватит уже упрямиться.

Рудан уже начал было терять надежду, понимая, что его знакомую не переубедить, как вдруг дверь резко распахнулась. Перед ними, опершись на серые ходунки, стояла пожилая невысокая женщина с ясным взглядом. Аён собиралась поздороваться, но Наоми ее перебила:

– Рудан, ты считаешь, что это нормально – вот так заявляться? Мне нужно обработать травы. Если я сейчас это не сделаю, они испортятся. Вы вообще знаете, сколько они сейчас стоят? Ну все, уходите.

Наоми была не очень приветлива. Рудан говорил Аён, что они друзья, но она уже начала сомневаться в его словах.

– Ну Наоми, ты чего? – жалобно пробормотал Рудан, видимо, привыкший к такому поведению подруги.

Наоми, прищурившись, взглянула на него, но ничего не сказала и закрыла перед ними дверь.

Похоже, все попытки попасть в гости к «ведьме» были бесполезны.

– Рудан, можно я сама попробую? Подождите меня внизу.

Аён вновь постучала в дверь. Послышались шорохи. Аён почему-то казалось, что у нее получится переубедить Наоми. Непохоже, что женщина настроена враждебно. Глубоко вздохнув, Аён решилась:

– Наоми, меня зовут Аён. Я работаю экологом в Корее. Я приехала, потому что мне очень нужно узнать, что вам известно про мосвану. Извините, что пришла без приглашения. Вы не могли бы уделить мне немного времени? Мне очень нужно услышать эту историю. Именно от вас.

Аён ожидала, что Наоми ее проигнорирует или начнет ругаться, но этого не случилось. Дверь неожиданно открылась. Аён испуганно посмотрела на Наоми. На сей раз эта пожилая женщина казалась куда более благосклонной.

– Я устала от Рудана. Он докучает мне чуть ли не каждый день, носится вокруг меня, как будто я уже умираю. Мне это все не по душе. – Наоми пожала плечами. – Приди вы одна, я бы вас уже давно впустила. Что тут такого-то? – И жестом пригласила Аён в дом: – Заходите.

Несмотря на мрачный внешний вид, внутри дом был очень уютный. Аён ожидала увидеть повсюду разнообразные приспособления, которыми орудует целитель, а в воздухе уловить запах настоев. Но все оказалось совсем не так. Видимо, про травы Наоми сказала, чтобы был повод прогнать Рудана.

Пока Наоми варила кофе, Аён положила свой подарок на стол и огляделась. На стене висело много фотографий, на одной из которых она узнала двух молодых сестер в многолюдной компании. Наверное, снимок был сделан в те времена, когда их звали Ланганскими ведьмами. За стеклом в шкафу виднелись наградные дощечки. Надписи были на амхарском, но Аён могла догадаться об их содержании. В этот момент зашла Наоми с кофейным подносом и заговорила:

– Про нас много кто слышал. Участники симпозиума тоже наверняка нас хорошо знают. Все говорят, что это благодаря нам в Эфиопии так хорошо развита экология. Мы внесли неоспоримый вклад в Реконструкцию.

– Там так написано?

Наоми взглянула на фотографии и сказала:

– Была б моя воля, я бы все это давно выбросила. Храню их ради Амары. Нас завалили наградами, но даже не удосужились выслушать должным образом. Заставили нас молчать.

Аён не знала, что ответить. Наоми поставила перед ней чашку с кофе.

– Эти наградные дощечки поставила Амара. Десять лет назад сестра была другой. Сейчас она все забыла – кто мы, что сделали. Теперь она тоже верит во все эти сказки про то, что мы лекари, ведьмы, герои Реконструкции. Может, оно и правильно. Лучше забыть о тех ужасах, с которыми мы тогда столкнулись.

Аён уже не силилась что-либо понять, но все же спросила:

– А где сейчас Амара?

– В больнице. Для своего возраста она еще очень хорошо держится, но память стала подводить. В какой-то момент наши с ней воспоминания стали различаться, как раз когда появились эти фотографии. Мы с сестрой по-разному реагируем на смену времени года и даже суток. Когда все хорошо, живем вместе в этом доме. Но как только наступает пора туманов, Амара попадает в больницу.

