Текст книги "Праздничный костер Макеры"

– Повтори! Все повтори! – воскликнул Макера, заглядывая в глаза Олове и не веря своим ушам. – Знаешь ли ты, что это мои братья? Ты понимаешь, Олове? Случилось чудо, нашлись мои братья! Возможно ли это? Люди, скажите, может такое случиться?

– Но ведь это случилось! – воскликнул Олове.

Он был счастлив, что принес такую радость бедному юноше. Все старые мастера жалели Макеру. И не только жалели – они уважали его за удивительное мастерство.

– Это все возможно! – повторили вслед за Олове другие люди. – Теперь надо искать случая, чтобы свидеться. Мы тебе поможем, Макера. Теперь ты не должен печалиться. Добрые духи пришли к тебе, а злые отступили.

* * *

Через несколько дней, когда старый сановник пришел проверить работу своих мастеров, они обратились к нему со странной просьбой. Они попросили сделать для Макеры одно доброе дело: позволить ему посмотреть тронное кресло великого обба. Посмотреть в тот час, когда обба спит и когда, кроме охранников, никого нет под крышей резной террасы.

– Сделай, добрый человек, такую услугу Макере. Это будет ему наградой за его труд. Посмотри, как он хорошо сделал свою работу.

И Олове показал сановнику небольшую изящную солонку, вырезанную из слоновой кости. На солонке были изображены веселые, смеющиеся люди хауса. Они сидели, взявшись за руки, мужчины и женщины, сидели в кружок, поддерживая головами мисочку для соли. Солонка была так хороша, изображенные на ней люди хауса были такими веселыми, что старый сановник не смог отказать в просьбе и пообещал мастерам выполнить ее.

Однако Макере долго пришлось ждать обещанного. Он так томился, что Олове, ставший теперь его другом, пожалел юношу. Однако он строго сказал ему:

– Имей терпение, Макера. Без него не проживешь во дворце великого обба.

Макера томился, ждал и не мог дождаться желанного дня. Они тянулись бесконечно. К огорчению Макеры и его друзей, старый сановник больше никого не звал делать работу в том святилище, где побывал Олове.

Бронзовый всадник Бахаго

– Хотел бы я знать, сколько времени могут продержать во дворце Макеру? – спрашивал Бахаго своего соседа, который научил его делать бронзовые скульптуры и был добрым другом кузнеца из саванны.

– Это зависит от старого сановника, который является начальником всех ремесленников дворца. Должно быть, Макера понадобился ему для большой работы. Ходи к воротам дворца, может быть, встретишь царского слугу. Кто еще скажет тебе, кроме него?

Но Бахаго и без того часто ходил к воротам дворца. Он уже хорошо знал лица царедворцев, которых ему пришлось повстречать. Он видел, как открывались ворота по приказу главного охранника. Бахаго на всю жизнь запомнил бронзовую скульптуру священной змеи с раскрытой пастью, словно готовой проглотить целого леопарда. Но царского слуги не было.

Как-то раз, вернувшись домой, он обрадовал Мать Макеры новостью: уже видны башни, для которых он сделал бронзовых птиц.

– Должны же прийти за птицами.

– Давно должны, а все не идут. Никогда еще царский слуга не исчезал на такой долгий срок. Может быть, он умер? Может быть, духи предков призвали его к себе?

Это предположение жены очень взволновало Бахаго. Что же он будет делать, если случилась такая беда? И к кому тогда обратиться? Ведь охранники не разговаривают.

– Я знаю, что делать, – сказала Мать Макеры. – Мы возьмем всех этих птиц, принесем их к воротам дворца и потребуем, чтобы их забрал начальник двора ремесленников. Если они ему нужны, он их заберет. А мы увидим его и спросим про Макеру.

– Ты хорошо придумала это, только смотри, как бы охранник не проткнул тебя копьем.

– Никогда не думала, что подвеска, сохранившая мое лицо, принесет нам несчастье. Что же нам делать, Бахаго?

Они еще не придумали, что им делать, как вдруг пришел царский слуга, которого Бахаго уже не надеялся увидеть.

