Текст книги "Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения"

Как антропологический и эстетический дискурсы по очереди друг друга авторизируют и в конце концов генерируют действенные образы коллективного (не)знания и доперсонажного восприятия, можно наблюдать на примере Шиллера, который в своем «Фиеско» (1783) выводит на сцену мавра в роли злодея, но еще больше в этой связи вспоминаются рассуждения Лессинга о безобразном и об отвращении в знаменитом исследовании «Лаокоон» (1766). В последней трети XVIII в. культурная деятельность народов рассматривается в том числе и как эстетический феномен. В то время как «приплюснутый нос с выпирающими ноздрями»[685]685
  «Laokoon oder über die Grenzen der Malerei und Poesie», в: [Lessing 1968:


[Закрыть], как проявление безобразного, ставится Лессингом на границу достойного для искусства, описание свадьбы «готтентотов» вызывает «отвращение и ужас»[686]686
  [Ibid.: 180].


[Закрыть]:

Раздавленный хрящ носа, вялые, свисающие до пупа груди, все тело размалевано козьим жиром, сажа чернеет на солнце, масло капает с волос, руки и ноги обмотаны свежими кишками!..[687]687
  [Ibid.].


[Закрыть]

Лессинг в этом месте создает парафраз к английскому рассказу лорда Честерфилда (1694–1773) из журнала «Знаток» («The Connoisseur»). Его страшные описания и позже не раз упоминались в качестве этнографических фактов[688]688
  См.: [Sarasin 2001: 199].


[Закрыть], по большей части, как здесь, то есть без указания на то, что это литературное произведение. С момента создания Капской колонии в 1652 г. ван Риибеком до Европы стали доходить известия о колонизированных южноафриканских народах, которые, по рассказам, «оскорбляют восприятие» и возмущают сердца. Сравнение с цыганами всплыло очень быстро. И «архизлодей Хемперла» тоже должен, по мнению автора разговоров мертвых, чувствовать в себе варвара-готтентота:

От ярости и лютой вражды я мог бы поступить почти как готтентот / съесть сердце моего врага / вылакать его кровь / его потрохами / я обмазал бы себя и увешал / если бы так можно было разгуливать публично[689]689
  [Anonym о. J.d: 15].


[Закрыть].

Африканский свадебный ритуал описан как оргия каннибалов. Обе доцивилизационные инсценировки исключают всякую эмпатию. К социальному и этническому презрению добавляется омерзение как эстетико-чувственная констатация.

Надежное и признаваемое повсеместно всеми учеными открытие самостоятельного «цыганского языка», для которого позже наряду с региональными наименованиями утверждается термин «романи» (romanes)[690]690
  [Matras 2003: 232].


[Закрыть], извлекает цыган на свет из социального небытия окраинных слоев населения обратно в круг народов земли. По крайней мере, оно на мгновение открывает эту возможность. Кристиан Вильгельм Бюттнер (1716–1801), составивший первые сравнительные таблицы, гадает, не являются ли цыгане «вообще индостанско-афганским племенем»[691]691
  [Büttner 1771:4].


[Закрыть]. Иоганн Рюдигер смог в своем основательном труде «О языке и происхождении цыган из Индии»[692]692
  [Rüdiger 1990].


[Закрыть] (1782) доказать его тесное родство с санскритом. Август Фридрих Потт, создатель первого словаря и сравнительной грамматики цыганского языка, в 1844 г. подводит итоги исследований за последние полвека: «Все они на основании сравнения языков, дополняя его прочими привходящими обстоятельствами, делают вывод, причем справедливый, об индийском происхождении цыганского народа»[693]693
  [Pott 1844: 3]. К важнейшим этапам исследования языка «романи» относятся следующие работы различной значимости: [Anonym 1755; Grolman 1822; Bischof! 1827; Pott 1844; 1845; Ascoli 1865; Miklosich 1984; Sowa 1898; Finek 1903; Wolf S. 1960; Boretzky 1993].


[Закрыть].

