Текст книги "Братство талисмана"

Глава 24

Утром мы нашли куклу Тука. Она лежала на виду, совсем недалеко от тропинки. Даже странно, что мы не заметили ее раньше. Я попытался определить, не в этом ли месте мы искали пропавшего монаха, но не вспомнил ни одного подходящего ориентира.

Раньше у меня не было возможности хорошенько разглядеть игрушку. Я держал ее в руках только один раз, когда мы застряли на ночь в красном доме неподалеку от города. Но теперь я невольно проникся печалью, которую выражало это грубо вырезанное из деревяшки лицо. Тот, кто создал куклу, либо являлся примитивным существом и по чистой случайности смог придать ее лицу такое выражение, либо это был искусный мастер, сумевший несколькими движениями резца передать всю безнадежность и растерянность, которые испытывает разумный человек, столкнувшись с тайнами мироздания.

Лицо куклы, отдаленно напоминавшее человеческое, было искажено вследствие осознания какой-то истины, причем не такой, которую ищут, а из разряда тех, что обрушивается на тебя внезапно.

Рассмотрев игрушку, я хотел было снова от нее избавиться, но она словно бы пустила в меня корни и не собиралась отпускать. Ее также можно было уподобить охотнику, который не желает отказываться от своей добычи. Когда я попытался отбросить куклу в сторону, у меня не только пальцы не разжались, но даже и замахнуться не получилось.

А ведь приблизительно то же самое произошло в свое время и с Туком, вот только, в отличие от меня, он был добровольным пленником: роковая игрушка очень много для него значила, наш монах видел в ней то, чего не мог увидеть я. Возможно, некий символ или объект поклонения, недаром же Сара упомянула про Мадонну… Так или иначе, сам я ничего подобного разглядеть не сумел.

И вот теперь я, уподобившись Туку, шел по тропе с прилипшей ко мне куклой и страшно злился на себя, но не только из-за того, что не мог от нее избавиться, а из-за того, что эта дурацкая игрушка до некоторой степени делала нас с исчезнувшим монахом побратимами. А ведь он мне никогда не нравился; честно говоря, я в жизни никого не презирал больше, чем этого чокнутого святошу.

Мы двигались в обратном направлении по огромному голубому плато; очертания лиловых гор у нас за спиной с каждым днем становились все более размытыми и постепенно превращались в лиловое облако на горизонте.

Я гадал: почему Найт в первых абзацах своей рукописи просто зациклился на голубом цвете? Возможно, так на него подействовала атмосфера плато, по которому он шел в сторону гор? Странник оставил Роско у ворот в долину, а робот в результате вернулся по той же тропе в белый город, где в силу собственной тупости стал пленником гнома.

Спустя несколько дней, скорее от скуки, чем из любопытства, я снова открыл ящик Найта. Теперь я решил изучить рукопись с самого начала, читал внимательно, не торопясь, один фрагмент за другим: страниц было много, а почерк старика становился все мельче и неразборчивее. Я исследовал рукопись, словно ученый пергаментный свиток, обнаруженный в каком-нибудь древнем монастыре. Я не пытался отыскать там полезную информацию, мне хотелось понять, что могло сподвигнуть Странника написать чушь в таком грандиозном количестве. Как устроен мозг этого человека? Я вчитывался в бессмысленные строчки и пробовал найти в них хотя бы зерно истины, которое еще могло прятаться в его подсознании.

Но, увы, ничего такого я там не нашел: это была невразумительная и недоступная для понимания нормального человека писанина, бред абсолютного идиота, который Найт фиксировал на бумаге, не заботясь о том, имеют ли его слова хоть какое-нибудь значение.

И только на десятый день, когда до пустыни оставалось всего два перехода, я наконец добрался до отрывка, в котором можно было уловить определенный смысл.

Эти существа ищут голубое и лиловое знание. Они ищут его по всей Вселенной. Они ловят все, что способно думать. Не только голубое и лиловое, но весь спектр знания. Специально заманивают его на необитаемые планеты, вытягивая из глубины космоса и времени. Из синевы времени. Они улавливают его при помощи деревьев и хранят до поры золотого урожая. Огромные сады с могучими деревьями на мили уходят к небу. Деревья окунаются в мысли и знания, как планеты окунаются в золото Солнца. И это знание – их плоды, которые питают тело и мозг. Они круглые, длинные, твердые и мягкие. Они синие, золотые и лиловые. Иногда красные. Они созревают и падают, а потом их собирают. Урожай – это сбор, а плодоношение – рост. И то и другое – голубое и золотистое.

