Текст книги "Стивен Хокинг. Непобедимый разум"

Некоторые ученые не верят в теорию всего или, допуская, что единый набор законов существует, полагают, что человеку его не обнаружить. Наука будет и впредь совершенствовать накопленные знания, делать новые открытия, влезать в коробочки внутри других коробочек, но до последней, самой глубинной коробочки никогда не доберется. Другие и вовсе считают, что события непредсказуемы, работает элемент случайности. Есть и такие, кто верит, что Бог и люди действуют в тварном мире с куда большей свободой, чем допустила бы детерминистская теория всего. Приверженцы этой веры сравнивают мир, например, с игрой огромного оркестра: ноты записаны, и от них отступаться нельзя, но каждый музыкант исполняет свою партию вдохновенно и творчески, и каждый оттенок каждой ноты предсказать невозможно.

Пусть спор о том, возможно ли создать теорию всего и будет ли она когда-нибудь нам по силам, не улажен, среди нас есть люди, готовые хотя бы попытаться. Человек бесстрашен, и его любопытство неутолимо. Иных, того же Стивена Хокинга, вообще ничем не остановишь. Один из участников великого похода, физик Марри Гелл-Манн, так описывает это приключение: “Попытки постичь вселенную, как она устроена, откуда произошла – самое упорное, самое увлекательное занятие во всей человеческой истории. Не удивительно ли, что кучка обитателей маленькой планеты, кружащей вокруг ничем не замечательной звезды в небольшой галактике, чувствует себя призванной постичь вселенную? Эта ничтожная частица творения и впрямь верит, что способна осмыслить целое!”[13]13
  Лекция Марри Гелл-Манна.


[Закрыть]

Глава 3
Никому не уступать!

Когда Стивену Хокингу исполнилось двенадцать лет, двое одноклассников заключили пари о его будущем: Джон Маккленаген утверждал, что из Стивена “ничего не выйдет”, а Бэзил Кинг – что он “окажется необычайно талантливым”[14]14
  Hawking S. & Stone G. A Brief History of Time: A Reader’s Companion. New York, London: Bantam Books, 1992. p. 24.


[Закрыть]. Заклад – пакетик леденцов.

Юный Хокинг отнюдь не казался вундеркиндом. В некоторых воспоминаниях он предстает гением, хотя и непонятно, к чему пригодным, но сам Хокинг помнит себя обычным английским школьником: читать он учился с трудом, его почерк приводил учителей в отчаяние. В классе он болтался где-то посередине, хотя и оговаривается теперь: это, мол, был “на редкость одаренный класс”[15]15
  За исключением оговоренных случаев все цитаты в главе 3 заимствованы из двух неопубликованных статей Стивена Хокинга “Краткая история” (A Short History) и “Боковой амиотрофический склероз: мой опыт” (My Experience with Motor Neurone Disease).


[Закрыть]. Мог ли кто-нибудь предсказать ему научную или техническую карьеру на том основании, что Стивен страстно мечтал понять, как устроены механизмы, и вечно разбирал радио или часы, вот только собрать их обратно не получалось? С координацией у Стивена уже тогда дело обстояло плохо, он не любил спорт и вообще не отличался подвижностью. В играх его принимали в команду одним из последних. Джон Маккленаген имел все основания рассчитывать на свой пакетик сладостей.

Бэзил Кинг, вероятно, спорил лишь из верности другу, а может быть, любил ставить на темную лошадку. Или он угадывал в Стивене то, чего не видели учителя, родители и сам Стивен? Свой заклад Кинг так и не востребовал, а пора бы, ведь Стивен Хокинг, ничем в ту школьную эпоху не примечательный, превратился в крупнейшее научное светило нашего времени и стал одним из наших любимых героев. Объяснить тайну подобного преображения не сумеет и самый дотошный биограф. Сам Хокинг говорит, что он “попросту остался ребенком. Я все еще твержу свои “как” и “почему” и порой добиваюсь ответа на свои вопросы”[16]16
  Интервью Стивена Хокинга Ларри Кингу.


[Закрыть].

Стивен Уильям Хокинг родился в Оксфорде во время Второй мировой войны, 8 января 1942 года. Зима отчаяния и страха, не лучшее время появиться ребенку на свет. Хокинг любит подчеркнуть, что родился ровно через триста лет после смерти Галилея, отца современной науки. Но кто в январе 1942-го вспоминал о Галилее?

