Текст книги "Новый Орлеан"

Фейн отмахнулся зажатой в пальцах сигарой.

– Это я беру на себя. Вы же, главное, будьте в полной боевой готовности. А об остальном я позабочусь.

Лофтин погрузился в глубокое раздумье. В своей жизни он делал множество всяких вещей, однако в жиголо еще никогда не нанимался. И к кому? К супруге сенатора США! Лофтину вспомнилось данное самому себе обещание. Он сделает все, чтобы зацепиться за Рексфорда Фейна. Значит, отвергать его предложение нельзя. Тем более что эта сенаторша действительно потрясная бабенка. И почему не совместить приятное с полезным? И трахать супруг сенаторов ему пока еще не доводилось. Конечно, сам сенатор, если что-нибудь разнюхает, может чуток расстроиться, но Лофтин сильно подозревал, что Фейн учитывает и это. Лофтин не стал ломать голову над тем, зачем Фейну понадобилось все это подстраивать. Не всегда разумно интересоваться, какими мотивами руководствуются такие могущественные люди, как Рексфорд Фейн. И вслух он произнес:

– Буду в полной боевой готовности, мистер Фейн. – В предвкушении грядущего приключения он ощутил некое шевеление внизу живота, некий признак эрекции. – Можете на меня положиться.

Глава 12

Мартин сумел вернуться в отель «Рузвельт» лишь незадолго до ужина. Еще днем он позвонил Ракель и предложил поужинать у Антуана. Так что она уже успела переодеться и томилась в ожидании, когда он влетел в их номер.

Потрясшая его сегодня новость о том, что и Линкольну Карверу, и Рексфорду Фейну известно о его романе с Одри, навела его на мысль: а не знает ли этого также и Ракель? Она, несомненно, подозревала, что у него есть связь на стороне, поскольку прекрасно изучила его сексуальные аппетиты, но он все же не был уверен, что она прознала про Одри. Если бы это было так, она вчера вечером не пошла бы на бал к Фейну.

Для этого она была слишком горда.

Как бы то ни было, его беспокойство по этому поводу плюс тот факт, что они говорили сегодня с Одри о разводе, порождали в нем некое чувство вины, и потому, едва открыв дверь в номер, он торопливо заговорил:

– Прости, что опоздал, дорогая. Только проведу бритвой по щекам и надену свежую рубашку. Столик я заказал…

– Думаю, сначала тебе лучше позвонить капитану Форбсу из полицейского управления Нового Орлеана, Мартин. Он домогался тебя целый день. Что-то очень важное и неотложное.

Мартин был уверен, что знает, чего от него хочет капитан Форбс, и говорить с ним желанием не горел.

В то же время он понимал, что ему будет весьма затруднительно объяснить Ракель, почему он не хочет перезвонить полицейскому. Он покорно подошел к аппарату и набрал номер телефона капитана.

Все оказалось именно так, как он и думал. Капитан Форбс был вне себя от ярости, что Мартин скрыл от него, что ему известно местонахождение Эбона.

– Вы меня обманули, сенатор. И мне это чертовски не нравится!

– Да не обманывал я вас, капитан, – оправдывался Мартин. – Все не так, как вы думаете. После того как я ушел от вас, решил переговорить с Линкольном, если удастся. Позвонил в Лигу, и там мне сказали, где я могу его найти. Разве я виноват, что они отказались сообщить вам эту информацию? Есть ли моя вина в том, что я не полицейский?

– Ох уж мне эти политиканы треклятые, – еле слышно проворчал капитан Форбс.

– Капитан, я понимаю, как вы расстроены. Даже вашу антипатию, к политикам понимаю. Нужно ли вам напоминать, что сегодня множество людей испытывает такую же неприязнь к полицейским? Как они вас называют? Свиньями, если не ошибаюсь?

Форбс буркнул что-то нечленораздельное.

– К тому же я, по-моему, не совершил никакого преступления…

– ..сокрытие от полиции информации, крайне важной для следствия…

– Бросьте, капитан, – оборвал ею Мартин. – Когда я беседовал с вами, я еще не располагал такой информацией. А если бы я позвонил вам после того, как сам узнал, стал бы, по-вашему, Линкольн мне доверять? И потом, что вы так переживаете? Насколько мне известно, Джеральд Лофтин выследил меня до гостиницы, где скрывался Линкольн, и тут же донес вам.

