Текст книги "Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения"

5. Привести в порядок дом человечества. Цыгане и антропология просвещения

Благородным дамам, которые 22 февраля 1678 г. устроили во дворце курфюрста в Дрездене «Дамский цыганский маскарад[619]619
  [Anonym о. J.c].


[Закрыть], не приходится опасаться, что их сошлют или повесят. Точно так же обстоит дело с придворным обществом и с горожанами, которые переодеваются цыганами[620]620
  См.: [Witkowski 1901: 535].


[Закрыть] и процессией идут по городу во время традиционного «угощения» при бранденбургском дворе «в Келльне-на-Шпрее»[621]621
  [Anonym [1690]].


[Закрыть]. Цыгане служат моделью во время маскарадов, на которых в XVII в. по всей Европе появляется мода на цыган[622]622
  Здесь несомненен авторитет французской придворной жизни как образцовой. С начала XVII в. там наблюдается цыганская мода. «Уже в 1676 году цыганки очевидно относятся к общей картине французской светской жизни…» [Niemandt 1992: 20].


[Закрыть]. Маскарады образуют важную составную часть придворной представительской культуры. С их помощью можно, не нарушая этикета, вывести на сцену типичную барочную игру между мнимым и подлинным, между сокрытием и разоблачением. «Цыганское», то есть естественное, лишенное условностей поведение – это лишь один из вариантов буколической игры в пастушков. Он легализует спонтанные нарушения строгого кодекса поведенческой этики и поэтому пользуется большой любовью. Маскарады то и дело предваряются подробной программой. Приводимая ниже программа обыгрывает знания того времени о цыганах, которые были у всех на слуху:

Нам открылось такое изобилие благородных камней и всяческие богатые драгоценностями горы / что у нас поэтому и не было намерения / возвращаться к себе обратно в Египет. Но только не подумайте,, что мы что-то вроде стаи / сбежавшийся вместе сброд; нет, мы благороднейшие и честнейшие из нашего народа / который ребячливое озорство / оправдывает / но озоровать и обманывать не собирается, он от всего сердца враг таких дел[623]623
  [Anonym о. J.c].


[Закрыть].

Легенду египетского происхождения по-прежнему помнят. Вопрос местонахождения цыган, строго регулируемый эдиктами, решается иначе, с игривой кокетливой отсылкой к великодушию распоряжений курфюрста. Для легитимизации цыган перенимается типичное для хроник разграничение между подлинными приехавшими издалека цыганами и сбежавшимся местным сбродом.

Цыганский маскарад – это один из ранних примеров использования литературного дискурса. Временная и пространственная близость эдиктов о преследовании и текста цыганского маскарада – возможно, и то и другое изготовлялось в одной и той же Дрезденской типографии – не приводит ни к каким ассоциациям со стороны актеров. Преследование цыган в сценарии отсутствует, а цыганская маска не воспринимается дамами как стигма. На передний план прорывается желание сделать собственную идентичность неопознаваемой за чужим типологизированным костюмом. Образ цыган полностью замкнут в рамках литературно-культурной практики. Придворные дамы играют цыганок, в то время как женщин народа рома на границах страны «вешают… на глаголи или другой ближайшей наскоро сколоченной виселице»[624]624
  [Hagen C. 1847: 95]


[Закрыть]. Уже здесь видно, что общество до такой степени разобщено, что это противоречие никаких трений не вызывает. Это никем не осознанное сочетание культурного применения цыганской жизни и одновременно жесткого преследования цыган встретится и в XIX, и в XX вв.

Маскарады, которые мы обнаруживаем как при французском, так и при английском дворе, дают понять, что феномен загадочного народа неевропейского происхождения, несмотря на деградацию до пресловутых жуликов и попрошаек, вызывает значительный интерес. Это в равной степени относится и к науке, и к образованным дилетантам. Знамением времени становится перевод на немецкий язык «Диссертации» Якоба Томазиуса через пятьдесят лет после выхода в свет первого издания. Таким образом труд известного ученого стал более доступен, что соответствовало научным стандартам того времени. Популяризации и академические вариации, такие как составленный в университете Упсалы в 1730 г. диспут «De cingaris» Самюэля Бьоркмана (1707–1747), не заставили себя долго ждать.