Родители Стивена, Фрэнк и Изобел Хокинг, были небогаты. Преуспевавший одно время йоркширский дед Фрэнка зарвался, скупая фермерские участки, и разорился во время великой сельскохозяйственной депрессии начала ХХ века. Его отважная супруга, бабушка Фрэнка и прабабушка Стивена, спасла семью от нищеты, открыв школу на дому. Ее решение стать учительницей и наличие у нее достаточной подготовки свидетельствуют, что уже в том поколении семьи образование было в чести.

Изобел, мать Стивена, была второй из семерых детей. Ее отец работал в Глазго семейным врачом. Когда Изобел исполнилось двенадцать, семья переехала в Девон.

Обеим семьям нелегко было наскрести денег и послать детей в Оксфорд, но обе семьи сделали это. Особенно трогательна решимость родителей Изобел, ведь в 1930-х немногие женщины получали университетское образование. Хотя принимать студенток Оксфорд начал с 1878 года, лишь с 1920 года он начал выдавать им дипломы. Причем Изобел выбрала очень широкий спектр предметов, что необычно для этого университета: здесь, в отличие от американских колледжей свободных искусств и университетов, студенты специализируются рано. Изобел штудировала философию, политику и экономику[17]17
  Larsen K. Stephen Hawking: A Biography. Amherst, NY: Prometheus Books, 2007. p. 22.


[Закрыть].

Отец Стивена, Фрэнк, добросовестный и целеустремленный молодой человек, с четырнадцатилетнего возраста непрерывно вел дневник и не бросал его до конца жизни[18]18
  Hawkes N. Hawking’s blockbuster sets a timely record. The Sunday Times, May, 1988. p. 8.


[Закрыть]. В Оксфорд он попал раньше Изобел и изучал там медицину со специализацией по тропическим болезням. Начало Второй мировой войны застало его на востоке Африки, где он проводил полевые исследования. Фрэнк преодолел огромное расстояние, чтобы добраться до гавани, сел на корабль, вернулся в Англию и хотел записаться в добровольцы. Вместо этого ему поручили продолжать научную работу.

Изобел по окончании Оксфорда устраивалась на разные работы, но все они не соответствовали ее способностям и уровню образования. В том числе она трудилась в налоговой инспекции, но это место надоело ей до такой степени, что Изобел ушла и устроилась секретаршей в медицинский институт в Хэмпстеде. Там она и познакомилась с Фрэнком Хокингом. Вскоре после начала войны они поженились.

В январе 1942 года Хокинги жили в Хайгейте, северном пригороде Лондона. Столицу и ее окрестности бомбили почти каждую ночь, и супруги решили, что Изобел следует переехать в Оксфорд и там в сравнительной безопасности родить первенца. Немцы щадили оба университетских города, Оксфорд и Кембридж, якобы в обмен на обещание англичан не трогать Гейдельберг и Геттинген. В Оксфорде, где прошли ее студенческие годы, Изобел провела последнюю неделю беременности: сперва в отеле, а затем, с приближением родов, персонал гостиницы занервничал и уговорил ее перебраться в больницу. Из больницы пациентку выпускали на прогулки, и, неторопливо бродя по городу зимним днем, она забрела в книжный магазин и обменяла ваучер на астрономический атлас. Позднее Изобел сочла эту покупку пророчеством[19]19
  Hawking S. A Reader’s Companion. p. 4.


[Закрыть].

Вскоре после рождения Стивена перевезли обратно в Хайгейт. Их дом уцелел до конца войны, хотя однажды в их отсутствие “Фау-2” угодила в соседнее здание, а у Хокингов выбило окна, и осколки стекла маленькими кинжалами вонзились в противоположную стену[20]20
  Ibid.


[Закрыть]. Как удачно, что семья отлучилась из дома.

После войны Хокинги до 1950 года оставались в Хайгейте. Там в 1943 году родилась сестра Стивена Мэри (Стивену еще не было и двух лет), а вторая сестра, Филиппа, появилась на свет в 1946-м. В 1955 году, когда Стивен будет уже подростком, родители усыновят мальчика Эдварда. В Хайгейте Стивен посещал начальную школу Байрон-Хаус, чей “прогрессивный метод”, по мнению самого Стивена, мешал ему научиться читать, пока он не перешел в другое учебное заведение.