Открытие языка «романи» было дискурсивным событием, которое грозило обрушить всю прежнюю систему знаний о цыганах. Лишенные тайны «египетского» происхождения народы рома оказываются одной из многих групп, которые Великое переселение народов привлекло в Европу, и к тому же являются частью богатой переменами европейской истории. Будучи потомками индийцев и тем самым далекими индоевропейскими родственниками, они должны были бы занять в иерархии народов более высокую ступень. Начинает шататься и утверждение о том, что они якобы являются ферментом для социального дна преступного мира, поскольку романи никоим образом не идентичен разнообразным воровским языкам Франции, Англии, Испании или Германии. Хотя ранний английский список слов (1542) содержит слова на романи и часто проводят разграничение между ним и воровскими языками[694]694
  Cp.: [Matras 2003: 235].


[Закрыть], никогда не делается языковедческий вывод о самостоятельности этого языка. Одному из редких наблюдений, говорящих о том, что цыгане обладают собственным языком, «который никому другому не понятен»[695]695
  Guler, в: [Gronemeyer 1987: 46].


[Закрыть], как говорит Иоганнес Гул ер фон Вайнек (1562–1637) в 1616 году в своем труде «Raetia», противостоит господствующая точка зрения, что «они придумали собственный язык»[696]696
  Becanus, в: [Gronemeyer 1987: 78].


[Закрыть], чтобы обсуждать кражи: так рассуждает Иоганнес Беканус (1518–1572) в 1580 г. в своей «Hermathena». Опросы и допросы цыган, как те, что были произведены в Моравии в в 1747 г. после ареста цыган, пролили совсем немного света на эту тьму, поскольку устная традиция ограничивает воспоминания говорящих тремя поколениями. Отдельного имени для языка романи не наблюдается, но использование различных чужих наименований показывают:

Их язык, на котором они говорят между собой, одна женщина назвала «цыганским» (ciganska), одиннадцатилетний мальчик хорватским (charwatska), а все остальные единодушно египетским. […] У них этот язык от их дедов, и они учатся ему друг у друга. Одна молодая цыганская девушка, которую об этом спросили, сказала это, и наивно добавила: «Мы его не выдумали; это просто египетский язык». Одна цыганка лет 39 сказала, что она этот язык переняла от мачехи, которая была египтянкой…[697]697
  [D’Elvert 1859: 131].


[Закрыть]

С фактом обладания самостоятельным, пронесенным сквозь много веков языком, причисляемым к одной из крупных европейских языковых семей, в игру вступает важный цивилизационный критерий, который, казалось бы, должен устранить недостаток в виде темного происхождения, тем более что антропология, принявшая как раз разграничение людей на пять рас, предложенное в 1776 г. Иоганном Фридрихом Блюменбахом (1752–1840)[698]698
  См.: [Lilienthal 1990: 34].


[Закрыть], подкрепляет лингвистические данные. Кантианец Кристоф Гиртаннер (1760–1800) относит цыган в своей «Естественной истории», где материал распределен в соответствии с цветом кожи, к расе «оливково-желтых», «индостанцев»[699]699
  [Girtanner 1796:59].


[Закрыть], и приводит в качестве примера исследованных учеником Канта Краусом литовских цыган для опровержения теории климата, поскольку они «за почти четыреста лет нисколько не изменились»[700]700
  [Ibid.: 119].


[Закрыть]. Они сохранили не только цвет кожи, но и другие характерные для них особенности»[701]701
  [Ibid.: 123].


[Закрыть]. Последствия этого открытия упоминаются фрагментарно, но неуклонно на протяжении более чем полувека, начиная с просветительских трудов по романскому языкознанию и до работ позднеромантических и позитивистских этнографов. Романтическая наука видит в языковых исследованиях путь к аутентичному облику характера соответствующего народа[702]702
  См.: [Ölender 1995].


[Закрыть]. Каждый язык, который, подобно языку романи, сохранил свой исконный характер, представляет собой, с их точки зрения, значительный культурный капитал. Однако языковые теории составляют также сердцевину просветительской антропологии. Языковая способность принципиально отличает людей от прочих тварей, и именно она является ключевым инструментом восхождения к высотам культуры. Она не в последнюю очередь способствует образованию наций и хранит историю человечества.

