Текст книги "Хроники последнего лета"

Когда Наташа шла домой, Семен все пытался выманить из кустов скулящих собак.

Глава VIII. Война на работе и дома

Запись 32

Москва,

Старая Площадь,

Понедельник, 20 июля

Подумать, что Султан Абдусаламов забыл нанесенное оскорбление, мог только очень наивный человек. Султан ничего не забывал и никого не прощал.

Его визит к Загорскому походил на постановку в исполнении национального театра. В приемную вошел телохранитель и молча оглядел помещение, уделив референту не больше внимания, чем любому предмету интерьера. Удовлетворившись увиденным, сказал несколько слов по рации, тотчас же распахнулась дверь, и появился Султан.

Референт поднялся навстречу, но был остановлен телохранителем. Мягко, спокойно, можно сказать, дружелюбно.

– Прости, брат, спешим.

Референт отступил в недоумении. Разгуливать в сопровождении охраны здесь как-то не принято. А смысл? Безопасность обеспечивается ФСО, а если кто и может покуситься на жизнь и здоровье, так это только специальные органы, от которых, как известно, никакая охрана не спасет. Хотя, это же Султан – то он на дипломатический прием приходит с золотым «Стечкиным» за поясом, то при всех ломает челюсть замминистра экономики – и все сходит с рук. Хорошо быть любимцем президента!

Султан тяжелыми шагами прошел к кабинету Загорского и толкнул дверь.

Виктор Сергеевич встал с кресла и встретил гостя, широко раскинув руки:

– Друг мой, Султан! Сколько лет, сколько зим!

Они обнялись, приложившись щеками и похлопав друг друга по спине.

По лицу Султана было трудно определить, улыбается он или брезгливо кривит губы – глаза всегда оставались неподвижными и не выражали ничего.

– Давно не виделись, Виктор, очень давно.

– Проходи, садись, – Загорский широким жестом показал на стул, подождал, пока Султан усядется, и сел напротив.

– А у меня тебе посылочка. Айша собирала, привет передавала.

Султан, поставил на стол пластиковый пакет, достал из него внушительный сверток и протянул Загорскому.

– Айша? – бодро сказал Загорский, разворачивая хрустко шуршащую бумагу. – Я догадываюсь, что это… Точно!

– Овечий сыр, как ты любишь. Лучший в мире, таких пастбищ, как у меня нет нигде.

– О-о! – Загорский отломил кусок сочащегося соком сыра и отправил в рот. – Я твой должник.

По кабинету распространился острый, с кислинкой запах.

– Хорошо, – ровно сказал Султан, – ребята еще принесут айрана. Как ты любишь.

– Я люблю, когда ты приезжаешь, – рассмеялся Виктор Сергеевич, – без подарка в дом не входишь. Так, Султан?

– Только так. По-другому нельзя.

– Молодец. Чай, кофе или чего покрепче?

– Ты же знаешь, я не пью. Истинный мусульманин не должен затуманивать свой разум.

Загорский, продолжая улыбаться, понимающе покачал головой, а сам вспомнил оперативную съемку, где Султан с гостями из Эмиратов отмечает завершение строительства своего дворца в Дубае. Под ободряюще-удивленные возгласы арабов он залпом опустошил бутылку коллекционного «Мартеля». Впрочем, в оправдание можно сказать, что коньяк не оказал на могучий организм Султана ни малейшего действия, так что разум его, пожалуй, остался незатуманенным.

– Вера – это всегда хорошо… как жена, дети?

– Слава Аллаху, нормально. Айша, видишь, тебя помнит. Магомед – в Египте, учится, сразу на второй курс пошел. Иса, ты его не видел, по вольной борьбе по республике второе место взял.

– Ай, молодец! Так он же маленький совсем?

– Девять лет. Маленький – Хасан, ему пять лет. А девчонка совсем мелкая – девять месяцев.

– Ну, ты даешь! – Загорский шутливо погрозил пальцем. – Почему не сказал?

– Это от второй жены. Те ее не знаешь, Марина, русская.

– С Айшой ладит?

– Да как сказать… они не встречались.

– Мастер ты, однако, отношения выстраивать!

– Я слышал у тебя тоже жизнь не стоит на месте. Симпатичная девочка, Аня, кажется?

– Пустое, – махнул рукой Загорский, – ерунда это все.

– Значит, по-прежнему с Риммой? Все нормально?

– Все прекрасно. Как всегда.

– Молодец.

– Да-да, – рассеянно сказал Загорский, – все-таки чаю?

Султан благосклонно кивнул, Виктор Сергеевич вызвал референта, и тот мигом прикатил тележку с чайными приборами и хрустальной вазочкой с орешками.