– Туманов?

– Да, для Амары это серьезная травма. Для меня тоже, но я легче их переношу.

Наоми сделала глоток кофе и продолжила:

– Аён-сси, вы же эколог, да? На самом деле, мне особо нечего вам рассказать. Я не разбираюсь в растениях. Да и травником-то меня не назовешь. Амара лучше все знает. Жаль, что вы пришли в такое время. Сестра бы много полезного могла рассказать.

Аён заметила, что женщина обратилась к ней на корейский манер. Она хотела спросить, откуда Наоми знает этот корейский суффикс, но постеснялась.

– Наоми… Я не в курсе, что вам сказал Рудан, но я приехала не за тем, чтобы узнать, как контролировать мосвану. Конечно, неплохо было бы научиться укрощать это растение, но я пришла к вам с другим вопросом. – Голос Аён чуть дрожал, но, собравшись, она продолжила: – Я изучаю экологию эпохи Пыли и Реконструкции, в том числе различные мутации растений. Так вот, мне поручили выяснить причины неуправляемого распространения мосваны в корейском городе Хэволь. Я почитала о ней и наткнулась на кое-что крайне удивительное. Мосвана хранит много тайн. Но вам они должны быть известны. Я часто встречала ваше имя в записях устных преданий начала Реконструкции. Тогда растение называли не мосваной, а «сиянием славы» или как-то так. Вы с Амарой известны как травники, которые готовили для простых людей лекарственные настои, в том числе из мосваны. По словам свидетелей, именно вы привозили ее в разные уголки Эфиопии и спасали жизни миллионам людей.

– Вы хорошо подготовились, – улыбнулась Наоми. – Но вы также должны были прочитать о том, что мосвана не обладает целебными свойствами, – это факт, уже подтвержденный ботаниками.

От услышанного Аён растерялась. Травник, известный тем, что спас в свое время жизни многих людей с помощью мосваны, вдруг заявляет, что это растение не целебное! Она нерешительно ответила:

– Безусловно… мне попадались подобные работы. Там говорилось, что у мосваны нет фармакологических свойств и что она, наоборот, очень токсична. Но стоит ли доверять таким заявлениям? Выводы, сделанные авторами, весьма сомнительны. Значит, вы не использовали мосвану как лекарство? Но в статьях и на тех фотографиях на вашей стене тоже везде мосвана.

– Здешние люди по-прежнему верят в спасительную лиану. Они доверяют своим глазам, а не научным доказательствам. Среди них много тех, кого мы вылечили десятки лет назад.

– Значит, мосвана все-таки оказывает целебный эффект на организм?

– Куда там. Дать ее больному – все равно что отравить. Она чрезвычайно вредна для людей.

– Но ведь вы…

Аён потеряла надежду что-либо понять. Стараясь не звучать слишком категорично, она спросила прямо:

– И, зная это, вы продолжали ею лечить людей?

Наоми улыбнулась.

– Мы хотели, чтобы это так выглядело. На то была причина.

Эти слова повергли Аён в еще большее недоумение, что, похоже, забавляло Наоми.

Девушка ознакомилась со многими работами, в которых развенчивались целебные свойства мосваны, но никак не ожидала услышать подобное от Наоми. Она представляла ее совсем другим человеком. В той статье Ланганских ведьм приравнивали к лику святых за то, что они спасали жизни людей в Эфиопии. А сейчас одна из этих ведьм сидит напротив и говорит, что мосвана не обладает фармакологическими свойствами. Может, она хочет наконец облегчить совесть, признавшись в обмане? Но почему именно сейчас и именно Аён, человеку, которого она видит впервые?

– Не совсем понимаю…

– Аён, вы же внимательно изучили мосвану? Тогда вы должны были заметить, что это растение обладает удивительной живучестью. Оно легко размножается и паразитирует. Наверное, в этих свойствах и отражается подлинный дух эпохи Пыли, когда главная цель существования заключалась в том, чтобы выжить за счет других, в том, чтобы, высосав все соки из одного места, бросить его и перекинуться на новое, причем как можно быстрее, нигде не задерживаясь. В этом растении – сама суть того времени.

