Текст книги "Призрак Белой страны. Бунт теней исполненного (сборник)"

– Бросьте! Вы журналист или нет? Сложное расследование, и вы участвуете в нем. Какой материал сделаете!

Последний довод превысил остальные. Репринцева согласилась и вместе со своим новым знакомым устремилась в неизвестность.

Глава седьмая

Надежда сперва не обратила внимания на исчезновение сокурсницы, посчитав, что девушка по какому-то делу зашла к ребятам. Через некоторое время она сама постучала к ним:

– Рустам? Давид?

– Заходи, – послышался голос Рустама.

Она вошла, недовольно покачала головой:

– Что за беспорядок! А ведь скоро придет человек из местной ячейки ВКП(б). Разве Валя вам не сказала?

– Сказала, – ответил Давид.

– Кстати, где она?

– Откуда нам знать? – огрызнулся Рустам. – Твоя подруга, а у нас спрашиваешь.

– Она к вам пошла.

– Нет, – шмыгая носом, возразил Давид. – Я к вам заходил, но она меня выгнала.

– Как выгнала?

– Ты была в ванной в это время.

– Наверное, спустилась вниз? – сделала предположение Надежда.

– Тогда все в порядке! Джигиты здесь хорошие, – съязвил Рустам.

– Я ни одного не заметил, – сказал Давид.

– Пойду к себе, дождусь ее, – Надя по-прежнему не проявляла тревоги.

Тревогу она забила позже. «Валька исчезла, скрылась, сбежала… Куда? Зачем?

Может, ее похитили? Захотела взглянуть на так называемую свободу!»

Надежда вторично заглянула к ребятам и сообщила:

– Валентина пропала!

– Как? – в один голос воскликнули Давид и Рустам.

– Очень просто.

– А если она того?.. В гости пошла? – сделал предположение Рустам. – Она вроде бы говорила, что родом из этих мест. Значит, родственнички есть.

– О чем ты? – лицо Надежды перекосилось от негодования. – У советского человека не может быть родственников заграницей.

– В самом деле, Рустам, – поддакнул Давид. – Как до такого додумался?

– А я что?.. Я ничего, – забормотал смущенный Рустам.

– По приезде в Москву поставим на комсомольском собрании вопрос об ее поведении. Комсомольский секретарь бегает в буржуазных шмотках по буржуазному миру.

Давид, которому было жаль Валю (да и нравилась она ему!) тихонько брякнул:

– Она могла что-то сделать по глупости. Так, Рустам?

Рустам сопел своим мощным орлиным носом. Надежда вынесла свой приговор:

– Раз она секретарь, то должна отвечать за свои поступки по полной…

– У Вали вообще появились отклонения, – наконец ответил Рустам. – Не только шмотки, еще и пляски с казаками. Не исключаю, что она стала уклонистом (так в сталинский период назывались те, кто якобы отклонялся от генеральной линии партии. – прим. авт.). Как, Давид?

Маленький лопоухий Давид сразу почуял, куда ветер дует. Поэтому, после некоторых колебаний, поддакнул:

– Я тоже так думаю. Она мне показывала книгу сочинений Бухарина (один из коммунистических лидеров, член Политбюро, в 1937 г. расстрелян за измену Родине. – прим. авт.).

– Вот это да! – вскричала Надежда, – тоже мне комсомолец.

– Но это было два года назад, – точно угорь вывернулся Давид. – Тогда еще Бухарина не разоблачили.

– Она обязана была предвидеть. А ты молодец! Хоть с опозданием, но сообщил.

– Что нам дальше делать? – Рустам глядел на Надежду как обычно горделиво, но на самом деле жаждал ее решающего слова.

– Ждем местного представителя ВКП(б), он поведет нас на экскурсию.

– А с Валентиной?

– Тут вопрос тонкий, – Надежда отвернулась, чтобы ребята не заметили злобного торжества на ее лице.

Александр поймал машину, и она понесла их в другой конец города. Валентина увидела еще одно лицо Старого Оскола: деревянные дома, узкие улочки, по которым шли женщины с коромыслами. Дорогу то и дело переходили стаи гусей, лаяли собаки.

Горчаков расплатился с шофером, дальше они с Валентиной шли пешком, обходя рытвины, колдобины. Репринцева поняла, почему ее спутник отпустил водителя чуть раньше: здесь автомобилю просто не проехать.

– Недостатки капиталистической системы хозяйства, – в Валентине вновь проснулся марксист.