– Когда мы прибыли туда, он уже исчез.

– Вот оно что. – Мартин с трудом подавил рвущийся смешок. – Да, Линкольна Карвера голыми руками не возьмешь.

До Мартина дошло, что капитан Форбс вновь заговорил, теперь легко и почти спокойно. В тоне его проскальзывали даже жалобные нотки.

– Просто ума не приложу, сенатор. Эти черномазые сегодня валом валят целый день. Требуют показать им фотографии преступников. Говорят, что Эбон велел им завтра хватать карманников или сдавать их полиции. Никак не пойму, в чем туг дело! Зачем этому психованному ниггеру потребовалось отдавать такие приказы? Он же меня ненавидит! Ведь даже если бы я неделю пролежал распростертый без капли воды в пустыне Сахара, он на лицо мне мочиться бы не стал! Ни черта не пойму, что он задумал!

А вот Мартин посчитал, что сам он смутно догадывается, в чем тут дело. Во-первых, Линкольн старался сделать все возможное, чтобы лежачая демонстрация Лиги оказалась завтра в центре всеобщего внимания. Во-вторых, он, похоже, достиг того, чего хотел, – сбил капитана Форбса с толку Цели Линкольна были рассчитаны на перспективу. Он собирался обосноваться в Новом Орлеане надолго и понимал, что ему придется частенько сталкиваться с полицией. И чем больше они будут ломать головы над его мотивами и действиями, тем лучше А капитан Форбс тем временем продолжал:

– И вдобавок ко всему этому мне донесли, что он встречался сегодня с вожаками хиппи и каким-то образом сумел уговорить их отменить завтрашнюю демонстрацию! Вы можете объяснить мне, в чем тут дело?

– Полагаю, вы по этому поводу должны бы прыгать от радости, а не жаловаться, капитан. Вам же завтра только легче будет.

– Не спорю, но никак не пойму, что он задумал.

Чую, за этим что-то кроется.

– Уповайте на милость Божью, капитан. – Мартин со смехом положил трубку на рычаг.

В этот момент он увидел лицо Ракель, и смех оборвался. Он совсем забыл, что она слышала весь разговор.

– Что ему нужно, Мартин?

Избегая ее взгляда, он достал сигару и принялся старательно раскуривать.

– Да ерунда всякая. Хотел обсудить кое-какие детали парада.

– Не лги мне, Мартин! Я ведь поинтересовалась, почему он тебе названивает, и в конце концов он сообщил мне о том дневнике, что получил по почте.

Без подробностей, правда, признался только, что в нем упоминается об угрозе убить тебя. Так сам расскажешь или мне пойти в полицию и расспросить капитана?

– Во г трепач, – в сердцах буркнул Мартин и удрученно вздохнул. – Ладно, Ракель, слушай. Только присядь пока, а я налью чего-нибудь выпить.

Он направился к небольшому бару.

– Не буду я ничего пить, – резко остановила его Ракель. – Не тяни время, рассказывай.

Мартин присел на стул и поведал ей все, что ему самому было известно о дневнике, не упустив и не утаив ни единой подробности.

После того как он закончил свой рассказ, Ракель долго в молчании смотрела на мужа.

– И ты по-прежнему намерен участвовать в параде? – спросила наконец она.

– Конечно. У меня нет другого выхода. Если узнают, что я пошел на попятный из-за какой-то вздорной и бездоказательной угрозы, я лишусь не знаю скольких голосов.

– Вздорной, говоришь? Да в наш век политических убийств ни одну угрозу нельзя считать вздорной.

Я против того, чтобы ты участвовал в параде, Мартин!

Мартину вспомнился ехидный вопрос Рексфорда Фейна: «Ты позволяешь жене командовать собой, Мартин?» И он резко заявил ей:

– Это не тебе решать, Ракель: Я буду завтра на параде, черт бы его побрал! – Он слегка сбавил тон. – Прости, радость моя. Совсем не хотел тебе грубить, но уж очень день сегодня выдался тяжелый.

– Значит, политическая карьера важна для тебя настолько…

– Важна, конечно.

– ..что ты готов рисковать жизнью, оставить меня вдовой, а детей без отца?

– Ох, Ракель, только избавь меня от мелодрам, пожалуйста Господи! Ты будто читаешь монолог из скверной пьески! – Он поднялся. – Не хочешь пить, дело твое, а мне глоток чего-нибудь покрепче не помешает.

– Вот что, завтра я буду рядом с тобой на платформе! – решительно заявила Ракель.

Мартин на полпуги к бару замер как вкопанный.

– Что?! – изумленно переспросил он.

– Что слышал, – твердо ответила Ракель.

– Да ты просто спятила, Ракель! – уже не выбирая выражений, вспылил он. – Ведь я неделями упрашивал тебя. Ты всегда отказывалась. А сейчас… Ах вот оно что! Думаешь, если ты припугнешь меня тем, что будешь рядом со мной на платформе, я сразу передумаю? Не выйдет, жена моя дорогая, ничего у тебя не выйдет!

– Сам убеждал меня, что во время предвыборной кампании жена сенатора должна быть рядом. Что я сейчас и предлагаю.

– Брось, Ракель! Подумай о детях, – перебил он ее с нескрываемым сарказмом. – Если ты настоишь на своем, они могут остаться не только без отца, но и без матери!

– А вот это удар ниже пояса! – возмутилась Ракель.

– Да, ты права, прости. – Он подошел к бару, щедро плеснул виски в стакан со льдом и жадно осушил его одним глотком. – Тем не менее твое участие в параде исключается абсолютно. В крайнем случае я обращусь в полицию с просьбой и близко к платформе тебя не подпускать.

– И что подумают твои… избиратели?

– Возможно, решат, что оградить женщину от опасности – это с моей стороны очень по-рыцарски.

– Значит, признаешь, что опасность все-таки существует?

– Ничего я не признаю.

В сузившихся глазах Ракель и быстро проступающих на ее щеках багровых пятнах он разглядел признаки приближающегося приступа гнева.

Она вскочила на ноги.

– Какой же ты негодяй, Мартин Сент-Клауд!

Иногда ты мне просто противен!

– Иногда я сам себе противен, – пробормотал он в пустой стакан.

Ракель торопливо прошла мимо него С некоторым запозданием Мартин обратил внимание, что она направляется к двери в коридор отеля.

– Эй, куда это ты собралась? – окликнул он ее.

– Куда надо! – отрезала Ракель.

– Но я же не успел переодеться.

– И не надо. Пойду одна – Но как же с ужином? Столик уже заказан!

– Заткни его себе в задницу! Да у меня сейчас в твоем присутствии кусок в горле застрянет!

Она шагнула через порог, захлопнула дверь, но тут же распахнула ее вновь.

– Первым же рейсом возвращаюсь в Вашингтон! – выпалила она.

– Ладно, Ракель, – тупо согласился Мартин, не поднимая на нее глаз, – делай как знаешь.

– Но это еще не все… Я попрошу адвоката заняться разводом Терпеть такое я больше не намерена.

Дверь с треском захлопнулась, и Мартин оторвал взгляд от пола. На этот раз она действительно ушла.

Навсегда.

Вот и все. Карты открыты. Конец…

Он налил еще виски и выпил И стал ждать, когда придет ощущение душевного подъема и свободы.

Тщетно. Вместо этого его внезапно пронзила боль огромной утраты.

Глава 13

– Новый Орлеан чуть ли не единственный в Соединенных Штатах город, который положил в основу своего существования принцип наслаждения жизнью, – провозгласил Брет Клоусон. – Новоорлеанцы – гедонисты по крови. Они любят вкусную еду и отменные напитки, первоклассный джаз и… – тут он запнулся, – любовные утехи. Причем не обязательно именно в таком порядке. Ну и конечно, чтобы у них была масса свободного времени наслаждаться всем этим.

Лина озорно усмехнулась.

– На данный момент я осмотрела достопримечательности, попробовала вкусную еду и отменные напитки, джаз мне обещан. Теперь очередь за любовными утехами… – И, притворно ойкнув, она залилась румянцем.

Брет в смятении отвел глаза, но все же должен был признать, что невольно вырвавшиеся у Лины слова привели его в смятение.

День они начали с кофе на Французском базаре, с горячего крепкого черного кофе, оставлявшего едва ощутимый горьковатый привкус цикория, а потом бродили по городу, любуясь его красотами. («Как туристы, – потребовала Лина. – Хочу, чтобы все было, как у туристов, по полной программе».) Программу они выполнили по всем пунктам. Утро провели на пешей экскурсии по Французскому кварталу, затем прокатились в кабриолете, начав поездку на площади Джексона, где генерал Джексон на вздыбившемся коне застыл в вечном приветствии своим воинам. После этого ели раков в ресторане «Бон тон» на Мэгэзин-стрит. В два тридцать они сели в экскурсионный автобус, который за три с половиной часа провез их почти по всему Новому Орлеану: они вновь побывали во Французском квартале, в центре и на окраинах, на кладбищах и в Садовом районе.

Садовый район Лину просто очаровал. Вчера, когда они были на балу у Фейна, было уже совсем темно, и она мало что сумела рассмотреть. Сейчас она даже повизгивала от восторга, когда автобус плавно катил под распростертыми ветвями древних дубов, обросших бородатым мхом. По обе стороны дороги виднелись старинные дома, усыпанные цветами газоны, высокие и изящные чугунные ворота. Стену одного из домов оплела цветущая бугенвиллея, сквозь решетку ограды тянули ветви гибискусы.

Не меньшее впечатление произвели на нее и кладбища.

– Совсем как города мертвых, – сказала она испуганным шепотом.

– Многие их именно так и воспринимают, – согласился Брет. – Говорят, что Марк Твен однажды заметил, что признаки архитектуры в Новом Орлеане можно обнаружить лишь на его кладбищах. Немногие новоорлеанцы с этим согласны: скажем, лично я категорически возражаю, однако в некоторой логике этому наблюдению не откажешь.

Действительно, кладбища, особенно старые, были настоящими городами мертвых. Хоронили здесь на поверхности земли… Сооруженные из того же материала, что и старинные здания – кирпич и цемент, – склепы теснились друг к другу, некоторые были окружены изгородями – совсем как дома за решетчатыми оградами.

– Знаешь, на какую мысль все это наводит? – прошептала Лина. – Что люди просто переехали из одних домов в другие, только куда меньших размеров.

– Понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Брет и, понизив голос, пустился в объяснения, хотя их экскурсовод в это же время говорил то же самое скучным от многократного повторения голосом. – До самого недавнего времени из-за ливневых дождей и дренажных проблем в Новом Орлеане всех хоронили над землей. Видишь ли, грунтовые воды здесь совсем близко от поверхности. И раньше, насколько я знаю, ливни частенько вымывали трупы из могил…

Лина поежилась и прижалась к нему покрепче.

– А это вело к эпидемиям, – продолжал Брет. – И в конце концов горожане были вынуждены смириться с похоронами над землей. Слава Богу, теперь в этом необходимости уже нет…

Почти весь день город был залит ласковым золотистым солнечным светом. И вдруг небо заволокло серыми облаками, солнце скрылось, поднялся резкий холодный ветер. Внезапно залпом картечи сыпанул крупный град. В небесах бушевали молнии, предвещавшие настоящую бурю. И так же внезапно налетевший шквал стих, и вновь появилось солнце.

День уже клонился к вечеру, кирпичные фасады многих зданий засияли электрическими гирляндами.

К тому времени когда они возвратились в гостиницу, Брет еле волочил ноги. Хотя в ходе экскурсии они по большей части могли оставаться в автобусе, »

Лина при каждой малейшей возможности выскакивала из него и тащила за собой Брета.

Ему показалось забавным, что какая-то крошечная девчушка смогла так уходить громадного футболиста. Он, однако, уже понял, что таящаяся в ней энергия поистине безгранична. В связи с этим вспомнил он и о том, что, как вошло у него в привычку в конце сезона, забросил тренировки. Надо бы поскорее вновь взяться за работу.

Когда они выходили из автобуса, Лина крепко стиснула его руку и воскликнула:

– Спасибо, что показал мне Новый Орлеан, Брет.

Я просто в восторге!

– Это еще не все, но, честно говоря, я совершенно выдохся. А потому предлагаю зайти в бар и освежиться. Мне это сейчас совсем не повредит.

– Я – за! – с энтузиазмом поддержала его Лина.

Рука об руку они вошли в отель и направились через вестибюль.

– Знаешь, чего не хватает для полного счастья? – мечтательно произнесла Лина. – Вот бы проехаться завтра на платформе во время парада!

– Времени маловато, чтобы это устроить… – Брет запнулся, едва не столкнувшись с невысокой блондинкой, которая, низко опустив голову, спешила к выходу.

Блондинка остановилась и, не глядя на них, пробормотала:

– Извините…

– Миссис Сент-Клауд? Вы ведь миссис Сент-Клауд, правильно? Я Брет Клоусон, помните? Мы встречались пару раз, когда вы с сенатором приходили на футбол.

Она подняла на них глаза, и Брет с тревогой и смущением заметил наворачивающиеся на них слезы. С отсутствующим видом она произнесла:

– Брет Клоусон, ах да, конечно… Из команды «Сейнтс», так ведь? – На лице ее появилось странное напряженное и смятенное выражение. – Брет, его завтра убьют, я знаю!

– Убьют? Кого? – с недоумением переспросил Брет.

– Мартина! Мартина хотят убить! – В голосе ее зазвучали истерические нотки. – В полиции сказали, что ему угрожают убийством!

– Миссис Сент-Клауд, может, расскажете все по порядку? – Брет протянул было руку, чтобы поддержать ее, но Лина его опередила.

Она обняла Ракель за плечи и повела ее в укромный уголок, где пустовало несколько кресел.

Только тут Брет отметил про себя, как они похожи друг на друга.

Лина усадила Ракель Сент-Клауд в кресло и принялась хлопотать вокруг нее, поглаживая по плечу, шепча какие-то слова утешения. Потом она прикурила ей сигарету, и постепенно та успокоилась и пришла в себя. Брет взглядом поблагодарил Лину, она ответила ему мимолетной улыбкой.

В конце концов Ракель сумела взять себя в руки и рассказала им о дневнике и об отказе сенатора отменить свое участие в параде.

– Ну, это на него похоже, – заметил Брет, напряженно обдумывая услышанное.

Ракель в новом приступе возбуждения внезапно вскочила на ноги.

– Спасибо, что выслушали, большое спасибо» но я должна идти, мне надо торопиться… – выпалила она и заторопилась прочь.

Брет вознамерился было пойти за ней, но Лина ухватила его за рукав.

– Не надо, Брет. Оставь ее. Ей надо побыть одной.

– Может, ты и права. – Брет обвел взглядом вестибюль в поисках гостиничных таксофонов. – Пойдем-ка, мне надо позвонить сенатору.

– Зачем? – поинтересовалась Лина, едва поспевая за его размашистым шагом.

– Завтра буду рядом с ним на платформе, – угрюмо, но твердо заявил Брет, подходя к телефонным аппаратам.

– Я тоже, – откликнулась Лина.

– Тоже – что? – недоумевающе посмотрел на нее Брет.

– Я тоже с тобой, Брет. Это как раз то, о чем я мечтала: прокатиться на масленицу на платформе.

– Ты в своем уме, женщина? Не слышала, что сказала жена сенатора? Кто-то завтра собирается его убить!

– Тогда почему же ты сам собираешься быть с ним на платформе?

Хороший вопрос. От одной только мысли, что кто-то будет стрелять по платформе, на которой он будет стоять бок о бок с сенатором, у Брета внутри все начинало дрожать. И все же он знал, что и на этот раз все будет так, как уже частенько бывало в прошлом, когда он совершал глупейшие поступки.

Сенатор Сент-Клауд был его другом, сейчас его другу угрожала опасность. И Брет сказал ей:

– Мартин мой приятель, к тому же он сенатор Соединенных Штатов. Я должен сделать все, что могу, чтобы защитить его. – И добавил, правда, не очень уверенно:

– А потом, это, наверное, какой-нибудь псих придумал. Думаю, ничего вообще не случится.

– А почему тогда мне с тобой нельзя? – Уголки ее губ поднялись в лукавой улыбке. – У меня приказ всю неделю не отходить от тебя ни на шаг.

В этот момент она была такой обворожительной, такой чертовски соблазнительной, что Брету захотелось тут же заключить ее в объятия и целовать ее прямо здесь на глазах у множества людей. Однако вместо этого он поднял трубку телефона и заявил Лине:

– Нет и еще раз нет. На платформе со мной и сенатором ты не поедешь. Так что выкинь эту безумную идею из своей глупенькой головки.

В трубке раздался голос:

– Чем могу служить?

– Соедините с номером сенатора. Сент-Клауда, пожалуйста.

Сенатор ответил мгновенно:

– Ракель?

– Нет, сенатор, это Брет Клоусон.

– А-а… Привет, Брет.

– Только что встретил миссис Сент-Клауд, сенатор, когда она уходила из гостиницы. Она рассказала мне о дневнике и о тех угрозах, которые там содержатся.

– Вот тебе и секрет за семью печатями, – кисло прокомментировал сенатор.

– Дело в том, сенатор… – Брет помедлил и набрал полную грудь воздуха. – Завтра я хочу быть рядом с вами на платформе. Уверен, что вы можете это устроить.

– Устроить-то можно… – задумчиво протянул сенатор и замолчал на несколько секунд. – Но зачем, Брет? Насколько мне известно, ты никогда публично не поддерживал ни одного кандидата…

Мысли Брета лихорадочно заметались в поисках ответа. Он понимал, что, если назовет подлинную причину, его просьбу могут отвергнуть решительно и бесповоротно. И решил сказать полуправду:

– Я все чаще подумываю заняться политикой, сенатор. А почему бы и нет? У некоторых других спортсменов это неплохо получалось. Тем более что, если я завтра появлюсь на публике рядом с вами, это никому не повредит.

– Вот в этом я не уверен. Можешь подставить себя под пулю какого-нибудь психа.

– Да ну, одна болтовня все это, пустые угрозы, – усмехнулся Брет.

– Именно так мне все и говорят. Да и я сам себе именно это внушаю. Ладно, сочту за честь, если Медвежьи Когти будет рядом со мной на платформе.

– Спасибо, сенатор.

Внезапно кто-то вырвал у него телефонную трубку. Он даже не сразу понял, что это Лина.

А она уже говорила в трубку с бойкостью и обольстительностью продавца подержанных автомобилей:

– Сенатор Сент-Клауд, мы с вами пока не знакомы. Я Лина Маршалл. Спортивная журналистка..

Ах вот как? Читали и знаете? Спасибо огромное, сенатор, такое всегда приятно слышать… Я приехала сюда писать статью о Брете Клоусоне, лучшем профессиональном футболисте. Неделю повсюду хожу за ним по пятам, словно преданный щенок, караюсь увековечить для потомков каждую его мысль и поступок… – Рассмеявшись, Лина тонко увернулась от Брета, который попытался вырвать у нее трубку. Услышав доносившийся из нее веселый г мех сенатора, Брет пожал плечами в знак своей капитуляции.

– Что, сенатор? – переспросила Лина. – Да, Брет рядом, кипит, аж паром пышет, прямо сауна какая-то. Я вот о чем подумала, сенатор… Ведь если Брет завтра будет на платформе с вами, то и мне непременно надо быть рядом… Что? Но, сенатор… я… – Лина с убитым видом повесила трубку.

– Что он сказал? – поинтересовался Брет.

– Сказал «не пойдет» и повесил трубку. – Впервые за все время их знакомства Брет увидел, как ее лицо исказила злая гримаса. – Женоненавистники вы оба!

– Мне очень жаль, Лина… – он потянулся было к ней, но она упрямо отшатнулась, – но женщине на нашей платформе завтра не место.

– Вот это и есть старая песня всех женоненавистников. У вас женщине нигде места нет! Но я не отступлю, можешь не сомневаться!

Гордо вздернув голову, она направилась через вестибюль к выходу. Брет, улыбаясь, поспешил за ней.

– Верю. Знаю, что если ты приняла решение, то никогда не отступишь.

Они вышли из гостиницы. Брет внезапно встал как вкопанный.

– Черт побери! Мы же с тобой до бара так и не дошли!

Лина обернулась к нему, на лице ее играла улыбка, вся злость, похоже, уже прошла.

– Давай-ка покорми меня. А то я совсем оголодала. Там и выпьем. – Она взяла его под руку.

– Ладно, будь по-твоему, – согласился Брет Он махнул рукой швейцару, и тот подозвал такси. Садясь в машину, Брет предупредил Лину:

– Только сегодня без всяких изысков После такого денечка мне нужен только бифштекс с кровью, такой, будто его сию минуту из коровы вырезали.

– Согласна полностью, Брет! – беспечно воскликнула Лина.

Брет перегнулся через спинку сиденья и бросил водителю:

– В «Эмберс», пожалуйста.

В «Эмберсе», что располагался на Бербон-стрит, их препроводили в уединенный, освещенный свечами уголок. Брет заказал по мартини, и оба одновременно и с радостью ощутили, как спадает нервное напряжение. К его удивлению, Лина больше не заговаривала об участии в завтрашнем параде. Но к еще большему своему удивлению, Брет понял, что рассказывает ей о себе столько, сколько никогда до этого не поверял ни одной другой женщине.

Он признался Лине, что подумывает о какой-нибудь государственной службе.

– Всегда полагал: когда закончу играть, стану тренером. Теперь я в этом не столь уверен. Футбол ведь просто игра. И ничего стоящего и постоянного дать не может. – Он смущенно улыбнулся. – Надеюсь, мои слова не звучат слишком напыщенно?

– В устах великого игрока они звучат ересью! – рассмеялась Лина, но тут же протянула руку и, сжав его ладонь, продолжала уже с серьезным лицом:

– Нет, Брет, никакой напыщенности в твоих словах нет.

Вся моя жизнь связана со спортом. В хорошем исполнении он увлекателен и даже волнует. Лично я обожаю смотреть соревнования. Но жизнь – это не один лишь спорт, это нечто гораздо большее.

– Ненавижу футбол! – с неожиданной яростью воскликнул Брет. Встретив ее изумленный взгляд, он покачал головой. – Нет, футболу я обязан многим – деньги, престиж и все такое… И не настолько глуп, чтобы не понимать: если я достигну чего-нибудь в политике, то только благодаря футболу. Знаешь, Лина, я еще ни одной живой душе не признавался, но я… – Он запнулся и смолк. Он чуть не сказал ей, что считает себя трусом! Господи, он мог себе представить, как это на нее подействует!

Чтобы скрыть свое смущение, он поспешил заказать еще по коктейлю. Когда им принесли вновь наполненные бокалы, Брет поднял свой и предложил тост:

– За Новый Орлеан, за Марди-Гра и за Лину Маршалл, для которой все это впервые!

Они дружно выпили. Лина по-прежнему не сводила с него испытующего взгляда. Опасаясь, что она захочет продолжить тему, Брет торопливо предложил:

– Давай заказывать. Ты сказала, что голодна, а я, поскольку сегодня, похоже, день исповеди Брета Клоусона, должен признаться, что со спиртным не совсем в ладах. Если принимаю больше двух порций, валюсь с ног как подкошенный.

Они заказали бифштексы, печеный картофель и фирменный салат. Брет распорядился приготовить ему мясо с кровью и был немало удивлен, что Лина захотела того же. Для такой миниатюрной женщины, как она, ела Лина с завидным аппетитом.

Когда они покончили с ужином, был уже поздний вечер. Лина вопросительно подняла брови:

– А джаз?

– Я же тебе обещал, – ответил Брет, расплатился, и они вышли в теплую ночь. – Сначала попробуем какое-нибудь из знаменитых заведений. Пойдем-ка к Элу Херту, это здесь, на Бербон-стрит. Самого Эла там может и не быть, но в любом случае у него всегда отличная музыка.

Он взял Лину за руку и, оглядываясь в поисках такси, подвел ее к краю тротуара.

– Пойдем пешком, нам ведь недалеко, – предложила Лина.

– О Боже! У меня за эту неделю с тобой ноги напрочь отнимутся, – простонал Брет. – Ладно, пойдем.

Французский квартал вовсю праздновал Марди-Гра, вокруг стоял немолчный гул, словно в улье, толпами сновали гуляки в масках и без них.

Эл Херт в этот вечер был-таки в своем клубе. Еще бы – Марди-Гра!

Не позаботившись заблаговременно заказать себе места, Брет с Линой в клуб, конечно же, не попали.

Он был забит до предела.

– Ну и дурак же я! – сокрушался Брет. – О чем только думал… У Пита Фонтэна наверняка творится то же самое.

– Да ну тебя, Брет, – огорченно упрекнула его Лина. – Сам же обещал мне настоящий новоорлеанский джаз!

– Будет тебе джаз, женщина, – заверил ее Брет. – Попробуем пробиться к другому Питу. К Питу Делакруа. Мы зовем его Крошка Пит – в отличие от Большого Эла.

У клуба Крошки Пита они застали похожую картину: вокруг него толпились многочисленные желающие проникнуть внутрь. Лина окончательно сникла.

– Брет, нам туда ни за что не пробиться, – жалобно пропищала она.

– Не дрейфь, малышка, Великий Брет все устроит!

Брет переговорил со швейцаром, и тот передал его просьбу кому-то в зале. Минуты через три оттуда поступил ответ, и толпа расступилась перед ними, словно Красное море перед Моисеем. Прямо у входа их встречал обильно потеющий шарообразный коротышка с весело поблескивающими голубыми глазками и окладистой рыжей бородой.

– Медвежьи Когти! Привет, старина, давненько же ты не показывался, дружище!

Брет широко распахнул объятия, сгреб коротышку в охапку и поднял его вверх. Тот звучно облобызал его в обе щеки.

Расхохотавшись, Брет опустил приятеля на пол.

Потер ладонью щеки.

– Чертовски же колючая у Тебя борода, Пит.

Сбрил бы ты ее, что ли…

– Ни за что! Цыпочкам очень даже нравится, – возразил коротышка и бросил вопросительный взгляд на Лину.

– Лина Маршалл, познакомься с Питом Делакруа.

Пит в этих местах лучший после Эла Херта трубач.

– Что значит после? – возмутился Пит. – Я лучший трубач во всем мире! – Он склонил голову к плечу и пристально уставился на Лину. – Похоже, вы друг к другу неравнодушны, а?

Брет смущенно взглянул на Лину, ткнув Пита кулаком в плечо.

– Хватит болтать чепуху. Столик найдется?

– Для тебя всегда найдется. За мной, ребята!

Пит Делакруа направился в глубину зала, расчищая себе дорогу по-барски надменными жестами, локтями, тычками под ребра. Как ни странно, никого это не обижало. Все только влюбленно улыбались этому коротышке, явно польщенные даже таким проявлением внимания с его стороны.

– Он сопроводил их к маленькому столику у стены на полпути к сцене, что создавало хотя бы иллюзию уединения в битком набитом зале.

– Сейчас подошлю нашу девушку с напитками, – пообещал Пит.

– Мне спиртного не надо, – поспешил предупредить его Брет. – Чего-нибудь полегче.

Музыкант расхохотался:

– Вот тебе и Медвежьи Когти! Вырос на шипучке с сарсапарилем, а? А тебе что, Лина?

– Бренди.

– Сей момент будет бренди. А мне нужно на сцену. Отдыхайте, ребята!

В ожидании напитков Лина осматривала зал. Публика была пестрой, шумной и веселой. Однако, когда Пит шустро взбежал по ступенькам на сцену, в зале мгновенно воцарилась тишина.

Пит шагнул к микрофону и бросил в аудиторию:

– Готовы, ребята?

– Готовы, Пит! – взревел в ответ зал.

За спиной Пита появились и заняли свои места музыканты. Пит Делакруа взял в руки трубу и, взмахнув ею, как дирижерской палочкой, подал сигнал к началу выступления. Зазвучала всем знакомая мелодия «О, неужели он не нагулялся».

Через пару тактов Пит повернулся лицом к публике, воздел трубу к потолку и вплел свою партию в стройную полифонию ансамбля – негромкий, сипловатый и совершенно чарующий звук.

Брет через стол улыбнулся Лине, но она была полностью поглощена музыкой, отбивая ладонью ритм по столешнице. Не она одна – люди вокруг них с энтузиазмом следовали ее примеру, но ничто не могло перекрыть высокие и проникновенно чистые ноты солирующей трубы. Закончив первую мелодию, музыканты без паузы перешли ко второй – «Услада ночного гуляки».

Брет наблюдал за сменой выражений на лице Лины. И совершенно неожиданно для себя осознал, что влюблен в эту девушку. Мысль эта его глубоко взволновала и ужаснула одновременно. После стольких легкомысленных увлечений и двух плачевно оборвавшихся романов он наконец-то встретил женщину, которую так долго искал. Странно, но ему бы хотелось, чтобы любимая женщина была чужда спорту до такой степени, что не могла бы отличить пас рукой от удара ногой с рук Тот факт, что Лина тонко разбиралась в футболе, его просто пугал. А что, если она докопается, что Брета приводит в ужас эта игра с ее физическими столкновениями и травмами?