Обзоры, подобные труду Томазиуса, энциклопедическим путем соединяют воедино знания из разных источников, такова была традиция. Они сравнивают высказывания, выявляя в них противоречия, сопоставляют весомость тех или иных авторитетных авторов и публикуют выводы. В ранних обзорах отчетливо заметно влияние аподемики – или «искусства путешествовать» – науки, которая сегодня называется статистикой и которая всегда при описании предпочитает определенную схему: название региона, форма правления, названия городов, рек, морей, гор, лесов, зданий, правительственных учреждений, институций, школ, нравов и обычаев[625]625
  См.: [Höfert 2003: 34–44].


[Закрыть]. Определенно не случайно автор первого обширного исследования о цыганах Генрих Грелльман, являясь геттингенским профессором статистики, пишет именно в русле этой научной традиции.

Свой вклад в распространение и популяризацию сведений о цыганах в XVIII в. кроме статьи в «Универсальном лексиконе Цедлера» внесли также так называемые разговоры мертвых между причислявшимся к банде «Большого Таланта» и колесованного в 1726 г. в Гисене «архизлодея Хемперла»[626]626
  [Anonym 1739: 11].


[Закрыть] и казненного там же Габриэля[627]627
  См.: [Anonym о. J.c].


[Закрыть]. Эта восходящая к Лукиану литературная форма «старинной европейской учености»[628]628
  [Dainat 2010: 316].


[Закрыть] служила целям развлекающего обучения и морального предупреждения – причем очень успешно, о чем свидетельствует большое количество произведений в жанре «разговоры мертвых»[629]629
  См.: [Ibid.: 314].


[Закрыть]. Все это указывает на растущее распространение сведений о цыганах среди читающей публики. К странностям разговора собеседников, не имеющих никакого элементарного образования, этих неграмотных преступников относится то, что они системно излагают свой предмет, говоря об именах, происхождении, истории и образе жизни цыган, и, словно академические ученые, порой точно указывают на источники своих высказываний, хотя по большей части ошибаются:

Золотой мой брат / я происхожу из древнего благородного рода / немцы называют нас цыганами / у латинян мы называемся «циани», «цигани», или также «цигари», у голландцев «египтеннес», / у французов «лез эжиптез»; у испанцев «лос гитанос», у арабов «разельхерами» или уличные разбойники / но откуда собственно все эти наименования / сам не знаю[630]630
  [Anonym o. J.c: 6].


[Закрыть].

Прибытие (1414) и первое изгнание (1416) названы точно[631]631
  Ср.: [Ibid.]


[Закрыть], говорится также, что они общим числом 14 000 человек прибыли из Нубии, с достаточным количеством денег на дорогу, назвали себя «египтянами» «и тем другим очень враждебны [были] / так что назывались тартеры[632]632
  [Ibid.: 7].


[Закрыть]. Упоминается охранная грамота короля Сигизмунда и надгробные надписи их первых герцогов и графов, а также генеалогические рассуждения о происхождении Каина или Хама. Тезису о прибытие цыган издалека Хемперла, который перед началом разговора просит, чтобы некий столяр из мира мертвых насадил ему на плечи «разрубленную голову»[633]633
  [Ibid.: 5].


[Закрыть], предпочитает точку зрения, что, мол, «сегодня гадкий сбежавшийся вместе сброд бродит повсюду / под именем цыган / из одной страны в другую / и воровством / убийствами и грабежом по большей части питается»[634]634
  [Ibid.: 7].


[Закрыть]. Преследования и наказания он толкует с юмором и для забавы читателей называет их знаком славной жизни:

Только давай полегче / ведь мы не жулики и воры / ведь иначе наш портрет не изображали на сельских дорогах в натуральную величину то красками / то высеченным в камне / то однако в мраморе / а нарисованная рядом виселица хотя и несколько портит нашу репутацию / но поскольку мы люди / которые всегда думают о смерти / то для нас это вовсе не позор / что мы наши погребальные символы места носим с собой. И всегда рядом изображено, как мы убегаем / в этом мы тоже не видим ничего плохого / ведь у нас нет музыки / когда мы танцуем / или хотим выполнить какие-нибудь прыжки / мы обычно просим отхлестать нас кнутом. Самая большая честь для нас – получить клеймо /тем более что это знак нашего героического образа жизни[635]635
  [Ibid.: 8].


[Закрыть].

Из уст Габриэля, упрекающего Хамперла в легкомыслии, читатели узнают актуальные сведения о законодательных распоряжениях[636]636
  [Ibid.: 9].