Загорский, прихлебывая чай из стакана в серебряном подстаканнике, с легкой улыбкой смотрел на Султана. Зачем он пришел – нетрудно догадаться, остался день до окончания установленного срока. А ведь нервничает Султан, сам себя загнал в ловушку. Отказаться от слова уже не может – свои не поймут. Устраивать войну в Москве – отморозков, конечно же, у него хватит, но это слишком даже для Султана. Время не то! Президент не одобрит – это ясно, но степень неодобрения предсказать не может никто.

Султан с каменным лицом выпил чай, кинул в рот пару орешков и доверительно сказал:

– Проблемы у нас, Виктор. Большие проблемы.

– С кем не бывает, – философски заметил Виктор Сергеевич, – разумные люди для того и рождаются, чтобы проблемы решать. Мы же с тобой разумные люди, правда?

– Какие мы разумные? – Султан улыбнулся одними губами. – Абреки и бандиты. Чуть что – за кинжал хватаемся.

– Наговариваешь на себя, ой, наговариваешь. Ты же известный дипломат. Недаром президент тебя послом в Эмираты хотел отправить – ты бы живо их там сагитировал, верно?

Несмотря на такую лестную оценку, Султан заметно помрачнел. Об этом предложении знало всего несколько человек, и приятного в нем на самом деле было немного. Президент прекрасно понимал, что он откажется, но все-таки предложил. Умный человек сразу бы понял, что это – первый звоночек, предупреждение. А Султан – он умный. Вполне возможно, именно поэтому он придерживает своих абреков.

– Всё правда, Витя, всё правда. По делам поговорим?

– Поговорим.

– Тогда послушай меня. Твой человек попросил помочь. Я послал ребят. А получилась подстава. Твой человек говорил от тебя, или сам в войну решил поиграть?

Ах, хитрый Султан! Ищет все-таки варианты, не хочет драки. Сам решение предлагает: отдай мне дурака Колушевского, будет крайним и за все ответит. Красиво, конечно, но не вариант.

– Не вариант, – твердо сказал Загорский, – ты же знаешь, я своих не выдаю. Если есть вопросы – задавай мне.

Султан тяжело посмотрел на Виктора Сергеевича. Тут испугаться не мудрено – бесцветные глаза под нахмуренными рыжеватыми бровями впивались в лицо собеседника как колючки. Однако Загорский перенес этот взгляд с полной безмятежностью.

– Значит так, – медленно сказал Султан, четко выговаривая каждое слово, – будем решать с тобой. Ты знаешь, что мне нужно?

– И что же, Султан?

– Все просто, Витя. Есть хороший человек, по имени Ахмед. Сейчас он в больнице и его охраняют менты. Это неправильно. Ахмед завтра должен быть свободен.

– Знаешь, Султан, у меня непростые отношения с эмвэдешникми… у министра – своя политика.

– Это меня не касается. Ты принес проблему, ты и решай. Но знай, завтра я за ним приду.

– Ты собираешься штурмом брать Склиф?

– Штурмом – не штурмом, какая разница? Возьму свое. Кто-то меня остановит? А потом и будем разговаривать.

Загорского всегда впечатляла самоуверенность Султана. Объяснять ему, что не стоит устраивать свалку с ментами в центре Москвы, было бессмысленно. Можно, конечно, обратиться к президенту… но тогда последствия лично для Виктора Сергеевича окажутся катастрофическими, как, впрочем, и при сваре Султана и ментов. Сейчас президент с интересом наблюдает за ситуацией, но если ему придется вмешаться, посыплются головы. Похоже, надо идти на поклон к министру МВД и сдавать позиции. Ах, как не вовремя…

– Ладно, Султан. Вопрос решим. Вечером встречусь с министром, и… словом, договоримся. Так что проблему закроем. Лады?

– Нет, брат, – покачал головой Султан, – не все. Мне нужен этот журналист…

– Это не журналист…

– Не важно. Он мой. Моих людей трогать нельзя. Никому.

– Постой, – примирительно сказал Виктор Сергеевич, – тогда надо наказывать всех, включая ментов, которые их взяли.

– Всех накажу, – кивнул Султан, – а журналист – первый. Либо отдай, либо сам заберу.

