Текст книги "Стивен Хокинг. Непобедимый разум"

Зимой Стивен часто приезжал в Лондон на лекции и к стоматологу, и билеты в оперу у него не переводились. Джейн также навещала его в Кембридже по выходным. Она уже понимала, что “влюбилась в Стивена, в его изощренный юмор, в волшебный свет, мерцавший в его глазах”[69]69
  Veash N. Ex-wife's kiss-and-tell paints Hawking as tyrant. Indian Express, Bombay, August 3, 1999, p. 1.


[Закрыть], но краткий роман девушку не устраивал, а на что мог рассчитывать приговоренный, кроме краткого романа? Совместные выходные не приносили им радости, Джейн нередко возвращалась домой в слезах.

Весьма словоохотливый во всех других случаях, Стивен закрывался, когда речь заходила о его болезни, и отказывался делиться своими переживаниями. Джейн это смущало, но она не решалась давить – лишь годы спустя она осознала, что уже тогда у них появились “мертвые зоны” и это дорого обошлось им в дальнейшем[70]70
  Hawking J. Traveling to Infinity, p. 43.


[Закрыть]. Однажды зимой Джейн встретила Стивена после очередного визита к специалисту с Харли-стрит. Она спросила, что сказал доктор, а Стивен “поморщился” и заявил, что доктор не велел-де “больше приходить, помочь тут нечем”[71]71
  Ibid., p. 44


[Закрыть]. Вот и все.

Первый год Джейн в колледже Уэстфилд стал годом духовных испытаний. Неудивительно было бы, если бы под влиянием столь обаятельного и умного молодого человека, рядом с которым она чувствовала себя неоперившимся подростком, Джейн склонилась к агностицизму или даже к атеизму. Но она сохранила веру, воспитанную в ней с детства матерью, и, более того, убедила себя, что любое горе может принести и некое благо. Она пришла к выводу, что должна будет “верить за нас двоих, чтобы из нашего нелегкого положения вышло нечто доброе”[72]72
  Ibid.


[Закрыть]. Стивен, отнюдь не разделявший ее веру, дивился энергии Джейн и ее оптимизму и постепенно стал им поддаваться.

Их отношения развивались не гладко. Хотя зимой они так сблизились, стоило Джейн уехать весной 1964 года в Испанию, и Стивен перестал отвечать на ее письма. Заглянув ненадолго в Сент-Олбанс перед новым отъездом – в европейский тур с родителями, – Джейн застала Стивена в глубокой депрессии. Он слушал на полной громкости Вагнера, обо всем на свете отзывался цинически и разочарованно, словом, всячески старался отпугнуть девушку. Позднее она признавалась журналисту: “Он и впрямь был жалок. Мне кажется, тогда он утратил желание жить. Запутался”[73]73
  Master of the Universe: Stephen Hawking. BBC Broadcast, 1989.


[Закрыть]. Лето они провели врозь. Стивен вместе с младшей сестрой Филиппой уехал в Байройт слушать “Кольцо нибелунга”, а оттуда проник за “железный занавес”, в Прагу.

Под конец своего европейского путешествия Джейн получила открытку от Стивена – весточка дожидалась ее в отеле в Венеции. Спасибо и на том, что написал, но к тому же написал весело, информативно. На открытке – господствующий над Зальцбургом замок-крепость, в тексте – восторги по поводу Зальцбургского фестиваля, Байройта, Праги. Сжимая в руках эту открытку, Джейн рыскала по Венеции, окутанная романтическим туманом: скорей бы вернуться в Англию, к Стивену!

В Сент-Олбансе Джейн застала Стивена в гораздо лучшем настроении, чем летом, хотя по дороге в Германию он упал в поезде и выбил передние зубы – после стольких-то визитов к лондонскому стоматологу! Но в целом его физическое состояние стабилизировалось. Появилась надежда.

Влажным осенним вечером в Кембридже, вскоре после Михайлова дня, Стивен сделал предложение, и Джейн его приняла. “Я искала смысл существования, – поясняет она, – и, видимо, обрела его в том, чтобы заботиться о Стивене. Важнее другое: мы любили друг друга, и нам следовало пожениться, какие еще варианты? Я поняла, что нужно делать, и я сделала это”[74]74
  Appleyard.


[Закрыть]. Они осознали, “что вместе могут придать своей жизни какую-то ценность”[75]75
  Личное интервью Джейн Хокинг автору. Кембридж, апрель 1991.


[Закрыть].