Правда, язык цыган, если брать всю палитру исследований по самым разным дисциплинам, является темой периферийной. Однако в связи с поисками следов прежних ступеней языка и не в последнюю очередь – праязыка он будит определенные надежды. Иоганн Готфрид Гер дер (1744–1803) наряду с древнееврейским языком рассматривает индийские языки как древнейшее доступное нам наследие праязыка[703]703
  Ср.: [Ibid.: 15].


[Закрыть]. Санскрит в отличие от древнееврейского приобретает на исходе XVIII в. особый вес, и к нему обращено особое внимание как к древнейшей ступени широко разветвленной языковой семьи[704]704
  Ср.: [Ibid.: 17].


[Закрыть]. «Санскрит, каким бы древним он ни был, отличается удивительной структурой. Он совершеннее, чем греческий, и богаче, чем латынь, и обладает гораздо более изысканной утонченностью, нежели оба названных языка»[705]705
  Цит. по: [Ölender 1995: 18].


[Закрыть], – говорится в одной английской работе 1786 г. История языка переориентируется на изучение «индоевропейского», где программной составляющей становится опубликованная в 1808 г. работа Фридриха Шлегеля (1772–1829) «О языке и мудрости индийцев», научным камертоном – «Сравнительная грамматика» Франца Боппа (1833–1849), а также грамматика и словарь цыганского языка Потта. Если опираться на базовое положение о том, что архаичные языки позволяют заглянуть в доисторический период общества, то тогда романи, как язык народа, который предположительно на протяжении столетий ведет неизменный образ жизни, мог стать важным следом, ведущим в самый ранний период истории человечества[706]706
  [Ölender 1995: 19].


[Закрыть]. Ибо, по словам Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835), «язык тесно сплетается с духовным развитием человечества, он сопровождает это развитие на каждой ступени его локального продвижения вперед либо регресса, и всякий раз новое культурное состояние запечатлевается и в нем»[707]707
  [Humboldt 1836: 5].


[Закрыть]. Сами же языки, по мнению филолога Фридриха Августа Вольфа (1759–1824), образуют «первые произведения искусства, созданные человеческим духом, и содержат целую сокровищницу общих идей и форм нашего мышления»[708]708
  [Wolf Fr. 1986:91].


[Закрыть].

Такие убеждения лежат в основе исследовательских программ, посвященных языку и народной литературе, инициаторами которых были Якоб и Вильгельм Гриммы или Клеменс Брентано и Ахим фон Арним, – и программы эти послужили образцом для многочисленных аналогичных проектов в разных странах Европы. Язык цыган вопреки пробудившимся с его открытием ожиданиям практически не затрагивается. Историки языка, которые ведут кропотливую работу по сравнительной морфологии, передвижению согласных и составлению списков слов на романи, не видят причины запрашивать «сокровищницу идей и форм мышления», которая и у этого языка согласно господствующей языковой теории должна иметься. И связанное с появлением цыган представление об «оригинальном народном своеобразии»[709]709
  [Humboldt 1836: 23]


[Закрыть] не вдохновляет на то, чтобы изучать их язык с той же серьезностью, как и свой собственный. Напротив, после открытия цыганского языка грубые дискриминационные стратегии не заставляют себя долго ждать. Они в первую очередь служат той цели, чтобы вновь ослабить связи между выросшим из колыбели человечества санскритом и романи как языком бескультурного народа. Осторожно поступает Потт, когда он ссылается на дальнее индийское происхождение:

Мы полагаем,, что можем утверждать, будто цыганский языковой тип… является индийским, и благодаря специфике своих наиболее тесных связей не столько из-за близости к санскриту, а скорее к уже давно запущенным формам индийских народных говоров действительно должен был бы рассматриваться как пришедший из Индии[710]710
  [Pott 1844: 58].


[Закрыть].

Атрибут «запущенный» в описаниях языка романи делает в XIX в. блестящую карьеру. В качестве ступени «невероятного неряшества и огрубления… совершеннейшего по своему строению из всех языков»[711]711
  [Kittlitz 1885: 355].


[Закрыть] или в качестве «broken-down Hindu dialect»[712]712
  [Tylor 1898: 112].


[Закрыть] цыганский язык отодвигается от санскрита на значительную дистанцию.