Аён знала об этой привычке мосваны расползаться, поглощая все вокруг. Как пыль.

– Да, Наоми. Мне все это хорошо известно. Но мне также известно, что мосвана может быть не только беспощадной. Именно поэтому я хотела встретиться с вами.

При этих словах лицо Наоми изменилось.

– Очевидцы утверждают, что в месте бесконтрольного разрастания мосваны, в Хэволе, появился загадочный синий свет. Я решила разобраться во всем, потому что в детстве мне случайно довелось увидеть такое же свечение в саду одной старушки. Я хочу найти объяснение этому феномену. Рудан сказал, вы можете что-то знать.

Аён с волнением ждала реакции Наоми. Ее слова, похоже, заинтересовали пожилую женщину (значит, Рудан был прав, когда советовал в разговоре упомянуть Ли Хису), потому что та спросила:

– А что за старушка?

Аён очень хотелось поведать историю про Ли Хису, но она сдержалась.

– Наоми, если вы расскажете мне про мосвану, я вам тоже все расскажу. Обещаю.

Ненадолго воцарилось молчание. Аён не могла догадаться, о чем думает Наоми. Вдруг женщина посмотрела на нее и сказала:

– Если все, что вы говорите, правда, тогда это просто невероятно. Мосваны с синим светом уже не существует. Это растение появилось на земле несколько десятков лет назад, и с тех пор оно сильно изменилось.

Встав из-за стола, Наоми подошла к стене, увешанной фотографиями. Открыв стеклянный шкаф, она принялась что-то искать. Аён терпеливо ждала, и ей казалось, что время тянется очень медленно. Наоми открывала один за другим ящики и наконец нашла нужную фотографию.

– Амара хотела рассказать всем правду. Но кроме Рудана нам никто не поверил. Даже друзья. В последние несколько лет Амара сама перестала во все это верить. Для нее той деревни Илим больше не существует. Теперь я ее понимаю. Когда тебе никто не верит, ты и сама уже начинаешь сомневаться.

Наоми положила на стол фотографию. На первый взгляд на ней было ничего не разобрать – все казалось черным. Но, присмотревшись, Аён разглядела в углу слабое свечение сферической формы.

– Вот так вот… Расскажу еще кое-что. Может, я даже поняла, про чей сад вы говорите. Вы пока не знаете всю правду, но уже догадываетесь, где ее найти. Вы ведь наверняка думали отправиться туда.

Аён быстро достала из сумки тетрадку, ручку и диктофон. История мосваны длинная, а она хотела записать все до последнего слова. И неважно, доверяет она этой старой женщине или нет.

Наоми перевернула фотографию. На обратной стороне была написана дата – октябрь 2059 года.

– Аён-сси, мосвана никогда не была панацеей. Да и по-настоящему целебным растением тоже. Но мы заставили людей поверить, что это лекарство. Как вы правильно догадались, мосвана действительно тесно связана с эпохой разрушения. Но эта связь иная, – произнесла Наоми и усмехнулась.

Глава 2
Деревушка Илим

Вот уже несколько месяцев, как Джохор-Бару, один из бывших городов под куполом, напоминал развалины. Стены свода обрушились, рухнул железнодорожный мост, а все деревья стояли высохшие, без листвы. Стены мечети Султана Абу Бакара были покрыты пятнами выцветшей крови. От некогда любимого миллионами людей туристического места не осталось и следа. После обвала купола в воздухе резко повысилась концентрация пыли. Трупы, которые лежали прямо посреди улиц, не разложились, и в них еще можно было распознать знакомых. Люди пытались сбежать от смертельной пыли, прихватив с собой хотя бы часть вещей. Я попыталась найти что-нибудь полезное в их рюкзаках, но они были пусты: бродяги уже успели в них покопаться.

Уже несколько дней мы с Амарой ходили по городу в поисках еды. Стараясь не споткнуться о трупы, мы заглядывали во все базарные лавки и магазины. Шаром покати. Это и хорошо, и плохо. Где нет еды, там нет и мародеров. Поэтому мы решили здесь задержаться. Пусть Амара передохнет.