[Закрыть]. Он представляет также широко распространенное мнение, что цыгане не поддаются на попытки их облагородить, а после службы в качестве солдат становятся «много злее прежнего»[637]637
  [Ibid.].


[Закрыть]. Не забывают они и

повторить упрек в безбожии и сексуальной неразборчивости[638]638
  Ср.: [Ibid.: 26].


[Закрыть]. Прочих упреков, касающихся «злейших жуликов на свете»[639]639
  [Ibid.: 10].


[Закрыть], которые накопились в ученых трудах, правовых документах и литературных сочинениях, разговоры мертвых также не упускают: кража детей, тайный коллективный ритуал инициации со сменой имени, чернение кожи, хиромантия, многократное крещение и заклинание огня[640]640
  Ср.: [Ibid.].


[Закрыть]. В своей покаянной исповеди Хемперла объясняет свои преступления по религиозному образцу как предание слабовольного грешника пороку:

С юности я был предан страсти наслаждения / так что ничего я более не искал / ничего более не любил как эту соблазнительную страсть. Я был ненасытнее зверя / который удовлетворяет свою ненасытность / а когда насытится / то с величайшей неохотой принужден может быть отказаться от избыточного наслаждения. У сладострастника чувство умеренности разбито вдребезги / он любит всякие будоражащие излишества в пьянстве / еде / совокуплении / лжи / воровстве и убийстве / так он все превращает в нечистоты [sic!] / и после себя оставляет вонь / ругань / мерзость / нищету / и обычно наказание как на время, так и навсегда[641]641
  [Ibid.: 13].


[Закрыть].

Комментируя, Габриэль добавляет то, что читатели и так знают: «у каждого есть два пути / узкая тропинка добродетели и широкая дорога порока»[642]642
  [Ibid.: 14].


[Закрыть]. Однако социально-политическая стратегия индивидуального исправления и ориентации на потусторонний мир перед лицом массового обнищания, подавляющего потенциальные возможности обращения к милосердию, давно оказалась тупиковой. Поэтому распространяемые в разговорах мертвых сведения о цыганах, по своей словесной форме развлекательные, служат оправданию государственной политики изгнания, которая здесь ни в коей мере не ставится под сомнение, как и на полвека позже, в научных трудах, проникнутых просветительскими идеями. Многое говорит за то, что это превратилось во всеобщее достояние как ученых, так и образованных людей. В еще большей мере можно, глядя на публичные казни и последующую обработку сведений о них, исходить из того, что самые отвратительные истории сохранялись в памяти также и самых низших слоев населения.

Сведения о цыганах, распространяемые в описаниях и популярных очерках, производят впечатление чего-то грубого и преувеличенного. Ничего необычного в этом нет, ведь именно таким образом говорят, как правило, о низших сословиях: крестьянах, слугах и бедняках. Другие народы изображаются практически так же. Корнелиус Агриппа фон Неттесхайм (1486–1535), если начинать с ранних примеров, в своих размышлениях о различных народных характерах устанавливает, что различные народы

…небом так сформированы и созданы / что они совершенно едины в своих добрых обычаях и призваны к ним / напротив скифы свирепствуют с нечеловеческой жестокостью. Итальянцы всем суют в глаза свою знать / французы придурковаты / сицилийцы остроумны / азиатские народы преданы похоти / а испанцы горды и высокомерны[643]643
  Цит. по: [Stanzel 1999: 18].


[Закрыть].

Наука раннего периода Нового времени привлекает самые разные аспекты из арсенала знаний, начиная с теории добродетели и типов темперамента до учения о климатических зонах, чтобы создать классификацию народов. Энциклопедическая наука пытается соединить отрывочные высказывания в логическую систему, чтобы выявить взаимосвязи, которые невозможно доказать эмпирически. Таким образом, если, согласно этой логике, цыгане из-за приписываемой им сексуальной неразборчивости должны считаться похотливым народом, то они могут быть только азиатского или восточного происхождения, поскольку похоть, согласно повсеместному мнению, свойственна только этим народам. Вопрос об их индийском или египетском происхождении таким образом прояснить нельзя, потому что отсутствует критерий дифференциации между этими двумя мировыми регионами. Если в Княжеском кодексе законов земли Гессен 1656 г. называется, что «невозможно получить определенные сведения ни об их рождении и воспитании, жизни или передвижениях, ни об их брачных отношениях»[644]644
  [Anonym 1770b: Bl. 412].


[Закрыть], тогда начинается ловля рыбы в мутной воде, тогда прибегают к ненадежным источникам и слухам да вдобавок кое-что присочиняют.