Предполагаемая запущенность нигде не ставится в связь с возможной неполноценностью языкового состава, грамматики, синтаксиса или лексики. Зато выдумываются – что по причине кастовости индийского общества шито белыми нитками – группы говорящих на низшей ступени социума, к которым приписывают цыган. Для своей образованно-буржуазной публики филологически и исторически осведомленный писатель Густав Фрайтаг приводит аргументацию с антисемитским подтекстом, основу для которой подсказал Потт:

Язык возникает как диалект единственного в своем роде и особенного индийского племени, как заброшенное дитя благородного санскрита; почти в каждой стране, где этот народ в своем безумном бегстве остается на некоторое время, он крадет для себя что-нибудь чужое, и его платье покрыто заплатами всех народов, так что лишь изредка там и сям видны настоящие золотые нити[713]713
  [Ibid.: 112].


[Закрыть].

Фрайтаг принижает самостоятельный язык до диалекта и персонифицирует его как нечестного члена семьи. Молодому сравнительному языкознанию лексика языка романи, например, наличие армянских и греческих лексических сегментов, дает плодотворные сведения о путях миграции цыган. С их помощью можно реконструировать систему ранних заимствований и языковой ассимиляции и выявить очередность событий во времени. Фрайтаг обрезает эти предметные сферы и нахлобучивает на историко-языковое развитие дурацкий колпак отживших свое стереотипов: пестрая, жалкая одежда и заведомая страсть к воровству. Под конец проглядывает расистская модель бастардизации «чистых» языков.

Другая стратегия заключается в том, чтобы проверить словарный запас и объявить его свидетельством низшей ступени развития с ограниченными выразительными возможностями,

…поскольку цыган, как представитель народа, находящегося на детской ступени духовного развития, пользуется языком только для удовлетворения конкретных потребностей, и в целом вообще не способен к абстракциям. Кроме того, этот язык беден средствами выражения чувств. Не знакомый с возвышенными искусствами цыган, конечно, не может располагать собственными оборотами речи для обозначения живописи, художника, кисти, картины и т. п.[714]714
  [Kittlitz 1885: 382].


[Закрыть]

Для языка, традиционно существовавшего в устной форме, лишь фрагментарно доступного языковедам, на котором на тот момент не существовало литературных текстов, ожидаемый результат.

В конце концов, взгляд на цыганский язык направляется не вверх, как на отпрыска воспеваемого санскрита, а вниз, к низменному и испорченному вбиранием в себя других языков народному диалекту На него смотрят с тем же снисхождением, что и на идиш[715]715
  Ср.: [Volkov 2001: 88].


[Закрыть], который до 1800 г. тоже считался языком жуликов. Но цыганский язык в отличие от идиша слишком чуждый и незнакомый, за редкими исключениями, не используется в художественной литературе, когда надо негативно охарактеризовать персонаж через его речь.

Августа Фридриха Потта, научная репутация которого существенно повысилась благодаря его книге о цыганах, начинает в конце концов одолевать неловкость, когда он обращается к языковому варианту испанских цыган:

…мне стало жалко времени, да к тому же, честно говоря, пропало желание далее заниматься этим безобразным и по сути своей неинтересным жаргоном гитанос, тем более что с этимологической точки зрения так мало можно из него выжать[716]716
  [Pott 1845: 111].


[Закрыть].

И все же отдельные голоса, которые в XIX в. высказывают озабоченность в связи с уничижительной оценкой цыганского языка, называя его «по звучанию и строю очень красивым языком… правда, это очень смешанный язык, но есть много слов, которые в чистом виде сохранили родство с санскритом», и не считают его «смешанным языком отверженных и парий», – эти голоса во внимание не принимаются.

Открылась ли перед группами народов рома в странах Европы на фоне антропологических знаний эпохи Просвещения перспектива интеграции, или, пользуясь языком того времени, цивилизационная перспектива? Точнее говоря: касаются ли меры, направленные на «искоренение варваров и изгнание из рядов народов грубости, дикости, безнравственности»[717]717
  Цит. по: [Bollenbeck 1994: 64].


[Закрыть], чтобы добиться «власти и счастья государств»[718]718
  Цит. по: [Ibid.: 63].