Неделю назад мы поселились в доме в глубине переулка. Двухэтажное строение порядком обветшало, но укрыться можно. На кухне мы нашли печенье, шоколад и чай, но на вкус они оказались отвратительными, поэтому мы решили пока обойтись пищевыми капсулами. Обработанные продукты невероятно ценны и даже могли бы стать новой валютой, но есть их без разбора не стоило во избежание проблем с пищеварением. Кстати, на этот случай у нас были ферментосодержащие и обезболивающие таблетки – нашли их в этом доме. Если бы мы когда-нибудь наелись до отвала, без них было бы не обойтись. Или обменяли бы на что-то – лекарства всегда в цене.

Мы не чувствовали себя в безопасности. События в Малакке научили нас не задерживаться нигде дольше десяти дней, чтобы не потерять бдительность и не стать мишенью для мародеров. Но состояние Амары оставляло желать лучшего. Каждый раз, когда ночью ее мучал изнуряющий сухой кашель, меня охватывала ненависть к ученым в Лангкави. Я мечтала отплатить им за все при первой возможности.

Обессиленная Амара лежала на чердаке. Я сидела на полу, привалившись спиной к ее кровати. Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание сестры. Я первой прервала наше холодное молчание:

– Завтра уже два года, как мы покинули дом. Время летит…

– Ты следишь за датами? Но у тебя ведь даже нет календаря.

– Я брала капсулы из ховеркара, и сработал голосовой помощник. У него много всяких функций. Я ничего не спрашивала, а он мне вдруг выдал дату и местную погоду.

– И какое сегодня число?

– Седьмое ноября.

Помолчав, Амара вдруг спросила, откуда я помню, что мы ушли из дома восьмого ноября. Последнее время она переживала из-за того, что ее память уже не такая, как раньше. Она стала быстро забывать, с кем мы виделись, где были и что делали. Хорошо, если причина в невнимательности. Но я боюсь, что это последствия экспериментов, которые над ней ставили в Лангкави.

– Давай перекусим вот этим. Тот шоколад в засохшей обертке я есть не рискну.

Я вытащила из коробки три пищевые капсулы и протянула их сестре. Она приподнялась и положила их в рот. Срок годности уже истек, но это нестрашно, намного страшнее умереть с голода. Пока Амара жевала резиновые капсулы, я продолжила:

– Седьмого ноября был день рождения Фены. Мы отмечали два раза: первый день – у нее, а второй – у нас. Она тогда пообещала, что на мой день рождения поступим так же.

– А, точно! Я тогда приехала за тобой, захожу – а на полу разбросаны карты и фишки. Но тогда было не до того…

– Да-а, приближался конец света.

Мы переглянулись и рассмеялись. Я положила в рот оставшиеся две капсулы. Они были странные на вкус – как старая бумага. С тех пор как мы сбежали из Лангкави, капсулы – наша основная еда. И еще ни разу не попадались вкусные.

– А ты раньше их пробовала? До пыли.

– Я как-то хотела, но мама запретила. Сказала, что это не для детей.

– Просто интересно, они всегда были такие ужасные на вкус или просто наши уже испортились? Наверное, все же второе. Иначе бы их никто не покупал.

– Но, Наоми, в мире ведь полно людей, которые намеренно едят невкусное. Думаю, в нынешнее время им было бы легче, чем нам.

– Да, ты права. На летних каникулах в Иргачеффе я видела, как двоюродный дедушка делал себе отвар из хвойных иголок и синих скарабеев. Якобы это полезно для здоровья.

Вдруг за окном раздался лязг. Мы тут же притихли, затаив дыхание. И снова услышали металлический лязг.

Амара собиралась встать с кровати, но я жестом остановила ее. Пригнувшись к полу, я доползла до окна. Было темно, но я смогла разглядеть нескольких женщин, стоящих перед входом в переулок. Они о чем-то спорили.