По этому поводу – один кажущийся нелепым, но, тем не менее, симптоматический пример. Речь идет о рассуждениях по поводу не проясненного до сих пор значения и происхождения утвердившегося в Юго-Восточной и Центральной Европе названия «цыгане»[645]645
  Языковед Потт выразился лаконично: «Шире всего распространившееся по всей Европе, однако, к сожалению, неясного происхождения, и именно поэтому больше всего овеянное небылицами – это имя цыгане, со всеми его вариантами» [Pott 1844: 44].


[Закрыть]. В своем полиисторическом монументальном произведении «De Jure Publico Imperii Romano germanici» (1629–1645) Иоганн Лимнойс (1592–1665) пытается найти решение с помощью этимологических рассуждений и сравнительного анализа признаков:

Одну известную морскую птицу тоже некоторые называли «цингалус» или «цинглус», другие ее же именовали «юнкс» или «торквила», а еще другие, и среди них Гален, называли ее «мотацилла». Все определенно произвели это имя от ее постоянного движения. Поэтому мне хотелось бы верить,, что их стали называть, как у древних называли бродячих нищих, вследствие чего это обозначение первоначально по Большой Греции, а затем по всей Италии было перенесено на людей без постоянного места жительства. Как гласила раньше поговорка: «беднее, чем “цингалус”», как учит нас Суидас у Менандра, можно только по праву сказать: «вороватее чем “цингалус”», поскольку эта человеческая порода публично признается в своем воровском искусстве к грандиозному позору чиновничества, которое не сразу бросает их в тюрьму и наказывает[646]646
  Limnäus, в: [Gronemeyer 1987: 106].


[Закрыть].

Сногсшибательные выводы, которые уже через пару лет будут опровергнуты не менее оглушительным образом в переработанной версии этого труда, не приводят к сдержанности в отношении политических рекомендаций. Томазиус отмечает в своем «Занятном трактате о цыганах»:

Насколько очевидно он заблуждается / когда считает, что «цингалус» означает определенный народ / тогда как на самом деле это имя одной морской птицы / которая будто бы так слаба / что не в состоянии свить собственное гнездо / и ей приходится поэтому подбрасывать яйца в чужие гнезда[647]647
  [Thomasius 1702: 11].


[Закрыть].

Томазиус не ошибается, поскольку даже в «Жизни животных» Брема есть «цыганская курочка»[648]648
  Das Tierreich nach Brehm. Nach der 11. Auflage «Brehms Thierleben» Überarbeitet von Prof. Dr. Rietschel u.a. Leipzig; Jena 1956: 394 ff.


[Закрыть].

Аргументация контрагентов характеризуется не столько желанием выявить научную истину, сколько желанием все толковать по собственному усмотрению. В своих трудах они искусственно сужают начитанность чужих, других народов, практически произвольно трактуя знаки их письменности в рамках собственных горизонтов понимания. Тем самым они обогащают свои книги интересными и порой оригинальными явлениями и доказывают свою ученую начитанность и полиисторические знания даже самых отвлеченных вещей.

Обширная статья о цыганах в «Универсальном лексиконе» Цедлера делает мнимые знания легко доступными для образованных людей[649]649
  См.: [Zedier 1964: Sp. 520–544]. См. тж.: [Kallenberg 2010].


[Закрыть]. В ней собрано все доныне известное с претензией на полноту, и главный акцент приходится на юридические документы, причем не делается различия между фактами и выдумкой. Одновременно, какими бы неточными ни были многие из утверждений, сам факт, что они попали в уважаемую энциклопедию, способствует их авторизации, и они на длительный период становятся общепринятыми. Литературное происхождение имеет, к примеру, утверждение, что все цыганские женщины «тайно носят при себе очень острые и длинные ножи, которыми в случае необходимости обороняются, и тем быстрее могут забить и унести украденную домашнюю птицу»[650]650
  [Zedier 1964: Sp. 527].


[Закрыть]. Так, уже у Гриммельсгаузена Кураж вооружена, и точно так же Эсмеральда у Виктора Гюго в «Соборе Парижской Богоматери», и Кармен у Мериме через 150 лет, и Марлен Дитрих (1901–1992) в роли цыганки Лидии в «Золотых серьгах» через 250 лет – по-прежнему.

За этимологическими спекуляциями по поводу «имени цыган»[651]651
  [Ibid.: Sp. 520].