«И что с ним поделаешь, – с тоской подумал Загорский, – без него на Кавказе президент как без рук. Смена, конечно, выросла, но отношения-то остались. Нравятся шефу такие вот… упертые. Да и предан… Хорошо иметь такого зверя, одно слово – и любому глотку перегрызет. Поэтому и позволяется многое. С другой стороны, как тут разбираться – у него в Москве тысячи две штыков. Нет, при необходимости всех можно в асфальт закатать, но это уже спецоперация серьезного уровня. А кому ее поручить? Ментам? Не смешите. Конторе? Эти ребятишки давно с Султаном бизнес имеют, какая уж тут операция, когда такие бабки на кону. Армия? Ну-ну… Ладно, брат. Мы тоже упертые».

– Не получится, – сказал Загорский.

Сказал так твердо, что в глазах Султана мелькнуло удивление.

– Не получится, – повторил Виктор Сергеевич. – Это мой город. И парень – мой. Так что извиняй, Султанчик, Отступного хочешь?

Султан начал медленно краснеть. Плохой знак – может сорваться. Одно хорошо – свой знаменитый золотой «Стечкин» ему пришлось оставить в сейфе у ФСОшников. А если в рукопашную – то это еще неизвестно, кто кому наваляет, Султан, конечно, моложе, да и здоров как бык, зато у Загорского старая спецназовская школа. А раньше все умели делать на совесть, в том числе и профессионалов-рукопашников.

– Султан, я серьезно, денег возьми. Сам подумай – как хорошо заработать на шкуре врага.

Султан неожиданно успокоился.

– Нет, Витя.

Он встал и облокотился о стол.

– Ты меня обидел. Зря.

– Подожди, Султан…

– Нет, Витя, разговора не будет, я все сказал. Время есть до завтра. Смотри.

Султан развернулся и, грузно ступая, вышел из кабинета.

Запись 33

Москва,

Улица Лесная,

Понедельник, 20 июля

Последующие несколько часов Султан находился в отвратительном расположении духа. В такие минуты даже близкие люди не решались к нему подходить, памятуя о непредсказуемом характере. Был, правда, в его окружении один искусник, который специально дожидался вспышки гнева, а затем мастерски подставлялся под горячую руку. Султан быстро отходил, а побитый умелец получал такие подарки, что в течение года скопил на квартиру в Москве.

После встречи с Загорским Султан направился в «Золотой Самарканд». Заведение, как водится, закрыли для посторонних, к дверям подогнали два черных Порш «Кайена» с охраной, а к приезду кортежа полностью перекрыли улицу.

Султан тяжело выбрался из бронированного «Мерседеса» и в окружении десятка телохранителей пошел к ресторану. Он очень ответственно, и надо сказать, небезосновательно, подходил к вопросам безопасности.

– Султан Магомедович!

Как, скажите, сумел этот человек подойти так близко? Невысокий, плотный, белобрысый мужичок с голубыми глазами в рубашке-косоворотке навыпуск, светлых брюках и тапочках-шлепанцах.

Огромный телохранитель, между прочим, чемпион Европы по вольной борьбе, протянул руку, намереваясь ухватить незваного гостя за шиворот, но неожиданно для самого себя поймал только воздух. Незнакомец с удивительной ловкостью проскользнул между охранниками и встал перед Султаном.

– Султан Магомедович, минуточку, прошу вас!

Абдусаламов остановился и сделал знак, придерживая горячих ребят, готовых на куски разорвать неизвестного наглеца.

– Пролёткин?

– Так точно, Добрый-Пролёткин к вашим услугам. Если помните, мы встречались три раза. У вас на юбилее, на совещании по курортам и у генерала Ёлкина.

Запыхавшийся Иван Степанович стоял перед Султаном и умильно смотрел на него снизу вверх, просительно прижав руки к груди.

– Султан Магомедович, мне очень нужно с вами переговорить. Тет-а-тет, если можно.

– Переговорить? – мрачно переспросил Султан.

– Да! Поверьте, вам будет очень интересно.

– Интересно?

Телохранители замерли, ожидая приказа вышвырнуть надоедливого человечка. Но Султан подумал несколько секунд, повернулся к двери и пошел к ресторану, махнув рукой Доброму-Пролёткину.

– Пошли!

В «Золотом Самарканде» они провели не более получаса. Каково же было удивление привычных ко всему охранников, когда Султан и Добрый-Пролёткин вышли из ресторана чуть не под ручку, а сам Султан явно находился в приподнятом настроении. Он остановился и, доверительно глядя в глаза Ивану Степановичу, спросил:

– Значит, сделаешь?

– Конечно! – бодро воскликнул Добрый-Пролёткин. – Я обещаю только то, что смогу сделать!

– Ты сказал, – погрозил пальцем Султан, – смотри!

– Разумеется! Я очень внимательно смотрю, и, поверьте, вы будете довольны.

– Завтра звони. Буду ждать.

– Непременно позвоню.