Дальше Найт снова скатывался в бессмысленный бред, где, как и на протяжении всей рукописи, главную роль играли цвет, форма и размер.

Я заново перечитал этот абзац и вернулся к предыдущим страницам в надежде найти намек на то, кто такие «эти существа», о которых идет речь, но никаких подсказок не обнаружил.

Тогда я отложил рукопись и допоздна просидел у костра, раздумывая над загадочным фрагментом про деревья. Был ли это все тот же бред полусумасшедшего? Или в какой-то момент на Найта снизошло просветление и он – в своем обрывочном стиле, с вывертами – успел зафиксировать что-то, похожее на факты? Или он был не таким уж психом, как я думал, а рукопись написана в такой манере ради маскировки, чтобы иметь возможность передать некое важное послание тому, кто сможет ею завладеть? Хотя нет, последнее маловероятно. Если бы у Странника хватило ума настрочить такое зашифрованное послание, то он наверняка нашел бы способ покинуть эту планету, чтобы унести в Галактику добытые знания.

И, кроме того, если рукопись – зашифрованное послание, то как он сумел все это разнюхать? Может, где-то в городе хранится летопись, где подробно изложена вся история? Или Найту довелось побеседовать с кем-то, кто объяснил ему, почему эту планету превратили в плодоносящий сад? Или, допустим, это Роско каким-то образом узнал правду? А что, он ведь был не простым, а телепатическим роботом. Эх, жаль, что мозг его безнадежно поврежден.

А Роско опять уселся рядом со мной на корточки, расчистил перед собой землю и, потихоньку что-то бормоча, выводил на ней непонятные для меня символы.

Я даже хотел было задать ему пару вопросов, но передумал. Что можно узнать у робота с помятой кентаврами черепной коробкой?

На следующее утро мы снова отправились в путь и на второй день вышли к нашему тайнику, где пополнили запасы воды и продовольствия. Нагрузили все это на спину Роско и выдвинулись в пустыню.

Шли в хорошем темпе. Миновали поле, на котором я бился с кентавром, и без остановок пересекли тот самый овраг, где обнаружили Старину Пэйнта. По дороге мы натыкались на старые кострища; почва вновь стала красно-желтой; где-то вдалеке опять гоготали и кулдыкали свистуны и колоброды, попадались и другие странные обитатели пустыни. К счастью, никто не пытался помешать нашему продвижению, и мы шли, пока были силы.

Теперь у нас появилась компания, правда призрачная. Сара ехала верхом на Пэйнте, Тук брел в своей коричневой сутане и вел за руку спотыкающегося Джорджа. Ух забегал далеко вперед, чтобы разведать местность. Я даже поймал себя на том, что кричу ему, чтобы не убегал так далеко, потому что тогда мой друг не сможет меня услышать. Бывали моменты, когда я верил в то, что они действительно идут вместе с нами. Но даже когда я понимал, что это не так, мне нравилось думать, что я их вижу. Только одна деталь вселяла тревогу и сбивала с толку: Тук шел, прижимая к груди куклу, и точно такая же лежала у меня в кармане куртки.

Кукла больше не цеплялась к моей руке, и теперь я без труда мог ее выбросить, но, сам не знаю почему, не стал этого делать. Мне почему-то казалось, что она должна оставаться со мной. По вечерам я сидел у костра и, испытывая одновременно отвращение и восхищение, вглядывался в ее лицо. Восхищение постепенно вытесняло отвращение. Я надеялся, что в один прекрасный момент смогу вместить в свое сознание все, что выражает это лицо, и тогда наконец избавлюсь от дурацкой игрушки.

Кроме того, я, конечно, продолжал изучать рукопись Найта и уже на самом последнем листе прочитал следующее:

Деревья – это высота. Деревья тянутся ввысь. Им всегда мало. Им вечно хочется большего. То, что я пишу о деревьях и о пойманном в ловушку знании, – истинная правда. Вершины – это туман и иллюзия, синий туман…

То, что я пишу о деревьях и о пойманном в ловушку знании, – истинная правда.