[Закрыть]следует описание различных теорий происхождения, к которым примыкает описание исхода, начиная с покаянных и паломнических походов и заканчивая псевдобиблейскими легендами. Правда, последние автор считает «сочинениями, с помощью которых они хотели побудить людей их терпеть»[652]652
  [Ibid.: Sp. 522].


[Закрыть]. Фантастическое предположение известного альтендорфского ученого Кристиана Вагензайля, будто цыгане – это преследуемые евреи, которые на длительное время укрылись в лесах, чтобы потом, обеднев и натерпевшись бед, снова появиться в новом качестве, отвергается. Подробно описывается их деятельность. Ее палитра простирается от знахарства и ремесел, позорного труда в качестве палача, живодера или кожевника, затем идут медицинские услуги, гадание, заклинание огня, промывка золота, музицирование, все вплоть до шпионажа в пользу турок, мошенничества и других преступлений. Вопрос о внутренней социальной организации остается без ответа[653]653
  См.: [Ibid.: Sp. 527].


[Закрыть]. Широко распространенное во Франции и Англии представление о подземном королевстве цыган не упоминается.

Цыгане у Цедлера – это natio infamata, бесчестный и чужеродный народ, который «пролез практически во все христианские уголки»[654]654
  [Ibid.: Sp. 520].


[Закрыть]. Подданные «благополучного» европейского государства должны избегать контакта с ними: теперь уже не потому, что они жуткие и непонятные, а потому, что об их происхождении, сущности и образе жизни все подробно известно. И то, что выяснилось, освобождает от обязательств быть милосердными и добрыми, которые налагает христианская нравственность.

Способны ли просвещенные философы, естествоиспытатели, кабинетные ученые и поэты без возражений принять ситуацию, в которой многое происходит не от разумного применения рассудка, а от незнания и предрассудков? Тот, кто создает мечту о «цельном человеке», который лепит сам себя с помощью культуры и цивилизации, и мечтает о счастье для всего человеческого рода, должен столь же внимательно относиться к чужакам вблизи него, как и к тем, кто живет в дали недавно открытых континентов.

Начиная с раннего периода Просвещения в ученых трудах регулярно всплывают готтентоты, пигмеи, лапландцы и эскимосы как низшая человеческая раса, или как «переходная раса» между человеком и обезьяной[655]655
  Cp.: [Martin P. 2001: 195–203]. См. тж.: [Becker Th. 2005].


[Закрыть]. Здесь получается непосредственная связь с цыганами. Потому что со времени их появления их воспринимали как «черных», как «страшных и безобразных африканцев или мавров»[656]656
  Цит. по: [Anonym 1788: 282]. Автор цитирует из «Швабских анналов» Крузиуса на 1418 г.


[Закрыть] из-за их предположительно египетского происхождения, и тем самым причислялись к народам самого низшего ранга. В других источниках из-за того, что они католики, их называют «нубийцами» или «эфиопами». Себастьян Мюнстер в своей широко известной «Космографии» называет их «черный… народ»[657]657
  Цит. по: [Ave-Lallemant [1858]: 29]. Аве-Лаллеман цитирует Базельское издание 1628 г.


[Закрыть]. При их появлении в Париже летописец отмечает:

Мужчины были очень черны и волосы у них были курчавые. Безобразнее и темнее, чем их женщины, никто никогда не видел. У всех были раны на лице [вероятно, татуировка] и волосы черные, как конский хвост[658]658
  Pasquier, в: [Gronemeyer 1987: 53].


[Закрыть].

Аналогично пишется в Констанцской городской хронике: «В 1430 году пришел тут один черный народ…»[659]659
  Цит. по: [Winstedt 1932а: 102].


[Закрыть] Один швабский источник называет «неграми»[660]660
  Цит. по: [Nagel 1989: 63].


[Закрыть] некую группу синти, которые в 1703 г. оказали сопротивление принудительному изгнанию. Тем цыганам, которые уже не могут возводить свое происхождение к египтянам, все вновь и вновь вменяется чернение кожи. Роман Гриммельсгаузена про Кураж – один из многих примеров. На уникальную комбинацию цвета кожи и расы решается бранденбургский маскарад «Точильщик ножниц» (1690):

 
Цыгане / чужой народ / вы черные индейцы;
Подойдите / и склонитесь / перед нашим романцем.
А краска не сойдет / хоть десять раз намылишь /
Найдите прачку себе / и венецианское мыло[661]661
  [Anonym [1690]].