Тем временем доктор Фрэнк Хокинг завоевал блестящую репутацию в своей области, возглавил отдел паразитологии Государственного института медицинских исследований, и семья переехала в Сент-Олбанс.

Хокинги жили дружно. В их доме было много хороших книг, звучала хорошая музыка, часто ставили на полную громкость оперы Рихарда Вагнера. Фрэнк и Изобел Хокинг твердо верили в ценность образования и много занимались с детьми дома. Фрэнк помимо всего прочего наставлял их в астрономии и основах научного исследования, а Изобел водила в музеи Южного Кенсингтона. У каждого из ребят имелся свой любимый музей, а предпочтений брата или сестры никто не разделял. Стивена мать оставляла в Музее науки, Мэри – в Музее естественной истории, а с Филиппой, которая еще не могла осваивать экспозицию самостоятельно, отправлялась в Музей Виктории и Альберта. Затем вновь собирала всех в обратный путь[21]21
  Ibid., p. 9.


[Закрыть].

В Сент-Олбансе Хокингов считали рафинированными интеллигентами и, конечно же, чудаками. Их любовь к чтению принимала такие формы, что друзья Стивена, зайдя в гости, с удивлением и некоторой обидой взирали на хозяев, которые ели с книгой в руках и ни на кого не обращали внимания. Но слухи, будто они разъезжали на подержанном катафалке, – злостная клевета. Год за годом Хокинги покупали подержанные лондонские такси – действительно черные, глухие коробки. И обращал на себя внимание не только облик семейного автомобиля, а сам факт, что у Хокингов имелся автомобиль: после войны машин стало немного, и лишь зажиточная семья могла себе позволить такое приобретение. Между задним сиденьем и откидными Фрэнк вмонтировал столик, чтобы ребята могли в поездке развлекаться картами и настольными играми. В особенности пригождался автомобиль – и столик для детских игр – летом, когда семья выезжала в Дорсет, где на окраине деревушки Осмингтон-Миллз стоял пестрый цыганский фургон и раскидывалась вместительная армейская палатка. Хокинги разбивали лагерь в сотне метров от пляжа – пляжа каменистого, а не песчаного, со своей интересной историей: некогда тут высаживались контрабандисты.

В послевоенные годы многие семьи жили небогато, не могли себе позволить ремонт, зачастую под одной крышей – по любви или ради экономии – собиралось более двух поколений семьи. Но Хокинги, обитавшие в весьма просторном по средним меркам доме, доводили экономию и вместе с тем запущенность своего жилища до крайности. В подвале неуклюжего трехэтажного здания Фрэнк разводил пчел, на чердаке жила шотландская теща, которую приглашали играть на пианино – играла она блестяще – на местных танцульках. Дом нуждался в ремонте уже тогда, когда Хокинги в него переезжали, и с тех пор в нем ничего не менялось. Младший, усыновленный брат Стивена Эдвард вспоминал: “Огромный темный дом… даже страшноватый, как дом с привидениями”[22]22
  Ibid., p. 10.


[Закрыть]. Грязное мозаичное стекло передней двери некогда было красиво, но в нем теперь не хватало кусков. Вестибюль освещала единственная лампочка, великолепная облицовка стены – подлинная работа Уильяма Морриса – утратила свои краски. Каждый порыв ветра уносил очередную филенку с разваливавшейся неподалеку от покосившегося крыльца оранжереи. Отсутствовало центральное отопление, мебель рассыпалась, никто не чинил сломанные окна. Теплоизоляцию обеспечивали книги – стеллажи повсюду, полки глубиной в два тома. Фрэнк Хокинг не видел повода для жалоб: одевайтесь зимой потеплее, вот и весь секрет. Сам он в холодное время года отлучался с экспедициями в Африку. Сестра Стивена Мэри вспоминает, что мысленно сравнивала отцов с “перелетными птицами. Появляются на Рождество и снова улетают до теплого сезона”[23]23
  Ibid., p. 13.


[Закрыть]. Ей казались “странными” те семьи, где отцы не исчезали время от времени[24]24
  Ibid.


[Закрыть].