– А если забудешь, ребята поедут напомнить.

– Ну что вы, что вы! А впрочем… всегда рад гостям. Как говорится, милости просим!

– В гости, говоришь… – Султан махнул рукой, и к нему немедленно подскочил помощник – молодой парень в светлом костюме, – отвезешь его, куда скажет. Дашь машину с водителем и денег… Тебе сколько надо? – он обратился уже к Доброму Пролёткину.

– Это уже лишнее. Мне ничего не нужно.

– Мне нужно. Деньги – как хочешь, а машина будет с тобой.

– Как скажете, Султан Магомедович, как скажете… Разрешите откланяться!

Они попрощались, Иван Степанович уселся в подъехавший Порш Кайен и укатил, помахав из окошка рукой.

Султан смотрел вслед машине. К нему подошел начальник охраны Асланбек, человек необыкновенно высокого роста, с дерзкими глазами и багровым шрамом через всю щеку.

– Серьезный русский? – спросил он негромко.

– Серьезный? – усмехнулся Султан. – Брат мой, Асланбек, такого серьезного ты еще не встречал. А когда встретишь – будет поздно.

Начальник охраны вгляделся в лицо Султана, но так и не понял, шутит он или нет.

Запись 34

Москва,

Старая Площадь,

Понедельник, 20 июля

Тем временем Добрый-Пролёткин вернулся на Старую Площадь и как вихрь влетел в кабинет Загорского, где застал начальника в романтически-задумчивом настроении. Виктор Сергеевич мечтательно улыбался, наблюдая, по всей видимости, за представшей перед его внутренним взором Наташей.

– Разрешите?

Загорский вздохнул, отвлекаясь от возвышенных мыслей, и перевел взгляд на советника.

– Заходи.

Добрый-Пролёткин семенящими шажками вошел в кабинет, уселся на краешек стула и, улыбаясь, сообщил:

– А я все решил!

– Что? – удивился Загорский.

– Я договорился с Султаном. Обо всем.

– Ну! И каким образом? Пообещал ему мою почку?

– Что вы, Виктор Сергеевич! Султан Магомедович – вполне цивилизованный человек. Он прекрасно умеет идти на компромиссы, особенно если сам оказался в неприятной ситуации.

– Возможно-возможно… плохо быть заложником слова. На всякий случай спрячь куда подальше Колушевского – фасад ему попортить могут, а то и похуже. Чтобы я его не видел.

– Будет исполнено. Султан вовсе не горит желанием устаивать разборки, хотя… тут вопрос репутации.

– Как мы и думали. Ладно…

Виктор Сергеевич, наконец, собрался, сел в кресле ровно, расправив плечи и внимательно посмотрел на советника.

– Итак, все по плану?

– Так точно. Менты согласны, Султан тоже. Начинаем?

Загорский немного помолчал, в задумчивости барабаня пальцами по столу.

– Виктор Сергеевич, начинаем? – повторил Добрый-Пролёткин, подпрыгивая на месте от нетерпения.

– Смотри, Иван Степанович, у меня чувство, как будто мы делаем что-то паскудное. Прямо сейчас. Как думаешь?

– Что есть паскудное? Кто знает, какая дорога ведет к благу, а какая – к добру? Мы можем предполагать, а поступать должны так, как указывает Провидение. И потом, разве вы не знаете, что дела добрые нередко бывают сотканы из злодейств?

– Да ты, Иван Степанович, философ! Пример привести можешь?

– Пожалуйста! Например, война даже за правое дело состоит из отдельных мерзостей, подлостей, крови и дерьма. Сколько заповедей нарушают победители? Но победа очищает все. Разве нет?

– Как всегда прав, – вздохнул Загорский, – давай, приступай.

Запись 35

Московская область, Одинцовский район,

Коттеджный поселок на 16 километре

Рублево-Успенского шоссе,

Понедельник, 20 июля

Загорский уже три недели не ночевал дома, благо комната отдыха была оборудована не хуже номера пятизвездочного отеля. Он не хотел встречаться с Риммой, но дальнейший уход от разговора походил бы на бегство. Тем более, разговор все равно состоится, и какая разница – днем раньше, днем позже…

Римма как будто его ждала. И не просто ждала – а долго и тщательно готовилась к встрече. В зале – полумрак, на столе – свечи, бутылка вина, два бокала и тарелка фруктов.

– Будешь?

Римма спросила будничным голосом, словно ничего не произошло. Загорский молча обошел стол, сел напротив жены и взял бутылку.

– Ого! «Муттон Ротшильд»! Хороший вкус.