[Закрыть].
 

Еще «Универсальный лексикон» Цедлера пишет: «цыгане цветом черноватые»[662]662
  [Zedier 1964: Sp. 521].


[Закрыть]. Согласно объявлению о розыске и поимке, касавшемуся цыгана, пойманного в 1782 г. судом курфюрста в Верл / Вестфалии, он «исключительно черен лицом, а черные как смоль волосы заплетает в длинную косу»[663]663
  Цит. no: [Lemmermann 1986: 41]. Леммерманн цитирует «Документальное описание различных обнаруженных находящейся при суде курфюрста в Верле инквизицией жуликов и бродяг».


[Закрыть].

Образ черного «африканского» цыгана глубоко врезается в культурную память и долго доминирует над укрепляющимся в начале XIX в. представлением о принадлежности цыган к восточноазиатскому типу оливково-коричневых индийцев. Этнографический труд 1842 г., который подхватывает этимологические спекуляции, утверждает: «Цыгане называют себя также “черные кале”, “мелеле”, в России – “черный народ”,, в Испании также их язык называется “кало”»[664]664
  [Heister 1842: 10].


[Закрыть]. Еще в начале XX в. в путевом очерке «Цыгане» (1909) датского писателя Мартина Андерсена-Нексе (1869–1954) обнаруживается следующий портрет:

Цыган даже при большом стечении людей сразу приковывает к себе взгляд непривычной формой головы и темным цветом кожи, которая, как у негра, не излучает света и при беглом взгляде оставляет лишь темное пятно на сетчатке глаза[665]665
  [Andersen-Nexö 1964: 58 ff.].


[Закрыть]… У них [цыган] низкие лбы, широкие носы и блуждающий злобный взгляд; этот взгляд, как и их лихорадочные движения и наглые гримасы, придает им сходство с обезьянами[666]666
  [Ibid.: 62].


[Закрыть].

Чуть ли не до середины XVIII в. темнота кожи цыган, точно так же как привезенных на европейские дворы африканцев, воспринимается как экзотическая странность[667]667
  См.: [Sadji 1985].


[Закрыть]. Они являются воплощением всего чуждого и постороннего. Домыслы о происхождении этого необычного для умеренных широт цвета кожи дистанцию не сокращают. Наоборот, их объединяет попытка расшифровки особого цвета кожи как стигмата, как запечатленную на всем теле целиком «каинову печать». Этому противостоит рассказанная в Книге Бытия история сотворения мира. Представление об общем происхождении всех людей от Адама и Евы приходится обходить стороной, если мы хотим приемлемо объяснить принципиальное различие рас. При этом вырисовываются две линии: так называемая преадамитская теория, утверждающая, что Бог на шестой день создал только людей, похожих на него ликом, белых и родственных им рас, других, черных, напротив, на пятый день вместе со зверями[668]668
  Cp.: [Bitterli 1976: 329].


[Закрыть]. И с точки зрения аргументов более убедительная теория, следующая генеалогическому описанию Ветхого Завета, которая видит в потопе, поглотившем все предшествующие поколения, новое начало.

Просвещенные медики, антропологи, философы и языковеды уже не удовлетворяются тем предположением, что цыгане являются потомками Хама или Кама, неудачного сына Ноя и прародителя «черных». Столь же мало они уверены в цвете кожи[669]669
  Cp.: [Mazzolini 1990].


[Закрыть]. Они раздевают «черных», собирают их черепа, расчленяют тела, снимают с них кожу и проверяют, линяет краска или нет[670]670
  См.: [Barkhaus 1993].


[Закрыть]. Ученик и коллега Иммануэля Канта (1724–1804) Кристиан Якоб Краус (1753–1807) относится к первым смельчакам, которые с помощью доверительного лица на месте, сельского проповедника Циппеля из Нибудцена в Литве, захотели на систематической основе обследовать цыган с точки зрения науки[671]671
  См. для уточнения обстоятельств и сути прекрасное исследование Курта Ретгерса, которому наука благодарна за такие необычные изыскания: [Röttgers


[Закрыть]. Краус проверяет на достоверность утверждения, что чернота якобы имеет искусственное происхождение и является окрашиванием или происходит от недостатка гигиены, вступает в полемику с влиятельной тогда теорией климатических зон, учитывая наблюдения над цветом ладоней и стоп африканцев, а также собирает сведения за и против принадлежности цыган к черным либо к «оливково-желтым» народам Индии. Свои исследования он не публикует, а передает материал дальше[672]672
  1993].