Говорили незнакомки на беглом малайском. На таком расстоянии даже наушники-переводчики не смогли бы распознать их речь, поэтому я решила сама прислушаться. Они обсуждали, какой дом обыскать первым. Только бы не наш. Мы заставили вход в дом и лестницу на второй этаж мебелью, но кого этим остановишь? Амара одними губами спросила:

– Мародеры?

Я покачала головой. Женщины обошли сигнализацию на входе в купол, и на них не было защитных костюмов. Вероятно, они скитальцы-устойчивые, как и мы. Но знать этого наверняка мы не могли. Да и устойчивые встречались разные: в прошлом месяце мы наткнулись на одних, и они отобрали все наши вещи. Так что лучше бы нам остаться незамеченными.

Внезапно громкие споры утихли. Послышались шаги, а через некоторые время – грохотание заведенного двигателя машины. Мы старались не дышать. Звук мотора затихал – они уезжали. Когда он совсем пропал, я выглянула из окна. Амара, успокоившись, глубоко вздохнула.

– Видимо, уехали. Дома все в руинах. Тут нечего ловить.

В этот момент послышался резкий стук. Амара застыла. Звук шел откуда-то снизу.

– Все нормально. Пойду проверю, – прошептала я.

Стук становился громче.

Пока я гадала, что для нас опаснее – вылезти в окно и убежать или встретиться с кем-то из устойчивых, стук усилился. Решив, что второе, я протянула руки к оконной раме, но Амара покачала головой, дав мне понять, что это бессмысленно. Тогда я осторожно вытащила из сумки нож.

Я молилась, чтобы нас не нашли, но кто-то пытался выломать дверь на чердак. Старые болты легко поддались, и дверь распахнулась, едва не слетев с петель. В проеме показалась первая женщина – тощая с кудрявыми волосами. За ней стояли еще три.

– О, кто это у нас тут? Мы вам помешали, девчата? – спросила незнакомка.

В руках она держала ружье. Было ясно, что они зашли не просто поздороваться.

– У нас ничего нет. Если вы прикажете, мы уйдем, – ответила я глухим голосом.

Женщина окинула взглядом чердак. Незнакомки были, как и мы, из устойчивых. Без респираторных аппаратов. Но настроены были отнюдь не дружелюбно.

– Там за переулком стоит ховеркар. Слишком роскошный для таких, как вы. Нам он больше пригодится.

Я крепче сжала нож. Мы не могли отдать «Дельфина». Он – все, что у нас было. Амара думала точно так же, поэтому наставила на гостей пистолет.

Кудрявую это отчего-то позабавило, и, ухмыльнувшись, она сказала:

– Ну что же вы так сразу? Давайте спокойно все обсудим за чашечкой чая.

Устойчивые, которые к нам заявились, сразу распознали уловку с сигнализацией на входе в купол Джохор-Бару. Кстати, именно благодаря ей мы смогли здесь задержаться на неделю и ни разу не встретиться с мародерами. Обычно такого рода сигнализации ставятся перед входом в купол, чтобы предотвратить проникновение пыли. Но здесь после обрушения купола она сломалась, и теперь на ее дисплее красным цветом постоянно мигало предупреждение о максимальном уровне концентрации пыли. Последняя цифра менялась от 7 до 9, что было похоже на правду. Мало кто мог заподозрить неладное.

Конечно, мы с Амарой понимали, что с прибором что-то не так. Сестра не полностью устойчивая и в местах с повышенной концентрацией пыли очень плохо себя чувствовала. Но здесь ей было вполне комфортно. Понаблюдав за сигнализацией, мы поняли, что она попросту сломалась. Обстоятельства складывались в нашу пользу.

К счастью, женщины, ворвавшиеся на чердак, нас не прогнали.

– И все же такой приметный ховеркар лучше бы спрятать от посторонних глаз. Если мародеры вас не убьют, то он еще пригодится.

Незнакомкам, к слову, тоже пришлась по душе хитрость со сломанной сигнализацией. В других разрушенных городах можно в два счета напороться на мародеров, вооруженных биодетекторами. Такие устройства работают на ультразвуке, который вызывает у человека нервные расстройства. Сюда эти негодяи даже не сунутся.