[Закрыть], также и их? По крайней мере, идея организованного сверху согласно соображениям о необходимости, охраняемого и контролируемого общества сталкивается с проблемой безуспешной политики изоляции и изгнания в прошлом. К какому-либо изменению общественного статуса цыган и улучшению их положения не ведут ни гуманитарные науки того времени, ни политические перевороты, подобные Французской революции, даже если шанс впервые предоставляется. Никто не спорит, что данные антропологии и развитие языкознания имеют свое эхо. Но как только вырисовывается возможность толкования их в сторону конкретной социальной практики и расширения прав, их вместо этого используют для нового витка изоляции. Антропологические знания заостряют вопрос о национальной и культурной идентичности. Свойства и ценности, определяемые как важные в этом плане и присущие европейцам, расположившимся на высшей ступени цивилизации, рассматриваются как несовместимые со свойствами и ценностями цыган. Хотя тех и других с точки зрения генеалогии народов и языка объединяет многовековая история, их разделяет образ жизни на тот момент, как и много веков назад. Но если природа, также объединяющая род человеческий, ограниченна и неизменна, а цивилизация, напротив, динамична и неограниченна, тогда место для цыган имеется: это место детей природы внутри цивилизации, которые, тем не менее, из нее исключены. Это исключение одновременно и фундаментально, и неопределенно: фундаментально, потому что граница там, где разделяются природа и культура; неопределенно потому, что она допускает широкий спектр приписываемых характеристик: от нарушителей закона по причине подлой натуры до «добрых дикарей». Теперь их близость в отличие от предшествующей фазы в качестве условия требует соблюдения законодательно обеспеченной дистанции в повседневной жизни, чтобы распознать в них противоположность себе самим. Европейский «культурный человек» – это все то, чего нет у цыган. По их состоянию он судит, как далеко ушел вперед.

В такой позиции различаются три линии ее обоснования. Во-первых, отсутствие письменной культуры исключает цыган из решающих процессов коммуникации и блокирует доступ к высшим ступеням культурного прогресса. На пороге новой истории закосневание в стадии устности представляется драматическим началом упадка и гибели. Не без пафоса, исполненный самоуверенности, Якоб Гримм пишет: «Без языка, поэзии и вовремя утвердившихся изобретений письменности и книгопечатания лучшие силы человечества рассеялись и истощились бы»[719]719
  [Grimm 1958: 33].


[Закрыть]. Тесно смыкается с названным и предположение об отсутствии у цыган религии. Несмотря на крещение или обращение в мусульманскую веру в Османской империи, они, по пристрастному мнению, бытующему начиная с XV в., остались нечувствительны к «слову» Божьему. Монотеистические религии, черпающие свой авторитет в изложении Писания, испытывают недоверие по отношению к устным культурам, которые они подозревают в служении шаманским идолам и в черной магии. Во-вторых, у них, как кочевых орд или банд с очень простой социальной организацией, якобы отсутствует стремление к образованию наций или государств. Без собственной территории, без пространства расселения и без собственности они исключены из любого процесса политико-экономического развития. В отличие от живущих точно так же разобщенно евреев их ничего не связывает с первоначальной территорией расселения, за которую они ошибочно принимали Египет. В-третьих, длящееся в течение многих сотен лет нахождение среди европейских стран, считающихся высшей ступенью цивилизации, ничего не смогло изменить в их бескультурном поведении и их варварских привычках в еде, на которые все вновь и вновь обращают особое внимание. За это время у них не развилось ни историческое самосознание, ни интерес к культивированию предания. Как неисправимые примитивы, они могут наслаждаться только низшими формами счастья:

Всякое доброе, высоконравственное чувство,, по-видимому, им чуждо, и всякая душевная сила находится с ними в разладе. Тем не менее цыганские радости есть… Во-первых, например, есть жирное жаркое, зажаренная на полевом костре, хорошо освежеванная и хорошо окропленная кошка, лиса, украденная курица, пойманный на морозе заяц, а также, конечно, косуля и тому подобное; после удачного налета попойка и танцы под оглушительную музыку[720]720
  [Anonym 1788: 295 ff.].


[Закрыть].