[Закрыть]. Его преемники Иоганн Э. Бистер (1749–1816) и Август Фридрих Потт (1802–1887), один из наиболее значительных историков языка второго поколения после братьев Гримм и Франца Боппа (1791–1867), без каких-либо ограничений предпочитают тезис об индийском происхождении и африканский след больше не прослеживают.

После 1800 г. окончательно отказываются от диффузного восприятия чужого в пользу скрупулезного внимания к строению тела, форме черепа и волосяному покрову. Онаучивание, однако, не отменяет общую иерархию. В случае с цыганами уничижительные характеристики «Черного периода» сменяются антропологической систематизацией и благодаря достигнутой научности обретают дополнительную пробивную силу. Генеалогические ответвления сменяются расовыми эквивалентами, так что теперь цыгане, будучи индийцами, могли быть по-прежнему в качестве «негров Европы» причислены к черным. Исключение их из союза народов Европы, из пространства, в котором они нашли родину начиная с XV столетия, как теоретически, так и практически приближается к обращению с еврейскими меньшинствами. В первой половине XIX в. соответственно увеличивается число антисемитских памфлетов, где цыгане сравниваются с евреями. Вот пример 1835 г.:

Евреи иностранцы, цыгане тоже. Уже внешность представителей обеих наций во многом обнаруживает поразительное совпадение. Взгляните только на блестящие черные волосы и сияющие черные глаза; разве они не одинаковы у цыгана и у еврея? Темный цвет кожи, свойственный по крайней мере большинству абрамидов, может свидетельствовать в пользу общего корня обоих народов. Да и весь прочий облик, редко высокий рост, стройное телосложение одинаково характерно для обеих наций. В еще большей степени в образе жизни во многих вещах находим мы удивительное совпадение… Однако больше всего сходства в духовном отношении, где оба народа обнаруживают такую гармонию между собой, что это даже озадачивает. И те, и другие при хороших задатках полны коварства и изворотливости; и те, и другие с честностью не дружат… Боязнь любой серьезной работы – это тоже характерная черта обеих наций. Но что еще больше убеждает нас в том, что все это – одна шайка, так это их упорное желание настаивать на своих особенностях, несмотря на все преследования и тяготы[673]673
  [Tetzner 1835].


[Закрыть].

Доказательство индийского происхождения не выводит из строя связи по сходству между цыганами и черными, если речь идет о том, чтобы приписать цыганам что-либо уничижительное. Тогда сведения о кочующих, шпионящих в пользу Турции, живущих воровством, неимущих бандах цыган действуют на восприятие вновь открытых африканских народов или «бушменов», которые тогда считаются живущим «ордами» «мерзким и ненавистным воровским сбродом», а также «шпионами и разведчиками “готтентотов”[674]674
  [Waitz 1860: 318].


[Закрыть]. Бушменов рассматривали «обычно не как народ или племя, а как толпы сбежавшихся вместе воров и разбойников самого разного происхождения»[675]675
  [Ibid.: 327].


[Закрыть].

Треугольник презираемых народов возникает тогда, когда были открыты индийские парии. После победы тезиса об индийском происхождении цыган согласно процедуре эквивалентного приравнивания они предлагаются в предки цыган. Парии же, в свою очередь, сравниваются с «африканскими маврами». Согласно представлениям Петера фон Болена (1796–1841) они должны «по умственным дарованиям… практически отставать от животных»[676]676
  [Bohlen 1830:43].


[Закрыть]. С одобрением цитирует он ученого, для которого они являются «самым непристойным племенем, одним словом, презренным вонючим народом; безбожным сбродом, который в зимнее время крадет много скота, убивает его, а шкуры продает»[677]677
  [Ibid.].


[Закрыть]. И добавляет, что

парии образуют дрожжи и первоначальный бульон для индейцев [имеются в виду индийцы], у них порочный нрав, они вороваты и ужасные лгуны; их основная пища, до которой они страсть как охочи, это падший скот; они раболепны, трусливы и жестоки, обжорливы и похотливы и совокупляются почти публично, словно скот[678]678
  [Ibid.: 43 ff.]


[Закрыть].

Болен считает, что аналогии с «нашими цыганами»[679]679
  [Ibid.: 44].