Для Стивена это событие “изменило все”. “Помолвка преобразила мою жизнь. Появилось что-то, ради чего стоило жить. Появилась решимость. Без помощи Джейн я бы не смог продержаться, не было бы и желания”.

Отец Джейн дал согласие на брак с условием, что Джейн закончит учебу в университете и ей не будут предъявлять неразумных требований. Фрэнк Хокинг настаивал на скорейшем рождении детей, поскольку диагноз не сулил его сыну долгих лет жизни. Как врач, он заверил Джейн в том, что недуг Стивена генетически не передается[76]76
  Larsen, p. 45.


[Закрыть].

Одно препятствие следовало устранить незамедлительно: Уэстфилдский колледж не позволял студентам вступать в брак. Исключения из правила удалось добиться на том основании, что суженый Джейн может и не дожить до свадьбы, если ее откладывать до выпуска. Однако Джейн как замужнюю даму попросили переселиться из общежития на частную квартиру. Там она проводила будни, а на выходные приезжала к Стивену в Кембридж[77]77
  Ibid., p. 45–46.


[Закрыть]. Стивену тоже пришлось покинуть общежитие и снять жилье.

К Хокингу вернулась свойственная ему от природы жизнерадостность. Он изобрел хитроумный способ звонить в Лондон по цене местных кембриджских звонков, и в их долгих телефонных разговорах “болезнь присутствовала разве что в качестве незначительной проблемы на заднем плане – мы обсуждали перспективы карьеры, поиски дома, приготовления к свадьбе и поездку в США… куда мы должны были отправиться через десять дней после бракосочетания”[78]78
  Hawking J. Traveling to Infinity, p. 56.


[Закрыть]. Наконец в работе Хокинга наметился прогресс. Он полагал, что может считать себя счастливчиком: как бы эта болезнь ни изуродовала его тело, разум останется незатронутым. Исследования по теоретической физике можно почти целиком проводить в уме. Как удачно он выбрал одну из немногих специальностей, в которых инвалидность – не помеха.

Многие бы назвали такую позицию героической, но Стивен смущается, слыша подобные определения. Было бы за что хвалить, если бы он намеренно избрал столь трудный путь, полагает он, – и для этого действительно потребовалась бы невероятная сила воли. А так он просто делает то единственное, что может. Говоря его словами, “взрослея, понимаешь, что жизнь бывает несправедлива. И ты должен делать, что можешь, в той ситуации, в которой оказался”[79]79
  ABC, передача 20/20, 1989.


[Закрыть]. Так он говорил в 1964 году и той же позиции придерживается ныне: чем меньше носятся с его недугом, тем лучше. Если бы в этой книге подробно обсуждалась его научная работа и полностью отсутствовали намеки на то, что ему эта работа дается с бо́льшим трудом, чем давалась бы здоровому человеку, такое умолчание вполне устроило бы Стивена. Одно из самых важных открытий, которое делает человек, общающийся со Стивеном: его болезнь вообще не имеет значения. Называть Хокинга больным некорректно. Здоровье – это ведь не только физическое состояние организма, и в этом более широком смысле слова он большую часть жизни был здоровее всех окружающих. Эта мысль явственно проступает и в собственных работах Стивена, и в том, что пишут о нем, и становится вполне очевидной, когда находишься рядом с ним. Вот – Стивен Хокинг. И хотя не мешает прислушаться к его предостережению: “Не всему верьте, что прочтете”, этот образ никак нельзя назвать ложным.

Тем временем до свадьбы оставалось преодолеть еще одно препятствие: Стивен должен был найти работу. Без диссертации никакая работа ему не светила. Он начал подыскивать идею, необходимую для завершения диссертации.

Хотя диагноз, поставленный зимой 1963 года, нарушил привычное течение жизни Стивена Хокинга, ни ухудшение его физического состояния, ни стремительно развивавшийся роман с Джейн Уайлд не затмили его интереса к космологии. Кабинет Хокинга на кафедре прикладной математики и теоретической физики находился по соседству с кабинетом Джаянта Нарликара, с которым Стивен познакомился на летних курсах перед своим переездом в Кембридж. Нарликар принадлежал к числу учеников и ближайших соратников Хойла и разрабатывал вместе с ним поправки к общей теории относительности в надежде примирить теорию стационарной вселенной с недавними открытиями, поставившими эту теорию под вопрос. Подобная проблема не могла не заинтересовать Хокинга.