Женщины укрылись в двухэтажном заброшенном доме в паре кварталов от нас. По их словам, бывший хозяин не оставил ничего из съестного, но для ночлега место вполне пригодно. Незнакомок звали Татьяна, Мао и Стэйси. Четвертая, это которая кудрявая, напрочь отказалась представиться. Подружки тоже не знали, как к ней обращаться, и звали ее просто Тощая, а мы с сестрой придумали для нее другое прозвище – Кудряшка.

Через пару дней Татьяна решила развести костер на отдаленном пустыре. Мы с Амарой испугались, решив, что дым привлечет мародеров. Неужели эти женщины ничего не боятся? Сперва нам показалось, что они недостаточно осторожны, но вскоре мы узнали, что две из них – бывшие полицейские и прекрасно владеют оружием. Тогда понятно, откуда в них уверенность. Наверное, Амара с пистолетом выглядела в их глазах комично.

Увидев костер, я вдруг отчего-то вспомнила о кемпинге. Забавно мечтать о пикниках в полуразрушенном городе. Мы сидели с Амарой рядом и шептались о разном. Женщины тоже что-то оживленно обсуждали. Вдруг Стэйси протянула нам две пачки печенья, которые она припасла. Раньше нам не доводилось такие пробовать. Раскрыв упаковку, мы заметили, что вид у печений странный. Они оказались слегка солоноватые, но все равно вкусные.

Наши новые знакомые раньше жили в Малакке, но после падения купола были вынуждены скитаться. В поисках капсул мы с сестрой тоже несколько раз оказывались в их краях, поэтому нам было что обсудить. Поначалу я подозревала, что женщины захотят что-то у нас выведать, но по мере общения поняла, что они знали намного больше нас.

На следующий день я почувствовала ужасную боль в животе. Невольно мне пришла в голову мысль, что они специально нас отравили, чтобы сдать мародерам или украсть «Дельфина». Но, натолкнувшись на скрюченную Татьяну возле входа в общий туалет в переулке, поняла, что ошибалась.

– Стэйси… Я прибью ее. Хотела прикончить меня, чтобы избавиться от одного голодного рта.

Мы с Татьяной промучились весь день. Нам даже пришлось принести раскладные стулья к туалету, так как далеко отходить от этого места было опасно. Еще больше нас разозлило, когда мы увидели, что сама Стэйси пребывала в прекрасном здравии, хотя накануне в одиночку слопала целую упаковку тех печений. Амара тоже съела парочку, но сегодня чувствовала себя хорошо. Видимо, досталось только тем, у кого слабый желудок.

Мы решили продолжить знакомство, пока была такая возможность. Хоть мы и жили в разных домах, но по вечерам неизменно собирались во дворе у костра или переносной лампы. Они делились с нами историями своих похождений по заброшенным местам. Мы с Амарой в основном просто слушали. Я была рада спустя долгое время оказаться в компании простых людей, которые не думали нас продавать или убивать, и тоже делилась с ними многим. Но всякий раз, когда я собиралась что-то сказать, Амара многозначительно на меня смотрела. Мне были понятны ее опасения, но ничего особенного я не рассказывала.

– А где вы, кстати, взяли этот ховеркар? – спросила Мао.

– А, ховеркар…

Я не знала, что ответить. По выражению лица сестры было понятно, что она не настроена это обсуждать. Мао заметила наше смущение и хлопнула себя по губам, будто осознав, что задала лишний вопрос. Стэйси положила руку ей на плечо и сказала:

– Вы, наверное, подумали, что мы хотим его украсть, да?

– Нет, совсем нет. Ховеркар найти нелегко. Я думаю, нам попросту повезло.

Мао захихикала, но в ее глазах все еще горел интерес.

– Это правда случайность. Мы оказались в нужное время в нужном месте.

Я посмотрела на реакцию Амары, но она, похоже, к моим словам отнеслась спокойно.

– В любом случае того места уже нет…

Я рассказала им про Научно-исследовательский институт, в котором нас держали до недавнего времени. Про убежище в Малакке, где у нас сначала взяли кровь под предлогом диагностики здоровья, а затем внезапно отправили в Лангкави. Про то, как тамошние сотрудники НИИ обещали, что будут относиться к нам хорошо, а сами ставили над нами ужасные опыты. До этих чертовых экспериментов Амара чувствовала себя нормально.