Бахаго так обрадовался, что даже не стал его укорять. А царский слуга, должно быть, не чувствовал за собой никакой провинности. Он был весел и приказал людям из дворца забрать всех бронзовых птиц, сделанных Бахаго.

– Я с тобой расплачусь, – сказал царский слуга. – А если хочешь, расскажу тебе про Макеру. Он понравился начальнику двора ремесленников.

– Расскажи хоть что-нибудь! Мы боялись, что уже нечего рассказывать о нашем сыне. Да и тебя, боялись, не увидим.

– Я видел Макеру. Он доволен! Он работает. Хорошую работу делает. Теперь ему уже не дают лепить глиняные головы для литейщиков, он делает резьбу по кости.

Мать Макеры впилась глазами в его лицо, словно старалась прочесть на нем что-то недосказанное. А Бахаго, опустив голову, думал о том, как же узнать истину. Наконец Бахаго решился и спросил царского слугу, нельзя ли ему повидать сына. И почему сына заперли за стенами дворца и не выпускают? А Мать Макеры вдруг, не сдержавшись, зарыдала, не стесняясь чужого человека.

– Замолчи! – прикрикнул на нее Бахаго. – Дай слово сказать!

– Зачем же лить слезы? – спросил царский слуга. – Твой сын удостоен великой чести, а ты, глупая женщина, не понимаешь этого. Пройдет немного времени, Макере станут доверять и позволят навестить вас.

Царский слуга был немногословен. Он забрал все, что было сделано кузнецом для дворца обба, оставил ему в уплату несколько кусков ткани, пару кож, какие-то ремни, немного проса и сказал, что Бахаго должен и впредь старательно работать, если он хочет пользоваться расположением божественного правителя.

– Помни, Бахаго, – сказал царский слуга, – гнев обба страшен.

Кузнец не решился ответить царскому слуге по достоинству. Но когда хижина опустела, гнев Бахаго вышел из него горячим потоком. Проклиная правителя Эдо и всех его царедворцев, кузнец призывал погибель на их головы.

– Он угрожает мне гневом обба, а я больше ничего не боюсь! Все самое дурное уже обрушилось на нас. Я бы хотел сжечь дворец обба с его воинами и слугами. Только мне жалко Макеру.

И все же Бахаго набрался терпения, он ждал сына. А Мать Макеры каждый день на рассвете ставила пищу у стены хижины, где сохранилось изображение уходящего Макеры. Бедная женщина нередко целовала глиняную пятку сына. Когда не бывало Бахаго, она гладила сына по курчавой голове и говорила ему ласковые слова. А потом, словно очнувшись и почувствовав шершавую поверхность стены, убегала в хижину и принималась за какое-либо дело, чтобы отвлечь себя от печальных мыслей. Теперь она уже реже думала о трех старших сыновьях, потому что время разлуки с ними было слишком велико и отдалило ее от них.

Как-то Мать Макеры сказала Бахаго:

– Если бы ты сделал что-нибудь удивительное, тебя бы, может быть, пустили во дворец и ты бы увидел Макеру. У тебя золотые руки, Бахаго, ты все можешь. Подумай о Макере, ведь ты его любишь.

Бахаго всю ночь думал над словами жены. Конечно, он на все готов, чтобы спасти сына. Но что он может сделать? Все, что он умел, он уже сделал. Чем он может удивить царского слугу, жрецов, хранителя сокровищ? И тем более совсем невозможно удивить самого божественного обба. Однако что-то надо было придумать. И Бахаго придумал. Он решил сделать бронзового всадника со Священным топором в руках. Он хотел изобразить божественного обба сидящим на прекраснейшем коне. В руках обба – топор, упавший с неба.

Для этого Бахаго стал ходить к воротам дворца, чтобы как следует рассмотреть хорошего коня. Он ходил несколько дней подряд и увидел такого коня. Его привели люди в белых одеждах, жители Аравийской пустыни, пожелавшие взамен за горячего скакуна получить рабов и рабынь. Бахаго подошел к ним, спросил разрешения потрогать коня и не сдержался: спросил людей в белых одеждах, много ли они получат за этого красавца. И один из людей пустыни сказал:

– Если божественному обба очень захочется иметь этого скакуна, он не пожалеет пятнадцати невольников.