А какой простор для фантазии давала жизнь в подобном доме! Стивен и Мэри соревновались, кто найдет больше разных способов проникать внутрь, причем иные пути оказались весьма хитроумными – из придуманных Стивеном одиннадцати Мэри сумела догадаться лишь о десяти. И как будто мало было одного такого дома, Стивен владел еще и другим – воображаемым – в местности, которую он именовал Дрейн. Местоположение Дрейна сам Стивен не уточнял, знал только, что где-то он существует. Мать даже немного беспокоилась: Стивен вечно грозился сесть на автобус и уехать на поиски Дрейна. Однако позднее, когда они посетили Кенвуд-хаус в Хэмпстед-Хите, мальчик заявил, что именно этот дом он и видел во сне[25]25
  Ibid., p. 12.


[Закрыть].

“Семейный диалект” Хокингов друзья Стивена прозвали “хокингийским наречием”. Глава семейства заикался, Стивен и его сестры разговаривали в таком темпе, что порой тоже спотыкались на длинном слове, и вдобавок изобретали собственные сокращения[26]26
  Larsen, p. 22.


[Закрыть]. Тем не менее Стивен, по мнению его матери, “всегда был говорлив”. Он также “отличался живым воображением… любил музыку и играть в пьесах”, был “изрядно ленив”, но “с самого начала жадно обучался… впитывал в себя все, как промокашка”[27]27
  Слова Изобел Хокинг здесь и далее приводятся по: Hawking S. A Reader’s Companion, pp. 7, 8.


[Закрыть]. Отчасти поэтому он не слишком преуспевал в школе: не желал заниматься тем, что и так знал, и тем, чего не хотел знать.

Хотя ростом Стивен уступал большинству одноклассников, он любил и умел командовать. Он был собран и хорошо организовывал других. Славился он и своим комическим талантом. Подзатыльники от старших мальчишек его особо не удручали, но всему есть предел, и когда Стивена доводили, он делался и свиреп, и опасен. Его приятель Саймон Хамфри был сложен покрепче, однако мать Саймона запомнила, как однажды Стивен, а не ее сын, бросился с кулаками на вдвое превосходивших его размерами хулиганов, которые постоянно изводили ребят. “Таков он был – не желал никому уступать”[28]28
  Hawking S. A Reader’s Companion, p. 12.


[Закрыть].

Восьмилетнего Стивена после переезда в Сент-Олбанс отдали в Старшую школу для девочек – название не соответствовало действительности, поскольку, во-первых, большинство учеников были гораздо моложе старшего школьного возраста, а во-вторых, в школе имелось отделение Майкл-хаус, куда принимали как раз мальчиков. Семилетняя Джейн Уайлд, учившаяся классом младше, как-то заметила “у стены в соседнем классе” мальчика с “копной золотисто-каштановых волос”[29]29
  Hawking J. Music to Move the Stars: A Life with Stephen Hawking. London: Pan Books, 2000. p. 9.


[Закрыть], но ближе они тогда не познакомились. Годы спустя она станет его женой.

В этой школе Стивен проучился всего несколько месяцев, поскольку на сей раз Фрэнк задержался в африканской экспедиции сверх обыкновенного, а Изобел решила выехать вместе с детьми на четыре месяца на Майорку, остров у восточного побережья Испании. Прекрасная, благоуханная Майорка приютила студенческую подругу Изобел Берил и ее мужа, поэта Роберта Грейвза. Волшебный остров, где можно было укрыться от зимы. Без занятий Стивен не остался: к нему и сыну Грейвзов Уильяму пригласили наставника[30]30
  Информация о визите на Майорку почерпнута из: Larsen, p. 24.


[Закрыть].

После этого идиллического отдыха Стивен год ходил в частную школу Рэдлетт в Сент-Олбансе и сдал экзамены достаточно хорошо, чтобы перейти в более взыскательную школу Сент-Олбанс, тоже частную, прямо возле собора. Первый год он закончил в опасной близости к хвосту – третий с конца в списке класса, – но учителя заподозрили, что этот мальчик знает больше, чем готов продемонстрировать на уроках. Друзья прозвали его “Эйнштейном” – то ли за выдающийся ум, то ли за эксцентричность, а может быть, и за то и за другое. Один из друзей, Майкл Черч, вспоминал его “поразительную самоуверенность… словно он лучше всех знал, как устроен этот мир”[31]31
  Hawking S. A Reader’s Companion, p. 23.