– Не в этом дело, дороги в России никогда не отличались отличным качеством. Вспомните Салтыкова-Щедрина: две вечные русские беды – дураки и дороги.

Репринцева промолчала, он прав! Здесь, на Юге, она хотя бы видела хорошие трассы. А в СССР отъедешь от Москвы и – полный мрак.

Они вышли на соседнюю улицу, дома – совсем маленькие и неказистые. Какой невероятно богатой казалась ей до сих пор Империя. И вдруг…

Она бы поверила коммунистическим вождям, если бы не ужасающая нищета Советского Союза. Тут есть состоятельные и бедные, но люди живут! Там – почти всеобщая нищета, а в качестве вознаграждения надежда на светлое будущее. «А придет ли оно?»

Валентина трепетала от своих сомнений, несколько раз мысленно повторила: «Мы обязательно построим общество изобилия». Однако вера ее становилась все меньше. И ничего изменить в себе она уже не могла.

Возникшее молчание нарушил Александр, который так же с грустью смотрел на старые и ветхие домишки.

– Одному философу задали вопрос: может ли в России победить фашизм? Знаете, что он ответил? Он победил здесь давно. Но не национальный, а социальный. Представьте себе: девятнадцатый век, граф и графиня N., зимой живут в Италии, летом скучают в своем поместье, а в промежутках закатывают грандиозные балы в Петербурге. Только кто-то ведь должен был оплачивать их роскошное существование? А это – дворовая челядь, порой не имевшая нормального пропитания. Их еще и розгами били! Разве не фашизм?

Репринцевой показалось, будто она слушает лекцию в университете. Но говорил не красный профессор, а обычный человек свободного мира.

«Я назвала этот мир свободным?»

– Из-за такой несправедливости, Валя, к власти приходят оголтелые, чтобы злобой и невежеством доконать, уничтожить все живое. Во Франции – Робеспьер, в России – Ленин.

Он назвал Ленина оголтелым! Надо возмутиться, развернуться и уйти!.. Но она не ушла, только спросила:

– Какой выход видите вы?

– Жить по нормальным, Божеским законам. Вору-чиновнику остановиться, когда хочется хапнуть еще! Судье быть неподкупным, не посадить невиновного. Налоговому инспектору взять побольше с богатого и поменьше с бедняка. Вот что должно стать нормой человеческого общества. Но как это сложно осуществить!

– Да, нелегко, – согласилась Валентина.

– А вон и дом Варвары.

Дом находился в самом конце улицы и отличался размерами, красивым фасадом. Похоже, колдунья не бедствовала.

Чем ближе подходили, тем заметнее Валентина замедляла шаг. Теперь предстоящая встреча не казалась любопытным, экзотическим приключением, девушке стало страшно! Вдруг колдунья что-то сотворит с ней?

– Смотрите! – воскликнула Валентина.

Небо, которое еще несколько минут назад было светлым, быстро темнело, подул резкий ветер, похолодало. От «материализма» Репринцевой не осталось и следа. Она прошептала:

– Неспроста это!

– Погода летом у нас меняется быстро, – спокойно ответил Горчаков, однако его уверенность не вернула Валентине душевного спокойствия. Ноги ее стали ватными.

– Да что с вами? – удивился Александр.

– Не знаю. Мне туда что-то не хочется…

– Журналист не должен ничего бояться.

– Вы столько рассказали про нее: и порчу наводит, и сглаз.

– Товарищи из комсомола устроили бы вам выволочку.

– Вы еще и смеетесь надо мной.

– Идем! – Александр подвел ее к воротам, которые открылись с большим скрипом.

Небольшой двор, за ним садик, где маленькая беседка, и там – кто-то сидит. Едва они вошли, как выскочила какая-то девка, начала размахивать руками, замычала.

– Нам бы увидеть Варвару, – промолвил Горчаков.

Девка в ответ замычала сильнее, гости догадались: немая. Так что она пытается им сказать?

Немая схватила Александра за руку и повела, Валентина – за ними. Однако путь лежал не в дом, а в сад, в ту самую беседку. В беседке – женщина, вроде старуха, а вроде – нет. Вся в темном, голова обмотана платком, лицо рябое от оспы. Она взглянула на них тяжелым сумрачным взглядом, указала на скамью напротив:

– Садитесь.

– Мы… – начал было Горчаков, но Варвара опередила:

– Знаю, кто вы, и зачем пришли, – голос у нее скрипел, как несмазанная телега.

– Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.

– Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же – по другому делу.

Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.

– Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?

Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.

– Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.

– С какой целью?

– Полиция допытывалась, теперь ты?

«Полиция?! – подумал Горчаков, – значит, она в курсе?»

– А кто из полицейских приезжал? – вырвалось у Александра.

– Сам начальник.

– Корхов?

– Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, – говорю, – полечу». Он – ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.

– И что вы сказали Корхову?

– Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.

– Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.

– Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.

– Не в курсе, кто причастен?

– Ищите. Вам за то деньги платят.

– Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?

Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:

– Слухами земля полнится.

«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»

– …Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.

«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».

– Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? – спросил Горчаков.

– Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.

– Понятно, – Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.

– Так я жду? – нетерпеливо произнес журналист.

– Чего ждешь-то?

– Ответа.

– Какого?

– Насчет Зинаиды Петровны.

– Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.

– Где же искать его?

Варвара закрыла глаза, забормотала:

– Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.

Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.

– Это общие слова, – возмутился Александр. – Никакой конкретики. Как в сказке – иди туда, не знаю куда.

– Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас…

До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.

– Как вам не стыдно? – выпалила девушка. – Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.

Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:

– Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.

Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:

– Пойдемте, нам тут нечего делать.

– Сядь, – спокойно проговорила Варвара.

В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.

– Сядь! – повторила колдунья, – и закрой глаза.

Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг – какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.

Один из копавшихся в бумагах людей зло выругался, профессор тут же прибодрился:

– Я же говорил: это ошибка.

Другой, рывшийся в вещах, вплотную подошел к Репринцеву, сквозь зубы процедил:

– НКВД, Алексей Иванович, не ошибается. Или вы другого мнения?

– Я не о том… Советские органы не ошибаются, они всегда на страже порядка. Ошибка произошла со мной.

– Да, да. Как и с вашим другом Колывановым. Ходили, жаловались – несправедливо его арестовали. Теперь понятно, почему. Колыванов на допросе раскололся, все рассказал и показал на сообщников. На вас показал.

– Не верю! Никогда этому не поверю! Это чушь!

– Сейчас поедите с нами, посмотрим кое-какие документы. И вы многое расскажите, дорогой профессор. Расколитесь по полной!

– Мне не в чем, как вы изволили выразиться, «раскалываться».

– У нас раскалываются все. Ни одна контра не отвертелась от наказания.

Двое повели отца, один остался, продолжая осматривать комнату, бормоча: «Хоть бы чего-нибудь…». Он даже не обратил внимания на жену профессора Анастасию Кузьминичну, которая откинулась на спинку кресла и хрипела.

– Мама! – закричала Валентина, – помогите же! У нее больное сердце.

Но разве кто бы услышал ее, невидимую в этом мире, человека по имени Никто.

– Хозяйке плохо, – засуетился Степан.

– Ну вызовите врача! – небрежно бросил представитель НКВД. И, в который уже раз выругавшись, покинул комнату.

…Она снова была в беседке, рядом – ее новый знакомый Александр Горчаков, напротив – колдунья Варвара. Валентине показалось, что она отсутствовала целую вечность. А это всего лишь… видение?

Девушка вопросительно посмотрела на Варвару. Та молчала, ни один мускул не дрогнул на ее ставшем каменным лице.

– Что-то случилось? – спросил Александр.

– Она знает.

– Знает что?

По-прежнему со стороны хозяйки – ни звука. Александр уже слышал, что означает такое ее поведение. Аудиенция закончена.

– Пошли, – сказал он Валентине. – Непогода прошла стороной, но нет гарантии, что дождя не будет. Варвара молча встала.

Каждый думал о своем; Репринцева о жутком видении, Горчаков о странных словах колдуньи: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Есть ли хоть капля смысла в ее словах?

Они уже были на улице, когда Валентина оглянулась и… в ужасе прислонилась к Александру.

– Там, в окне…

Он тоже обернулся… Из окна на него глядело лицо… Нет, не лицо, а покрытая шерстью морда. Но разумный блеск в глазах говорил, что существо думает, мыслит.

Впрочем, через мгновение его уже не было. Молодые люди переглянулись: они видели неведомого зверя? Или им показалось?

– Проверим? – предложил Горчаков.

– Нет, нет, уйдем! – взмолилась Репринцева. – К тому же… надо позвонить в Москву. Позвонить сегодня, сейчас! Сердце болит от неизвестности.

Александр с сожалением вздохнул, взял Валентину под руку и повел к ближайшей остановке.

Раздался стук в дверь, Надежда крикнула: «Кто?» и, услышав, «От Коровина Андрея», сжалась в комок.