В июне 1964 года, незадолго до того, как Хойл и Нарликар опубликовали свою совместную работу, Хойл выступил с докладом по ней в Королевской академии. Хокинг приехал на его выступление из Лондона. Когда лекция закончилась и публике предложили задавать вопросы, Стивен поднялся, опираясь на трость, и выразил сомнение по поводу одного из выводов. Хойл в изумлении спросил, как может Хокинг судить, верен или неверен этот вывод. “Просчитал”, – сказал Хокинг в ответ. Хойл и все слушатели, понятия не имевшие, что Хокинг неоднократно обсуждал этот результат с Нарликаром и проводил собственные подсчеты, вообразили, что никому не известный аспирант “просчитал” результат в уме прямо на лекции. Аудитория восхищалась, Хойл неистовствовал. Как ни странно, после этой выходки Нарликар не раздружился со Стивеном. И с тех пор стала укрепляться репутация Стивена Хокинга – блестящего и взбалмошного гения. Возрастал и его интерес к расчетам и размышлениям на тему расширяющейся вселенной.

Хокинг познакомился с теорией британского математика и физика Пенроуза, объясняющей, что происходит, когда у звезды кончается ядерное топливо и под собственной тяжестью звезды наступает ее коллапс. Основываясь на работах своих предшественников Субрахманьяна Чандрасекара и Джона Уилера, Пенроуз предположил, что даже если гравитационный коллапс пройдет не вполне симметрично, звезда все равно сожмется в крошечную точку бесконечной плотности и в этой сингулярности черной дыры произойдет бесконечное искривление пространства-времени.

Хокинг начал с этого места, но обратил время вспять: представил себе точку бесконечной плотности, в которой бесконечно искривляется пространство-время, то есть ту самую сингулярность, – и вообразил, как она взрывается и начинает расширяться. Что, если с этого и началась вселенная? Пространство-время, туго стянутое в крошечную, безразмерную точку, взорвалось (это мы и называем Большим взрывом) и стало расширяться, пока не приобрело нынешний свой вид. Могло ли так произойти? Должно ли было так произойти?

С этих вопросов началось интеллектуальное приключение, продолжающееся уже более сорока пяти лет. Как говорит сам Хокинг: “Впервые в жизни я всерьез взялся за дело. Удивительно, однако мне это понравилось. Может, не следует называть это работой?”

Зимой 1965 года Хокинг подал заявку на вакансию научного сотрудника колледжа Гонвилл-энд-Киз Кембриджского университета. Джейн приехала на очередные выходные из Лондона, где оставалась жить, пока заканчивала учебу в Уэстфилде. Хокинг вспоминает: “Я рассчитывал, что Джейн напечатает мне заявку, но она явилась с рукой в гипсе – сломала. Должен признаться, что особого сочувствия она от меня не дождалась. По крайней мере, сломала она левую руку, так что смогла под мою диктовку написать заявку, а перепечатать ее набело я поручил кому-то еще”.

Сломанная рука Джейн оказалась наименьшей из стоявших перед Стивеном проблем. Ему требовались две рекомендации. Деннис Сиама посоветовал обратиться к Герману Бонди. Стивен посещал в лондонском Кингс-колледже лекции Бонди по общей теории относительности, но близко с ним знаком не был. “Мы разговаривали с ним разок-другой, он передал мою статью в академию. После его лекции в Кембридже я спросил Бонди насчет рекомендации. Он посмотрел на меня тусклым взглядом и сказал, да, мол, конечно. Очевидно, он меня не запомнил: когда из колледжа у него запросили рекомендацию, он ответил, что незнаком со мной”. Неблагоприятная для Хокинга ситуация. По нынешним временам, когда столько желающих притязает на ставку научного сотрудника, его заявку попросту завернули бы, но ему повезло. “Времена были идиллические. Колледж сообщил мне о том, что человек, на чью рекомендацию я ссылался, дал столь неутешительный ответ. Мой куратор наведался к Бонди и освежил его память. После этого Бонди написал мне куда лучший отзыв, чем я заслуживал. И я получил ставку”.

Профессиональной карьере Стивена поспособствовала и полученная весной 1965 года поощрительная премия частного Фонда исследований гравитации. Он бы, возможно, получил и главный приз, если бы не пропустил срок подачи работы, но накануне свадьбы и эти сто фунтов стерлингов пришлись кстати[80]80
  Hawking J. Music to Move the Stars, p. 68.