Если цыгане закоснели в природном состоянии кочевой орды, то, по мысли Томаса Хоббеса, они превратились в постоянный очаг гражданской войны против формирующегося государственного порядка. Как заявляет Самуэль фон Пуфендорф (1632–1694), один из самых влиятельных идеологов просвещенного абсолютизма, человек, как существо, находящееся в плену у «дикой природы», может преодолеть это состояние только в том случае, если будет целенаправленно участвовать в создании «хорошего правления», которая ему, со своей стороны, предоставляет гарантии прав. Только в этом случае «развивается земледелие, духовные занятия и нравственное поведение»[721]721
  [Bollenbeck 1994: 57].


[Закрыть]. Из этого вырастает обязанность каждого гражданина на земле «развивать свои способности, чтобы они могли быть использованы на пользу другим»[722]722
  [Ibid.].


[Закрыть]. Цыгане, с точки зрения просветителей, эту гражданскую обязанность не выполняют.

Можно ли вообще ждать от них обучения и развития духовных занятий и нравственного поведения, хотели бы понять антропологи, наблюдая взвешенные меры, отражающие политику работы с населением, предпринятые в Австрии Марией Терезией и Иосифом II. С другой стороны, в последней трети XVIII в. под влиянием Жан-Жака Руссо (1712–1778) ведутся дебаты о том, не являются ли «дикие» народы более счастливыми, чем цивилизованные и «охраняемые» граждане[723]723
  См.: [Mühlmann 1968: 54–58].


[Закрыть]. Весомый довод против насильственного приспособления вырастает из опасения, что исконные культуры разрушатся в тот самый миг, когда в них признают достойную сохранения, поучительную раннюю ступень человеческого развития[724]724
  На это обращает внимание, к примеру, Фридрих Шиллер в своей Йенской вступительной лекции «Что означает и с какой целью внимательно изучается универсальная история».


[Закрыть]. Уже многократно упомянутый Иоганн Рюдигер, один из немногих, кто подчеркивает бесправие цыган как причину их одичания, колеблется между желанием, «чтобы они стали отдельной нацией, которая во всем имеет нечто своеобразное и отличное от нас»[725]725
  [Rüdiger 1990: 50].


[Закрыть], и требованием отказать им «в полномасштабной гражданской значимости и в естественном равенстве с нами, остальными сынами человеческими»[726]726
  [Ibid.: 47].


[Закрыть].

Генрих Грелльман, напротив, в своей очень авторитетной книге «Исторический опыт о цыганах»[727]727
  [Grellmann 1787]. Критический анализ у: [Ruch 1986; Breger 1995; Willems W. 1995; Ufen 1996].


[Закрыть], отрецензированной Кристофом Мартином Виландом (1733–1813) во влиятельном журнале «Немецкий Меркурий», переведенной в 1787 г. на английский (Лондон), в 1788 г. на французский (Метц), в 1791 г. на голландский (Дордрехт) языки и многократно переиздававшейся как плагиат, подогревает сомнение в цивилизируемости цыган. Геттингенский профессор статистики, член преподавательского состава самого уважаемого в те годы университета Германии, по сравнению с гораздо более оригинальным, привлекающим исторические причины коллегой Рюдигером из Галле, не осмеливается выйти далеко за рамки уровня общих энциклопедических сведений «Универсального лексикона» Цедлера. Залог успеха его компиляции кроется, по-видимому, в ловкой комбинации устаревшего и сомнительного с более новыми результатами исследований по антропологии и истории языка. Для привлечения интереса он в виде исторических анекдотов приводит в книге целый ряд нелепиц и мерзостей об употреблении в пищу падали, об украденных детях и случаях каннибализма[728]728
  Cp.: [Grellmann 1787: 42, 54–60].


[Закрыть] и разжигает фантазию читателя рассказом о «восточном образе мыслей» у цыган:

Далее, ничто не превысит разнузданность похотливых нравов, которые привычны у этого народа. И в особенности этот упрек касается противоположного пола. Незнакомые с каким-либо чувством стыда, они предаются своей страсти. Мать старается обучить дочь самым позорным искусствам, чтобы она с ранних лет своего детства сделалась жертвой сладострастия; и не успеет она вырасти, как станет тоже совратительницей других[729]729
  [Ibid.: 159].


[Закрыть].