Конечно, она рада, что Валентина так неумело подставила себя, но нужно объяснить ее поведение товарищам из ВКП(б). Ее наверняка спросят: «Как же вы, комсомолка Погребняк, допустили подобное? Почему не помешали бегству? А что если она вообще сбежала?». Оправдывайся потом!

– Проходите!

Вошедший товарищ напоминал большую деревянную куклу с размеренными движениями, шаг чеканил, как солдат на строевой, на собеседника глядел, не мигая.

– Здравствуйте, Надя, – отрапортовал он монотонно. – Меня зовут Кирилл Прошкин.

– Откуда вы узнали, что это я?

– У меня есть ваши фотографии. Всех четверых. Я пришел показать город.

– Спасибо, но нас не четверо, а трое. Репринцева Валя куда-то умотала. Ох, и попадет ей, когда вернется. Мы ей устроим такую головомойку!

– Не надо устраивать ей головомоек.

– Как?! Она же…

– Хорошо, что ее нет! – оборвал Прошкин. – У меня к вам серьезное партийное поручение. Оно согласовано с… вы понимаете.

– Понимаю, – благоговейно произнесла Надежда.

– И еще: вы должны дать слово, что никогда и никому не разгласите информацию, которую сейчас услышите.

– Честное ленинское!

– Если проболтаетесь…

– Никогда! Я поклялась святым для себя именем.

– Отец Валентины арестован.

– Профессор Репринцев?

– Как агент английской разведки. Когда его забирали, матери Валентины стало плохо. Приехали врачи, однако спасти ее не удалось. И это не все. Узнав о смерти жены, профессор вскрыл себе вены.

Валентина ни в коем случае не должна знать, что случилось с ее семьей. Сами понимаете… Она может испугаться и не вернуться на родину. А она очень нужна в Москве, не исключено, что и она выполняла тайные поручения отца. Там с ней поговорят, может, она и не причастна к делам отца?.. НКВД пока не распространяется об аресте Репринцева, но как бы кто-нибудь здесь про это не пронюхал: агенты местных спецслужб, журналисты. Надеюсь, не пронюхают. Профессор не та фигура, чтобы слишком уж интересовать Запад или Юг.

«Не исключено, что и она выполняла тайные поручения», – гудело в голове Надежды. Чтобы окончательно обезопасить себя от обвинения «проглядевшая врага» Погребняк поспешила сообщить:

– Она и в поездке ведет себя подозрительно. Отплясывала с казаками буржуазные танцы, восхищалась удравшими из СССР поэтами – неким Есениным, например. А в Старом Осколе купила капиталистическое платье. И это комсомолка! Да разве комсомолка думает о тряпках? Где вы видели молодого ленинца одетого, как буржуа?

Прошкин дернулся, молча стряхнул волосинку со своего безупречного английского костюма. Затем подвел итог разговора:

– На ее ошибки внимания не обращайте. Не ругайте ее, наоборот, похвалите. Через несколько дней она будет в СССР. Там спросят за все.

– А если Валентина каким-то образом (не через меня, конечно!) узнает о гибели родителей?

– Не узнает. Ее домашний телефон не работает. Соседи проинструктированы. Несколько дней – и в этой конспирации не будет нужды… А сейчас познакомимся с вашими товарищами.

Прошкин по-военному развернулся и вместе с Надеждой направился в комнату Давида и Рустама.

Валентина безуспешно пыталась связаться с Москвой. Телефонистка повторяла: «Занято». Потом сделала предположение, что произошла поломка на линии, или не исправлен телефон. Позвонили соседям, но и они не ответили.

– Что вы так волнуетесь?

– Сама не могу понять… – Репринцева по-прежнему не хотела говорить про страшное видение в беседке. Мало ли что привиделось!

Когда Валентина окончательно потеряла надежду связаться с домашними, Александр постарался ее успокоить.

– Завтра наладится связь и все будет в порядке.

– Вы так полагаете?

– Конечно. Сделайте проще: позвоните ему на работу.

– Есть телефон кафедры, только я его не знаю. Да и бывает папа там только два раза в неделю.

– Не волнуйтесь! – повторил Александр.

– Мне пора в гостиницу, – вздохнула Валентина. – Еще немного, и поднимется международный скандал.

– Я провожу. И… давай на «ты»?

– Право, не знаю…

– Я пытался перейти еще тогда у дома Варвары, однако побоялся, что поддержки не получу.

– Хорошо.

Вечерний Оскол переливался огнями, слышалась музыка. Молодежь оккупировала маленькие открытые кафе и просто тротуары. Иногда между парнями вспыхивали потасовки, но в основном молодые люди смеялись, разговаривали, обхаживали проходящих мимо девушек. Несколько человек дружески приветствовали Александра, и, кивая в сторону Валентины, тихонько поднимали вверх большой палец. Впрочем, девушка заметила, ее спутник стал все чаще оглядываться, как она тогда в кафе. Сразу вспомнилось, что за ним следят…

Вот и гостиница. Валентина подошла к администратору, поинтересовалась, разыскивали ли ее?

– Да, – часто закивал он. – Ваши друзья будто с ума сошли! Радуйтесь, вы им так дороги.

– Можно позвонить в Москву?

– Без проблем!

Вновь гудки и, конечно же, телефон не работает!

– Не волнуйся, – повторил Александр. – Завтра спокойно свяжешься.

– Завтра… Спасибо за все. Мне пора.

– Уже?

– Ты слышал: они сходят с ума.

– Подождут еще минуту.

– А твоя работа?

– И она подождет.

Они вдруг замолчали, сказать хотелось многое, но времени на это бы не хватило. Все недосказанное утонуло в молчании…

– Кто был в окне? – наконец произнесла Репринцева. – Мы это, правда, видели?

– Не знаю, – ответил Горчаков. – Мне и самому интересно, что за чудовище там прячется. Неспроста Варвара не пригласила нас в дом.

– Она объяснила.

– Никогда не поверю такому объяснению.

– Наверное, ты прав, – вздохнула Валентина. – Так ничего и не узнал у нее.

– Одна фраза не выходит из головы…

– Догадываюсь – какая. Полная бессмыслица.

– Не будем делать поспешных выводов.

– Мне действительно пора.

– До завтра. Завтра ведь ты еще не уезжаешь?

– Не хочу отрывать тебя от расследования.

– Ты и не отрываешь, а помогаешь мне.

– Если так…

– Ровно в полдень приду к тебе. Не рано?

– Соня! В двенадцать я уже давно на ногах.

– Тогда в одиннадцать. Или в десять?

– Лучше в одиннадцать.

– Хороших снов!

Последние слова Александра – будто теплая морская волна. Ведь на сердце такая тяжесть.

Пятый этаж, ее этаж! Сейчас она переступит границу, за которой начинается зона лжи и обмана. «Господи, сделай же что-нибудь!» – впервые обратилась к Создателю атеистка Валентина.

…Александр смотрел, как за девушкой закрывается дверца лифта. Потом направился к выходу и тут услышал:

– Господин Горчаков, какая встреча!

Это Дрекслер. Он долго жал руку журналиста и без лишних церемоний спросил:

– Подумали над моим предложением?

– Пока другие дела, – уклончиво произнес Александр.

– Понимаю. Нужно время, чтобы все взвесить и тогда принять решение. Только не опоздайте.

– Постараюсь.

– А девушка с вами хороша! Администратор сказала, что она из Советской России.

– Именно оттуда.

Горчаков не добавил слова «к сожалению». Ему было безразлично, откуда приехала Валя.

Надо было избавиться от назойливого немца, но тот и сам торопился (гораздо больше его интересовала сейчас странная пара в отеле), поэтому быстро распрощались и разошлись.

Вечер перешел в ночь, такую же бурную и шумную. В последнее время именно ночь в этом некогда патриархальном тихом месте стала своеобразным символом жизни. Призрак беззаботного города, нового Монте-Карло витал теперь не только над специально отведенной под казино резиденцией, но и в других частях города, одурманивал каждую улицу, каждый дом. Ловцы душ расставили сети, куда старались поймать и молодого, и старого. Люди, казалось, начали забывать о Божественной морали, нравственности, величье русской души, о своем предназначении в этом бренном мире, наконец, о том, что они не одни «во вселенной», что в любую минуту в их жилища может прийти враг. Есть только островок счастья, и деньги, которые хлынут сюда от игр и развлечений, сделают состоятельным каждого бедняка. И быть этому островку вечно!

Не так давно великая иллюзия чуть было не захватила самого Александра. И только иногда вакханалию праздника нарушали давние знакомые угрозы карлика.

Теперь никакой вакханалии не было! Старый Оскол – город уже двух убийств подряд, город, где за тобой следят неведомые силы.

Чувство опасности, которое и раньше не оставляло Александра, вдруг вспыхнуло с новой силой.