– Ты хочешь купить рабов? – спросил, не скрывая своего ужаса, Бахаго. – Людей ремесла? Пастухов? Или умеющих возделывать землю для посадок ямса?

– Пожалуй, лучше всего пастухов.

Это успокоило Бахаго. Это означало, что сегодня Макере не угрожает опасность. Сегодня его никуда не отдадут.

* * *

Кузнец принялся за работу. Он никогда еще так старательно не делал глиняных форм. Ему помогала Мать Макеры. Она месила глину. И хоть ноги ее были не такими сильными и крепкими, как у Макеры, она делала работу хорошо, и Бахаго был доволен. Он сделал красивого коня, но совсем не похожего на того прекрасного скакуна, за которого купец пожелал получить пятнадцать рабов.

Бахаго никогда прежде не делал такой скульптуры, ему было трудно. К тому же у него не было бронзы, чтобы сделать большую скульптуру. И хоть конь был невелик, а всадник совсем маленький, все вышло как нельзя лучше.

Всадник был похож на многочисленные фигуры обба и его предков, каких немало сделал Бахаго за годы, прожитые в Эдо. Высокий головной убор всадника был с причудливыми украшениями, на шее – тяжелые бусы, а в руках – священный топор, который отгонял гром и молнию.

Прошло много-много дней, прежде чем была закончена эта глиняная фигура всадника. А еще больше дней прошло, прежде чем это глиняное изображение было залито горячей бронзой.

Бахаго трудился втайне от царского слуги, оставляя работу лишь для того, чтобы приготовить форму для новых скульптур. Когда царский слуга приходил к нему, Бахаго показывал ему недоделанные фигурки петухов, ястребов, попугаев, а всадника не показывал. Мать Макеры всегда вовремя накрывала бронзового всадника циновками. Скульптура была небольшая, а работы было много.

– Когда же мы увидим Макеру? – спрашивал Бахаго царского слугу. – Ты давно обещал. Мы одни на всем белом свете. Разве ты забыл, что три старших наших сына угодили в лапы жрецов уму-чукву? Я говорил тебе об этом. Я просил твоей милости. Где же твое сердце?

– Я помогу тебе увидеть Макеру. Я обещаю тебе, что сегодня же скажу ему о том, как вы ждете его. Пусть надеется на встречу. А увидитесь вы во время большого торжества, когда на площади перед дворцом божественный обба будет призывать добрых духов и будет приносить жертвы перед бронзовыми и деревянными изображениями своих предков. Я позабочусь, чтобы Макера был на этом торжестве, а ты с Матерью Макеры сможешь повидать его.

На этот раз царский слуга не обманул. Он выполнил обещанное. Он увидел Макеру и рассказал ему обо всем. Радости Макеры не было предела. Теперь он знал, что живы его братья и что живы его родители. И если добрые духи придут ему на помощь, то все они встретятся, а встретившись, никогда уже не расстанутся. Они все уйдут в саванну. Им больше не нужен прекрасный город Эдо. Им не нужны дворцы божественного обба. Они дадут друг другу клятву никогда не посещать города Кано, где бродят злобные жрецы уму-чукву. Они вернутся в саванну. И, если жив старый Маваки, вождь племени мудрый Маваки, они будут его почитать и приносить ему дары.

Когда Макера ночью у костра рассказал Олове и другим кузнецам и резчикам обо всем, самый старший из резчиков по дереву подошел к Макере, сел с ним рядом и сказал:

– Послушай, юноша, осталось двадцать пять дней до того дня, когда на площади дворца будет великое торжество. Я и мои помощники сделали для этого торжества деревянные скульптуры предков божественного обба. Деревянные идолы нам помогут.

– Как они смогут помочь? – горячо спросил Макера.