– Как-то утром мы проснулись и увидели повсюду роботов-охранников. Оказалось, что институт захватили. Мы поняли, что это наш единственный шанс бежать… В общем хаосе мы и наткнулись на «Дельфина».

Я опустила многие подробности, но моих слов было достаточно, чтобы догадаться, с чем нам пришлось столкнуться.

– Нам довелось побывать в нескольких деревнях под куполом. Стэйси – отличный педиатр, поэтому нас там хорошо принимали. Но как только жители узнавали, что мы устойчивые, их отношение сразу менялось – они боялись мародеров, которые охотились за такими, как мы. Их пугало, что те совершат набег. И мы решили пока держаться подальше от людей, поэтому и скитаемся по заброшенным районам. В общем, в деревнях под куполом таких, как мы, не жалуют, – рассказала Мао.

Я и подумать не могла, что Стэйси – врач. С виду она больше походила на плотника. Я смотрела на нее с надеждой в глазах, отчего ей, похоже, было не по себе. Вдруг она может как-то помочь Амаре? Как врач Стэйси не могла не заметить, что сестра больна. Вот бы раздобыть лекарство… Мои размышления прервала Амара:

– Именно деревни под куполом? Не города? Такие существуют?

– Конечно. Они чем-то напоминают города, только маленькие, и купол над ними совсем хилый. В некоторых от силы три-четыре дома. А есть и побольше, где проживает человек сто. Но в таких местах все равно нельзя ходить без защитного костюма: в куполе много зазоров, через которые проникает пыль. Поэтому пробоотборник воздуха работает весь день. Если в шлеме появляется трещина, то легкие сразу отказывают. Так что в таких деревнях все далеко не так благополучно, как в городах.

– А я вот слышала, что есть деревня без купола, – сказала вдруг Амара.

Я не ожидала, что сестра решит о ней упомянуть. Слухи о существовании этой деревни, ходившие среди жителей Малакки и Лангкави, больше напоминали сказку или легенду. Лично я тогда в них поверила, а вот Амара сразу сказала, что быть такого не может.

Мао и Стэйси переглянулись и рассмеялись:

– Славная байка, мы ее тоже слыхали. Говорят, что сами жители называют эту деревню Илим и что там есть огромная оранжерея.

– А вы знаете, где это место?

На вопрос Амары вдруг ответила Кудряшка:

– Лучше не пытаться его искать. – Заметив недоуменный вопрос в наших глазах, она продолжила: – Говорят, что та деревня, вроде бы известная как Илим, – рай для устойчивых. Ну разве не странно звучит? А вдруг это красивая сказка, придуманная для того, чтобы заманить наивных бедолаг в ловушку? Люди на грани отчаяния готовы верить во что угодно. Поэтому, дорогие мои, не стоит питать иллюзий, надо просто продолжать жить, как жили, вопреки всему.

– Мы просто хотели узнать, что вы об этом думаете, – обиженным тоном сказала Амара.

– Как же, как же. Таким вопросом вы легко себя выдаете. Сразу видно, что еще новички. Еще и ховеркар поставили на самое открытое место – неудивительно, если его украдут. Хоть бы включили режим невидимости. Если, конечно, хватает заряда аккумулятора.

Я внимательно посмотрела на Кудряшку и кивнула в ответ. Она была права. Мы действительно вели себя как наивные дети. Похоже, женщины не желали нам зла. Да, они не спешили делиться едой и лекарствами, но были дружелюбны. Насколько это возможно среди скитальцев.

В тот вечер перед сном Амара прошептала:

– Не стоит им доверять. Мы не знаем, что у них на уме.

Я понимала, почему сестра так сказала. Нам многое довелось пережить. Но одно мы знали точно: в новом мире больше не существовало дружбы без причины. За любым жестом доброй воли стояла корысть. За благосклонность этих женщин когда-то придется заплатить. Поэтому нужно бежать.