К чему вдруг это замечание посреди откровенного бреда? Найт сделал его, дабы подкрепить и защитить все то, что написал на предыдущих страницах? На старика снизошло очередное просветление? Хотелось бы верить, но как узнать наверняка?

На третий день мы увидели город. Он возвышался далеко впереди, как устремленная к небу заснеженная гора.

Глава 25

Дерево по-прежнему лежало там, куда его повалил луч моей лазерной винтовки. Пень, срезанный по диагонали, поднимался к небу, словно наконечник гигантского копья. Ствол вытянулся на несколько миль, листва пожухла, обнажив ветки и сучья.

За деревом виднелся силуэт здания из красного камня, в котором мы укрылись, когда нас обстреливали разрывающимися стручками. Я снова услышал – не знаю, может, будет правильнее сказать «вспомнил» или «вообразил», – как хлопали под куполом того здания крылья миллионов невидимых птиц, которые летели из ниоткуда в никуда.

От дерева страшно смердело, а когда мы к нему приблизились, я увидел, что круглая лужайка вокруг пня просела и превратилась в яму. Вот оттуда и поднималась эта жуткая вонь. Яма была наполовину заполнена маслянистой жижей. Мы взобрались на пригорок неподалеку, и я разглядел плавающие в этой жиже скелеты: они были покрыты слизью и все странным образом перекручены, но это определенно были скелеты.

Сразив лазером дерево, я погубил не только этого одинокого гиганта, но целое сообщество мелких живых существ, которые жалобно скулили и обвиняли нас, толпами покидая поверженный ствол. А теперь вот выясняется, что погибла еще одна колония неких причудливых созданий, которые обитали в резервуаре под деревом. Все эти твари каким-то образом были привязаны к дереву, и все они умерли, когда умерло дерево. Сейчас от них не осталось и следа. Возможно, после смерти они высохли и превратились в пыль, которую унес ветер.

И это сделал я. Все они погибли из-за меня. Я намеревался всего лишь обезвредить дерево, а убил столько живых существ. Я утешал себя тем, что с моей стороны это была чистой воды самооборона. Нечего было нарываться. Дерево первым на нас напало, и я имел полное право нанести ответный удар. Такое уж у меня правило, и оно вырабатывалось годами: обидчики всегда получают по заслугам. И кстати, мои действия возымели эффект: на протяжении всего долгого пути на север к лиловым горам, а потом и обратно ни одно дерево ни разу не попыталось нас обстрелять. Гигантские растения как будто передавали друг другу по цепочке: не трогайте этого парня, себе дороже выйдет. Деревья, разумеется, не знали, что я остался без оружия, и, видно, решили не рисковать понапрасну.

Роско легонько поскреб меня по плечу металлическими пальцами. Я обернулся: он показывал в ту сторону, откуда мы пришли.

О господи, на нас надвигалось целое стадо монстров. Может, мираж? Да нет, какое там! Это были живые твари, явно из породы тех, чьи огромные скелеты мы обнаружили в овраге, откуда потом высвободили Пэйнта. Они бежали на огромных задних лапах, выставив вперед передние с острыми блестящими когтями и удерживая равновесие с помощью отведенных назад мощных хвостов. При виде нас страшилища скалились, и даже с такого расстояния становилось ясно, что ничем хорошим встреча с ними не закончится. Возможно, они уже давно шли по нашему следу и вот теперь впервые решили явить себя во всей красе.

Понимая, что гиганты могут легко разделаться со мной, как с теми несчастными, которые навеки остались в овраге, я не стал дожидаться их приближения; скатился с пригорка и помчался к тропе, которая вела в город. На бегу выбросил тяжелый щит; меч стучал по ноге, я также на бегу нащупал пряжку перевязи, но споткнулся о меч и кубарем полетел вперед. Я пропахал бы лицом землю, если бы в самую последнюю секунду крепкая рука не ухватила меня за перевязь и не приподняла. Теперь я просто болтался взад-вперед, наблюдая боковым зрением, как двигаются, превращаясь в смазанное пятно, металлические ноги Роско.

Боже, как он бежал – развил просто невероятную скорость!