Считаясь людьми, которые, не имея никаких регулирующих моральных представлений, полностью подчинены своим влечениям и растрачивают жизненную энергию в чистом виде, не пропуская ее через разум, цыгане, подобно онанирующим юношам, о которых в то же самое время ведутся серьезные медицинские и морально-философские дебаты, относятся к «анормальным людям»[730]730
  [Foucault 2003b].


[Закрыть]. Сладострастие, как не поддающееся доводам разума вожделение, и в литературе XVIII в. представлено как причина преступной, разрушающей социальные отношения жизни. Тот факт, что согласно этой логике цыганские женщины, на долю которых в соответствии с буржуазным идеалом семьи возлагается миссия хранить нравственность и честь, занимаются делами противоположными, обрушивает на них всеобщее презрение. Их поведение, за которое они, согласно общепринятому, глубоко въевшемуся представлению, платят преждевременным старением и ведьмовской безобразностью, представляет собой, с точки зрения Грелльмана, один из невосполнимых дефицитов цивилизованности. Цыгане – это не менее чем нравственные «уроды»[731]731
  [Grellmann 1787: 126].


[Закрыть], грубые люди, которые чураются любой работы, «если она трудоемка и требует большого напряжения»[732]732
  [Ibid.: 80].


[Закрыть], и, как восточные люди, они невосприимчивы по отношению к любым новшествам и переменам[733]733
  Ср.: [Ibid.: 4, 5].


[Закрыть].

Поскольку привлечение прежде «вредных» людей к производству считается важным ресурсом прогресса, в попытке Грелльмана есть и соображения экономической целесообразности[734]734
  Cp.: [Ibid.: 183].


[Закрыть]. Несмотря на их могучее здоровье, невосприимчивость к погоде и ловкость рук, вред, по его словам, превосходит пользу, если интегрировать их в общество[735]735
  Cp.: [Ibid.: 173].


[Закрыть]. Грелльман в максимальной степени придерживается третьей из приведенных выше линий аргументации, в сочетании с обобщенной, не принимающей в расчет индивидуум, типологией народов и дополненной наивным раннепросветительским образом человека из низших слоев, который подобен несовершеннолетнему и освобождение которого таит опасные риски. Эта аргументация определяет обобщенный образ цыган, который он рисует:

Если представить себе людей с детским образом мыслей, с душой, полной грубых, неоформленных понятий; людей, которые руководствуются в большей мере чувственностью, нежели разумом, и пользуются рассудком и размышлениями, только чтобы изобрести средства для удовлетворения страсти по своему увлечению; тогда, мне кажется, вы получите истинное описание характера цыган[736]736
  [Ibid.: 155].


[Закрыть].

В отличие от похожих на них людей, которые живут в городских или сельских условиях, цыгане, с точки зрения Грелльмана, опираясь на свое индийское наследие парий, привнесли в Европу паразитическое поведение, чуждое прогрессу цивилизации. Тем самым при помощи окольного пути просветительских знаний он возвращается обратно, к концепциям преследования цыган в ранний период Нового времени.

По сравнению с начинающейся эмансипацией и ассимиляцией евреев, у цыган Грелльман сталкивается с разительными отличиями. Жизнь евреев определяется религией, глубоко уходящей корнями в историю человечества, которая опирается на письменную традицию и ученое толкование. Среди цыган на тот момент, в который геттингенский статистик осуществляет анализ работ для своего исследования, не открыто было никаких достоверных следов собственной религии. Учитывая индийское происхождение цыган, ученик кантианской школы Краус делает очередной дерзкий разбег в сторону буддизма или нехристианской веры. Через своего посредника он, например, пытался разведать, знают ли цыгане «о Далай-Ламе»[737]737
  [Ibid.: 164].


[Закрыть] и «нет ли у них между собой каких-нибудь священных дней и религиозных обычаев, связанных с предрассудками»[738]738
  Цит. по: [Röttgers 1993: 65].


[Закрыть]. Рассматривалась также возможная тайная связь с евреями, о чем свидетельствует его вопрос, нет ли у цыган «более доверительных отношений с ними, чем у нас»[739]739
  Цит. по: [Ibid.: 67].