– Хороший учитель был, – спокойно сказала Римма безо всякого выражения, просто констатируя факт.

Она смотрела прямо в глаза, не отводя взгляда, в ее темных зрачках плясали оранжевые отблески.

Виктор Сергеевич налил вино себе и жене, поднял бокал, поглядел сквозь него на огонек свечи и сделал небольшой глоток. Римма мило улыбнулась, залпом осушила свой бокал и закашлялась.

– Отвыкла пить, – виновато сказала она, – буду привыкать.

Загорский поставил бокал на стол.

– Нам надо поговорить.

– Конечно, милый.

Виктор Сергеевич чувствовал легкое замешательство: он ожидал чего угодно – криков, плача, истерики, но никак не такого странного спокойствия. Не к добру это.

– Не думаю, что стоит копаться в нашей личной жизни, – слово «нашей» он произнес с особой интонацией, – надо решить, как жить дальше.

– Почему?! – обиженно воскликнула Римма. – Разве тебе не хочется знать, чем я занималась с любовником?

Загорский не нашелся, что ответить, а Римма наклонилась к нему и сказала тихо и доверительно:

– Он очень нетерпеливый. Никогда не успевает раздеть. Любит вот так, на столе, – она похлопала ладошкой по столешнице, – пристроится сзади, и работает, работает, работает… Когда кончает, кричит как зверь. Любит мой ротик… У него сперма на вкус солоноватая, а у тебя совсем безвкусная. Странно, правда?

Виктор Сергеевич, не меняясь в лице, взял со стола бутылку, взвесил в руках и с силой запустил в стену, облицованную драгоценным английским дубом. Как ни странно, бутылка не разбилась, а, отскочив, покатилась по паркету. Издержки английского стиля, качество французского стекла и разгильдяйство российских строителей: дубовые панели неплотно прилегали к стенам и пружинили, не давая возможность успокоить нервы звуком разбившейся вдребезги бутылки.

– Тебе не нравится?

Римма была поразительно спокойна.

Загорский был готов ударить ее, даже представил, как это произойдет – широкий размах, шлепок всей ладонью по лицу, Римма падает, и с нее слетает нарисованное спокойствие. Представить – представил, но в последний момент чудовищным усилием воли сдержался. Даже не закричал.

– С тобой все в порядке? – как ни в чем не бывало, полюбопытствовала Римма.

– Что ты хочешь? – спросил Виктор Сергеевич.

Он сжал кулаки и страшно смотрел на жену.

– Ты, кажется, расстроен? – продолжала Римма. – Или пробуешь поджечь меня взглядом?

Загорский несколько раз глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок, и повторил вопрос:

– Римма, что ты хочешь?

– Не знаю, – она жеманно пожала плечами, – откуда я знаю, что хочу? Или, точнее, знаю, но это так, из области фантастики. Хочу машину времени. И на ней – на пятнадцать лет назад – к капитану Загорскому. Настоящему. Но он умер, остался генерал Загорский. Совсем другой человек, правда?

– Не говори глупости, – резко сказал Виктор Сергеевич, – нам надо все обсудить.

– Я разве против, милый? Я уже начала обсуждать. Вчера встречалась с твоей. Ну и вкус у тебя… Попросил бы, я уж подобрала кого получше.

– Зачем ты это делаешь?

Виктор Сергеевич был неприятно удивлен. Римма преподносила сюрпризы – один за другим.

– Как зачем? Поболтали немного. Узнала, что ты в нее безумно в нее влюблен, готов бросить все и увести в Майами. Кстати, почему Майами? Тебе же Штаты не нравятся.

– Перестань. Ты же знаешь, что это ерунда.

– Может быть, может быть, – промурлыкала Римма, сладко потянувшись, – но это уже не важно.

Она была столь грациозна, что Виктор Сергеевич удержал готовые сорваться с языка слова о том, что он уходит.

А Римма встала, подошла к мужу, наклонилась, облокотившись о спинку кресла, и прошептала:

– Неужели она настолько лучше меня?

Кровь ударила в голову Виктору Сергеевичу. Затылок загорелся, словно обожженный порывом горячего ветра, сердце гулко застучало в висках, а внизу живота возникло сладкое томление. Он схватил Римму, швырнул лицом вниз на стол и одним движением сорвал платье…

А вечером, лежа в кровати рядом со спящей женой, думал о том, что, сжимая ее в объятьях, представлял, что это – Наташа. Ощущение было странное, непривычное и безумно возбуждающее, такого не было даже в разгар романа с Анечкой. А еще твердо решил: если Римма сейчас откроет глаза, то он непременно скажет, что им надо расстаться. Но она не проснулась.