[Закрыть]. Той же весной на международной конференции по общей теории относительности и гравитации в Лондоне (он впервые участвовал в мероприятии такого масштаба) Хокинг познакомился с Кипом Торном из Калифорнийского технологического института. На Торна произвела глубочайшее впечатление гибкость ума, с какой молодой человек, опиравшийся на трость и говоривший с запинкой, сумел применить технику исследования, внедренную в сферу общей теории относительности Роджером Пенроузом, к исследованию структуры и истории вселенной. С их беседы в буфете конференции началась дружба на всю жизнь. Торн принадлежит к числу немногих ближайших друзей – может быть, он даже единственный, – с кем Стивен откровенно и безбоязненно обсуждал свои печальные перспективы.

14 июля 1965 года Стивен Хокинг и Джейн Уайлд зарегистрировали свой брак, а на следующий день обвенчались в часовне Тринити-холла.

Поскольку теоретическая физика сплошь состоит из парадоксов, не так уж странно, что в величайшем из наших ученых вкус к жизни пробудила трагедия, которая могла бы отравить его существование и попросту убить его, что его феерический взлет к вершинам науки произошел из-за бытовой необходимости дописать диссертацию и получить работу, чтобы жениться. И Хокинг с безыскусной прямотой признается: вопреки Вагнеру, позе трагического героя и мечтательности после года депрессии “я стал счастливее, чем когда-либо прежде”.

Глава 5
Главный вопрос: было начало или его не было?

После свадьбы и краткого медового месяца в Саффолке – на большее средств не хватало – Стивен и Джейн отправились за океан, в Америку, на организованную Корнеллским университетом Летнюю программу по общей теории относительности. Летняя школа предоставила Хокингу еще одну возможность сблизиться с ключевыми людьми в его науке, и все же он считал эту поездку “ошибкой”: “Наш брак она подвергла серьезному испытанию, тем более что мы жили в общежитии, где было множество молодых семей с маленькими шумными детьми”[81]81
  Hawking S. A Short History, p. 5.


[Закрыть].

Однажды вечером, общаясь с друзьями на свежем воздухе – вечера в той местности даже летом прохладные, – Стивен вдруг начал задыхаться. Его предупреждали о возможности таких приступов, но, поскольку он уклонялся от любых разговоров на эту тему с Джейн, жена понятия не имела, как ему помочь. Наконец он знаком показал, что его нужно сильно ударить по спине. Сиюминутная проблема тем самым разрешилась, но Джейн была потрясена и испугана. Впервые она поняла, что им обоим предстоит пережить: “Дьявольский недуг явил себя во весь рост”[82]82
  Hawking J. Music to Move the Star (revised ed. 2004), p. 80.


[Закрыть].

В октябре, в возрасте 23 лет, Хокинг начал работать в колледже Гонвилл-энд-Киз, а Джейн оставался еще год до получения диплома Лондонского университета. Они договорились, что в будни Стивен пока поживет один, а Джейн будет приезжать к нему на выходные. Поскольку ни ходить пешком на большие расстояния, ни ездить на велосипеде Стивен не мог, жилье они подыскивали поблизости от его места работы. Перед отъездом в Америку молодожены подали заявку на квартиру в доме, строившемся возле рыночной площади. Им не сообщили, что новый дом принадлежит тому самому колледжу, который принял на работу Хокинга, то есть они имеют преимущественное право снимать в нем жилье. Впрочем, разница невелика: выяснилось, что к осени квартиры еще не будут готовы для заселения.

Ранее казначей колледжа предупредил Стивена, что это учреждение не помогает научным сотрудникам в поисках жилья. В качестве большого одолжения он предложил молодоженам комнату в аспирантском общежитии, причем по двойной цене, раз в выходные они будут там вдвоем. Через три дня после переезда в общежитие Хокинги обнаружили на Литтл-Сент-Мэри-лейн домик, сдававшийся на три месяца, – один из тех живописных коттеджей, что выстроились в ряд напротив церкви Святой Марии и кладбища. Отсюда было меньше ста метров до нового здания Отделения прикладной математики и теоретической физики (DAMPT) на Силвер-стрит, где Стивен получил кабинет на пару с другим молодым физиком Брэндоном Картером. Такое расстояние Стивен мог пройти, а для поездок за город, в Институт астрономии, он обзавелся маленьким трехколесным автомобилем. В конце осени, когда истек трехмесячный срок аренды первого их коттеджа, на той же улочке отыскался другой незанятый домик. Расположенный к молодой паре сосед нашел владелицу этого дома в Дорсете и убедил, что некрасиво держать пустующий дом, когда хорошим людям негде жить. Владелица согласилась сдать Хокингам свой коттедж.