[Закрыть]. Ответы обнаруживают следующую картину: они крещеные и время от времени появляются на богослужениях. Автору это кажется свидетельством того, что цыгане чужды всякой духовной культуры, в том числе элементарной религиозной. «Поэтому» делает вывод Грелльман, «среди этого народа никогда еще не появлялся ни один ученый, да и никогда не появится, пока сохранится их сегодняшний образ мыслей»[740]740
  Цит. по: [Ibid.].


[Закрыть].

Это вовсе не замечание на полях, а результат усилий новых гуманитарных наук от антропологии до филологии, выстраивать иерархию народов как современности, так и прошлого в соответствии с достигнутым ими культурным уровнем. Фридрих Август Вольф ополчается в своем «Изложении науки о древностях» (1807) на оценку Шлегелем Индии и Востока как приоритета по отношению к Античности. С помощью ступенчатой модели, в которой определяющими являются те или иные формы письменности, а не только обладание письменностью и использование письма, он исключает Восток из сонма наук о древностях. Неоправданно, говорит он,

…ставить египтян, евреев, персов и другие нации Востока на одну доску с греками и римлянами. Одним из важнейших различий между первой и второй группами является то, что первые вообще не поднялись или поднялись всего на несколько ступеней над той разновидностью образования, которую надо было бы назвать гражданским полицированием или цивилизацией в противоположность более высоким собственным духовным культурам[741]741
  [Grellmann 1787: 164].


[Закрыть].

Духовная культура проявляется не в том, что некая элита пользуется письменностью для собственных целей, а в том, «что каждый представитель нации, который надеется на лучшие перспективы»[742]742
  [Wolf Fr. 1986: 16].


[Закрыть], в состоянии ею пользоваться. По этой причине

…азиаты и африканцы,, не прошедшие культивирование с помощью букв, а только цивилизированные народы, неразумно отлученные от наших границ; так же точно позже ставшие значимыми арабы, хотя они с помощью греков, как прежде и римляне, достигли определенного уровня культуры[743]743
  [Ibid.].


[Закрыть].

Без письменности и без участия в истории цивилизации страны своего происхождения – Индии цыгане имеют мало перспектив быть помещенными хотя бы на ступень «азиатов и африканцев», не говоря уже о европейцах. Жесткий противник их ассимиляции считает, согласно своей логике, что

…позор для нашего достаточно хорошего образования и высокого просвещения, что мы по-прежнему в заложниках у грубых приемов искусства варварского народа, у отбросов Индостана, которые даже простейшего письма печатными буквами не знают и не обладают элементарными понятиями истинной мудрости, но якобы умеют читать по звездам и в интимнейших уголках сердец[744]744
  [Ibid.: 18 ff.].


[Закрыть].

Прагматичные сторонники приводят аргументы не из философии истории и не из теории цивилизации, а из сферы народного воспитания. Один чиновник вюртембергской администрации в своем «Очерке мошенничества и попрошайничества» (1793), примечательном хорошей информированностью автора, ссылается на свой

конкретный опыт общения с цыганскими детьми «в сиротском приюте Людвигсбурга, где выросли многие из них»[745]745
  [Anonym 1788: 357 ff.].


[Закрыть]. У этих детей была «большая склонность… к каллиграфии и рисованию», у них был «замысловатый почерк», и они «без особого труда научались писать красиво»[746]746
  [[Schöll] 1793:590].


[Закрыть]. Знакомый с предрассудками, он не упускает случая отметить, что один цыган работает надсмотрщиком при строительстве крепости, «потому что он умеет хорошо читать и писать»[747]747
  [Ibid.].


[Закрыть]. Автор относится к прагматичным реформаторам, которые надеются с помощью принудительно проводимых воспитательных мероприятий освободить детей цыган, которых удалось заполучить, от круговорота невежества, бедности и преступности. К более чем элементарным знаниям, к «предметам чистого разума»[748]748
  [Ibid.: 591].


[Закрыть], они, согласно его представлениям, предрасположенности не проявляют.

Одним из немногих ученых, который осознает последствия, с которыми стоит считаться разным сообществам в литеральном обществе, если они упорно сохраняют устную культуру, – это Иоганн Э. Бистер, который в 1793 г. пишет в «Белинском ежемесячном журнале», органе прусских просветителей: