Текст книги "24 часа"

– Вы не интересуетесь ими – вот что вы имеете в виду. – Он улыбнулся. – А с какой стати вы стали бы ими интересоваться? Возиться с ними и в самом деле довольно скучно.

– Это вы сказали. – Я тоже улыбнулась. – Не я.

– Но это не означает, что и мы скучные. Я имею в виду тех, кто работает в сфере информационных технологий.

– О-о, это замечательно.

– Я стараюсь как могу. И мне моя работенка нравится.

– Да, это замечательно. А где вы работаете?

– Здесь, в городе. Хотя предпочел бы, пожалуй, работать в деревне. Наверное, я старею. Город – он такой… Не знаю. В нем иногда уж слишком людно.

– Да, я знаю, что вы имеете в виду. А где именно? Хотя нет, позвольте мне отгадать. Канэри-Уорф?[19]19
  Канэри-Уорф – деловой квартал в восточной части Лондона.


[Закрыть]

– Вообще-то в банке. Неподалеку от здания Банка Англии.

– О-о, это очень круто.

– Нет, не очень. – Его рука зависла над последним кусочком торта. – Точнее говоря, совсем не круто. Просто очень много людей в костюмах.

– И денег. Доедайте. – Я пододвинула к нему тарелку.

– Безналичных денег. Ну, если вы настаиваете, – усмехнулся он и быстренько умял остаток торта. Раздался сигнал его телефона. – Извините. – Он бросил взгляд на экран. – Мне нужно ехать, забирать Леонарда. Сегодня моя очередь.

– Не переживайте. – Я наморщила нос. – Это нечто такое, к чему я сейчас как раз привыкаю. Когда родители ребенка – каждый сам по себе.

– Это тяжело, правда? К этому и в самом деле нужно еще привыкнуть. – Он встал и начал застегивать пуговицы на своей куртке. – Мне было очень приятно познакомиться с вами поближе, э-э… – Ему стало неловко. – О господи, я забыл… Извините.

– Ничего-ничего. Меня зовут Лори.

– Ну да, конечно. – Он театральным жестом шлепнул себя ладонью по лбу. – Я вечно забываю все имена.

– Ничего страшного.

Когда он повернулся, чтобы уйти, я вдруг затараторила:

– Э-э, Мэл, я вот тут подумала – мне просто пришло в голову, что если вам захочется – если вам когда-нибудь захочется, – чтобы наши дети познакомились и пообщались, то…

– Еще как захочется. – Его красноватое лицо просветлело. – Почему бы нам не договориться о чем-нибудь прямо сейчас?

– Ну да, правильно. – Его поспешность меня слегка смутила. – Да, мы вполне могли бы это сделать, я думаю…

– Может, на следующих выходных? Ваша дочь будет с вами?

– Да. – Однако приходить сюда, в это кафе, мне не хотелось. Оно слишком маленькое, слишком тесное, в нем слишком много людей, с которыми я знакома. – Мы могли бы посетить Музей игрушки. Он находится на южной стороне этого парка.

– Замечательно. Я планировал туда заглянуть еще с того момента, как мы переехали. Там, наверное, интересно.

– Вот и хорошо. – Мой голос что, задрожал? – В субботу или в воскресенье?

– Для меня лучше в субботу.

– Хорошо. Встретимся там с вами в… – Почему я вдруг так разволновалась? – Может, сразу после обеда?

– Здорово. В два часа – это вам подойдет?

– Хорошо, в два. Увидимся там.

Когда он вышел, в окно забарабанил проливной дождь. Я невольно порадовалась тому, что осталась здесь, в кафе.

Сейчас: час четвертый

Полдень

На станции техобслуживания я благодарю шофера и вылезаю из кабины обратно в сырой серый день. Сейчас довольно холодно – прямо-таки мороз, – и я поплотнее закутываюсь в свое слишком большое пальто.

Зайдя в порадовавший меня своим теплом придорожный магазинчик, я покупаю бутерброд с сыром и усаживаюсь в кафетерии. Я смотрю на свой новый мобильный телефон, очень желая, чтобы он сейчас зазвонил. Очень хочу поговорить со своей матерью. Мне тридцать шесть лет, и мне нужна моя мама. Я также хочу, чтобы она находилась там, где она сейчас находится, с Полли. Чтобы моя дочь оставалась в безопасности.

Предчувствия не дают мне покоя. В голове роятся мысли. Весьма хотелось бы знать, где сейчас Сид. Какой-то внутренний голос шепчет мне: позвони ему, проверь. Он где-то поблизости? Я думаю о своей последней встрече с ним и вспоминаю об охватившем его тогда гневе: это была вспышка негативных эмоций, способная серьезно обжечь любого, кто окажется рядом.

Ему звонили из той больницы? Просили приехать? Он туда не поехал бы – в этом я уверена. Сид испытывает перед подобными учреждениями жуткий страх, возникший еще в его трудном детстве. Я нахожусь в безопасности, пока…

Пока кто-нибудь не увидит изувеченное тело Эмили и не поймет, что это вообще-то не я…

Пока эта новость не попадет в газеты…

Пока…

Я прикусываю губу, чтобы перестать думать об Эмили. Мне нужно сосредоточиться. У меня еще будет время для траура – если, конечно, я выберусь из этой заварухи живой.

Я кручу кольцо вокруг пальца. Мне следовало бы попытаться продать его или заложить в ломбарде, когда у меня была такая возможность – там, в нашем городе, – но мне тогда эта мысль в голову не пришла. Кольцо стоит тысячи фунтов. Одна из немногих красивых вещей, которые купил для меня Сид после того, как заработал свой первый миллион.

На четвертый день рождения Полли он устроил для всех нас завтрак в постели – что само по себе было редкостью. Мы к тому моменту уже часто ссорились. Он подолгу отсутствовал дома, потому что его вдруг стали восхвалять и уважать, и он попросту не мог подстроиться под домашнюю жизнь. Внимание к нему со стороны средств массовой информации он воспринимал как огромную нагрузку. Он был настороженным, никому не доверял. Таким стал мой психически измученный Сид.

В то утро, опираясь на подушки на нашей огромной новой кровати и все еще толком не проснувшись, я, засунув себе в рот ложку кукурузных хлопьев, стала жевать их – и едва не сломала себе при этом зуб. Полли очень позабавило то, как я выплюнула сначала молоко, а затем – кольцо с бриллиантами. Вертя его в пальцах и вытирая с него молоко, я уже даже и не думала о своих зубах. Это был редкий жест со стороны Сида, и он имел для меня огромное значение. Показуха тут была ни при чем: Сид не стал бы ради этого покупать ужасно дорогие и красиво ограненные бриллианты в платиновой оправе.

На сегодняшний день кольцо – единственное драгоценное украшение, которое я все еще ношу. Я уже давно перестала надевать свое обручальное кольцо, но вот с этой вещью я расстаться не могу: я все еще крепко связана с ней эмоционально. Она символизирует небольшой промежуток времени, в течение которого я была по-настоящему счастлива.

Может быть, в этом и заключается жизнь. В ней случаются всего лишь небольшие периоды счастья, которые мы должны лелеять в памяти, чтобы как-то пережить мрачные серые дни.

Глядя в окно на один из таких серых дней, я замечаю, что неподалеку припаркован полицейский автомобиль. Значит, где-то поблизости находятся полицейские. Я осознаю, что по-настоящему запаниковала: вела себя как какой-то параноик. Мне необходимо поговорить с кем-нибудь, объяснить, почему у меня такой странный вид. У полицейских я обычно большой симпатии не вызываю, но тем не менее…

Я принимаю решение.

В общем-то, я довольно ясно представляю себе, что произошло. Уж кто-кто, а я разбираюсь в состоянии шока и его проявлениях. Впав в заблуждение, я каким-то образом убедила саму себя в том, что за мной кто-то охотится, но в действительности это чушь. Произошел несчастный случай. Это был жуткий несчастный случай, и моя любимая Эмили погибла, но тем не менее это был именно несчастный случай, а не что-то еще. Несчастный случай. Мне на глаза наворачиваются слезы.

Я быстро моргаю, чтобы отогнать их, и жду у окна, когда полицейские вернутся в свой автомобиль.

На парковку с дальней стороны заезжает большой черный мотоцикл. Он медленно приближается к зданию, в котором сижу я.

У меня появляется странное щемящее чувство в груди: мне кое-что вспоминается.