[Закрыть] нельзя не заметить:

Их любовь к золоту и серебру столь же безгранична, как и вожделение по отношению к трупам, табаку и дурманящим напиткам, чем они доставляют неприятности прежде всего индийцам. Наряду с кузнечным ремеслом, которое они осуществляют самыми примитивными инструментами, они много занимаются конским барышничеством, а также, если у них есть возможность, разъезжают на лошадях по всей стране[680]680
  [Ibid.: 45].


[Закрыть].

Этнографическое описание индийских парий, история переселения около 1400 г. и характеристика цыган сливаются в картину варварского существования на грани принадлежности к человеческому обществу:

Их переселение началось после опустошительных походов Тамерлана (1398); в 1417 году появились первые цыгане в Венгрии, и затем они распространились по всей Европе. Их индийское происхождение, которое можно было бы счесть весьма вероятным уже исходя из физического сходства с индийскими варварскими племенами, а также из одинаковых склонностей, из пристрастия к гаданию и чувственным танцам, которым они научились у баядерок, особенно подкрепляется их языком, который подобен диалектам Пенджаба и настолько близок к индостанскому, что в их словарном запасе две трети восходят к индийским выражениям и даже к санскриту…[681]681
  [Ibid.: 46].


[Закрыть]

Болен следует модели, предложенной Генрихом Грелльманом, согласно которой новые сведения гибко добавляются в уже существующие структуры предрассудков. Если больше никто не сомневается, что цыгане индийского происхождения, то они и в месте своего происхождения должны занимать место, соответствующее их положению в европейской иерархии. Грелльман выбирает для этого низшую касту – париев, которая ему хорошо знакома:

Снаружи мы их узнали как в высшей степени нечистых и отвратительных людей; а если говорить о характере, то это люди с самым испорченным сердцем. Они вороваты, лживы и в высшей степени обманщики. И это самая точная картина южан[682]682
  [Grellmann 1787: 328]. Методом поиска эквивалентов можно добавить сюда и другие народы. «Так, Бюффон описывает лапландцев как людей без религии, без мужества, без заботы о себе, без стыда, без истории, без нравов, без государства, без правил, без языка и т. п.» [Barkhaus 1993: 163], или Альбрехт фон Галлер в 1770 году описывает азиатских жителей Камчатки как нечистоплотных, полигамных, трусливых дерьмоедов (cp.: [Guthke 2000: 29 ff.]).


[Закрыть].

Сравнение с готтентотами служит для того, чтобы представить на общее обозрение их чужеродность и бездомность в Европе и усилить практикующееся социумом презрение страхом и отвращением. Генеалогическое обоснование превращения в парий помогает создать модель изоляции, которая на базе разграничения чистого и нечистого льет воду на мельницу сегрегации.

Таким образом, заново сплетена сеть родства презираемых народов. Их объединяют не антропологические признаки, а целый список жестоких обид: лишение корней, неспособность к ассимиляции, паразитический образ жизни, мнимая слабость и фактическое бесправие. На примере стереотипов «чернота» и «еврейство» мы также можем проследить, как приписываемые соответственно той или другой группе свойства переносятся и усиливаются[683]683
  См.: [Gilman 1992: 21].


[Закрыть]. Несмотря на развиваемую науками дифференциацию, одновременно происходит противоположный процесс. Соответствующие свойства и реальные особенности полностью стираются и исчезают за завесой общих представлений о сущности лишенных территории, безродных сообществ. Возникает и продолжает вписываться в анналы дискурс о других и чужих, который не допускает ни пустот, ни разрывов.

Семейная сеть презираемых и изолированных народов возникает не только путем нагромождения мрачных предрассудков необразованных и невежественных слоев людей. Если, например, уже упоминавшийся «профессор восточных языков и литератур при университете Кёнигсберга»[684]684
  [Bohlen 1830].


[Закрыть] Петер фон Болен в работе, посвященной Августу Вильгельму Шлегелю (1767–1845) и Францу Боппу, сопоставляет индийских парий и кавказское «негритянское племя», ища общие черты, то выявляется совершенно особый аспект. Эта сеть не в последнюю очередь продукт академической, научно-популярной и литературной практики. Этот дискурс потому так успешен, что он сводит сложность отношений к сочетанию знакомых картинок и привычных повествовательных канонов, обращается к авторитетам в области знаний и выдает появляющиеся одно за другим указания к действию при обращении с чужим. Родственный в этом с литературой, он способен постоянно создавать новые картины и рассказы и временами придавать им эстетический блеск.