Приступы удушья участились. Сестра Стивена Мэри, завершавшая свое медицинское образование в Лондонском университете, предполагала, что помочь брату мог бы сухой и теплый климат. Отчасти и поэтому в декабре, по окончании семестра, Стивен и Джейн вновь отправились за океан, сперва на конференцию по астрофизике в Майами, а оттуда в Остин, погостить недельку в Техасе у однокурсника Стивена Джорджа Эллиса и его жены. К Рождеству они вернулись в Англию и переехали в тот второй коттедж на Литтл-Сент-Мэри-лейн – уже на более долгий срок.

В первый год совместной жизни расписание у обоих супругов было напряженное. Стивена по-прежнему беспокоил недостаток математической подготовки. Будучи, по словам его матери, склонен к самообразованию, Стивен решил воспользоваться известным студенческим методом самосовершенствования: если хочешь освоить новый предмет, преподавай его. И вот, помимо своей работы над диссертацией, Стивен взялся вести в колледже математику на младших курсах[83]83
  Larsen, p. 52.


[Закрыть]. Джейн еженедельно моталась из Лондона в Кембридж и обратно, писала диплом, занималась переездами и печатала на машинке диссертацию своего супруга.

В марте 1966 года они отпраздновали завершение диссертации Стивена, а заодно и кое-что еще: Хокинг подал свою работу “Сингулярности и геометрия пространства-времени” на премию Адамса. Эта престижная премия, названная в честь Джона Адамса, одного из открывателей планеты Нептун, присуждалась молодым британским исследователям за работу международного уровня. В тот год премию получили Хокинг и Роджер Пенроуз. Деннис Сиама в восторге уверял Джейн, что ее муж вырастет в нового Исаака Ньютона[84]84
  Hawking J. (2004), p. 91.


[Закрыть]. Несмотря на болезнь Стивена и висевшую над ним страшную угрозу, то была прекрасная пора: Кембридж 1960-х был идеальным местом для человека с научными интересами Хокинга. Все казалось посильным. Поразительно, сколь многого и впрямь удалось достичь![85]85
  The Hawking Paradox. BBC Horizon, 2005.


[Закрыть]

Джейн, не желавшая отказываться от собственной научной карьеры и профессиональных интересов, весной приняла решение поступить в аспирантуру Лондонского университета. Темой диссертации она выбрала критический разбор уже опубликованных средневековых испанских текстов – такой выбор позволял ей работать в основном в библиотеке, а не с первоисточниками. И все же это решение казалось рискованным, ведь на Джейн ложилось все больше забот о Стивене, и к тому же супруги хотели, не откладывая, обзавестись детьми. Осенью 1966 года Джейн убедилась, что ждет ребенка, а у Стивена скрючились пальцы, и он не мог больше писать от руки. Институт физики проявил под напором Сиамы небывалую щедрость и оплатил Стивену физиотерапевтические процедуры – дважды в неделю на дому[86]86
  Hawking J. Music to Move the Star (2004), p. 113–114.


[Закрыть].

Первенец Хокингов, Роберт, появился на свет 28 мая 1967 года. Прошло четыре года с тех пор, как врачи посулили Стивену не более двух лет жизни, а он все еще передвигался самостоятельно и стал отцом. Джейн вспоминает: “Конечно, это придало Стивену новые силы: теперь он отвечал за крохотное существо”[87]87
  ABC 20/20, 1989.


[Закрыть].

Новорожденного Роберта родители повезли с собой в Америку. Впервые Хокинги осваивали ее Западное побережье. Стивен участвовал в семинедельной летней школе в Сиэтле, а затем провел две недели в Беркли, в Калифорнийском университете. Он уже вполне соответствовал “международному уровню”, который обуславливала премия Адамса. Напоследок Хокинги пересекли весь континент, чтобы повидаться с одноклассником Стивена Джоном Маккленагеном (это он бился об заклад, что из Хокинга ничего не выйдет) и с Мэри, которая проходила медицинскую практику в восточных штатах. Проведя четыре месяца в Новом Свете, Хокинги вместе с Робертом вернулись в Кембридж в октябре, к началу осеннего семестра. Гонвилл-энд-Киз продлил Стивену ставку научного сотрудника на два года.

Люди, видевшие Хокинга в те годы в колледже, запомнили, как он ковылял по коридорам, опираясь на палку, прислонялся к стене, чтобы с кем-нибудь поговорить, и его речь казалась не вполне отчетливой. Но запомнилось и другое: как он дерзко бросал на публичных лекциях вызов самым именитым ученым. Основы этой репутации Хокинг заложил в 1964 году, когда усомнился в одном из результатов Фреда Хойла, и с тех пор его слава только росла. Другие молодые ученые хранили почтительное молчание, но Стивен задавал внезапные и каверзные вопросы и всегда очень хорошо понимал, о чем идет речь. Тогда-то и заговорили о гении, о “новом Эйнштейне”. Однако, несмотря на остроумие и компанейский нрав Хокинга, некоторые сотрудники кафедры стеснялись его – и из-за этой репутации, и из-за физических проявлений недуга. Как сказал мне один из тогдашних его знакомых, “он всегда был приветлив, но казалось неловко пригласить его на кружечку пива в паб”. И сам Хокинг жалуется, что люди склонны думать о нем “либо как о недочеловеке, либо как о сверхчеловеке”[88]88
  Sipchen B. The Sky No Limit in the Career of Stephen Hawking. The West Australian: Perth, June 16, 1990.


[Закрыть].

Под конец 1960-х физическое состояние Стивена вновь ухудшилось. Теперь он ходил с костылями, а вскоре уже и костыли не помогали. Он отчаянно боролся за то, чтобы сохранить независимость передвижения. Гость, побывавший в то время в доме, наблюдал, как Стивен пятнадцать минут полз по лестнице в спальню, решительно отказываясь от посторонней помощи. Иной раз его решимость точнее было бы назвать упрямством. Хокинг не желал никаких “послаблений” по болезни, даже если можно было бы облегчить жизнь и себе, и окружающим. Это его битва, и он будет сражаться по своим правилам. Любая уступка приравнивалась к капитуляции, а он был намерен сопротивляться до последнего. “Кто-то назовет это мужеством, кто-то – упрямством, – пишет Джейн Хокинг. – Я называла и так и эдак, но думаю, что характер помогал ему выжить”[89]89
  Appleyard.


[Закрыть]. Джон Бослоу, написавший в начале 1980-х книгу о Хокинге, назвал его “самым крепким парнем, какого я когда-либо видел”[90]90
  Boslough J. Beyond the Black Hole: Stephen Hawking’s Universe. Glasgow, Scotland: Fontana/Collins, 1984. p. 107.


[Закрыть]. Даже тяжелая простуда или грипп не могли удержать Хокинга дома. Но если он не желал приспосабливаться к своей болезни, то и Джейн училась не приспосабливаться к нему. Это была избранная ею форма борьбы с общей бедой, ее план поддерживать по возможности нормальную жизнь.

Бослоу также назвал Хокинга “умным и мягким человеком”, в общении с которым вскоре забываешь о его болезни. Его добродушный юмор мгновенно отбрасывал всякую шелуху и претензии, а умение смеяться над самим собой, над своими незадачами и даже над любимой наукой сближало его с людьми, вынуждало их забыть о том, насколько он “особенный”. Многим сотрудникам нравилось общаться с ним, он притягивал к себе людей. Сознательно или нет (вряд ли он читал эту наставительную книгу для девочек), Стивен следовал совету, который героиня Луизы Мэй Олкотт дает своей семье в час величайшей нужды: “Надейся и трудись”.

Больше всего Хокинга страшила не утрата подвижности, но утрата речи. Говорил он уже так медленно и невнятно, что колледж и университет не могли более поручать ему чтение лекций. Продленный контракт с колледжем истекал в 1969 году. И вновь положение спас Деннис Сиама, на сей раз прибегнув к помощи Германа Бонди. Прошел слух (никто не знал, откуда и правда ли это), что Кингс-колледж намерен предложить Хокингу место старшего научного сотрудника. Конечно же, Гонвилл-энд-Киз поспешил удержать Стивена, предложив ему на шесть лет специально для него созданную должность “выдающегося научного сотрудника”. Он и впрямь успел завоевать место в мире физики, и терять такое украшение колледж не хотел.

Больше, чем трости, костыли, непреодолимые лестницы, ум Хокинга занимала наука, всегда наука. Эта одержимость, она же страсть, задавала ритм его жизни. К концу 1960-х помаленьку вырисовывается, как выглядит вселенная и с чего она могла начаться, – Хокинг называет это исследование “игрой во вселенную”. Чтобы понять суть этой работы, нужно возвратиться на тридцать пять лет в прошлое.