Большой мотоцикл с ревом едет по автостраде справа от нашего автомобиля, за рулем которого сидит Эмили. Ее все больше охватывает беспокойство. «Отвали», – говорит она безликому мотоциклисту, который не может ее услышать. Она машет рукой в окошке автомобиля, показывая мотоциклисту, чтобы тот убирался прочь. «Эмили, – говорю я. Нашу машину начинает носить из стороны в сторону. – Сосредоточься».

Теперь я вижу, как коренастый полицейский идет через внешний двор, жуя на ходу гамбургер. Я вспоминаю, как разговаривала с другим полицейским несколько дней назад. Я сидела рядом с Эмили в маленьком провинциальном полицейском участке, пила чай из пластиковых стаканчиков, рассказывала ему о своих страхах и испытывала негодование, потому что, как мне казалось, ему было очень скучно меня слушать. Но и Эмили тоже не очень-то мне верила. Я оставалась единственной, кто был не на шутку встревожен.

Я знала, кто сидел на том мотоцикле, который преследовал нашу машину.

Я встаю. Кровь начинает циркулировать по моему телу быстрее. Я чувствую головокружение.

Мотоцикл останавливается, и обутая в сапог нога мотоциклиста опускается на бетон.

Выронив бутерброд на пол, я резко отодвигаюсь от окна, чтобы мотоциклист не смог меня увидеть. Мое сердце болезненно колотится в груди. Я права: происходит что-то неладное. Все складывается один к одному.

Мне нужно срочно разыскать Полли. До того, как это сделает он.

Я выхожу через заднюю дверь и иду на ту часть парковки, где стоят большие грузовики. Там я ищу какого-нибудь шофера. Подойдет любой.

Мне необходимо выбраться отсюда – и побыстрее.

Тогда: еще одна встреча с Мэлом

К пятнице я уже всерьез жалела о том, что у меня нет номера телефона Мэла. Наш дом был выставлен на продажу, а Сид все еще не дал мне никаких денег на Полли, и поэтому я предчувствовала проблемы, когда готовилась к разговору с адвокатом. Хуже того, на работе в течение всей прошедшей недели творился ужас: мне пришлось иметь дело с двумя невероятно психически травмированными суданскими девушками из Центра помощи беженцам. Их жутко изнасиловали в Дарфуре[20]20
  Дарфур – регион на западе Судана.


[Закрыть], а теперь им угрожала депортация. Ни на один мой телефонный звонок местным властям по поводу этих девушек никто не отвечал, и я чувствовала себя беспомощной, поскольку у меня не получалось им как-то помочь.

Когда настали выходные, мне хотелось только одного – устроиться поуютнее перед телевизором вместе с Полли и посмотреть старые мюзиклы. У меня не было желания встречаться с Мэлом. Одному только богу было известно, зачем я это все затеяла и о чем я при этом думала. Я не хотела, чтобы Полли играла с его сыном, но у меня не было способа связаться с ним и отменить назначенную встречу. Единственное, что я могла сделать, – так это просто не прийти.

Однако поступить подобным образом я не решилась, и поэтому в субботу мы поспешно съели тарелку бобов на тостах и затем – Полли ехала на своем детском мотороллере – направились к южному входу в парк, чтобы встретиться там с семейством Купер. Я решила так: скажу Мэлу, что нам необходимо еще кое с кем встретиться, а во второй половине дня мне нужно отвести Полли туда, куда мы попросту не можем не прийти, и потому мы сумеем провести с ним и его сыном не больше одного часа.

Когда мы подошли ко входу в парк, Мэл нас там уже ждал. И, похоже, он был один.

– Вы без Леонарда? – произнесла я так приветливо, как только могла, приглядывая за Полли, которая ездила на своем мотороллере вокруг пустой цветочной клумбы.

– Его мать начала создавать препятствия, – ответил Мэл, держа руки в карманах.

Сейчас, когда мы находились не в том кафе, он казался неуклюжим и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Пока мы стояли рядом, притоптывая на месте оттого, что вдруг похолодало, мне подумалось, что он похож на большого медведя, поднявшегося на задние лапы.

– В ней проснулся собственнический инстинкт, – добавил он.

– Да ладно, не переживайте. – Охватившее меня облегчение было огромным, но я постаралась его скрыть. – Мы организуем это как-нибудь в следующий раз.

Его лицо просветлело:

– Правда? Замечательно.

У меня мелькнула мысль: а не попрощаться ли с ним прямо сейчас?

– Может, выпьем по чашечке кофе? – предложил он без особого энтузиазма.

Я посмотрела на Полли. С гордым видом вручив мне несколько замызганных перьев: «Для твоей коллекции, мамочка», – она теперь всячески пыталась подманить любопытную белку половинкой хрустящего картофельного колечка и какими-то пушинками из кармана ее курточки. Я перевела взгляд на Мэла. Он улыбнулся, и я поймала себя на мысли, что у него симпатичное лицо.

– Ну конечно. – Мы находились возле чайного павильона парка. – Заглянем сюда?

После препирательств с Полли – довольно шумных с ее стороны – относительно того, пить ей простой апельсиновый сок или газированный (препирательств, во время которых я изо всех сил старалась оставаться хладнокровной и не быть такой матерью, которая повышает голос либо же немедленно соглашается с требованиями своего ребенка, лишь бы он угомонился), мы трое уселись в углу.

– Это очень хороший парк. – Мэл смотрел поверх эстрады для оркестра, грея руки о чашку чая. – Он как бы уютный.

– Да, несомненно, – согласилась я.

– Он намного меньше, чем тот огромный парк, который был возле нашего дома. – Мне на мгновение показалось, что он почувствовал себя в чем-то виноватым. – Я имею в виду, возле нашего бывшего дома.

– Мне скучно, – громко заявила Полли, уставившись на меня своими голубыми глазами.

– Пей сок, – сказала я, стараясь выдержать ее взгляд.

– Ты моргнула первой, – хихикнула Полли, а затем посмотрела на свое печенье.

– Извините, Мэл. А где был ваш дом? – Бросив кусочек сахара себе в кофе, я задумалась, а не бросить ли еще один. Такое вот проявление слабости.

– В Сент-Олбанс[21]21
  Сент-Олбанс – город примерно в 30 км севернее Лондона.


[Закрыть].

– Можно я выйду на улицу, мамочка? – Полли вылизала всю начинку из своего печенья и с презрением положила на тарелку то, что от него осталось. Ее губы были в шоколаде. – Я хочу проверить, сколько раз я смогу объехать на мотороллере вокруг кафе за пять минут. Можешь засечь время?

– Если ты пообещаешь находится там, где мне тебя будет отсюда видно. И вытри рот.

– Обязательно вытру.

Она бросилась к выходу и со стуком открыла деревянные двери.

– Извините.

– О господи, да не надо извиняться. Я знаю, что представляют собой дети.

– Они милые, но утомительные! – Мы улыбнулись друг другу. – Получается, что у вас в жизни случились кое-какие перемены. Переехали из Сент-Олбанса в северный Лондон.

– На этом настояла Сюзи – моя бывшая. И для меня это было довольно неожиданно.

– Как это?

– Она работает в банке. Ее перевели в другое отделение, и мне, в общем-то, пришлось последовать за ней. Чтобы быть поближе к Леонарду. И я, по правде говоря, был не против того, чтобы оттуда уехать. Там рядом с нами жили ее родственники, а не мои. В частности ее сестра.

– Я, кстати, знаю Сент-Олбанс довольно хорошо. Чудесный город.

Решив не бросать второй кусочек сахара, я предложила Мэлу выпить виски.

– Нет, спасибо, – отказался он. – А как так получилось, что вы хорошо знаете Сент-Олбанс?

– Я проходила там практику. Тамошний Центр был приписан к Мидлсекскому университету. Наш Центр – тоже.

– Практику?

– Да, я психотерапевт.

– Правда? Мы когда-то к этому немножко приобщались. Мы с Сюзи. – Он поморщился. – Когда все еще только начинало идти вкривь и вкось.

– Немножко приобщались к чему?

– Да вы сами знаете к чему. Беседы по поводу того, как жить дальше. Всякие советы, рекомендации. По-моему, в Вейл-центре – так назывался тот Центр. Лет пять назад. – Он слегка смутился. – У Сюзи была очень сильная послеродовая депрессия, когда появился на свет Леонард. Очень сильная.

– Именно это место я и имею в виду. Я прошла там практику и тем самым закончила свое обучение, – взбодрилась я. – Вейл-центр. Этот Центр – своего рода близнец нашего Центра.

– Ей – моей бывшей жене – там очень не понравилось. Она заявила, что именно из-за этого мы и разошлись – из-за общения с психотерапевтом. А я считал, что от него есть польза. – Он посмотрел мне в глаза. – В плане улучшения коммуникабельности.

– Вообще-то это не каждому подходит. Люди иногда попросту не готовы присмотреться к своим проблемам. – Я изобразила на лице сострадание. – Как забавно, что вы бывали там. Мир и в самом деле тесен, правда?

Мои собственные слова болезненно отразились эхом у меня в ушах. Мы на несколько секунд уставились друг на друга.

– О господи… – У меня возникло такое ощущение, как будто что-то обожгло меня изнутри. – Что за чертовщина… Мы с вами уже встречались, да? Мне ведь сразу показалось, что ваша внешность мне знакома.

Вспомнилась большая и светлая комната в Центре. Я сидела в ней позади своего наставника Джона Шеппарда, а перед ним находилась семейная пара. Женщина плакала.

– Ваша жена… – Я прокашлялась, вдруг почувствовав, что мне жарко. – Она… У нее длинные рыжие волосы?

– Да, – кивнул он. Он, похоже, был сильно удивлен. Даже потрясен. – Да, именно такие. Да уж, действительно чертовщина. Как… странно.

Я попыталась засмеяться: мне не хотелось, чтобы он испытывал замешательство, хотя я и сама почувствовала себя неловко. Мне ведь еще при первой встрече с ним показалось, что я его уже где-то видела… Жаль только, что я лишь сейчас вспомнила о том, где именно.

– Мир и в самом деле тесен, – унылым голосом повторила я, быстро допила свой кофе и решительно встала из-за стола.

А Полли тем временем вовсю наматывала круги, абсолютно ни о чем не переживая. Ее кудри и шарф развевались позади нее.

– Лори, пожалуйста. Вам и в самом деле нужно уходить? – Он уже не улыбался, а пристально смотрел на меня. Я первой отвела взгляд в сторону.

– Родительский долг, – показала я на Полли, и та как раз в этот момент умудрилась, потеряв равновесие, слететь с мотороллера и шлепнуться лицом вниз на дорожку. – О боже…

Я выбежала, с силой распахнув на ходу двери, и бросилась к Полли, чтобы ее поднять. Ее коленка довольно сильно кровоточила, а одна щека была поцарапана. И, конечно же, Полли вопила вовсю.

Мэл, выйдя вслед за мной, остановился позади нас. Когда я обняла Полли, он молча протянул мне носовой платок.

Я вытерла ее как смогла, а затем, смущаясь, вернула платок Мэлу, придерживая мотороллер Полли другой рукой. Он наклонился и поцеловал меня в щеку еще до того, как я успела отпрянуть. От него, как и в прошлый раз, пахло свежим воздухом.

– Лори. А вы не… – Он запнулся. – Я просто хотел бы познакомиться поближе с какими-нибудь людьми из этого района. Может, мы могли бы попробовать еще раз…

– Извините. – Я привлекла Полли поближе к себе и стала подталкивать ее в сторону выхода из парка. – Понимаете ли, я просто думаю, что, учитывая все обстоятельства, это немножко… Я имею в виду, что я была бы рада, но вы знаете…

Он опечалился, однако я – с облегчением – увидела, что уговаривать меня он не собирается.

– Спасибо за кофе, – произнесла я бесстрастным тоном. – Мы еще увидимся. Полли, скажи «до свидания».

– До свидания, – прогнусавила Полли.

– До свидания, малышка, – сказал он, пытаясь благодушно улыбнуться. У него это не получилось.

Когда мы с Полли шли к выходу из парка, мое лицо прямо-таки горело. Я почувствовала на спине его взгляд, однако, когда я в конце концов решилась оглянуться, он уже ушел. Я мысленно обругала себя за глупость, хотя правда состояла в том, что я не консультировала их по-настоящему как семейную пару: я всего лишь участвовала в предварительной беседе с ними. У меня в то время еще даже не было соответствующей квалификации. Какова была вероятность того, что я натолкнусь на него сейчас? Мир, похоже, не просто тесен – он становится все более тесным.

Мне оставалось только надеяться, что я не вызвала у него замешательства, удрав, как какая-нибудь неврастеничка.

На дороге возле выхода из парка кто-то сел в красный автомобиль и завел двигатель с таким шумом, что я вздрогнула. Мне, похоже, очень нужно как-то совладать со своими нервишками. А еще мне очень сильно захотелось побыстрее добраться домой.

Сейчас: час пятый

Час дня

Вздрогнув, я просыпаюсь в кабине грузовика и первые несколько секунд не могу понять, где нахожусь.

– Извините, – говорю я, не обращаясь ни к кому конкретно и ища взглядом Полли. Но ее здесь нет.

– Не извиняйся, милашка.

Этот водитель не такой учтивый, как предыдущий. У него огромный живот, который почти лежит на его бедрах, лицо с оспинами и такой взгляд, от которого мне становится не по себе. На приборной панели и потолке его кабины приклеены фотографии большегрудых обнаженных девушек. На тех, что на потолке, нет даже трусиков. Я стараюсь не смотреть вверх.

– Замечательный вид, когда приходится ложиться спать в кабине на спине, – говорит он с уэльским акцентом, показывая взглядом на потолок и подмигивая. От него исходит такой запах, как будто он провел в пути уже довольно много времени. – Нам всем иногда приходится ложиться на спину. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Где мы? – Глядя на серый горизонт, я осознаю, что мы уже не на автостраде, а едем по какой-то колее в глухой местности. Меня охватывает паника. – Мне нужно добраться до Лондона.

– Не переживай. Доберешься. Я всего лишь сделал небольшой крюк.

– Почему?

– Это не твое дело, девочка. – Он снова подмигивает, но вид у него уже менее дружелюбный. Ему не нравится, когда ему задают вопросы. – Мне нужно кое-куда наведаться.

– А мне нужно добраться до Лондона как можно быстрее.

– Ну, тогда тебе следовало бы поехать поездом, разве не так?

Мне вспоминаются все те девушки-беженки, с которыми мне приходилось общаться на работе: какие же они беззащитные, когда находятся в пути! Беззащитные перед хищниками, в роли которых чаще всего выступают мужчины. Мужчины ведь постоянно охотятся на таких вот беженок.

– Вы можете высадить меня где-нибудь? – спрашиваю я.

Мой голос медленно приходит в норму, но ладонь очень болит; плечо ноет там, где я снова и снова билась им в дверь гостиничного номера. Я осознаю, что моя нелепая внешность придает мне беспомощный вид. Этому мужчине я, наверное, кажусь легкой добычей.

– Нет, я не могу остановиться. – Водитель с ухмылкой косится на меня. – Да тебе и не нужно никуда уходить, девочка. Оставайся со мной.

Мысленным взором я вижу свою дочь. Я еще никогда ни по кому и ни по чему так сильно не тосковала. Я представляю себе ее маленькое теплое тельце, запах ее волос, ее манеру слегка высовывать язык, когда она на чем-то сосредотачивается, ее смех, когда ее щекочут. Я фокусирую свое внимание на ее образе. Ради нее мне необходимо без устали рваться вперед.

– Пожалуйста! – Я почти кричу. – Мне нужно добраться до Лондона. Высадите меня где-нибудь. Если вы не высадите меня, – я нащупываю в кармане мобильный телефон, – я вызову полицию.

Однако мне тут же вспоминаются полицейские в том маленьком участке, в который мы с Эмили заехали по дороге в отель. А еще два мрачных типа со списками в руках, которых я видела в больнице. Мне вспоминаются полицейские в Лондоне, которые не верили, что ко мне в дом кто-то забирался, и которые полагали, что я все выдумала, когда я им заявила, что моя дочь куда-то пропала. Я осознаю, что уже утратила веру в полицию.

Рот шофера захлопывается, как крышка почтового ящика. Грузовик замедляет ход. Я готовлюсь выскочить из него. Однако в зеркале заднего вида я вижу позади нас красный автомобиль.

– Вообще-то… – Я сжимаю мобильный телефон пальцами так сильно, что им становится больно. – Вообще-то лучше подвезите меня чуть дальше.

– Ты, черт побери, уж как-то определись со своим решением, – бурчит шофер.

– Извините, – бормочу я, а затем сдвигаюсь вниз на сиденье и наблюдаю за красным автомобилем, не решаясь при этом даже моргнуть. – Я сойду в следующем городе.

– Хорошо, сойдешь – и, черт побери, скатертью дорога.

Я больше не видела тот мотоцикл, а вот автомобиль все еще позади нас.