Я попробовал повернуть голову, чтобы оценить наше месторасположение, но земля была слишком близко, и я ничего толком не увидел. Болтаться так было некомфортно, и чувствовал я себя весьма глупо, но решил ничего не предпринимать и просто не мешать Роско.

Наконец у меня перед носом появилась мостовая. Робот рывком поднял меня повыше и поставил на ноги. Голова слегка кружилась, и меня немного пошатывало из стороны в сторону, но я сразу узнал узкую улицу с высоченными белыми стенами, по которой мы уходили из города.

За спиной послышались злобный рев и звук яростных ударов. Я обернулся и увидел, как огромные твари, что нас преследовали, в тщетных попытках протиснуть свои туши в улицу-ущелье и добраться до нас остервенело, но бессильно кидаются на городские стены. Но, к счастью, мы были в безопасности; теперь мне стало понятно, почему улицы здесь такие узкие.

Глава 26

Корабли-призраки по-прежнему стояли на белом посадочном поле, словно на дне гигантской чаши, стенками которой служил сам город. Поле было все таким же идеально чистым, тишина стояла гробовая, и никакого движения вокруг, даже легкий ветерок не дул.

Усохшее, сморщенное тело гнома болталось в петле, перекинутой через балку веревки. Сам склад, как и в прошлый раз, был завален коробками, узлами и тюками. Лошадок нигде не было.

Каменные плиты в просторной комнате с выходом на пандус были на месте, и встроенная в стену панель управления тоже никуда не делась. Одна из плит светилась, демонстрируя кошмарный мир только что народившейся планеты: ее наполовину жидкая, наполовину затвердевшая поверхность слабо пульсировала, повсюду появлялись воронки из раскаленной лавы, от горячей воды поднимался пар, а на горизонте виднелись изрыгающие пламя и клубы черного дыма вулканы.

Роско снял со спины поклажу и пристроил ее возле двери, которая вела на пандус. Теперь он сидел на корточках и скреб пальцем по полу, но следов там не оставалось, а сам робот, как ни странно, в кои-то веки хранил абсолютное молчание.

Разломав прихваченную со склада деревянную скамью, я разводил на полу костер и предавался невеселым размышлениям, чувствуя себя настоящим варваром, этаким дикарем в заброшенном городе высокоразвитой расы, исчезнувшей неведомым образом. Еще один варвар, сказал я себе, болтается в петле в соседней комнате, тогда как искусственный интеллект бьется над решением некоей задачи, суть которой наверняка и сам толком не понимает.

Сложно было представить, что Роско соображает, что делает: похоже, он просто получал удовольствие от самого процесса. Весьма сомнительно, что изначально он вообще был запрограммирован на все эти сверхсложные вычисления. Я призадумался: интересно, а могло ли быть так, что кентавры, играя его черепной коробкой в поло, не только вышибли из робота здравый смысл, но и вколотили в него гениальность?

Солнце миновало зенит, и нижняя часть улицы погрузилась в темноту, однако, если задрать голову, можно было увидеть, что верхние этажи зданий еще заливает солнечный свет. Кроме того, оттуда, сверху, доносился слабый свист ветра, тогда как на нижних уровнях царил полный штиль.

Пустынный белый город. Почему же обитатели его оставили? Что заставило их уйти? Произошла некая масштабная катастрофа? Хотя это вовсе не обязательно. Вполне возможно, что ничего страшного с ними не случилось. Они выполнили свою задачу, для решения которой и служил этот город, а потом просто ушли, отправились на другие планеты, где их ждали иные дела, или же продолжили там свою миссию. Но в чем заключалась эта миссия? Неужели все сводилось только к гигантским деревьям? Надо было их посадить, а потом выступать в роли заботливых садовников, пока деревья не вырастут достаточно, чтобы больше не нуждаться в уходе? Это могло занять сотни лет, а может, и тысячи. К тому же разведка местности и подготовка к посадке растений наверняка заняли не один год. Еще надо было вырыть хранилища для семян и развести в достаточном количестве грызунов, которые станут их собирать. Просто колоссальный труд.

Но если гигантские деревья действительно были посажены с целью, на которую намекал в своей рукописи Найт, все многочисленные усилия стоили того.

Каждое дерево – принимающая станция, занимающаяся сбором информации. Как именно они это делают, загадка. Может, улавливают исходящие с других планет ментальные волны? По всей Галактике установлены миллионы приемников, которые перехватывают ментальные волны, тщательно отфильтровывают их, обрабатывают и дополняют, а потом хранят, пока за ними не явятся «садовники», которые через определенные промежутки времени собирают «урожай». Судя по всему, знание хранится в семенах. Но вот вопрос: в каком виде? Может, оно преобразуется в сложный ДНК-РНК-комплекс, изменяющий характеристики полинуклеотидов таким образом, что в нем способны содержаться самые разнообразные знания, а не только биологическая информация?

Я даже вспотел, размышляя над этим.

В ямах, куда грызуны сбрасывают «урожай», хранятся просто немыслимые сокровища. Любой, кто доберется до этих семян и сумеет взломать код, завладеет интеллектуальными ресурсами всей Галактики. «Садовники» прекрасно это понимали, а потому предприняли надлежащие меры, чтобы исключить утечку информации об удивительной планете. Чужаки могут на нее заявиться, их даже специально заманивают наводящим лучом, когда они появляются относительно недалеко отсюда (разумеется, недалеко по космическим меркам). Но, когда они здесь оказываются, у них уже нет шансов вернуться и унести прочь добытые знания.

Интересно, как часто эту планету навещают «садовники»? Может, один раз в тысячу лет. Уж за тысячу лет во Вселенной наверняка появляется что-нибудь стоящее. Или «садовники» больше сюда не возвращались? Вдруг с ними что-то случилось и они прекратили свои вылазки за «урожаем»? Или вообще забросили весь этот проект, посчитав, что он не стоит их усилий? Не исключено, что со времени постройки города и посадки деревьев прошли тысячелетия. «Садовники» уже вполне могли превратиться в зрелую или даже дряхлую расу, так что теперь вся эта затея не соответствует их взглядам и ценностям, а кажется лишь наивным юношеским заблуждением.

От долгого сидения на корточках у меня затекли ноги; протянув руку к полу, чтобы опереться и сменить позу, я задел лежащую в кармане куклу. И тут мне в голову пришла еще одна мысль.

«Садовники» и строители города не были первопроходцами. До них эту планету населяла другая раса, это ее представители возвели на окраине города дом, похожий на церковь. И один из них вырезал куклу. И пожалуй, это было гораздо большим достижением – на интеллектуальном и эмоциональном уровне.

А теперь и те и другие бесследно исчезли. Я был представителем еще одной расы, может и не такой великой, но и мы, люди, тоже не лыком шиты. Так или иначе, я попал сюда и узнал всю правду об удивительных сокровищах. Они были реальными и стоили гораздо дороже, чем миф, за которым гонялся Найт. Странник, судя по его записям, уже давно все понял, но к тому времени, когда Найт узнал о несметных богатствах, он, видимо, был настолько поглощен охотой за своим фантомом, что счел их чем-то несущественным.

Жалкий идиот, упустил такой шанс.

Хотя, возможно, он просто-напросто смирился, когда понял, что никогда не сумеет покинуть эту планету.

Однако сам я сдаваться не собирался. Выход всегда есть, надо только хорошенько поднапрячься и поискать его. Никакая шайка тупых «садовников» не сможет меня здесь удержать.

Я решил сначала поесть и немного отдохнуть, а потом уже вплотную заняться другими мирами, представленными на панели управления. Да, Сара говорила, что они наверняка необитаемы и изолированы, но это еще предстояло проверить. Все, что мне было нужно, – любыми средствами попасть хоть на какой-нибудь звездолет и вырваться отсюда.

Некоторое время я колебался, как следует поступить с мертвым гномом, и в конце концов решил ничего не предпринимать. Какой смысл вынимать удавленника из петли, если я все равно не знаю, что делать с телом дальше? Да и вообще, это был его собственный выбор, с какой стати мне вдруг вмешиваться и что-либо менять.

«Любопытно, – подумал я, – что гном таким образом подчеркнул свою принадлежность к гуманоидам. Ведь в целой Галактике никто, кроме гуманоидов, не вешается».

Я посмотрел на Роско. Он перестал выводить свои формулы и теперь сидел, вытянув перед собой ноги, безмолвно и неподвижно, и вид у робота при этом был такой, словно бы на него вдруг обрушилась истина, осмыслить которую бедняга не в силах.