[Закрыть].

“Эйнштейн” постепенно поднялся до середины списка. Однажды он даже получил премию по богословию. С раннего детства отец читал Стивену Библию. “Он неплохо разбирался в религии”, – скажет потом Изобел одному корреспонденту[32]32
  Ibid., p. 13.


[Закрыть]. Семья с удовольствием проводила религиозные дебаты, с увлечением выдвигая доводы в пользу и против существования Бога.

Третье место с хвоста нисколько не смутило Стивена, лет с восьми уже помышлявшего о научной карьере. Он любил доискиваться, как что устроено. Ему казалось, что наука поможет ему обрести истинное знание – и не только о часах и радио, но и обо всем вокруг. Родители собирались по достижении тринадцати лет перевести его в Вестминстерскую школу. Фрэнк Хокинг считал, что на его собственной карьере отрицательно сказалась бедность родителей, которые не могли отправить сына в престижное учебное заведение. Менее способные, но принадлежавшие к элите юноши обходили его. Во всяком случае, так ему казалось. О Стивене он хотел позаботиться получше.

Но Вестминстерскую школу Хокинги могли потянуть только с тем условием, что Стивен получит стипендию. К несчастью, в этом возрасте у мальчика периодически поднималась температура, у него диагностировали мононуклеоз, и он вынужден был время от времени оставаться в постели. И как раз заболел в тот момент, когда настала пора сдавать экзамены на стипендию. Надежды Фрэнка рухнули, Стивен продолжил обучение в Сент-Олбанс. Впрочем, он уверял, что получил там образование ничуть не худшее, чем предлагалось в Вестминстере.

В 1955 году Хокинги усыновили Эдварда, и у детей появился новый брат. Принял его Стивен вполне благосклонно. По словам Стивена, “он пришелся ко двору. Непростой ребенок, но его нельзя было не полюбить”[33]33
  Hawking S. Black Holes and Baby Universes and Other Essays. London: Bantam Books, 1994. p. 3.


[Закрыть].

Учеба в Сент-Олбанс вместо попытки покорить Вестминстер имела как минимум одно явное преимущество для Стивена: он продолжал расти вместе со сплоченной бандой друзей, которые разделяли с ним интерес к производству довольно-таки рискованных петард (этим занимались в заброшенной оранжерее) и выдумыванию сложнейших настольных игр. Вели они и бесконечные разговоры на самые разные темы. В их игре “Риск” были задействованы железные дороги, заводы, фабрики, собственная фондовая биржа – полный цикл игры занимал несколько дней. Имелась и игра с феодальной тематикой, с династиями и разветвленными родословными. По словам Майкла Черча, Стивена в особенности увлекал процесс создания этих миров и установления законов, которые ими управляют[34]34
  McDaniel M. Stephen Hawking: Revolutionary Physicist. New York: Chelsea House Publications, 1994. p. 28.


[Закрыть]. Отец Джона Маккленагена пускал Стивена в свою мастерскую и разрешал им с Джоном конструировать модели аэропланов и кораблей. Позднее Стивен вспоминал, как ему нравилось “делать работающие модели, которыми я мог управлять… С тех пор как я взялся за диссертацию, потребность контролировать удовлетворяется моими космологическими исследованиями. Поняв, как функционирует вселенная, вы отчасти приобретаете контроль над ней”[35]35
  Hawking S. Black Holes and Baby Universes, p. 3.


[Закрыть]. Эти созданные взрослым Хокингом модели вселенной примерно так же соотносятся с “реальностью”, как его детские модели кораблей и аэропланов – с реальными аэропланами и кораблями: они дают приятную, утешительную иллюзию контроля, ничего на самом деле не контролируя.

В пятнадцать лет Стивен познакомился с теорией расширяющейся вселенной. Он был потрясен. “Я был уверен: тут какая-то ошибка, – говорит он. – Статичная вселенная была куда понятнее. Она могла вечно существовать в прошлом и вечно продолжать существование в будущем. Но расширяющаяся вселенная со временем меняется. Если она будет все время расширяться, она опустеет”[36]36
  Bachrach J. A Beautiful Mind, an Ugly Possibility. Vanity Fair, June, 2004. p. 144.


[Закрыть]. Это не могло не тревожить.

Как многие подростки того поколения, Стивен и его приятели живо интересовались паранормальными явлениями. Они пытались силой воли управлять суммой, выпадающей на костях. Однако любопытство сменилось презрением после того, как Стивен посетил лекцию специалиста, проводившего исследование подобных явлений в Университете Дьюка (США). Лектор сообщил аудитории, что всякий раз, когда эксперимент давал какой-то результат, обнаруживалась подтасовка, а когда эксперимент проводился с технической точки зрения безукоризненно, не было результатов. Стивен пришел к выводу, что все эти паранормальные явления – мошенничество, и с тех пор его скептическое отношение к парапсихологии не изменилось. По его мнению, люди, верящие в такие “чудеса”, застряли на том уровне развития, который лично он преодолел в пятнадцать лет.

Одним из славнейших приключений и достижений группы друзей – оно вызвало восхищение всех жителей Сент-Олбанса – стало сооружение компьютера, который они окрестили LUCE (Logical Uniselector Computing Engine – Логический шаговый вычислительный аппарат). Составленный из деталей часов и прочих электрических и механических частей, LUCE мог осуществлять простейшие математические операции. К несчастью, этот шедевр подростковой изобретательности не сохранился до наших дней: он отправился на помойку, когда новый завуч по информатике в Сент-Олбанс затеял генеральную уборку[37]37
  Larsen, pp. 25–26.


[Закрыть].

Усовершенствованный вариант LUCE Стивен с друзьями создали в последний школьный год, перед поступлением в университет. Настала пора сделать непростой выбор. Фрэнк Хокинг склонял сына пойти по его стопам и заняться медициной. Сестра Стивена Мэри так и поступит, но сам он счел биологию слишком неточной наукой. Биологи, полагал он, наблюдают и описывают явления, но не дают им фундаментальных объяснений. Кроме того, от биологов требуются детальные рисунки, а успехами в рисовании Стивен похвастать не мог. Ему требовался предмет, в котором он мог бы искать ответы на вопросы и добираться до корней всего. Будь Стивен знаком с молекулярной биологией, его жизнь могла бы сложиться иначе. Но с четырнадцати лет под влиянием учителя (мистера Тахта) Стивен уже решил, что ему нужны “математика, побольше математики, и физика”.

Отец считал его решение непрактичным. Какую работу сумеет найти себе математик? Разве что преподавательскую. Кроме того, он мечтал, чтобы сын учился в его оксфордском колледже, Юниверсити, а как раз в Юниверсити математика не предлагалась в числе основных предметов. Стивен прислушался к совету и перед поступлением в Оксфорд приналег на химию и физику. Он собирался изучать в университете в основном физику и химию и лишь как вспомогательную дисциплину – математику.

В 1959 году, в предуниверситетский год Стивена, Изобел с тремя младшими детьми уехала вслед за Фрэнком – на этот раз его направили в Индию на целый год. Стивен остался в Сент-Олбансе и жил в семье своего друга Саймона Хамфри. Он по-прежнему занимался усовершенствованием LUCE, хотя доктор Хамфри порой отвлекал его и усаживал писать письма родным – без напоминаний Стивен преспокойно забыл бы о своем долге. Но главной его обязанностью в тот год было готовиться к мартовским экзаменам на стипендию. Чтобы у юноши появился хотя бы призрачный шанс поступить в Оксфорд, требовались блестящие результаты.

Ученики, не поднимающиеся в рейтинге класса выше середины, редко попадают в Оксфорд, разве что кто-то “потянет за веревочки”. Не слишком успешная учеба сына убеждала Фрэнка в том, что пора за эти самые веревочки тянуть. Директор Сент-Олбанс сомневался не только в возможности получить стипендию, но даже в том, что Стивена вообще примут в университет, и советовал ему посвятить еще один год подготовке: все-таки он был слишком юн, два других мальчика, собиравшиеся сдавать экзамен вместе с ним, были годом старше. Но и директор, и отец недооценили знания Стивена, его ум и упорство в преодолении препятствий. По физике он получил почти максимальный балл, собеседование с ректором Юниверсити и с преподавателем физики доктором Робертом Берманом прошло настолько успешно, что Стивена приняли в Оксфорд и дали стипендию для изучения физики. Торжествуя, он отправился вслед за родными в Индию и пробыл там с ними, пока экспедиция не завершилась.