– Послушай, юноша, я задумал нечто удивительное! Тебе надо повидать своих братьев и договориться с ними. Понимаешь? Накануне того дня, когда будет торжество, они должны быть свободны. В этот день им не следует быть в охране. В этот день я должен увидеть их. Я выведу их за ворота дворца.

– Их же не выпустят! – воскликнул Макера. – Разве ты забыл слова Олове?

– Не торопись, послушай старого человека. Двадцать пять дней я буду трудиться для этого. В трех больших деревянных фигурах я выдолблю отверстия. Я сделаю так, что в каждой статуе сможет поместиться один из твоих братьев. Я сделаю большие отверстия в головном уборе каждой статуи, чтобы твои братья не задохнулись, пока мы будем их перетаскивать за ворота дворца и устанавливать на площади у священных алтарей. Алтари эти ставят ночью, и божественные изображения мы также всегда устанавливаем ночью. Жрецам, занятым приготовлениями к священнодействию, будет не до нас. Ты понял, юноша, что я задумал?

– Не знаю, как и благодарить тебя! – закричал Макера и бросился обнимать старого резчика.

Теперь только бы увидеть братьев. Но как это сделать? И тут на помощь пришел Олове. Он то и дело напоминал старому сановнику о давнем его обещании.

И вот в один из жарких дней, когда божественный обба отправился на покой, во дворе ремесленников появился старый сановник. Он позвал Макеру и велел ему следовать за ним в святилище обба. Старый сановник привел Макеру к трону божественного обба, за которым стояли трое охранников.

Это его братья? Но как они изменились! Макера никогда бы их не узнал, если бы Олове не рассказал, как они одеты. На братьях были богатые доспехи. Макера молча рассматривал трон и все ждал, когда старый сановник отойдет в сторону. И он дождался. И тогда Макера тихо спросил:

– Здесь есть Мафи? Здесь его братья?

– Кто ты? Откуда ты знаешь Мафи и его братьев?

– Я Макера, сын Бахаго! Братья, вы не узнаете меня?

Трое охранников, которые уже много лет привыкли стоять безмолвно и неподвижно, подобно бронзовым статуям, вдруг забыли об этом. Они оставили свои места за троном и бросились обнимать Макеру. Они тискали его, целовали и смеялись. Они были так рады, что даже позабыли о том, где они находятся. К счастью, зной прогнал старого сановника, и никто не мог помешать. А Макера тотчас же рассказал им о задуманном. Рассказал о том, что в канун дня торжества, вернее, в ночь они должны находиться вблизи ворот ремесленников, чтобы старый резчик смог спрятать их в своих статуях и вынести за ворота дворца.

Макера рассказал о том, как найти улицу литейщиков, и велел укрыться в хижине Бахаго. Он знал, что в эту ночь Бахаго уже займет место на площади, как это сделают многие простолюдины, которые хотят увидеть великое торжество. Он рассказал о том, как царский слуга пообещал ему помочь повидать родителей. И тогда все четверо поняли, что близок счастливый час свободы и что недолго уже осталось томиться в этом святилище.

* * *

Бахаго неустанно трудился над изображением божественного всадника. Ему надо было закончить бронзовую статую ко дню торжества. Он хотел увидеть на площади перед дворцом самого хранителя сокровищ и предложить ему взять эту статую во дворец, взять безвозмездно, с одним только условием: чтобы Макера вернулся домой.

И вот день торжества. Накануне, ночью, Бахаго и Мать Макеры в последний раз чистили и полировали превосходного бронзового всадника. Они делали это при свете факела, и, несмотря на то что скульптура была всего лишь в один локоть, всадник казался им таким величавым – настоящим божеством. Мать Макеры не переставала восхищаться красотой коня. Божественного обба она боялась. И если она решилась очень тщательно, до блеска, отполировать коня, то к всаднику она не прикоснулась. Это сделал сам Бахаго, произнося при этом какие-то одному ему известные заклинания.

Однако они не решились взять с собой эту скульптуру. Перед самым уходом Бахаго поставил ее посреди хижины и решил позвать слугу обба, чтобы тот забрал этот дар и вручил его самому правителю Эдо, передав ему просьбу кузнеца вернуть Макеру домой.

Они отправились на площадь в темноте и заняли места поблизости от алтарей.

А в это время резчик по дереву в последний раз проверял, насколько хорошо и незаметно приоткрываются задние створки в божественных изображениях предков обба, которые должны были на этот раз помочь сыновьям кузнеца Бахаго получить свободу. Старый резчик никогда не видел Бахаго и сыновей его тоже не видел. Он знал только Макеру и знал, какие несчастья постигли эту семью. Но ему очень захотелось помочь безвестному кузнецу из людей хауса. Ведь он тоже был из людей хауса, хотя никогда не бывал в саванне.

Деревянные статуи были сделаны очень искусно. Хорошо, что с самого начала они были задуманы такими большими, намного больше человеческого роста. Иначе не осуществилось бы желание Макеры.

Но вот люди, живущие за воротами ремесленников, подняли статуи и понесли их. У ворот они остановились. И тут к ним подошли трое из охраны божественного обба. Макера узнал своих братьев. Со слезами радости смотрел он, как старый резчик помогал им забраться в деревянные статуи.

– Не бойся, Макера, – сказал старый резчик, – твои братья не задохнутся, я обо всем позаботился. Я думаю, что им трудно будет стоять неподвижно, но ведь они привыкли, да и недолго им придется ждать в деревянных темницах.

– Да, нам не привыкать, – согласился Мафи.

В полутьме сверкнули его ровные белые зубы. Но Макера не услышал раскатистого смеха своего старшего брата. Мафи уже разучился смеяться весело и заразительно, как он делал это в саванне, помогая отцу плавить бронзу для наконечников стрел.

– Когда настанет утро и ты уже будешь свободным, – сказал старый резчик, обращаясь к Мафи, – пойди к базару и вблизи южных ворот найди маленький домик с крышей из резного дерева. Такой крыши нет больше нигде. Под этой крышей жила моя семья. Всем, кто еще жив, передай мое благословение, скажи, что я здесь, а душа моя с ними. Руки мои трудятся для обба, а мысли мои – под крышей моего дома. Передашь?

– Передам, добрый человек. Почему же тебя никто не смог посадить в такую статую? Почему не помогли тебе бежать отсюда?

– Таких больших статуй прежде не делали. Да и воспользоваться ими можно лишь в день такого торжества. А торжество бывает раз в году, и нужно, чтобы духи предков во всем покровительствовали тебе. Если через год наступит такой же день и если обба велит сделать такие же большие статуи из дерева, то кто знает, может быть, еще кому-нибудь посчастливится вырваться отсюда.

Люди потащили статуи, а Макера, позабыв осторожность, побежал за ними. Он выскочил бы за ворота, если бы старый резчик не отшвырнул его.

– Наберись терпения, Макера, – прошептал старик, показывая ему крепко сжатый кулак. – Своей торопливостью ты всех нас погубишь. Дождись утра, глупая голова. Ведь хранитель сокровищ обещал выпустить тебя за ворота на торжество. Так терпи же…

Всю ночь на площади у дворца суетились люди. У алтарей стояли жрецы в передниках, с бронзовыми браслетами на предплечьях, с ожерельями на шее, с глубокими рубцами на лбу и на груди.

В громадных клетках метались леопарды и львы, оглашая площадь страшным рычанием. Крепкие клетки, сколоченные искусными мастерами, были надежны. Звери, доставленные охотниками из дремучих тропических лесов, бесновались. Неподалеку от рычащих зверей лежал в гигантской корзине живой питон, священная змея, которой должны были отдать на съедение пантеру и рысь. Питон был самым большим из всех, какие встретились отважным охотникам за змеями в течение целого года. Однако он был намного меньше того бронзового питона, который свесил свою раскрытую пасть над главными воротами дворца великого правителя Эдо.

Вокруг алтарей горели костры, собирались жители из дальних и близких селений, жаждущие увидеть великого обба в священном облачении, расшитом красными кораллами.

Пока еще тихо и безмолвно стояли барабанщики. Но все знали, что, когда начнется торжество, гром и рокот барабанов заглушат вопли ликующей толпы, восторженно встречающей божественного обба. Рядом стояли деревянные и кожаные барабаны, а возле них – черные полуголые люди с телами, смазанными жиром, умеющие извлекать из барабанов то громкие и тревожные, то приглушенные, мягкие, рокочущие звуки. Барабанщикам предстояло много потрудиться, пока будет длиться церемония жертвоприношений. Никто не знал, чего пожелает великий правитель Эдо. Может быть, он принесет в жертву диких животных, а может быть, обречет на священную гибель людей. Во всей стране не было более великого и более грозного человека. Обба был равен земному богу. Но если будут принесены в жертву грозному богу люди, то барабаны должны заглушить предсмертные крики несчастных.

Деревянные статуи, поставленные рядом с алтарями, хранили тайну трех беглецов. Братья Макеры могли выйти на волю только тогда, когда у алтарей не будет жрецов. Люди, принесшие статуи, ждали, когда же можно будет приподнять створки деревянных божеств. Чтобы отвлечь внимание жрецов, старый резчик подбежал к корзине со священным питоном и закричал:

– Люди, священная змея покинула свой дом? Беда случилась, люди!

Жрецы бросились на этот крик. А в это время открылись деревянные створки на священных статуях, и сыновья Бахаго скрылись в ночной темноте. На пустынных уличках они бежали изо всех сил, а когда до них доносились голоса людей, которые спешили к месту торжества, Мафи и его братья прятались в темных проемах глиняных оград или прижимались к стволу тенистого дерева. Люди шли с факелами, весело переговариваясь. Одни тащили на головах корзинки с провизией, другие были увешаны связками бананов. Все знали, что священнодействие может затянуться на несколько дней. Надо было позаботиться о еде и питье для детей, да и себя не забыть.

– Посмотрите, – сказал Мафи братьям, когда увидел четверых мальчишек с калебасами на головах. – Они в том возрасте, в каком мы были, когда покинули саванну и пошли в Кано. Посмотрите, как они веселы. Отец освещает им путь высоко поднятым факелом. А мать то и дело повторяет: «Не уходите в темноту, вас могут увести злые люди…»

У Мафи защемило сердце. Он вспомнил саванну и путешествие в Кано, когда мать точно так же просила их не уходить в темноту.

– Как давно это было! – прошептал Мафи. – Как долго мы бродили в темной чаще жизни, более страшной, чем чаща тропического леса. Нас лишили родителей, нас превратили в рабов. Теперь я понял это.

– Мы даже ни разу не видели этого торжества на площади перед дворцом, – ответил брат. – Мы мало отличались от тех бронзовых статуй, которые стояли вокруг трона. Нам нельзя было выйти за ворота. И так могла пройти вся жизнь. А для чего? Чтобы угодить обба? Как ты думаешь, Мафи, он в самом деле богаче всех людей на земле?

– Может быть, он и богаче, а мы будем счастливей в своей саванне.

Сыновья Бахаго были спасены. Старый резчик выполнил свой замысел. Но что сделает с ним главный жрец? Вот он уже приближается к дому священной змеи. Сейчас жрец увидит питона и тогда… За жрецом следуют его помощники. В руках у них факелы. Они могут выжечь глаза. Они могут зажарить на костре. Они могут бросить его, старого резчика, в клетку с питоном. Ах, почему он, глупый человек, не догадался открыть клетку и выпустить питона! Надо было открыть клетку, выпустить змею, а потом уже крикнуть. Но желание скорее отпустить юношей затмило ему разум. Он поспешил, и теперь его ждет страшная расправа. Вот уже близок свет факелов. Видны злые и гневные глаза главного жреца. А питон, словно назло, сотрясает клетку своим сильным и мощным телом…

– Зачем ты обманул меня, ничтожный человек? – закричал главный жрец, представший перед резчиком в своем торжественном облачении. В свете факелов была хорошо видна юбка из шкуры леопарда и бусы на длинной морщинистой шее жреца. – Безумный человек! Ты отвлек меня от священнодействия для того, чтобы посмеяться надо мной?…

Вцепившись в плечи старого резчика своими большими цепкими руками, главный жрец тряс старика, словно желая вытрясти из него все внутренности. Но старый резчик молча переносил все оскорбления. Он молчал даже тогда, когда жрец обрушился на него с кулаками. Когда резчик повалился на землю с окровавленным лицом, жрец дал знак своим помощникам вернуться к священным статуям.

Они торопились, надо было подготовиться к жертвоприношениям духам предков. Целое стадо жертвенных животных было доставлено из окрестных селений. Обычай предков требовал и человеческих жертв, но это уже зависело от прихоти великого обба. Если земное божество пожелает угодить добрым духам, то сделает знак. Жрецы всегда готовы выполнить волю земного бога.

* * *

Уже светало, а за воротами двора ремесленников никто не спал. «Удастся ли побег Макеры? Сумеют ли убежать и скрыться до рассвета сыновья кузнеца Бахаго?» – об этом думали все обитатели двора, подчиненные старому сановнику.

Больше всех тревожился сам Макера. Уже вернулись резчики по дереву, которые вытаскивали деревянные скульптуры на площадь, а старого резчика все не было. Никто не знал, куда он девался. Макера подумал, что его, может быть, обрекли на гибель и отдадут на съедение тому гигантскому питону, о котором все сейчас говорили, хотя никто его не видел. Макере казалось, что все охранники, вся стража, все сановники знают о побеге его братьев. Он даже позабыл о том, что, кроме нескольких друзей, никто больше не знает о том, что в охране дворца есть его братья. Макера призывал добрых духов, моля их о милости. Он ходил по двору, искал старого резчика и не находил его.

«А может быть, он убит за то, что спрятал в чреве статуй сыновей Бахаго? Кто скажет, куда исчез старый резчик?»

Макера горевал, не находил покоя.

Наконец пришло утро. Ворота со скрипом растворились и пропустили на площадь всех людей дворца, которые должны были участвовать в великом торжестве. Вместе с другими вышел на площадь и Макера. Он тут же кинулся к толпе ремесленников, расталкивая всех. Он искал своих родителей. Они стояли печальные, состарившиеся.

И вдруг к ним протянулись худые горячие руки. Они обвились вокруг плеч матери, а затем Макера припал к голове Бахаго и ощутил теплые слезы, катившиеся по морщинистым щекам кузнеца.

– Отец, бежим! Мать, торопись! Скорее!

Они выбирались из безмолвной толпы. Взоры людей были устремлены к воротам дворца, где уже показались алые носилки и опахала, сделанные из перьев пестрых птиц. Все с нетерпением ждали, когда из-под шелкового балдахина покажется голова божественного обба. За носилками следовали вельможи в сверкающих одеждах, с драгоценными бусами на шее, многочисленные воины в богатом вооружении. Никто не обратил внимания на семью Бахаго, которая наконец выбралась из толпы и кинулась в ближайший переулок, чтобы незаметно добраться домой.

А в это время трое сыновей Бахаго уже сидели в хижине своего отца. Они уже отведали просяные лепешки, которые с любовью приготовила Мать Макеры. Они уже много раз с любопытством рассматривали бронзового всадника и, перебивая друг друга, рассуждали о том, как все переменилось за эти годы. Они были поражены тем, что все эти годы их родители жили рядом с ними и ничего не знали о своих сыновьях.

– Мы считали себя знатными, – говорил Мафи, – а мы были пленниками обба. Как же случилось, что эта жизнь казалась нам сладкой?

Снаружи послышались голоса, и вслед за тем на пороге появился старый седой человек. Мафи кинулся к нему, а отец, решив, что это люди из охраны дворца и что они хотят причинить им зло, бросился бежать, увлекая за собой Макеру и худую печальную женщину.

– Это наша мать, это наш отец! – воскликнул Мафи.

И тогда лишь Макера запрыгал, закружился и стал хохотать как безумный.

– Бахаго, это твои сыновья! Мать Макеры, покорми своих детей! – кричал Макера, толкая братьев в объятия матери.

Все кричали, смеялись. Мафи щупал мозолистые руки отца и хлопал его по плечу, словно хотел проверить, крепко ли стоит на ногах кузнец из Слоновьей Тропы.

– Эти руки сделали всадника? – спрашивал Мафи отца. – Может быть, эти руки сделали тех бронзовых птиц, которые мне пришлось посадить на маленькие башни дворца?

– Эти руки!

Бахаго протягивал руки к сыновьям и повторял:

– Руки Макеры связали нас!

А когда сыновья стали расспрашивать о том, как это случилось, что руки Макеры объединили семью Бахаго, кузнец вдруг вспомнил:

– Мать Макеры, ты боялась, что твое изображение на священной подвеске принесло нам несчастье и лишило нас последнего сына. Ты думала, что мы уже никогда не увидим Макеру. Теперь ты видишь, что подвеска, сделанная Макерой, принесла нам счастье. Как хорошо, что Макера взялся за это дело! Если бы ты, Макера, не пошел во дворец обба, нам бы никогда не пришлось увидеть твоих братьев.

И снова они целовались, обнимались и, перебивая друг друга, рассказывали о том, о чем давно хотели поведать друг другу.

– Однако нам надо торопиться, – сказал Макера. – Наша беспечность погубит нас. Как только придет смена караула и вас хватятся, будет объявлена тревога. Я многое узнал за воротами ремесленников. Там были добрые люди. Отец, когда мы вернемся в саванну, я прежде всего сделаю изображение Олове, а потом сделаю изображение старого резчика. Это он трудился столько дней, чтобы помочь нам.

– А я смотрю на Макеру и глазам своим не верю, – признался Мафи. – Когда мы расстались, он был совсем малышом, а теперь такой разумный и умелый. Молодец Макера!

И снова, уже в который раз, Мафи рассказывал о том, как его и братьев спрятали в больших статуях, как тащили их по площади и как страшно было стоять в тесной темнице, не имея возможности повернуться.

– Бедный старый резчик так и не вернулся, – сказал опечаленный Макера. – Может быть, его кто-нибудь выдал?

Всем четверым сыновьям Бахаго было грустно, оттого что за них пострадал хороший человек, принесший им такое добро.

– Но, прежде чем покинуть Эдо, я должен выполнить просьбу старого резчика: зайти в его дом вблизи южных ворот, у базара, – сказал Мафи. – Старый резчик дал нам свободу, пусть хоть его семья узнает о том, что ночью, в канун торжества, он был жив.

– Тогда возьми этого всадника, – предложил Бахаго, – заверни его в тряпку и потащи в дом старого резчика. Скажи его родным, что за этого всадника они могут просить царского слугу вернуть им отца. Хранитель сокровищ знает цену этой вещи. Ведь я сделал этого всадника, чтобы вызволить Макеру.

Мафи тотчас же завернул в тряпку драгоценную скульптуру и побежал к базару. На нем была вышитая рубаха, которую мать приготовила на случай, если сыновья вернутся домой. Теперь никто не смог бы подумать, что еще вчера Мафи был охранником у трона великого обба. Очень скоро Мафи нашел резную деревянную крышу маленького дома. Он вошел в калитку и столкнулся со старым резчиком, который вместе с женой и детьми готовился покинуть свой дом. Иначе для чего были свалены в кучу мешки и корзины, калебасы и деревянные скульптуры предков?

– Ты здесь, хороший человек? А мы тревожились о тебе.

– Я рад тебя видеть, Мафи. Я был избит и уполз окровавленный. Жрецы думали, что я мертв. Но мне удалось в сумерках уползти и покинуть площадь перед дворцом.

– А мы бежим в саванну, – сказал Мафи. – Я принес этого всадника, чтобы выручить тебя из плена. – Отец думал, что твои родные обменяют всадника, отдадут его во дворец, а тебя заберут домой. Я рад отдать тебе этого всадника. Получи за него что-либо хорошее для своей семьи. Прощай!